Текст книги "Гавань разбитых ракушек"

Автор книги: Ника Муратова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 20

Они поехали в сторону западной границы Гамбии. По дороге, километров за десять до границы, их остановили на стол-пункте – паспортный контроль. Женщина в униформе сняла солнцезащитные очки с Ольги, вглядевшись в ее лицо, осмотрела багажник. Делалось все нарочито небрежно, ждали реакции – только Родионов попытался напомнить о неприкосновенности их машины, женщина предупредительно переставила руки на оружие. Спорить было бесполезно, им нужна была взятка, а для взятки – повод. Не добившись инцидента, их отпустили.

Там, водами маленькое соленой реки, впадающей через несколько километров в Атлантический океан, Гамбия отделялась от Сенегала. Река была с километр вширь, вдоль берегов тянулись мангровые деревья с оголенными корнями, усыпанными устрицами. На густо переплетенных корнях повисли обезьяны, пришедшие к воде. Это и была граница с Сенегалом. Никаких опознавательных знаков, никакой охраны, ничего, что указывало бы на то, что здесь заканчивается территория одной страны и начинается другая. Около реки с гамбийской стороны, в Картонге, кипела разнообразная деятельность. Вдоль берега на деревянных балках рыбаки распластали скатов, которых предварительно обильно посолили и теперь высушивали на солнце. Скаты превратились в твердые плоские треугольники, покрытые белесым налетом соли и распространяющие терпкий рыбный запах по всей округе. Туземки в разноцветных длинных юбках, обмотанных вокруг бедер, и таких же цветастых головных уборах в виде причудливо завязанных кусков материи неторопливо переворачивали рыбу, следя, чтобы она просушилась основательно. В таком состоянии рыба подолгу не портилась, что было важно в условиях, где не было холодильников. Высушенную рыбу рубили на куски и продавали на рынке. Когда приходило время готовить из нее что-либо, ее обжигали на огне, а затем бросали в котел.

Недалеко от бревен с рыбой стояла невысокая хижина с соломенным настилом. Хижина состояла из открытой со всех сторон комнаты с видом на реку и маленькой кухоньки, где готовили пиццу и держали напитки для продажи. Когда-то эту пиццерию открыли два итальянца, Риккардо и Жозе, приехавшие в Африку в поисках приключений. Их пицца слыла самой лучшей в Гамбии, и в эту глушь на границу приезжали иностранцы со всей страны. Однако вскоре их несколько раз обокрали, и Риккардо заявил, что больше здесь не останется, собрал свои нехитрые пожитки и основал пиццерию в другом месте. С такой же непринужденной обстановкой и такой же вкусной пиццей, как это было в Картонге. Хижина досталась местному пареньку Осману, который, пользуясь прежней славой места, убеждал всех приезжающих, что его пицца даже лучше прежней. Однако мало кто решался проверить это на деле. Чуть поодаль от пиццерии рыбаки сушили сети и ракушечник. Холмики белых ракушек были помечены палками с разноцветными тряпицами – так каждый из рыбаков отмечал свой «улов». Ракушечник ценился, его использовали для насыпи, для дорог, для облицовки, это была твердая валюта, курс которой был невысок, но стабилен.

Вдоль берега на волнах качались узенькие вытянутые банановые лодки – каноэ. Банановыми их прозвали из-за овальной узконосой формы. Лодки выдалбливались из единого куска – как правило, из ствола хлебного дерева. На вид они не внушали доверия – казалось, стоит ветерку шевельнуть гладь речной воды, и лодка непременно опрокинется. Ольга нерешительно посмотрела на каноэ.

– Капитан, а нельзя ли нам нанять моторку? Она кажется более устойчивой.

Капитан, высокий, худой немолодой мужчина с обветренным лицом, впалыми щеками и редкими зубами, широко улыбнулся.

– Мадам не доверяет моему каноэ? – произнес он на ломаном английском. – Не бойтесь, я перевожу здесь людей уже десять лет, еще никто не пострадал.

– Но почему мы не можем нанять моторку? – не сдавалась Ольга.

– Нет, мадам. Моторка – это дизель, топливо, оно дорогое, оно только для больших туров по реке.

– Я заплачу.

– Не могу, мадам. Мне не разрешат.

– Кто?

– Хозяин лодки. Да вы не бойтесь, я головой за вас отвечаю!

Голова беззаботного капитана не казалась Ольге надежным гарантом безопасности. Но, похоже, делать было нечего.

– Сколько за перевозку?

– Пятьдесят ди [10]10
  Ди – сокращенное название гамбийской валюты даласи.


[Закрыть].

Она оглянулась в поисках Родионова. Он оставил ее у берега с сумкой, а сам поехал ставить машину в огороженном блочным забором дворе, где хозяева обычно приглядывали за транспортом тех, кто ездил по делам в Сенегал. Вроде платной стоянки. Дениса не было больше получаса. Она тревожно вгляделась в дорогу. Стоянка находилась всего лишь за поворотом, куда же он пропал? Тут на дороге показался местный подросток. Он бежал, размахивая руками, что-то возбужденно крича.

– Что случилось? – обернулась Ольга к Осману.

– Ваша машина увязла в песке. Он зовет нас помочь ее откопать.

– О господи! Неужели там такой глубокий песок?

– Нет. Но, видимо, ваш друг поехал не по колее и увяз.

Она попыталась позвонить ему, но связь в этой местности не работала.

Он появился с оравой местных парней минут через двадцать. Все в пыли, вспотевшие и довольные.

– Ну все, братва, спасибо! Мне пора ехать!

– Когда вернешься?

– Не знаю. Я найду вас, когда надо будет выезжать обратно!

Они засмеялись, довольные уплаченными чаевыми за помощь. На эти деньги можно было пировать несколько дней.

Ольга встала к нему навстречу, заслоняя глаза от солнца.

– Что случилось?

– Застрял в песке. Увяз. Машина оказалась слишком тяжелой, зараза.

– Но ведь все там паркуются! Как же они…

– Они едут под кокосовые пальмы, там проезженная колея, а я подумал, что опасно, кокосы могут упасть на машину.

– И решил сумничать?

– И решил поступить умнее, да, – кивнул он. – И немного просчитался.

– Совсем немного.

– Ты уже договорилась с лодочником?

– Он здесь называется капитаном, так что будь поуважительней.

– Капитан вот этого куска дерева?

– Именно. Я просила моторку, но они не дали.

Он рассмеялся. Конечно, при желании можно и моторку выторговать. Но уж больно забавно было бы посмотреть, как Ольга будет качаться в узеньком каноэ, бледнея от страха на поворотах.

– Значит, поедем на каноэ. Где твой капитан?

Капитан резким движением вытащил каноэ носом на песок, распугав всех маленьких рачков, которые немедленно попрятались в свои дыры. Ольга и Денис забросили сумки и уселись на узеньких перекладинах каноэ. Ольга крепко вцепилась в бортики каноэ, проклиная все на свете, что согласилась на эту затею.

– А здесь крокодилов нет? – спросила она по-русски.

– Есть. И акулы тоже.

Капитан понял слово «крокодил» и расхохотался.

– Крокодилы? Здесь? Мадам шутит? Здесь только рыба, и за той еще погоняться надо.

Лодку безбожно качало, и Ольга сидела не шевелясь. Однако потом она заметила, как Родионов за ней наблюдает, и взяла себя в руки. Она не позволит никому над собой смеяться. А уж ему тем более. Она расслабилась и принялась болтать с капитаном. Через пять минут они уже подплыли к сенегальскому берегу и, шурша днищем лодки по ракушкам, врезались в песок.

– Ну как, не упали? – весело подмигнул лодочник.

– Спасибо! Все было отлично, капитан, – уважительно ответил Денис, спрыгнул в воду и помог Ольге выйти на берег.

– Когда обратно?

– Не знаем еще.

– Я здесь постоянно плаваю. Меня найти не проблема.

– Обязательно увидимся!

Они помахали ему, и капитан, захватив с берега мальчишку с охапкой дров, поплыл обратно.

Сенегальский берег был пустынным. Ни одной постройки, ни одного человека, кроме водителя пикапа, ожидавшего их. С этой стороны берега было лучше видно, как на противоположном берегу рыжие обезьяны, выгнув длинные хвосты, выходили из зарослей мангровых деревьев к воде, что-то вылавливая из темной прибрежной жижи.

– Откуда пикап? – спросила Ольга.

– Наши гостеприимные друзья прислали.

– Ты все предусмотрел, я смотрю.

– А ты бы хотела пешком идти тридцать километров по саванне?

– Едем? – нетерпеливо прервал их оживленный разговор водитель пикапа.

Водитель устал от ожидания и жары. Его изрезанное морщинами лицо выражало недовольство. Он стоял здесь уже около часа, и ему хотелось поскорее уехать.

– Застрял в песке на стоянке, представляешь! – безмятежно произнес Родионов. – Заехал носом машины между колеями, и все – конец, еле откопали потом.

Водитель засмеялся и расслабился. Дай черному повод посмеяться над белым, и напряжение снято. Только нельзя переходить границу – можно шутить, но спуску не давать, невидимую границу уважения, иногда даже граничащую со страхом, если необходимо, надо всегда держать на том же самом месте, не сдавая ни миллиметра, иначе превратишься в глупого тубаба, над которым можно издеваться.

– Сумки кидайте назад, месье, а сами в кабину.

– А может, и мы назад? – на английском спросил Денис. – А, уважаемая мадам Панова? Не хотите прокатиться в кузове пикапа?

Шофер испытующе посмотрел на Ольгу. Он плохо понимал английский, но понял, что месье берет мадам «на слабо». Мадам, похоже, тоже это поняла, хотя трястись в кузове пикапа по песчаной ветреной саванне не казалось ей романтичным, она все же уверенно и легко согласилась, завязала платок на голове и взобралась в кузов. Шофер прищелкнул языком и сел за руль.

Денис раскинул руки и обхватил бортики кузова.

– Очки надень, а то пыль попадет в глаза.

– Спасибо. Я бы ни за что не догадалась.

Она презрительно повела плечами и вытащила солнцезащитные очки. Когда они отъехали от берега реки метров сто, западноафриканская саванна развернулась перед ними во всей своей суровой красоте. Белый песок, сухой, рыхлый, глубокий, шуршал под колесами, то и дело пересекая поверхность саванны полосками песчаника, несущимися в воздухе лезвиями тумана. Деревья, неизвестно каким образом произрастающие из абсолютно неплодородного на вид песка, тянулись ввысь морщинистыми серыми стволами, но когда дело доходило до кроны, тут начинался полный разнобой. Самые низкие деревья, больше похожие на кустарники, извивались в разные стороны тонкими ветвями, покрытыми маленькими листочками с серебристой поверхностью, деревья чуть повыше раскинули свою аккуратную крону с плоским верхом, словно срезанным гигантским мачете. На фоне этих карликов уносились ввысь редкие тонкие пальмы, гордо раскачивающиеся на ветру, кое-где встречались гигантские баобабы, важно взирающие на путников с высоты своего роста и прожитых столетий.

– Что это за красные плоды? – прокричала она через стекло водителю.

– Это обезьяний хлеб.

– Сладкие?

– Нет. Не кислые и не сладкие, но мясистые. Обезьяны их обожают.

Когда ветра не было, поездка казалась еще терпимой. Не считая тряски, ничто не мешало наслаждаться пейзажем. Но когда поднимался ветер, даже маленький ветерок, наслаждению приходил конец – ноздри, уши, каждая морщинка и впадинка на теле забивались мелким назойливым песком, и даже очки не спасали, песок проникал и под них. Ольга прикрывала нос рукой и беспрестанно чихала. Разговаривать становилось все сложнее, рот тоже был забит песком, скрежетавшим на зубах. Животных практически не было видно, лишь изредка перебегали дорогу испуганные обезьяны, торопливо прячась среди ветвей деревьев. Ольга ожидала, что увидит гораздо больше диких животных, но то ли все попрятались от зноя, то ли давно сбежали в более плодородные места, но саванна пустовала. Словно все вымерло. Даже жилые дома практически не встречались. Иногда они проезжали мимо редко вбитых невысоких кольев, огораживающих чью-то территорию. Но, похоже, это была земля для загона, а не жилое пространство. Лишь пару раз им попались на глаза дома, населенные людьми. Ольга гадала, как они здесь живут. Ни воды, ни еды. Как-то выживали. Можно было даже разглядеть женщин и детей, копошившихся в огороде.

Водитель вел машину довольно уверенно, умело вписываясь в проезженную колею, и лишь на одном участке застрял – перед крутой горкой. Не сумев взобраться на нее, он отъехал назад, переключился на вторую скорость, дав возможность колесам сцепиться с упрямым песком покрепче, и одолел препятствие.

Ехать им пришлось минут сорок. С трудом взобравшись на холм, они медленно спустились, стараясь плавно съехать с него, не зарывшись в песок. Проехав несколько метров, водитель резко свернул, деревья расступились, и перед ними открылось неожиданное зрелище. Прямо посреди саванны, посреди белого песка вырос высокий красный забор, тянущийся далеко вперед. Вдоль наружной стороны забора были видны свежеполитые лунки с ростками каких-то саженцев. Содержимое двора снаружи невозможно было увидеть. Так, видимо, и было задумано.

У тяжелых чугунных ворот, украшенных черными завитками, на них повернулся глаз видеокамеры, среагировавший на движение. Водитель прокричал что-то на местном наречии, и ворота открылись. Охранник в серой униформе проверил их документы и пропустил. Ольга оглянулась и наконец-то смогла рассмотреть внутренний двор. Сад представлял собой искусно подобранное сочетание деревьев, кустарников, небольших полянок с ярко-зеленой травой, цветов, как будто выросших здесь случайно, но на самом деле просто умело высаженных в подходящем месте. Казалось, что этот сад совершенно естественен, лишь слегка прибран и ухожен заботливым садовником, но, приглядевшись, можно было увидеть, что все это хорошо продуманный проект. С одной стороны находился даже небольшой пруд с кувшинками и крохотными рыбками, с другой – пальмы и раскидистые мальвы и бугенвиллеи. Цветы были повсюду: на деревьях, среди травы, на густых ветвях кустарников. Самое удивительное, Ольга услышала шум моря. Она изумленно стала вертеть головой и заметила, что с одной стороны сад окружен не каменным забором, а оградой, сплетенной из полосок пальмовой коры, так обычно огораживались от ветра. Позади ограды виднелось лишь небо. За ним, должно быть, плескался Атлантический океан.

Дом, огромный, трехэтажный, с остроконечной крышей и несколькими башенками, важно возвышался в центре сада. Ольга сбилась со счету, прикидывая, сколько окон и сколько комнат в этом доме. Входная дверь распахнулась, и к ним навстречу вышла приветливо улыбающаяся худощавая женщина. Ей было за пятьдесят, короткая стрижка волнистых седых волос обрамляла худое, довольно морщинистое лицо без косметики. Ольга отметила про себя, что она, хоть и широко улыбается, на самом деле пристально разглядывает каждого из них и глаза ее вовсе не выказывают такой дружелюбности, как ей хотелось бы.

– Здравствуйте, месье Родионов, – произнесла она на английском с сильным французским акцентом. Потом протянула руку Ольге. – Меня зовут Мишель. Мишель Озер.

– Ольга Панова. Координатор проекта ФПРСА.

– Очень приятно. Проходите, что будете пить?

Шофер остался за дверью, и вскоре им уже занялись слуги, усадив на скамейке у домика прислуги. Ольга прошла за хозяйкой, подмечая огромные картины, деревянные и каменные статуи, роспись на шелке, маски с медными пластинами. Бесчисленные предметы африканского искусства очень удачно вписывались в общую обстановку дома – оранжево-лимонные стены, шкуры животных на полу, все было подобрано со вкусом и знанием дела.

– У вас богатая коллекция, – заметила Ольга.

– Если бы вы, дорогая, прожили в Африке столько лет, сколько я прожила, вы бы еще не то накопили.

– А вы все время живете здесь?

– Нет. Большую часть времени путешествую. Мой второй дом во Франции, но, как только там становится пасмурнее, я сбегаю сюда.

Мишель засмеялась, обнажив идеальный ряд зубов.

– А ваш супруг?

– Дрис? Он мотается по свету еще больше моего. Но он ведь родом из Марокко, так что старается и там бывать время от времени.

– Сейчас он тоже в отъезде?

Мишель бросила на Ольгу внимательный взгляд.

– Да, сейчас в Канаде. Улаживает что-то по своим контрактам.

– Очень жаль, – произнес Денис. – Меня не предупредили. Я бы не прочь с ним пообщаться.

– Вы не беспокойтесь, я смогу дать вам всю необходимую информацию.

Мишель, по ее словам, совершенно не скучала в отсутствие мужа. В таком огромном доме, среди пустой саванны, окруженная лишь местными слугами, она проводила неделю-две, пока не срывалась куда-нибудь. У Мишель был свой маленький самолет, который довозил ее до Дакара, а оттуда она уже пересаживалась на более крупный и задавала курс.

– И как вы не боитесь здесь жить? – искренне удивилась Панова.

– Это уже моя земля, я сроднилась с ней. Я знаю об этой земле больше, чем местные жители.

Мишель улыбалась, принимая кофе с подноса у служанки в униформе.

– Так какие новости от Дриса, мадам Озер?

– О! Вам они понравятся, месье Родионов. Давайте выйдем в сад, там чудная тишина, никто не помешает разговору.

Они спустились к столику в саду, но Мишель посоветовала прогуляться вдоль узких дорожек среди тенистых деревьев. Не доверяла даже своей мебели.

– Мы теперь не одни, месье Родионов.

– А с кем же?

– Канадцы убедили наших людей дружить. Так что конфликты скоро утихнут. Это уже против интересов крупных инвесторов.

– Беженцам можно будет возвращаться?

– Скорее всего. Так нас уверяют.

– Это верная информация?

– Это последняя информация. Самая свежая. Что принесет завтрашний день, я не знаю.

Мишель улыбнулась и коснулась локтя Дениса.

– Поверьте мне, мы теперь в одной лодке. Вы можете проверить эти сведения. Я просто дала вам направление для размышлений. Пока все еще на уровне коктейльных и гольфных переговоров, но те, кто при этом опустошает свои бокалы и гоняет мячи по зеленому полю, и есть те самые важные голоса, которых нам так недоставало.

Ольга перекидывала взгляд с Родионова на Мишель. Она не произносила ни слова и страшно злилась на Родионова за то, что оказалась совершенно непосвященной. Как ее представили Мишель, было не совсем ясно, но Мишель совершенно не смущалась присутствием Пановой, невзирая на то что Ольга не раскрывала рта.

Мишель замолчала, остановившись недалеко от плотной ограды из гибких прутьев.

– За той оградой – океан? Близко? – спросила Ольга, с наслаждением вдыхая свежий воздух и прислушиваясь к шуму волн.

– Да. – Мишель поежилась от ветра. – Хотите взглянуть? Пойдемте. Я, признаться, редко выхожу туда по вечерам, уж больно сильный ветер, несет песок прямо в глаза. Но пляж стоит того, чтобы на него взглянуть.

Они прошли через узкий проход в ограде и оказались на совершенно пустом, бесконечном пляже с белым нежным песком. Волны пенились у берега, подкрадываясь совсем близко к ограде.

– Ночной прилив. Завтра утром вода отойдет метров на двадцать, а сейчас, смотрите, касается наших ног.

– Да, как все переменчиво.

– Почему же? Это вполне предсказуемая, постоянная переменчивость. Я знаю, что к утру начнется отлив, а к вечеру вновь прилив. Переменчивость эта лишь в отрывке двадцати четырех часов, не более. Кстати, к африканской жизни это тоже применимо – все, что вам кажется переменчивым, на самом деле лишь повторяющиеся, предсказуемые витки истории. Поэтому не воспринимайте все слишком серьезно.

– Но ведь вмешательство извне может изменить цикл витков?

– Может, но лишь ненадолго, так, чтобы получить из этого какую-то выгоду, не более. Потом все, кто извне, покинут эту землю и уберутся восвояси, а местные продолжат хождение по кругу.

– Нет, вы сказали, по спирали. Это разные вещи. Спираль ведет вверх.

– Ну да. Хочется все же надеяться, что они хоть чуточку замечают, что происходит в мире, и берут хоть немного из достижений прогресса. Хотя опять-таки как они это используют…

Мишель вздохнула.

– Это бесконечная тема. Я вижу в вас молодой задор и романтические порывы спасти мир. Это читается в ваших глазах. Да я и слышала о вас немало.

– Обо мне?

– Да, да. Здесь слухи разносятся очень быстро. Тем более вы работаете в зоне, немало интересующей меня. Так вот что я хотела сказать, Ольга, – вы никогда не поймете меня, пока не проживете с мое с африканцами бок о бок. Вы все еще витаете в облаках. Мне будет вас очень жаль, когда вам придется спуститься на землю. Разочарование порой бывает слишком жестоким и внезапным.

– Надеюсь этого избежать.

Мишель пожала плечами. Уж ей-то лучше знать, чем заканчиваются романтические мечты белых девушек о спасении всех голодающих Африки. Пусть поиграет еще в эти игры. Пока не споткнется о мешок риса, поданный тем же голодающим.

После обильного ужина из свежайшего белого тунца на гриле и кальмаров в лимонном соке Мишель предложила им остаться, но Родионов твердо был намерен возвращаться. На обратном пути их вез уже другой водитель. Ольга и Денис сидели на заднем сиденье, плотно закрыв окна от песчаных туч.

– Я ничего не поняла, – резким тоном произнесла Ольга. – Ты выставил меня полной идиоткой. О чем шла речь?

– Если бы я рассказал тебе заранее, ты стала бы кричать о мировой несправедливости, чего доброго. А мне требовалось, чтобы ты только слушала и запоминала.

– Послушала. Запомнила. Теперь изволь объяснить.

– Конечно, объясню. Затем я тебя и взял.

Она повернулась к нему, прищурилась, ожидая подвоха.

– Ты слышала, что в прибрежных водах Гамбии огромные, просто огромные залежи нефти? Причем как в глубоководных районах, так и в мелководных.

– Слышала. При чем тут это?

– Ну давай, пораскинь немного мозгами, Панова. Это же просто, как дважды два. Я вообще удивлен, что ты до сих пор не сложила все части завязки.

– Вот такая я тупая, – с раздражением ответила она. – Поясни дурочке.

Родионов усмехнулся, явно не поверив в искренность самокритики собеседницы.

– Гамбийское правительство затормозило поисковые работы. Лет десять работы велись канадцами, и как только забрезжил успех, гамбийцы резко возмутились, что им пообещали всего пять процентов от добычи. И остановили все поиски. Но сведения-то уже есть предварительные! И информация ошеломительная! Теперь тот, кто сумеет убедить гамбийское правительство дать им лицензию на продолжение поисков и добычу нефти, сорвет огромный куш. Потому что, даже отдав гамбийцам намного больше пяти процентов, прибыль все равно будет огромная.

– А зачем это России? У нас и самих нефти куры не клюют.

– А зачем тратить свою, если можно тратить чужую? Политика всех умных стран. Штаты вон почти всю свою добычу заморозили, качают у других, пока дают.

– То есть ты здесь потому, что хочешь получить лицензию для России?

– Ну, – вздохнул Родионов, – я слишком мелкая сошка. Этим занимаются другие волки, помощнее моей скромной персоны. За лицензию идет битва на всех фронтах, видимых и невидимых. Там тебе и Канада, и ЮАР, и Франция, и много кто еще. Теперь понимаешь?

Теперь действительно все стало ясно. Ольга наконец-то смогла сложить воедино кусочки общей мозаичной картины. Одним выгодна стабильность на границах Касаманса и Гамбии, ведь именно здесь проходит береговая линия с залежами нефти. Те, кто имеет больше шансов получить лицензию у Гамбии, стремятся всеми силами поддержать стабильность приграничных районов и поддержать зависимость Касаманса от Сенегала. Те же, кто имеет больше влияния в Сенегале, больше заинтересованы в ослаблении Гамбии, в том, чтобы приграничные районы отошли Сенегалу, что теоретически все еще было возможно, при условии хорошо организованного конфликта. Проект ФПРСА, конечно, делал доброе дело, но при этом результаты его деятельности и информация, получаемая из первых рук, использовались для более масштабных целей.

– Я, честно говоря, всегда думала, что ты работаешь на…

– Тс-с, – прижал он к ее губам палец. – Какая разница, на кого я работаю. Главное, мы делаем свое дело, и делаем пока успешно. Только сейчас, как ты убедилась, я сумел добиться от Мишель, которая является человеком французской стороны, заверения, что они вошли в сговор с Канадой, которая пока еще заинтересована в мирной Гамбии. Слишком много средств они уже вложили в эти исследования.

– Но тогда…

– Тогда мы сможем играть на этом рынке более спокойно. Вести разговор с двумя сторонами легче, чем с тремя. Хотя остается еще ЮАР, но все равно уже легче. И потом, все понимают, что конфликт может откинуть страну на десять лет назад, и тогда поисковые работы и нефть вообще никому не светят. Проиграют все. Африканцы – это порох в бочке. Чуть перегреешь – и взорвется к чертям. Разнесет на части все вокруг без разбора.