Текст книги "Этическая мысль"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)

4. Методы изучения нравственных фактов.

При отсутствии точной definitio нравственных явлений, когда невозможна еще индукция, необходим метод "обзора", "метод больших чисел". С растущим познанием индукция должна постепенно вытеснять этот метод. При наличности ряда прочно установленных положений возможна дедукция.

5. Что такое нравственная реальность?

Определение Л. И. Петражицкого должно быть дополнено определением социальности в понимании Е. В. Де-Роберти.

6. Что должно служить верховным принципом "нравственной гигиены" как прикладной науки. (Рецепты Наторпа, Штаммлера, Геффдинга, Вундта, Петражицкого и Де-Роберти.) Относительность этих рецептов. Знание как регулятивный принцип "нрав ственной гигиены" и основа всех ценностей (свободы, равенства, любви, счастья и т.д.).

НОРМАТИВНАЯ ЛИ НАУКА ЭТИКА И МОЖЕТ ЛИ ОНА ЕЮ БЫТЬ?

Не плакать, не смеяться, а понимать.

Спиноза

1

О нормативной физике, нормативной химии, нормативной биологии и т.д. мы теперь уже не говорим. Вообще любая наука, достигшая известной высоты (каковыми являются естественные науки), не говорит, что "так должно или не должно быть", ничего не приказывает и ничто не запрещает, а говорит "так есть" или "при наличности таких-то и таких-то условий происходит то-то", например, "при наличности двух соприкасающихся проводников теплоты, имеющих различную температуру, происходит переход теплоты от тела с высшей температурой к телу с низшей температурой".

Конечно, некогда и эти науки были нормативными, но мало-помалу они вышли из этого состояния и стали чисто теоретическими. Теперь биологи уже не будут говорить, что "птица имеет крылья, потому что она должна летать", а скажут, что "птица имеет крылья, и потому она может летать или летает"...

Иначе обстоит дело с гуманитарными науками, и в частности с этикой наукой о нравственности. Загляните в большинство главнейших трудов по этике, и вы увидите, что большинство теоретиков нравственности определяет ее как нормативную дисциплину, предписывающую должное поведение и запрещающую недолжное. В этом видят ее сущность и ее коренное различие от так называемых теоретических наук.

Наряду с теоретическим познанием, говорит один из лидеров неокантианской Марбургской школы, Наторп, "существует практическое познание, то есть познание не того, что есть, а того, что должно быть".

Теория этого долженствования или нравственности, по его мнению, и есть этика. "Под нравственностью мы понимаем ту закономерность волевых поступков, с точки зрения которой мы судим, что то, чего мы хотим, является безусловно хорошим, т.е. безусловно должно быть или же наоборот безусловно не должно быть" [1]. Подобным же образом обстоит дело и с лидерами Фрейбурской неокантианской школы – Риккертом и Виндельбандом.

1 Наторп П. Философская пропедевтика. М., 1911. С. 13, 54 – 55; его же. Социальная педагогика. Спб., 1911. С. 1 – 197, passim.

Для Риккерта не только этика нормативна, но вообще нормы совести лежат, по его мнению, и в основе всего познания. "Логическая совесть, говорит он, – есть лишь особая форма этической совести вообще". Риккерт само знание и бытие обосновывает на трансцендентном долженствовании (Sollen); отсюда понятно, что этика для Риккерта есть "учение о нормах воли", "этическое хотение должно быть отождествлено с хотением, сознающим долг, то есть нравственная воля есть лишь воля, определяющая самое себя ради долженствования" [2].

2 Риккерт Г. Введение в трансцендентальную философию. Киев, 1904. С. 242 – 247; его же. Границы естественнонаучного образования понятий. Спб., 1904. С. 590 – 593

Так же на дело смотрят Штаммлер [3] и другие кантианцы. Но не только кантианцы так смотрят на этику, но так же смотрят и другие мыслители. Так, например, В. Вундт этику считает основной и начальной нормативной наукой. Die Ethik, говорит он, ist die ursprungliche Normwissenschaft [4].

3 Штаммлер Р. Хозяйство и право. Спб., 1907. Т. I. "Введение"– Т. II-С– 248 – 254: "Причинность и телос", его же. Theorie der Rechtswissenschaft Halle, 1911. См. его определение Zweckwissenschaft.

4 Вундт В. Ethik. Stuttgart, 1903. Т. 1 С. 8 – 10.

To же говорит и Г. Геффдинг, когда рядом с теоретической этикой выделяет философскую, нормативно-оценочную, отчасти А. Фулье, у нас князь Е. Трубецкой и т.д. и т.д. [5]

5 Геффдинг Г. Этика Спб., 1893. С. 15 – 18, Фулье A. Les elements sociolo-giques de la morale P, 1905. С 44

Уже этот краткий перечень имен, настолько видных и известных, к которым можно прибавить немало еще других имен, плюс почти все предыдущие системы нравственности, – способен сам по себе убедить, что так и должно быть, что этика, очевидно, по существу своему должна быть наукой нормативной, предписывающей должное и запрещающей недолжное.

Однако, несмотря на это, мы попытаемся не согласиться с этим мнением и попытаемся утверждать, что 1) если этика как наука возможна, то она может быть только теоретической и что 2) нормативных наук, как противоположных теоретическим наукам, нет и не может быть.

Прежде всего необходимо точно определить, что, собственно, означает термин "нормативная наука", или "нормативное суждение"?

В. Вундт, как кратко я уже указал, нормативной наукой считает науку, рассматривающую предметы по их отношению к определенным правилам – нормам. А эти правила, то есть нормы, есть прежде всего правила для воли предписания для будущих действий, а затем уже предписания для оценки фактов [1].

1 См.: Вундт В. Ethik. Т. 1.С. 1 – 10

Существенными элементами нормы оказываются, следовательно, три признака: воля, предписание (долженствование) и оценка. "Объясняющие" (или теоретические) науки изучают явления с точки зрения сущего, как они есть, нормативные – с точки зрения нормы, долженствования, каковыми явления должны быть.

Сходным же является понятие нормативных наук у неокантианцев, как кратко я уже указал выше. И для них в понятии нормативности важны те же три элемента: воля, долженствование и оценка.

Так же смотрят на нормативность В. Виндельбанд, Б. Кроче и др., с той только разницей, что одни, как, например, Г. Риккерт, точку зрения нормативности называют точкой зрения ценности, другие, как, например, Р. Штаммлер, – точкой зрения цели, телоса [2].

2 См., например, два основных способа упорядочения содержания сознания у Штаммлера: Wahrnehmen и Wollen, откуда он производит Werden и Bewirken, а отсюда, в свою очередь, упорядочение сознания по принципу: причина-следствие и цель-следствие, что и дает ему основание для деления наук на Naturwissen-schaft и Zweckwissenschaft (Theone der Rechtswibsenschaft. С. 43 и след.).

Близок к указанному пониманию и взгляд Гуссерля, однако элемент воли в нормативных науках и суждениях он не считает обязательным элементом. Ввиду того что Э. Гуссерль дает нам великолепный анализ нормативных наук и суждений, я и начну с него развитие своей аргументации.

Вместо того чтобы спорить о том, имеются или не имеются нормативные науки, я возьму более простую задачу. Всякая наука, как известно, представляет из себя совокупность отдельных суждений. Поэтому суть дела нисколько не изменится от того, что я вместо анализа, что такое нормативная наука, заменю его анализом: что такое нормативное суждение. Все выводы, полученные относительно суждений, имеют значение и для всей науки, как суммы суждений.

Итак, что же такое нормативное суждение? Иначе говоря, мож но ли согласиться с только что приведенным выше мнением Вундта, Наторпа, Риккерта и др.?

"Законы (нормативные дисциплины) говорят... о том, что должно быть, хотя может и не быть, а при известных условиях даже не может быть", говорит виднейший из современных логиков Гуссерль. Спрашивается, продолжает он, "что разумеется под этим "должно быть" по сравнению с простым бытием? Очевидно, (что) первоначальный смысл долженствования, связанный с известным желанием или хотением, с требованием или приказанием, например, "ты должен слушаться меня", "пусть придет ко мне X", – слишком узок. Подобно тому, как иногда мы говорим о требовании в более широком смысле, причем нет никого, кто бы требовал, а иногда и никого, от кого бы требовалось, так мы часто говорим и о долженствовании независимо от чьего-либо желания или хотения. Когда мы говорим: "Воин должен быть храбрым", то это не значит, что мы или кто-либо другой желаем или хотим, повелеваем или требуем этого". Итак, по Гуссерлю: воля не необходимый элемент нормативного суждения (и науки). Что же означает в таком случае приведенное нормативное суждение о воине? "Воин должен быть храбрым" – означает только, что храбрый воин есть "хороший воин", и при этом, так как предикаты "хороший и дурной" распределяют между собой объем понятия "воин", – подразумевается, что нехрабрый воин есть "дурной воин" [1].

1 Гуссерль Э. Логические исследования. Спб., 1909. С. 33 – 34.

Так же обстоит дело и в других нормативных суждениях, какую бы форму они ни имели ("должен", "имеет право", "обязан" и т.д.). Вообще мы можем считать тождественными формами: "А должно быть В" и "А, которое не есть В, есть дурное А" или "только А, которое есть В, есть хорошее А".

Выходит, следовательно, что "каждое нормативное суждение предполагает известного рода оценку (одобрение, признание), из которой вытекает понятие "хорошего" (ценного) в известном смысле или же "дурного" (лишенного ценности) в отношении известного класса объектов; сообразно с этим также объекты распадаются на хорошие и дурные". Итак, в основе всякого долженствования лежит оценка; значит, "воин должен быть храбрым" равняется – "только храбрый воин есть хороший воин", где мы оцениваем.

В чем же заключается закономерность этой оценки?

В том, что она должна согласоваться с одной основной нормой, с одной основной ценностью. Так, например, если мы вместе с утилитаристами примем за такую основную норму положение "maximum счастья для maximum'a людей", то закономерность всякой оценки будет заключаться в согласовании ее с этой основной ценностью.

Наука, исследующая совокупность нормативных суждений в связи с такой общей основной мерой, и будет нормативной наукой.

Но спрашивается, как мы получаем и создаем самое понятие хорошего или дурного? Нормативным или теоретическим путем?

Из приведенного ясно, что "каждая нормативная, а тем более практическая дисциплина, предполагает в качестве основ одну или несколько теоретических дисциплин". "Каждая нормативная дисциплина требует познания известных ненормативных истин, которые она заимствует у известных теоретических наук" [1].

1 Гуссерль Э. Логические исследования. С. 36 – 40.

Таков вывод Гуссерля.

Итак, каждое нормативное суждение, всякое должен (а отсюда и долг) имеет в своей основе оценку, которая как таковая уже не есть достояние или содержание нормативного суждения, а есть содержание теоретического (то есть изучающего сущее, как оно есть) суждения. Сообразно с этим и всякая нормативная наука есть функция теоретических дисциплин и только как таковая может быть. Поэтому и этика должного, если она вообще возможна, то возможна только на основе этики, изучающей сущее, то есть существующую или существовавшую мораль, независимо от желательного или должного, а до тех пор так называемая "нормативная" этика будет лишь собранием произвольно установленных "норм", ни для кого не обязательных, а тем самым ненаучных.

Таков наш первый выигрыш, где мы воспользовались великолепным анализом Гуссерля. Итак, обосновывать этику, исходя из должного и спускаясь к сущему, как делают Наторп, Риккерт и др., – нельзя. Можно только идти наоборот: исходя из функциональных связей, данных нам в сущем, восходить постепенно в мир должного.

4

Однако для того чтобы отвергнуть вообще "нормативную" этику, хотящую законодательствовать и обращающуюся к человеку с приказом: "ты должен", или же с запрещением: "ты не должен", но не хотящую объективно (то есть безотносительно к нашим желаниям и долженствованию) изучать область моральных явлений, – кроме сказанного необходимо решить два основных вопроса:

1) Что такое оценка, которая, по Гуссерлю, лежит в основе нормативных суждений и 2) что такое высшая или основная ценность (основная норма), которая обусловливает собою закономерность (истинность) оценивающих суждений и какое отношение она имеет к познанию сущего – теоретическому познанию?

Первый пункт – оценку, а соответственно и оценочные суждения необходимо проанализировать потому, что сторонники нормативной этики могут вполне согласиться с Гуссерлем в том, что в основе суждений долженствования лежит оценка, но тем сильнее будут настаивать на полной независимости "оценочных суждений" от теоретических суждений, а тем самым и нормативных суждений и наук – от теоретических.

Все сторонники нормативизма вместе с Кантом и Лотце утверждают примат долженствования перед бытием, "Я все еще убежден, – говорил Г.-Р. Лотце, что я иду правильным путем, когда я ищу в том_что должно быть, основание того, что есть", и под этим заявлением подписываются все нормативисты. Переводя это положение на иной язык, мы получаем утверждение: суждения ценности нисколько не обусловлены суждениями теоретическими, а, наоборот, обусловливают их. Это утверждают П. Наторп, Г. Рик-керт, В. Виндельбанд, Р. Штаммлер и др.

Следовательно, перед нами стоят два вопроса: 1) что такое суждения ценности, представляют ли они теоретические суждения (или же нечто совершенно отличное от них), 2) обусловливают ли они теоретические суждения или же сами обусловливаются последними.

"Если рассматривать суждения ценности как суждения и утверждения истины (то есть чисто теоретические суждения), то они сразу приобретают нелепый вид", – говорит Б. Кроче.

В самом деле, суждение "А таково, каким оно не должно быть" логический абсурд, потому что отрицание существования у того, что существует, отрицание одновременно с его утверждением – логическая нелепость. Точно так же и положительное суждение: "А таково, каким оно должно быть" – сводится к тавтологии, потому что если А существует, то существует так, как оно должно существовать.

Поэтому Кроче приходит к выводу, что суждения ценности есть вообще суждения, дополненные выражением чувства, они "нисколько не способствуют познанию объектов, и содержание их относится не к логической, а к эмоциональной и практической деятельности" [1].

1 Кроне Б. О так называемых суждениях ценности//Логос. Кн. 2. С. 22 25.

Таким образом, для Кроче суждения ценности и суждения теоретические совершенно отличны и друг от друга независимы, суждения ценности относятся не к логической, а к эмоциональной деятельности.

Виндельбанд и Риккерт идут еще дальше и сами теоретические суждения считают не чем иным, как частным видом оценки. Так как суждение есть или отрицание, или утверждение, то отрицание, по их мнению, есть частный вид неодобрения, а утверждение – одобрения; таким образом, сама истина делается у них чем-то производным, целиком основанным на оценке. Значит, на поставленную нами проблему они отвечают так: теоретическое суждение обусловлено суждением ценности и представляет частный случай оценки вообще; противоположность истинного и ложного, по их мнению, такая же, как противоположность красивого и некрасивого, приятного и неприятного, доброго и злого и т.д. [1]

1 Виндельбанд В. Прелюдии; Риккерт Г, См. указанные выше работы и Zwei Wege der Erkenntnistheorie//Kantstiidien. В. XIV.

Рассмотрим сначала первое из приведенных мнений – мнение Кроче.

Если не играть понятием "суждение", то достаточно небольшого размышления, чтобы признать мнение Кроче в корне неверным. Уже из самого понятия суждения вытекает, что оно должно иметь отношение к истине, то есть к логическому бытию. И только постольку, поскольку какое-нибудь утверждение или отрицание определенной зависимости между субъектом или предикатом претендует быть истинным (фактически оно может быть и истинным и ложным), лишь постольку мы можем принимать его за суждение. Там же, где мы имеем выражение, "не относящееся к логической деятельности", то есть выражение, которое не может быть ни истинным, ни ложным, там мы не имеем никакого суждения. Эта необходимость отношения какого угодно утверждения или отрицания той или иной связи субъекта и предиката к истине есть conditio sine qua поп суждения.

Выражения "снег – белый", "Сократ – человек" и т.д. являются суждениями лишь потому, что утверждаемая связь между субъектом и предикатом претендует быть истинной (хотя фактически она может быть и ложной, но это здесь не важно, а важно лишь то, что эта связь имеет в виду истинность или ложность).

Не иначе обстоит дело и с "практически оценивающими" суждениями. Суждение: "я люблю синее небо" – несомненно, заключает в себе оценку, ибо оно говорит: "я ценю (мне нравится, приятно и т.д.) синее небо"; значит ли, однако, что оно не относится к "логической", то есть к чисто теоретической деятельности?

И это выражение является суждением лишь потому, что оно утверждает определенную связь субъекта и предиката, имея в виду истину, то есть что эта связь действительно такова, а не иная.

Это суждение совершенно тождественно с суждением "снег – белый", отличается от него лишь тем, что субъектом суждения здесь является "я" (мои переживания, эмоциональная деятельность), а предикатом утверждается определенное свойство этого "я". Это выражение, как суждение, относится к логическому и только логическому бытию. Формулируя ясно мое возражение, я утверждаю, что Б. Кроче и другие сторонники этого течения перепутали два совершенно различных явления: переживания и суждения. Разумеется, я могу переживать, как может и переживать амеба, те или иные эмоции: приятные и неприятные, ценные и неценные, но эти переживания, как, например, переживания болей в желудке, от этого не делаются суждениями, а поэтому же из этих переживаний нельзя образовать и науку. Все эти переживания, как переживания, относятся к эмоциональной или к какой угодно деятельности, но только не к логической.

Когда же я высказываю или мыслю суждение: "я испытываю боль в желудке" и "амеба переживает эмоции" – это уже относится к логической и только к логической деятельности, имеющей в виду истину, а тем самым к теоретической области.

В первом случае были переживания, и они, естественно, не относились к логической области. Но ведь наука состоит не из переживаний, а из системы общеобязательных суждений. Суждения же, как видно из сказанного, могут быть только теоретическими, то есть утверждающими или отрицающими ту или иную функциональную (то есть реально существующую) связь субъекта и предиката.

Само выражение: "суждение ценности" в смысле чего-то противоположного логическому бытию – теоретическому суждению – есть contradictio in adjecto.

И этика, как бы она ни называлась – нормативной или еще как-нибудь иначе, раз она называется наукой, то она тем самым представляет совокупность суждений. Л так как суждение всегда может быть только теоретическим, то есть утверждающим или отрицающим ту или иную функциональную (логическую или причинную) связь субъекта и предиката, то тем самым и этика, как наука, может быть только теоретической, то есть основанной на изучении того, что есть, на констатировании тех функциональных связей и отношений, которые даны нам в области моральных явлений.

Отсюда вытекает и вполне ясное отношение к суждению "долженствования" и тем самым к нормативным наукам.

Это отношение гласит: всякое суждение долженствования, если оно только суждение (то есть имеет в виду истину), может быть только теоретическим, то есть утверждающим как истинное или отрицающим как ложное, и не относится к логической деятельности – оно вовсе не есть суждение, а переживание (или все, что угодно) и тем самым не имеет никакого отношения к науке – как совокупности суждений.

Выражения: "ты должен", "тащить и не пущать", "помогай ближним", "если ударяют тебя в правую щеку, то подставь и левую" и т.д. и т.д. – все эти "суждения" долженствования – не суть суждения. Они не имеют никакого отношения к истине, не хотят быть ни истинными, ни ложными, а представляют просто волеизъявление или ту или иную реакцию на те или иные раздражения. Здесь, как и в выражении "моему ндраву не препятствуй", по вполне справедливому замечанию Х. Зигварта, "не требуется_ вера в истинность повеления, а требуется повиновение" [1]. Наука же имеет дело только с истнностью и поэтому эти выражения, как совершенно не относящиеся к истине и не имеющие ее в виду, составить науку не могут. Они могут быть объектами науки, но самой наукой, ее составными элементами быть не могут. О них нельзя совершенно сказать, истинны они или ложны. А наука и суждения имеются лишь там, где можно поставить вопрос об истинности или ложности утверждения или отрицания.

1 Зигварт X. Логика. Спб.. 1908. Т. 1. С. 425.

Возьмем еще пример. Допустим, что существует закон, гласящий: "на основании такой-то статьи, такого-то параграфа, такого-то уложения гражданин должен снимать перед губернатором шапку".

Это выражение можно рассматривать двояко: 1) как приказание государства или судьи. В этом случае оно вовсе не является суждением, ибо нельзя поставить вопрос об его истинности или ложности; о нем нельзя сказать, истинно оно или ложно; оно стоит вне этих категорий, а поэтому оно вовсе не суждение. "Должен" и больше никаких... Так же обстоит дело и со всякими другими выражениями с "должен", "обязан", "не должен" и т.д.

Но можно его рассматривать и как суждение. В этом случае оно непременно приобретает вид теоретического суждения и гласит: "существует статья, которая приказывает гражданину снимать перед губернатором шапку". В этом случае можно поставить вопрос об истинности или ложности суждения, и дело сводится к тому, чтобы проверить, верна ли утверждаемая связь субъекта и предиката, то есть действительно ли существует такой закон, действительно ли он гласит то-то... и т.д. "Так есть" – вот основа этого суждения. В первом случае перед нами не суждение, а просто приказание, во втором суждение, и потому-то оно теоретично, а не нормативно...

Отсюда понятно, что выражения: "помни день субботний", "чти отца твоего и мать твою", "поступай так, чтобы максима твоего поведения могла служить примером для всех", "человек не должен обижать слабых", "на суде должно говорить правду" – и вообще суждение: "А должно быть В или А не должно быть В" – все это или простые переживания: волеизъявления, приказания, запрещения и т.д., о которых нельзя сказать ни то, что они истинны, ни то, что они ложны, а потому они не суждения и к науке отношения не имеют; или же если они могут быть суждениями, то обязательно принимают теоретический вид. Точно так же и пример Гуссерля: "воин должен быть храбрым" – или вовсе не суждение, или же, если оно суждение, оно принимает чисто теоретический характер: "храбрый воин есть хороший воин". В этом случае можно поставить вопрос о его истинности и спросить: истинна ли связь, утвержденная между субъектом и предикатом, то есть действительно ли храбрый воин есть хороший воин.

В последнем случае оно неизбежно относится к логической деятельности и неизбежно является теоретическим.

Из сказанного вытекает: 1) всякое суждение, то есть утверждение или отрицание связи субъекта и предиката, относительно которого можно поставить вопрос о его истинности или ложности, есть и может быть только теоретическим. Нормативное суждение или, что то же, "суждение ценности" есть contradictio in adjecto. Подобное суждение или вовсе не является суждением, или, если является таковым, то представляет замаскированное теоретическое суждение; 2) раз нет нормативных суждений, нет и нормативных наук. Поэтому и этика не может быть нормативной наукой; она может быть наукой о нормах, о запретах и приказаниях и т.д., но нормативной наукой она быть не может. Как наука она не приказывает и не запрещает, не говорит ни: "ты должен", ни: "ты обязан", а только "показывает" функциональную связь явлений, формулированных в виде суждений: "при наличности таких-то и таких-то условий происходит то-то и то-то". Например, "при оскорблении тобой другого другой оскорбит тебя" – а уж нужно ли оскорблять или нет это она предоставляет решать каждому, как ему угодно, подобно гигиене, которая говорит: "при неправильном образе жизни наступает расстройство и истощение организма", а дело каждого уже решать – хочет ли он расстраивать организм или нет.

Все сказанное относительно Б. Кроче вполне приложимо и к Риккерту с Виндельбандом, основывающим истинность на долженствовании и оценке. Но помимо этого, им свойственны еще особые, добавочные промахи.

Г. Риккерт, как известно, основывает саму истину на трансцендентном долженствовании (Sollen) и это же трансцендентное Sollen считает критерием истинности.

Не входя в критику гносеологии Риккерта по существу, я замечу лишь то, что его конструкция истины ведет к неизбежному логическому кругу, как это ясно видно по его статье "Zwei Wege der Erkenntnistheorie". Трансцендентное Sollen нам само по себе недоступно, и поэтому должен быть критерий истинности суждения имманентный. И Риккерт указывает на такой критерий.

Очевидность (Evidenz) – вот критерий истины, говорит он. Но ведь иногда и заблуждение кажется очевидным, как тут быть? – спрашиваем мы.

Да, отвечает Риккерт, поскольку имеется очевидность психическая, утверждающая не трансцендентное Sollen, но имманентное, постольку возможна ошибка и заблуждение. Поскольку же имеется очевидность, утверждающая трансцендентное Sollen, постольку нет места заблуждению [1].

1 См.: Риккерт Г. Zwei Wege der Erkenntnistheorie С. 188

Но как отличить то и другое? – снова спрашиваем мы; и снова начинается сказка про белого бычка: чтобы очевидное суждение было истинно – оно должно выражать трансцендентное Sollen, а чтобы узнать, выражает ли оно трансцендентное Sollen, – оно должно быть очевидным. Получается круг, из которого нет выхода.

Помимо этого, как я уже сказал, все возражения, приложимые к Кроче, приложимы и к этому течению. И оно точно так же путает суждения с переживаниями, считая суждение частным видом оценки, одобрения и неодобрения и ставя понятия "истинный" и "ложный" в один ряд с понятиями "красивый" и "безобразный", "приятный" и "неприятный" и т.д.

Уже Зигварт отлично ответил на аргументы этого течения. "Выражение: "солнечный свет мне приятен", – говорит он, – это, конечно, оценка солнечного света в отношении к моему чувству. Но сама эта оценка, высказываемая суждением, не есть ни чувство, ни хотение, а простое признание факта, что солнечный свет пробуждает во мне это чувство. Реакция чувствующего человека есть то удовольствие, которое получается от теплоты. Суждение, в котором он выражает это, есть функция его мышления. На основании опыта противоположных чувств он образовал общие понятия приятного и неприятного, которые сами не суть чувства, и посредством этих понятий он выражает то фактическое отношение, какое существует между ним и известными вещами" [2]. Но к этому надо прибавить еще и то, что гносеология Риккерта и Виндельбанда, вопреки общему мнению, есть по своему существу скрытый, половинчатый прагматизм и, как всякая половинчатость, обладает всеми недостатками прагматизма, не обладая его достоинствами.

2 Зигварт X. Логика. Т. 1. С. 442 – 445.

Как и прагматизм [3] они говорят, что в основе истины – акта суждения – уже лежит одобрение или неодобрение (Джемс выражает это в терминах "польза" и "вред") – вообще оценка.

3 См. работы прагматистов: Джемс В. Прагматизм; Шиллер. Studies in humanism; работы Д. Дьюи, К. Пирса и др.

На это следует ответить, что сам акт одобрения или неодобрения уже предполагает знание, хотя бы в простейшей форме различения, то есть акт суждения (истину) – все равно, будет ли это суждение объективно-истинно или только кажется таковым.

Прежде чем порицать что-нибудь, надо знать, кого порицать и за что порицать. "Мы порицаем ложное, потому что оно ложно; но оно не потому ложно, что мы порицаем его. Лишь теоретическое познание, что известное суждение истинно или ложно, может обосновать чувство" [1], – вполне справедливо замечает Зигварт.

1 Зигварт X. Логика. С. 445.

При желании скрытый прагматизм этого течения можно было бы проследить во всей гносеологической концепции Риккерта и Виндельбанда, например в учении о проблематичных суждениях, обнаруживающих релятивизм, свойственный прагматизму, и т.д. Но так как это увело бы в сторону, я ограничиваюсь сказанным.

Резюмирую все сказанное относительно первого поставленного мною вопроса. Всякая наука как совокупность суждений может быть только теоретической и не может быть нормативной. Это вытекает из того, что суждения могут быть только теоретическими. Никакое суждение как суждение ничто не оценивает, никому и ничто не приказывает, никого не обязывает, не говорит никому "ты должен" и т. п., а представляет утверждение или отрицание определенной функциональной связи субъекта и предиката и, как таковое, может быть или истинным, или казаться таковым. "Суждения ценности", или долженствования, или, иначе, "нормативные суждения", или не есть суждения, и тогда они не имеют никакого отношения к науке; если же они суждения, то становятся неизбежно теоретическими суждениями, и как таковые составляют теоретическую дисциплину.

Поэтому вполне прав был Е. В. Де-Роберти, когда нормативные науки, каковы этика, естественное право и т.д., называл детскими науками, сделавшимися, быть может, под конец и порочно скороспелыми. Вместо того чтобы говорить, как все зрелые науки: "так есть", они предписывают нам в приподнятом тоне наши обязанности и говорят: "так должно". Их нормы, заменяющие научно установленные законы, представляют лишь произвольно установленные положения, вызываемые неотложной потребностью и требованиями прагматической жизни [2].

2 De-Roberty Е. Constitution de I'ethique. P., 1897; его же. Новая постановка основных вопросов социологии. С. 214, 215.

Из сказанного вытекает наш ответ на поставленный вопрос: этика, как и всякая наука, не может быть нормативной, ибо нормативная наука – не есть наука, а может быть только теоретической, изучающей сущее, как оно есть. Этим объясняется, что большинство предыдущих систем морали, считавших своей задачей приказывать и законодательствовать, вместо того чтобы давать законы реально совершавшихся явлений, не могли достигнуть существенных результатов и не могут представлять собой научную дисциплину.

5

В предыдущем изложении я старался показать, что если этика возможна как наука, то возможна только как теоретическая наука, как совокупность логически значимых суждений. Но из этого, само собой разумеется, еще не следует, что эти значимые суждения могут быть получены только путем опыта, то есть констатирования причинной связи эмпирических явлений. Суждение может быть вполне значимым, если оно констатирует и чисто логическую связь. И представители формально-логического направления в этике будут вполне правы, если скажут: "Пусть этика-наука может быть только теоретической и пусть еще она не приказывает и не запрещает, а только устанавливает законы этических явлений. С этим мы можем согласиться. Но из этого никоим образом не следует, что она непременно должна устанавливать свои законы на основе сущего, путем изучения причинной взаимозависимости конкретных явлений. Ведь суждение может быть значимым и тогда, когда оно формулирует не только причинную, но и чисто логическую связь в зависимости от какого-нибудь основного принципа ("основной нормы")".