Текст книги "Насилие (ЛП)"

Автор книги: Нения Кэмпбелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 13
Белладонна

Вэл закончила тем, что заснула в круглосуточном кабинете. Она проснулась с болью в шее и позвоночником, который ощущался как холодный железный столб. Она застонала, отодвигаясь от стола, разминая затекшие плечи. Все болело, кроме ее живота, который просто казался пустым.

Одно блаженное мгновение она не могла вспомнить, где она и почему здесь.

Это сделало воспоминания еще более болезненными. Потому что в конце концов она все-таки вспомнила. Все это нахлынуло, как вонючий прилив.

Сегодня был Первый день.

Телефон зазвонил, когда она выходила из здания. Она закинула рюкзак на одно бедро, чтобы порыться в нем. Ее телефон был на самом дне, и ее руки и плечи снова заныли, когда она повернула их, чтобы дотянуться до него.

– Алло?

– Отвечаешь на звонки во время занятий?

Она остановилась, и студентам, идущим ей навстречу, пришлось свернуть, чтобы избежать столкновения. Они посмотрели на нее раздраженным взглядом, которого она не заметила.

– Полагаю, мне не следует удивляться. Я знал, что у тебя есть склонность к неповиновению, да, но не до такой степени. Твое поведение было... мм, по меньшей мере, поучительно. Однако я должен сказать, мне показалось, что стойкости и выносливости тебе скорее не хватает.

Она зажала рот рукой и тут же пожалела об этом, так как почувствовала запах желчи в своем дыхании.

– Отъе*сь.

– Хотя, возможно, твой энтузиазм заслуживает похвалы.

– Перестань искажать мои слова, – сказала она в телефон.

– О, мне не нужно искажать твои слова. Не тогда, когда у меня есть ты, чтобы делать все за меня. Вернее, подо мной. Я мог бы почти поверить, что тебе никогда раньше не приходилось умолять, но мы оба знаем, что это не совсем так. – Его голос, прежде легкий, теперь стал жестким. – Верно?

Ей хотелось заткнуть уши, но его голос был подобен нейротоксину. Он оставил ее ошеломленной и неподвижной.

– Отвали, – слабо поправилась она.

– Я не позволю тебе говорить со мной в таком тоне. – Боже, он был ужасен. Неужели он всегда был таким ужасным? Или он так хорошо умел это скрывать?

– Не смей вешать трубку, – прорычал он, заставив ее вздрогнуть, потому что ее большой палец медленно полз к кнопке «отключится», а она даже не осознавала этого. – Ты будешь слушать меня, каждое слово... и знаешь почему?

Она покачала головой, потом вспомнила, что он не мог этого видеть. Казалось, это не имело значения.

– Потому что тебе нравится, когда я заставляю тебя бороться. Куда бы я не вел, ты следуешь за мной. Разве не так?

– Нет. Нет, это не так.

– Да, это так. Ты хочешь, чтобы кто-то заставил тебя чувствовать себя беззащитной, уязвимой, преследуемой. Я мог бы убить тебя, и ты можешь чувствовать это, когда лежишь со мной. Ты любишь эту власть, мою власть – власть, которую я имею над тобой. – Последовала напряженная пауза. – Теперь твое тело принадлежит мне больше, чем тебе. Я чувствую твой запах на своей одежде. Страх и желание, и чистая, сладкая покорность.

Вэл дико огляделась по сторонам, уверенная, что кто-нибудь догадается о содержании их разговора. С криком она повесила трубку, услышав его смех, слишком поздно осознав, что только что нарушила его запрет.

Она поехала на автобусе обратно в общежитие, слишком сосредоточенная, чтобы беспокоиться о своей помятой одежде или замечать лица вокруг. Ее мысленный взор то и дело возвращался к этому холодному, жестокому взгляду и темному, хриплому голосу. Если бы леопарды могли говорить, они бы говорили так же, как он.

Вэл подумала, что пойдет в общежитие, почистит зубы, а затем отправится в столовую, чтобы успеть на последний час завтрака. Большая часть еды была бы несвежей и переваренной. Хрустящий черный бекон – если там еще остался бекон – резиновые яйца, сырые картофельные оладьи. Но даже это было лучше, чем она того заслуживала.

Она распахнула дверь. Первое, что Вэл увидела, было лицо Мэри. Оно наполнило ее тревогой с первого взгляда, и ей потребовалось некоторое время, чтобы понять почему. Она видела этот взгляд у людей дома, да – осторожность, презрительную жалость и холодное, холодное осуждение.

«Нет». Она снова проецировала, видя, как ее худшие страхи отражаются в зеркале дома развлечений, в которое превратился ее мир. Мэри заботилась о ней. Мэри не думала о ней в таком ключе.

«Только потому что она не знает правду».

Но теперь она знала. Один взгляд в ее глаза, и Вэл все поняла. Один взгляд в ее глаза, и сердце Вэл пронзили ледяные лезвия паники.

– Что происходит?

– Где ты была?

Застигнутая врасплох, Вэл сказала только:

– А?

– Ты сказала, что будешь здесь. В шесть. Джейд и я оба пришли. Мы ждали тебя, но ты так и не появилась.

– О. Я... я была в учебном классе. – Она отвела взгляд. – Наверное, забыла.

– Наверное, как и об этом? – Мэри подняла кремовый конверт, Вэл едва удержалась, чтобы не потянуться за ним. Лепесток валерианы все еще цеплялся за складки. Эти слова: «Ты боишься?» написанные девичьим подчерком Лизы, казалось укоряли ее.

Вэл потянула себя за прядь волос. Ей стало трудно дышать.

– Где ты это взяла?

– Нашла в твоем столе.

– Ты рылась в моих вещах?

Таблетки... записи в дневник ... ожерелье...

– Джейд получил коробку, полную фальшивой крови. Внутри была шахматная фигура. Она была расколота пополам. В ней тоже было сообщение. Предупреждение. Угроза.

– О, – проговорила Вэл, запинаясь.

– Мы были напуганы до смерти. Я хотела пойти в полицию, но Джейд сказал подождать.

Спасения нет. Стены смыкались вокруг нее, каждый путь к отступлению был перекрыт в тот момент, когда она его видела.

– Ты знаешь, что это значит?

Вэл посмотрела на Мэри снова.

– Что?

– Послание. Тот, что в коробке Джейда. Ты знаешь, что там было написано? Там было написано: «Держись, бл*ть, подальше от Валериэн Кимбл». – Мэри немного запнулась на слове «бл*ть», но это никоим образом не замедлило ее. – Мы посмотрели имя, – сказала она. – Мы знаем.

Мы знаем все. Мы знаем о первом курсе – о доме – о том, почему ты уехала из города. Боже, Вэл, ты была всего лишь ребенком. Почему ты не дала нам знать? Ты не думала, что мы должны это знать? Что я должна? – Мэри казалась скорее испуганной и обиженной, чем рассерженной, хотя в ней определенно чувствовался гнев. Страх затмил гнев. Страх был настоящим, резким, едким, как щелок. Он разъедал слова Мэри и был почему-то хуже, чем гнев. – Разве мы не твои друзья? Неужели ты совсем не заботишься о нас?

– Конечно, я забочусь, – глухо сказала Вэл, задаваясь вопросом, было ли это правдой, даже когда она говорила.

– Тогда почему ты ничего не сказала?

«Потому что эти слова – ножи в моем горле».

– Он сказал, что причинит тебе боль, если я что-нибудь скажу. – Если я заговорю, то истеку кровью.

– И ты веришь ему?

– Никаких друзей. – Она так сильно устала. – Никаких любовников. Никакой полиции.

Мэри потребовалось мгновение, чтобы заговорить. Ее лицо было бледным.

– Ты пошла к нему.

«Мое сердце превратилось в пыль. Мне больше не за что бороться, и все равно я должна бороться».

– Ты провела с ним ночь.

– Он сказал, что изуродует лицо Джейда.

– О, боже, Вэл.

«Когда-то я тоже так боялась», – подумала Вэл. Потрясенная тем, что одно существо может желать зла другому.

Уже нет.

– Я думала, он хочет убить меня.

– Вэл, – сказала Мэри. – О боже мой. Зачем ты это сделала? Зачем ты поехала? Он мог убить тебя.

– Но он этого не сделал. Он должен был это сделать, но не сделал. – «Вместо этого он сделал кое-что похуже. Он оборвал мою жизнь и оставил меня дышать, чтобы я могла почувствовать пустоту». – Теперь умрут и другие. И все из-за меня. Потому что я слишком слаба и слишком глупа, чтобы остановить его.

А потом Вэл разрыдалась, потому что ей было все равно, но все равно ровно настолько, чтобы еще переживать, что она не остановила его. И потому что, живое или мертвое, бьющееся сердце все еще может кровоточить.

Мэри шагнула вперед, как бы предлагая утешение, но, казалось, не могла заставить себя прикоснуться к Вэл. Как будто эта зараза была чем-то, что могло передаваться от одного человека к другому, как болезнь. Может быть, это так и есть. Иначе зачем бы люди говорили, что страдание любит компанию?

– Нам нужно пойти в полицию.

– Нет. – Вэл убрала руки от лица. – Нет, – яростно сказала она. – Никакой полиции. Ты что, не слышала меня?

– Вэл, он убийца... я не хочу умирать.

– Тогда не звони в полицию, – Вэл покачала головой.

– Ты не сможешь его поймать. Разве ты не видишь? Он слишком умен. Я пыталась. Я пробовала, и пробовала, и пробовала, и ничего хорошего из этого не вышло. Ты не можешь победить его. Ты не можешь бороться с ним. Ты должен играть по его правилам, или ты проиграешь – и он сломает тебя.

Мэри сделала шаг назад.

– Ты меня пугаешь.

– Тебе следует бояться. Ты должна быть в ужасе.

– Пожалуйста, просто позволь мне...

– Я сказала «нет». – Вэл выхватила сотовый телефон из рук Мэри. Он ударился о стену и разбился вдребезги. Она тяжело дышала. На каком-то уровне у нее была картинка самой себя, того, как она, должно быть, выглядит, с дикими глазами, помятая и растрепанная, конечности затекли после сна на твердой поверхности стола. Она знала, что, должно быть, выглядит безумной или близкой к этому, и не могла заставить себя переживать по этому поводу.

Адреналин захлестнул ее. Это был ключ от ее цепей. Это придало ей бодрости духа.

Осмелев, она сказала:

– Если ты вызовешь полицию, я буду отрицать. Я буду все отрицать.

– Вэл...

– Я покажу им свое лекарство. Они подумают, что я сошла с ума – что ты потакала мне, потому что не знала. Все люди с психическими заболеваниями нестабильны, разве ты не знаешь? Склонны убивать себя или других. – Она горько улыбнулась. – Прямо как в кино. Во всем виновата жертва.

Мэри ничего не сказала, но на ее лице застыло выражение, похожее на паутину.

– Послушай, только не звони в полицию, – сказала Вэл немного более спокойным голосом. – Я позабочусь об этом. Я обещаю.

Когда молчание Мэри затянулось, Вэл повернулась и вышла из комнаты, радуясь, что соседка не слышала, как колотится ее сердце.

Глава 14
Тубероза

Лиза звонила ей. Нет, не Лиза, а Он. Вэл знала, что должна сменить номер, но часть ее верила, что она заслужила эти секунды надежды и сильного сожаления. Это служило напоминанием о вине и ее сделке с дьяволом. Вэл взглянула на спящую Мэри и прошептала:

– Что?

– Я тебя разбудил?

Было три часа ночи, она стиснула зубы.

– А ты как думаешь?

– Думаю, что ты отчаянно нуждаешься в хороших манерах.

– К черту твои манеры.

Она вздрогнула, когда линия затрещала, неприятно пощекотав ее ухо.

– О, Вэл, Вэл, Вэл – тебе не нужно довольствоваться только моими манерами. Три дня прошли и закончились.

Просто так вся борьба покинула ее, когда желудок сжался, как папиросная бумага.

– Но сейчас три часа ночи, – запротестовала она. – Автобус... Я не думаю, что автобус ходит так поздно.

– Это не будет проблемой. Я отправил такси. Когда доберешься до места назначения, позвони мне.

Словно по сигналу, она услышала короткий громкий гудок снаружи. Мэри пошевелилась. Дерьмо. Вэл застыла на месте, но ее спящая соседка по комнате не проснулась – и, очевидно, Гэвин не собирался принимать «нет» за ответ.

У нее не было времени переодеть пижаму. Она натянула толстовку поверх майки и надев спортивные штаны, на цыпочках прошла мимо Мэри, поправляя сумочку на плече.

Такси высадило ее у дендрария.

– Подождите, – сказала она, – произошла ошибка.

– Проезд оплачен до этого места, – ответил водитель. – Никакой ошибки. – Он уехал.

Она слышала стрекотание насекомых, отдаленное журчание ручья. Грунтовые дорожки содержались в чистоте и тщательном уходе, но деревья и подлесок росли беспрепятственно дальше. Мосты, выкрашенные в веселый красный цвет, который ночью казался черным, соединяли две стороны берега,

Она набрала номер Лизы.

– Зачем ты привел меня сюда? Почему в дендрарий?

– На охоту, – заявил он.

– Это заповедник, – проговорила она. – Охота запрещена.

– Я привел свою дичь, – объяснил он. – Видишь ли, сегодня вечером я буду охотиться на тебя.

– Как в книге? – испуганно спросила Вэл. – Той ужасной школьной книге?

– У тебя есть примерно десять минут форы. Я предлагаю в полной мере использовать их.

Затем она услышала какой-то звук.

Это не мог быть Гэвин. Он ведь сказал, что у нее есть десять минут?

Она повернула голову, и белки ее глаз блеснули в темноте. Это прозвучало близко. Слишком близко чтобы быть робким животным. Вэл сошла с тропинки и, немного поколебавшись, нырнула в темно-зеленые заросли. Ветки зацепились за ее волосы и впились в кожу головы. Она бежала, прикрыв лицо рукой, чтобы защитить глаза от колючей ежевики и крючковатых веток.

Она не была уверена, сколько прошло минут, но скорее всего десять. Вэл остановилась у реки, не желая возвращаться, но и не решаясь идти вперед. Здесь лес поредел, уступая место свету.

Хрустнула ветка.

Вэл поколебалась – конечно, было слишком холодно для пиявок – и шагнула в темную воду. Вода казалась ужасно холодной, хотя и не совсем ледяной. Дрожа, пробралась под мост. Она встала на четвереньки, вода была достаточно высокой, чтобы плескаться у ее горла.

Весь этот сценарий имел странное, сюрреалистическое качество кошмара. Ей казалось, что ее мозг плавает во мраке, хотя, возможно, это было просто следствием грязной речной воды.

В тени что-то шевельнулось. Вэл слышала, как колотится ее сердце, и как мелкая рябь воды жадно плещется у нее по бокам, когда она отступала все дальше в тень моста.

Он был одет в темные джинсы и кожаную куртку, его лицо в лунном свете казалось вырезанным из кости. Он выглядел диким, растрепанным и опасным. Будь он любым другим мужчиной, она могла бы подумать, что он принимает наркотики. Но не Гэвин, нет – он не позволил бы никаким ядам притупить его инстинкт убийцы.

Он наклонился, поднял пригоршню земли, и ее сердце подпрыгнуло, когда его взгляд упал на русло ручья. Он позволил рассыпчатой почве со дна ручья просеяться и провалиться сквозь щели между пальцами, а затем вытер руки о джинсы. Что-то щелкнуло в роще справа от него – какое-то ночное животное, ставшее безрассудным из-за луны, – и он резко повернул голову в ту сторону.

Лес затаил дыхание.

А потом Гэвин побежал.

Вэл смотрела ему вслед. Она подождала несколько минут, прежде чем вылезти из воды. Ее промокшая толстовка была похожа на мокрый цемент. Тяжелый вес ее одежды вывел Вэл из равновесия. Она сняла одежду и отжала ее, сморщив нос от солоноватого запаха воды.

Она никогда раньше не заходила так далеко в дендрарий. Некоторые студенты в шутку говорили, что там водятся привидения. Одно можно сказать наверняка: это было не место для студента, чтобы оставаться одному после наступления темноты.

Он спрыгнул с дерева, приземлившись на ноги так же аккуратно, как кошка, и прорычал:

– Бу.

Она закричала и побежала.

Гэвин догнал ее на берегу реки и схватил так, что они оба провалились сквозь заросли рогоза в воду с сильным всплеском. Гладкие камни жестоко впились ей в колени, она задохнулась и вдохнула запах гнили, водорослей, мокрой кожи и пота. Он смеялся, издавая быстрые рычащие смешки, которые звучали так, как, по ее представлениям, мог бы смеяться волк.

– Шах и мат, моя дорогая.

Он повел ее дальше по берегу, где было суше, и ее зад коснулся твердой сухой почвы. Листья затряслись, и Вэл тоже затряслась.

От холода у нее закружилась голова.

Он не целовал ее и не прикасался к ней, но в нем ощущался опасный заряд, который она узнала раньше. В этом состоянии он был способен на все.

Вэл вздрогнула, когда он сомкнул свои руки вокруг ее рук, но это было только для того, чтобы поднять ее. Он сбросил куртку, затем помог ей надеть ее. Она все еще была теплой – почти горячей – от его тела. Вскоре Вэл начала согреваться.

Его пальцы переплелись с ее пальцами, и Гэвин зашагал быстрым шагом, от которого она спотыкалась, чтобы не отстать. Наконец она спросила:

– Куда мы идем?

Он не ответил.

Администратор не взглянул на нее, когда они вошли. Вэл не сводила глаз с грифельно-серой плитки и пыталась сосредоточиться на дыхании. Гэвин выбрал лифт. Она подскочила, когда двери закрылись, и услышала, как он тихо рассмеялся.

Дверь распахнулась со скрипом, который заставил ее подпрыгнуть. Когда он закрыл дверь за собой, она почувствовала себя так, словно он отрубил ей конечность. Гэвин подошел к своей кровати и сел на край. Он скинул ботинки. Она настороженно наблюдала за ним. Он был одет. Это хорошо. Вэл подумала, что могла бы смотреть на него, если бы он оставался одет. Но у нее не было возможности показать свою мизерную попытку проявить силу.

– Закрой дверь.

Вэл сглотнула и закрыла замок.

– Иди сюда.

Она остановилась в футе от него, отказываясь позволить обмануть себя. Гэвин посмотрел на нее сквозь полуприкрытые глаза, мимолетным взглядом, который, тем не менее, заставил ее почувствовать себя униженной.

– На тебе нет твоего ожерелья.

Ей потребовалось мгновение, чтобы вспомнить. Она провела пальцами по горлу.

– Я спала.

– Я не помню, чтобы давал тебе разрешение снять его.

– Но...

– Ты никогда его не снимаешь, – заявил он. – Никогда. А теперь раздевайся.

Ее глаза широко распахнулись:

– Что?

– Твоя одежда. Сними ее.

***

После она лежала онемевшая, измученная и не в силах пошевелиться.

– Ты сдерживалась. – Вэл повернула голову на подушке, чтобы посмотреть на него. Он все еще был полностью одет, в то время как она была обнажена. Она чувствовала это неравенство так же сильно, как клеймо. Это заставило ее потянуться к простыням. Он оттолкнул ее руку. – Со мной ты ничего не скроешь.

Она кивнула.

– Ничего. – Он слизнул последнюю каплю вина с ее горла, его язык все еще был холодным от льда. Когда Гэвин поцеловал ее, она почувствовала его вкус, и себя, и вино на его языке. Он обхватил ладонью ее грудь, слегка сжимая. – Это ясно?

– Да.

– Смотри, чтобы ты снова не забыла. – Не отводя взгляда, он вытащил один из тающих кусочков льда из ведерка рядом с кроватью и поднес его к губам. Она слышала, как он раскусил его. – Или я напомню тебе.

Прижавшись ртом к ее завиткам, он выплюнул лед и запечатлел поцелуй, который был одновременно горячим и холодным между ее ног. Ее мышцы напряглись, и Вэл тут же попыталась выпрямиться, но его крепкая хватка удерживала ее ноги раздвинутыми, когда он провел своим ледяным языком по гребню сплетенных нервов, отчего у нее перед глазами вспыхнули искры, а конечности превратились в желе.

Он очень хорошо умел ранить ее. Иногда ему даже не нужно было разрывать кожу.

Вэл кончила с мягким, пронзительным звуком, который был наполовину всхлипом, наполовину рыданием. Обычно это заставляло его останавливаться, но он продолжил эту медленную методичную пытку, разжижая ее внутренности, укорачивая дыхание. Ее пальцы, как когти, вцепились в простыни. Каждый раз, она была уверена, маленькая часть ее умирала. Она попыталась произнести его имя, но слова тоже стали крючками, которые затягивали ее горло леской, одновременно душа ее и проливая кровь.

Когда она подумала, что больше не сможет этого выносить, Гэвин отстранился. Он наблюдал, как ее мокрое от пота тело дрожит от толчков, которые были его делом, и облизал пальцы. Затем, погладив ее по щеке той же рукой, чтобы заставить вздрогнуть, он сказал:

– Приведи себя в порядок.

Он никогда раньше не предлагал. Ему нравилось отправлять ее домой такой, какая она есть, с остатками его прикосновений, покрывающими ее, как тонкий слой грязи. Она ненавидела то, как постыдно это заставляло ее чувствовать себя. Вспомнив, Вэл поколебалась всего мгновение, прежде чем исчезнуть в ванной.

Если он задумал что-то ужасное, она не заметила, а с его предусмотрительностью было бессмысленно пытаться избежать этого в любом случае. По крайней мере, вода была теплой и можно смыть с себя его прикосновения. Это она может сделать. Но мыло было его, принадлежало ему, холодное, вязкое и пахнущее сандаловым деревом.

Она задрожала от отвращения.

Когда Вэл вышла из ванной, завернутая только в полотенце, обнаружила, что Гэвин воспользовался возможностью избавиться от ее одежды, не оставив ей выбора. Вынуждая надеть то, что он принес для нее. Казалось, он молча смеялся над ней, когда шел в ванную, чтобы побриться, оставив ее одну, чтобы она могла одеться, быстро.

«Надеюсь, он перережет себе горло, – подумала она, натягивая джинсы. – Я надеюсь, что он перережет одну из вен. Что кровь забрызжет зеркало, стены и все остальное. Я надеюсь, что он умрет».

Белая майка была облегающей, обтягивающей и с глубоким вырезом. Он купил к ней темно-зеленый кардиган, который на ощупь был похож на кашемир и, вероятно, таковым и был. Наряд смотрелся хорошо —конечно, так оно и было, у него был наметан глаз на цвет, – а зеленый свитер идеально подходил к ее глазам.

– Это настоящая шерсть.

Он появился в зеркале позади нее, теперь обнаженный по пояс. Гэвин предпочитал бриться раздетым, чтобы не капать пеной на рубашку. Его щетина была укрощена до модной тени вокруг подбородка и рта. От него пахло сандаловым мылом, и оно было еще более свежим.

– Волк в овечьей шкуре, – пробормотала она.

– Ты – многое, моя дорогая, но не волк. – Она немного вздрогнула, когда он скользнул руками под ее руки, обхватывая живот, когда обнял ее сзади, как любовник. Кем, как она с тошнотой осознала, он и был. – И не ягненок тоже, – рассеянно проговорил он.

– Тогда кто?

– Хм?

– Кто я?

– Возможно, лиса. Да. Они хищники, на которых охотятся как человек, так и волк. И они тоже черные, – он заправил ей волосы за ухо, поглаживая кожу под ними подушечкой большого пальца, – и белые, – он наклонился, так что последнее слово было едва слышным мурлыканьем, – и рыжие.

Она покраснела, и его смех прокатился по ее спине. Гэвин выглядел нормальным, когда смеялся. Почти. Да, смех смягчил его лицо и согрел глаза. Но это лишь иллюзия, как и многое другое.

– А как насчет моей подсказки?

– Спаситель.

Это все? Это подсказка, которую она должна использовать, чтобы решить головоломку, которая спасла бы жизнь?

Ради этого она трудилась?

Она почувствовала, как он улыбнулся ей в шею.

– Увидимся через три дня, моя лисичка.