355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нэнси Коллинз » Самое темное сердце (ЛП) » Текст книги (страница 5)
Самое темное сердце (ЛП)
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 23:18

Текст книги "Самое темное сердце (ЛП)"


Автор книги: Нэнси Коллинз


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Несмотря на то, что бар казался пустым, Эстес не мог избавиться от ощущения, что мрачные тени, заполнявшие его углы, живут своей собственной жизнью рептилий. И что они наблюдают за ним.

Мальфеис занимал своё обычное место в боковой кабинке и был одет в кожу средней руки менеджера из Айовы, который когда-то жаждал повышения по службе и молодую жену-красотку. Когда я приближаюсь, он осклабивается и посылает целый набор приветственных жестов.

– Соня! Давно не виделись, цыпочка.

– Привет, Мэл. Не ожидала увидеть тебя в облике Каспера Милкветоста[28].

Мальфеис изучающе оглядывает рукава неприметного серого костюма, венчающего топ его представлений с переодеваниями. Он сморщивает нос, отчего его очки слегка приподнимаются.

– Он не из тех, кто приводит в восторг, да? Я превратился бы во что-то более энергичное, если бы представилась возможность.

Его глаза закатываются, как у заглатывающей жука жабы, обнажая зеленоватые белки. Его кожа вздыбливается как конь, стряхивающий с себя мух, и вместо робкого офисного трутня появляется высокий чёрноволосый мужчина лет тридцати, одетый в двубортный костюм, устаревший на пятьдесят с лишним лет. С такими густыми бровями и решительным подбородком новое лицо Мальфеиса запросто может принадлежать какому-нибудь успешному актёру, если бы не жестокая складка у рта и холод в глазах.

– Менгеле был одним из твоих? – несмотря на старания, я не могу скрыть восторг в своём голосе.

– А почему так удивлённо, liebchen[29]? – притворно улыбается Мальфеис. – Уж не думала ли ты, что добрый доктор избежал Нюрнберга и ускользал от Моссада[30] долгие годы лишь благодаря чистому везению и штруделю? – жестом проворной руки хирурга он указывает на пустую церковную скамью напротив. – Пожалуйста, присаживайся, моя дорогая.

Я плавно опускаюсь напротив демона, пресекая любую вероятность соприкоснуться с ним под столом.

– Вижу, ты прихватила компанию, – улыбается он, кивая на Эстеса. – Что, обкатываешь нового ренфилда?

– Закрой пасть – он не ренфилд, – резко отвечаю я.

– Ты всегда так говоришь, – знающе усмехается Мальфеис. – Но я отнюдь не намерен препираться. Итак, что тебе нужно, цыпочка?

– Я выслеживаю вампира.

– Разве это не обычное для тебя дело?

– Так ты заинтересован в сделке или нет?

– Ой, какие мы обидчивые… – тихо смеётся Мальфеис, сбрасывая военно-криминальную оболочку в пользу короткостриженой женщины, которая была затянута в увешанное бахромой узкое платье и мечтала выйти замуж за миллионера. – Может, тебе будет комфортнее поговорить со мной, как женщина с женщиной?

– Кончай с этим дерьмом, Мэл! Ты поможешь мне или нет?

– Располагай мною, – хрюкает она, втыкая мундштук из слоновой кости между накрашенных губ. – Можно поподробнее?

– Мужчина, афроамериканец. Вероятно, Нобль. В ранние 70-е он использовал имя Блэкхарт, но я сомневаюсь, что это постоянная кликуха. Занимался контрабандой тяжёлой наркоты и вращался в музыкальной индустрии. Никого не напоминает?

Мальфеис перевоплощается в пожилого мужчину, одетого в шорты-бермуды и полосатую рубашку из хлопка, который мечтал после выхода на пенсию с размахом поселиться во Флориде. Он хмурится пару минут, выстукивая бездумный мотив зубным протезом.

– Звучит знакомо.

– Возможно, он использует символ сердца, пронзённого кинжалом.

Мэл лукаво сводит косматые седые брови, а его слезящиеся голубые глаза блестят в знак узнавания.

– А! Он! Ты правильно предположила, что он Нобль. И наряду с тем, что он чёрный – больше африканец, чем американец. По слухам, он стрега[31].

Я не могу удержаться от стона.

– Ты уверен?

– Увереннее, чем в большинстве сплетен, которые я распространяю.

– Что ещё у тебя есть на него?

– Ты знаешь правила. Всё, что ты можешь получить за просто так, девочка-девчушка, ты уже получила, – ухмыляется демон, щёлкая вставными зубами как кастаньетами. – Что у тебя есть взамен?

Он меня подловил. Я зашла на его территорию и задала ему вопрос. Это значит, я должна предоставить ему что-нибудь соизмеримое – по меньшей мере, что-то из той хрени, которая ценится у демонов. А в случае Мэла, имело место быть нездоровое пристрастие к артефактам, пропитанным человеческим злом.

– Эстес!

На взгляд Мальфеиса, Эстес шагает вперёд излишне быстро. Лицо демона крутится словно колесо рулетки, прежде чем принять вид русского бандита. Охотник задыхается от изумления, поскольку Мэл не побеспокоился прикрыть трансформацию от взгляда человека. Я протягиваю руку, намеренно игнорируя ошеломлённое выражение лица своего компаньона.

– Дай мне свой «молот ведьм».

Эстес вскрикивает, как человек, который вынырнул из дрёмы, только чтобы обнаружить себя шатающимся посреди оживлённой магистрали.

– Что-что?

– Распятие, – поясняю я.

Эстес вытаскивает из кармана пыльную тряпку и извлекает из неё инквизиторское приспособление для пыток. Глаза Мэла загораются, и я замечаю, что ублюдок из последних сил сдерживается, чтобы не пустить слюни.

– Вах-вах! Это самый лакомый кусок, что ты когда-либо паковал, странник.

Демон тянется к «молоту», но я резко отталкиваю его.

– Итак – что там насчёт информации…?

Мальфеис делает глубокий вдох и барабанит пальцами по столу, не сводя глаз с распятия. После долгой паузы он кивает головой, вздыхая.

– Ладно. Того, кого ты разыскиваешь, зовут лорд Нуар. Несмотря на то, что он выходец из Старого Света, последнее столетие он орудовал в Северной Америке. Пользуется несколькими вымышленными именами и владеет рядом «клубов для джентльменов» по всей стране. Его головной офис находится в Атланте.

– Спасибо, Мэл.

– Как там говорится: для друзей ничего не жалко.

Демон ухмыляется, а его внешний вид меняется на молодого парня с длинными светлыми волосами, стянутыми в конский хвост, тремя кольцами в правом ухе и одним – в левой ноздре. Это лицо я слишком хорошо знаю по своим снам. И своим кошмарам.

Я бухаю «молотом ведьм» по правой руке демона, ломая её, как кусок пробкового дерева. Украденное Мальфеисом лицо распахивает рот, издав вопль нечеловеческой боли. Прежде чем он или его лакей за барной стойкой успевают среагировать, я сгребаю демона за горло, глубоко зарываясь пальцами в заимствованную плоть.

– Отпусти его!

– Ну-ну, Соня, не надо играть так грубо! – фыркает Мальфеис, безуспешно стараясь сбросить мою руку.

– Я сказала, отпусти его, ты, ублюдок! – реву я, встряхивая его для пущей убедительности.

– Он мой по праву! – взвизгивает Мальфеис сквозь багровые губы. – Он пришёл ко мне добровольно и назначил цену. Сделка состоялась!

– Он не знал правил!

– Незнание Адских Законов не является оправданием!..

Я сильнее сжимаю пальцы на гортани Мальфеиса, будучи не в настроении выслушивать его беззаботные шуточки. По лицу демона текут слёзы, очень похожие на человеческие, а внешность раздваивается между обличиями павиана и дикого хряка. Когтистая лапа сильно бьёт по моему лицу, срывая солнцезащитные очки. Я рефлекторно прикрываю левой рукой глаза в защитном жесте, выпуская горло Мальфеиса. Демон, не теряя времени, увеличивает между нами дистанцию.

– Ты спятила?! – рычит он – каким-то образом из его клыкастого рыла слышалась человеческая речь. – Заявляешься сюда, на мою территорию, и психически атакуешь меня?

– Я ставлю двойной – нет, даже тройной крест против тебя, Мэл! Но это так не оставлю! – я обнажаю клыки в ритуальном вызове. – Джадд не ровня прочим в твоей коллекции! Ты и я оба прекрасно понимаем, что он и понятия не имел, во что вляпывается, когда пришёл просить у тебя помощи. Либо отпусти его, либо прими смерть от моей руки. Каков твой ответ?

– Да ты больная! – Мальфеис отворачивается и подходит к дьяволу в задней части бара. – Вилли! Вышвырни их отсюда!

Внезапно Эстес прижимается спиной к моей спине, вытаскивает пистолеты и направляет их на бармена, который потянулся за чем-то под стойкой.

– Держи свои руки так, чтобы я их видел!

Бармен глядит на Эстеса третьим глазом, пытаясь решить, представляет ли тот опасность, потом медленно кладёт обратно свои когти на стойку.

– Ты ошибаешься, Соня! – рычит Мальфеис, его внешний вид преобразовывается в афроамериканца средних лет с толстыми чёрными дредами, торчавшими вокруг его головы как змеи. – Знание имени вещи даёт власть над этой вещью. Это Закон. Он назвал мне своё имя по своей воле. Он мой, и я буду использовать его, как посчитаю нужным.

– Гребаный двурушник! Проклятая лицемерная сука!

– Успокойся! Обойдёмся без расисткой клеветы! – откликается Мэл, задетый за живое.

Я выдергиваю свой пружинный нож. Его серебряное лезвие блестит подобно мокрому клыку в тусклом свете «Монастыря».

– А сейчас, цыпочка, давай не будем делать то, о чём оба впоследствии пожалеем, – говорит Мэл с тревогой в глазах. – Опусти свой нож…

– Дай ему свободу.

Мальфеис яростно рычит. Клыки размером с мизинец раздвигают его губы.

– Поцелуй мой розово-красный павианий зад!

Я делаю выпад в сторону демона, зашипевшего в ритуальном вызове, когда обнажились мои клыки. Лезвие ножа прочерчивает серебристую дугу в сантиметре от лица Мальфеиса. Демон отскакивает в сторону, как домашний кот, уворачивающийся от змеиной атаки.

Прежде чем я смогла приблизиться снова, от теней, обвивающих стену, отлепляется существо, похожее на человекоподобного осьминога, и хватает меня сзади. Его напоминающая луковицу мешкообразная голова низко висит между плеч, как наполовину откачанный баллон, а его глаза, размером и формой напоминающие сжатые кулаки, отражают холод субмарины, высматривающей в глубинах акулу. У него несколько щупалец, каждое из которых оканчивается острой шпорой, а на нижней стороне оснащено цепкими присосками, облепившими мою плоть как миноги.

Октопоид оборачивает живую петлю вокруг моего горла, отрывая меня от земли. Я делаю попытку освободиться, но мои ноги только болтаются в воздухе. Эстес отводит один из пистолетов, направленных на бармена, в сторону моего противника, но существо оказывается куда сообразительнее, чем выглядит: оно подвешивает меня перед собой как живой щит, одновременно отбиваясь другими щупальцами.

Эстес моргает от боли, а поперёк его щеки появляется длинный красный рубец, который через несколько мгновений начинает кровоточить. Если он останется в пределах досягаемости октопоида, шпоры порвут его на конфетти. У него нет иного выбора, кроме как отступить к двери и надеяться, что ему удастся сделать точный выстрел до того, как монстр раздавит мою голову, как головку куклы Барби.

Эстес начинает постепенно отходить от бара по направлению к дверному проёму «Монастыря». Мальфеис и его демоны-прислужники следуют за ним, октопоид же удерживает меня на высоте, как гротескный фонарик. Я лягаюсь в воздухе, отчаянно царапая щупальце, обёрнутое вокруг моей шеи как киллерская удавка. Моё лицо темнеет от прилива крови, а глаза начинают вылезать из орбит. Что-то похожее на кровь течёт из моего носа и ушей и пеной просачивается из уголков рта. Это не самое приятное зрелище, и поверьте, по ощущениям чертовски хреновее, чем выглядит.

– Отпусти её!

Демоны обмениваются ухмылками, постепенно окружая с намерением убить и откровенно потешаясь над показной бравадой Эстеса.

– Опять требования! – фыркает Мальфеис, который надел внешность обрюзгшего белого мужчины, одетого в кричащий клетчатый свободный костюм и белые щегольские мокасины. – Дай мне это! Сделай то! Не делай того! – его улыбка становится шире, язвительнее и отвратительнее, когда рот растягивается от уха до уха. – Кем вы, людишки, себя считаете?

Эстес делает отчаянный выпад в сторону двери, но путь ему преграждает громадная зловонная фигура, застывшая внутри широких кусков шуршащего полупрозрачного пластика, не дающего кондиционированному воздуху бара выходить наружу. Когда существо шагает по направлению к нему, Эстес инстинктивно отскакивает, растерянно соображая, по которой из угроз он должен пальнуть в первую очередь.

С заимствованного лица Мальфеиса внезапно исчезает акулья усмешка, а третий глаз бармена начинает проваливаться обратно в предназначенную ему глазницу. Октопоид издаёт звук, похожий на бульканье старого унитаза, изрыгающего из себя дерьмо недельной давности, и бросает меня на пол.

Мэл поднимает руки вверх, нервно осклабившись.

– Эй, приятель, у нас всё отлично! Мы не хотим больше никаких неприятностей, окей?

Эстес опускает пистолет и пристально смотрит на грязного уличного субъекта, стоящего в дверях «Монастыря», озадаченный реакцией демонов на бомжа в набитых газетами башмаках. Конечно, ведь будучи человеком, он не мог видеть вещи такими, какими они были на самом деле.

Серафим целую минуту пялится на моё раскрашенное синяками горло и кровь, сочащуюся из носа и ушей, потом переводит взгляд на трёх демонов. В глубине его глаз загорается искра, наполняя их золотым светом, словно кто-то выносит факел вверх по лестнице из тёмного подвала. С великой неспешностью он делает один-единственный шаг по направлению к демонам.

Серафим открывает рот и издаёт переливающийся шум, похожий на звон тысячи кристалликов в воздушном потоке, ринувшихся вперёд.

Это одновременно красиво и зловещё, напоминает песнопения монахов из Киото. Октопоид издаёт звук, похожий на треснувший водопровод, и его щупальца в панике извиваются, когда он исчезает в облаке теней.

– Нет! Фидо, стой! – каркаю я, пошатываясь на ногах. С моих губ слетает кровавая слюна, когда я выдавливаю слова из своих связок.

Серафим останавливается и поворачивается, чтобы внимательно посмотреть на меня. Я чувствую, как его мысли проносятся сквозь мой разум, словно стайка мелких рыбок, мчащихся сквозь водную толщу.

– Пожалуйста, Соня, заставь его уйти! – умоляюще произносит Мальфеис почти со слезами на глазах.

– С какой это стати? – мой голос звучит так, словно кто-то водит половой щёткой по моему горлу. – Я лучше позволю ему отпеть тебя и твоих прихлебателей прямиком в ад.

– Нет! – в панике вопит Мальфеис, заламывая когти. – Только не это! Я сделаю всё, что ты попросишь, только заставь его уйти!

– В таком случае, освободи его.

– Договорились, – демон оглядывается вокруг с кислой миной. – Мне нужно что-то, во что можно будет положить душу.

– Минутку. Думаю, у меня есть кое-что, что пригодится для этого трюка.

Я лезу в куртку и вытаскиваю синюю бутылочку, которую до этого дала мне ВиВи в Моджо-Хаусе.

– Это пойдёт, – откликается Мальфеис с покорным рыком. Он прочищает горлышко бутылочки из-под духов, подносит её к своим губам и со злостью произносит имя. Потом быстро закупоривает бутылочку и передаёт её мне. – Вот, держи, – презрительно улыбается он. – Теперь ты счастлива?

– Я в траханом экстазе, – я зажимаю бутылочку большим и указательным пальцами так, чтобы искоса видеть мерцающий внутри свет.

– Теперь мы в расчёте?

– Да, – неохотно отвечаю я, возвращая бутылочку в нагрудный карман. – Полагаю, что так.

– Тогда убери эту грёбаную тварь из моего бара! – пронзительно визжит Мальфеис, тыкая пальцем в серафима.

– Пошли, Фидо. Давай свалим из этой вонючей дыры поскорее, – Фидо глядит на меня, потом на Мальфеиса. – Да, понимаю, – вздыхаю я. – Но сделка есть сделка.

Серафим послушно идёт обратно и пристраивается позади нас. Золотой свет в его глазах гаснет, когда он снова превращается в обыкновенного бродягу, который шатается по улицам в поисках лишней мелочи и «Тандербёрда»[32]. Я лезу в карман своих джинсов и передаю серафиму мятую долларовую бумажку. Существо быстро запихивает деньги в пальто, кивая своей головой в такт лишь его слуху доступному ритма, потом просто поворачивается и бредёт прочь.

– Кто это был? – шепчет Эстес, наблюдая за удаляющейся спиной серафима.

– Нечто, с кем я была знакома.

– Друг?

– Нет. Но также определённо не враг. Ситуация слишком запутанная, чтобы разобраться в ней прямо сейчас.

– Это верно. Не думаю, что смогу переварить ещё одну порцию информации этой ночью…

Эстес умолкает, наблюдая за кучкой приближающихся туристов, как будто с помощью чистой силы воли он мог заглянуть за груз их одышки и предсказать, скрываются ли внутри них монстры. Я не могу понять, подозрение ли в его глазах или сумасшествие. И есть ли между ними разница.

Часть II

Неистовство плена,

И обоссанная арена,

И способ лишь один,

Чтобы упал исполин:

Кладбищенских тварей

Упокоить караван –

Сдавить ногой плашмя

Дьявола крыла.

-Девочка-зомби-

Роб Зомби

Глава 8

С этими лентами бульваров эпохи Кеннеди, бутиками яппи и «джентльменскими клубами» дорога Чешир-Бридж в районе Атланты являла собой полную картину процветающей, тщательно лелеемой развращённости. Многочисленное скопище кабаков, стеклянных магазинов и обшарпанных лачуг располагались вдоль грязной улицы, представляя собой непривлекательные постройки в стиле ранчо, лишённые видимых окон и почти не отличающиеся друг от друга, за исключением вывесок. А вот крыша «Ножика Долли» была сделана в виде кроваво-красного сердца, проткнутого пылающим розовым кинжалом.

– Ты уверена, что это то самое место? – спросил Эстес, искоса рассматривая мигающий неон через ветровое стекло.

– А ты чего ожидал увидеть? Готический замок с подъёмным мостом и огромной паутиной, сплетённой поперёк входной двери?

Эстес вздрогнул. Хотя он изо всех сил старался не бросать диких взглядов на Соню, казалось, он ухитрялся сморозить глупость, стоило ему только открыть рот.

– Ты имел раньше дело с выводком?

Эстес беспокойно переступил с ноги на ногу. Он понял по её тону, что она приоткрывает очередную часть завесы над миром, который, как он думал, он знал.

– Что за выводок?

Он не хотел наседать с вопросами, но, тем не менее, понимал, что ему необходимы ответы на них. И хотя видения того, что Соня называла «Реальным миром», интриговали его, они также причиняли сильное беспокойство. Он считал, что его взгляд на мир был достаточно пристрастным, но Соня заставила его почувствовать себя лунатиком, бредущим по минному полю.

– Коллекция немёртвых Созданий одного вампира. Его банда, если пожелаешь. Это не считая прочих амбалов-наёмников, которые могут пахать на него.

– Зачем вампирам сдались наёмные убийцы?

– Я не имею в виду убийц. Обычно такие старые и могущественные вампиры, как Нуар, имеют парочку нелюдей на подхвате, чтобы обеспечить себе прикрытие в случае дневной атаки. Чаще всего они используют огров.

Эстес думал о кошмарах, которые он мельком видел в Новом Орлеане, и с трудом сдерживал дрожь.

– Как насчёт вервольфов?

– А что с ними?

– Они не служат вампирам?

Соня хмыкнула.

– Вампиры и вервольфы сосуществуют друг с другом как львы и гиены. Варгр и энкиду[33] оба являются активными хищниками, охотящимися на людей, что делает их не товарищами, а конкурентами, находящимися в вечной боевой готовности. Но, поскольку наша цель – стрега, никто не сможет сказать, кого или что он держит в своём штате прислуги.

Эстес нахмурился.

– Я думал, ты говорила, что он вампир.

– Так и есть. Но стрега – это определённая разновидность вампиров. Полагаю, ты мог бы назвать их подвидом. Видишь ли, большинство немёртвых рождается тогда, когда вампир осушает человека настолько, что тот умирает. Сами вампиры называют этот процесс Созданием или Обращением. Но это не единственный способ стать немёртвым – просто самый распространённый.

Стрега – это те, кто избрал превращение в вампира через проклятие. Они ведут существование вампиров, но в то же время сами являются живыми, добровольно отрекшимися от своей человечности, чтобы потреблять человеческую плоть и кровь и одновременно проводить некромантские ритуалы, включающие в себя осквернение и расчленение невинных. При условии, что их не обезглавят и не кремируют, стрега воскресают через три дня после своей человеческой смерти.

– Жиль де Рэ[34], известный также как Синяя Борода, был стрегой. Также, как и графиня Батори. Дамер[35] мог бы им стать, если бы паталогоанатомы не пошинковали его мозг как изысканный деликатес. Стрега очень сильные, поскольку были созданы не по чьему-то подобию, они создают себя сами, а значит, не имеют хозяина, которому должны подчиняться. Многие из них имеют уникальные способности – обычные немёртвые такими не обладают: например, ограниченная переносимость серебра и солнечного света. Даже поговаривали, что самые сильные из них могут использовать магию, чтобы заставить своих врагов буквально потеть кровью.

В любом случае, различия между проклятыми и немёртвыми достаточно сильны для того, чтобы сохранялось их взаимное недоверие, и это объясняет, почему представители Правящего Класса постоянно воюют друг с другом.

Что касается меня, то та пара стрег, которая мне попалась за эти годы, была чрезвычайно опасной.

– Ты пытаешься меня напугать?

– Я лишь пытаюсь убедиться в том, что ты действительно намерен вломиться туда и претворить свой план в жизнь, прежде чем мы вляпаемся по самое «не хочу».

Он передвинул сиденье машины с явным нетерпением.

– А с чего бы мне отказываться? В конце концов, это то, к чему я стремился всю мою сознательную жизнь.

– Могу себе представить, – ответила Соня. – Я просто хочу убедиться, что ты понимаешь, что после того, как войдешь в двери этого клуба, дороги назад не будет – ни физически, ни морально.

– Я понимаю.

– Правда? – вздохнула она.

Шкафоподобный верзила, одетый в белый льняной костюм и чёрную водолазку, стоял у входа в «Ножик Долли» и собирал плату за вход. Череп вышибалы был абсолютно гладким и безволосым, нижняя челюсть выдавалась вперед, как у обезьяны, и когда его крошечные поросячьи глазки остановились на Эстесе, охотник почувствовал, как озноб поднялся вверх по его спине и поселился где-то позади черепа. Это было то самое чувство, которое он быстро научился ассоциировать с тем, что Соня называла «Притворщик» – нечеловеческое создание, которое имеет сходство с женщиной или мужчиной.

Вышибала бросил взгляд сначала на Эстеса, потом на Соню.

– С тебя двадцать долларов, – сказал он с густым, неопределенным славянским акцентом, ткнув похожим на венскую колбаску пальцем в Эстеса. – Женщина не платит.

Эстес покорно отсчитал двадцатку от связки из кармана. Вышибала сгреб их с вызывающей удивление ловкостью для того, у кого рука была размером с перчатку ловца.

Он намеренно оскалился в сторону Эстеса, сверкнув рядом кривых желтых зубов, и мотнул своей плоской башкой в сторону винно-красной шторы, прикрывающей открытую дверь. Они отодвинули тяжелую бархатную занавесь и вошли в большую тёмную комнату, которая ничем не отличалась от любого другого ночного клуба, кроме низкого помоста в центре зала. Унылый интерьер освещался вделанными в пол лампами, которые по одной располагались вдоль помоста, и набором детских цветных ночников, которые висели на стропилах, напоминая гнездо летучих мышей. С одной стороны располагалась кабинка, в которой ди-джей одновременно крутил диски и работал со световым пультом. Напротив располагался просторный, забитый посетителями бар.

– «Джентльменские клубы», увеселительные заведения для взрослых, спортбары – мне наплевать, какое из названий ты предпочтёшь. Если ты видел один сисько-бар, считай, что ты видел их все, – пробормотала Соня со вздохом. – Тем не менее, вынуждена отдать должное этому Нуару – его свита прячется на самом виду.

– Ты уверена, что это то самое место? – спросил Эстес, осматривая столы и кабинки. – Я его нигде не вижу.

– Конечно, то самое. Огр у двери – достаточное тому доказательство.

– А, так вот кто он такой, – сказал Эстес с искренним удивлением. – Так и знал, что с ним что-то не так…

– Хорошо. Ты чувствуешь флюиды. Но не будь самонадеянным. Из всех видов Притворщиков у огров самые низкие способности к маскировке. Поэтому они предпочитают наниматься в качестве мускулов.

Соня обратила своё внимание на сотрудников «Ножика Долли», вглядываясь поверх очков в обслуживающий персонал.

– Аура ди-джея даёт резонанс шизофреника, во всем остальном он человек, – прошептала она. – Возможно, ренфилд.

Огр, встретивший их у двери, сейчас сидел у входа в закрытые VIP-комнаты для приватных танцев, сердито вперив в Соню тупой злобный взгляд.

– В твоем маленьком арсенале есть что-нибудь бронебойное? – спросила Соня, стараясь сохранять непринужденный тон.

– Нет. А что? – спросил Эстес, вздрогнув от вопроса.

– Огры не обладают значительными псионическими или магическими возможностями, но они невероятно сильны и чертовски непробиваемы, если надо кого-то убить. Из личного опыта я знаю, что у них шкура толстая, как броня носорога. Думаю, ты должен об этом знать, если соберешься тут палить.


Танцовщица извивалась на сцене под грохочущую электронную музыку, раздвигая ноги так, чтобы мужчины, собравшиеся вокруг сцены, могли лучше рассмотреть её выставленную напоказ принадлежность к женскому полу.

Клиентура «Ножика» состояла в основном из обычных мужчин средних лет, носящих рубашки хаки и поло и слишком сильно обливающихся лосьонами после бритья. Кроме того, большинство из них сидело поодиночке за своими столиками или в креслах, повернувшись к сцене, не глядя друг на друга и потягивая пиво или коктейли.

Эстес указал на барменшу позади стойки. За ней была комната. Её лицо отражалось в зеркале, показывавшем, что ей около тридцати лет, у неё длинные тёмные волосы, которые спадали спутанными локонами, как грива дикого пони, а веснушки чертили мостик через её нос со щеки на щеку. По сравнению со снаряжением танцовщиц её свободная сорочка и тёмные леггинсы выглядели практически пуританскими.

Его внимание снова переключилось на женщину на сцене, которая легко двигалась по блестящему шесту вверх и вниз. Это была довольно молодая особа с волосами цвета жидкого меда и сливочно-белой кожей, гладкой, как мрамор. Эстес ощутил болезненное напряжение в паху и попытался отвернуться, но его взгляд снова вернулся в её сторону.

Всю свою сознательную жизнь он провёл в погоне за существами, использующими человеческие слабости в своих целях. Похоть, секс, жажда – это было самое мощное оружие в арсенале врага. Кроме того, он знал больше, чем большинство живых мужчин вокруг, он видел ужас, который прячется за маской красоты; он обнаружил, что не в состоянии отвести взгляд от сцены.

Когда Соня двинулась по направлению к бару, барменша повернулась лицом к задней комнате, держась руками за поясницу, чтобы немного облегчить вес раздутого живота, утруждавшего позвоночник.

Соня остановилась на половине шага, пораженная видом беременной барменши. Вампиры питают отвращение к женщинам в положении – такое же, как к солнечному свету и серебру. Так почему, черт побери, одна из них работает в «Ножике Долли»? Она сдвинула своё зрение в тайный спектр, но барменша осталась также чиста. Кем бы она ещё ни была, в конечном счете, она являлась человеком…

Эстес увидел, как один из поклонников танцовщицы положил на край сцены денежную купюру. Когда в такт музыке она качнула головой, он мельком поймал выражение её лица, прежде чем волосы снова скрыли его. Несмотря на то, что он её не узнал, в женщине на сцене было определенно что-то знакомое. Эстес придвинулся ближе, надеясь лучше рассмотреть танцовщицу, плавно передвигавшуюся по направлению к предложенным деньгам. Мужчина, оставивший на сцене деньги, наклонился вперед на своем кресле, его глаза пылали похотью, казавшейся неуместной на лице того, кто был одет в Докерс[36].

Блондинка наклонилась подобрать деньги, свободной рукой погладила своего обожателя по лицу, а другой тщательно сложила бумажку и, вставив её между его губ, осторожно потянула обратно. Поклонник пристально уставился на неё, его лоб покрывали бисеринки пота, как будто его вдруг сразил внезапный приступ малярии.

Соня ощутила небольшую тревогу и хотела окликнуть Эстеса, но обнаружила его стоящим в шаге от помоста и широко раскрытыми глазами рассматривающего извивающуюся на сцене танцовщицу так, как голодный смотрит на антрекот на косточке. Она поразилась искре ревности, вспыхнувшей в ней из-за его внимания к танцовщице, и быстро задушила это чувство в своем разуме. Танцовщица рассмеялась и откинула голову назад, забавляясь. Когда она повернулась лицом к Эстесу, он наконец-то смог её рассмотреть…

Соня вздохнула и помассировала виски, когда Эстес развернулся на пятках и с белым, как мел, лицом выскочил из клуба. Она предполагала, что это может случиться, правда, не так скоро. Бросив презрительный взгляд на танцовщицу, она последовала за своим компаньоном наружу.

Эстес был похож на свою мать.

Джек чувствовал, что у него кружится голова, и мир ускользает из-под ног, поэтому он прислонился к прокатной машине и блеванул на асфальт. Он заметно вздрогнул, когда Соня взяла его за локоть. Несмотря на то, что он знал о её нечеловеческой скорости, он проклял себя за то, что позволил себе так открыться.

– Ты в порядке?

Он кивнул, дрожащей рукой вытирая с губ желчь.

– Эта танцовщица. Та, на сцене. Она…

– Твоя мать, – резко, но не без сострадания закончила Соня. – Я думала, что она может здесь оказаться.

Эстес засмеялся, но смех прозвучал болезненно и резко.

– Не знаю, почему я так удивился. В последний раз, когда я видел её, она была с Нуаром. Но я не мог и подумать, что она может… может… – он пытался что-то произнести, но из его горла не выходило ни звука.

– Может быть одной из них? – закончила Соня, сказав те слова, которые он не мог произнести.

Он благодарно кивнул и отвернулся.

Соня оперлась на крышу машины, сложив руки на груди.

– Послушай, парень, я говорила тебе, что если мы зайдем в этот клуб, дороги назад не будет, но это не совсем правда. Гарантировано, что ты не сможешь забыть то, что видел сегодня. Но закончить всё это можешь предоставить мне. Не будет никакого бесчестья в том, что я принесу тебе голову ублюдка на блюдечке, если захочешь.

Эстес покачал головой, жар стыда разлился по его шее и плечам как горячее масло.

– Нет! – он ударил кулаком по крыше машины так сильно, что на ней осталась вмятина. – Я зашел так далеко не для того, чтобы испугаться! Она не моя мать – моя мать умерла 25 лет назад!

Соня посмотрела на него долгим взглядом, прежде чем сказать:

– Одно дело сказать что-то, другое дело – принять это. Я позволю тебе убить Нуара. Ты заслужил свою месть. Но я тебя умоляю, позволь мне убить её.

– Она – моя обязанность, Соня.

– Нет. Поверь мне, ты не хочешь этого делать.

Её голос был ужасно грустным, но глаза по-прежнему оставались нечитаемыми.

– Убивать кого-то, кого ты любишь, это все равно, что вонзать ногти в собственное сердце: недостаточно глубоко, чтобы умереть, но достаточно для того, чтобы уничтожить собственную жизнь. Взгляни, Джек, я – не человек, – она сказала это мягко, как будто напоминая ему о незначительном, но неприятном факте. – Я не живу в полном смысле этого слова. Я просто существую. И это существование очень отличается от жизни. Спроси любую уличную шваль. Какие бы преступления ты ни совершил ради своей вендетты, я не позволю тебе добавить к этому убийство матери, даже если это существо больше ею не является.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю