Текст книги "Черный Ангел (ЛП)"

Автор книги: Ньевес Идальго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

приглушенное невнятное бормотание. Келли до крови искусала себе губы. Из ее груди вырвался тоскливый стон, и она снова бросилась к брату, чтобы остановить второй удар кнута.

– Ради бога, Эдгар!.. – взмолилась она. – Не делай…

Грубый толчок заставил ее отступить, и Келли упала на колени. Тут же два раба помогли ей

подняться, но брань брата парализовала ее.

– Я разорву на части этого скота! – пролаял он. – И когда покончу с ним, он даже на корм зверям не

подойдет… Так что предупреждаю, Келли… Прочь с моей дороги!

При новом щелчке кнута Келли снова вздрогнула. На спине испанца появилась еще одна алая

полоса. Удар заставил Мигеля скользнуть по деревянному столбу, к которому он был привязан. Келли больше не думала об этом. В голове вилась всего одна мысль, ставшая целью – остановить это безумие. Она бросилась к ближайшему надсмотрщику, выхватила у него пистолет и сжала его обеими руками. Упиваясь зрелищем наказания, мужчина не сразу это понял. Он попытался, было, отнять оружие, но Келли решительно прицелилась прямо в его напрягшееся тело:

– Стой или я тебя убью! – выкрикнула она, и тот предусмотрительно попятился назад, обмениваясь

понимающими взглядами с Эдгаром, снова переключившим свое внимание на Келли. С бьющимся где-то в горле сердцем, Келли бросала брату вызов, а пистолет дрожал в ее руках. Девушка посильнее сжала оружие, боясь, чтобы оно не выскользнуло из рук, и пошла к ненавистному родственнику, к которому всей своей душой питала отвращение.

– Отойди от него!

Колберт оцепенел. Эта сучка перед всеми рабами осмелилась бросить вызов его власти? Неужели

она сделала это на самом деле?

– Ты сама не понимаешь, во что лезешь, Келли, – сплюнул Колберт, не выпуская кнута из рук.

– А ты не понимаешь, чем рискуешь. Я ведь могу прострелить тебе голову! – ответила она,

стараясь казаться твердой, хотя и боялась. – Отойди от него, Эдгар, или я за себя не отвечаю!

Этого короткого спора хватило, чтобы надсмотрщик бросился к Келли и после недолгой борьбы

вернул себе пистолет. Келли поносила его самыми ужасными словами, какие только знала, но она была разоружена. Брат без всякого сострадания скорчил Келли веселую рожу, которая лишь сильнее огорчила ее.

Потеряв всякий интерес к Келли, Эдгар с еще большим ожесточением принялся за порку. Его мало

заботило, что Келли была свидетельницей наказания. Как говорится, оно и к лучшему, потому что если эта шлюшка питает к испанцу какие-то чувства, как ему показалось, то когда он покончит с этим ублюдком, сестрица увидит, что от него ничего не осталось, кроме куска мяса, висящего на дереве.

Девушка начинала сходить с ума, и в отчаянии бросилась к дому, сдерживая рыдания и чувство

вины. Ей было отвратительно сознавать, что в ее жилах течет та же кровь, что и у этого лютого извращенца. Она истово молилась, чтобы испанцу удалось избежать верной смерти.

Глава 14

Эта порка должна была стать образцом наказания, и Колберт порол Мигеля с небывалой

жестокостью. Всякий раз, когда ременный кнут истязал плоть испанца, губы Эдгара растягивались в довольной улыбке. Ему хотелось показать всем, кто в поместье повелевает, а то в последнее время надсмотрщики начинали оспаривать кое-какие его приказы в силу его конфликта с отцом из-за игровых долгов. Нужно было получить сполна за все оскорбления, и снова, как раньше, иметь полный кошелек, когда определенная информация наполняла его карманы, и не зависеть вечно от жалкой подачки своего родителя. Эдгар был его наследником, и когда-нибудь эти земли станут принадлежать ему, а вместе с ними и все рабы. Да-да, когда-нибудь, – и этот день не за горами, мысленно приговаривал он, продолжая махать кнутом. Старик всегда отодвигал его назад. С самой колыбели его любимчиком был покойный ныне брат. Итак, брат погиб, а он уже устал быть псом, побитым могуществом Себастьяна Колберта. Чем раньше окочурится старый тиран, тем будет лучше. Тогда он станет безраздельным владыкой – куда хочу, туда и ворочу. Месть, что испытывала на себе спина испанца, была лишь малой толикой той жажды мести, которую Эдгар питал к отцу.

Мигель переносил наказание с самоубийственным стоицизмом. После десятого удара боль

становилась все невыносимее, а удары не заканчивались, но Мигель сознавал лишь одно – Диего погиб – и он винил себя за то, что продолжает жить.

Мигель старался не думать о мучениях, чтобы убежать от них. Он монотонно и хладнокровно

считал каждый удар. Одиннадцать… Двенадцать… Тринадцать… Колберт без устали бил и бил его. Потом Мигель перестал считать, потому что разум его туманился, а исполосованное тело вздрагивало с каждым ударом и слабело с каждой секундой.

Двадцать? Двадцать пять? Для Мигеля это было не так важно. Если Колберт и дальше продолжит

свою порку, то совсем скоро неважным станет вообще всё, потому что он присоединится к Диего, где бы тот ни находился.

Двадцать шесть? Двадцать семь? А может, тридцать?.. Неожиданно ад, превративший его спину в

сплошную кровавую кашу, прекратился. Мигель пожелал, чтобы Колберт закончил порку и тут же повесил бы его ко всем чертям.

Вспотевший и побагровевший от усилий Эдгар тяжело сопел. Задыхаясь от ярости, он заметил,

что за время всего наказания пленник не издал ни звука.

– Я заставлю тебя умолять, скотина, – пропыхтел он, – заставлю.

Он не получит удовлетворения до тех пор, пока не услышит крик. Из какого теста был сделан этот

выродок, раз перенес порку без единого стона? Другой на его месте орал бы или потерял сознание. Продолжить наказание Эдгар считал делом личной чести. Он убьет мерзавца, но позже. Отдышавшись, Колберт обрушил на Мигеля новый удар.

Мигель не был к этому готов. Он тяжело вздохнул, и его колени подломились. Ад продолжается,

подумал он, с трудом выпрямляясь и готовясь перенести надвигающуюся пытку. Нет, он не доставит Колберту удовольствия, прося пощады. Но следующего удара не последовало. Сквозь густую пелену мучительного тумана он расслышал гневный приказ Себастьяна:

– Эдгар, прекрати сейчас же!

Багровый от злости хозяин поместья бежал по пятам вслед за Келли. Девушка вскрикнула и тут же

прикрыла рот, заглушая крик, а Себастьян вырвал кнут из рук сына.

– Он – мой, отец! – молодой Колберт шагнул навстречу отцу, бросая ему вызов. – Он пытался меня

убить!

– В этом поместье нет ничего твоего, мальчишка, – веско ответил отец. – И этот раб тоже не твой!

Он стоил мне нескольких добрых фунтов, и я не собираюсь допустить его смерти по твоей прихоти.

– Проклятье! Ты не можешь помешать мне! Я же сказал, что он пытался меня убить!

– До сих пор мне на него не жаловались. Ты считаешь меня дураком, щенок? Почему он рисковал

своей шеей, напав на тебя?

На мгновение Эдгар смутился.

– Я убил его брата, – наконец, признался он.

Все, без исключения, знали, что для Себастьяна Колберта два купленных им испанца

представляли интерес лишь в одном – он хотел отомстить им за смерть старшего сына, намереваясь убить их не сразу, а постепенно. Убив одного из них, Эдгар частично обрубил задуманную им месть. Мало того, теперь он собирался прикончить второго.

Себастьян подошел к сыну и секунду рассматривал его, а затем ударил его кнутовищем прямо по

лицу. Эдгар отшатнулся, побледнев от мучительного прилюдного оскорбления. Он провел по лицу рукой, стирая кровь. Открытая ранка на щеке саднила, но это было ничто по сравнению с испытанным им унижением.

– Ты – жалкое ничтожество, которое ничему не научилось! – в голосе Колберта проскальзывал

гнев. – С самого рождения ты доставлял мне одни проблемы, будь ты проклят! Это ты должен был умереть на месте брата.

– Отец…

– Заткнись, и хорошенько выслушай меня! – прервал сына Себастьян. – Это мой раб так же, как и

его брат был моим рабом. Всё, абсолютно всё, в этих владениях принадлежит мне, и перед богом клянусь, если он умрет – Колберт дрожащим пальцем ткнул в Мигеля – я выбью его цену из твоих костей. Снимите его оттуда, к чертовой матери! – приказал он надсмотрщикам, уже спешившим на помощь Келли, которая была далека от упреков, и, еле сдерживая слезы, пыталась развязать пленника.

Себастьян в последний раз метнул разъяренный взгляд на сына, швырнул на землю извивающийся

змеей кнут и вернулся в дом своей характерной раскачивающейся походкой. Эдгар сглотнул ядовитую желчь, пристально глядя в спину отцу и горячо желая видеть его мертвым. Нужно покончить с ним, как можно раньше, убрать его с дороги. Этот сукин сын возомнил себя властелином мира, но Эдгар еще покажет ему, что никакой он не властелин. Не сегодня – завтра он поедет верхом, и с ним произойдет несчастный случай, уж это он возьмет на себя – Эдгар провел рукой по ране на щеке и подошел к Келли. Он вцепился ей в плечо железной хваткой и бесцеремонно встряхнул.

– Больше никогда не вставай на моем пути, сестренка, – угрожающе прошипел Эдгар. – Никогда,

слышишь?

– Лучше ты никогда не приближайся к моему, милый братец, потому что, клянусь, мне не составит

труда выпустить пулю в твои кишки, если подвернется случай, – ничуть не страшась, громко ответила Келли, слыша бушующий огонь в ушах. – Меня тошнит от тебя!

Эдгар не ожидал столь категоричного ответа. Эта ведьма боролась с ним на равных, и это смутило

его. Могла ли она?.. Да, могла бы, подумал он, глядя в ее огромные голубые глаза, выражающие полное презрение. Ни капли не боясь, она бросала ему вызов прямо перед его мужчинами, которые растерянно старались отвести взгляд, смущенные их стычкой.

Внешне, Келли была готова ко всему, но внутри она дрожала, молясь, чтобы Эдгар не учуял ее

страх. Она сдерживала дыхание и оставалась твердой до тех пор, пока Эдгар не развернулся и не пошел прочь. Когда все закончилось, у нее чуть не подкосились колени. Никогда еще она не видела лицо смерти так близко, и теперь была уверена, что брат никогда не забудет эту обиду, впрочем, Келли тут же потеряла к брату интерес и сосредоточилась на Мигеле.

Она продолжала оказывать ему помощь, когда один из негров остановил ее и отрицательно качнул

головой. Какая-то усердная негритянка подошла к ней и сказала:

– Не беспокойтесь, мамзель, мы позаботимся о нем.

– Если вам что-нибудь нужно… какая-нибудь вещь… – Келли сдерживала желание разрыдаться,

глядя, как они тащат это истерзанное тело, лишенное сознания.

Мы позаботимся о нем, сеньорита, – повторила негритянка.

Глава 15

Побережье Мартиники. 1669 год

В кают-компании фрегата “Миссионер”, бороздившего моря под французским флагом, собрались на совещание Франсуа Бульян и капитаны остальных четырех судов небольшой флотилии. Никто не должен был знать, о чем шел разговор за стенами каюты, и потому экипаж судна получил позволение высадиться на землю. Лишь особо доверенные люди несли охрану снаружи.

Франсуа Бульян был молод, но опыта ему было не занимать, и все прочие прислушивались к нему. Ему было тридцать лет, но с длинными, слегка взлохмаченными, светлыми волосами и ясными зелеными глазами, он не выглядел на свои годы. По внешнему виду и предположить было нельзя, чтобы он командовал флотилией, но в морских кругах он заработал определенный авторитет удачными и своевременными решениями в трудные моменты.

Откинувшись назад, он по очереди оглядывал суровые лица остальных собравшихся в каюте людей. Много раз он сражался рука об руку с этими мужчинами, некоторые из них ради него рисковали жизнью, и за многих из них он отдал бы правую руку. Глядя на них, Бульян думал, что они были славной командой. Эти ребята придавали ему смелости, чтобы планировать и совершать набеги на суда. Они посвятили свою жизнь пиратству, и эти набеги приносили им немалую прибыль.

Все они занимались этим открыто, не скрывая того, что делали, и, не прикрываясь бумагами и печатями какого-либо королевского двора. Им не было нужды поддерживать какую-либо державную власть, они сами были державой и властью. Состоять на службе какого-либо двора, будь он английский, французский, испанский, португальский или голландский, означало бы делиться с ним своими трофеями, а так у них был свой закон, своя индивидуальность, и этим все заканчивалось. С восьми лет, едва научившись сморкаться, но мастерски владея саблей, Франсуа сделал пиратство образом своей жизни.

Его забавляло, если кто-то говорил, что он был всего-навсего зачуханным пиратом. Он никогда не притворялся и не скрывал свою сущность, называя себя корсаром или флибустьером, каковым не являлся. Не делали этого и люди, слушавшие сейчас его слова. Это верно, они поднимали французский стяг, потому что большинство членов экипажа были французами, но это было всего лишь видимой данью традициям и не подразумевало договор с правительством.

Воспоминания о родной земле давно быльем поросли. Своей отчизне он ничего не должен. Бульян уехал из Франции тысячу лет назад и научился у морских людей ремеслу грабежа. Он был прилежным учеником.

– Ну что же, господа, с датой все согласны? – спросил Бульян, позволяя присутствующим принять свое решение.

Трое подчиненных беспокойно зашевелились, а четвертый даже глазом не моргнул.

Депардье, угрюмый здоровяк, обычно отвечал за всех. Ничуть не сомневаясь, ответил он и в этот раз, пробурчав:

– Как пожелаете.

Бульян кивнул и поднялся, заканчивая встречу. Он видел, что остальным не терпится спуститься на землю, чтобы присоединиться к своим экипажам, и он их понимал. После четырех долгих месяцев тяжелого труда, они заслужили отдых. Им удалось славно поживиться, и пришло время потратить часть туго набитых добром мешков, добытых усилиями и кровью.

Капитан “Миссионера” подождал, когда все уйдут и повернулся к единственному человеку, который сопровождал его и днем, и ночью. Пьер Леду был на год моложе. У Пьера были такие же светлые и длинные волосы, как у него самого, да и фигурой они были схожи. Они могли бы даже сойти за братьев, не будь глаза Леду голубыми.

– Ладно, что ты думаешь? – спросил Франсуа Пьера.

– Это чертовски опасно, – пожал тот плечами.

– Я не люблю рисковать, Пьер.

– Так я и думал, – усмехнулся его товарищ, усаживаясь на стул и, не разуваясь, закинул ноги на стол, где еще лежали карты, разные документы и секстант. Прежде чем ответить, он налил себе стакан крепкого рома и осушил его одним глотком. Выдохнув, он приоткрыл глаза, чтобы взглянуть на своего друга и капитана. – Сдается мне, этот чертов Депардье не очень-то согласен, хотя и принял все же твое предложение.

Франсуа неразборчиво пробурчал что-то сквозь зубы.

– Не нравится мне все это, Пьер.

– Что не нравится?

– Иметь паршивую овцу среди наших людей. Я давно приглядываюсь к Депардье, и кажется мне, что он ищет, как бы ему освободиться.

– Мы могли бы найти столько капитанов, готовых присоединиться к нашему флоту, сколько рыбы в море.

– Знаю, но не потеря корабля меня тревожит, а то, что Депардье может превратиться в соперника. Двум флотам в одном море тесно, и ты это знаешь.

Пьер неопределенно махнул рукой. Он понимал тревогу капитана, и что он имел в виду. Если Депардье решил покинуть пиратский флот и сражаться в тех же морях, то возникнут разногласия и стычки. Все капитаны флотилии и каждый по-отдельности “рыбачат” на свой страх и риск, но, если того требовала добыча, они всегда присоединялись к “Миссионеру”, безропотно вставая под начало Бульяна. Пока они сохраняли свою независимость, но Пьер считал, что Адриен Депардье может набрать свой собственный флот. Он находил его человеком эгоистичным, хотя до сих пор Депардье всегда со всем соглашался. Помолчав с минуту, Пьер хитро ухмыльнулся и изрек:

– Тогда убей его. Протащи его под килем. [прим: Таково было традиционное наказание для провинившегося моряка – его привязывали к веревке и бросали за борт с одной стороны судна, а вытаскивали с другой, протащив таким образом под килем судна]

– Не мели ерунду!

– Почему ерунду? Когда есть проблема, лучше ее устранить.

– Пока нам нужно, чтобы он был на нашей стороне.

– Убей его, – повторил Пьер, убирая ноги со стола и вытягивая их вперед, чтобы облокотиться на колени. – Я могу взять это на себя. Мне будет нетрудно сунуть ему кинжал в ребра, пока он будет скакать верхом на какой-нибудь шлюхе.

Бульян искоса взглянул на Пьера и усмехнулся:

– Ты мог бы убить его в разгар боя.

– Можешь в том поклясться, – усмехнулся Пьер, и на его щеках образовались ямочки, сводящие женщин с ума.

Франсуа вышагивал по каюте со сцепленными за спиной руками, поглядывая в иллюминатор. В порту царило оживление, и огни борделей начинали светиться.

– Дай мне подумать, дружище. Возможно, на днях, я сам с этим управлюсь. А теперь, скажи мне, что ты думаешь о Порт-Ройале?

Пьер налил себе второй стакан и пригляделся к капитану, прежде чем ответить.

– Этот порт – крепкий орешек.

– И хорошо защищен.

– И в нем полным-полно англичан, – язвительно заметил Пьер.

Франсуа снова нахмурил брови.

– Да, полным-полно англичан, – пробормотал он, – и мы с тобой не слишком-то жалуем их.

Собеседник бросил быстрый взгляд на бутылку, но забыл о ней. Он нашел на карте, которую они изучали, искомое место и ткнул в него указательным пальцем.

– Ты уверен, что хочешь напасть на них?

– Это наиболее подходящее место. Ты так не считаешь? Остальные, вроде, тоже согласны.

Пьер снова сосредоточился на карте.

– Где-то на юго-западе? – гнул свое Пьер и отрицательно мотнул головой.

– Ямайка – довольно гористый остров. Мы уже были там когда-то. Бросим якоря в маленькой бухточке, переберемся через горы и нападем на них, а в это время наши корабли окружат остров и будут ждать нас у Порт-Ройала. Никто и не узнает о нашем присутствии, пока не будет слишком поздно.

– Нет, даже не убеждай меня, Франсуа. Я голосую за то, чтобы напасть прямо на Порт-Ройал, ночью, когда никто не ждет, что наши пушки могут нарушить спокойствие их благословенного порта. Мы нападем внезапно и захватим его. Добыча будет внушительной, тем более после того, как Морган спустил там помаленьку золотишко, украденное в Маракайбо.

Бульян улыбнулся такому решению. Пьер понравился ему с самой первой минуты своей прямолинейностью. Если он атаковал, то делал это в лоб. Если должен был с кем-то драться, то чем раньше, тем лучше. Если нужно было покорить женщину, то он брался за это всерьез. В нем не было места колебаниям, он был решителен, и для Франсуа он был неоценимым помощником. Да, он принял великолепное решение – спасти ему жизнь, когда нашел его полумертвым на песчаном берегу пустынного кораллового острова с пулевой раной в боку. Своим поступком Франсуа заслужил у юноши уважение за спасенную жизнь. Пьер любил Франсуа как старшего брата.

Леду налил себе третий стакан и предложил товарищу. Тот согласно поднял стакан в ответ.

– Посоветуемся о перемене плана с остальными.

– И чем раньше, тем лучше.

– За нападение на Порт-Ройал!

– И за смерть англичан! – провозгласил свой тост Пьер.

– Аминь! За твое здоровье, дружище.

Глава 16

Порт-Ройал. Ямайка

Темнокожая девчушка монотонно продолжала махать огромным, подвешенным к крыше, опахалом из перьев, стараясь нагнать прохладный воздух на мужчин, с удобством расположившихся на террасе.

Себастьян Колберт жутко потел. На безупречно чистой с утра рубашке и костюме теперь явственно проступали темные пятна вокруг шеи, подмышками и на груди. Неровные темные очертания виднелись даже на забытом на кресле сомбреро.

Для такого тучного человека, как Себастьян, этакая погода оказывалась сущим адом. Духота еще больше усугублялась из-за проливного дождя, шедшего всю ночь. Ливень не остудил воздух, но вызвал испарение и густой туман, который накрыл остров от севера до юга, и теперь этот горячий, липкий туман мучил и изводил людей. Многие боялись, что это могло быть предвестником урагана, время от времени обрушивавшегося на остров, хотя Ямайка страдала от подобных явлений не так часто, как другие острова.

Колберт глядел на рабыню, вполголоса проклиная расу, которая приспособилась к этому раздражающе-липкому климату:

– Эти чертовы негритосы выживут и в преисподней, да еще и замерзнут. Не понимаю, как они выносят такую жарищу.

Это бурчание Колберта привлекло внимание гостеприимного хозяина и Эдгара, который тоже находился здесь.

– Полагаю, они были рождены для того, чтобы переносить все это, не так ли? – ответил хозяин.

– Вполне возможно. Если бы господь не призадумался над этим, то кто стал бы собирать урожай на этом проклятущем острове?

– Ну да бог с ним, вернемся к интересующей нас теме. Итак, что Вы думаете о моем предложении, господин Колберт?

Себастьян с сыном встретились с вышеупомянутым мужчиной в Порт-Ройале, на собрании торговцев, и он настойчиво приглашал их к себе перекусить, чем бог послал. Его роскошный, ослепительно-белый двухэтажный дом был выстроен в английском стиле. Во дворе перед домом раскинулся просторный парк. Имелась при доме и пристройка для экипажей. Мужчина проводил в своем городском доме бóльшую часть времени, оставив заботы о поместье в руках управляющего.

Хозяина особняка звали Ной Хьюстон. Помимо земель, засаженных тростником и кофе, он владел двумя задрипанными притонами в порту для моряков, что приплывали на остров, и игорным заведением, которое посещали плантаторы и проходимцы с тугими кошельками, а также имел три борделя. Со времени своего возвращения из Англии Эдгар потерял весьма круглую сумму за игровыми столами Ноя, а также немало, сверх всяких разумных пределов, денег спустил на шлюх. Самая дорогая на острове гостиница тоже являлась собственностью Хьюстона.

Себастьяну совсем не нравился этот тип. У него было слишком много денег, власти и земель, и он был излишне сильным конкурентом, но Колберт не мог, да и не должен был воевать с ним, поскольку авторитет и связи Хьюстона оказывались полезными для установления наивыгоднейшей продажной цены на произведенный ими товар.

Однако больше всего Хьюстон был ему неприятен теми слухами, что ходили о нем на вечеринках в тесных кругах. Поговаривали, что он был извращенцем, и не только с женщинами. Возможно, Хьюстон получал удовольствие, истязая купленных им юношей, или же тех, кто попал в его руки за карточные долги. Для Ноя Хьюстона не существовало различия полов: женщины или мужчины были для него без разницы, да он и не скрывал этой своей слабости.

– Мне нужно основательно подумать над этим, – ответил Себастьян. – Вам известна причина, по которой я купил этого белого, когда его привезли в Порт-Ройал.

Ной утвердительно кивнул и щелкнул пальцами, чтобы им подали еще один графин холодного лимонада.

– Решайте быстрее, Колберт, не стоит откладывать дело в долгий ящик.

Колберт в упор смотрел на собеседника. Этот важный, статный господин в свои без малого шестьдесят лет оставался весьма привлекательным, как немногие в его возрасте. “Да, он, безусловно, мог бы прельстить любую женщину” – с презрением и завистью подумал Себастьян. Однако, к несчастью немногочисленных порт-ройалских девиц на выданье, Хьюстона интересовала лишь покупка хорошеньких рабынь для своих борделей, да красоток для таверн, если в том была нужда. Множество невольников, не покладая рук, работали в его заведениях подавальщиками, уборщиками или кучерами. Лучших из них он приберегал для собственного дома. И все они, без исключения, силком ли, по доброй ли воле, проходили через его спальню.

Ходил слушок, хотя Колберт и не был уверен, что все было именно так, что несколько месяцев назад Хьюстон запал на здоровенного, крепкого как бык, негра, которого увидел на невольничьем рынке. Он купил его и попытался совратить, как делал это со всеми остальными, потому что совращение – говорил он – составляет часть очарования, другую часть составляют подарки и деньги, но свобода – никогда. Любопытно, но поговаривали, что Хьюстон даже предлагал тому рабу свободу, но тот отказался.

– В самом деле, Хьюстон... Почему Вас так интересует мой раб? – спросил Себастьян. Хьюстон хитро усмехнулся, но промолчал.

Колберт последовал дальше за нитью своих размышлений. Краем уха он слышал разговоры о том, что Хьюстон заставил того черного, как ночь, негра раздеться догола и велел привязать его к телеге, а затем выпорол его и изнасиловал. Покончив с этим, он выхватил пистолет и выстрелил рабу в голову, не придавая значения заоблачной цене, которую он заплатил за столь великолепный образец. Вполне допустима была мысль, что Хьюстон желал купить Мигеля для подобных же целей.

Хьюстон был неглуп и подождал, пока гости не станут чувствовать себя спокойней и вольготней. Как бы то ни было, а его предложение купить испанца немало удивило их.

– Откровенно говоря, дружище Себастьян, – наконец ответил Ной, – мне пришлось не по душе, что на торгах Вы перебили ставку моего управляющего. Если бы я мог прийти на торги, то не оставил бы Вам этого раба. Я заинтересован в его покупке, а кроме того, я слышал, что на Вашей плантации у него возникли кое-какие проблемы.

– Кто Вам это сказал?

– Черномазые болтают, порой, слишком много. Кто-то из Ваших рабов шепнул другому, а тот еще

кому-то, и еще, ну и пошло-поехало, знаете ли… Вот такие вот дела. К тому же, подобные наказания не так часты. Говорят, что Ваш сын, – Ной посмотрел прямо на Эдгара, не приобщая, впрочем, того к разговору, – едва не забил его кнутом до смерти.

Колберт мрачно выругался, недовольный тем, что случившееся в его поместье смогло оказаться у

всех на языке, а пристыженный Хьюстоном Эдгар, в свою очередь, покраснел.

– Я купил этих двух испанцев, чтобы осуществить свою месть.

– Знаю, и не стану утверждать, правильно это было или нет. Я хочу поговорить лишь о делах. Вы –

умный человек. У меня есть свои осведомители, и, насколько мне известно, причиной проблем этого парня является его гордость. Мы с Вами знаем, что рано или поздно он забьет его до смерти или пристрелит, – Хьюстон с намеком снова посмотрел на Эдгара. – Пушечное мясо, что ни говори, и я ничуть не сомневаюсь, что Вы заставляли его расплачиваться за смерть Вашего сына все то время, что он был у Вас.

– Я должен придумать еще что-нибудь для этого ничтожества.

– Колберт, – Хьюстон наклонился вперед, – я предлагаю за него двойную цену, и мне неважно, что

Вы отдадите мне его несколько… попорченным.

– Вы готовы заплатить за него сотню фунтов?

Ной по-свойски хлопнул Колберта по колену, и этот панибратский жест очень не понравился

Себастьяну.

– Дружище, не забывайте, что мой управляющий был на торгах.

Колберт дернулся, но не отступил.

– Те торги – дело прошлое, а теперь у нас иная сделка.

– Подумайте, как следует, Колберт. Вы возвращаете себе капитал в двойном размере, а я получаю

то, что хочу. К тому же… не стану скрывать – мне известно, что мои маленькие шалости уже у всех на языке, так что ваша месть будет полной, если я куплю этого испанца. Полагаю, Вы знаете мои предпочтения…

Себастьян скрыл свое отвращение. Сделка была идеальной, и Колберт знал, что Хьюстон прав:

Эдгар убил одного и едва не прикончил второго. Себастьян не желал терять свои деньги, или разбивать голову сыну, но окончательно принял решение, представив, что предстоит пережить проклятому испанцу в лапах Хьюстона. Колберт протянул руку Ною, соглашаясь на сделку, и тот торопливо ее пожал.

– Через неделю он будет здесь, – уверил Себастьян Хьюстона.

Ной улыбнулся, как сытый, довольный кот, мысленно поздравив себя с тем, что будет хозяином

испанца. У Хьюстона наметились признаки эрекции, едва он подумал об этом. Безусловно, заплаченная им цена имела смысл.

Не имея ни малейшего представления о своей судьбе и о том, что ему уготовили, Мигель старался восстановить силы с единственной целью – отомстить Эдгару Колберту, его отцу и всем тем, в чьих жилах течет их кровь. После наказания его оставили на попечение одной негритянки, которая продолжала вытаскивать его из сущего ада. Много дней Мигель метался в горячечном бреду, находясь между жизнью и смертью и упорно цепляясь за жизнь. Лихорадку вызвала не сама порка, а грязь, впитавшаяся в длинный кнут Эдгара. Две причины заставляли Мигеля жить дальше, не поддаваясь боли и безысходности: внимание, нежность и самоотверженная забота старой рабыни и беспредельная ненависть к Колбертам.

Минул почти месяц, но Мигель был все еще слаб. Он сильно похудел и осунулся; под глазами залегли глубокие тени, еще больше подчеркивавшие лихорадочный взгляд его зеленых глаз и демонический блеск, проскальзывающий в них.

Мигель живо помнил каждый удар, невыносимую боль и долгую, мучительную борьбу за выздоровление. У него из головы не выходил образ пристально смотрящего на него Диего, его окровавленные пальцы и тело, падающее в пустоту... Но образ брата не угнетал, а, напротив, поддерживал его, час за часом, минута за минутой подпитывая его ненависть.

Мигель ничего не делал, чтобы притупить воспоминания. Чтобы выжить, ему было необходимо снова и снова вспоминать все – каждый удар, приглушенное щелканье кнута по спине и смерть Диего, потому что только это придавало ему сил. Только злость и негодование могли помочь ему когда-нибудь покончить с этим родом кровавых и жестоких убийц.

Но вот Мигеля вновь погнали на работу. Блуждая растерянным взглядом по окружавшему его густому лесу, он поклялся перед богом, что не успокоится до тех пор, пока не отомстит за смерть Диего и Карлоты, пусть даже рискуя собственной жизнью.

– Как вы себя чувствуете?

Голос, раздавшийся за спиной, заставил напрячься каждый мускул Мигеля. Он медленно повернулся и вонзил свой взгляд прямо в глаза девушки. В глазах Мигеля была такая ярость, что Келли испуганно отступила на шаг, несмотря на то, что за ним приглядывал вооруженный надсмотрщик.

Мигель ничего не ответил, и только молча смотрел на нее. Глубина этих сапфировых глаз, жемчужная матовость ее лица и какое-то необычное очарование вмиг изгнали из его глаз ярость, чтобы тут же с большей силой возвратить ее в грудь.

Как эта ведьма осмелилась приблизиться к нему? Неужели ей было недостаточно увеселений и забав?

– Я не могла прийти раньше, – оправдывалась Келли, теребя банты своего красивого желтого платья, придающего ей вид феи, – дядя вынудил меня остаться в Порт-Ройале.

У Мигеля то пропадало, то возникало желание подойти к ней поближе, обхватить ее шею руками и сжимать, сжимать, сжимать...

Почти месяц наедине с собой он пережевывал свою ненависть, свою одержимость убить любого, кто носит фамилию Колберт. И вот теперь она стояла перед ним, и только он решал помиловать ее или казнить. Да что представляют из себя эти надсмотрщики? Что они значили для него?! Он за секунду мог бы разделаться с этой девушкой, заставить ее заплатить за смерть Диего, но... Какого черта эта женщина заставляет его отступиться от жажды мести?