Текст книги "Гавань разбитых ракушек"

Автор книги: Ника Муратова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Торопитесь?

Денис глянул на нее, слегка повернув голову.

– Да не так уж. Просто завтра на работу рано вставать.

– Интересная работа?

– Да.

Вот любопытный какой! Ольга возмутилась. Он так ее расспрашивал, словно она обязана отвечать.

– А что вы все про меня да про меня. А сами что? Тоже в налоговой работаете, как Жорка?

– Нет, не тоже. Мы с ним не по работе знакомы.

– Вы совсем не похожи на Жору.

– В каком смысле?

– Во всех смыслах. Никогда бы не подумала, что у Жоры есть такие друзья.

Он улыбнулся. Впервые за вечер.

– Значит, бывают. Вы тоже не очень типичная для него подруга.

– Ну, меня-то подругой можно только с большой натяжкой назвать. Кроме школы, нас ничего не связывает. Хотя Жорка прикольный.

Она покосилась на его сосредоточенное лицо. Н-да, чего не скажешь о его друге.

Вереница машин медленно сдвинулась с места. Оказалось, что впереди оборвались электропровода под большим напряжением, упав на дорогу. Ждали, пока их уберут.

Он довез ее до дома, высадил у подъезда.

– Спокойной ночи.

– И вам, – бросила она.

Странный типчик. Всю дорогу он так или эдак выспрашивал о ее жизни. И было совершенно непонятно, делает он это из простого интереса, чтобы скоротать дорогу, или заинтересованность более глубокая. Димыч еще не спал, находился в полной нирване от скачанной проги и уже проделывал с нею всяческие чудеса.

– Как посидели?

– Да никак. Зря сходила. Бестолковый Жора набрал компанию из четырех человек и ради этого вытащил меня. Сумасброд. Давай баиньки. Завтра рано вставать, жаль, что еще не пятница.

– Ты иди, я сейчас.

Димыч уже отвернулся к монитору, и Ольга поняла по его горящему взгляду, что в ближайшие три часа ей его не дождаться. Она смыла косметику, зачем-то долго и пристально разглядывала свое лицо в зеркале, потом фигуру, анфас – нормально, в профиль – надо бы живот немного убрать. Бесконечные пиццы и бутерброды, резко сменившие домашние салаты и овощные запеканки, безжалостно выпятились в складочках живота, предательски приютившись чуть ниже талии и на бедрах. На тренажеры времени нет совсем, что делать-то? Бегать, может, по утрам? А где? Вдоль загазованных дорог? Хотя нет, недалеко от прудов есть небольшой парк. Она твердо решила начать пробежки не позднее выходных, может, и Димыча удастся подбить, хотя вряд ли, не его профиль.

Через три дня Калахан прислал ей вопросник и материалы для презентации. Презентация оказалась простой и привычной, она подобные уже проделывала много раз, взяла старые слайдовые презентации в «Пауэр Пойнте», внесла чуток изменений – и вуаля, готово. С вопросником дело обстояло куда более запутанно. Вопросы были составлены вразброс, темы скакали от снабжения чистой водой до планирования семьи, от социальных выплат до стерилизации женщин. Не было четкой, стройной линии и вообще ясности, какие выводы для программ «Здорового поколения» можно сделать из такого чересчур обширного списка тем. Вероятность, что их НПО с крошечным бюджетом когда-нибудь сможет развернуть масштабные проекты, была настолько мала, что целесообразность вопросника сводилась к нулю. Если не считать общего сбора информации в регионе. Но об этом Ольга предпочитала не думать. Зачем? Не ее ума дело. Она – человек маленький, ее дело – связи с общественностью. То, что за кадром, – пусть остается для начальства Калахана.

Она же, в свою очередь, переделала вопросник в легко воспринимаемый формат, перевела на русский и отдала Светке распечатать для нее несколько десятков экземпляров.

В воскресенье она, как и запланировала, направилась на пробежку, надев серо-розовый трикотажный спортивный костюмчик, легкую шапочку в честь прохладного весеннего утра, МП3-плеер с наушниками. Димыч, как и следовало ожидать, помялся-помялся и отказался. Друг его Славка, проживающий с ними в той же квартире, называемой Ольгой коммуной, тоже отказался составить компанию. Эти два заядлых компьютерщика готовы были провести за монитором сутки, и на свежий воздух их было просто невозможно вытащить.

Ольга, полная решимости пробежать не менее десяти кругов вокруг парка, подкатила на велосипеде ко входу. За день до этого она пробежала семь кругов, и к вечеру у нее ничего не болело, вопреки ожиданиям, из чего она заключила, что нагрузка была недостаточной. Прицепив велосипед цепью к ограде у ворот стоянки машин, Ольга легкой трусцой побежала по дорожке среди раскидистых кленов. Музыка и ритм бега так увлекли ее, что она совершенно отключилась от внешнего мира, глядя только себе под ноги. Минут через пять рядом с ней поравнялась фигура коллеги по утреннему спорту. Она мельком взглянула на него, с некоторым даже раздражением, потому что успела уже погрузиться в одиночество и не хотела ничьей компании.

– С добрым утром!

Денис Родионов как ни в чем не бывало поприветствовал ее, непринужденно козырнув. Ольга кивнула. Вот тебе на! Откуда он здесь взялся? Помнится, он говорил, что живет далеко отсюда и ехал в эти края на какую-то встречу. Может, пассия здесь проживает по соседству? Тоже, как и Димыч, не любительница пробежки по утрам, по всей видимости.

– Как жизнь?

Он совершенно не задыхался, натренированный организм с видимой легкостью справлялся с довольно быстрым темпом.

– Прекрасно. Только я не могу разговаривать на бегу, дыхание сбивается.

– Тогда увидимся у входа в парк чуть позже?

– Отлично.

Он рванул вперед, быстро оторвавшись от нее. Обогнал ее еще раз пять, пока она останавливалась и переводила дыхание, а потом она видела, как он отжимается в траве, поджидая ее. Она нарочно не торопилась. Опозорившись со своей плохой физической формой, она вовсе не хотела встретить его насмешливый взгляд. Однако он не смеялся. Напротив, предложил ей присесть на скамью и отдышаться.

– Зря вы так начали резко. Второй день, и сразу такую нагрузку. Надо бы понемногу добавлять, не торопиться, тогда и тело легче в ритм войдет.

Ольга тяжело дышала и с трудом разговаривала. И все же она не упустила того, что он знает о ее вчерашней пробежке.

– Я вас вчера не видела.

– Я уже уходил, когда вы пришли. Не заметили, наверное.

– Наверное.

Чепуха какая. Он что, поздороваться не мог, если видел ее?

– А вы здесь каждый день?

Он кивнул.

– Почти. Но нечасто.

– Как это?

– Как получается. В общем-то сегодня я здесь именно из-за вас.

Брови на Ольгином лице поползли вверх.

– Не поняла?

– Из-за вас. Мне надо с вами поговорить, другого способа не придумал.

– А просто позвонить нельзя было? Постойте, – перебила она саму себя. – Вы что же, следили за мной?

– В некотором роде.

Она не знала, смеяться или негодовать. На маньяка он не был похож, но нормальными его действия тоже не назовешь. Она решила, что разумнее всего будет промолчать и дать ему сказать все, что он хочет сказать. Ну Жорка, удружил.

– Мне следовало с вами поговорить еще тогда, на встрече с Жорой, но вы в тот вечер были не в том настроении, так что решил отложить.

– О чем, Денис? О чем поговорить? Что за тайны мадридского двора? Ничего не понимаю.

– О работе.

– Чьей?

– Вашей, Ольга, вашей.

– А что с моей работой?

– Вы, кажется, едете в командировку скоро?

Это уже напрягало. Откуда такая информированность? Ольга прищурилась. Всю беззаботность и утреннее настроение как рукой сняло.

– Еду, и что?

– Именно по этому поводу и хотел поговорить.

Ее вдруг осенила догадка.

– Вам что-то надо передать?

Он улыбнулся.

– Нет, нет. Дело не в этом. Мне необходимо ваше обещание, что результаты опроса вы для начала скопируете для меня, а потом отдадите своему драгоценному шефу. Уж очень они интересные.

Она просто задохнулась от возмущения. Но в ту же секунду ей стало немного страшно. Родионов смотрел на нее так серьезно, так пристально, что возмущаться и называть его идиотом было как-то боязно. Умные люди слывут умными не столько из-за количества информации, которой они обладают, сколько из-за способности анализировать и складывать кусочки имеющейся информации. Ольга, обдумывая его слова и ситуацию в целом, вспомнила разговоры с Димычем о том, что их офисную переписку кто-то просматривает. Это вписывалось в общую картину. Информированность Дениса, его выход на Ольгу, требования. Более простого и реального решения ей в голову не пришло. Все НПО находились под колпаком, это не было секретом. Димыч как-то пытался разгадать, кто же из их сотрудников работает информатором, сошлись на Мыськине и после этого часто втихую подтрунивали над ним. Пока Ольгу не допускали к более или менее интересной информации, она была никому не интересна. А теперь, похоже, ее голова высунулась чуть дальше уровня, где колебалась средняя масса сотрудников, и ее заметили.

– С Жорой, значит, я не просто так встретилась?

– Метко.

– А если я… не соглашусь? Почему вы решили, что меня заинтересует ваше предложение?

– Потому что это не предложение. Это требование.

– На каком основании?

– На том, прекрасная Ольга, что вы прекрасно понимаете, чем занимается ваша организация и на каком месте у нее стоит помощь здоровью поколения, а на каком сбор информации. Сотрудники ее делятся на тех, кто ничего не знает, как ваш друг Дима, например, и на тех, кто знает много и сотрудничает. Правда, с кем сотрудничает, это уже выбор сотрудника. Вы, как я понимаю, скоро на повышение идете? Хотите оказаться на той стороне или на этой?

– А что разделяет стороны?

Он улыбнулся и ничего не ответил.

Глупый вопрос, она и сама это понимала. Вот ведь связалась. Она подозревала, что не может все идти так гладко и без запинки. Конечно, нет. Все эти международные организации разного калибра давно вызвали на себя шквал подозрений. Фонд Сороса уже выгнали из нескольких стран за наглость, а таких мелких сошек, как «Здоровое поколение», не трогали, но и держали на коротком поводке. Ольгу, похоже, собирались сделать одним из звеньев поводка. Выбор предоставлялся небольшой. Она понимала, что не сможет сделать карьеру, если разладит отношения с властями, она просто не уедет никуда – найдут способ помешать. А вот если оказать им небольшую услугу, тогда можно будет потом уехать и забыть вообще обо всех. И наших, и ваших. Действия Родионова были, конечно, примитивными манипуляциями. Она ведь могла все же плюнуть на все и отказаться. И найти другую работу в крайнем случае. Но они то ли знали ее характер и устремления, то ли просто рассчитывали на слепую удачу, если пошли так напролом.

Об этом она думала уже по дороге домой. Денис попрощался с ней, дав время на раздумье. Сказал, что сам найдет ее. Но на всякий случай оставил и свой телефон. На странной карточке с надписью «Денис Николаевич Родионов» и номером телефона.

Ей стало даже смешно – шпионские страсти прямо! И не расскажешь никому, не поверят. Почему-то ее это не так покоробило, как могло бы. Ну подумаешь, дать им копии вопросника? Что, Ольга сама не понимает, зачем НПО знать о водоснабжении, передвижении беженцев и их рождаемости? Самый ленивый и тупой – и тот сообразит. Ольга работала на них не из-за идеи, она не верила в наличие у них идей, вернее, в наличие тех идей, что красовались у них в слоганах на буклетах, распространяемых среди несведущей публики. В наличие других идей верила с легкостью.

Калахан, конечно, пел ей дифирамбы не зря. Раз Родионов заинтересовался вопросником, значит, дело тут не очень простое. Калахан хотел уверить ее в гарантированном повышении, только бы она соглашалась играть по их правилам. Ольга относилась к своей работе весьма практично – сделать карьеру, добиться повышения, уехать в другую страну в качестве консультанта-международника. А потом перейти работать в более приличную организацию и, возможно, сделать что-то полезное, а не просто рациональное. Имея в голове четкую схему своих отношений с НПО, она знала, что сотрудничество с Родионовым также является стратегическим шагом, не более. Ничего аморального Ольга в этом не видела, ведь она никого не подставляла, не предавала. Конечно, если дело дойдет до этого, тут она сразу же откажется. Принципы. Ей теперь их втройне надо придерживаться. После обвинений собственной матери.

Мама не звонила. С отцом они виделись, как и с бабушкой, но разговоры о матери она резко и категорично прерывала. И теперь, когда на горизонте замерещился крутой поворот в жизни, она с еще большей уверенностью и оптимизмом смотрела вперед. Ольга сможет прожить одна, без мамы. Она не тепличное растение, занявшее место брошенной девочки. Она пробивается наверх, пусть даже иногда окольными путями. Пусть даже с помощью других и играя на два фронта. Она ведь никому не портит этим жизнь! В этом Ольга была твердо уверена, в этом ее не упрекнешь. Она самостоятельный человек, со своими принципами. Только почему-то мать не понимает, какие принципы заставляют Ольгу бежать от нее сломя голову. Это уже не казалось важным.

Глава 6

В Дагестан с ней поехали двое прибывших из Женевы сотрудников штаб-квартиры – Софи Лисович и Жан-Ив Бриош. Калахан выбил для них пропуска в лагерь беженцев, куда они уж очень хотели заехать. Они провели два дня во встречах с правительством, Ольга сделала презентацию в местном Министерстве здравоохранения о важности проектов «Здорового поколения». Слушали вяло и скучно, но когда ее боссы упомянули, что в реализацию проектов будут вовлечены сотрудники Министерства здравоохранения и их работа будет оплачиваться из фондов НПО, аудитория заметно оживилась и стала расспрашивать, в каких именно областях они собираются работать, выпячивая наперебой достоинства и важность своих отделов.

На третий день Ольге выделили девушку и парня с первого курса медучилища, и они поехали в поселок около лагеря беженцев на окраине Кизляра. Опросив несколько семей из окружающих лагерь домов, они вошли и на территорию поселения, задав несколько вопросов его представителям. В лагере находилось около двухсот семей, что составляло более тысячи человек. Все они были этническими дагестанцами, вынужденными бежать из Чечни. Жан-Ив и Софи раздали несколько коробок витаминизированной молочной смеси для детей и буклеты.

– Мы обязательно передадим нашему руководству ваши пожелания, – заверял руководство лагеря Жан-Ив. – Я очень надеюсь, что мы сможем сделать что-нибудь, чтобы улучшить условия вашего проживания.

Ольга не вмешивалась, только переводила. Она почти наверняка знала, что обещания эти пусты, а коробки с сухим молоком – благовидный повод увидеть жизнь лагеря изнутри.

На следующий день они вернулись в Москву. Она передала оригиналы вопросников Калахану. Тот заперся с Жан-Ивом и Софи, что-то обсуждая. К вечеру того же дня она позвонила Родионову и передала копии.

Восприятие моральных ценностей – неоднозначная штука. От людей мы ждем преданности и недоумеваем, как можно эти душевные императивы попирать. Для себя же допускаем частичное следование моральным законам. Такое допущение частенько возвращается нам бумерангом и бьет по лбу весьма ощутимо. Ольга, всегда считавшая себя практически безгрешной в масштабе привычного мира, столкнулась с тем, что может, оказывается, довольно спокойно принять роль в двойной игре и не питать по этому поводу особых угрызений совести. В конце концов, успокаивала она себя, Калахан тоже делает не то, о чем говорит вслух, и их НПО преследует совсем другие цели, нежели оздоровление поколения. Возможно, есть и энтузиасты в их НПО, помогающие бескорыстно, ради одной лишь идеи помочь кому-то, но они явно в меньшинстве. Это она могла уверенно сказать, проработав три года и повстречав не один десяток консультантов. Если поставляют контрацепцию – то хотят целенаправленно ограничить рождаемость определенной группы населения. Чтобы потом меньше беженцев и иммигрантов повалили в их благополучные страны. Если лечат от туберкулеза, так потому, что боятся, что эпидемия доберется и до них. Если начинают незначительные проекты по очистке окружающей среды, то только затем, что непременно хотят находиться в данном регионе по какой-то причине. Местные же сотрудники работают на НПО в основном ради приличной зарплаты. А такие, как Панова, – ради карьеры, предполагающей и высокий оклад.

Панова имела цель в жизни – непременно вырваться за пределы привычного круга, непременно доказать себе и семье, что способна на что-то. Она знала, что ее мозги достойны того, чтобы быть оцененными. Надо только показать их с нужной стороны, проявиться. Калахан и другие боссы играют в свои игры? Что же – она будет играть в свои. И что тут такого? Неприятно, что Родионов ставит ее в неоднозначное, некрасивое в общем-то положение, все-таки доносить на кого бы то ни было не очень прилично. Но она загнана в угол, так она себя убеждала, ей нужна поддержка, ей нужна лестница, устойчиво стоящая на земле, по которой можно спокойно взбираться вверх. А потом, говорила она себе (потому что больше обсуждать эту тему было не с кем), потом она займется реальной помощью людям, потому что потом у нее будет больше власти и больше возможностей. И тогда она сможет заняться настоящей гуманитарной помощью, а не фикцией на колесиках.

– Я знаю, как ты хочешь прорваться, – сказал ей при последней встрече Родионов, перейдя на «ты» по собственной инициативе. – Ты знаешь, что Калахан хочет проверить тебя на эффективность. Мы будем помогать тебе. Станем способствовать получению интересной информации. Ты будешь помогать нам. Взаимовыгодное сотрудничество, так сказать. Тебе от этого только плюс.

Кто мы? Ольга не уточнила. Никаких документов не попросила. Ей было довольно того, что он знает об их организации столько, сколько обычным смертным недоступно знать. И ей было достаточно того, что сейчас такое сотрудничество для нее как нельзя кстати. Слаба душа человека, но что делать? Вреда, по большому счету, она этим никому не принесет. Возможно, даже польза будет – те, кто сует свой нос туда, куда не надо, будут под присмотром, и то хорошо. Был еще один фактор, о котором она не думала, но он все же подспудно управлял ее решениями. Ее дед по матери, будучи сотрудником КГБ, всегда нравился ей своей подтянутостью, интригой в судьбе и принадлежностью к некоей организации, чья деятельность всегда оставалась тайной за семью замками и вызывала трепет у простого люда. И хотя интеллигенция, к которой относилось большинство ее предков, с «органами» не особо дружила и воспринимала их деятельность крайне настороженно, Ольгу дед притягивал, его личность будоражила воображение. В отличие от папиной родни она не испытывала негатива к его работе, скорее наоборот. И вот представилась возможность попробовать себя в подобной роли – и она легко клюнула. Хотя первопричиной для себя называла возможность более быстрого продвижения с помощью таких, как Родионов.

На фоне грядущего повышения она даже подыскала себе квартирку. Но не переехала в нее. Димыч взвыл: его друг уехал на целый месяц помогать устанавливать какому-то областному предприятию локальную внутриофисную сеть, и без Ольги ему будет уж совсем одиноко. Панова не возражала – жизнь с Димычем не доставляла видимых неудобств. Их отношения были чем-то промежуточным между дружбой и сексом. Это может показаться странным человеку со стороны, но для Ольги и Димыча это было реальностью. Причем оба замечали, что со временем дружеская сторона начинала все больше и больше перевешивать. Иногда Ольга думала, что, как только секс в их отношениях сведется совсем к минимуму, им придется расстаться. Потому что вакуум неизбежно заполнится у одного из них. И тогда друга придется отодвинуть немного подальше.

Калахан продолжал расхваливать Панову перед всеми. Словно пытался подвести основу для ее последующего продвижения. А когда она принесла ему сводку по деятельности НПО в России, добытую якобы из МИДа, а на самом деле подкинутую Родионовым, он пришел в полный восторг. И даже предложил ей съездить вместе с ним на региональный съезд по развитию новых коммуникационных технологий в Будапешт. По «чисто случайному совпадению» региональные съезды и конференции всегда устраивались в местах, наиболее привлекательных с туристической точки зрения. И как бы между прочим в промежутках между очень важными и плодотворными обсуждениями, участникам предлагалась богатая программа по осмотру достопримечательностей. Но только исключительно в целях скоротать время, конечно же.

По возвращении Ольга пересеклась с Родионовым. Их встречи участились. Отношения из настороженно-деловых переросли в более или менее дружеские. Родионов по-прежнему мало улыбался, но зато чуть больше говорил. Встречались иногда в парке по утрам, а иногда и по вечерам, приютившись где-нибудь в баре.

– Зачем тебе эта работа?

У него был странный голос. Низкий, порой резковатый, с хрипотцой, иногда голос отталкивал, ставил барьеры, а иногда так располагал, словно тянул на свое тепло доверчивых мотыльков. Ольга поражалась, как он мог одними лишь интонациями настраивать ее на деловой разговор и через пять минут переключать на беседы о личном и неприкосновенном. Взгляд его при этом выражал гораздо меньше, чем голос. Серые глаза смотрели всегда одинаково: пристально, внимательно изучали. Так же внимательно в десятую встречу, как и в первую.

– Работа как работа. Почему нет? – пожала она плечами.

– Не паршиво работать на тех, чьи интересы не разделяешь?

– Чепуха, громкие слова. Ты, что ли, разделяешь интересы своих работодателей? Или их методы?

– Разделяю.

– Значит, ты редкий случай. В моей ситуации намерения как раз вполне благовидные.

– И что?

– И то. Пусть даже одному человеку будет польза, и то хорошо.

– Не совсем так. Ты вместе со своей организацией потеряла по дороге изначальную цель. И таких, как вы, много. Зачем тебе это надо? Уж лучше в бизнес иди, там хоть все четко и правдиво – ты мне деньги, я тебе товар. Никакой псевдогуманитарщины.

– Ну знаешь… Почему, по-твоему, эта самая гуманитарщина живет и процветает? Потому, что это серьезно организованное дело. Они дают работу многим людям, они поставляют в итоге помощь хоть какому-то количеству нуждающихся.

– Надеюсь, ты сама не сильно веришь в слоганы этих самых хорошо организованных организаций?

Он, казалось, смеялся над ней. Но она не сдавалась.

– Эта машина работает, что важно.

– В том-то и дело, что машина. Это не должно быть машиной, иначе теряется смысл.

– Почему же?

– Потому что ты просто не представляешь себе, до чего страшно превращать гуманитарную помощь в машину. В итоге от гуманитарной помощи остается только название. А от машины – все остальное. Поверь, я наблюдаю за этими хлопцами давно. Омашинивание – это крах. При этом еще и изначальные цели превращаются в повод, а повод используется для достижения совсем иных целей. Не мне тебе объяснять.

– Зато, – упрямо повторяла она, – они поддерживают огромное количество людей.

– Вот тебе пример: корпорация производит наркотик, не лекарство, обычную наркоту, эта организация дает работу людям и поддерживает экономику в определенной стране, но это не значит, что данная конкретная компания заслуживает благодарности. Или ты не согласна?

– Ты утрируешь.

– Правда? Вообще-то мастер утрировать у нас ты.

Хм, у нас? Ольга скривила губы. С каких пор они превратились в «мы»? Он, похоже, понял причину ее кривой усмешки. Но исправляться не стал.

– Почему ты не общаешься с родителями?

Он произнес это так, словно они уже обсуждали эту тему сотни раз. Такой неожиданный поворот темы сбил Ольгу с толку. Понятно, что он собирал о ней информацию, но это-то какое отношение имеет к делу?

– Так, дела семейные.

– Очень семейные? Не хочешь рассказать?

– С чего вдруг? Ты мне брат или сват? Удивительно, что ты еще сам не докопался.

Резкость ее, конечно же, обуславливалась болезненностью темы. И он, и она понимали это. Она не знала, куда деть руки от нахлынувшей нервозности, а он лишь следил глазами за ее беспорядочными движениями.

– Это нас напрямую не касается. Но чисто по человечески интересно. Ты не похожа на подростка-истеричку, чтобы убегать из дому без серьезного на то повода.

Он выпустил дым в сторону. Она взяла сигарету из его руки и тоже затянулась. Он молча наблюдал. Интимный и неожиданный жест. Зачем? Она почувствовала головокружение. Она давно не курила. Никотин теплой струей рассеялся в легких, проник в кровь и немедленно ударил в голову.

– Может, и был повод. Но все это чепуха.

– Твое любимое слово.

– Еще есть «несомненно».

– Не заметил.

– Плохо наблюдаешь.

– Так в чем дело?

– Решил во что бы то ни стало докопаться?

– Не хочешь?

– У меня есть духовник. Ему и рассказываю.

– Который Дмитрий?

– Возможно.

– Неважный духовник.

– Почему?

– Имеет личную заинтересованность.

– Неправда. Он пытался меня примирить.

– И тем не менее ты все еще живешь у него.

– Не у него, а с ним. Мы вместе снимаем квартиру.

– Почему не отдельно?

– Может быть, скоро. Послушай, – нагнулась она к нему. – А тебе-то что? Ну вот какая тебе разница?

– Никакой.

Он был невозмутим. Но глаза улыбались. А она бесилась от его легкой насмешки.

А потом, позже, когда она проигрывала, словно пластинку, в голове этот разговор и пыталась понять, где они перешли грань служебных отношений, она подумала, что зря не рассказала ему. Что ей до смерти хочется рассказать ему. Не потому, что ожидала, что его мнение что-то изменит. Потому, что… может быть… не наверняка… но все же он увидит в ней нечто большее, чем беспринципную карьеристку. Увидит человека, которому может быть стыдно за поступки матери, стыдно за чужую боль.

И она рассказала. При первой же возможности.

– И что ты думаешь делать? – спросил он обыденным тоном, словно она рассказала о неудачной покупке.

– В смысле? Я вроде бы уже сделала, что хотела сделать.

– Ну, это ты просто ушла от ответственности, вот что сделала. Выбрала очень простой путь. Да еще и гордишься тем, что осудила мать. Это самое легкое, знаешь ли, осудить и хлопнуть дверью.

– А за что я ответственна, спрашивается?

– Ты ведь считаешь, что мать не права, тебе стыдно за нее, тебе жаль ребенка того, я правильно говорю?

– Пока – да, – нехотя согласилась она.

– Но что-то же надо делать.

– Например?

– Найти ее не хочешь?

Ольга замерла. Родионов смотрел, как она не мигая смотрит на него, и прикидывал, через сколько минут она согласится. Он успел ее неплохо изучить. И браваду, и гордыню, и максимализм, и то, что скрывалось за ними. Он был старше ее на десять лет. Не много и не мало. Вот только для чего ни много ни мало? Само собой разумеется, он не собирался заводить с ней отношения, выходящие за пределы деловых контактов. Во-первых, инструкции таковы (но кто их не нарушает?), во-вторых, он и сам считал, что так разумнее. Девушка была со странностями, конечно. Изучив историю ее жизни, лежащую на поверхности, он представлял ее отнюдь не так, как она сама видела себя. Ему казалось, что у нее как раз нет четкой линии и цели в жизни. Все, что она называла целями, было столь размыто, она не могла бы дать ни одного обоснованного ответа, зачем ей надо то, к чему она стремится, какую ценность для нее это имеет. Ну вот взять ту же НПО, за которую она так цепляется. Шарашкина контора, выуживающая информацию в регионе, откупаясь жалкими подачками населению. В принципе, когда они под контролем, пусть себе работают. Без них и этих подачек бы не было, в конце концов. Родионов это понимал прекрасно. По большому счету, он интересовался ими совершенно по другому поводу. Ему нужна была Панова, у его работодателей намечались определенные планы, и они подыскивали персонал для их реализации. Подбором «кадров» занимался Родионов, подопечных было много, и Ольга казалась одной из подходящих кандидатур. Она не питала иллюзий по поводу гуманитарных организаций. Она видела в этой работе только лишь карьеру. Она была достаточно амбициозна, чтобы не делать шаги в сторону от намеченной линии, и ее было достаточно легко убедить в необходимости иных поступков, если подвести их под достаточно обоснованную базу. Будь это другая НПО, она вела бы себя так же, пожалуй. Пожалуй. Вот тут Родионов немного спотыкался в выводах. Тут он не знал – то ли разочарование в ее организации делает ее равнодушной и поверхностной в работе, то ли она сама по себе такая. Потому что если второе – она идеальный материал для работы. Куда ее ни определи – она сделает все, что требуется. А если первое – то, поверь она в другие идеи, может загореться и плюнуть и на Родионова, и на всех других ему подобных.

Предложение найти ее брошенную сестру пришло ему в голову спонтанно. Он убеждал себя, что просто использует возможность закинуть очередной крючок, услуга за услугу. Но ведь на самом деле Ольга и так делала все, что он просил, его никто не обязывал идти на столь личные услуги.

Ольга искала в его взгляде хоть какие-то нотки личного участия. Она не понимала, что происходит.

– А что, ты сможешь найти ее? Она где-то далеко.

– Я не могу ничего обещать. Но могу попытаться.

Она нервно забарабанила пальцами по столу, потом потерла кончик носа.

– И что это даст? Я ведь не смогу ей даже в глаза посмотреть.

– Если найдется, тогда и решишь, что с этим делать. А пока у тебя выбора нет, как я понимаю. Разве что мучить мать.

– Почему мучить? Ты считаешь, она не сделала ничего плохого?

– А мне откуда знать? Свечку не держал, обстоятельств не знаю. Тебе решать.

– Чепуха. У отказа от ребенка не может быть обстоятельств. Это нельзя прощать.

– Парик и мантию одолжить?

– Что?

– Ну раз ты на кресло судьи забралась, парик и мантия тебе нужны.

– Не знаю, что мне нужно, но уж точно не твои подколы. Можешь помочь – помоги, нет – закончим разговор.

Он опять смеялся. И опять одними глазами.

– Я попытаюсь, договорились?

Он поймал себя на мысли, что не хочет ничего обещать. В том, что найти ребенка возможно, он не сомневался. Мир тесен, а документация в архивах охраняется чутко. Но когда человек говорит «обещаю», он как бы берет на себя обязательства в одностороннем порядке. Ничего не требуя взамен. А если говорит «договорились», то подразумевает какие-то обязательства и с другой стороны. Он хотел, пусть даже и подспудно, чтобы Ольга не могла исчезнуть из его поля зрения просто так. Он хотел прикрепить к ней тонкий поводок и знать, что может потянуть его и притянуть ее ближе.