Текст книги "Крысолов. На берегу"
Автор книги: Невил Шют
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)
– Безусловно.
Они стали обсуждать разные технические подробности. Почти вся аппаратура Осборна была переносная, ее не требовалось крепить в корпусе подлодки. Уже смеркалось, когда он облачился в предложенный капитаном комбинезон, и они вдвоем перешли на «Скорпион», чтобы проверить установленный на кормовом перископе детектор радиации и составить план его калибровки по эталону. Такая же проверка понадобилась для детектора, установленного в машинном отделении, да еще кое-какая техническая работа – в одной из двух оставшихся труб торпедных аппаратов, чтобы можно было брать пробы забортной воды. Лишь когда совсем стемнело, Тауэрс и Осборн поднялись обратно на «Сидней» и поужинали в огромной, гулкой пустой кают-компании.
Назавтра закипела бурная деятельность. Явившись с утра на «Скорпион», Питер первым делом позвонил приятелю в Оперативный отдел Адмиралтейства и надоумил хотя бы из вежливости сообщить наконец капитану подводной лодки то, что уже известно всем подчиненным ему офицерам-австралийцам, и замечания капитана внести в приказ о предстоящей операции. К вечеру план операции был доставлен и изучен, Джон Осборн одет, как полагается для работы на подводной лодке, работа над задним затвором торпедного аппарата закончена, и оба австралийца втискивали свои пожитки в отведенное им для этого невеликое пространство. Ночевали они на «Сиднее», а во вторник утром перебрались на «Скорпион». В считанные часы закончены были немногие оставшиеся работы, и Дуайт доложил о готовности к испытаниям. Им разрешили выход и, пообедав в полдень возле «Сиднея», они отчалили. Дуайт развернул лодку и на малой скорости повел ее к горловине залива.
Весь день кружили по заливу вокруг баржи с грузом слаборадиоактивных материалов, стоящей на якоре посреди залива, и измеряли уровень радиации; долговязый Джон Осборн без передышки носился по «Скорпиону», снимал показания разнообразных датчиков, обдирал длинные ноги о стальные трапы, карабкаясь вверх и вниз то в боевую рубку, то на мостик, больно стукался головой о переборки и маховички управления, вбегая в рулевую рубку. К пяти часам испытания закончились; группе ученых, выведших барку в залив, предоставили вернуть ее к берегу, а «Скорпион» направился в открытое море.
Всю ночь лодка, не погружаясь, держала курс на запад, и шла на ней самая обычная походная жизнь. На рассвете при свежем юго-западном ветре и довольно спокойном море миновали мыс Бэнкс (Южная Австралия). Здесь погрузились примерно на полсотни футов и дальше каждый час поднимались настолько, чтобы выставить перископ и оглядеться. Под вечер миновали мыс Борда на острове Кенгуру и на перископной глубине двинулись прямиком по проливу к порту Аделаида. В среду около десяти вечера в перископ увидели город; через десять минут, не всплывая на поверхность, капитан распорядился повернуть, и «Скорпион» опять вышел в открытое море. В четверг на закате прошли правее северной оконечности острова Кинг и повернули домой. Близ горловины залива Филипа всплыли на поверхность, едва забрезжил рассвет, вошли в залив и в пятницу ошвартовались рядом с авианосцем в Уильямстауне как раз вовремя, чтобы там позавтракать; как выяснилось, исправить и наладить надо было лишь несколько мелочей.
В то утро главнокомандующий военно-морскими силами вице-адмирал сэр Дэвид Хартмен явился осмотреть единственное подначальное ему судно, стоящее внимания. Инспекторский осмотр занял час, и еще четверть часа вице-адмирал обсуждал на командном пункте с Дуайтом и Питером Холмсом изменения, которые они предлагали внести в план предстоящего похода. Затем он отправился на совещание с премьер-министром, находящимся в это время в Мельбурне; ни один самолет уже не летал, а без воздушного сообщения федеральному правительству в Канберре действовать было не просто, заседания парламента становились все короче и созывались все реже.
В тот вечер Дуайт, как и обещал, позвонил Мойре Дэвидсон.
– Ну вот, – сказал он, – я вернулся в целости. На борту есть кое-какая работа, но совсем немного.
– Так могу я поглядеть вашу лодку? – спросила Мойра.
– Рад буду вам ее показать. Мы не уйдем в море до понедельника.
– Мне очень хочется ее осмотреть, Дуайт. Когда удобнее – завтра или в воскресенье?
Он минуту подумал. Если сниматься с якоря в понедельник, воскресенье, вероятно, окажется очень хлопотливым днем.
– Пожалуй, лучше завтра.
В свою очередь Мойра быстро прикидывала: она приглашена к Энн Сазерленд, придется Энн подвести, но все равно там вечер, наверно, будет прескучный.
– С восторгом приеду завтра, – сказала она. – Приехать поездом в Уильямстаун?
– Это лучше всего. Я вас встречу на станции. Каким поездом вы приедете?
– Я не знаю расписания. Пожалуй, первым, который приходит после половины двенадцатого.
– Отлично. Если в это время я буду занят по горло, я попрошу Питера Холмса или Джона Осборна, они вас встретят.
– Как вы сказали – Джон Осборн?
– Да. А вы его знаете?
– Австралиец из научного института?
– Он самый. Высокий, в очках.
– Вроде как моя дальняя родня: его тетушка замужем за одним из моих дядей. Он что, тоже в вашей команде?
– Вот именно. По ученой части.
– Он чокнутый, – предупредила Мойра. – Совершенно сумасшедший. Он угробит вашу лодку.
Тауэрс засмеялся.
– Ладно. Приезжайте и осмотрите ее, покуда ваш родич ее не потопил.
– С удовольствием приеду. До скорого, Дуайт, в субботу утром.
И на другое утро, никакими особыми делами не занятый, он встретил ее на станции. Она была вся в белом – белая юбка в складку, белая, с тонкой цветной вышивкой блуза немного в норвежском стиле, и туфли белые. Посмотреть на нее приятно, но, здороваясь, Тауэрс озабоченно сдвинул брови: спрашивается, как провести ее по «Скорпиону», по этому лабиринту механизмов в жирной смазке, чтобы она не перепачкала свой наряд, а ведь вечером он намерен поужинать с ней в ресторане.
– Доброе утро, Дуайт, – услышал он. – Долго ждали?
– Всего несколько минут. Вам пришлось очень рано выехать?
– Не так рано, как в прошлый раз. Папа меня подвез на станцию, и я захватила поезд в девять с минутами. А в общем, довольно рано. Вы дадите мне выпить перед обедом?
Он ответил не сразу:
– Дядя Сэм не одобряет спиртного на борту. Придется пить кока-колу или апельсиновый сок.
– Даже на «Сиднее»?
– Даже на «Сиднее», – был решительный ответ. – Не захотите же вы за одним столом с моими офицерами пить что-нибудь крепкое, когда они пьют кока-колу.
– Я хочу выпить перед едой чего-нибудь крепкого, как вы выражаетесь, – нетерпеливо сказала Мойра. – У меня во рту все пересохло, просто мерзость. Не хотите же вы, чтобы я при ваших офицерах закатила истерику. – Она огляделась по сторонам. – Тут где-то есть отель. Угостите меня стаканчиком заранее, и тогда на борту я стану пить кока-колу, а дышать на ваших офицеров коньяком.
– Хорошо, – невозмутимо сказал Тауэрс. – Отель тут на углу. Идемте.
И они отправились; в дверях Тауэрс неуверенно огляделся. Потом повел Мойру в дамскую гостиную.
– Как будто нам сюда?
– А вы не знаете? Неужели вы здесь еще не бывали?
Он покачал головой. Спросил:
– Вам коньяку?
– Двойную порцию, – был ответ. – Со льдом, и самую малость разбавить. Неужели вы сюда не заглядываете?
– Ни разу не заходил.
– Неужели у вас никогда не бывает охоты напиться вдрызг? – спросила Мойра. – Вечерами, когда нечем заняться?
– На первых порах бывало, – признался Тауэрс. – Но тогда я уходил в город. Не годится разводить пачкотню возле собственного дома. А через неделю-другую я это бросил. Толку все равно нет.
– Что же вы делаете по вечерам, когда лодка не в походе?
– Читаю газету или книгу. Иногда мы сходим на берег, идем в кино.
Подошел бармен, и Тауэрс заказал для нее коньяк и полпорции виски для себя.
– Очень нездоровый образ жизни, – объявила Мойра. – Я пошла в дамскую комнату. Присмотрите за моей сумочкой.
Она выпила еще одну двойную порцию коньяка, и только после этого он не без труда извлек ее из отеля и доставил в гавань, на «Сидней», оставалось лишь надеяться, что при его подчиненных она будет вести себя прилично. Но страхи оказались напрасны: с американцами она держалась скромно и учтиво. И только с Осборном проявила истинный свой нрав.
– Привет, Джон, – сказала она. – С какой стати вас сюда занесло?
– Я член команды, – ответил Осборн. – Занимаюсь научными наблюдениями. Главным образом всем мешаю.
– Капитан Тауэрс так мне и сказал. И вы вправду будете жить со всеми тут на подлодке? Все время?
– Похоже на то.
– А им известны ваши привычки?
– Простите, не понял?
– Ладно, я вас не выдам. Меня это не касается.
Она отвернулась и заговорила с капитаном Ландгреном.
Когда Ландгрен предложил ей выпить, она попросила апельсинового сока; приятно было посмотреть на нее в это утро в кают-компании «Сиднея», когда, стоя под портретом английской королевы, она пила с американцами апельсиновый сок. Пока она разговаривала с ними, капитан Тауэрс отвел офицера связи в сторону.
– Послушайте, – сказал он вполголоса, – ей нельзя спуститься на «Скорпион» в таком платье. Вы не могли бы подыскать для нее комбинезон?
Питер кивнул.
– Найдется комбинезон для работы в котельной. Надо думать, нужен самый маленький размер. А где она переоденется?
Капитан задумчиво потер подбородок.
– Вы не знаете подходящего места?
– Лучше вашей личной каюты не придумаешь, сэр. Там ей никто не помешает.
– Ну и наслушаюсь я тогда – от нее же самой.
– Не сомневаюсь, – сказал Питер.
Мойра пообедала с американцами, сидя в конце одного из длиннейших столов в кают-компании, потом в смежной каюте-гостиной пили кофе. Затем младшие офицеры вернулись каждый к своим обязанностям, а Мойра осталась с Питером и Дуайтом. Питер разложил на столе чистую, выглаженную одежду кочегара.
– Вот вам комбинезон, – сказал он.
Дуайт откашлялся.
– На подводной лодке слишком много смазки, мисс Дэвидсон, – пояснил он.
– Меня зовут Мойра.
– Хорошо, Мойра. Я думаю, лучше вам спуститься на «Скорпион» в комбинезоне. Боюсь, платье вы там перепачкаете.
Мойра взяла комбинезон, развернула.
– Полная перемена декораций, – заметила она. – А где мне можно переодеться?
– Я думаю, в моей личной каюте, – предложил Дуайт. – Там вас никто не побеспокоит.
– Надеюсь, хотя не так уж уверена. Я не забыла, что произошло на яхте. – Капитан рассмеялся. – Ладно, Дуайт, ведите меня в свою каюту. Надо же мне разок и на такое отважиться.
Дуайт отвел ее к себе в каюту и вернулся в гостиную ждать, пока она переоденется. В крохотной личной каюте капитана Мойра с любопытством огляделась. Прежде всего увидела фотографии, их было четыре. На всех молодая темноволосая женщина с двумя детьми: мальчику лет восемь-девять, девочка года на два младше. Один снимок был работой профессионального фотографа в хорошем ателье, остальные – увеличены с любительских снимков; на одном, похоже, пляж, вероятно берег озера. Мать с детьми сидят на трамплине для прыжков в воду. На другом – лужайка, возможно, перед жилищем Тауэрсов: на заднем плане видна часть белого деревянного дома и длинный автомобиль. Мойра стояла и с интересом разглядывала снимки; видимо, мать и дети были очень славные. Тяжело это, но по-другому сейчас не бывает. Что толку из-за этого мучиться.
Она переоделась, положила юбку с блузкой и сумочку на койку, скорчила гримасу своему отражению в маленьком зеркале и вышла в коридор на поиски хозяина. Он уже шел ей навстречу.
– Ну вот и я, – заявила Мойра. – Похожа на черта. Ваша подлодка должна быть великолепна, Дуайт, иначе этому маскараду нет оправдания.
Он со смехом взял ее под руку и повел.
– Конечно, моя лодка великолепна, – сказал он. – Лучшая в Соединенных Штатах. Теперь сюда.
Мойра чуть не сказала, что другой подлодки у Соединенных Штатов, наверно, вообще нет, но прикусила язык: незачем делать ему больно.
Дуайт провел ее по трапу на узкую палубу «Скорпиона», затем на мостик и принялся объяснять, как что устроено. Мойра мало что знала о кораблях и ровным счетом ничего о подводных лодках, но слушала внимательно и раза два удивила Тауэрса дельными, толковыми вопросами.
– Почему, когда вы погружаетесь, вода не льется в переговорную трубу? – спросила она.
– Поворачивается вот эта заглушка.
– А если вы забудете?
Он усмехнулся:
– Внизу, в машинном отделении есть еще одна.
Через узкий люк он спустился с нею в рубку. Некоторое время она в перископ осматривала гавань и сумела понять, что к чему, но как размещать балласт и избегать крена – это осталось для нее и загадочно и не слишком любопытно. С недоумением воззрилась она на хитроумные машины, зато с живейшим интересом осмотрела помещение, где спят и едят члены команды, а также камбуз.
– А как быть с запахом стряпни? – спросила она. – Как быть, когда у вас в подводном плаванье готовят капусту?
– Стараемся не готовить. Во всяком случае, не свежую капусту. Запах держится довольно долго. В конечном счете помогает освежитель, притом воздух сменяется, добавляется кислород. Часа через два уже почти не пахнет.
В своей крохотной каютке он предложил Мойре выпить чаю. Отпивая из чашки, она спросила:
– Вы уже получили приказ, Дуайт?
Он кивнул:
– Обходим Кэрнс, Порт-Морсби и Дарвин. Потом возвращаемся.
– Там ведь уже никого не осталось в живых, правда?
– Не уверен. Именно это нам и надо выяснить.
– И вы высадитесь на берег?
Он покачал головой:
– Не думаю. Все зависит от уровня радиации, но едва ли мы причалим. Может быть, даже не поднимемся на мостик. Если обстановка совсем скверная, наверно, останемся на перископной глубине. Потому-то мы и взяли на борт Джона Осборна: нам нужен человек, который по-настоящему понимает, насколько велик риск.
Мойра подняла брови.
– Но если даже нельзя выйти на палубу, откуда вам знать, есть ли на берегу кто-то живой?
– Можем позвать через громкоговоритель. Подойти как можно ближе к берегу и окликнуть.
– А услышите вы, если кто-нибудь отзовется?
– Не так ясно, как будем звать сами. Возле рупора мы укрепим микрофон, но чтобы услыхать, если кто закричит в ответ, надо подойти очень близко. Все же это лучше, чем ничего.
Мойра вскинула на него глаза.
– Дуайт, а бывал кто-нибудь раньше в тех местах, где сильная радиоактивность?
– Да, конечно. Это не так страшно, если вести себя разумно и не рисковать зря. Во время войны мы там довольно долго ходили – от Айва-Джаммы до Филиппин и потом на юг до острова Яп. Остаешься под водой и действуешь как обычно. Но, конечно, на палубу выходить не годится.
– Нет, я про последнее время. Был кто-нибудь в тех местах после того, как война кончилась?
Дуайт кивнул:
– «Меч-рыба», двойник нашего «Скорпиона», ходила в Северную Атлантику. С месяц назад она вернулась в Рио-де-Жанейро. Я ждал, что мне пришлют копию рапорта Джонни Дисмора – это капитан «Меч-рыбы», – но до сих пор ее не получил. В Южную Америку давно не ходил ни один корабль. Я просил, чтобы копню передали телетайпом, но радио загружено более срочными делами.
– А далеко зашла та лодка?
– Насколько я знаю, она описала полный круг, – сказал Тауэрс. – Обошла восточные штаты от Флориды до Мэна, углубилась в нью-йоркскую гавань до самого Гудзона, пока не наткнулась на рухнувший мост Джорджа Вашингтона. Прошла дальше, к Новому Лондону, к Галифаксу и Сент-Джону, потом пересекла Атлантический океан, вошла в Ла-Манш и даже в устье Темзы, но там далеко продвинуться не удалось. Потом они глянули на Брест и Лиссабон, но к этому времени уже кончались припасы и команда была в скверном состоянии, так что они вернулись в Рио. – Тауэрс помолчал. – Я пока не слыхал, сколько дней они шли под водой… а хотелось бы знать. Безусловно, они поставили новый рекорд.
– И нашли они хоть одного живого человека, Дуайт?
– Едва ли. Если б нашли, мы бы наверняка об этом услышали.
Мойра застывшим взглядом смотрела на узкий проход за занавеской, которая заменяла капитанской каюте стену, на сложную сеть труб и электрических кабелей.
– Можете вы себе представить, как это выглядит, Дуайт?
– Что именно?
– Все эти города, и поля, и фермы – и ни одного человека, ни единой живой души. Никого и ничего. У меня это просто в голове не укладывается.
– У меня тоже. Да я и не хочу себе это представить. По мне, лучше думать, что все выглядит как прежде.
– Ну а я ведь никогда в тех местах не бывала. Никогда не выезжала из Австралии, а теперь уже ничего другого и не увижу. Другие страны я знаю только по кино да по книгам… какие они были прежде. Наверно, уже никто никогда не снимет фильма о том, какие они теперь.
Дуайт покачал головой.
– Это невозможно. Насколько я понимаю, оператор бы не выжил. Думаю, о том, как теперь выглядит северное полушарие, знает один господь бог. – Он помолчал. – По-моему, это хорошо. Не хочется помнить, как кто-то выглядел после смерти, хочется помнить его живым. Вот так я предпочитаю думать о Нью-Йорке.
– Невообразимо. Не укладывается это у меня в голове, – повторила Мойра.
– И у меня тоже. По-настоящему не верится, просто не могу привыкнуть к этой мысли. Наверно, не хватает воображения. Но я и не хочу, чтоб хватило. Для меня все живо, все города, все уголки Штатов я вижу в точности такими, как прежде. И пускай они останутся такими до сентября.
– Ну конечно, – мягко сказала Мойра.
Он очнулся.
– Хотите еще чаю?
– Нет, спасибо.
Он снова вывел ее наверх; на мостике Мойра замешкалась, потирая ушибленную лодыжку, благодарно вдохнула морскую свежесть.
– Наверно, до черта противно внутри, когда подолгу не всплываешь, – сказала она. – Сколько времени вы пробудете под водой в этом рейсе?
– Недолго. Дней шесть, может быть, неделю.
– Должно быть, это ужасно вредно.
– Не физически, – возразил Дуайт. – Правда, недостает солнечного света. У нас есть пара ламп дневного света, но это совсем не то, что выйти наружу. Хуже всего погружение действует на психику. Иные люди – крепкие люди, в остальном вполне надежные – просто не могут долго оставаться под водой. Через какое-то время у всех сдают нервы. Нужен очень уравновешенный характер. Я бы сказал, невозмутимый.
Мойра кивнула – он сам в точности такой, подумалось ей.
– И вы все такие?
– Да, пожалуй. Во всяком случае, почти все.
– Смотрите в оба за Джоном Осборном, – предостерегла Мойра. – У него-то не очень спокойный нрав.
Дуайт посмотрел на нее с удивлением. Он прежде об этом не думал, в пробном походе ученый держался безукоризненно. Но после замечания Мойры капитан призадумался.
– Хорошо, непременно, – сказал он. – Спасибо за совет.
Они поднялись по трапу на «Сидней». В ангаре авианосца еще стояли самолеты, будто бабочки со сложенными крыльями; безмолвный корабль казался мертвым. Мойра приостановилась.
– Они уже никогда больше не полетят, правда?
– Думаю, не полетят.
– А хоть какие-нибудь самолеты еще летают?
– Я давно уже ни одного не видел в воздухе. Авиационного бензина осталось очень мало.
Молча, необычно притихшая, Мойра дошла с Тауэрсом до его каюты. Сбросила комбинезон, снова надела белую юбку и вышитую блузку – и воспрянула духом. Проклятые мрачные корабли, проклятая мрачная жизнь! Скорей бежать от всего этого, напиться, слушать музыку, танцевать! Перед зеркалом, перед фотографиями Дуайтовой жены и детей она ярко накрасила губы, нарумянила щеки, вернула блеск глазам. Вырваться из всего этого! Вон из этих стальных клепаных стен, вон отсюда сейчас же! Ей здесь не место. Скорее в мир романтических похождений, самообманов и двойных порций коньяка! Вон отсюда – обратно в свой, привычный мир!
С фотографий в рамках понимающе, одобрительно смотрела Шейрон.
В кают-компании навстречу гостье шел Тауэрс.
– Вы шикарно выглядите! – воскликнул он с восхищением.
Мойра коротко улыбнулась.
– Зато чувствую себя гнусно, – сказала она. – Уйдемте отсюда, хочу на свежий воздух. Пойдем в тот ресторан, выпьем, а потом поищем, где можно потанцевать.
– Как прикажете.
Он пошел переодеться в штатское, а Мойру оставил с Осборном.
– Выведи меня на взлетную палубу, Джон, – сказала Мойра. – Еще минута в этих железных коробках – и я начну визжать и кусаться.
– Я плохо знаю дорогу наверх, – признался Осборн. – Я ведь тут новичок.
Они набрели на крутой трап, ведущий наверх, к орудийной башне, опять спустились, побрели по длинному стальному коридору, спросили дорогу у встречного матроса и наконец поднялись в надстройку и вышли на палубу. На просторной, ничем не загроможденной взлетной палубе пригревало солнце, перед глазами синело море, дул свежий ветер.
– Слава богу, наконец-то я выбралась, – сказала Мойра.
– Как я понимаю, ты не поклонница флота, – заметил Осборн.
– А тебе здесь нравится?
Он немного подумал.
– Пожалуй, нравится. Будет довольно занятно.
– Смотреть в перископ на мертвецов. Я могла бы придумать более приятные-занятия.
Некоторое время шли молча.
– Важно знать, – сказал наконец Осборн. – Надо попытаться выяснить, что же произошло. Может быть, все обстоит не так, как мы думаем. Может быть, что-то поглощает радиоактивные элементы. Может быть, с периодом полураспада происходит что-то, о чем мы понятия не имеем. Даже если мы не откроем ничего хорошего, все-таки откроем что-нибудь новое. Не думаю, чтобы мы и вправду открыли что-то хорошее, обнадеживающее. Но все равно это забавно – узнавать.
– По-твоему, узнавать плохое – забавно?
– Убежден, – решительно сказал Осборн. – Иные игры забавны, даже если проигрываешь. Даже если знаешь, что проиграл, еще прежде, чем начнешь. Забавна сама игра.
– Престранное понятие об играх и забавах.
– Ты не хочешь смотреть правде в глаза, вот твоя беда, – сказал Осборн. – Что с нами случилось, то случилось, это непоправимо, а ты не хочешь с этим мириться. Но рано или поздно придется посмотреть правде в глаза.
– Ладно, – сердито сказала Мойра, – придется мне посмотреть правде в глаза. Если все, что ваша братия толкует, – верно, это будет в сентябре. Еще успею.
– Как угодно, – Джон Осборн усмехнулся. – Я не стал бы очень рассчитывать на сентябрь. Все может быть и на три месяца раньше или позже. Кто знает, возможно, нас прихватит уже в июне. А может быть, я еще успею поднести тебе подарок к Рождеству.
– Так вы ничего точно не знаете? – вскипела Мойра.
– Не знаем. Ничего подобного не бывало за всю историю человечества. – Физик чуть помолчал и неожиданно докончил: – А если б такое уже однажды случилось, мы бы сейчас об этом не беседовали.
– Скажи еще хоть слово, и я столкну тебя в воду.
Из надстройки вышел капитан Тауэрс, щеголеватый и подтянутый в синем костюме с двубортным пиджаком, и направился к ним.
– А я гадал, где вы оба, – заметил он.
– Извините, Дуайт, – сказала девушка. – Надо было вас предупредить. Мне захотелось на свежий воздух.
– Будьте осторожны, сэр, – сказал Осборн. – Она совсем рассвирепела. На вашем месте я держался бы подальше – неровен час она начнет кусаться.
– Он меня изводит, – пояснила Мойра. – Дразнит, как Альберт льва. Пойдемте отсюда, Дуайт.
– До завтра, сэр, – сказал физик. – В субботу и воскресенье я останусь на борту.
Дуайт с девушкой спустились с мостика внутрь. И когда шли по стальному коридору к трапу, Тауэрс спросил:
– Как же он вас дразнил, детка?
– По-всякому, – был туманный ответ. – Тыкал палкой мне в ухо. На поезд потом, Дуайт, сперва давайте выпьем. Мне станет получше.
Он повел ее все в тот же отель на главной улице. За выпивкой спросил:
– Сколько у нас сегодня времени в запасе?
– Последняя электричка отходит с Флиндерс-стрит в четверть двенадцатого. Мне надо на нее поспеть, Дуайт. Мама мне вовек не простит, если я проведу с вами ночь.
– Могу поверить. Но вы доедете до Бервика, а что дальше? Вас кто-нибудь встретит?
Мойра покачала головой.
– С утра мы оставили на станции велосипед. Если вы меня угостите, как надо, я, пожалуй, с него свалюсь, но он меня ждет. – Она допила двойную порцию коньяка. – Спросите мне еще, Дуайт.
– Только одну. А потом пойдем отсюда. Вы ведь обещали, что мы потанцуем.
– И потанцуем. Я заказала столик у Мэрайо. Я, когда пьяная, здорово топчусь.
– Я не хочу топтаться, – возразил Дуайт. – Я хочу танцевать.
Мойра взяла у него из рук стакан.
– Вы слишком многого требуете. Не тычьте больше мне палкой в ухо, это невыносимо. Да почти все мужчины вовсе и не умеют танцевать.
– И я не умею. Раньше в Штатах мы много танцевали. Но с начала войны я не танцевал ни разу.
– По-моему, вы очень скучно живете.
После второй порции коньяка Дуайту все же удалось увести ее из отеля, и уже в сумерках они пришли на станцию. Через полчаса приехали в город и вышли на улицу.
– Еще рановато, – сказала Мойра. – Давайте пройдемся.
Он взял ее под руку, чтобы уверенней вести сквозь субботнюю вечернюю толпу. Почти во всех витринах красовалось вдоволь всяких соблазнов, но лишь немногие магазины открыты. Рестораны и кафе набиты битком и явно процветают; бары закрыты, но на улицах полно пьяных. Кажется, в городе царит буйное, ничем не омраченное веселье, скорее в духе 1890 года, а отнюдь не 1963-го. На широких улицах никакого транспорта, кроме трамваев, и люди шагают прямо по мостовой. На углу Суонстон и Коллинз-стрит какой-то итальянец играет на большущем, безвкусно изукрашенном аккордеоне – и, надо сказать, играет отлично. И вокруг под эту музыку танцуют. Дуайт с Мойрой проходили мимо кинематографа «Королевский», перед ними, шатаясь, ковылял какой-то человек – и вдруг упал, продержался немного на четвереньках, потом, мертвецки пьяный, скатился в водосточную канаву. Никто не обратил на него внимания. Полицейский, что проходил по тротуару, приостановился, перевернул упавшего, небрежно осмотрел и зашагал дальше.
– Ну и веселье здесь вечером, – заметил Дуайт.
– Сейчас уже не так скверно, – ответила Мойра. – Сразу после войны было куда хуже.
– Знаю. По-моему, люди от этого устают. – И, немного помедлив, Тауэрс докончил: – Вот как я устал.
Мойра кивнула.
– И потом, сегодня суббота. В обычные вечера здесь тихо и мирно. Почти как до войны.
Они подошли к ресторану. Владелец встретил их приветливо, он хорошо знал Мойру: она бывала в его заведении по крайней мере раз в неделю, а то и чаще. Дуайт Тауэрс заходил сюда всего раз пять-шесть, он предпочитал свой клуб, но метрдотель знал, что это капитан американской подводной лодки. Поэтому обоим оказали достойный прием, отвели удобный столик в углу, подальше от оркестра; они заказали напитки и ужин.
– Очень славные здесь люди, – одобрительно сказал Дуайт. – Я ведь прихожу не так часто, и когда прихожу, трачу не так много.
– А я прихожу очень часто. – Мойра на минуту задумалась. – Знаете, вы очень везучий человек.
– Почему вы так считаете?
– У вас есть дело, вы все время заняты.
Раньше капитану Тауэрсу и в мысль не приходило, что он счастливчик.
– Да, верно, – медленно произнес он. – Мне и правда некогда болтаться зря и валять дурака.
– А мне есть когда. Больше мне нечем заняться.
– Вы что же, совсем не работаете? Никаких обязанностей?
– Никаких. Иногда гоняю по нашим полям вола с бороной, ворошу навоз. А больше делать нечего.
– По-моему, вам бы неплохо найти какую-то службу в городе.
– По-моему тоже, – не без язвительности ответила Мойра. – Но это совсем не так просто. Перед самой войной я получила диплом с отличием в нашей лавочке, моя специальность – история.
– В лавочке?
– В университете. Потом думала выучиться машинописи и стенографии. Но какой смысл потратить на это год? Я бы не успела закончить курс. А если бы и закончила, никакой работы не найдешь.
– Вы хотите сказать, что деловая жизнь сходит на нет?
Мойра кивнула.
– Очень многие мои подруги остались не у дел. Предприниматели и коммерсанты не работают, как прежде, и им не нужны секретари. Половина папиных друзей раньше где-нибудь да служила, а теперь они просто не ходят в свои конторы. Сидят у себя дома, вроде как вышли в отставку. Понимаете, масса учреждений и предприятий позакрывались.
– Пожалуй, в этом есть смысл, – заметил Дуайт. – Если у человека хватает денег на жизнь, он имеет право последние месяцы прожить, как пожелает.
– И девушка тоже имеет на это право, – сказала Мойра. – Даже если, чем гонять на ферме вола и раскидывать по полю навоз, она пожелает заняться совсем другими делами.
– А работы нет никакой?
– Я ничего не могла найти. Хотя очень старалась. Но понимаете, я даже на машинке печатать не умею.
– Можете научиться, – сказал Дуайт. – Можете поступить на те курсы, вы же собирались.
– А какой смысл? Ведь я не успею закончить и не смогу применить свои знания на практике.
– Но у вас будет занятие. Вместо двойных порций коньяка.
– Все равно чем, лишь бы заняться? – переспросила Мойра. – Отвратительно.
Она беспокойно барабанила пальцами по столику.
– Это лучше, чем пить лишь бы пить, – возразил Тауэрс. – Не болит голова с похмелья.
– Закажите мне еще двойную порцию, Дуайт, – с досадой сказала Мойра. – А потом посмотрим, умеете ли вы танцевать.
Ощущая что-то вроде жалости, он повел ее танцевать. До чего же она сейчас уязвима. Поглощенный своими заботами и обязанностями, он как-то ни разу не подумал, что и у тех, кто молод и не успел обзавестись семьей, теперь хватает огорчений и разочарований. Надо постараться, чтобы она приятно провела вечер, решил он и заговорил о фильмах и мюзиклах, которые они оба видели, об общих знакомых.
– Холмсы чудаки, – сказала между прочим Мойра. – Мэри просто помешана на своем саде. Они сняли эту квартиру на три года, и она собирается осенью посеять всякую всячину, которая взойдет только на следующий год.
Дуайт улыбнулся.
– По-моему, очень правильная мысль. Мало ли, что может быть. – И опять перевел разговор на – не столь опасную тему: – Видели вы в «Плазе» фильм Дэнни Кея?
Яхты и парусные гонки – темы совсем безопасные, поговорили и об этом. Под конец ужина немного развлеклись эстрадным представлением, потом опять танцевали. А потом Мойра объявила:
– Я – Золушка. Нельзя опоздать на поезд, Дуайт.
Она прошла в гардеробную, а Дуайт уплатил по счету и встретил ее в дверях. Улицы уже обезлюдели; музыка утихла, рестораны и кафе закрылись. Оставались только пьяные – шатаясь, бесцельно бродили взад-вперед или сваливались замертво и засыпали прямо на тротуарах. Мойра сморщила нос:
– Не понимаю, почему это не прекратят. До войны такого не бывало.
– Задача не из легких, – задумчиво сказал Дуайт. – И на лодке опять и опять с этим сталкиваешься. Я считаю, на берегу каждый вправе делать что хочет, лишь бы не мешал другим. В такое время, как сейчас, многие просто не могут без спиртного. – Он оглядел полицейского на углу. – Видно, и ваши полицейские того же мнения, по крайней мере здесь, в городе. Я еще ни разу не видел, чтобы пьяного забрали, а уж если – так не за то, что напился.
