Текст книги "Остров в океане"
Автор книги: Неонилла Самухина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Но какой ценой, Фанетей? – вскричал король, протянув к нему руку с мечом. – Ты отвернулся от нашей веры, а мы не можем без нее. Она дает нам терпение, она помогает нам сохранять достоинство. Открой глаза, посмотри, как низко ты пал. Ты ищешь себе оправдания, утверждаешь, что делаешь это все ради своего народа. Но кто давал тебе право вмешиваться в дела народа, не советуясь с ним? Когда ты, новый правитель, пришел и заявил: «Народ мой, я хочу вести вас вперед», с кем ты посоветовался? Ты спросил, как живет твой народ? Не играй терпением народа. Это сравнимо с тихой рекой: когда ее начинаешь засорять и преграждать ей путь, она ищет выход и топит все на своем пути. Лучше остепенись, пока не поздно, отправь назад армию, которую ты сюда вызвал. Народ, возможно, и простит тебя, ведь «время лечит», как говорили наши отцы. Пусть наша жизнь идет по-прежнему, светло и спокойно. Пойми, Фанетей, людей поддерживает и делает людьми только вера и любовь, а ты хочешь все это украсть, растоптать. Что же ты можешь построить без любви и благословения? Все это, словно дом песчаный, который после дождя превратится в бесформенную кучу.
После этих слов предатель заорал на Тавына, чтобы тот не читал ему проповеди и не морочил голову народу.
– Лучше прикажи, пусть бросят мечи, пока я не потерял терпение, а то придется всем умереть. А Новый мир я все-таки построю, с вами или без вас. Придет время, и этот остров не будет называться островом христосцев, а только островом Фанетея. Потому, что только я могу повернуть и разорвать кольцо времени. Слышите, все?! Кто станет мешать мне, тот будет казнен. Если кто-то не подчинится, солдаты разберутся с ним и с его семьей. Ради великой цели я вынужден так поступать. А теперь расходитесь и подумайте, стоит ли умирать за пережиток старого и, может, новое, молодое поколение меня поймет. Тавын, – заявил он, – бросай меч к моим ногам, это и будет твое поражение, я давно жаждал это видеть.
Самоуверенная дерзость Фанетея никого не смутила. А тот громко объявил:
– Посмотрите, как бросит свой меч ваш недостойный король. Ну же, Тавын, я жду! Не бросишь, за тебя пострадает весь народ. Хочешь один на один со мной?.. Не-ет, я не предоставлю тебе такого удовольствия, знаю, что ты победишь. Ты ведь уже смог однажды победить меня, где гарантия, что этого не случится второй раз? Но я нашел твое слабое место, Тавын – я тебя унижу перед народом, перед Омеаной, перед сыном. Я лишу тебя достоинства, авторитета, народ отвернется от тебя. Ты знал, что я до сих пор не могу забыть Омеану, и, если бы не ты, мы поженились бы, а Камрин был бы моим сыном. Можешь даже не мечтать о том, что я позволю тебе победить меня второй раз. Если сейчас же не бросишь меч, я голову твою отправлю Омеане на блюде! Ну, а если повинуешься, дам шанс мирно покинуть остров.
Все собравшиеся ощущали, какая тьма царит в душе Фанетея, как она безраздельно господствует над ним, и сейчас не испытывали к нему жалости, а лишь презрение.
Неверно истолковав молчание народа, приняв его за покорность и страх, Фанетей с гордым видом провозгласил:
– А я женюсь на Омеане, и она еще родит мне сыновей! А если не захочет, заставлю полюбить, пообещав отправить ее любимого сына на тот свет. Уверен, что ради него она на все пойдет. Так брось меч, не играй моим терпением!
Король стоял недвижимый и могучий, его голова, казалось, совсем побелела в эти страшные мгновения, но темный, глубокий взгляд сверкал прежней огневой силой.
Фанетей пришел в ярость и приказал солдатам схватить короля и протащить с позором под его поднятым мечом. В предателя словно бес вселился, и он орал не своим голосом:
– Я подарю тебе жизнь, Тавын. Омеана не сможет тебя видеть мертвым и, волей неволей, станет моей, а тебя я отправлю далеко, откуда ты не сможешь вернуться. Хватайте его!
Когда солдаты приблизились, Гуатр хотел их остановить, но они стащили его с коня и ударили. Остальные христосцы вступились за короля, начался рукопашный бой. Солдаты стремились захватить Тавына, чтобы тот в кандалах предстал перед Омеаной, и тем самым вынудить ее принять Фанетея. Предатель орал: «Взять, взять короля!»
К счастью, Гуатру удалось освободиться от солдат и он снова вступил в бой, приказав своим людям приготовить луки, так как к Фанетею спешило подкрепление. В такой заварухе христосцам ни в коем случае нельзя было выходить из общей свалки, иначе их перестреляли бы, как куропаток, а пока солдаты не решались открывать огонь, боясь попасть в своих. Несколько солдат продолжали нападать на Тавына, желая обезоружить и взять в заложники.
Воины христосцев образовали треугольник, внутри которого находились и враги, и Фанетей. Предатель понял, что ему не победить короля и, опасаясь попасть в плен к своим соплеменникам, попытался выйти из боя и то же приказал сделать солдатам.
– Нет, трус, не уйдешь, – воскликнул Гуатр, и нанес ему удар в плечо.
– Ах ты, верный пес Тавына! – оскалился Фанетей, отпрыгивая в сторону. – С тобой я тоже поквитаюсь, погоди…
– Подлец! Ты захотел Омеану? Запомни на всю свою жизнь, тем более что немного тебе осталось: Омеана никогда не согласится видеть рядом такую мерзость, как ты!
– Ты сам лучше подумай о своей семье, Гуатр! – пригрозил Фанетей, замахиваясь мечом в ответ. – После твоей смерти Арадана долго не задержится во вдовах. Она у тебя тоже красавица.
– Ты стал озлобленной собакой, Фанетей, а от бешеных собак надо освобождаться, а то хозяина могут искусать.
Так они переругивались, стараясь достать друг друга мечами.
– Вот я и освобожусь, Гуатр! – завопил Фанетей, сделав удачный выпад.
Если бы не расторопность Тавына, он бы снес Гуатру голову, но король успевал отвести удар, и они с другом стали плечом к плечу – в такой ситуация Фанетею делать было нечего, и он попятился, снова прикидывая, как бы ускользнуть, коли ситуация сложилась не в его пользу.
– Отойди, Гуатр, я сам хочу проучить этого недоумка! – крикнул Тавын.
Тем временем новые солдаты пробивались в центр схватки, и положение христосцев ухудшалось. Каждый христосец оборонялся против трех-четырех противников – никто и не думал, что мирные переговоры могут обернуться таким побоищем. Раздался выстрел – Гуатр обернулся и увидел, что Тавын сражается, раненный в плечо: видно, Фанетей понял, что не одолеет соперника в честном бою, и решился на подлость, выстрелив из пистолета. Больше пока никто не стрелял – ряды были слишком плотные, чтобы точно попасть в противника.
Поскольку численное превосходство было на стороне чужеземцев, христосцы старались сместить место боя к лесу – там проще было отступить. Фанетей это заметил и приказал изменить позицию, стараясь отсечь островитян от деревьев. Тогда Гуатр приказал нескольким людям увести Тавына, пока он с остальными держит оборону.
Христосцы потеряли немало людей, но, в конце концов, через лес им удалось уйти в королевский замок. Тавын был обессилен, он потерял много крови. Целитель считал, что королю нужен покой, поэтому Гуатр посоветовался с остальными, и они решили отправить гонцов в другие города и деревни острова, чтобы люди стягивались сюда. Ведь лучше сражаться всем вместе, чем погибать порознь.
В этот момент христосцы услышали гул моторов и топот копыт – это были люди Фанетея. Несмотря на то, что он сам был легко ранен, предатель желал разделаться с королем, намеревался ворваться в замок и тем самым довершить захват власти. Гуатр и остальные решили стоять насмерть и держать оборону, надеясь, что подоспеет подкрепление.
Неожиданно раздался страшный грохот – нападавшие открыли огонь из пушки, стремясь разбить стены замка. Но стены были достаточно крепкие, и не сразу поддались. Защитников оставалось совсем мало, и они до последнего старались отразить нападение. Чтобы спасти короля, находившегося без сознания от потери крови, Омеану, женщин и детей было решено уводить как можно скорей по подземному переходу. Но Гуатр не успел отдать эту команду – нападавшие ворвались в замок.
В комнату короля ввалился какой-то солдат, почти обезумевший от жажды крови, а за ним Фанетей. Один из молодых христосцев хотел им помешать, но юношу остановила пуля.
Находившаяся тут же Омеана бросилась к упавшему, но было уже поздно.
Фанетей, не обращая внимания на произошедшее, устремил горящий взор на королеву. На какое-то мгновение все замерли.
Не опуская винтовки, стрелявший солдат удивленно посмотрел на убитого, на его широко открытые глаза, на застывшую на лице улыбку и пробормотал: «Что за черт – эти люди умирают с открытыми глазами и с улыбкой на лице…»
Омеана опустилась на колени перед убитым и осторожно прикрыла юноше глаза. Затем она поднялась и обернулась к Фанетею. Пристально посмотрев на него, она спросила:
– Ты сам-то понимаешь, что творишь, Фанетей? Ты ведь был другом Тавыну, а мне братом. Мы вместе выросли, были неразлучны в детстве, помнишь? Мне за тебя очень больно. Больно потому, что я не перестаю оставаться тебе сестрой. Потому, что ты ответишь перед Богом на том свете за все прегрешения и твое предательство. Или теперь ты, как чужеземцы, уже отвергаешь существование Бога, признаешь его только на языке для собственного удобства?
Фанетей словно прирос к полу, не проронив ни слова.
– Ты, убийца, хотел знать, почему христосцы умирают с открытыми глазами и улыбкой? – сказала королева солдату. – Да потому, что, несмотря на боль, которую вы принесли с собой, наши люди готовы умереть на родной земле, умереть достойно, как христосцы. Никто не сможет вырвать у них настоящую веру, веру их предков. Умирать с честью, с открытыми глазами, чтобы враг понял, что христосцы не боятся смерти, потому что
там
они встретят Иисуса. Услышат голос Отца Небесного – и ради этого они готовы принять смерть, как праздник. Вы же боитесь даже друг друга, поэтому у вас нет в душе истинной веры. Не лучше ли самому принять смерть, чем убивать другого? Вы боитесь за свою жизнь, и поэтому готовы убивать и этим похваляться. Вами управляет страх, а нами – любовь и вера в Бога. Наши люди перед смертью не продают душу.
Внезапно послышался шум, и какой-то офицер ввалился в комнату, таща за собой местного священника. Он просто ликовал, выкрикивая:
– Посмотри. Фанетей, кого я поймал! Настоящий поп, и ведь не боится. Были бы наши, давно нашли крысиную дыру и скрылись бы там. А этот крестом хочет остановить солдат. Я крест у него выбросил, и говорю: «Топай, святой отец, скройся где-нибудь, но попадешься снова – пристрелю!» А во время боя, смотрю – он руки сложил крестом и шатается среди наших солдат, агитирует, чтобы бросили оружие. Как он остался жив, удивляюсь?.. Что мне теперь с ним делать? – офицер самодовольно и нагло рассмеялся, поворачиваясь к священнику: – Я же тебе сказал, поп: увижу второй раз – убью, так что готовься к смерти! – и он приставил пистолет к виску старика.
Негромкий, но повелительный голос Омеаны прорезал воздух:
– Отпусти его! Скажи своим людям, Фанетей, пусть немедленно отпустят!
Фанетей неожиданно послушался:
– Отпусти святого отца, лейтенант.
– Да вы что, с ума сошли, Фанетей? Я же ему сказал, что… – начал он, но мощный удар Фанетея отбросил его в сторону, повалив стоящих рядом солдат.
– Не тебе говорить о чести, лейтенант!
Тот тут же вскочил и стал наступать на Фанетея:
– Не сходи с ума! Ты же сам хотел захватить замок. А эта прекрасная дама, я так понимаю, королева? Что же ты ждешь? Упустишь момент, больше не поймаешь золотую рыбку.
– Прекрати! – махнул рукой Фанетей. – Я сам тут решаю, что делать.
– Ты, наверное, считаешь себя победителем, не так ли? – вмешался Гуатр. – А остальные наши что – погибли все?
– Еще не все, но, наверное, тоже падут на родной земле. И в этом вините только себя и свое глупое упрямство. Да, да, вы виноваты сами! Я тоже христосец и прекращу кровопролитие, как только вы согласитесь подчиниться мне.
– Стать такими, как эти солдаты? – воскликнул Гуатр. – Да ты в своем уме, Фанетей?! Они же не хозяева своей жизни, данной Богом! С ними что хотят, то и делают те, у кого есть власть, А власть делает человека безумцем. Уходи по-хорошему, Фанетей, я тебе не позволю тронуть Омеану!
– Я не хочу крови, Гуатр! Ты здесь один, не считая старика-священника и целителя. Прикончить вас не займет много времени. Но я хочу мирно поговорить с Омеаной.
– Об этом и не мечтай, только через мой труп…
– Если ты так настаиваешь… – Фанетей достал пистолет.
– Остановись, Фанетей! Да у тебя совсем не осталось достоинства, ты меч променял на это дьявольское оружие! – сказала тихо королева.
– Послушай меня, Омеана. Если бы я хотел пролить здесь кровь короля, то давно бы так и сделал. Тем более, он в моих руках. Но только ты можешь остановить кровопролитие, только ты можешь успокоить народ. Стань моей женой, Омеана! Пока нам необходимы чужеземные солдаты, но потом власть будет в наших руках благодаря нашему богатству.
– Опять предательство? – презрительно сказала королева. – Сначала своих предал, теперь и тех, кого сюда привел, готов предать?
– За тебя, Омеана, я на все готов! Ты знаешь, как я тебя любил и люблю до сих пор, я не смог забыть тебя. Подумай только, что будет, если Камрин вернется? Ему ведь тоже не поздоровится.
– И ты хочешь устроить такую жизнь здесь, на своей родной земле?
– Нет, Омеана, не хочу. Я ошибался, но еще не поздно, все можно исправить. Будь моей женой, Омеана! – Фанетей опустился на колено, протягивая руки к королеве. – Подумай только: Камрин мог бы быть моим сыном…
– У тебя руки в крови, Фанетей. Слава Богу, что Камрин не твой сын. Ни одна сила не сможет меня разлучить с ним, пока сам Господь не разлучит. Образумься, Фанетей, останови солдат, и уходите отсюда.
В коридоре послышались крики:
– Эй, Фанетей! Что делать с пленными?
– Ведите их сюда!.. – речь Омеаны оборвалась наглыми и настойчивыми криками лейтенанта. В комнату ввалились несколько офицеров, толкая винтовками женщин и детей.
– Ба!.. Посмотрите, наш Фанетей на коленях, он просит милости, – воскликнул один из них с издевательским смехом.
Фанетей вскочил в бешенстве.
– Замолчите, не вам меня судить! Что вам здесь надо?
– Что с ними делать? – повторил вопрос майор, усмехаясь.
Пленные женщины и дети хотели приблизиться к Гуатру и Омеане, но солдаты преградили им путь.
– Они все молились – когда же им их Бог поможет, – с издевкой продолжал майор. – А я могу помочь тебе с твоей красавицей, Фанетей. Ты что-то долго с ней возишься. Смотри, как это надо делать…
Продолжая нахально смеяться, и, оттолкнув вставшего на его пути Гуатра, майор хотел обнять Омеану.
– Не смей даже притрагиваться к ней своими грязными руками! – взревел Фанетей.
– Да что ты, губернатор?! Я же тебе помогаю!
– Ах ты тварь! Я же сказал, убери свои грязные руки от нее! – Фанетей размахнулся здоровой рукой и одним ударом свалил майора на землю, прежде чем тот успел что-то ответить.
Рыча от злости, офицер вскочил на ноги:
– Не стояло бы за тобой наше государство. Фанетей, давно был бы покойником. Еще не родился человек, который бы ударил меня перед солдатами, – рявкнул переставший ухмыляться майор и выскочил из комнаты.
Фанетей прокричал ему вслед:
– Значит, уже родился!
Затем он повернулся к королеве и объявил:
– Ну, последнее слово за тобой, Омеана! Посмотри на женщин, детей, на еле живого короля… Скажи «да», и их никто не тронет, обещаю! Но если ответишь «нет», то в их смерти будешь виновата ты, и только ты.
– Ты не властен надо мной, презренный предатель! – вскричала Омеана. – Тебе нужна моя жизнь? Мое тело? Я его отдам тебе, но только не живым, а мертвым. Когда моя душа будет подниматься на руках ангела, холодное, безжизненное тело останется с тобой. Пусть оно тебе и повинуется. Я благодарна судьбе, что муж мой сейчас без сознания и не слышит твоих мерзких слов. Где же тот Фанетей, который когда-то протянул мне свою руку, обещая быть братом и добрым другом?..
– Сердцу не прикажешь. Все эти годы я был тебе братом и все эти годы я только и делал, что ждал и представлял, что просыпаюсь, а ты рядом со мной и я ласкаю твои волосы…
– Хватит, Фанетей! Если я и виновата во всех несчастьях, лучше возьму грех надушу, убью себя, но никогда не предам сына, короля и свой народ.
– Правильно, Омеана! Не слушай его. Если он хочет убить нас и невинных детей, пусть наша смерть будет на его совести, – поддержали королеву находившиеся здесь же христосцы. – Бог спасет наши души!
– Слышишь, Фанетей? Они тоже считают, что лучше принять смерть!
И такова была мощь и одержимость этих голосов, что Фанетей вновь почувствовал себя униженным и вновь стал угрожать:
– Прекрасно, и я начну с Тавына! Когда народ услышит о смерти их вожака, может, тогда успокоится?
В этот момент все услышали громкое конское ржание коня – видимо, солдаты громили конюшню и забирали лошадей.
– Это же голос Сураджа, – тревожно воскликнула Омеана.
И, правда, Сурадж влетел в зал, расталкивая солдат, потом встал на дыбы и громко заржал.
– Черт бы тебя побрал, лейтенант! – вскричал Фанетей. – Что за безобразие? Что делает здесь этот конь?
– Держите его! – кричал вбежавший следом офицер. – Это не конь, а зверь какой-то. Посмотри, какой конь, Фанетей! За него в Изавии не пожалеют денег на лучшем ипподроме!
Солдаты пытались усмирить животное, со свистом рассекая воздух хлыстами.
– Ага, – злорадно усмехнулся Фанетей, – мне это как раз на руку. Это же конь Камрина, и кажется, он по линии твоего Ягуара, Омеана. Я помню, когда ты подарила его Тавыну. Хороший конь! Такой породы ты нигде не найдешь, лейтенант, тем более, это конь самого принца. За него там, у вас, можно получить много денег.
– Вот это да! Я его заберу к себе! – обрадовавшийся лейтенант приказал тащить коня на улицу.
– Не торопись, – охладил его пыл Фанетей. – Не забывай, приказы здесь отдаю я. Моему терпению пришел конец, Омеана. Я знаю, как твой сын любит Сураджа, смотришь на него и представляешь Камрина, не так ли Омеана? Будешь моей женой? Да или нет?
– Нет, чтобы было тебе хорошо слышно, еще раз нет! Нет, подонок!
Но последние ее слова заглушил выстрел. Хрип вырвался из горла коня, он из последних сил рванул узду из рук оторопевшего солдата, порываясь ударить Фанетея копытами. На его сильной, блестящей черной груди не было видно раны, но второй выстрел свалил красавца на мраморный пол…
– Я не успел остановить мерзавца, – прошептал Гуатр после долгого молчания.
Все отворачивались друг от друга, скрывая слезы. Только Камрин смотрел на рассказчика сухими, горящими глазами, ожидая продолжения рассказа, и Гуатр заговорил вновь.
– Солдаты ударили меня прикладом по голове, только через несколько минут я очнулся. Сурадж был еще жив.
Омеана плакала, придерживая голову коня, она повторяла:
– Сурадж, ты хотел спасти нас вместо Камрина, он вернется к тебе, Сурадж. Никто не может вас разлучить.
Она со слезами посмотрела на целителя в надежде получить какую-нибудь надежду, но тот безнадежно покачал головой. Сурадж тихо лежал, время от времени его тело вздрагивало. Он всей грудью вобрал воздух, и крупные капли слез потекли из его потухающих глаз.
– Это очень низко, Фанетей! – произнес лейтенант, выйдя из оцепенения, и приставил пистолет к голове коня. – К сожалению, это сейчас единственное лечение от мук.
Выстрел оборвал и так угасающую жизнь Сураджа.
Омеана, схватив себя за волосы, рыдала. Арадана поспешила успокоить ее, никогда еще женщины не выглядели такими подавленными. Лейтенант вышел, приказав убрать труп коня.
Фанетей безумными взглядом проводил солдат, выполнявших распоряжение лейтенанта, затем достал из кармана пузырек с каким-то снадобьем и высыпал себе в рот – очевидно, он успел пристраститься принимать возбуждающие препараты за время своего пребывания в большом мире.
– Готов поспорить, с кем угодно, Омеана, что ты сейчас думаешь о сыне! – молвил он, скривив лицо. – Вполне возможно, он мог оказаться на месте Сураджа!
Омеана взглянула на Фанетея так, словно бы видел его впервые.
– Боже, и это тебя я могла называть своим братом?! – потрясенно сказала она. – Не думала, что ты можешь так низко пасть. Да ты просто болен, позволь мне тебе помочь. Отправь солдат назад, а целитель тебе даст успокоительное. Завтра тебе станет лучше.
– За меня не переживай, я спокоен. Дай обниму тебя. Давай уедем отсюда далеко-далеко. Я обещаю, что ты будешь счастлива со мной, будешь хозяйкой моей жизни, моей души!
– Не подходи! – отпрянула Омеана. – У тебя, похоже, уже души-то и не осталось!
Христосцы решительно выступили вперед, готовые защитить свою королеву, но Фанетей приставил меч к шее Тавына, лежавшего на диване и прошипел:
– Я не шучу, Омеана, брось свой платок передо мной, я его подниму, и мы с тобой уходим. Тогда твой Тавын и все остальные останутся живы.
– Ты хочешь обесчестить меня перед всеми, но ты опоздал, мой платок лежит на ране мужа. Я осушила его рану, так что свой платок я бросила перед Тавыном раньше. Я люблю его душой, телом и разумом. А если бы твоя любовь была настоящая, ты бы не причинил мне боли и не просил невозможного. Любящий человек никогда не позволит любимому испытывать боль и муки. Поэтому не говори о любви, предатель! Неужели ты думаешь, что я дам тебе возможность показать мне отрубленную голову Тавына, слезы детей и женщин?
– А кто же мне помешает? Уж не ты ли?
– Я, Фанетей! Я! Твоя рука никогда не коснется меня. Я возьму на себя грех раньше тебя, убью себя, чтобы не видеть невинную кровь, безумие твое. А на небесах Бог простит меня!
Она быстрым движением выхватила из-под складок одежды небольшой кинжал и вонзила себе в грудь. Это произошло столь неожиданно, что никто и глазом не успел моргнуть.
Обезумев, Фанетей бросился к упавшей Омеане.
– Нет! Нет! – не своим голосом закричал он. – Я этого не хотел!..
Даже солдаты замерли, пораженные трагизмом ситуации, не зная, что им делать.
Гуатр, целитель и остальные христосцы бросились к королеве, чтобы забрать ее от Фанетея, но тот кричал, чтобы все уходили и оставили его в покое с любимой. Он обнял ее и, целуя, поднял на руки.
И тут выступил вперед целитель:
– Оставь ее, Фанетей. Ты уже свое дело сделал. Дай мне последнюю возможность спасти ее.
В этот момент подоспел полковник. Увидев безжизненное тело королевы на руках Фанетея, он пробормотал:
– О, Боже! Что ты натворил, Фанетей?! Ты сошел с ума, этот проклятый наркотик делает тебя невменяемым.
Полковник хотел силой освободить Омеану из рук Фанетея, но тот оттолкнул его, не отпуская при этом королеву, и закричал:
– Подавитесь вы золотыми горами, всем тем, за чем сюда приехали. Мне они теперь ни к чему, мне не жить без моей Омеаны. Я хочу умереть только с ней! – Он сник, смотрел на безжизненное лицо королевы и повторял: – Как ты жестоко поступила, Омеана, со мной. Как мне жить без тебя? Я тоже уйду за тобой, ангел мой невинный…
Полковник попытался успокоить Фанетея:
– Послушай меня внимательно, Фанетей. Ты не можешь умереть, за твою жизнь я отвечаю перед президентом Изавии. Пусть врач осмотрит женщину, возможно, ей еще можно помочь. Потом ты уедешь с ней, никто не удержит тебя.
– Считаешь меня сумасшедшим, полковник? Она мертва! А если бы была жива, сейчас не находилась бы в моих объятьях. Она холодна, как иней, и даже мертвая отталкивает меня. Похороните ее здесь, на земле христосцев. Я знаю, это было ее последнее желание. Меня тоже похороните с ней, где-нибудь рядом, теперь мне нет смысла жить. Я тоже христосец и горжусь этим! – Фанетей с легкостью, одной рукой, уложил любимую женщину рядом с Тавыном и воскликнул: – А теперь уходите все…
В этот момент по знаку полковника солдаты скрутили обезумевшего Фанетея. Полковник подошел к бездыханной королеве и с сожалением сказал:
– Да, ей уже ничем нельзя помочь…
– Вы ошибаетесь, полковник, душа ее еще не вышла, кровь еще горяча, ее можно спасти, – возразил целитель. – Я удалил нож, положил на рану лекарство. Это ей поможет.
– Уходите, доктор, не обманывайте себя. Нож проник прямо в сердце, еще ни один человек после этого не выжил, даже если и кровь горячая.
– Зря ты не веришь в чудеса Господа, сын мой!
– Чудес не бывает, отец. Почему-то эти чудеса избегают находиться со мной с глазу на глаз.
– Пожалуй, вы правы, полковник. Чудеса не встречаются тем людям, которые не знают, для чего живут, и не знают, что такое счастье. Ты не знаешь такой простой истины, а когда узнаешь, то чудеса сами тебя найдут.
Фанетей поднял голову, прислушиваясь к словам врача.
– Как ты сказал? Омеана может жить? Сделай все возможное, спаси ее. Если она будет жить, я смогу измениться к лучшему.
– Ее нельзя трогать. Если бы ты не обезумел и не поступился честью, она не решилась бы себя убить, – заметил полковник.
– Кто бы говорил о чести! Что же вам нужно от нас, полковник? Грабить наш остров, потому что у нас есть богатство?
– Да не ты ли нас привел сюда, Фанетей? Ты теперь один из нас, – засмеялся полковник. – Ты же хочешь устроить здесь новую жизнь, чтобы весь мир стоял на коленях перед твоим богатством, прежде всего.
– Да, все так, но до выздоровления Омеаны я останусь здесь, потом силой возьму ее, и она будет моей. Первый раз не получилось, второй раз получится. Прикажи, чтобы в городе навели порядок. Больше не надо насилия. Замок я взял, король с королевой в моих руках. Постепенно христосцы меня поймут, мы станем хозяевами, а вы будете на нас работать, пока вы нам нужны.
– Ты слишком размечтался, Фанетей, – презрительно сказал полковник. – Сам заварил эту кашу, сам и будешь расхлебывать. А управлять такими, как ты, мы в Изавии умеем.
В этот момент, воспользовавшись тем, что солдаты, прислушиваясь к их разговору, ослабили захват, Фанетей молниеносным движением выхватил из кармана гранату. Истерически хихикая, он быстро проговорил:
– Уверен, что после нашей смерти жизнь изменится к лучшему, а может – к худшему. Омеана права, лучше принять смерть, взяв на душу грех, чем видеть страдания других.
– Ты этого не сделаешь! – воскликнул полковник, кидаясь к нему.
Стараясь предотвратить несчастье, он намеревался толкнуть всем своим весом Фанетея к окну, чтобы выбросить из зала вместе с гранатой на плиты двора, но Фанетей, поняв маневр, отстранился, и полковник по инерции полетел мимо, чуть сам не кувыркнувшись через подоконник.
В этот момент Фанетей не удержал гранату, она упала и подкатилась к кровати, где лежали король и Омеана, вокруг которых толпились и остальные хрстосцы. Все произошло внезапно, но Фанетей не растерялся. Бросившись на пол, он прикрыл своим телом грозное оружие. Последние слова, которые он успел крикнуть, были «Я все-таки христосец!»
Наверное, вся жизнь Фанетея, начиная с самых юных дней, всколыхнулась перед его мысленным взором. За доли секунд ему, вероятно, представилась поляна, дороги, которыми ходили они с Омеаной, веселые детские игры, молодежные турниры, где он пытался завоевать расположение девушки. Он безумно любил ее грустной и безнадежной любовью, и он действительно умер как христосец, спасая свою любовь и жизни своих братьев и сестер.
Взрывной волной всех отбросило в сторону, и многие потеряли сознание…
– Король и королева, все мы чудом остались живы, – продолжал Гуатр. – Я поднялся, но не смог и шага шагнуть, я просто оторопел от ужаса, в ушах у меня стоял звон, словно прямо в голове звонили колокола. Фанетея разорвало на части. Не буду описывать, какая картина предстала нашим глазам. Я закричал, взывая о помощи, но голоса своего не слышал. Наверное, внизу нас посчитали мертвыми, потому что после взрыва некоторое время никто не осмелился появиться в зале. Когда же прибежали солдаты, то они остановились в дверях, а глаза их выражали боль и страх.
Омеану и Тавына мы перенесли в другую комнату. Целитель после потрясения пришел в себя и оказал им необходимую помощь. Люди очистили зал и проветрили его. Надо сказать, что полковник, который отделался ушибами, приказал солдатам нам помогать.
Собрав то, что осталось от Фанетея, мы долго думали, что делать с ним. Стоит ли его хоронить, как христосца? Одни считают, что Фанетею нет места в этой земле, другие согласны с Тавыном, который полагает, что его надо похоронить по нашим обычаям. Три дня уже прошло после случившегося, а душа Фанетея не может найти себе покоя. Он умер, расплачиваясь за свои грехи, но, все-таки. своей смертью он спас не только Омеану, но и нас всех, и умер достойно.
Так закончил свой долгий и тяжелый рассказ Гуатр и, оглядев потрясенных слушателей, сказал королю:
– Им нужно отдохнуть, Тавын, и обдумать услышанное. Пусть люди сами решат, как отнестись к погребению Фанетея. У них головы, наверное, разболелись от моего рассказа, а души кровью обливаются.
Король согласно склонил голову. Он заметно устал – ранение давало себя знать. Тавын сказал, никак не комментируя рассказ Гуатра:
– Иди, сынок, идите и вы все, пора нам отдохнуть и подумать о судьбе наших близких, друзей, о поступках наших врагов. Мы приняли решение похоронить Фанетея на восходе солнца, в начале нового дня, новой жизни по нашему обычаю. Сынок, хочу тебя предостеречь: если ты сейчас не сможешь простить его, успокоить злобу в душе, она тебе не даст покоя никогда. Нам всем было тяжело, многие потеряли мать, отца, сестру или брата. Подумай об этом, сынок.
Камрин, потрясенный услышанным, молча ушел, за ним разошлись и остальные.
58
Афра не могла найти себе дома места, несмотря на утешения матери.
– Нет, – наконец решительно сказала она, – я не могу спокойно сидеть, сложа руки, зная, что Камрину сейчас очень больно. Я знаю, где его найти! – И, не задумываясь, направилась прямо в конюшню.
На дворе шел дождь, словно небо плакало, разделяя общее горе. Зайдя в конюшню, Афра увидела Камрина – он сидел у изгороди Сураджа, низко опустив голову. Девушка подошла к любимому и постаралась утешить его:
– Камрин, я искала тебя везде, за тобой пришла. Пойдем, ты можешь простудиться.
С неимоверным усилием он поднял голову, посмотрел ей в глаза и улыбнулся:
– Когда ты перестанешь оберегать меня, как маленького ребенка? Посмотри на себя, сама вся как мокрый цыпленок. Тебе больно видеть меня оскорбленным, абсолютно раздавленным? Я и сам страдаю оттого, что меня не было рядом, когда потребовалось защитить мать, отца и остальных. Я никому не позволил бы унизить мать. Сегодня за душу Фанетея молятся, завтра на рассвете похороны. Видишь, даже небо сердится на него. Мать его простила, благословила душу, но не знаю, смогу ли я поступить так же. Сколько невинных христосцев пролили из-за него кровь? Если ты пришла говорить мне, что нужно все забыть, лучше уходи прочь, Афра, пока я тебя не обидел, все горе не излил.
