Текст книги "Самое темное сердце (ЛП)"

Автор книги: Нэнси Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Ты сирота, без семьи и будущего. Я знаю, каково это, быть брошенным на произвол судьбы, быть лишенным того, на что имеешь право по рождению, стать изгоем против своей воли. Я знаю, что такое – идти против толпы. Присоединившись ко мне, ты станешь частью семьи намного более крепкой, чем любая другая из тех, что могут породить мужчина и женщина. Однажды инициированный, ты будешь принят моим выводком без сомнений и колебаний. Ты будешь братом и сыном своей матери, так же, как она будет сестрой и женой для тебя. Ты будешь сыном и внуком для меня, ибо я есть исток, из которого берут начало все исходящие сущности.

Нуар подался вперед со своего места, его слова холодили щеку Эстеса.

– Кроме того, кого, ты думаешь, ты защищаешь? Человечество? Если твой вид закрывает глаза на педофилию и серийные убийства, насколько легче им будет сделать вид, что более опасных хищников не существует? Человек живет бок о бок с монстрами, но притворяется, что не видит их, потому что так проще. Лучше быть избирательно слепыми, чем видеть безобразную правду – вот выбор людей.

Люди неблагодарные безмозглые твари, больше склонные нападать на тех, кто пытается их защитить, чем на тех, кто на них охотится. Думаешь, если ты выйдешь на улицу и скажешь им, что в мире существуют вампиры, то услышишь слова благодарности за предупреждение? Конечно, нет! Они назовут тебя сумасшедшим и попытаются упрятать в такое место, где тебя никто не станет слушать и не поверит в то, что ты скажешь.

Если полиция до тебя доберется, думаешь, они поймут, для чего ты делал эту работу? Более чем вероятно, что они назовут тебя монстром и повесят твое фото на доску «особо опасен» по соседству с серийными убийцами и маньяками, в производстве которых так сведуща человеческая раса. Они будут изучать твое прошлое и чесать языками о том, какого ещё психа породило общество. Вся твоя работа, все усилия оправдать себя окажутся напрасными.

Тем не менее, ты мог бы быть полезен мне, Джек. Если мне будет служить опытный охотник на вампиров, это даст мне преимущество перед моими врагами в Правящем Классе.

От ренфилдов и огров своя польза, но они ничто по сравнению с обученным убийцей. Ты по-прежнему сможешь убивать вампиров сколько душе угодно, но только тех, кого я скажу. Ну же, мальчик, что ты на это скажешь? Зачем тратить силы и жизнь на защиту видов, вполне довольных тем, что они стройными рядами маршируют на бойню? Не лучше ли присоединиться к моей маленькой семье, чем вечно скитаться изгоем по миру?

Эстес повернулся к Нуару. Они были так близко, что оказались нос к носу. Лорд вампиров отпрянул, осознав, что его воспринимали не так, как ему бы хотелось, а в соответствии с тем, кем он был на самом деле: нечеловеком.

– Я не знаю, прав ты насчет человечества или нет, – сказал Эстес, и голос его сочился презрением. – Но в одном ты прав: ты определил мою судьбу. Именно ты выковал из меня инструмент собственного разрушения.

Вся лживая учтивость слетела с лица Нуара, сделав выражение жестким, как доска.

– Свяжите его. Я устал разговаривать с этим болваном, – сказал он, сделав рукой пренебрежительный жест.

Айгон хмыкнул, вытащив из кармана пальто длинную веревку. Эстес стиснул зубы, когда огр скрутил его, как рождественскую индейку. После этого все, что он мог делать – это лежать на боку на холодном, жёстком полу подвала.

Нуар присел рядом с Эстесом, бесстрастно изучая лицо своего пленника, словно энтомолог со спокойным интересом изучает жука, встречающего свой конец в морилке. Теперь, когда у него больше не было необходимости притворяться, инаковость Нуара была такой же вопиющей, как открытые гениталии.

– Ты так сильно любишь правду? – прошипел лорд вампиров. – Тогда ты её получишь. Мне неинтересно получить тебя в свой выводок. Ты всего лишь приманка. Я хочу твою «подружку» – ту, которую называют Синей Женщиной. Она придет за тобой.

– Как ты можешь быть уверен?

– Потому что я знаю вампиров, мой дорогой мальчик. А вампир всегда придет предъявить права на человека, который ему принадлежит.

Нуар поднялся, быстрыми хлопками отряхнул колени и направился вверх по лестнице, оставляя Эстеса в подвале в компании одного огра. Айгон помялся с ноги на ногу, рассеяно хрустнул костяшками здоровенных пальцев, затем присел на корточки, так что руки болтались между колен, как у обезьяны.

Эстес не чувствовал себя таким беспомощным с тех пор, как его сопротивление версии реальности доктора Морриси сделали его владельцем бокса. Пол в боксе, по крайней мере, был мягким. Через пару часов неудобств, Эстес отключился, только чтобы с пробуждением всё началось сначала. Пытаясь сориентироваться в обстановке, он услышал предательский стук высоких каблуков по бетонному полу. Он попытался осмотреться, но невозможно было увидеть, кто это был.

– Его светлость хочет видеть тебя наверху, – отчеканил знакомый женский голос.

Айгон встал, расправляя плечи.

– Как ему будет угодно, миледи, – он кивнул в сторону Эстеса. – А с ним что?

Пара женских ног, обутых в чёрные лакированные туфли, вошла в поле зрения Эстеса.

– Я за ним присмотрю.

Когда, топая, Айгон поднялся по лестнице, женщина перевернула Эстеса на спину носком туфельки. Это была та самая беременная горничная из отеля, за исключением того, что сейчас на ней было короткое вязаное ярко-красное платье, делавшее её похожей на глазированное яблоко на палочке.

– Кто ты такая? – хрипло спросил он.

– Они называют меня Мадонна. Леди Мадонна, – насмешливо ответила она.

– Ты человек, так ведь? Как ты могла это сделать? – просил он, потрясенный. – Как ты могла связаться с монстрами? А как же твой ребёнок? Как ты думаешь, что эти создания сделают с ним, когда он родится?

Леди Мадонна откинула голову и рассмеялась, и её смех был больше похож на смех гиены, чем человека.

– Думаю ли я о своем ребёнке? Не проходит ни минуты, чтобы я не думала о нём – или он обо мне! – она опустилась на колени рядом с Эстесом, пристально глядя ему в лицо.

– Какой у меня срок?

– Что?..

– На каком я месяце, дурачок! – резко пояснила она.

Эстес нахмурился, не понимая, к чему она клонит.

– Я… Я не знаю… Может быть, на седьмом или восьмом?

– Триста шестьдесят не хочешь? – выражение шока, пересекшее его лицо, вызвало у неё ещё один приступ безрадостного смеха. – Я беременна с 1971 года! Я собиралась стать танцовщицей, как те девушки наверху; за исключением того, что тогда девушки ходили топлесс, никакого голозадого персонала не было. Потом парень, владелец клуба, в котором я танцевала, обрюхатил меня. Внезапно я оказалась на улице, не способная заработать на жизнь и на слишком большом сроке, чтобы найти легального доктора и избавиться от проблемы. В конечном итоге я обратилась к сомнительному шарлатану. Когда я впервые его увидела, он показался мне странным, но нищим выбирать не приходится, верно? Когда я очнулась, этот придурок уже ушел, моя шея была разорвана, а я все ещё беременна.

Сначала я думала, что нарвалась на извращенца, но быстро поняла, что что-то изменилось. Ребенок не двигался, как обычно. Днем он лежал в моем животе неподвижно, но с заходом солнца начинал толкаться, как сумасшедший. Дьявол, я не могла спать по ночам, настолько он стал активным. Ещё я начала испытывать тягу. Не к соленым огурцам, мороженому или подобному дерьму. Мне хотелось сырой печени и свежей бычьей крови. Я не была уверена в том, что со мной происходит, но у меня появилась довольно хорошая мысль, что это как-то связано с тем шарлатаном, укусившим меня.

Знаешь, я пыталась найти других таких же, как я, думала, что смогу вписаться в их общество. Тогда я ещё не знала, как сильно вампиры ненавидят беременных. И так было плохо, но когда они поняли, что я живая женщина с ребенком-нежитью в животе, они вообще пришли в бешенство. Если бы не лорд Нуар, мы никогда не дожили бы до восхода солнца.

Лорд Нуар не захотел меня убивать. Он сказал, что мы не мерзость, а просто необычные, как и он. Он сказал, все необычности – уникальны каждый по-своему. Обычные вампиры возненавидели нас, потому что мы были не такие, как они. Лорд Нуар дал нам приют и взял в дело. Впервые нам не нужно было беспокоиться о том, что нас найдут люди или выследит конкурирующий выводок. Лорд Нуар защитил нас и покровительствовал как своим. Он наш господин и повелитель; его воля – наша воля. Лорд Нуар пожелал, чтобы ты присоединился к нам, – она с презрением покачала головой, пока Эстес дергался, пытаясь ослабить веревки. – Это бесполезно. Даже если ты как-то освободишься, тебе не сбежать от его воли.

Леди Мадонна встала и отошла от Эстеса на несколько шагов, потом присела, откинулась назад, упираясь локтями в пол, и раздвинула ноги так, чтобы он мог видеть её голую промежность.

Щеки Эстеса запылали, он как мог отвел взгляд, но отвернуться не сумел.

Леди Мадонна начала громко и тяжело дышать, её вздохи стали короче, она задыхалась, кряхтела от боли, пытаясь исторгнуть из себя некое существо. Вместо часов, как это обычно бывает, головка ребенка показалась у неё между ног через несколько минут. Пока Эстес смотрел, он понял, что причиной столь быстрых родов было то, что ребенок активно участвовал в собственном рождении.

Бешено извиваясь, его голова и плечи внезапным рывком освободились из родовых путей, крошечные, как у хорька, коготки заскребли по полу. Тощее создание, появившееся из утробы леди Мадонны, красное и скользкое, скорее напоминало ободранную кошку, чем человеческого ребенка. Несколько мгновений оно лежало неподвижно, затем подняло свою слишком большую голову и, открыв рот, издало странный, высокий крик, словно котенок, обнажив пару маленьких клыков посреди голых десен.

Это был не совсем ребенок, скорее, эмбрион: не сформированный, с губчатой розоватой тканью вместо кожи и приспособленными для тьмы глазами. Несколько мгновений он плюхался и извивался на спине, как рыба, выброшенная на берег; гранатового цвета глаза открывались и закрывались, как у совенка, не привыкшего к свету. Через несколько секунд он сориентировался и перевернулся на живот, поднял от земли верхнюю часть туловища на удивление хорошо развитыми предплечьями, как игуана, загорающая на солнышке. Голова эмбриона была неестественно большой по сравнению с его ногами-тростинками и грудной клеткой, как у голодной собаки, из-за чего раскачивалась и дергалась, словно воздушный шарик на палочке. Он понюхал воздух маленьким вздернутым носом, шипя, словно корзина со змеями.

– Господь всемогущий, – в ужасе прошептал Эстес.

Голова эмбриона дернулась на голос, он издал нетерпеливый булькающий звук, как ребенок, заметивший любимую игрушку. Подтягиваясь на когтистых ручках, он пополз вперед, словно мерзкая заводная кукла; пуповина тащилась за ним кишкой.

– В чем дело, Джек? – со смехом спросила леди Мадонна. – Ты не любишь детей?

Глава 14

К тому времени, как я добираюсь до «Ножика Долли», солнце уже висит на горизонте. Через несколько минут оно скроется совсем. Проклинаю себя за глупость – я не должна была пить кровь водителя.

Несмотря на то, что удовольствие от осушения живых жертв приходило сразу же, воздействие каких-либо примесей, содержавшихся в их организмах, задерживалось пищеварением, но даже тогда наркотики часто не влияли на меня так же, как на первоначального потребителя. Для меня и Эстеса уже поздно, но для клиентов клуба все же рано, и мой взятый напрокат автомобиль – единственный на стоянке.

Я знаю, какую игру ведет Нуар. Эти чертовы Нобли всегда всё делают гораздо сложнее и драматичнее, чем надо. Если бы он хотел моей смерти, его слуги могли бы просто убить меня в отеле. Нет, он хочет завербовать меня, поэтому заманивает на свою территорию, предполагая, что Эстес – мой ренфилд, и я за ним приду. Что ж, он наполовину прав.

Парадная дверь клуба закрыта и заперта изнутри на засов. Я открываю её с ноги. К черту маскировку! Они знают, что я иду – и я знаю, что они знают, что я иду. Огни вдоль подиума выключены, а стулья подняты на столы ножками вверх. Мои шаги отдаются глухим эхом, когда я иду через зал. Я знаю, что они здесь. Я чувствую на себе их взгляды.

Под застарелым запахом сигаретного дыма и мощным ароматом моющих средств для пола я чувствую ещё одну вонь, словно забытые сады оставили гнить в их собственном изобилии. Запах женских особей. Тишину нарушает пронзительное хихиканье, словно какая-то школьница смеется над пошлой шуткой. Я поворачиваюсь лицом к подиуму. Их четверо: первая – высокая, хорошо сложенная афроамериканка с искусно заплетенными косичками корнроуз^[59]; вторая – стройная корейская девушка; третья – рыжая спортсменка с силиконовой грудью шестого размера; в четвертой танцовщице я узнаю Глорию Эстес. Все четверо одеты в топы на бретельках, шорты и белые виниловые сапоги гоу-гоу. Они стоят полукругом и смотрят на меня глазами, по-кошачьи светящимися в темноте. Там, где незнающие клиенты «Ножика Долли» увидели бы четырех сексуальных женщин, я вижу квартет гарпий – их человеческие черты лица искажают скрытая ненависть, жадность и отчаяние.

– Она та, кого он хочет, Фокси, – сказала Глория, указывая ярко-красным ногтем в мою сторону, и её голос сочится завистью.

Мертвая афроамериканка кивает головой, отчего керамические шарики в её косичках гремят, как град по железной крыше.

– Лорд Нуар жаждет, чтобы ты присоединилась к нему, – говорит она. – Но мы – нет.

– У него и так слишком много невест! – раздраженно вторит мертвая кореянка.

– Ким права, – соглашается Фокси. – Разве не так, Джинджер?

– Ему недостаточно пользоваться нами по кругу, – по-простецки растягивая слова, отвечает рыжеволосая со страшной грудью. – Достаточно того, что мы должны делить его с той Мерзостью, а теперь он хочет взять и тебя.

– Убирайся, уродка! – рычит Ким, показывая клыки. – Ты здесь не нужна!

– Вам, леди, не о чем беспокоиться, – отвечаю я. – Мне неинтересно пополнять конюшню вашего хозяина. Я просто хочу его убить, вот и всё.

Четверка прыгает на меня со сцены с воплями негодования, с удлинившимися клыками и скрюченными, как клешни, пальцами. Я бросаю серебряный охотничий нож Эстеса, посылая его сквозь ребра кореянки прямо в сердце. Она падает на землю, а её конечности сжимаются, словно лапки умирающего паука. Остальные мертвые девушки замирают, уставившись на свою подругу-невесту в немом изумлении. Они одновременно поднимают головы и пристально смотрят на меня с недоумением в нечеловеческих глазах.

– Серебро, – в благоговейном страхе шепчет Фокси. – Она может касаться серебра.

– Вашу мать, и что? – рычит Джинджер. – Я все ещё собираюсь вырвать её сердце и съесть его тёпленьким!

Мертвая девушка бросается на меня, выпустив когти и визжа, как ленточная пила по металлу. Я отступаю в сторону, словно матадор, пропускающий быка, и открытым лезвием своего пружинного ножа достаю её сзади, рассекая спину. Непомерная тяжесть имплантатов становится причиной того, что верхняя часть туловища Джинджер свешивается с её нижней половины, как калитка на лопнувшей петле.

Фокси и Глория переглядываются, начинают обходить меня по кругу, расчётливо сузив глаза. Они шипят и плюются, как рассерженные пантеры, время от времени делая ложные выпады, но остерегаясь попасть в зону моей досягаемости.

Внезапно Глория прыгает мне на спину, обвивает свои ноги танцовщицы вокруг моей талии, дерёт лицо и голову острыми, как бритва, когтями. Фокси набрасывается спереди, обнажая клыки. Я поворачиваюсь в последний момент, позволяя вампирше напороться на мой нож. Мой кулак безжалостно поднимается, и я вытаскиваю лезвие из её вываливающихся внутренностей.

Глория соскакивает с моей спины и отпрыгивает обратно к границе подиума, пока её сестра-невеста падает на пол. Из многочисленных порезов и царапин на голове и плечах у меня по спине стекает кровь. Глория сгибается в искусственном свете, злобно глядя на меня сверху, как загнанная на дерево пантера.

– Это несправедливо, – рычит она. – Он был готов пожертвовать мной, чтобы сделать тебя своей, а ты его даже не хочешь!

– Разве это не типично мужской поступок? Итак, где Джек?

Глория склоняет голову набок:

– Кто?

– Твой сын. Где он?

– Он у Мерзости, – она прокусывает нижнюю губу в подчёркнутом недовольстве. – Я хотела сама его обратить, но лорд Нуар сказал «нет». Он сказал, что не имеет значения, кто это сделает, если результат окажется тот же. Это точно. Теперь мой сладкий мальчик и я снова будем вместе, и ничто не сможет разлучить нас!

– Да ну?

Я сдвигаю куртку назад, доставая из-за пояса джинсов пистолет Эстеса. Глория шипит, как испуганная кошка, и бросается бежать. Я стреляю один раз, и она падает с подиума, как разрезанный мешок с песком – серебряная пуля попадает ей в плечо.

Я запрыгиваю на подиум и останавливаюсь над существом, бывшим когда-то матерью Эстеса. Я смотрю, как она корчится и воет от боли, из её глаз выступают и стекают по накрашенным щекам кровавые слёзы.

Глория дерет правой рукой левую, неспособная остановить разложение, распространяющееся по её организму и превращающее её конечности в массу гниющих тканей. Серебро, отравившее её кровь, за считанные минуты достигнет сердца и мозга, превращая их в пузырящуюся грязь. Я поднимаю пистолет ещё раз, целясь в упор в голову покойницы. Она поворачивает ко мне лицо и обнажает клыки в бессильной ярости. Кровь и мозговая жидкость уже сочатся из её ноздрей.

– Мой хозяин убьёт тебя за это, уродка!

– Пусть попробует, – отвечаю я и спускаю курок. – Они всегда пробуют.

Ошмётки головы Глории Эстес забрызгивают мой ботинок. Я кривлюсь от отвращения и обтираю его о голень другой ноги.

– Я в тебе не ошибся. Ты хороша. Ты очень хороша.

Я смотрю в направлении голоса, но вижу лишь тьму, сгустившуюся в центре сцены.

– Покажись!

Сопровождаемая низким гортанным смехом густая тень скользит прочь, словно масло, являя высокого мужчину с лицом кофейного цвета. Безупречно скроенный английский костюм из шёлка, тяжёлые дреды, декоративная трость из цельного куска слоновой кости с округлым набалдашником, опоясанным проволокой и напоминающим цветом и формой бильярдный шар, его манера поведения – всё это часть его опасной и злой элегантности.

– Лорд Нуар.

– Это честь для меня, – говорит он с легким поклоном, приложив руку к сердцу. – И я надеюсь, что имею удовольствие говорить ни с кем иным, как с печально известной Синей Женщиной?

Я осторожно киваю, но ничего не говорю.

Нуар улыбается и опирается на трость, и на секунду я почти уверена, что он сейчас станцует чечётку.

– Наш общий друг, молодой мистер Эстес, рассказал о тебе немного, но о многом поведал его разум. Почти все его мысли о тебе, моя дорогая, и я могу понять почему. Ты действительно невероятна.

Нуар толкает останки Глории Эстес носком дорогого итальянского ботинка, и её тело разрушается внутрь себя со скоростью воздуха, выходящего из надувной игрушки.

– Какой фатальный стиль! Какое смертельное своеобразие! Ты превратила истребление своего вида в искусство!

– Она не была моего вида, – даже то, как я произношу эти слова, заставляет Нуара улыбаться, как будто он учуял запах крови в воде. Нехорошо показывать даже минутную слабость такому хищнику, как Нуар.

– Не пойми меня неправильно, я не люблю нежить! Эти глупые женщины, так умело уничтоженные, были прекрасным примером этой породы – их крошечные, узкие умы занимала лишь мелкая ревность. Их воля находилась под моим контролем, но IQ был настолько низким, что они попадали в неприятности каждый раз, лишь стоило мне отвернуться. Вот почему я позволил тебе убить этих глупых сучек. Их идиотизм привел их к неподчинению мне, а наказанием за такой проступок является окончательная смерть. Благодарю, что избавила меня от них.

– Я пришла сюда не для того, чтобы помогать тебе с твоими внутренними разборками. Где Эстес?

Нуар скривился, как будто откусил от кислой хурмы.

– Откровенно говоря, я не понимаю, почему тебя так интересует этот юный психопат. У тебя со мной больше общего, чем с этим грубияном, принимая во внимание, что мы отличаемся друг от друга так же, как каждый из нас отличается от обычных немертвых.

У меня большое пристрастие к таким видам, как ты. В былые времена аномалии были, как правило, результатом магии, но в настоящем в неестественный порядок вещей вмешивается наука. Не сомневаюсь, тебе сделали полное переливание крови после нападения?..

Нуар задал вопрос и приподнял бровь в ожидании того, что я заполню пробелы.

– Я умерла на операционном столе, но меня смогли реанимировать.

 – Чудеса современной медицины! – ухмыльнулся Нуар. – И монстры – её порождение! Если бы не было вскрытий, мир заполнила бы нежить!

– Что с Эстесом? Он в порядке?

– С ним леди Мадонна.

– Это не ответ.

– Не бойся. Твой друг находится в очень… искусных руках. Но хватит об Эстесе. Я предпочёл бы обсудить, что объединяет нас с тобой. Как и ты, я не просил делать меня таким…

– Чушь собачья! – я едва удерживаюсь от плевка. – Всем известно, что стрега используют колдовство, чтобы превратиться в вампиров!

Нуар встряхнулся.

– Уверяю тебя, я не прикладывал руку к своему Обращению в те времена, когда Медея и Синяя Борода^[60] были правдой. Когда я лежал при смерти, моя мать напоила меня зельем, сваренным из сердца вампира, надеясь, что это спасет меня. Но вместо этого она меня прокляла.

И пусть я не просил о таком существовании, я извлек из него лучшее, хотя и избегал Правящего Класса энкиду, которые боятся меня, потому что я стрега и игнорирую Синод, потому что никогда не подвергался ритуалу Обращения, как другие стрега. Как и ты сама, я изгой, борющийся за свою индивидуальность.

– Я не такая, как ты! – насмешливо фыркаю я. – Ты охотишься на людей, чтобы кормить свой гарем.

– Да ладно! Я считаю, ты судишь меня слишком строго! Я не отправляю своих детей в ночь, чтобы выслеживать жертв. И я не заставляю людей приходить сюда или в любой другой из моих клубов под фальшивыми предлогами. Они слетаются в эти места сами, как мотыльки на пламя. Мне не нужно затуманивать их разум, чтобы одурачить. Это моя сущность – пользоваться слабостями других. Виноват ли я, делая то, что делаю? А как насчет тебя? Разве ты не охотишься на людей?

– Только тогда, когда это необходимо, и только на тех, кто этого заслуживает.

– Ты обманываешь себя, моя дорогая, если думаешь, что между нами есть разница. Мы оба служим судьями, присяжными и палачами для тех, кому не повезло попасть в наши руки. Мы отлично подходим для совместного бизнеса – я понял это сразу, как увидел тебя на плёнке видеонаблюдения. Минуло много времени с тех пор, как я смотрел на другое существо – человека или не человека – и ощущал трепет опасности. Когда я смотрю на тебя, то чувствую прилив страха, который приходит с осознанием того, что я нахожусь в присутствии кого-то, кто способен меня уничтожить. Прошли десятилетия с момента, когда меня касалась такая сила.

Я поднимаю руки, чтобы остановить поток его слов.

– Подожди, дай угадаю: ты хочешь, чтобы я присоединилась к тебе в качестве помощника, убивала конкурирующих вампиров и взамен оставила твою семью в покое?

Нуар смеется так сильно, что мне кажется, будто его дреды сейчас оторвутся.

– Мой милый Сатана, нет! Ты ничего не поняла! Мне неинтересно твое сотрудничество, моя дорогая. Я хочу, чтобы ты охотилась на меня!

– Ты хочешь, чтобы я – что?.. – вынуждена признать, что он поймал меня. Я честно не могу поверить в то, что слышу.

– Когда живешь так долго, как я, все становится скучным и предсказуемым. Мне не грозят опасности, я погружен в комфорт повседневности. Каждую ночь я борюсь с подкрадывающейся смертью под названием Ennui^[61]. Я никогда не думал, что буду тосковать по инквизиции, – говорит он со вздохом. С тех пор, как элиту искателей ведьм распустили, всё пошло под откос. Нет ничего, способного бросить мне вызов. Мне грозит стать старым и глупым, как музейные осколки Правящего Класса. Мне нужен кто-то, кто не дал бы мне расслабиться. И я решил что ты, моя милая, являешься тем самым вызовом, который мне так необходим.

– А что, если я откажусь на тебя работать?

Полуулыбка Нуара вводит меня в замешательство.

– Вот поэтому я предпринял меры, чтобы быть уверенным в том, что ты будешь более чем заинтересована гнать меня хоть до края земли.

У меня появилось холодное, тяжелое чувство в груди, как будто я только что проглотила кубик льда.

– Что ты сделал с Эстесом?..

– Как я уже сказал, он в компании леди Мадонны. Он в умелых руках – хотя, когда за дело берется леди Мадонна, от неё можно ждать чего угодно.

Я прыгаю на подиум с пружинным ножом в руке. Я хочу вырвать дреды этого ухмыляющегося ублюдка и сделать из них швабру.

– Если ты ранил его, да поможет мне…

Стрега поднимает левую руку и говорит что-то на непонятном языке, но мне не нравится, как это звучит. Затем появляется странное тянущее чувство в груди, как будто мое сердце – это воздушный шарик, и кто-то дергает его за ниточку. Ладони становятся влажными; я опускаю взгляд и вижу кровь, выступающую из пор на коже, как пот в летний день. Удивленно моргаю – мое зрение внезапно затуманивают алые, как кровь, слезы из уголков глаз. Уши тоже наполняются кровью, приглушая слух, как если бы я вдруг сунула голову в ведро с водой. Я открываю рот, испуская фонтан кровавой рвоты. Я истекаю кровью, как будто мгновенно была поражена вирусом Эбола. Слишком слабая, чтобы стоять, я падаю на колени, мои глаза закатываются.

Густой насыщенный запах огромной массы гниющих фруктов, и пустой воздух вокруг меня заполняется восковыми лицами, серыми, как обескровленное мясо, их остекленевшие глаза полны мольбы и надежды. Некоторые лица кажутся ликующими, другие болезненными, но все они мертвы. Это души тех, кому закрыт доступ в рай или ад, кто осужден скитаться по пути, что не ведёт ни к спасению, ни к проклятью, их вопли отчаяния никто не слышит, их страданий никто не видит – за исключением умирающих.

Я знаю, что если переживу атаку мага крови, мне придётся заглянуть внутрь и призвать создание, которого я боюсь больше всего на свете. Я должна освободить часть себя, над подчинением которой так усердно работала – живую тьму, которую я называю «Другая».

Я закрываю глаза, заставляя кровавые слезы течь по щекам, и сосредотачиваюсь на своей внутренней сути. Я проваливаюсь в дыру на задворках сознания, где она лежит, выжидая, как паук в центре паутины. В ослепительном сиянии не-света, в воющей тишине я слышу её дыхание и чувствую её зловонный выдох в мою душу. Удушающая, кислая вонь безумия говорит мне о том, что я больше не одна. Рядом – Другая.

Тебе нужна моя помощь. Снова, тягуче шепчет она.

– Да, – невозможно солгать существу передо мной, настолько я боюсь и ненавижу её. Другая знает меня гораздо лучше, чем мог узнать любой из моих возлюбленных.

Она поворачивается ко мне лицом, и её обнаженное тело пышет неподдельной ненавистью.

Что я с этого получу?

– Ты продолжишь существовать.

Этого мало.

Как подсказывал опыт, лучше поторговаться с этим существом, чем отвергать его. Игнорируя призывы Другой, я только вызываю её гнев, который толкает её на борьбу за контроль над нашим общим телом.

– Ты получишь убийство.

Этого тоже мало.

– Тогда два.

Договорились, говорит она, улыбаясь жуткой сообщнической улыбкой.

Я чувствую, как Другая выныривает из глубин, словно большая белая акула на плеск неосторожного пловца. И, да поможет мне Господь, мой страх тает, превращаясь в возбуждение.

Другая запрокидывает голову и смеется, празднуя свое освобождение, по-собачьи встряхивается, разбрызгивая капельки крови в разные стороны. Нуар хмурится и делает шаг назад, почувствовав произошедшие изменения. Другая раскрывает объятия, словно приветствуя давно потерянного друга, и улыбается сквозь засохшую кровь, покрывающую её лицо.

– Так ты хочешь поиграть жёстко, да?

Другая дотягивается до своего глубокого чёрного источника силы и ревёт, как целый прайд львов, сотрясая фундамент «Ножика Долли» в неистовом экстазе. Нуар, шатаясь, отходит, зажимая ладонями уши.

Другая продолжает набирать силу – пурпурно-чёрная энергия трещит вокруг её головы мерзким нимбом. Её улыбка делается все шире, пока не открывает весь её оскал. Она хватает разум Нуара, глубоко погружая невидимые когти в сознание стреги.

Нуар воет, как раненное животное, роняя трость, когда падает на колени, из его ноздрей сочится кровь. Даже сейчас, когда он корчится от боли, его лицо озаряет восторженный взгляд.

– Ты подходишь даже больше, чем я осмеливался мечтать! – задыхается он, вытирая кровь с верхней губы. – Это будет очень весело!

Маг крови взмахивает правой рукой, и между Другой и её добычей падает теневой занавес. Поток тьмы хлещет через комнату, оставляя после себя лишь опустевшую сцену. Другая рычит в бессильной ярости и хватает убегающую тень, но её когти пронзают лишь воздух. Смех Нуара звучит нигде и везде одновременно, вызывающим эхом рассыпаясь в пустом клубе.

– Поймай меня, если смо-о-ожешь! Да, кстати, я кое-что оставил для тебя в подвале!

Глава 15

Дверь, ведущая в подвал, находилась за барной стойкой. Стоя на пороге и всматриваясь в сумрак у подножия лестницы, она заметила торчащие из-за штабеля картонных коробок ноги в ботинках, туго связанные бельевой верёвкой. Этого зрелища было достаточно для того, чтобы заставить Соню снова взять управление на себя.

– Джек! – закричала она, стараясь сдержать панические нотки в голосе.

Раздался низкий, гортанный стон, сопровождаемый характерным звуком, как будто младенец жадно сосет пустышку. Связанные ноги дёргались и тряслись, как копыта телёнка на скотобойне. Соня перепрыгнула через лестничные перила, с одного удара ноги заставив разлететься временную ширму из коробок.

Эстес лежал на спине с закатившимися глазами, неспособный защититься от отвратительной насмешки, кормившейся на его обнажённом горле. Верёвка пуповины тянулась как моток слизистой пряжи от свекольно-розового тельца ребёнка-вампира, соединяя его с распростёртым телом леди Мадонны, которая лежала с широко раздвинутыми ногами и стонала в грязной пародии на оргазм.

Застыв от ужаса, Соня наблюдала, как сгусток украденной крови, пульсируя, медленно прокладывает свой путь по трубке пуповины и исчезает между бёдер леди Мадонны.

Потревоженный внезапным вторжением, зародыш поднял большую голову и зашипел на Соню, как дикий котёнок, защищающий блюдце с молоком. Его личико было полупрозрачным и розовым, словно маска из свиных кишок, налитых кровью. К Сониному горлу весенним паводком подступила тошнота.

Какая мерзость! Визгливый голос Другой взорвался внутри Сониной головы гораздо большим отвращением и ужасом, чем её собственные. Немедленно дай мне уничтожить это!