Текст книги "Черный Ангел (ЛП)"
Автор книги: Ньевес Идальго
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
– На нас напали!
– Напали? – переспросил Мигель. – Кто?
– Английские пираты! – ответил Альваро де Рекехо, вошедший следом за Диего. Он был бледен как
мертвец, а лицо его выражало неподдельный страх.
Не медля ни минуты, мужчины собрались уходить. Мигель вооружился сам и раздал оружие
нескольким работникам, которых удалось собрать, включая тех, кто строил его будущий дом. Несмотря на протесты Карлоты, Мигель приказал ей ни под каким видом не выходить из поместья и оставил несколько человек в резерве для защиты женщин и детей. Он и слышать не хотел о том, чтобы дон Альваро ехал вместе с ними и, вскочив на коня, вместе с братом поскакал в город. Теперь Маракайбо был их родным домом, местом, радушно принявшим их, и они должны были ногтями и зубами защищать его. Де Торресы никогда не пренебрегали своими обязанностями. Поспешный отъезд помешал Мигелю заметить, что Карлота ехала за ними чуть поодаль.
По городу ползли разные слухи, и сеялась паника. Английские корабли взяли порт в осаду и
палили из пушек по стенам маленьких защитных сооружений. Отовсюду слышались крики и стоны. Горели целые дома, и возбужденные толпы людей лихорадочно метались из стороны в сторону, плохо понимая, как им спастись от ужаса и неминуемой смерти. Некоторые в спешке грузили свои пожитки в повозки или просто навьючивали лошадей.
Мигель разыскивал командира, стоящего во главе защиты этой части города, и, наконец, нашел.
Окровавленный, с повисшей вдоль бока как плеть рукой, обессилевший от боли, он отдавал двум солдатам приказ грузить в повозку боеприпасы. Схватив капитана за отворот мундира, Мигель повернул его лицом к себе.
– Что вы делаете, капитан Техада?
– Отступаем, пока не высадились эти проклятые англичане! – ответил тот, стараясь освободиться. –
Ничего не поделаешь.
– Вы не можете оставить людей сейчас!
– Их нельзя защитить! – капитан рывком освободился, и с легкой иронией, смешанной со страхом,
посмотрел на Мигеля. – Вы хоть знаете, кто на нас напал? Морган!
Услышав это имя, Мигель окаменел. Гарри Джон Морган наводил ужас своими набегами на
испанские поселения. Он прославился своей беспощадностью, грабежами и разбоями. Поговаривали, что там, где он побывал, не оставалось никого, кто мог бы о нем рассказать. Этот англичанин был правой рукой флибустьера Эдварда Мансфилда и участвовал вместе с ним в захвате Провиденсии в 1668 году. Морган пользовался поддержкой английских властей и даже самого суверена. Ходили слухи, что он опустошал эту часть Карибов. В свои тридцать четыре года он приобрел заслуженную и неувядаемую славу жестокого и кровожадного человека, которая навсегда останется с ним.
Само собой разумеется, что Морган был не единственным искателем приключений такого рода. И
до него жители Карибских земель сталкивались с подобной жестокостью. К примеру, Гильермо Дампьер из ямайского плантатора перешел в пираты, поклявшись в вечной лютой ненависти к Испании и ее владениям. Сущим наказанием для всех стали и озлобленные жители острова Тортуга и побережья Санто Доминго. Но Морган, по всей видимости, был самым ужасным из всех.
Его походы не ограничивались Мексиканским заливом. Пираты Моргана плавали вдоль всего
Центрально-Американского перешейка, нападая на любое испанское поселение в Карибах. Эти наемные убийцы сеяли ужас, подбирали плоды своих набегов и возвращались в тайные логовища, дабы насладиться награбленными сокровищами, оставив на своем пути опустошение и смерть.
Мигель, видя свою неспособность заставить капитана Техада предпринять хоть что-то, отодвинул
его в сторону и начал сам отдавать приказы, стараясь перегруппировать силы гарнизона, который до этого действовал разлаженно и чисто импульсивно.
С грехом пополам гарнизон держался около четырех часов, а затем покинул цитадель после того,
как парой залповых канонад англичане, шутя, разрушили стену. Едва войдя в побежденный форт, захватчики тут же покинули его, прихватив с собой несколько найденных ими ценных вещей.
В тот день, первого марта, ведомый лодчонками-каноэ, пиратский флот сумел пересечь узкий
пролив. Некоторые суда, проплывая через мелководную бухту Табласо, застряли в ее зыбучих песках, но большинству из них удалось добраться до большой земли.
Те немногие, кто столкнулся с захватчиками, со шпагой в руке сражались не на жизнь, а на смерть.
Резня шла на улицах, в порту, в домах. Моргановские недобитки входили в дома и поджигали их,
убивая тех, кто встречался на пути. Немногочисленные оставшиеся солдаты из разбежавшегося гарнизона, на который рассчитывал Маракайбо, да горстка разрозненных граждан, мало пригодных для подобного рода стычек, осмелившихся противостоять сброду Гарри Моргана, были перебиты. Со всех сторон слышались стоны умирающих. Пожары распространялись с ужасающей скоростью, и все попытки потушить их были тщетны. Небо было скрыто за клубами черного дыма, похожего на предвестник Апокалипсиса. На пристани и площадях валялись трупы…
Мигель потерял больше половины людей, даже не успев осознать это толком. Эти люди не были
умельцами в бою, и дорого заплатили за свою отвагу. Одни умирали, другие прятались. Мигель понимал их панический страх и бегство, и отчасти винил себя за судьбу погибших от пиратского клинка людей. Он приказал Диего возвращаться в поместье и предупредить дона Альваро о происходящем, в то время как он сам постарается задержать врагов, но младший де Торрес наотрез отказался покинуть брата посреди окутавшего их безумия.
Всего в нескольких метрах от братьев Карлота де Рекехо в ужасе прижималась к стене, видя как
при выходе в переулок Мигель и его соратники столкнулись с отрядом флибустьеров, и теперь оказывают им упорное сопротивление. Звон скрестившихся клинков и грубая брань моргановских головорезов, не ожидавших такого сопротивления от вооружившихся мирных граждан, заставляли сердце девушки сжиматься от страха. В эту минуту Карлота отдала бы полжизни, лишь бы не ехать за Мигелем, находиться в “Красавице Росите” и никогда не видеть столько смертей и крови.
Чей-то женский вопль напугал девушку еще больше, и она сильнее вжалась в стену; ах, если бы
она могла слиться с ней! Напуганная до смерти, дрожа как лист и беззвучно плача, она не могла сдвинуться с места, но протяжно-тоскливый крик повторился, заставив ее шевельнуться. О боже, какая жестокость! Девушка в ужасе огляделась по сторонам. Она дрожала от страха за судьбу Мигеля и его брата, но она ничем не могла им помочь, и ей нужно было улизнуть отсюда.
Споткнувшись обо что-то, Карлота опустила взгляд. Это был кинжал. Не раздумывая, она схватила
его и почувствовала себя уверенней, хотя и не умела обращаться с ним. Ее пальцы сжали забрызганную кровью рукоять; от отвращения девушку замутило и свело живот. Ей удалось сдержать тошноту и выпрямиться. Карлота дала себе слово, что если кто-нибудь из этих отвратительных пиратов приблизится к ней, она его убьет, даже если это будет самым последним на свете, что она сделает.
Через миг она снова посмотрела в сторону развернувшегося поблизости сражения. Оно проходило
под ликующие крики одних, нанесших победный удар, и предсмертные хрипы других, упавших на землю и умирающих людей. Карлота увидела гибель четверых мужчин из “Красавицы Роситы”, которые защищались, как могли, пятясь назад и уступая клочки земли. Через несколько секунд сражающиеся оказались так близко от нее, что сбежать незаметно было уже нельзя. Карлота была свидетельницей того, что эти выродки проделывали с пойманными ими женщинами. Отбросив прочь воспоминания, она покрепче сжала нож, молясь, чтобы Мигель и Диего остались целы и невредимы. Несмотря на потери, отряд под командой Мигеля сражался стойко, и люди Моргана отделывались недешево. Карлота молча дивилась, как ловко обращается со стальным клинком ее будущий муж. Мигель очень умело наступал и отступал, мастерски отражая и нанося удары, но численный перевес был не на его стороне, и он это понимал. Мужчина крепко сжимал клинок в левой руке, но полученная рана, казалось, ничуть не уменьшала его сил. И Диего был ему под стать. Он сражался с тем же мастерством и сдержанностью, что и брат, но не с таким безразличием.
Глава 4
К несчастью, победить они не могли. В городе приспешников Моргана насчитывались сотни, а защитников Маракайбо было мало. Плохо подготовленные и едва обученные, они, тем не менее, должны были постараться спасти толпы напуганных женщин.
Кто-то сгреб всей пятерней волосы Карлоты, и грубо подволок ошалевшую от боли девушку к себе. Полуобернувшись, Карлота увидела бородатое, грязное, безжалостное лицо. К такому она была не готова. Лицо мужчины, казалось, хранило отпечатки вековых страданий и тысячи битв; незрячий глаз, закрытый полоской белой ткани сразу же вызывал отвращение. Крупный нос, мясистые губы, редкие, гнилые зубы и жуткий шрам по всему лицу от слепого, бельмастого глаза до подбородка. На левом плече почти двухметрового роста, сильного как бык, громилы лежал огромный мешок с награбленным добром.
У Карлоты перехватило дыхание. Она забыла о ноже, который держала в руке. Верзила грязно ухмыльнулся своим беззубым ртом, нацелив единственный здоровый глаз на идущее поблизости сражение.
– Идем, куколка, а то здесь уже развлекаются.
Еще один грубый рывок, и девушка оказалась под бородой пирата. Он попытался поцеловать ее.
– Мигель!!! – как безумная, в ужасе закричала Карлота, уже зная свою участь и изо всех сил отбиваясь кулаками и ногами.
До Мигеля донеслось эхо призыва о помощи, и он обернулся, легко узнав голос девушки. Мигель отвлекся всего на секунду, но эта небрежность стоила ему еще одной раны в боку, однако ему крупно повезло – ведь шпага едва не угодила прямо в сердце. Мигель побледнел, понимая, какой опасности подвергается Карлота, чьи крики громом отдавались в его ушах. Стиснув зубы, он удвоил усилия, с такой яростью напав на противника, что тот отступил. Мигель воспользовался своим преимуществом и одним метким ударом перерезал ему горло. Махнув на все рукой, он со всех ног бросился к несчастной девушке, в одиночку боровшейся с одноглазым чудовищем. Но вот они оба исчезли за поворотом на углу зловонной улочки. Диего тоже слышал крики девушки и, избавившись от своего противника, последовал за братом.
Сквозь пелену слез, Карлота увидела, что к ней бегут на помощь. По-звериному скрючив пальцы, она бросилась вперед, стараясь добраться до лица захватчика, и, если повезет, выцарапать ему здоровый глаз. Пират с рычанием выпустил Карлоту, подняв руки к ее лицу и выронив мешок с награбленным добром. Секунда. Возможно, Карлота опоздала лишь на секунду. Пират схватил девушку за шею и сдавил ее.
– Ах ты, грязная сучка! – в ярости проревел он.
Голова Карлоты безжизненно склонилась набок, а тело рухнуло на землю.
Мигель оцепенел и, не двигаясь, смотрел на обмякшее тело девушки, а затем глухая, необузданная, доселе не испытываемая ярость, накрыла его глаза багровой пеленой, и всё ему вдруг стало безразлично. В отчаянии набросился он на убийцу, во второй раз оборвавшего его будущее, и сбил его с ног. Пират рухнул на землю вниз лицом, но в последний миг своей жизни ему удалось повернуться и посмотреть испанцу в лицо. Он успел увидеть изумрудно-зеленые, холодные, как драгоценные камни, полные ненависти глаза, и за тысячную долю секунды до своего конца заметить блеск сабли, несущей смерть. Больше он не успел ничего.
Крепко сжав обеими руками эфес сабли, Мигель с такой силой поднял и опустил ее, что она насквозь пронзила горло поверженного врага. Стальное острие, воткнулась в землю, подняв тучу пыли. Мигель потерял невесту, но у него не было времени думать о чем-то – нужно было продолжать защищать свою жизнь и жизнь брата. Диего как раз вовремя предупредил его об этом. Мигель быстро повернулся. Ему удалось отбить смертельный удар, но при этом он потерял равновесие и упал навзничь. Лежа на земле, он сильно пнул противника ногой, выиграв время, необходимое для того, чтобы подняться и перейти в атаку.
В это время Диего тоже не стоял столбом. Он без устали храбро оборонялся, не зная пощады к врагам, несмотря на то что перед глазами все плыло, а душа была разбита из-за страшной и жестокой смерти женщины, которую он молча любил, хотя она и выбрала брата.
Еще одна небольшая группка мужчин присоединилась к этой баталии, впрочем, не принимая в ней непосредственного участия. Мужчин было пятеро, и среди них выделялся один, темноглазый, в длинном черном парике. Одет он был лучше других, а шпага была вложена в ножны, как будто одно только его присутствие уже внушало ужас, и пользоваться оружием не было никакой необходимости.
Морган не упустил ни малейшей детали поединка. На секунду он задержал взгляд на мертвых телах девушки и своего приспешника, но это были всего лишь трупы, а его интересовали два юноши, те, что защищались как львы, заставляя его людей отступать, хотя их было вдвое больше. Молодые люди вызвали у Моргана восхищение. Он резко поднял руку, запрещая вмешиваться в поединок. Подождав минуту или две, Морган опустил руку и повелительно сказал:
– Они нужны мне живыми.
Похоже, чтобы покончить с братьями де Торрес, четверых мужчин было недостаточно, но восьмерых хватило с избытком. Окружив братьев, они зажали их в угол, и последним, что заметил Мигель, был удар по голове, а затем все вокруг потемнело.
– Диего... – только и смог прошептать он.
Побережье Ямайки. Месяц спустя
Пахло грозой. К этому запаху примешивалась вонь мочи, испражнений и пота. А еще запах страха, и этот запах был сильнее всех.
Многие думают, что страх это нечто неощутимое. Его нельзя увидеть, потрогать, у него нет запаха, но это не так. Мигель испытал это на собственной шкуре. Страх был каким-то подспудным, но живым. Он окружал их, его почти можно было потрогать пальцами, и он так отвратительно вонял.
Мигель понял это и маялся с тех пор, как очнулся в мерзком, затхлом трюме несколько часов спустя после того, как убили Карлоту, а его самого оглушили ударом по голове. Голова болела, не переставая, а раны в руке и боку причиняли дополнительные мучения, но боль и страдания разбитой от потери невесты души были неизмеримо глубже. Эта мука была даже горше тоски от исчезновения Диего.
В первый миг, едва вернулось сознание, на Мигеля обрушился целый мир. Крича и плача, он проклял все на свете, но как студеная вода, утоляющая жажду, ему ответил голос, тут же возродив надежду:
– Мигель! Мигель, это ты?!
Мигель, как безумец, всматривался в окружающий его полумрак, который делался еще темнее от приглушенных стонов таких же, как и он, заключенных. Судя по долетевшему голосу, младший брат находился где-то рядом.
– Диего, с тобой все в порядке?
Мигель попытался привстать, но понял, что толстая цепь прочно приковала его к стене этого тесного, смрадного трюма, как и остальных, лежащих рядом с ним вповалку немощных существ, посаженных на цепь, словно опасные звери. Постепенно его глаза привыкли к неясной, расплывчатой полутьме, и он смог различить очертания тел своих сотоварищей по несчастью, вынужденных чернокожих друзей, чьи съежившиеся фигурки терялись в темноте, сливаясь с ней. Ни одного белого, кроме них с Диего.
– Ерунда, только царапина над бровью, – ответил брат. – А как твои раны?
– Чертовски болят, но если не загноятся, проблем не будет.
Оба ненадолго замолчали, наслаждаясь тем, что живы.
– Мне очень жаль, брат, – вздохнул Диего.
Мигель подавил всхлип и повесил голову, поняв, о чем сказал ему брат. Перед ним возник образ Карлоты, и он снова проклял Моргана, судьбу и весь мир.
– Как ты думаешь, почему они нас не убили?
– Не знаю, малыш, – ответил Мигель, сглотнув едкий ком, застрявший в горле.
– Они продадут нас, – сообщил кто-то, лежащий сбоку.
Мигель посмотрел на человека, делившего с ним оковы и унижения. У того была такая черная кожа, что он смог разглядеть блеск его огромных, пугающих глаз.
– Продадут? – переспросил Мигель.
– Как рабов.
Мигель изменился в лице, а Диего прерывисто вздохнул.
– Я сам слышал, так сказал один из пиратов, – подтвердил негр.
– Почему, будь они трижды прокляты?! Почему они не убили нас всех?
Негр пожал плечами. Его судьба не слишком изменилась. Какая разница, кто хозяин, тот или другой? На этой земле цветные могли покупаться и продаваться, как скот, так что его участь изменилась ненамного.
Мигель закрыл глаза и прислонил голову к трюмной переборке. “О, боже, мир стал дерьмом! – подумал он. – Несносным, несправедливым и кровавым дерьмом”. Мигель никогда не понимал, почему одни люди порабощают других, и не принимал оправданий по поводу дешевой рабочей силы. Возможно, поэтому он так быстро прижился в “Красавице Росите”, и ему нравилось там. У дона Альваро были наемные работники, а не рабы. И вот теперь Морган и его людишки снова играли жизнями нескольких людей, ничем не отличавшихся от них, кроме цвета кожи.
Рабы. Это слово вызывало дрожь.
Плохо было стать изгоем, но тогда они, по крайней мере, были свободными людьми, и могли заново построить свою жизнь: обзавестись домом, жениться, иметь детей. А что ждало их с сегодняшнего дня? Что ждало Диего, не такого закаленного тяготами судьбы? Сможет ли он выстоять под тяжелой рукой и хлыстом надсмотрщика? Мигель во всем винил себя, и в его жилах стыла кровь.
Глава 5
Неделю спустя, когда моргановская орда, пресытившись разбоями, вином и оргиями, положила конец грабежам и погрузила на свои корабли все награбленное, братьев вытащили из их узилища, но лишь за тем, чтобы перевести на другой парусник и запихнуть в другой трюм, чуть попросторнее. Суда отплыли не сразу, и братья терзались в ожидании, не зная, что ждет их в будущем, и злясь на собственную участь. Из отдельных обрывков разговоров, долетавших до них с палубы, юноши знали, что часть пиратов двинулась вглубь земель и грабила поместья, и теперь Мигель молился, чтобы дон Альваро остался в живых.
Через несколько дней Морган приказал поднимать якоря и выходить в море. Гораздо позже братья узнают, что к венесуэльскому побережью прибыла испанская флотилия из Барловенто и сразилась с пиратами. Форт де ла Барра вновь вернулся в руки своих законных хозяев, а людишки уэльского флибустьера через несколько дней оказались схваченными, не сумев удрать от испанских преследователей.
А пока братья томились в трюме судна, обсуждая возможность своего спасения соотечественниками. Они надеялись на освобождение и боялись, что меткие выстрелы корабельных орудий флагманского фрегата “Магдалена” под командой дона Алонсо де Кампос и Эспиноса пустят на дно залива их корабль, но Морган был стреляным воробьем. Искусно маневрируя, ему удалось вывести корабль в открытое море, нанеся при этом весьма ощутимый урон испанскому флоту. Надежды братьев на освобождение погибли во мраке трюма покачивающегося судна, везущего их к неведомой судьбе.
Мигель потерял счет дням, проведенным в этой зловонной и тесной, набитой до отказа людьми,
клоаке. Раны им смазали бальзамом, но кормили только раз в день, и за все время пребывания в море пленники ни разу не видели солнечного света.
Но вот как-то днем их, наконец-то, заставили подняться на палубу. Ослепленные светом, люди
ждали, когда их глаза снова привыкнут к яркому солнцу. Они были рады, увидев, что приплыли в порт.
По виду узники являли собой самые настоящие человеческие отбросы: грязные оборванцы в
отрепьях с похожими на воронье гнездо свалявшимися, немытыми и нечесаными патлами, перепутавшимися с отросшими бородами, в которых как в хлеву разгуливали вши и блохи. От них воняло как от свиней, и пиратский экипаж с отвращением морщился при встрече с ними, хотя от них самих смердело, как от козлов. Скованных цепью людей подтолкнули к сходням.
– Где мы? – все же спросил Мигель одного из пиратов, понуждавшего их двигаться вперед, хотя
задавать подобный вопрос не имело никакого смысла.
– Ты, отребье, в Порт-Ройале, – неизвестно почему ответил Мигелю флибустьер – то ли из
жалости, то ли желая уколоть побольнее, вонзив жало отчаяния в его душу.
Порт-Ройал, английские владения, одно из самых худших мест, куда они могли приплыть.
Впрочем, для того, кого думали продать в рабство, то или другое место – все равно.
Измотанные физически и морально, люди ступили на землю, шатаясь от голода. Их посадили в
телеги и провезли через весь порт, а потом они ехали по каким-то городским переулкам мимо пиратских прибежищ, пока не добрались до какого-то барака. Они не знали, что здесь им предстояло провести еще одну неделю, но тут с ними обращались чуточку обходительнее. Здесь их кормили не один, а три раза в день, и пища была не отвратительной и скудной, а вкусной и наваристой. На второй день заточения трое вооруженных до зубов типов вытащили пленников во двор и заставили их раздеться догола. Побросав в одну кучу ворох засаленной, грязной одежды, они подожгли ее. Лишенные собственного достоинства, несчастные пленники около двух часов стояли во дворе, в чем мать родила. Женщин загнали в самый дальний угол, и там, сгорая от стыда, они пытались хоть как-то прикрыться, не осмеливаясь смотреть друг другу в глаза, будто это они были виноваты во всем случившемся, хотя здесь и сейчас похоть была самым меньшим, что могло пробудиться при взгляде на них. Их тощие, изможденные тела вызывали в мужчинах только ярость и гнев за позор и унижение, которому подвергались также и они сами. И те, и другие, все, без исключения, были человеческими отбросами, будущее которых было слишком незначительным.
Вернулись охранники, притащив с собой длинные рубахи для женщин и широкие шаровары для
мужчин. Ни рубашек, ни носков.
Несколько дней пленников откармливали как скот с единственной целью – вернуть потерянный во время вынужденного заточения вес. Любопытно, но только Мигеля и Диего ежедневно выводили во двор, и они не понимали, почему. На самом деле им просто хотели вернуть здоровый вид, как будто они не перенесли никаких мучений. Это было всего лишь средство для заключения выгодной сделки, чтобы продать их подороже на торгах, проводившихся на центральной площади Порт-Рояля, арене купли и продажи человеческого мяса.
Зрелище представляло собой фантастически-ужасающую, нереальную сцену. Негры парами поднимались на помост, и начинались торги. Объявлялась стартовая цена, и публика продолжала громко вопить, повышая ставки. Аукционист, высокий, тощий тип с мертвенно-бледным лицом производил впечатление истинного специалиста по выкачиванию денег из карманов покупателей.
Кое-кто из землевладельцев купил одного-двух работников, а некоторые даже четырех. Торги шли ожесточенные, потому что рабов было мало, а рабочих рук не хватало. Женщинами заинтересовались лишь двое мужчин. Мигель и Диего не завидовали женской доле, хотя и сами вот-вот могли подвергнуться унижениям своих соседей по несчастью, с кем делили затхлый трюм. Похотливые рожи тех двоих субчиков источали жестокость, и братья представляли какого рода работа предстоит бедняжкам. При мысли об этом у них сжималось сердце.
Но сцена, казавшаяся фантастической, превратилась в болезненно-реальную, едва пришли за ними самими. Когда братья поднимались по истертым и расшатанным ступенькам, ведущим их к стыду, в толпе послышался одобрительный гул. Это их не удивило – еще бы, белое, молодое мясо; братья понимали, что белых рабов продавали нечасто.
Диего впился взглядом в старшего брата, и Мигель увидел в его карих глазах стыд и отчаяние от неминуемой горькой участи и безысходности. Стоять здесь едва одетым на виду у всех, мало чем отличаясь от животных, было невыносимым позором и унижением для человеческого существа. Стараясь избежать этого молящего взгляда, Мигель отвел глаза в сторону. Он смотрел поверх голов торгующихся за них людей на полоску неба, видневшуюся между домами. Каждая клеточка его тела источала ярую ненависть ко всем в целом, не адресуя ее, в частности, никому.
Некий субъект лет шестидесяти, стоявший чуть позади первых рядов с интересом поглядывал на братьев. Его маленькие глазки, две узеньких щелки, на толстом, щекастом, раскрасневшемся от жары лице сузились еще больше, едва он услышал восторженный вопль победившего.
– А теперь, дамы и господа, наилучший лот! Пара дюжих, бойких, молодых испанцев, готовых выполнять любую, порученную им, работу!
Мигель сжал зубы до боли в челюстях. Откуда они узнали, что они испанцы?
– Они расспрашивали меня, пока ты был без сознания, – шепнул Диего в ответ на мысли Мигеля и получил пощечину за разговор без разрешения.
– Молчать!
Глумливая издевка над братом возмутила Мигеля. Он взбунтовался и, не надеясь ни на бога, ни на черта, не обращая внимания на связанные за спиной руки, рванулся вперед и так сильно боднул головой ублюдка-аукциониста, что мерзавец свалился с подмостка, вызвав взрыв всеобщего хохота. Прежде чем он успел подняться, Мигель уже был усмирен одним из подручных, который поднял над головой руку с зажатым в ней кнутом.
– Эй, минуту, парень! – раздался каркающий голос толстяка. – Я куплю их, но мне не нужен испорченный товар.
– Ради бога, дядя! – проговорила девушка, стоящая рядом с ним.
Мигель удостоил толстяка злобным взглядом, вернее, попытался удостоить, потому что не мог отвести свой взгляд от золотистых волос и огромных васильково-синих глаз девушки, в которых отражалось что-то, похожее на сострадание.
Девушка тотчас отвела свой взор, но в ее мозгу отпечатался яростный, гордый и даже надменный взгляд зеленых глаз Мигеля. Сказав что-то дядюшке-землевладельцу, она повернулась и затерялась в массе людей, наводнивших площадь.
Мигель смотрел на ее удаляющуюся фигурку среди орущей толпы, снова начавшей торговаться, и его губы кривила насмешливая ухмылка. Мигеля снова подняли и поставили на ноги, чтобы возможные покупатели могли оценить его мускулатуру. “Словно племенной производитель,” – подумал он, кипя от разрушительной ненависти.
За него предложили десять фунтов. Толстяк поднял цену до двенадцати. Аукционист начал сетовать на незначительность предложенной суммы, поскольку сильный мужчина мог стоить от двенадцати до пятнадцати фунтов, женщины – от восьми до десяти, а дети – несколько меньше. Кто-то повысил ставку до тринадцати фунтов, а пузатый землевладелец поднял сумму до пятнадцати. И снова раздались недовольные протесты аукциониста, который заставил братьев повернуться и встать к публике спиной. Он ощупывал мышцы их рук и ног, приглашая участников торгов подняться на помост:
– Решайтесь, господа! – взывал он. – Это, вне всякого сомнения, выгодная покупка. Поднимитесь сюда и проверьте их телосложение и зубы. Вы сможете убедиться даже в том, что у них достаточно внушительные мужские атрибуты.
Когда аукционист добрался до последней точки, у Мигеля возникла соблазнительная идея снова взяться за этого скота. По счастью, данная часть тела покупателей не интересовала. Всего один мужчина запрыгнул на помост, чтобы проверить силу рук испанцев, и, удовлетворенно хмыкнув, спустился вниз.
Он предложил двадцать фунтов за каждого, и толстяк, похоже, изрядно уставший от этой игры, громко объявил:
– Двадцать пять!
На этот раз продавец выглядел удовлетворенным. Никто больше не поднял ставку, и сделка состоялась. Чуть позже пленников посадили в дрожки, так и не развязав им рук, и они начали свой путь к новому месту и навстречу новой судьбе.
Глава 6
Келли отпила холодного, освежающего лимонада и посетовала на виденное ею действо:
– Ненавижу эти торги.
Девушка, сидящая перед ней, кивнула и подлила обеим еще лимонада.
– Я тоже, – подтвердила она, – но такова жизнь в Порт-Ройале, и мы не можем ее изменить. Твоему дяде и моему отцу так же, как и всем остальным, нужны рабочие руки. Кто из плантаторов будет высаживать растения, выращивать и собирать урожай, если у него нет рабов?
– Я понимаю, Вирхиния, но... это так подло! Так бесчеловечно! Выставлять на торги, как лошадей, мужчин и женщин в равной степени унизительно для тех, кого продают, и для тех, кто покупает.
– Землевладельцы смотрят на это по-другому.
– Смотрят, – язвительно прошептала Келли. – На самом деле они вообще никак не смотрят и ничего не замечают. Они показались мне варварами, дикарями. Я чувствовала себя... униженной как личность. Мне было стыдно, Вирхиния. Не понимаю, зачем дядя и двоюродный брат Эдгар так настаивали, чтобы я ехала с ними! Я написала отцу. Я хочу убраться с этого острова, и побыстрее. Я не признаю рабства. Если бы я могла...
– Но ты не можешь, – прервала ее Вирхиния, угадав ход мыслей своей подруги. – Ни ты, ни я не можем ничего поделать, и ты должна уважать решение своего отца.
– Он знать не знает, что это такое! – негодующе выпалила Келли. – Ну так я взяла на себя труд уведомить его об этом. И к черту все приказы отца! Уверяю тебя, я собираюсь уплыть с Ямайки, даже если мне придется продать все свои драгоценности, чтобы раздобыть себе билет на корабль.
– И все же я так благодарна судьбе за то, что ты здесь, со мной.
– Поверь, я приехала в город только для того, чтобы встретиться с тобой, иначе я не вышла бы из своей комнаты. Все это скверно пахнет.
– Я так признательна тебе. Для девушки здесь не очень много развлечений, и без тебя... мне тоже хотелось бы все бросить и отправиться в Англию.
– В которой существует прогнившая власть, разрешающая рабство во многих своих владениях, – заметила Келли.
– Что делать, подружка? Мир несовершенен.
– Мир это помойка, – довершила Келли. – Кстати, ты и правда поехала бы в Англию? В таком случае ты могла бы поплыть вместе со мной.
Большие темные глаза Вирхинии вдруг ожили.
– Ты так считаешь?
– А почему нет? Думаю, твой отец не станет возражать, если ты поедешь со мной. И если мне удастся сбежать отсюда, то хотелось бы, чтобы ты была моей компаньонкой по приключениям. Когда мы прибудем в Лондон, ты можешь жить у меня. Мама будет рада тебе, я уверена.
– Я не знаю... Ты такая решительная, Келли, а мне как раз отваги и не хватает. К тому же я нужна отцу.
– Твой отец не нуждается в твоих заботах, так же как мой дядя – в моих. Они и сами о себе позаботятся. Если хочешь знать мое мнение...
– Лучше ничего не говори, я и так представляю, что ты скажешь, – опередила подругу Вирхиния.
– Хорошо, но ты все же подумай об этом. В Лондоне мы неплохо провели бы время. Несмотря на продажное правительство, Лондон не чета Порт-Ройалю. Там весело. И мужчины там очень красивые.
Последнее озорное заявление подруги прозвучало для Вирхинии как благодать божия.
– Ты считаешь, что там я могла бы найти себе мужа, как велит господь?
– Разумеется, могла бы! И избавилась бы от этого скучного Бейта, который следует за тобой, точно тень.
