355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Автор Неизвестен » На Северо-Западном фронте (Сборник) » Текст книги (страница 30)
На Северо-Западном фронте (Сборник)
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 16:05

Текст книги "На Северо-Западном фронте (Сборник)"


Автор книги: Автор Неизвестен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

Командир танка проворно влез в танк, сделал разворот и, даже не захлопнув люка, вздымая тучи снега, помчался в сторону Березицкого.

Спустя час сопротивление врага было полностью сломлено. В отвоеванной деревне закрепились два взвода роты химической защиты. Теперь можно было подсчитать силы гарнизона. Из докладов командиров подразделений выяснилось, что на всех участках обороны осталось 120 боеспособных защитников Юрьева и Березицкого. Потери гарнизона (убитыми и ранеными) за все время боев в этом районе составили 60 человек. Фашисты понесли значительно большие потери. На поле боя предыдущих боев лежало около полусотни трупов. Примерно столько же враг потерял убитыми в бою за Березицкое.

Во второй половине дня (это было 10 января) наступило относительное затишье. Вечером пришла телефонограмма из политотдела армии: Должиков отзывал меня. Как выяснилось после, меня ожидал приказ Главного политического управления Красной Армии о назначении начальником отдела пропаганды политуправления Северо-Западного фронта.

11 января. Район расположения штаба дивизии

Вчера присутствовал при допросе пятерых военнопленных гитлеровцев. Старший из них – обер-лейтенант. В серо-зеленой, "на рыбьем меху" (выражение Миссана) шинели, с заостренным лицом, он напоминал затравленную, но не терявшую надежды на спасение лису.

На все вопросы начальника разведки он отвечал с подчеркнутой готовностью и по всему было видно, что ничего не утаивал. Об этом можно было судить и по тем, полным ненависти и подчеркнутого презрения, взглядам, которые бросал в его сторону младший по чину офицер-эсэсовец, не проронивший ни одного слова во время предварительного допроса.

Спустя минуту в палатку вошел Миссан. Зная повадки комдива, начальник разведотделения отошел в сторону, в угол палатки, и там стоял, пока Миссан, улыбаясь в свои пушистые усы, беседовал с пленными.

Разговор комдива с пленными происходил, в сущности, без переводчика, хотя тот и присутствовал здесь же. Для начала Миссан угостил всех пленных папиросами, приговаривая в адрес тех, кто проявлял нерешительность:

"Бери, бери, ариец, таких папирос вы и во сне не видели!"

Когда все закурили, Миссан сказал, обращаясь к пленным:

"Плохо о вас заботится ваше фашистское начальство (переводчик перевел). Вот я вижу на вас шинели. Пфуй, шлехт ваши шинели, – он пренебрежительно потряс полой шинели обер-лейтенанта и выразительно сплюнул в сторону. – А вот у нас, – он отвернул полу нагольного овчинного полушубка переводчика и затем полу своей меховой бекеши, – у нас этак вот, все солдаты и офицеры одеты. Зер гут наши шинели!

Два немца согласно покачивали головами, а обер-лейтенант прищелкнул языком:

"Яволь, герр оберст, зер гут ("Так точно, господин полковник, очень хорошие")" – и даже позволил себе прикоснуться к миссановской шинели.

"То-то, арийцы", – добродушно ворчал Миссан, делая знак начальнику разведки. После этого официальный допрос был продолжен. На этот раз пленных допрашивали каждого в отдельности.

Первым был допрошен Клейн, двадцатилетний верзила. Он словоохотлив, подробно и обстоятельно отвечает на вопросы. Очень старается уверить, что давно собирался добровольно сдаться в плен и только ждал подходящего случая. Лицо Клейна мясистое, лоснящееся. Голова покрыта красным шерстяным платком, завязанным на подбородке. На вопрос: "Зачем воюешь?" ответил без запинки. "Мы нуждаемся в жизненном пространстве, воюем за Украину. Нам нужен хлеб".

Миссан выразительно покачал головой, и все, кроме Клейна, рассмеялись. Видно, крепко вдолбили нацисты в головы своего воинства подобного рода "истины", раз Клейн, не задумываясь, выпалил их даже здесь.

По реакции комдива он понял теперь, что допустил промах. "Кто же твой отец, любитель украинского хлеба?" – спросил Клейна начальник разведки.

"Айн бауэр (крестьянин), – торопливо ответил верзила, обрадованный переменой темы разговора. – Мой отец и я – оба крестьяне, работали от зари до зари", – пояснил Клейн и показал свои измозоленные тяжелым крестьянским трудом руки.

Из дальнейшего допроса выяснилось, что он был младшим сыном кулака, владельца "наследственного двора". За год до начала войны отец умер, и "наследственный двор", согласно статуту фашистского режима, перешел во владение старшему сыну. Младшему пришлось работать батраком у помещика. За несколько месяцев до нападения на Польшу его призвали в армию и там внушили, что и он может стать таким же богатым, как его брат, но что для этого надо завоевать "жизненное пространство", вытеснить или поработить население завоеванных стран и утвердить власть Гитлера в Европе.

Так выглядел один из представителей "расы", претендовавшей на мировое господство... Миссан сидел рядом с начальником разведки, изредка вставлял замечания или задавал вопрос, сопровождая это всякий раз своим любимым присловием, но делал это с такой, располагающей к себе невозмутимостью на лице, что допрашиваемые нередко улыбались, принимая его слова за одобрение их ответов.

Но Миссан не замечал этих улыбок, хотя и смотрел в сторону допрашиваемых. Было видно, что его мысль напряженно работает над сущностью их ответов, над тем, что ему, комдиву, следует предпринять сейчас, когда шли завершающие бои против немецкой пехотной дивизии.

И надо сказать, что решения, принятые Миссаном и на этой стадии боев, были столь же смелыми и тактически оправданными, как и те, которые он принимал раньше.

Когда командование фашистской дивизии, пытаясь разжать стальные тиски советских войск, приказало одному из своих полков проложить обходный путь к важному железнодорожному узлу – ст. Пола. Миссан разгадал этот маневр, и устроившие засаду подразделения нанесли фашистам еще одно серьезное поражение. Не помогли гитлеровцам и брошенные в этом направлении танки и бронемашины. Советские пехотинцы, выбрав удобные позиции, успешно отразили все атаки врага... По проложенной частями 180-и дивизии дороге в тыл врага устремились и другие част 11-и армии. Вскоре была занята ст. Пола, последний важный опорный пункт дивизии врага.

180-я дивизия 11-й армии Северо-Западного фронта, благодаря массовому геройству бойцов и командиров, при умелом руководстве ее командования успешно выполнила поставленную перед нею боевую задачу.

Командир дивизии Иван Ильич Миссан, комиссар дивизии Викентий Викентьсвич Бабицкий, начальник подива Василий Дмитриевич Курылев, командиры полков: майор В. Г. Дорохин (смертельно ранен в бою под д. Большие Волоски в то время, когда поднимал батальон в атаку), Г. И. Чурмаев, подполковник А. И. Кащеев; комиссары полков старший батальонный комиссар М. А. Бусыгин, батальонные комиссары А. Е, Джеджула, Д. И. Пермин, инструктор полка С. М. Березуцкий, лихой разведчик старший лейтенант Рябчиков, лейтенант Куракин, политруки рот А. П. Вормичев (смертью героя пал в бою за Юрьево), М. А. Калинкин, И. П. Бардин, врач Ольга Кравцова, бойцы Иван Брагин (тяжело ранен в бою под деревней Большие Волоски), Панкин, Болтов, Пантелеев и многие, многие другие бойцы, командиры и политработники дивизии вписали яркую страницу в историю боевой деятельности частей и соединений Северо-Западного фронта.

Н. Б. Ивушкин

Под Старой Руссой

Это было летом 1942 г. 133-я отдельная стрелковая бригада получила задачу оказать помощь частям 151-й бригады, отбивавшим контратаки врага.

133-я вышла из района Малые Дубовицы. Продвигались сначала лесными дорогами, а затем по болоту Сучан. Болото считалось непроходимым. Но мало ли прошли мы непроходимых болот на войне! Оружие, боеприпасы, продовольствие несли на себе. Кочкарник сменялся трясиной или ходуном жижей, заросшей травой. Людям приходилось то прыгать с кочки на кочку, то вытаскивать друг друга из трясины, то собирать хворост и гатить болото.

Шли почти сутки, все время под дождем. Устали, промокли. Но в исходный район для наступления пришли вовремя. Штаб установил связь с 151-й бригадой. Было принято решение начать совместные боевые действия ночью. Вперед выдвинули подразделения автоматчиков. Они должны были нанести первый удар. За ними следовали несколько стрелковых рот и взвод противотанковых ружей. Их задача – закрепить успех автоматчиков, блокировать огневые точки и удерживать захваченные рубежи.

Внезапный ночной удар был столь неожиданным для врага, что он не мог оказать организованного сопротивления и потерял выгодный рубеж. Коммуникации 151-й бригады, на которых закрепились гитлеровцы, были очищены. Фашисты потеряли в этом бою 130 человек убитыми. Более 20 человек было взято в плен. Боевая задача выполнена. Теперь бригада получила приказ запять и прочно удерживать рубеж обороны юго-восточнее Ново-Рамушево, на северном фасе рамушевского коридора. Но главные события были впереди.

Гитлеровцы не хотели смириться с потерей выгодного рубежа. На другой день они атаковали бригаду с фронта и пытались мелкими группами просочиться на наши коммуникации. Однако успеха не имели.

Получив подкрепление, фашисты снова пошли в атаку. Завязались тяжелые бои. Наша оборона, проходившая по кромке болота, опушке леса и кустарникам, состояла из отдельных узлов сопротивления. Нащупав уязвимые места, используя численное превосходство в живой силе, враг прорвался 4 августа на наши коммуникации. Расчет, конечно, был на то, что, опасаясь окружения, мы отступим. Однако никто у нас и не помышлял об отходе.

В то время на юге нашей страны создалось опасное положение. Пал Ростов. Бои шли на Дону, в районе Клетской и Цымлянской, а на Северном Кавказе – в районах Кущевской и Сальска. Воины бригады, как и все советские люди, тяжело переживали неудачи Красной Армии.

Нарком обороны И. В. Сталин обратился к войскам с приказом No 227, в котором требовал решительно усилить сопротивление врагу и остановить его продвижение. "... Пора кончать отступление, – говорилось в приказе. – Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности".

Этот приказ изучался во всех подразделениях бригады.

Фронтовая газета "За Родину" призывала всех воинов усилить натиск на позиции врага и тем самым оказать помощь войскам Красной Армии на Юге.

1 августа 1942 г. газета "Красная звезда" писала: "Тяжелые дни переживает страна. Немецкая угроза нависла над нашим благодатным Югом... Дело сейчас идет о жизни и смерти нашего государства, и благородным девизом советских воинов должен быть древний клич богатырей русской земли – стоять насмерть".

На митингах, прошедших в бригаде, воины дали клятву: лозунг партии "Ни шагу назад" сделать законом войны. Эту клятву они теперь выполняли.

Это, конечно, не означало, что выход врага на коммуникации частей переднего края никого не взволновал. Все понимали серьезность создавшегося положения. Нависла опасность выхода вражеских подразделений к командному пункту, а затем к тылам бригады. Надо было во что бы то ни стало ликвидировать эту опасность. Все было мобилизовано. Руководящие работники штаба и политотдела, находившиеся на командном пункте, вместе с комендантским взводом заняли круговую оборону. Из подразделений второго эшелона стрелковых батальонов командир бригады подполковник Зиновий Саввич Ревенко создал заслоны, а саперам приказал приступить к строительству оборонительных сооружений.

В результате принятых мер продвижение вражеских подразделений было приостановлено. Теперь надо было отбросить врага, очистить коммуникации.

В резерве командира бригады оставалась рота автоматчиков и разведывательная рота, а также стрелковый взвод, сформированный из людей, проходивших службу в тыловых подразделениях. На них и была возложена задача очистить от врага коммуникации стрелковых батальонов.

Наступление повели с флангов. С автоматчиками пошел комиссар бригады старший батальонный комиссар Иосиф Михайлович Куликов. С разведчиками довелось быть мне. Почти сутки шел бой. Действовали мелкими группами. Управлять ими в лесу было сложно. Но тем не менее вражеские подразделения были рассеяны. К сожалению, это не обеспечило полной безопасности коммуникаций. Рассеянные по лесу гитлеровцы нападали на наших людей, выводили из строя линии связи. Трудно было доставлять на передовую продовольствие, боеприпасы, эвакуировать раненых. В помощь интенданту пришлось выделить несколько работников политотдела. Они формировали группы из физически сильных и смелых людей, которые доставляли на передовую боеприпасы и продовольствие. Прикрывали их специально выделенные автоматчики. На обратном пути выносили тяжелораненых.

Последняя группа прошла на передовую в ночь с 5 на 6 августа. В ее составе был секретарь парткомиссии старший политрук Василий Дмитриевич Леушин. Возвратиться они не сумели.

В своем фронтовом дневнике я записал 6 августа: "Вчера в лесу в районе НП провели накоротке совещание комиссаров и парторгов частей. Куликов ознакомил с обстановкой и предложил усилить наблюдение за поведением врага. По имеющимся разведданным, он накапливает силы. Поговорили о том, как лучше организовать питание и в какое время выносить раненых. После совещания Куликов ушел на командный пункт, а я остался на НП.

Ночь прошла довольно тревожно. Противник непрерывно вел минометный огонь. Лишь к утру наступила тишина. Вместе с начальником штаба бригады подполковником Валентином Соломоновичем Леоновым пошли на передний край проверить строительство оборонительных сооружений и побеседовать с людьми.

Сухие лесные поляны сменялись болотом, кустарником. На КП первого батальона, кроме охраны, все спят. Разбудили командира батальона Пашкова и пошли в роты. Вода выше колен. За голенища сапог ползет ил. Осматриваем оборону первой роты. Заместитель политрука Иван Никифорович Комолов предупреждает: будьте осторожны, здесь стреляют вражеские снайперы. Впереди нас пошли несколько бойцов, в них никто не стрелял. За ними двинулись и мы. Идем сосновым лесом. Вдруг одиночные выстрелы. Бьет снайпер. Присаживаемся за деревья. Выстрелы следуют один за другим. Пуля ударяет в ствол дерева, за которым я сижу. Шутки в сторону, надо ложиться. Погружаюсь в воду и лежу за деревом. Автоматчики, сопровождающие нас, немного постреляли и куда-то отползли. Но вот заговорил наш пулемет, и мы под его прикрытием зашагали дальше. Во втором батальоне по всем ротам прошли вместе со Смекалиным и Чанбарисовым. И везде люди работали. Треугольники из бревен клали на трясину и устанавливали в них пулеметы. На сухих местах рыли окопы, сооружали дзоты. К 14 часам вернулись на НП бригады. Посушили портянки и собрались идти на командный пункт. Но из землянки нельзя было высунуть носа. Кругом рвались снаряды.

В шутку говорим, что в 17 часов фрицы прекратят стрелять, пойдут обедать. Действительно, в это время огонь прекратился. Но не успели мы пройти и нескольких шагов, как снова начали рваться снаряды. Ложимся. Кругом летят осколки. Поднимаемся, бежим. Надо выскочить из зоны обстрела. На командный пункт приходим мокрые, теперь уже от пота. Нам сообщают о том, что час назад гитлеровцы прорвались на коммуникации, окружили второй и третий батальоны, а также батальон соседней 151-й бригады".

Командование армии не разрешило вывести батальоны из окружения. Было приказано оставаться на месте, заняв круговую оборону. Командиру бригады предлагалось оставшимися у него силами очистить от врага коммуникации и соединиться с батальонами.

Выполнить эту задачу было нелегко. В батальонах, попавших в окружение, оставались ограниченные запасы продовольствия и боеприпасов. В резерве у командира бригады все те же две роты и стрелковый взвод, но теперь уже значительно поредевшие.

К чести наших связистов штаб бригады не терял управления частями. Несколько дней сохранялась телефонная линия, провода были зарыты в землю. А когда в ходе боя линии были обнаружены противником и порваны, связь осуществлялась по радио.

Командир бригады З. С. Ревенко начал с того, что создал единое командование. Все части, попавшие в окружение, он подчинил командиру второго батальона капитану Федору Васильевичу Смекалину и комиссару старшему политруку Шайхулле Хабибуллович Чанбарисову.

Они распорядились взять на учет все боеприпасы и продовольствие и собрать их в одно место. Учет и хранение возложили на хозяйственного и очень честного красноармейца Иллариона Алексеевича Пересунько. Ежедневная продовольственная норма была сокращена до 100 г сухарей в день. На этом надо было держаться. А в дальнейшем выход был только один: организация снабжения воздушным путем. Об этом подполковник З. С. Ревенко и просил начальника тыла армии. Однако армия не имела своей авиации.

Начались переговоры с фронтом. Пришлось обратиться за помощью к начальнику политотдела армии бригадному комиссару Василию Дмитриевичу Шабанову. Он связался с начальником политуправления фронта бригадным комиссаром Андреем Дмитриевичем Окороковым. Тогда и было принято решение: на выручку пришли самолеты У-2, или, как их потом стали называть по фамилии конструктора Поликарпова, По-2. Эти самолеты на Северо-Западном фронте причинили много неприятностей врагу. Они летали, главным образом ночью, на малой высоте, бреющим полетом и сбрасывали на головы фашистов мелкие бомбы.

Нашим частям, находившимся в окружении, летчики на самолетах У-2 стали доставлять продовольствие и боеприпасы. Было это совсем не просто. Немцы находились рядом и дублировали наши сигналы, ставя летчиков в затруднительное положение. Не все грузы, сброшенные с самолетов, удавалось подобрать. Часть из них попадала к врагу, часть оставалась в болотах.

Первый раз самолеты сбросили груз 9 августа. Чанбарисов доложил, что Пересунько с бойцами подобрали три мешка сухарей. Через день получили два мешка сухарей, два ящика консервов и ящик патронов.

Продовольственную норму пришлось еще сократить. Теперь на одного человека выдавалось 60 г. сухарей и на 15 человек – банка консервов.

Каждую ночь с тревогой и надеждой все ждали самолетов. А когда они появлялись, следили за тем, куда сбрасывали грузы. Мы на наблюдательном пункте сидели у рации и ждали сообщений Чанбарисова. К сожалению, и в последующие дни получали по воздуху продовольствия и боеприпасов явно недостаточно. 12 августа – 8 мешков сухарей и 15 ящиков боеприпасов. 13 августа – тоже 8 мешков сухарей и несколько ящиков боеприпасов. 14 августа – 2 мешка сухарей. 15 августа – 4 ящика боеприпасов. 16 августа последний раз получили 4 мешка сухарей, ящик консервов, табак и медикаменты.

Смекалин сообщил, что он создал несколько групп для сбора оружия и боеприпасов. Позже мы узнали о работе этих групп: о том, как они ползали по кустам, иногда под носом у врага, собирая патроны, мины, гранаты, оружие. Смельчаки делали вылазки за боеприпасами в тыл врага. Не раз приносили из немецких тылов ящики с патронами и гранатами ефрейтор Алексей Мусатенко и красноармеец Михаил Кожухов. Но дело это было очень сложное и опасное. Надо было перейти передний край, часто под огнем врага, найти вражеские склады боеприпасов, обезоружить или уничтожить охрану и с тяжелым грузом снова проникнуть через передний край. Один неосторожный шаг мог привести к гибели. Поэтому, как наиболее опытные, в тыл врага за боеприпасами стали ходить разведчики.

Группа в составе Поповкина, Ахмедьянова и Смирнова несколько раз приносила оружие и боеприпасы, а ефрейтор Колесов и красноармеец Паневкин однажды притащили шесть автоматов и привели четырех пленных.

Боеприпасы приходилось экономить. Пересунько подползал к бойцам, давая по несколько патронов и предупреждал: Смекалин приказал вести только прицельный огонь.

Прошло несколько дней. Враг яростно наседал на наши части со всех сторон. Но сопротивление не было сломлено ни на одном участке. Смекалин и Чанбарисов умело командовали подчиненными им батальонами. Командиры и бойцы, пробиравшиеся к нам с различными поручениями, высоко оценивали их действия. Мы знали, что отношения между командиром и комиссаром были деловыми и товарищескими. По своим характерам командир и комиссар как бы дополняли друг друга.

Кряжистый, с внимательными добрыми глазами Смекалин был рассудителен и спокоен даже в самые тяжелые моменты боя. Чанбарисов – человек неиссякаемой энергии и инициативы, в бою горяч, отчаянно храбр. Скоро уже все знали о его бесстрашии, умении быстро ориентироваться в обстановке. Был случай, когда во взводе станковых пулеметов вышли из строя все боевые расчеты. За пулеметы легли Чанбарисов и командир взвода сержант Иван Николаевич Потеряев. Они вели огонь до тех пор, пока не отбили очередную атаку фашистов. Приходилось Чанбарисову стрелять из противотанкового ружья, корректировать огонь артиллерии, водить бойцов в штыковые атаки. Словом, Чанбарисов принадлежал к тем беспокойным политработникам, которым до всего есть дело.

Начальником штаба у Смекалина был старший лейтенант Серафим Васильевич Шипилов. Ему сразу же пришлось взяться за налаживание связи с батальонами и ротами. Без этого нельзя было управлять боем. Шипилов подобрал нескольких связных из бойцов, имевших большую военную выучку и проверенных в боях. Среди них были Алексей Мусатенко, Дмитрий Филатов и Михаил Кожухов. Им приходилось по нескольку раз в день бывать в ротах с приказаниями Смекалина. А путь себе они подчас прокладывали автоматом и гранатами.

Разведка установила, что противник продолжает подтягивать новые части. Бои приняли еще более ожесточенный характер. Стало явно ощущаться превосходство противника, и не только в живой силе. Главным было превосходство огневой мощи. В первые дни паша артиллерия и особенно 120-мм минометы оказывали большую помощь пехоте. Командиры батарей находились в боевых порядках и корректировали огонь, поддерживая связь по телефону с огневыми позициями.

Но вот телефонная связь нарушилась и эффективность огня снизилась. А между тем противник корректировал огонь артиллерии не только по целям, находившимся на переднем крае, но и по огневым позициям нашей артиллерии.

Делалось это при помощи "рамы", так звали тогда немецкий самолет ФВ-189 безнаказанно висевший над нами с утра до вечера.

Все попытки командира бригады подполковника Ревенко пробиться к своим успеха не имели. Сил было явно недостаточно. Стало ясно, что без помощи со стороны других частей мы этого сделать не сможем. Но такой помощи бригаде не было оказано. Правда, поступило некоторое пополнение, и представилась возможность подкрепить резерв комбрига и первый батальон, находившийся в обороне, но этого было мало.

Из коротких донесений, а потом уже из бесед с участниками боев стало известно о беспримерном подвиге наших людей, находившихся в окружении.

О том, как действовал в бою коммунист Иван Николаевич Потеряев, в бригаде узнали из рассказа старшего лейтенанта С. В. Шипилова.

Через болото с двумя пулеметами пробираются семь бойцов. Впереди, хлюпая по колено в воде, тянет "максим" сержант Потеряев. Он залег у гнилого пня. Прищурив глаз, не торопясь, осмотрел оба вражеских дзота и деловито взялся за рукоятки. В одной амбразуре он заметил два дула. Дал короткую очередь. Группа стрелков поползла к дзоту. Оттуда не отвечали, но из других мест, справа и слева, понеслись вражеские мины, засвистели пули. Кажется, не было такого места, куда бы не стрелял враг.

Три раза Потеряев менял огневую позицию. Четверо пулеметчиков выбыло из строя, а он все стрелял, продвигаясь вперед, пока бойцам не представилась возможность забросать амбразуры дзотов гранатами.

Коммунист старший сержант Андрей Павлович Александров после гибели своего командира взял на себя командование взводом противотанковых ружей. Действовали люди этого взвода мужественно. Они подавили огонь двух дзотов врага. Сам Александров уничтожил девять фашистов. Четырех раненых товарищей он вынес с поля боя.

Характерна инициатива, проявленная кандидатом в члены партии сержантом Евдокимом Антоновичем Удовиченко. Этого боевого командира хорошо знали в бригаде. Еще в предшествующих боях под д. Туганово взвод минометчиков под его командованием вывел из строя две минометные батареи противника и уничтожил много гитлеровцев. Тогда все воины взвода были награждены нагрудными знаками "Отличный минометчик". Для самого Евдокима Антоновича эти дни запомнились еще тем, что он был принят кандидатом в члены партии.

Теперь, когда кончились снаряды к 82-мм минометам, сержант Удовиченко не остался без дела. Он стал пулеметчиком. Началось это так: фашисты атаковали одно наше подразделение. В разгар боя вдруг замолчал станковый пулемет. Оказалось, что весь пулеметный расчет выведен из строя. Удовиченко кинулся к "максиму". Специальность пулеметчика, приобретенная на Дальнем Востоке, пригодилась. Он быстро открыл огонь. Атака врага была отбита.

Смекалин поблагодарил сержанта. Вот тогда у молодого коммуниста Удовиченко и родилась идея обучить всех своих подчиненных минометчиков специальности пулеметчика. Командование одобрило эту инициативу, ибо пулеметчиков не хватало. Удовиченко получил девять станковых и четыре ручных пулемета. Через три дня взвод был уже на передовой. Доучивались в бою. Вскоре все минометчики стали отличными пулеметчиками. Их так и звали "минометчики-пулеметчики". Воевали они прекрасно. На их боевом счету сотни уничтоженных фашистов.

Я уже говорил о том, что в боевых порядках пехоты было несколько командиров-артиллеристов. После того как связь с огневыми позициями нарушилась, они возглавили стрелковые подразделения и командовали прекрасно. Командир батареи 76-мм пушек старший лейтенант Василий Степанович Кононенко был исключительно смелым человеком. Он много раз ходил в разведку. Вплотную подползал к вражеским укрытиям и засекал огневые точки. На одном из участков фашисты сумели близко подойти к нашему переднему краю. Завязался тяжелый бой. Кононенко был ранен. Казалось, что гитлеровцы сокрушат нашу оборону. Но вот на поле боя появился Кононенко. Голова у него была забинтована. Однако уверенность в победе несокрушима. Эта уверенность передалась бойцам.

– Ну, как, товарищи, выстоим? – спрашивал он бойцов.

– Выстоим, товарищ старший лейтенант! Умрем, но враг здесь не пройдет.

И они выстояли. Много фашистских трупов лежало перед их участком обороны.

Командир батареи 120-мм минометов В. И. Цибульский сформировал группу для блокирования дзотов. Во время одной из атак он был дважды ранен, но не ушел с поля боя, пока не был захвачен дзот.

Неоднократно включали в группы, блокировавшие вражеские дзоты, младшего сержанта Морозова и красноармейца Гаранина. Они умело вели огонь из станковых пулеметов и обеспечивали подавление огневых средств врага.

Прекрасными бойцами показали себя также сержант Илья Семенович Малышев и красноармеец Сергей Петрович Волков, на их боевом счету было по десять уничтоженных фашистов.

Настал день, когда радиосвязь штаба бригады со Смекалиным почти прекратилась. Все батареи "сели", а заряжать их негде. Рацию включали два-три раза в сутки, и то на несколько минут. Для зашифрованного разговора требовалось много времени. Открытым текстом говорить нельзя – подслушивает противник. Как быть?

– Найдите человека, который поймет мой родной язык, – подсказал по радио Чанбарисов. Он даже не назвал какой. Но мы-то знали, какой у него родной язык. Такого человека мы нашли. В дальнейшем все, что касалось боевой обстановки, комиссар докладывал на татарском языке. У рации на наблюдательном пункте бригады слушал и переводил красноармеец Галимов.

На наблюдательном пункте, расположенном на опушке леса, окруженного болотом, всегда находился кто-нибудь из командования бригады. Однажды во время моего пребывания там обрадовавшиеся связисты сообщили: вызывает "Охват". Это были позывные рации штаба Смекалина.

Я взял наушники и услышал: "Дятел", "Дятел". Я "Охват". Говорит Чанбарисов. Ответьте, кто у аппарата? Прием. Я ответил и задал несколько вопросов. Во время этого разговора по радио мне послышались в его голосе какие-то незнакомые интонации и вялость. У меня мелькнула мысль: не потерял ли веру в силу своих людей этот человек?

– Как чувствуешь себя? – спросил я. И он, как бы уловив мою мысль, ответил:

– Чувствую себя комиссаром, коммунистом.

Мне стало совестно за то, что я хоть и на мгновенье усомнился в стойкости Чанбарисова. Ведь я хорошо знал его.

Он прибыл в бригаду, в которой я был начальником политотдела, в начале 1942 г. на должность комиссара стрелкового батальона. Невысокого роста, с черной копной волос, с открытым проницательным взглядом Чанбарисов выглядел совсем еще юношей. Да ему и было всего лишь 25 лет. Однако молодой комиссар имел уже опыт работы с людьми. В 30-е годы, когда рушились вековые устои старой деревни и шла классовая борьба с кулачеством, Чанбарисов – секретарь комсомольской ячейки, инструктор райкома комсомола. Затем учеба в институте, служба в армии, преподавательская работа и снова армия.

С обязанностями комиссара батальона он быстро освоился и вскоре завоевал симпатии бойцов и командиров. Им нравилась его принципиальность, настойчивость, умение отстоять свою точку зрения.

Мне вспомнился митинг в лесу перед началом наступления под д. Туганово и страстная речь Чанбарисова. Говорил он о любимой Родине, о древних новгородских землях, с которыми связаны истоки Русского государства, о ратных подвигах наших предков, разгромивших под водительством Александра Невского немецких псов-рыцарей. Слова, призывающие не посрамить земли русской и отомстить фашистам за все злодеяния, совершенные на советской земле, он произносил отрывисто, горячо. А когда Чанбарисов повторил свою речь на татарском языке, разразились аплодисменты. В бригаде были люди, знавшие татарский язык.

Полное признание и любовь воинов Чанбарисов завоевал в боях под д. Туганово. Здесь произошло его боевое крещение.

Перед бригадой была поставлена боевая задача – овладеть узлом сопротивления Туганово – Голубово – высота "Огурец". Ожесточенные бои развернулись за эту высоту. Успехи чередовались с неудачами. Враг непрерывно контратаковал наши части. Плотный артиллерийский огонь и пикировавшие бомбардировщики затрудняли продвижение вперед.

В цепи наступающих определил свое место Чанбарисов. С неизменным призывом: "Проучим гитлеровских шарлатанов!" – поднимался в атаку комиссар. Скоро эта фраза стала крылатой. Ее можно было услышать во всех подразделениях батальона. Энергичный, порывистый Чанбарисов появлялся там, где было тяжело.

Я всегда радовался душевному богатству юного комиссара, его целеустремленности. Даже на фронте он много читал, мечтал о продолжении учебы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю