Текст книги "Властный, страстный и отвязный, или... (СИ)"
Автор книги: Ник Венджинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
– Коллективное! – слаженным хором закричала в ответ толпа.
– Верно! – довольный ответом, закивал мой палач. – А любовь приучает нас к собственничеству, к наивысшему эгоизму!
– В наивысшей любви нет эгоизма! – не выдержал я, выкрикнув со своего места. Хуже-то всё равно уже не будет...
Толпа при этом затрясла кулаками. Кто-то швырнул в меня камень, и увесистая глыба попала в колено. Я скривился от острой боли, а из глаз посыпались искры. Как жаль, что камень не попал мне в голову!
– Мы исцеляемся, когда действуем сообразно своим природным инстинктам! – возразил мне палач. – Животные счастливее людей. Они не противятся своей природе!
– Животные не заставляют других животных делать то, чего тем не хочется! – выдал я свой контраргумент, но толпа лишь возмущенно загудела.
– Неправда! – возразил кто-то из зрителей. – Стая живет и подчиняется вожаку!
– Вы – не стая! Что за искаженные понятия?!! – спорил я, наблюдая, как факел уже подпалил кострище с четырех сторон. – Каждый из вас индивидуален! Каждый из вас неповторим! Вы не можете и не должны быть похожими друг на друга. У каждого из вас свой идентификационный код, своя уникальная Задача, аналогов не существует... Но Истина одна – как всеобщая, единственно верная программа развития Бытия, включающая в себя множественные алгоритмы... Вся ваша жизнь направлена на достижение Цели самым эффективным способом, но если алгоритм неверен, то Цель останется недостижимой. Вы пытаетесь переписать сложный алгоритм, пользуясь изначально искаженными инструкциями... Взгляните, что вы творите! Вы же ломаете всеобщую программу... ломаете этот мир...
– А как же близнецы? – презрительно рассмеялась женщина, прервав меня на полуслове. – Я – ученый, мне известно о полной идентичности!
– Нет, ибо не телами вас отличают, но душами! Там достаточно характеристик, чтобы не спутать между собой даже клонов и прототипов!
– Сожги его!!! – разъярилась толпа. – Пусть горит адским пламенем! Лишить его последнего желания!!!
– Слепцы... Ад – здесь, среди вас, вы уже горите, только не видите... – прошептал я, задохнувшись от паники, когда пламя спалило еловые ветви и подкралось к соломе.
Пожирая лапник, огонь быстро подбирался к моим босым ступням. Я попытался успокоиться, и мне это даже удалось: пришло понимание того Кто я и Где я...
Не «здесь» и не «там», а просто «существую». Везде и всегда.
Я видел Свет, сотканный из Любви, озаряющий, всепроникающий Исток Всего...
...и я нежился в сердцевине этого Света, купался в его лучах, распространяя невероятное свечение бескрайней радости и покоя. Являясь продолжением Света, я был им самим...
Вся Вселенная звенела и трепетала от нашего воссоединения и более волшебного, экстатического состояния не ведало моё существо!..
Страх смерти растворился, рассеялся в дыме, заволакивающим обзор на хохочущих людей, с маньячно-нездоровым интересом наблюдавших за мной.
Теперь я чувствовал лишь людей, безумно перепуганных смертью...
...людей, настолько подсаженных на иглу страха, что они потеряли жажду Жить, лишь бы понять то, что им не суждено; коснуться запретного и запредельного, посредством причинения боли другим... Они желали убежать, укрыться, обмануться...
Я видел перед собой людей, сражающихся за мир, внешне бунтующих против агрессии и войны, но никогда против зла внутри самих себя, против греха и аморальности, против попрания Света...
...и я чувствовал превосходство над живыми мертвецами...
Освободившись от самого главного и иллюзорного в жизни страха, я стремился уйти туда, где только что побывал, ибо уже скучал!
Хотел крикнуть людям: «Не бойтесь смерти!», но передумал – меня завораживал огонь этой реальности... Его языки плясали вокруг меня, но не жгли и даже не касались.
«Что-то здесь не так...» – мелькнуло в трезвеющих мыслях, как совсем рядом раздались крики. Просвистела стрела, за ней – другая. Они вонзились между моих ног, метко разрезав путы.
Послышалось лошадиное ржание и топот копыт: то некие всадники носились вокруг меня. Спустя секунду или две до боли знакомая секира резанула путы на запястьях, и тогда мои вздернутые кверху руки безвольно рухнули вниз.
Мне потребовалось время, чтобы осознать происходящее. По ту сторону дымового столба кто-то звал меня по имени...
– Риши! Риши! – истерично кричал женский голос.
«Какой приятный тембр голоса... – прирос я к столбу, хоть уже и не был к нему привязан. – Хочу еще раз услышать... он завораживает меня... Этот голос проходит сквозь тело, во все клетки, от него звенят фибры моей души... Он возвращает меня туда, к Свету!..»
Видимо, не дождавшись ответа, кто-то взлетел на горящий помост, и тогда из облака дыма вынырнула голова лошади, а следом за ней показалось испуганное лицо... Акады.
«За что мне это?! Богиня... Я такой красивой женщины ни разу в жизни не видел!» – подумал я, залюбовавшись ее разметавшимися разноцветными волосами и горящими решимостью глазами.
– Риши! – соскочив с лошади, крикнула она, видя, что я, словно вкопанный, стою за стеной огня и не двигаюсь. – Почему ты стоишь? Риши, быстрее! Скоро здесь будет вся королевская рать! У меня стрелы закончились...
Бессильно опустив голову, я выразительно посмотрел на свои запястья. Руки плетьми висели по бокам тела, у меня не было сил ни говорить, ни двигаться, ни мыслить... и Акада всё поняла, увидев блокирующие энергию браслеты.
Не мешкая, она сорвала с бесновавшейся лошади веревку и, скрутив ее в лассо, накинула мне на плечи, затем забралась обратно в седло, рванула вперед и выдернула меня из пекла. Ожидал, что пропашу физиономией по земле, но нет – я парил в воздухе, подчиняясь движениям руки Акады.
– Это ведьма!!! Ведьма!!! – неистовствовала толпа.
Сил Акады хватило ровно на то, чтобы забросить меня на вторую лошадь и, схватив ту под уздцы, рвануть с площади в сторону городских врат.
То, что я отбил себе все мозги, ударяясь о лошадиную шею, – это не так страшно. Страшнее было то, что я отбил себе весь зад и не только зад, так как от бессилия не имел возможности привставать на стременах во время сумасшедшего галопа: наши лошади неслись во весь опор! Кое-как мне удалось схватиться за гриву, чтобы вообще удержаться в седле и не упасть. На большее сил у меня не хватило.
Разумеется, за нами пустили погоню, но в преследователей летело всё, что попадалось Акаде по пути. Она левитировала в них камни, валявшиеся на дороге; выкорчевывала пни и даже пустила настоящую песчаную бурю. Это немного помогло, но при переходе через порожистую реку преследователи ранили лошадь Акады, и тогда девушка, кувырнувшись через лошадиную голову, полетела... вниз с веревочного моста.
С надеждой я смотрел в пропасть, где бурлила быстрая река, и считал секунды после падения Акады, но девушка так и не показалась.
«Разбилась. Можешь не сомневаться!» – бесчувственно доложила логика.
«Она борется за жизнь! – верещало сердце. – Он еще может спасти ее!»
«Как? – опешили мозговые солдафоны. – Он себя-то не в состоянии спасти! Вон, еле на лошади лежит...»
И рассудок был прав, но сердце вынесло ему вердикт:
«Ты помутился, мой дорогой друг! Теперь я управляю этой машиной! А ну, Воля, выходи!» – приказало сердце своему самому старинному другу, и я послушно сиганул вниз в ледяную пену.
Оказавшись под водой, я потерял ориентацию: вокруг всё бурлило, пенилось и шумело. Сильнейшее течение пару раз швырнуло меня об острые камни, и когда я попытался вынырнуть, чтобы сделать хоть глоток воздуха, – заметил Акаду: ее, потерявшую сознание, мотало из стороны в сторону, а вокруг вода раскрашивалась кровью, тут же смешиваясь и пузырясь розовым облаком на поверхности реки. Еще секунда и она соскользнет с камня, к которому ее прибило, и понесется дальше по течению...
Воля оказалась еще более мощным оружием, нежели я предполагал. Она не только позволила мне не захлебнуться в самые первые секунды пребывания под водой, но еще и наградила небывалой силой: руки, скованные ограничителями, сделались точно не моими и сами потянулись к девушке.
Схватив Акаду, я крепко-накрепко прижал ее тело к себе, после чего нас швырнуло дальше и понесло по реке. Пару раз мне удалось глотнуть воздух, но тут я почувствовал неладное... Не успел я конкретно испугаться, как сердце прыгнуло к макушке: мы падали в белую пену вместе с грохочущими потоками гигантского водопада.
Глава 14 «Исключительно корыстный интерес»
В общем-то, спас нас самый неожиданный персонаж из всей этой истории – блохастый недопудель по имени Мотя. Он каким-то чудом выловил нас из озера с водопадом.
Манька дежурила на берегу, пока Мотя, не жалея себя, тащил меня (вцепившегося в Акаду мертвой хваткой) к берегу.
С огромным трудом мне удалось расцепить задубевшие пальцы и опустить Акаду на каменистый берег. Она не дышала. Зрачки при нажатии – кошачьи.
«Акада мертва» – сообщила мне логика.
– Сделай что-нибудь!!! – мяукала Манька.
Да что я мог сделать, наряженный в эти браслеты?!! Если только...
– Попробую, – тяжело вздохнул я и приступил к тому, чего никогда в жизни не делал: к реанимации смертного существа не магическим способом.
Руки в стороны, счёт, выдох в рот... счет, давление, выдох... счет... нажатие на точки... ушные раковины... над губой... шея... удар по стопам... счет... рот-в-рот... точки...
Ничего не помогало.
Выход... ловлю нить... вижу девушку в ярком туннеле... Она уже высоко.
«Стой! – кричу ей. – Вернись!»
«Не могу, – отвечает, – мозг не пускает. Он мертв»
«Нет, он только в процессе. Просто отключился от нехватки кислорода. Дай ему приказ, и он сам начнет регенерацию поврежденных тканей, запустит нервную систему!»
«Это невозможно... нереально...»
«Ты видишь меня? Мы разговариваем. Это, по-твоему, нереально?! Еще немного и тебя затянет... Они не отпустят обратно. Решайся!»
Акада задумалась. Посмотрев вниз и оценив возможности своего бездыханного тела, девушка, согласно кивнула:
«Как мне реанимировать тело?»
«Просто прикажи: принять душу, восстановить работу систем!»
Она послушалась, изо всех сил рванула обратно, дав чёткую команду к восстановлению...
Ее обленившиеся, уже вышедшие в отставку мозговые солдафоны засуетились, забегали, раскомандовались... сразу нашлись резервные мощности... обходные каналы, по которым помчалась энергия, восстановилось кровоснабжение, заработал дыхательный центр...
– Очнулась!!! – загавкал Мотя, радостно виляя своим мокрым пропеллером.
Акада надрывно закашляла, выплескивая литры воды, и, вцепившись в меня, порвала то, что еще оставалось целым от моей рубашки. Как правило, у умирающих людей очень сильные руки.
Расширенный зрачок уменьшался в диаметре... постепенно выравнивалось дыхание и цвет кожи...
– Жива! – слабо улыбнулся я, откидываясь на спину и прикрывая глаза. – Очень рад...
Она не отвечала. Просто лежала рядом, приходя в себя, и смотрела в небо.
Как скоро выяснилось, Акада со мной до сих пор не разговаривала. Я ужасно доставал ее расспросами, но все попытки разговорить девушку заканчивались одинаково: она отворачивалась, выказывая непомерную обиду.
– Ну и не разговаривай! – не выдержал я, прижимая к ее голове десяток подорожников и бинтуя, разорванным рукавом от своей рубашки.
– Мотя, Маня, – обратилась к животным Акада, – вы мои ангелы-хранители! Без вас я бы утонула в этом водопаде!
– Извините, – не поверил я своим ушам, – но ты бы утонула еще раньше, если бы я не прыгнул за тобой! И вообще, я тебя с того света...
– Если бы не ты, я бы здесь не оказалась! Можешь не благодарить меня за спасение от сожжения. У меня исключительно корыстный интерес. Ты найдешь артефакт и вернешь нас обратно! – это было первое и последнее, что мне сказали в ближайшие сутки.
Благодаря Моте и его мокрому носу, мы быстро вышли к поселению, где напросились на ночлег и даже получили еду, правдоподобно соврав про разбойников, что ограбили нас по дороге. Говорить правду было опасно. Отец семейства и так напрягся, заметив мои браслеты. Я даже не стал рисковать и просить снять «украшения», решив подождать ночи, когда смогу самостоятельно попытаться сделать это с помощью различных инструментов в сарае.
Вечером, когда доброе семейство, приютившее и накормившее нас, отправилось спать, я вышел на улицу. Сидя на пороге сарая, я любовался мириадами звезд, когда рядом устроилась Манька.
– Странный мир, – заявила она, также задрав голову к небу.
– Один из многих. Ты видишь звезды?
– Какие еще звезды? – удивилась кошка.
– Проехали. Как вы, кстати, нашли меня?
– По следам твоей лошади. Мотя унюхал. После твоего отъезда Акада впала в унынье, и мы вскоре двинулись следом.
– Да? – оживился я. – Она сожалела? Тосковала?
– И не мечтай! – скосилась на меня кошка. – Просто ей стало страшно, что ты действительно найдешь артефакт, откроешь портал и бросишь нас здесь. Скажи, Риши, а ты...
– Что?
– Действительно бросил бы нас?
– Нет, конечно! Я бы обязательно вернулся. Как же я без трофея к ректору-то на глаза попадусь?
Кошка зашипела, отпрыгнув от меня метра на три.
– Изверг! Надо было сжечь тебя! Я, чтоб ты знал, возражала против твоего спасения. Но Акада, как помешалась, узнав о предстоящей казни «странника».
– Тише ты! – шикнул я. – А то еще хозяева услышат говорящую кошку, тогда точно сожгут. И начнут с тебя! Я им сам посоветую.
– Прежде чем сжигать меня, подумай: почему ты попал именно в этот мир.
– Потому что ты, косолапая, включила мой дезагрегатор!
– Риши... – сощурив глаза, профырчала кошка, – в том-то и дело: я всего лишь включила его, но не выбирала ни мир, ни режим использования.
– Что ты хочешь этим сказать? Опять на Лучезара баллоны катишь?
– Хм! – неопределенно хмыкнула она и направилась в сторону сарая. Манька теперь удобно устроилась: взяла в привычку спать, свернувшись калачиком у пёсьего живота.
И мне не мешало бы выспаться. Но для начала требовалось решить проблему посерьезней.
Оглянувшись на дом, я заметил, что свечи в хозяйской спальне давно погасли, и отправился в сарай снимать стальные браслеты.
Кряхтя и всячески изгаляясь, я всё-таки смог «перекусить» браслеты, нещадно изранив себе запястья.
– Фуух! – выдохнул я. – Теперь легче, теперь можно и повампирить немного, если получится.
– С Акады начнешь? – нервничал пес Мотя, вившийся у моих ног.
– Нет, ей нужно отдохнуть сегодня... – тихо прикрывая дверь сарая, пошел я обратно в дом. – Извини, приятель, но хозяева не поощряют присутствие животных в доме. Так что придется вам с Манькой ночевать здесь или на крыльце. Или можете напроситься к хозяйскому псу в будку.
Мотя в ответ рыкнул нечто нечленораздельное, но я не стал уточнять. Сейчас меня волновал иной вопрос.
Войдя в спальню, которую нам отвели хозяева, я немного... стушевался.
– Кхм-кхм... – тихонько подал голос я, остановившись у единственной кровати, на которой разлеглась Акада. – Я, конечно, всё понимаю, и девушкам нужно уступать место, особенно если ты джентльмен. Но, скажу со всей откровенностью, я – не джентльмен, а ты – не особо-то и леди. Так что...
– Спи на полу! – зашипела на меня Акада. Но когда я сбросил свои брюки, глаза девушки превратились в настоящие блюдца. – Не смей сюда залезать! Тем более без брюк!
– Нет уж! Еще как залезу. Так что подвинься, дорогуша.
– Только попробуй. Я закричу.
– Кричи. Тогда нас выставят вон. Они думают, что мы муж и жена.
– Это ты ляпнул...
– Надо же было что-то сказать...
– Здесь царят такие нравы, что мог бы назвать меня сестрой или кем угодно еще. Никто бы не удивился нашему совместному путешествию.
– Что первое пришло в голову, то и сказал. Подвинься! Разлеглась тут...
Она попыталась возразить да забрать одеяло, но я дернул его на себя, когда бесцеремонно залез в кровать.
– Ох! – прикрылась Акада, да было поздно: я заметил, что она без одежды. Совсем. – Отдай мне одеяло! Немедленно! Я постирала свою одежду.
Отдал, конечно... Замерзла бы ночью...
А вот я под утро реально задубел, и сантиметр за сантиметром, по-партизански, пробирался под вожделенное одеяло. В итоге к моменту пробуждения я уже нежился в тепле, прижавшись к спинке Акады. Мне снилось большее... и когда пощечина вернула меня из мира грёз, я был не совсем уверен, что...
– Я ничего не делал! – в любом случае выкрикнул я в своё шаткое оправдание. – Что ты сразу бить-то?
– Ты лапал меня! – рычала Акада, вскочив с кровати и закутываясь в одеяло, точно в кокон.
– Да больно нужно! – разозлился я, потирая горящую щеку одной рукой, а второй шаря по полу в поисках брюк. – Меня такие худосочные не заводят!
– А что тогда мне в попу упиралось?
– Фантазии твои упирались, вот что!
Акада покраснела, сжав губы в тонкую линию. Небось, раздумывала, как меня оскорбить в ответ на мое оскорбление, но тут в дверь постучала хозяйка, приглашая на завтрак и наша перепалка сама собой сошла на нет.
Глава 15 "Внутрь себя смотреть сложнее, чем на других"
Радушие хозяев быстро исчерпало себя, чему в заметной степени поспособствовали Мотя и Маня. Первый сцепился с дворовым псом, а Манька залезла в хозяйский погреб и налакалась там сметаны.
Извиняясь и кланяясь добросердечному семейству, мы поскорее двинулись в дальнейший путь, до этого в подробностях разузнав о судоходстве странного мира. Оказалось, что на другой континент можно попасть на корабле, переплыв всего лишь небольшой пролив. По словам хозяйки, там, на другом континенте, в другом государстве, проживал древний колдун, снабжавший всех магическими артефактами. Встречи происходили исключительно в королевском замке и нигде больше. К нему съезжались со всего света, но попасть на «прием» без очереди можно было только по великодушной просьбе самого короля, потому что только ему известно, где проживает старец.
«Опять король... – уныло подумал я, – опять приемы, тайны и политические интриги. Придется снова во дворец прорываться»
Но делать нечего. Нужно искать артефакт для скорейшего открытия портала.
Всю дорогу мы не разговаривали между собой. Мотя злился на Акаду, так как получил не только разорванное ухо в драке с дворовым псом, но еще и нагоняй от хозяйки. Помимо этого Мотя злился и на Маню, за то, что ему не досталось сметаны, пока он стоял на стреме, а Маня лакомилась. Маня же злилась на меня, когда я сообщил ей то, что о ней думаю, и на Акаду, которая не сказала и слова в ее защиту. Акада же продолжала ненавидеть меня из-за постельного происшествия, а я ненавидел Акаду, потому что считал, что девушка всё себе нафантазировала, и ничего значительного не произошло. Ну... или почти ничего.
В общем, двое суток мы в полной тишине шли лесной тропой по направлению к морю.
Остановившись вечером на живописном холме, с которого уже был слышан и виден морской прибой, мы разожгли костер, решив, что спускаться к людям лучше утром – отдохнувшими и полными сил.
Погода стояла самая сказочная: теплая, ни облачка, ни порывистого ветра. Только пряные запахи цветущих кустарников; свежий бриз, доносящийся с моря, и наш костер, на котором Акада подсушивала хлеб, проткнув его длинной веткой.
Невольно засмотревшись на тонкие, изящные запястья девушки, я не заметил, что и сам стал объектом пристального изучения.
Хотелось помириться, но гордость не позволяла. Или гордыня. Черт разберет, что там не позволяет, но так и подмывало ввернуть очередную колкость. Решив, что это будет слишком – мы и так общались жестами – я улегся на спину, закинул руки за голову и принялся рассматривать незнакомый звездный небосвод.
– О чем ты думаешь? – неожиданно подала голос Акада. Я и забыл уже, какой он у нее... приятный. Девушка села рядом и примирительно протянула ветку с горячим куском хлеба. Недоверчиво покосившись на Акаду, я потянулся за угощением и мой взгляд сам скользнул по декольте платья, что ей пожертвовала гостеприимная хозяйка.
– О твоих пирожках, – ответил я, с трудом возвращая свой взгляд к звездам.
Даже не успел понять, что произошло, как щека загорелась пощечиной. Я вскочил на ноги, роняя ароматный хлеб на землю.
– Да что с тобой не так?! – вскрикнул я. – Сейчас-то за что?
– За пирожки! – гневно воззрилась на меня Акада, прикрывая рукой вырез платья.
– Дура! Я имел в виду твои пирожки с капустой, которые ты там, в прежнем мире, готовила.
– Тогда я имела в виду комара, что впился в твою щеку! – надулась Акада, отвернувшись в костру.
Вот и помирились! Теперь она обиделась еще сильнее.
Весь следующий день, пока мы шатались по пристани, она со мной не разговаривала. Лишь к вечеру, убедившись, что нас бесплатно никто на свою шхуну не пустит, она выдавила из себя дельный совет:
– Наймись в работники. Скажи, что грузчиком подработаешь.
– Да? – тут же вскинулся я. – Может, ты капитану себя предложишь? Это и быстрее получится, и я спину не надорву, таская неподъемные тюки да бочки.
– Сволочь!
– Нашлась тут... королевна! – гневно отшвырнув камень, что лежал рядом с моей ногой, вскипел я. – Почему женщины считают, что мужчины им должны?! Ездят на мужиках, как на ослах. Причем во всех измерениях! Сам факт, что ты женщина, вовсе не означает, что я обязан спину гнуть и тебе путь облегчать. Только и слышно, что «мужчина должен... мужчина обязан...». А, собственно, почему он что-то кому-то должен?!
Она сузила глаза, уставившись на темнеющее море, и не издала больше ни звука, пока я изливал на нее всё негодование, что скопилось в моей душе. Простояли мы так недолго. Ненавидя Акаду за правоту – или саму ситуацию за безысходность – я пошел наниматься моряком-разнорабочим на ближайшую шхуну.
Переночевали мы в портовой гостинице. На этот раз Акада даже рта не раскрыла, когда я вечером завалился спать рядом с ней. На двуспальную кровать у нас денег не хватило, иначе мы бы остались без ужина, поэтому, хоть и скрипя зубами, но девушка стоически вытерпела нашу вынужденную ночную близость.
За следующий день мне удалось заработать больше, и я уже был готов к тому, что Акада запросит отдельную комнату для себя, но, к моему несказанному удивлению, она потребовала иное.
– Вот, – уперев руки в бока, заявила Акада, указывая на два ведра воды и корыто.
– Что «вот»? – этим и ограничивалось наше общение.
– Мойся, а то я рискую задохнуться ночью от портового парфюма.
– Может, поможешь? – ухмыльнулся я, видя, что девушка впала в ступор, следя за моим раздеванием. Но тут она очнулась, раскраснелась и выбежала из комнаты в коридор.
Несмотря на горячую воду, мне так и не удалось смыть с себя дикое напряжение мышц. Завалившись в постель, я вытянул ноги, сокрушаясь, что впервые в жизни устал настолько сильно, что не могу ни расслабиться, ни заснуть. Да и близость Акады этому, мягко говоря, не способствовала.
Учитывая развратные нравы этого государства, было решено переодеть Акаду в парня, дабы не смущать женским полом команду корабля, на котором нам предстояло отплыть следующим утром.
Объяснялись мы с Акадой исключительно жестами. Такими же жестами я послал куда подальше Мотю и Маню, всё это время ошивавшихся возле портового отеля. Пес и кошка ни в какую не соглашались залезать в ящик и притворяться товаром.
– Тогда вообще здесь останетесь! – шикнула на них Акада, поддержав мои рьяные жестикуляции. – Через пятнадцать минут отчаливаем. Быстро в ящик!
После чего Акада развязала узелок тканевого мешочка и вытащила пирожки, купленные у уличной торговки.
– Возьми, – стесняясь самой себя, предложила она мне, – ты почти ничего не ешь в эти дни.
– С чем пироги?
– С мясом.
– Ты же знаешь, что я не ем мяса. Я ловил тебе рыбу и приносил птицу для Моти, Маньки и тебя, но сам не ел. Зачем сейчас подсовываешь?
– Что за глупости? Ешь, тебе нужны силы. У тебя серьезные физические нагрузки.
– От поедания трупов силы не прибавляются. Это самообман.
– Ты так исхудаешь.
– Разве? – не стесняясь прохожих, задрал я свою кофту. – Где ты здесь немощь углядела? – Акада отвела взгляд от рельефного тела, которым я не столько гордился, сколько принимал, как должное. – Отравление дает эффект насыщения, так как организму требуется чистка и срочный отдых, оно же оказывает стимулирующее воздействие. Такое же наблюдается у кофеманов, например.
– Первый раз такое слышу, – возмущенно фыркнула она, натянув мою кофту обратно. – Хватит здесь своим прессом светить! У вас все нефилимы вегетарианцы?
– Почти. И люди когда-то были вегетарианцами, и сейчас таковыми оставались бы, если бы не разучились слышать ушами и уразуметь сердцем. Вам еще в Библии всё сказано было: «Не убий!» и «Только плоти с душою, с кровью ее не ешьте» или «Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу ее от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека», ибо «заклающий вола – то же, что и убивающий человека». И много, что там сказано было на эту тему, но половину священного знания никто и никогда не увидит, а другую половину – неправильно переводят и заведомо искажают ложными разъяснениями.
– Там и про мясо сказано, – съехидничала она. – Даже животные перечислены, коих есть можно.
– Теперь там много, что сказано, – в тон ей передразнил я. – И даже про месть, и про то, как нужно обращаться с иноземцами, и как лицемерить, и про многоженство, и про многое-многое другое. Что же теперь, всему следовать? Почему-то святые отцы вашей церкви сами мясо не употребляли. Не говоря уже об Иисусе.
– А вот и неправда! – весело отсекла она.
– Правда, – даже заморгал я. Как-то непривычно было спорить с простым человеком, хоть и полукровкой, на темы, которые я знал наверняка. Доказывать ничего не хотелось, но и позволить Акаде одержать верх я не мог. – Акада, я не стану с тобой спорить. Просто ты пойди и сама проверь: убей хотя бы Маньку. Сможешь?
– Что?!! – раздалось из ящика.
– Да-да, – закивал я головой, пнув ящик ногой, – перережь засранке горло. Хватит за ней лотки выносить! Одна кошка, а сколько какашек! И перережь ей горло так, чтобы с первого раза получилось. Посмотри ей в глаза, впитай её муки и крики, а затем сдери с неё шкуру да кожу.
– Акада, – испуганно мяукала Манька, – ты же не станешь этого делать? Ты же любишь меня!
– Нет, конечно, она не любит тебя! – вещал я, смотря в расширенные глаза Акады. – Она всего лишь в одном шаге от твоего убийства, Манька. А после тебя – в одном шаге от убийства человека. Что ты на меня вылупилась, Акада? Об этом все древние религии твоего мира говорят: и буддизм, и индуизм, и джайнизм...
– Индуизм и буддизм здесь совершенно ни при чем! – авторитетно заявила Акада. И я сразу вспомнил ее домашнюю библиотеку, состоящую из теософской и эзотерической литературы. – Люди испокон веков держат скотину и птицу ради этих целей...
– Ты тоже Маньку держишь, чтобы она крыс да мышей гоняла. И Мотю, чтобы он сигнализацией работал.
– Меня ты тоже предложишь на ужин? – подал голос Мотя.
– Пусть на ком-нибудь из вас поучится. Пусть увидит, как коченеет труп, эзотеричка фигова. Как после этого приходится ждать следующей стадии – стадии созревания мяса. После чего нарежь ломтиками и поджарь с приправами, или сделай шашлычок из кошатины. Думаешь, такая пища принесет тебе здоровье и пользу? Ты реально так думаешь? Или полагаешь, что всё, описанное сейчас мной, не происходит с говядиной на скотобойне? Да там во сто раз хуже и страшнее! Если у твоей Маньки и Моти души да мозги имеются, почему бы и корове душу с разумом не иметь?
– Что за гадости ты говоришь?! – замахнулась на меня Акада.
– Только правду, которую ты не хочешь знать! – поймал я ее руку. – Страшную правду, на которую омерзительные трусы-люди закрывают глаза, ссылаясь на свою нежную душевную организацию! Вы все насквозь больные. И запах от людей – запах смердящей плоти и гниющей души. Ничто не проходит бесследно. Кара всех настигает. От ваших святых, кстати, иной запах исходит.
Акада побледнела.
– Что ты позеленела вся? – сощурился я. – Как и все остальные, даже не задумываешься над тем, что ты ешь. И какой ценой всё это добывается, какие стадии проходит, прежде чем лечь тебе на стол. Вы все рассуждаете о добродетели, о грехах и морали, но о том, что происходит ежедневно за вашими столами – даже боитесь подумать! Открытыми глазами смотрите, да не видите. Знаешь, как раньше веки назывались при открытых очах? Веждами. Догадываешься, что такое «невежды»?
– Вы там, что, Библию изучаете?
– Не только Библию. И не изучаем, а корректируем. И вам, сонным слепцам, отдаем то, что выгодно нам. Поэтому и знаем первоисточники. Пойдем, скоро отплывать.
Акада хотела откусить пирожок, но, покрутив его в руке, передумала и брезгливо отдала его Моте.
– Тогда возьми хотя бы яблоко, – смущаясь еще больше, протянула она мне ярко-красный плод. – Не бойся, не у змея-искусителя купила.
– Хм, давай своё яблоко, Ева... – подколол ее я, потому что сейчас Акада меньше всего походила на Еву. Но, по крайней мере, она хотя бы начала со мной разговаривать.
Капитан шхуны – мужик с накрученными прокуренными усами, цепким взглядом и обветренным лицом – оценил нашу скромную поклажу, взвесил в руке монеты, что я отдал ему, и махнул в сторону каюты.
– Располагайся. По пути помогать будешь. У меня один из матросов загулял, не пришел, так что лишние руки не помешают.
Я согласно кивнул. Выбора-то всё равно не оставалось.
– А это что за хиляк такой? – кивнул он в сторону Акады, голова которой была замотана чалмой, дабы скрыть ее длинные волосы, а лицо измазано сажей. – С тобой путешествует?
– Да, это мой... – призадумался я, окидывая Акаду взглядом со стороны. Версия кровного родства никак не тянула на правду. Братьями мы совсем не могли считаться, даже сводными. Скрепя сердце, я выдал новую, неоговоренную заранее, версию: – Это мой ...приятель.
– Хм, да? – глумливо крякнул капитан судна. – И насколько приятен этот чумазый «приятель»?
– Я привык к нему.
– Понятно. Тогда держи паренька запертым в каюте. Уж слишком попа у него круглая.
Я выразительно посмотрел на Акаду, дескать, предлагал же другие брюки купить, а ты, дурында, выбрала в обтяжку!
Она виновато опустила взгляд и засеменила следом за мной, тащившим ящик с нашими хвостатыми попутчиками.
Два дня пути... Два дня нескончаемого шторма, когда гигантские волны били нас так, что не оставалось никакой надежды на спасение. Моя спина уже отказывалась сгибаться и разгибаться, она просто одеревенела, и каждое движение давалось чуть ли не со слезами, пронзая тело острой болью, но страх погибели неизменно заставлял подниматься с кушетки и из последних сил вместе со всей командой сражаться с разбушевавшейся стихией.
В трюме была течь, палубу то и дело заливало так, что она превращалась в глубокий бассейн, а небо и море стали совершенно неотличимы друг от друга. Само судно наклонялось под углом 15-20 градусов к поверхности воды, иногда практически ложась на бок, после чего нас мгновенно бросало ввысь, на самый пик волны, или вниз, под нее. И каждый раз, когда хлесткая волна отступала, мы с трудом осознавали, что всё еще живы. Собственно, мыслей в такие моменты не было вообще. Особенно на фоне усталости, на фоне полного обессиливания.
