Текст книги "Воронцов. Перезагрузка. Книга 4 (СИ)"
Автор книги: Ник Тарасов
Соавторы: Ян Громов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Но самое странное ждало впереди. После всех испытаний меня усадили на лавку и завязали глаза платком.
– А теперь, барин, – пропела одна из тёток, рыжая и румяная, как наливное яблочко, – ты должен среди десяти девиц узнать свою суженую! По рукам, по голосу, по запаху – как хочешь, только не ошибись!
– А если ошибусь? – спросил я, чувствуя, как к горлу подкатывает паника.
– Тогда придётся тебе жениться на той, кого выберешь! – расхохотался кто-то из толпы, и все подхватили этот смех.
Я сидел с завязанными глазами, а передо мной, судя по шороху платьев и приглушённым хихиканьям, выстроились в ряд девушки. Одна за другой они подходили ко мне, давали дотронуться до своих рук, что-то шептали на ухо. Я честно пытался угадать по запаху волос, по нежности кожи, по дрожанию голоса – ту единственную, которую уже знал каждой клеточкой своего тела.
Когда подошла седьмая по счёту девушка, сердце моё забилось чаще. Запах лаванды и ещё чего-то неуловимого, присущего только ей… Тонкие пальцы, чуть дрожащие в моих ладонях… И едва слышный шёпот: «Это я, глупый».
– Вот она, моя жена! – воскликнул я, срывая повязку.
Передо мной стояла Машенька – раскрасневшаяся, с блестящими глазами, в праздничном сарафане, расшитом жемчугом и бисером. Волосы её были заплетены в сложную косу и уложены короной вокруг головы. Она была так хороша, что у меня перехватило дыхание.
Толпа разразилась одобрительными возгласами. Тётки утирали слёзы умиления, мужики радостно требовали ещё вина ради такого случая.
– А что, если бы я не угадал? – шепнул я Машеньке, когда она села рядом со мной.
– Я бы тебя прибила, – так же шёпотом ответила она, улыбаясь. – А потом всё равно забрала бы к себе.
Только к обеду мы сели за стол. Он ломился от яств, все нас поздравляли, кричали здравницы.
Чего там только не было! Жареные поросята с яблоками, гусь, фаршированный кашей и черносливом, рыба, студень, от которого ложка стояла колом, пироги всех мастей и размеров – с мясом, с рыбой, с капустой, с яйцами и луком. Соленья и моченья в деревянных кадках, грибы, огурцы, помидоры. А уж о напитках и говорить нечего – мёд, пиво, квас, наливки всех цветов и вкусов… Столы буквально прогибались под тяжестью угощения.
Сидели мы с Машенькой во главе стола, на почётном месте. По старинному обычаю, нам полагалось есть из одной тарелки и пить из одной чаши – «чтоб жизнь одна была на двоих». Машенька смущалась, я тоже чувствовал себя неловко под прицелом десятков глаз, следивших за каждым нашим движением.
– Горько! – вдруг выкрикнул кто-то, и крик этот подхватили все присутствующие. – Горько! Горько!
Я наклонился к ней и нежно коснулся губами её губ. Но толпе этого показалось мало.
– Да что ж это за поцелуй такой? – загудели гости. – Разве ж так целуют молодую жёну? Горько! Ещё горше!
И пришлось нам целоваться по-настоящему, под одобрительный гул и свист собравшихся.
А потом начались танцы и песни. Я и не подозревал, что у родственников такие зычные голоса и такая неуёмная энергия. Они пели, приплясывали, кружились в хороводах, не выказывая ни малейших признаков усталости. Меня же, признаюсь, уже пошатывало – то ли от выпитого, то ли от переизбытка впечатлений.
Молодые девушки, раскрасневшиеся и хихикающие, всё пытались утащить Машеньку куда-то для какого-то ритуала. Она отнекивалась, бросая на меня умоляющие взгляды, но в конце концов сдалась и ушла с ними. Вернулась она минут через двадцать, ещё более смущённая, но с решительным блеском в глазах.
– Что они с тобой делали? – спросил я, когда она вновь села рядом.
– Не спрашивай, – покачала головой Машенька. – Женские секреты. Но если не принесёт нам счастья в супружестве – я им всем косы повыдергаю!
Ближе к вечеру начались дарения. Гости по очереди подходили к нам, говорили добрые пожелания и вручали подарки. Кто-то дарил серебряные ложки («Чтоб всегда сыты были!»), кто-то – полотенца и скатерти («Чтоб дом полной чашей был!»), кто-то – петуха и курицу в корзине («Чтоб плодились и размножались!»). Последнее вызвало у меня нервный смешок, который я постарался замаскировать под кашель.
К закату солнца гулянье достигло апогея. Кто-то уже спал под столом, кто-то затянул заунывную песню о несчастной любви, кто-то пытался станцевать между столов, рискуя обрушить всю конструкцию. Женщины, раскрасневшиеся, громко обсуждали, когда ждать первенца и будет ли это мальчик или девочка.
– Пора бы нам и честь знать, – шепнула мне Машенька, утомлённо прислонившись к моему плечу. – Ещё немного, и я усну прямо здесь.
Я кивнул, разделяя её чувства. Но уйти оказалось не так-то просто. Каждый из гостей считал своим долгом ещё раз поздравить нас, поцеловать, обнять, дать какой-нибудь совет по семейной жизни. Некоторые из этих советов заставляли Машеньку краснеть до корней волос, а меня – искать глазами ближайшую дверь.
Наконец, после долгих прощаний, благодарностей и обещаний не затягивать с первенцем, мы смогли уединиться. Уже попав в мою комнату, которая теперь стала нашей с Машкой, мы, добравшись до кровати, банально уснули – сил после всех этих гуляний не осталось совершенно.
Я лежал, слушая ровное дыхание Машеньки, и думал о том, какой странный выдался день. Все эти обычаи, ритуалы, традиции… эта новая жизнь, новая семья, новые правила… Что ж, решил я, засыпая, буду учиться. В конце концов, разве не для этого я здесь? Чтобы узнавать, понимать, принимать. И, может быть, однажды стать по-настоящему своим в этом странном, но таком живом мире.
На следующее утро, едва первые лучи солнца окрасили небо в нежно-розовый цвет, мы стали собираться домой, к себе в Уваровку. Машенька хлопотала с узелками да котомками, увязывая гостинцы, что надавала ей моя матушка. Я же сидел в горнице с отцом, обсуждая последние дела торговые да хозяйственные.
Бабушка, заслышав о нашем скором отъезде, всплеснула руками и принялась ворчать, что могли бы и внучата подольше погостить, что не набрались ещё они родительского благословения вдосталь, не отведали всех угощений, что были наготовлены.
– Бабушка, милая, – ласково говорила Машенька, целуя её в морщинистую щёку, – мы ещё приедем, обязательно. А сейчас хозяйство ждёт, нельзя надолго без пригляда оставлять.
Я же только плечами пожимал да ссылался на то, что работы много оставил, нужен пригляд. В ответ бабушка лишь качала головой да вздыхала, мол, молодые всегда торопятся, всё им некогда.
Отец, однако, не держал нас – соглашался со мной, что хозяйству без хозяйского глаза тяжко.
– Маменька, – говорил он, поглаживая бабушку по плечу, – сын сам разберётся как ему лучше. У него теперь своя семья, свои заботы. А мы всегда будем рады их видеть, когда бы ни приехали.
Пока Машенька собирала последние пожитки да прощалась с моими родственниками, отец отвёл меня в сторонку, во двор, где нас никто не мог услышать. Солнце уже поднялось выше, золотя макушки деревьев и крыши соседских домов. В воздухе пахло свежестью и яблоками – в саду как раз поспевал ранний сорт.
– Сын, – сказал отец, положив мне руку на плечо, – я помню о нашей беседе на счёт людей.
Я тут же напрягся. За время гощения у родителей я почти забыл о своих просьбах и планах, а тут снова заботы да хлопоты.
– Я нашёл для тебя хорошего старосту, – продолжал отец. – Степан Фомич, мужик рассудительный, хозяйственный…
– Не надо, батюшка, – перебил я его, качая головой. – Не надо мне никаких старост, я и прошлого выгнал. Сам справлюсь.
Отец нахмурился, но спорить не стал.
– А людей? – спросил он после короткого молчания. – Людей-то пришлю?
– Людей пришли, – кивнул я. – При чём лучше сам отбери, чтоб не лодыри были. Работящих, честных. И чтоб семейных побольше – такие к земле крепче привязаны, не сбегут при первой трудности.
Отец задумчиво погладил бороду.
– С жильём у тебя как? Куда их селить будешь?
Я вздохнул. Вопрос жилья стоял остро – в Уваровке домов свободных не хватало, а те, что были, требовали серьёзного ремонта.
– С жильём сложно, – признался я, – но что-то будем думать. Начнём ставить дома, благо лес рядом. Мужики у меня умелые, справятся.
Отец поднял брови:
– Сколько времени тебе нужно?
Я прикинул в уме, вспомнил, как ставили сруб для Степана – тогда управились за неделю, чуть больше.
– Через неделю-другую можешь отправлять, – решил я. – К тому времени хотя бы пару домов успеем поставить, а нет, так хоть под крышу уже подведём.
– За две недели два дома? – удивился отец, и в глазах его мелькнуло что-то, похожее на уважение. – Не мало ли времени берёшь?
– За это не переживай, – усмехнулся я, хлопнув его по плечу. – Справимся. У меня теперь такие умельцы работают – любо-дорого смотреть. Артель соберём, всем миром навалимся – и готово дело.
Отец покачал головой, но больше возражать не стал.
– Хорошо, сын, договорились. Через две седьмицы жди гостей.
Мы пожали друг другу руки, скрепляя уговор, и вернулись в дом, где нас уже ждали с нетерпением – пора было трогаться в путь, если мы хотели добраться до Уваровки засветло.
Прощание вышло долгим и тёплым. Матушка всё крестила нас да приговаривала молитвы, родственники обнимали нас с Машенькой. Бабушка украдкой утирала слёзы концом платка и совала Машеньке какие-то узелки с травами – «от сглаза да для здоровья».
– Береги её, – шепнул мне отец, когда я обнимал его на прощание. – Девка хорошая, не каждому такое счастье выпадает.
– Знаю, батюшка, – улыбнувшись, кивнул я. – Сам не пойму, чем заслужил такую удачу.
Наконец, расцеловавшись со всеми родичами, мы сели в телегу. Машенька ещё долго оглядывалась, махая платочком, пока родительский дом не скрылся за поворотом дороги.
– Хорошие у тебя родители, – сказала она, когда мы выехали за околицу. – Добрые, заботливые.
– А то, – кивнул я, улыбаясь. – У нас в роду все такие – сердечные да приветливые. Вот и ты теперь такая же будешь – по мужу.
Машенька рассмеялась и легонько толкнула меня в бок:
– А я, по-твоему, до сих пор не сердечная была?
– Сердечная, сердечная, – поспешил уверить я, обнимая её. – Самая сердечная на свете.
Дорога до Уваровки заняла почти весь день. Мы ехали не торопясь, останавливаясь то у ручья напиться, то в тени деревьев передохнуть от полуденного зноя. Машенька, уставшая от долгого пути, иногда дремала, положив голову мне на плечо, а я смотрел на её безмятежное лицо и думал о том, какой же я всё-таки счастливчик.
На полпути до Уваровки, когда солнце уже перевалило полдень, мы достигли того самого места, где мне в первый же мой день появления в этом мире на дороге попались разбойники. Я невольно поёжился, вспоминая тот случай, и огляделся по сторонам, словно опасаясь, что из-за кустов вот-вот выскочат лихие люди.
– Что с тобой? – спросила Машенька, заметив моё беспокойство.
– Да так, вспомнилось кое-что, – отмахнулся я, не желая тревожить её рассказами о разбойниках.
Подозвав Никифора, который ехал впереди, я велел ему скакать вперёд, в деревню, предупредить о нашем приезде.
– Давай, поторопись, – наказал я ему. – Чтоб к нашему приезду ужин был готов. Да скажи Настасье, чтоб горницу прибрала, цветов свежих поставила.
Никифор, только кивнул и, пришпорив лошадь, скрылся за поворотом дороги, оставив за собой облачко пыли.
Мы же двигались неспеша, наслаждаясь погожим днём и беседой.
– А знаешь, что нас ждёт в Уваровке? – спросил я, когда мы уже видели вдалеке дымки над крышами.
– Что? – Машенька повернулась ко мне, и в глазах её читалось любопытство.
– Свадьба, – усмехнулся я. – Уже третья по счёту.
– Третья? – удивилась она. – Но мы же уже…
– Э, нет, – перебил я, смеясь. – Первая была в городе, вторая – у моих родителей. А теперь нас ждёт третья – наша, уваровская.
Машенька ахнула:
– И ты молчал до сих пор? Я же не готова!
– Не переживай, – успокоил я, гладя её по руке. – Ты у меня всегда самая красивая. А гулять её уже будем завтра.
Так, тихо переговариваясь и любуясь окрестностями, мы приближались к Уваровке, где нас ждал тёплый приём и хлебосольный стол.
Глава 8
В Уваровке нас встретили накрытыми столами во дворе под яблоней. Подъехав к нашему дому, я осмотрелся – всё же он стал для меня каким-то уже родным. Деревья вдоль забора чуть покачивались на лёгком ветру, скамья у калитки потемнела от дождей, а дом, казался приветливым. Ставни были распахнуты настежь, как будто дом радовался нашему приезду.
Мы вошли во двор. Столы были накрыты знатно – все ждали барина домой. Чего там только не было! От капусты до свежих ягод, тарелки с солёными огурцами и грибами, миски с мёдом и вареньем, пирогов и не счесть, даже картошку отварили. В больших глиняных кувшинах, наверняка, таился медовый квас.
Петр, подошёл ко мне и, поклонившись слегка, сказал:
– Всё ждали, когда барин вернётся. Уж очень вы им всем по нраву – вот и расстарались.
Я лишь кивнул и пригласил всех к столу. Здравниц не было, все ждали завтрашнего дня. Но настроение уже было приподнятое. Машенька сидела рядом со мной, иногда смущённо опуская глаза, когда кто-нибудь бросал в её сторону вопросительный взгляд.
Поужинав, когда все разошлись, мы с Машкой сходили в душ и пошли в дом, спать. Небо за окном уже затянули звёзды, где-то вдалеке лаяли собаки, а в саду стрекотали цикады. Завтра нас ждал очередной важный день.
А утро началось снова со всех этих традиций, только в этот раз заправлял всем Фома с Пелагеей.
– Ну что, голубчики, – затараторила Пелагея, врываясь в комнату без стука, когда солнце только взошло над лесом, – пора жениха от невесты отделять! Негоже им перед свадьбой вместе быть!
Я едва успел накинуть рубаху, как меня уже вытолкали в сени, где ждали мужики с заранее заготовленными шутками и прибаутками.
– Ну что, барин, – спросил Пахом, – готовы ли вы выкупить свою невесту? А то мы её так упрячем, что и до зимы не сыщете!
– Выкупить-то выкуплю, – ответил я, пытаясь сохранить хорошее расположение духа, – но может, сначала хоть умыться дадите?
– Какое умыться! – загоготал Пахом. – Жених должен потом и кровью невесту добывать!
Его каламбур вызвал взрыв хохота у остальных. Я лишь вздохнул. Предстоял долгий день.
Тем временем в доме Машеньку окружили подружки. Оттуда доносились девичьи песни и звонкий смех. Изредка я слышал её голос – то смеющийся, то слегка возмущённый.
Мне же пришлось пройти через настоящие испытания. Сначала меня заставили разгадывать загадки, одна нелепее другой.
– Что растёт корнем вверх? – спросил меня Фома, хитро прищурившись.
– Сосулька, – ответил я, вспомнив детские загадки.
– А вот и нет! – обрадовался Фома. – Муж под каблуком у жены!
Новый взрыв хохота. Я начинал понимать, что логика здесь бессильна.
После загадок начались физические испытания. Мне предложили расколоть полено на мелкие щепки – «чтобы доказать, что могу семью обогреть». Затем пришлось перетаскивать мешки с зерном – «чтобы доказать, что могу семью прокормить». К девяти утра я уже был мокрый от пота и порядком раздражённый.
– А теперь, – сказал Фома торжественно, – пора выкупать невесту!
Выкуп невесты оказался отдельным представлением. Машеньку спрятали за печью, а дорогу к ней преградили столом, за которым сидели её «стражи» – самые бойкие на язык женщины деревни.
– За вход – золото, за невесту – серебро, за косу – медь! – объявила одна из них.
Я достал приготовленные монеты, но она лишь покачала головой:
– Это что ж за богатство такое скудное? За такую невесту-красавицу?
Начался торг. Женщины требовали всё больше и больше, я отшучивался и торговался, как на базаре. Наконец, когда кошелёк мой изрядно полегчал, а терпение истончилось до предела, меня пропустили в пройти за стол.
Но это было только начало. Дальше же были расставлены лавки и табуреты, где меня ждали новые препятствия. То нужно было спеть серенаду, то станцевать, то ответить на вопросы о невесте – «какого цвета глаза у твоей суженой?» (зелёные с карими крапинками), «сколько веснушек на её носу?» (я честно ответил, что сбился со счёта на тридцать седьмой, что вызвало одобрительный гул).
Наконец, преодолев все преграды и выложив почти все деньги, я добрался до печи. За ней, как я надеялся, ждала Машенька. Обойдя печь, я увидел… Пелагею, наряженную в сарафан и кокошник.
– А невеста-то улетела! – объявила она, прыснув со смеху. – Ищи ветра в поле!
Я в изнеможении прислонился к косяку. Шутки шутками, но всему есть предел.
– Где моя Машка? – спросил я уже без всякого юмора.
– Да вон она, в саду твоя Маша, – сжалилась Пелагея. – Мы её наряжаем потихоньку, а ты тут мучаешься.
Я выглянул в окно и действительно увидел свою Машеньку в окружении женщин. Она была уже в свадебном наряде – белом сарафане с вышивкой, с венком из полевых цветов на голове. Даже издалека было видно, как она прекрасна.
После обеда начался сам обряд. Нас благословили родители Маши – её отец – Фома, чинно передал мне руку дочери, а мать – Пелагея, всё утирала слёзы кружевным платочком.
Потом был обряд смены прически невесты – девичью косу Маши расплели и заплели по-новому, уложив вокруг головы короной, как полагается замужней женщине. Машенька всё это время сидела тихо, только иногда бросала на меня взгляды из-под опущенных ресниц.
Затем начались бесконечные хождения вокруг стола, обсыпание зерном – «чтобы жизнь была сытная», обливание медовой водой – «чтобы жизнь была сладкая», перепрыгивание через различные предметы – от веника до специально разожжённого костерка – «чтобы все беды перепрыгнули».
К середине дня, когда солнце уже стояло в зените, а мы с Машей успели не меньше двадцати раз что-то обойти, через что-то перепрыгнуть и что-то трижды повторить, я начал потихоньку внедрять свой план по сворачиванию этого бесконечного действа.
– А теперь, Фома, – сказал я, отведя его в сторону, – не пора ли нам перейти к застолью? Гости уже томятся, да и мы с Марией устали немного.
– Как же так, барин, – всплеснул руками Фома, – а обряд «выкупа постели»? А «поиски ярма супружеского»? А «связывание рук на ночь»?
Я вздохнул и достал из кармана увесистый кошель.
– Думаю, эти монеты помогут нам пропустить некоторые… менее важные обряды.
Фома взвесил кошель на ладони, хитро прищурился:
– Ну, может, и впрямь не стоит молодых мучить. Они ж не крепостные, чай, всё по своей воле делают.
Так после обеда все традиции стали по-тихоньку сворачиваться не без моей помощи. Да и Машенька уже от всего этого я видел, что устала. Её лицо, раскрасневшееся от беготни и смущения, выражало лёгкую усталость, хотя глаза блестели счастьем.
Когда гости уже расселись за столами, мы с Машей наконец-то смогли присесть рядом и перевести дух.
– Ну что, жена моя, – шепнул я ей на ухо, – выдержала испытание третьей свадьбой?
Она лукаво улыбнулась:
– А ты думал, я слабая? Вот прадед мой рассказывал, что в его времена свадьбы по неделе гуляли, и каждый день – новые обряды.
– Слава богу, что те времена прошли, – искренне ответил я, и мы оба рассмеялись.
Когда с традициями было покончено, я решил, что сегодняшний день будет выходным, хотя мужики на меня посматривали и явно хотели о чем-то рассказать. Да только не на того напали. После трех свадеб подряд моя голова напоминала раскалённый котёл, в котором варились остатки мыслей вперемешку со звоном колоколов и отголосками песен, что не смолкали последние дни. Нет уж, какие могут быть дела? Сегодня только отдых.
Когда стало смеркаться, гости нехотя разошлись, а мы с Машкой остались одни. Где-то в ветвях яблони чирикали воробьи, на крыльце дремала наша кошка Бусинка, а из-за забора доносились приглушённые голоса деревенских.
Я поцеловал Машеньку – сначала нежно, едва касаясь губ, а потом всё крепче, чувствуя, как она отвечает мне с неожиданной страстью. Её руки обвились вокруг моей шеи, и я понял, что пора перебираться в дом.
– Идём, – шепнул я, беря её за руку, – ночь уже.
В доме было тихо, свечи в светелке были зажжены, постель расстелена. Я закрыл дверь и повернулся к Машеньке.
Она стояла посреди комнаты, освещённая мягким светом свечей, и смотрела на меня так, что перехватывало дыхание. В её глазах читалось всё – и любовь, и нежность, и то самое желание, которое не выразишь словами.
Я подошёл к ней, провёл рукой по волосам, распуская тугую косу. Русые пряди рассыпались по плечам, и я зарылся в них пальцами, вдыхая её запах.
– Ты прекрасна, – прошептал я, целуя её в висок, в щёку, в уголок губ.
Машенька прильнула ко мне, отвечая на поцелуи. Её руки, поначалу робкие, становились всё смелее, и вскоре мы оба забыли обо всём на свете, кроме друг друга.
Ночь окутала нас своим покрывалом, даря минуты близости и нежности, о которых не расскажешь словами. Это была наша ночь – полная открытий и признаний, шёпотов и вздохов, тихого смеха и сладких поцелуев.
Мы уснули на рассвете, обнявшись, как два усталых путника, нашедших наконец свой дом. И этим домом были мы сами – друг для друга.
А утром у калитки меня уже ждали, переминаясь с ноги на ногу, мужики – Петька, Илья, Степан да Прохор. Я заметил их, выглянув в окно, и тихо выругался себе под нос. Машенька ещё спала, и мне не хотелось её будить.
Быстро одевшись и умывшись, я вышел к мужикам. По их лицам было видно, что дело не терпит отлагательств – все четверо выглядели взволнованными и нетерпеливыми.
– Ну, жалуйтесь. – Сказал я, подойдя к ним. Те переглянулись, явно не понимая, о чём я.
– Жалуйтесь, говорю, – повторил я, скрестив руки на груди. – Наверняка ведь что-то стряслось в моё отсутствие? Крыша обвалилась? Волки кур перетаскали? Медведь на пасеку забрёл?
Петька почесал затылок, а Илья и вовсе растерянно заморгал.
– Да нет, барин, всё хорошо, – пробормотал наконец Петька. – Чего нам жаловаться-то?
– Ну и хорошо! – Хмыкнул я.
– Конечно, хорошо, – кивнул Илья. – Разве ж плохо, когда всё ладится?
– Ну, тогда рассказывайте, – улыбнулся я, не в силах больше сдерживать смех.
Те поняли шутку юмора и стали наперебой рассказывать, что в деревне всё хорошо. Говорили так быстро и сбивчиво, что приходилось их останавливать и просить повторить. Впрочем, я был рад их энтузиазму – значит, действительно дела шли неплохо.
– Дом семье Алексея поставили, – докладывал Петька, раздуваясь от гордости, словно это он лично срубил каждое бревно. – Крепкий, добротный. На века!
– Он уже и внутри всё сделал, – подхватил Илья, – и топчаны, и полки, и печь уже топит – всё там хорошо. Жена его, уже и занавески повесила, и половики постелила. Обжились, в общем.
А Петька, не дожидаясь моих расспросов, начал рассказывать про лесопилку.
– Доски пилим справно, – говорил он, размахивая руками, словно сам работал пилой. – Лес рубится как надо, складируем всё по вашей науке.
– А как там Семён? – спросил я. – Справляется?
– Ещё как! – закивал Петька. – Семён справляется с изготовлением патоша, вместе со светильным газом обрабатываем и песок, и глину – выбираем металл.
Я мысленно поправил его – не «патоша», а «поташа», но не стал перебивать. Главное – суть они уловили правильно.
– Потом, пока он стекло плавит, я приловчился металл обрабатывать на том же жару, – продолжал Петька, явно гордясь своими достижениями. – Уже и серпы сделал, и косы новые, и ножи хозяйкам, и даже топоры для лесорубов.
– Вот это ты здорово придумал, – похвалил я, радуясь, что моя затея с лесопилкой и стекольной мастерской приносит такие плоды. – Молодец, Пётр!
Петька просиял от похвалы, но потом его лицо слегка похмурело:
– Только вот незадача вышла на прошлой неделе… Вал заклинило, который в сторону кузни идёт.
Я нахмурился. Вал – важнейшая часть нашего механизма. Если он вышел из строя, это могло остановить всю работу.
– И что же вы сделали? – спросил я, готовясь услышать о долгом простое.
– Пришлось быстро колесо подымать да восстанавливать, – ответил Петька. – День потеряли, не больше. Смазки, видать, мало оказалось, но заменили часть вала – вставили новое бревно, проверили на холостом ходу – работает. Потом уже запустили на водяном колесе – всё работает, так что не переживайте.
Я хмыкнул:
– Не знал бы – не переживал. А теперь нужно думать, как такие моменты исключить, ну да ладно, придумаем что-то.
В голове уже крутились мысли о том, как усовершенствовать механизм, сделать его более надёжным. Может, добавить дополнительную смазку? Или заменить деревянный вал в местах где стыки на куски из мореного дуба? Хотя для этого нужно сначала доставить этот самый дуб да обработать его…
– Что там со стеклом? – спросил я, отгоняя технические мысли на потом.
– Семён каждый день делает по два стекла, – с гордостью сообщил Илья. – Такие ровные, прозрачные – загляденье! Мы их пока складываем в сарае, как вы велели, на мягкую солому, чтоб не побились.
– Кстати, Егор Андреевич, – вмешался Петька, – раму я без вас вставлять не стал, но сделал. Даже две. По вашему чертежу.
– Молодцы, – кивнул я. – А как там насчёт бутылок?
– Бутылок? – переспросил Петька, и лицо его расплылось в хитрой улыбке.
– Да, бутылок, – повторил я с надеждой. – Помнишь, я просил Семёна попробовать?
Петька кивнул, зазывая меня куда-то рукой. Я недоуменно смотрел на него, а тот повёл меня к моему же флигелю. Я шёл за ним, не понимая, что он хочет показать. Мы обогнули дом, прошли через двор и оказались у задней двери флигеля, которой я почти не пользовался.
– Вот, – сказал Петька, распахивая дверь с таким торжественным видом, словно за ней скрывались как минимум царские сокровища.
Я заглянул внутрь и замер от удивления. В полутёмной комнатушке, освещённой лишь узким окошком под потолком, стояли деревянные ящики. Не просто ящики, а именно те самые, которые я рисовал Семёну – сколоченные из дерева, с ячейками под бутылки. И полтора ящика по десять бутылок каждый были уже заполнены!
– Вот так Семён, – выдохнул я, не веря своим глазам.
Я осторожно достал одну бутылку и осмотрел её со всех сторон. Затем поднял её, посмотрел на просвет – почти прозрачная, ровная, можно сказать – идеальная. Горлышко – сантиметров четыре-пять, как я и просил. Дно ровное, без видимых пузырей и дефектов.
Улыбка не могла сползти с лица при виде такой работы. Я поднял глаза на Петьку, который стоял рядом, явно наслаждаясь моей реакцией.
– Передай Семёну мою благодарность, – сказал я, аккуратно возвращая бутылку на место. – Скажи, что я очень доволен его работой.
Петька кивнул, явно довольный тем, что смог меня удивить и порадовать.
– Ну что ж, – сказал я, потирая руки. – Конечно хочу своими глазами увидеть, что вы там натворили без меня, но уже наверное в другой раз.
Мужики заулыбались, и пошли в сторону Быстрянки. Я же вернулся к Машеньке и мы решили какое-то время заняться безделием. Мы сидели под яблоней, шутили, вспоминая все три наши свадьбы. Бусинка запрыгнула ко мне на колени, я ее гладил, а она громко мурлыкала.
К полудню Машенька с улыбкой потянула меня за руку в дом:
– Идём, обедать пора. Я тут кое-что приготовила… Надеюсь, тебе понравится.
Я послушно пошёл за ней, думая о том, как мне повезло – и с женой, и с людьми, что работают у меня. А ещё о том, сколько всего ещё предстоит сделать. Впрочем, с такими помощниками это было лишь вопросом времени.
