Текст книги "sbornik) Litmir.net 259964 original 15e00.fb2"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 53 страниц)
– Воды! – орал он. – Животные!
В Боливии пошли слухи о похищении Бека израильтянами. В Тель-Авиве все отрицали. Конечно, все понимали, что они лгут.
Макс закрыл папку, посвященную Вальтеру Беку и Виктору Маслову.
– Вот как все это было, в общих чертах, – сказал он.
– В общих чертах, – повторил Джо Кули. – Но возникает очевидный вопрос. Как же такой человек, как Виктор Маслов, расстался с этой картиной? Как она попала к тебе?
– Мелкий воришка по имени Лонни. Один из самых интересных клиентов, с каким мне доводилось работать за последние тридцать лет. Прислал письмо.
Макс нашел другую вырезку из журнала, на которой была его фотография.
– Помнишь эту статью?
У Макса всегда было чутье на людей. Иногда он ошибался, но очень редко. Тревога, которую он ощутил, когда Лонни Мэк связался с ним будто гром среди ясного неба, была лишь внешним проявлением. Он ожидал какого-то мошенничества, но эти ожидания развеялись, как только он повстречался с вором. К концу разговора он был как никогда уверен, что Лонни Мэк нашел подлинник. В мире искусств иногда так случается. Картина Рембрандта, всплывшая на барахолке, картина Брака на чердаке у какой-нибудь тетушки Салли. Мелкий воришка Лонни, случайно споткнувшийся о золотую жилу.
Лонни оказался худощавым и нервным, но вежливым парнем. Никак не мог понять, можно ли доверять Максу. Сначала сказал, что картину украл его приятель, но быстро отказался от этих слов.
– Значит, вам можно верить, в смысле, даже если она краденая? В смысле, не то что я это сделал. Я просто кое-кого знаю.
Макс махнул рукой.
– Пожалуйста, мистер Мэк, расскажите все как есть. Если я вам не смогу помочь, то честно скажу об этом. С такими вещами всегда существует множество возможностей. В том числе – вернуть ее владельцу или его страховой компании за соответствующее вознаграждение. Это может быть сделано анонимно.
– Правда? – спросил Лонни, и его глаза загорелись. – Ну, о’кей. Знаете, я, это, термитчик.
– Прошу прощения?
– Термиты, ну, вы поняли. Жуки.
– А-а, – протянул Макс, приподнимая брови, хотя и ничего не понял.
– У моего брата Фрэнка фирма. Мы уничтожаем термитов-древоточцев. Они кучу вреда причиняют, знаете? Могут сгрызть дом типа вашего за неделю. И избавиться от них можно только газом.
– Газом?
– Ага. Сульфурилфторид. Приходится обматывать весь дом брезентом и их травить. Это три дня занимает. Я единственный, кто разбирается в системах сигнализации, это нужно, чтобы мы очистили дом, а потом его закрыли. Ну, я всегда говорю владельцам, чтобы они сменили код после того, как мы закончим, но я же этому всему учился, сами понимаете. Могу настроить коробочку так, чтобы можно было забраться после, даже когда они код сменят. Я осматриваю дом, гляжу, что там есть, если залезть потом. Мы травим термитов, снимаем брезент, все такое. Спустя пару недель или месяц я возвращаюсь и работаю. Я не жадный, брал только то, от чего легко потом избавиться.
– Это не рискованно?
– Не, легче легкого. Выйдя, я снова включаю сигнализацию, а потом разбиваю стекло в двери. Заорала тревога, приехала полиция, ба-бах. Взлом, решат они.
Макс начал веселиться.
– И именно так тебе попалась эта картина? На работе… с термитами?
Лонни радостно закивал.
– Ну и дом, я вам скажу! Какого-то бизнесмена, по всему миру торгует, типа того. Я с ним никогда и не виделся. Постоянно в разъездах и перелетах, они сказали. Непоседа. Я общался только с его сотрудником, куратором вроде как. Даже не знал, что это за работа, пока он мне не объяснил. Он заботится обо всех этих штуках. Блин, а штук там всяких полно. Мраморные статуи, как в музее, бронзовые, везде картины, антикварная мебель. На самом деле, мне это не сильно понравилось, понимаете? Я даже подумал, что термиты тут на пользу бы пошли, но разве такое клиенту скажешь?
Мы огляделись. Блин, термитов там было! Сразу видно по их какашкам. Маленькие крошки дерьма. Как их увидишь, знай, этот дом твой, поехали.
Он очень беспокоился насчет картин. Я ему сказал, что наверняка термиты сюда с одной из рам попали, для начала из какой-нибудь Бора-Бора, что газ уничтожит термитов, но не повредит ничего, разве что еду и собак, типа того. Он сказал, что не может рисковать, и принялся возиться, вынимая картины из рам.
Вызвал парней из фирмы с броневиками, чтобы все забрать, и тут мне повезло. Мои ребята уже принялись за дело, сами понимаете, брезентом все обматывают, пластиком, а эти ребята складывают картины в ящики, в белых перчатках, понимаете ли. Огромная трата времени, но ведь мне за нее не платят, о’кей? Там, наверное, сотня ящиков была по всему дому, но мне плевать было, я уже подметил хороший набор медных горшков и сковородок на кухне.
Они закончили, подписали бумаги, броневики уехали, а я принялся проверять, все ли ушли. Понимаете, работа такая, надо быть очень осторожным, чтобы никого газом не травануть, кроме термитов. И тут увидел, что они ящик забыли. Он оказался наполовину прикрыт нашим пластиком, и они его забыли, понимаете?
Я понятия не имел, что в нем, но знал, что могу его взять, а никто и не чухнется, поскольку все бумаги подписали, и все такое, а если они и заметят, то решат, что это ребята из фирмы с броневиками. А страховая компания за все заплатит. А я страховые компании страсть как не люблю, понимаете? И я его взял.
Лонни пожал плечами.
– Легко, нечего сказать, но, знаете ли, я был очень разочарован, когда открыл ящик. Там на мильярд баксов шмоток в том доме, а мне досталась старая картина. Да еще такая отстойная. Мальчишка с головой мужика, кровища. Такую рядом с телевизором не повесишь, понимаете?
Уже думал ее выкинуть или отнести назад и оставить в коридоре, чтобы никто и не узнал. Черт, я ничего не мог сделать с картиной. Единственная картина, которую я стащил до этого, была сделана на бархате. Говорят, ее для Элвиса Пресли нарисовали, понимаете? Или, может, он сам ее нарисовал? По-любому, восемьсот баксов за нее получил и был счастлив.
А теперь с этой не знал, что делать. Прибил ее в сарае. Как-то раз Делла, подружка моя, она в салоне красоты работает, так вот, лет пять назад она принесла журнал из салона, из тех, что клиенты глядят, пока ждут, и там была история про утерянную картину. Очень похожую на мою, только там она висела в Италии или что-то вроде. Я понимал, что и моя старая, ну… и что? Просто подумал, что на этом можно сделать настоящее дело. Принес ее домой, показал Делле, и мы повесили ее в кухонном углу.
– Так вот как ты меня нашел, – сказал Макс. За тридцать лет работы галерею Вольфа публично обвиняли один-единственный раз. История была сенсационной, в ней фигурировали знаменитые клиенты и домыслы насчет того, что Вольф продал краденую картину на «черном рынке». Макс проделывал подобное не раз и не два, но не при таких обстоятельствах, как писали в статье. Дело не закончилось ничем, кроме иска в суд за клевету, который Макс выиграл, и сопутствующей этому рекламы, которая ему вовсе не помешала. Статья вышла в том же номере, где была другая, о пропавшей картине Караваджо.
– Точно так, – с гордостью сказал Лонни. – Я прочел статью. Итак, мистер Макс Вольф, как думаете, сможете мне помочь?
Джо Кули расхохотался.
– Только представьте себе, картина Караваджо на стене трейлера. Рядом с бутылкой соуса для спагетти.
– Думаю, сам Караваджо это бы оценил, – с улыбкой ответил Макс.
Он закрыл папку и похлопал по ней.
– Так что теперь она твоя. С таким-то простым происхождением. Осуждение, увенчаное проклятием, как сказал один мудрец. Зеркальное отражение ее создателя.
Он слегка пожал плечами.
– Или просто прекрасная картина. Итак, скажи, ты удовлетворен?
– Я удовлетворен, Макс, друг мой, с того самого момента, как ты мне сказал, что я вообще могу ее купить. Но мне любопытно. Почему ты обратился ко мне? Почему ты не вернул картину Маслову?
– Чистой воды экономика. Я весьма неплохо знаю Виктора Маслова. Он заплатил бы мне вознаграждение за находку. Щедрое, но, с другой стороны, скромное вознаграждение. Ты, в свою очередь, заплатишь мне больше. Куда меньше, чем ее истинная стоимость, но много больше, чем Маслов. И никогда не станешь демонстрировать ее публично, как сделал бы это Виктор. А если выставишь, то столкнешься с бесконечной и отвратительной чередой судебных исков прежних ее владельцев, которые попытаются вернуть себе то, что когда-то им принадлежало. Нет публичности – нет проблем. Картина удовлетворит твое тщеславие – прости, но ведь это так? Ты будешь за ней следить, а вопрос собственности оставишь своим наследникам. Виктор – реалист. Я всегда с ним честно вел дела, ценю его как клиента, но я ему ничем не обязан. Он картину потерял, я нашел. Я не вор и не полицейский на службе у Виктора. Просто посредник в области произведений искусства.
Джо Кули Барбер рассмеялся.
– Как все просто, правда, – сказал он, качая головой. – Мне этого действительно достаточно.
– Думаю, теперь я выпью бокал вина, – сказал Макс.
Джо Кули налил ему вина, а потом двойной виски себе. Снял трубку и связался со своим финансовым менеджером. Тот, в свою очередь, связался с банкиром. Нью-Йорк, Багамы, Каймановы острова, деньги летели со скоростью света, пока Макс потягивал вино, задумавшись. Получив подтверждение от своего банкира, он встал, и Джо Кули помог ему собрать вещи.
– Значит, дело сделано, – сказал Макс.
– Как обычно, быстро, – ответил Джо Кули Барбер. – Господь всеблагий улыбается, глядя, как эта несчастная картина наконец нашла место в таком благословенном доме, как этот. Новая глава в ее происхождении, золотая.
Взлетел небольшой реактивный самолет, и Макс любовался прекрасным видом заходящего за Пайкс Пик солнца. Почувствовал огромное облегчение и спокойно спал все время, пока они летели. Вернувшись в свой кабинет на Манхэттене, он позвонил Лонни Мэку, который пришел в неистовую радость, услышав, что получит полмиллиона долларов за картину, которую едва не выкинул.
– Деньги получишь завтра, – сказал Макс. – Но должен тебе напомнить, чтобы ты никому и ничего об этом не рассказывал.
– Шутите? – обиженно спросил Лонни, которого предостережение Макса вырвало из эйфории. – Я никогда не болтаю о работе.
– Конечно же, нет, – согласился Макс. – Просто будь осторожен. Скажи, где мы встретимся. Безопасное место, на твое усмотрение.
Лонни на мгновение задумался, а затем назвал адрес. Вешая трубку, Макс слышал, как парень радостно гикает.
А затем позвонил по другому номеру.
– Виктор? Макс. Весьма неплохо, благодарю тебя. У меня чудесные новости. Я вернул твою картину. Да, Караваджо.
Макс улыбнулся реакции Маслова. Из всех его клиентов Виктор Маслов больше всех любил искусство.
– Да, совершенно уверен. В хорошем состоянии, учитывая, что пару лет в сарае провисела. Веришь, нет, остались пятна от спагетти, но все поправимо. Я ее уже почистил, у себя в мастерской. Хороша, будто новенькая. Прямо сейчас гляжу в глаза Давиду.
Он слегка коснулся рукой щеки пастуха.
– Какая сильная работа, друг мой. Триумф добра над злом.
Макс коротко изложил Маслову детали того, как он вышел на картину.
– Да, – сказал он со смехом. – Все так просто оказалось. Повезло, вот и все. Он хороший мальчик, Виктор. Я пообещал ему полмиллиона – скромная плата, я считаю, даже несмотря на то, что он ее украл. Да, хорошо. Ты сделаешь это для меня? Секунду, я бумажку уже потерял.
Он похлопал по карманам и понял, что бумажка все еще лежит на столе. Прочел адрес.
– Да, правильно.
– А теперь дело насчет вознаграждения нашедшему, которое тебе причитается, – сказал Маслов. – Я подумывал насчет пяти миллионов.
– Прошу тебя, Виктор. Ты хороший клиент, но это слишком щедро.
– Для меня эта картина стоит во много раз больше. Я думал, что навсегда ее потерял. Думал, куратор ее стащил.
Виктор рассмеялся.
– И вот так, парень из фирмы по борьбе с термитами.
Максу было известно, что куратор коллекции Виктора погиб в автомобильной катастрофе, достаточно скоро после кражи.
– Я с удовольствием возьму твои деньги, когда картина будет у тебя, в безопасности, – сказал Макс. – Так что тебе нужно лишь кого-нибудь за ней прислать.
Не удержался, чтобы не подколоть Виктора, легонько.
– Кого-нибудь компетентного, пожалуйста. Я не хочу снова ее потерять.
На следующий день Лонни Мэк получил наличные, аккуратные пачки банкнот в алюминиевом чемоданчике, который принес ему совершенно незнакомый человек. Лонни никогда в жизни столько денег не видел. Принес их домой Делле, вкупе с бутылкой дорогого шампанского, и они принялись рассуждать, как поедут в Лас-Вегас.
Ночью на местных каналах телевидения в выпуске новостей сообщили о сильном взрыве на стоянке трейлеров, вероятно, в результате утечки пропана. На снятых с вертолетов кадрах были видны языки пламени и клубы дыма после взрыва, который снес полдюжины трейлеров и убил неизвестно сколько людей.
Эту часть своего дела Макс не очень-то любил. Нельзя было позволить, чтобы Лонни принялся сочинять истории для прессы, не говоря уже о том, что он мог бы появиться у него на пороге через год и потребовать еще денег.
Новый куратор коллекции Виктора Маслова в сопровождении двоих телохранителей лично забрал картину Караваджо, буквально закипев от энтузиазма, когда ее увидел. Спустя пару дней Виктор перечислил Максу вознаграждение, за вычетом тех денег, которые ушли в дым вместе с Лонни.
Теперь Максу оставалось лишь решить, что делать с подлинником Караваджо, все так же лежащим у него в кабинете.
Безусловно, излагая историю картины Джо Кули, он скрыл пару подробностей. А именно, насчет Генриха Бека, младшего брата Вальтера. Его дневник заканчивался перед приходом к нему людей из Штази, но на этом не заканчивалась история его жизни.
Русские, убившие его родителей, оставались на постое в его доме несколько месяцев, а он прятался в хранилище под подвалом. Вылезал только по ночам, в поисках еды и воды, в те редкие моменты, когда это можно было сделать безопасно.
Живя здесь, скрытый люком, который сделал его отец, Генрих наполнил одиночество этих месяцев живописью. Окруженный прекрасными картинами, он был лишен холстов, поэтому стал писать поверх тех картин, которые ему меньше всего нравились, пробуя новые приемы, а затем счищая написанное. Работал над копиями, учась подражать манере работы с кистью, смешению цветов и глубине. Качество копий его радовало, а также то, как он совершенствовался, создавая их. Среди оригиналов были, конечно же, и те, что привез его брат. Чем больше Генрих изучал Караваджо, тем больше им восхищался. Он сделал шесть копий, но оставил в целости лишь две, а остальные холсты использовал заново. Генрих понимал, что эти две копии – лучшее, что им написано.
Со временем русские покинули галерею, и он вылез из укрытия. Жизнь в послевоенном Берлине была трудна, но Генрих имел талант к выживанию. Работать с картинами было все так же просто, они были лучше денег, если знать тонкости и иметь нужные связи. У Генриха было и то, и другое. У него остались десятки картин, сохранившиеся в подвале, и он начал торговлю. Долгое время он вел дела тайно, покупая у людей без имени и продавая людям без лица, помогая вновь обиженным немцам, которым пришлось отринуть прошлое и склониться перед русскими властителями, постепенно приспосабливаясь к тонкостям коррупции, процветавшей среди большевиков.
Достаточно быстро Генрих догадался, что может продавать и свои копии. Это было несложно, поскольку новая элита имела деньги, но совершенно не разбиралась в искусстве. Генрих понимал, что отцу было бы стыдно за него, но отец был мертв, а он – нет, и эта истина определяла все прочие правила. Он писал новые копии, продавал, подкупал и выживал. Война уходила в прошлое, Берлин заново отстраивался, а по радио говорили о новой войне, холодной.
Холодное и безжалостное письмо от Вальтера с требованием отдать ящик посланцу натолкнуло Генриха на мысль. Он среагировал импульсивно, злясь на Вальтера. За то, что тот опозорил семью, за родителей, погибших из-за того, что он творил, за письмо, в котором он просто требовал подчиниться, ничего не спрашивая ни про него, ни про родителей.
Он послал Вальтеру одну из копий, уверенный, что Вальтер не заметит разницы.
Следователи Штази объяснили ему, насколько он ошибался. Они пришли вечером, когда галерея закрылась и он был один. Не только сотрудники Штази, но и бывшие эсэсовцы, и они хорошо знали, что искать. Спросили его, где спрятан оригинал. Чем больше он все отрицал, тем больше его избивали.
– Ты дурак, – сказал один из них. – Твой брат оставил метку на всех картинах. А на той, которую ты отправил, ее нет.
Генрих не отдал картину. Решил, что лучше умрет, чем это сделает. Им почти удалось его вынудить, так жестоко они его избивали.
Но сказочно обогатились, погрузив к себе в машину другие полотна. Взяли все, что могли унести. Прежде чем уйти, один из пришедших отвязал его правую руку от левой и силой положил на стол.
– Твой брат сказал нам не убивать тебя, – сказал он, удерживая отчаянно сопротивляющегося Генриха. – Но сказал, чтобы мы сделали так, чтобы ты больше никогда его не обманул.
Другой взял в руку молоток с круглым бойком и методично переломал все пальцы и пястные кости на правой руке Генриха, одну за другой.
Генрих Бек больше не написал ни слова в дневнике, и больше никогда не писал картин. У него ушло два года на то, чтобы заработать денег столько, чтобы он смог купить паспорт умершего немца по имени Макс Вольф, а затем с помощью подкупа выбраться из Восточного Берлина, завернув подлинник картины Караваджо и одну копию среди собственных картин. Глянув на пару полотен, сотрудник американской таможни махнул рукой и пропустил его, признав их за любительские работы второсортного студента.
И теперь Макс думал, что ему делать с подлинником. Он старик, его время на исходе. Может, пора подумать о наследии. Хорошо бы отдать ее в дар деревне Стависки, туда, где она пробыла более трех столетий, но это настолько… неприбыльно.
Пролистав сообщения в своем телефоне, он наткнулся на одно, от недавно разбогатевшего китайского коллекционера, который искал ценные картины. Что-нибудь важное, сказал он. Что-нибудь впечатляющее. Он собирался создать музей.
Керри Вон
Керри Вон получила известность как автор невероятно популярной серии романов о приключениях Китти Норвилл, сотрудницы радиостанции и оборотня, ведущей ток-шоу и дающей советы сверхъестественным созданиям. Одиннадцатый и двенадцатый романы, Kitty Rocks the House и Kitty in the Underworld, вышли в 2013 году. Среди других ее романов книги Voices of Dragons и Steel в стиле книг для юношества, фэнтези Discord’s Apple и роман о супергерое After the Golden Age. Короткие рассказы Вон выходили в сборниках Lightspeed, Asimov’s Science Fiction, Subterranean, «Диких Картах», Realms of Fantasy, Jim Baen’s Universe, Paradox, Strange Horizons, Weird Tales, All-Star Zeppelin Adventure Stories. Некоторые ее короткие рассказы вышли в сборниках Straying from the Path и Kitty’s Greatest Hits. Она живет в Колорадо. Вскоре выйдет ее новый роман Dreams of the Golden Age, продолжение истории про супергероя, и следующие книги серии о Китти.
Даже негодяям нужно место, где можно выпить и расслабиться, такое, как клуб «Голубая Луна», описываемый в приведенном ниже рассказе, хотя, находясь в месте, где собираются негодяи, надо всегда быть начеку. Даже если ты сам негодяй.
Керри Вон «Ревущие двадцатые»
Клуб «Голубая Луна» хорош тем, что он невидим, так что туда никогда не нагрянут непрошеные гости. Плохо же то, что, будучи невидим, он труднодоступен для большей части людей. Чтобы в него попасть, надо обладать малой толикой магии, а у Мадам М она имеется. Найти места, находящиеся не совсем здесь, для нее не представляет проблемы. Она говорит, чтобы нас высадили из машины на углу Пятой и Пайн, и отправляет водителя. Я иду следом за ней по мокрому тротуару вдоль кирпичных домов. Время еще раннее, на улицах много людей и машин, все толкаются и куда-то спешат, не глядя по сторонам. Хрипло гудят сигналы машин, оранжевый свет уличных фонарей делает полированную сталь и хмурые лица людей похожими на светящиеся изнутри янтарным светом. Я поплотнее натягиваю на плечи норковый воротник. Воротник Мадам М съехал до самых локтей, обнажив гладкую кожу ее спины. Идя рядом, мы похожи, как сестры.
Переулок, в который она сворачивает, ничем не отличается от остальных, потом мы сворачиваем в следующий проход и идем, пока не оказываемся наедине с мусорными баками, орущим под железной пожарной лестницей котом и хмурящимся небом. Она стучит по кирпичной стене, достаточно далеко от ближайших дверей или окон, но я не удивляюсь, когда на уровне головы в стене открывается окошечко. Она наклоняется и что-то шепчет. Открывается дверь. Непонятно, то ли дверь выкрашена так, что походит на кирпичную стену, то ли открылась сама стена. Не знаю, да это и не имеет значения.
По коридору плывет музыка джазового трио, и звук этот божественен. Привратник, горилла в человеческом образе, в сшитом на заказ костюме, чтобы на плечах не треснул, оглядывает нас и утвердительно кивает. Сходство с гориллой усиливается наличием густых волос на груди, виднеющихся из-под воротничка, на руках и в ушах. Затем он улыбается, обнажая клыки, а глаза сверкают янтарным светом. Какое-то существо, даже гадать не хочу, какое. Я иду вперед, стараясь не встречаться с ним взглядом. Гардеробщица, выглядящая вполне нормально, но кто ее знает, берет наши меха, и я даю ей хорошие чаевые. Коротко стриженный и чисто выбритый официант провожает нас дальше. Только что освободился столик, конечно же, ведь для Мадам М всегда столик освобождается. Я заказываю нам обеим содовую, и официант с улыбкой глядит на меня. Зачем приходить в такое место, если тебе не нужна выпивка? А выпивка здесь всегда хорошая, высшего сорта, контрабандная, а не забодяженная где-нибудь в глуши в ванной. Может, я потом ему скажу, и он сбегает.
Мы оказываемся неподалеку от танцпола, вечеринка уже идет вовсю, народу достаточно. Трио состоит из белого парня за пианино и двоих черных за контрабасом и ударными. На сцене стоит микрофон, возможно, кто-то и споет, позже. Пока что они играют, с легкой перчинкой, а пары танцуют на крохотном танцполе прямо перед ними. На первый взгляд – нормальная публика нормальным вечером, модницы и женщины в вечерних платьях, мужчины в костюмах, пара – даже во фраках. Но, приглядевшись, можно заметить клыки во рту, когти на пальцах, отблеск призрачного крыла, крохотные рожки под зачесанными назад волосами, другие части тела, о которых можно лишь догадываться. Эта публика не любит привлекать к себе внимание, и я не стану их разглядывать. Иначе они могут начать приглядываться ко мне и Мадам М.
Виднеются двери, ведущие в другие комнаты. Там можно поиграть в карты или в кости, или что-то еще, что только вздумается. Одна из дверей прикрыта колышащейся сверкающей занавесью из стеклянных бус, сквозь нее и сигаретный дым я с трудом различаю величественную женщину, сидящую на софе у кофейного столика и принимающую просителей. Вокруг нее толпятся мужчины в костюмах и женщины, накрашенные, как куклы. Видно плохо, как через травленое стекло.
Мадам М хочет поговорить с Джиджи, женщиной, сидящей за занавесью, хозяйкой заведения. Я считаю, что это плохая мысль, но не спорю, поскольку Мадам М умнее меня в такого рода делах. Переговоры, сделки, тайны и мошенничества. Я лучше разбираюсь в другом. Как прикрывать ей спину и увидеть опасность прежде, чем она причинит вред.
Нас всего двое, в логове, где игроки и контрабандисты – самые безобидные. Здесь есть такие, что выпьют твою кровь, только дай, порвут тебе глотку зубами, а некоторые вполне готовы купить твою душу, несмотря на то, как дешево нынче многие души стоят. М и я отлично сочетаемся друг с другом. Она проделывает свои фокусы, я слежу и охраняю. На первый взгляд, пара городских девок, в ярких шелках и оборочках, с голыми плечами и коленками, в платьях, которые разлетаются, обнажая наши бедра, когда мы махаем ногами, танцуя. Блестки и перья поверх завитых волос. Они считают, что мы легкая добыча, и они ошибаются.
Напитки приносят быстрее, чем я ожидала, думая, что официант взял заказ у кого-то еще. Но нет, вот он, лощеный, улыбающийся. Ставит стаканы с подноса на стол. Играет музыка, Мадам М потягивает содовую.
– Сейчас что-то плохое будет, – тихо говорит она.
Я оглядываюсь по сторонам. В углу играют в карты. Рядом рядовой гангстер пытается произвести впечатление на свою девушку, они оба наклонились к столику, и он хвастается золотым браслетом на часах. Девушка улыбается, но у нее жадные глаза. Она от него чего-то хочет. Проистекает и дюжина других мелких интрижек. По большей части народ приходит сюда, чтобы хорошо провести время, выпить хорошего алкоголя и повеселиться, чтобы отвлечься от плохого.
– Облава? – говорю я. – Налет? Рокко наконец решился пойти в атаку на Марголиса?
Энтони Марголис – один из игроков за карточным столом. Пришел сюда, чтобы показать, что его не беспокоит ни Рокко, ни другие.
– Нет, покруче. Все к чертям полетит.
Слыша такое от нее, я не уверена, что это метафора.
– Один из твоих снов?
– Видений, – уточняет она. Отпивает из бокала, оставив на стекле отпечаток яркой помады.
– Будущего?
– Да.
– Что мне нужно делать?
– Как обычно. Вкладывать деньги в выпивку и держать глаза открытыми.
Она начинает размышлять вслух, и это меня нервирует. Сильнее, чем обычно. Я киваю в сторону занавеси из стеклянных бус.
– Она должна была бы догадаться, что ты здесь.
– Она хочет, чтобы я сама подошла и попросила, – говорит М.
– Разве мы здесь не за этим, а?
– Давай сделаем вид, что мы пришли хорошо провести время.
Она откидывается на спинку стула, потягиваясь, кладет руку на спинку моего стула. Я вытаскиваю из сумочки сигарету, прикуриваю и предлагаю ей. Она берет ее украшенной драгоценностями рукой в перчатке. Затягивается, выпускает клуб дыма, с ленивым видом открыв рот. Слегка притопывает в такт музыке.
Делать вид, что мы пришли хорошо провести время, у нее получается отлично. Она может зарабатывать на жизнь, взявшись за любое дело, которое пришло бы ей на ум, но сейчас оказалась в этом месте, и не случайно. Как и я.
В месте, где пахнет спиртным и опилками. Все идет своим чередом, официанты с напитками двигаются от бара к столикам и обратно, ходит по залу разносчица сигарет. Игра в карты в углу сопровождается нервным смехом, мужчины делают вид, что только что проигранный кем-то из них «косарь» ничего не значит, но капли пота падают им на воротники. Если и будут какие-то неприятности, так от них. Один из игроков повздорит с другим, опрокинет стол, начнется потасовка. Горилла у дверей заставил их сдать оружие, так что хоть стрельбы не приходится опасаться. М и я легко укроемся от драки. А вот от пуль – вряд ли. Невидимость далеко не всегда спасает от шальной пули.
Трио играет уже третью мелодию, я наполовину опорожнила свой бокал, и тут в зал вваливается парень, хватая ртом воздух, как вынутая из воды рыба, на которую он и похож. Интересно, что он сказал, чтобы горилла его пропустил. Наверное, у него какой-нибудь шарм или аура. Найти место, а потом сделать вид, что так и надо. Он стоит у входа, широко открыв глаза и оглядываясь по сторонам, будто не веря, что у него получилось. Не знает, что ему теперь делать. На нем невыразительный коричневый костюм, а в руке он держит мягкую шляпу. Коротко стриженный и с квадратной челюстью, а еще у него пистолет, в нагрудной кобуре, под пиджаком. Видимо, сделал заклинание, чтобы его скрыть, иначе бы горилла точно заметил.
Все в «Голубой Луне» останавливается на полтакта, поскольку равновесие смещено, и все это чувствуют. Пианист смазывает аккорд, басист промахивается мимо струны. Парень глядит на всех, слегка выпрямляется и делает недовольное лицо.
И все сразу же идет так же, как за секунду до этого, будто ничего и не случилось.
Я гляжу на музыкантов, краем глаза следя за вновь пришедшим парнем. Наклоняюсь к М с видом, будто хочу сказать какую-то шутку.
– Похоже, среди нас федерал.
М соблюдает вежливость, не поворачиваясь и не глядя, но приподнимает бровь.
– И как он вошел?
– Не знаю. Он при оружии.
– Может, тоже пришел сюда, чтобы развлечься. Как все остальные.
Федерал выглядит как охотник, выследивший дичь. Небрежно прислоняется к бару. Не машет рукой бармену, ничего не спрашивает, просто смотрит, смотрит жадным взглядом на контрабандную выпивку, видимо, размышляя, какая крутая была бы облава, если бы он реально мог ее организовать. Бармен не обращает на него внимания, протирая стойку, холодный, как кусок льда, делая вид, что не знает, что ему в затылок дышит федерал. Спустя минуту федерал подзывает официанта, и тот указывает ему на столик у стены. У меня идут мурашки по шее, поскольку я его не вижу, но ощущаю, что он смотрит прямо на меня.
Парень знает достаточно, чтобы сюда попасть, скоро он поймет, кто здесь главный, и проблема того, как М и мне выбраться отсюда в целости, станет намного сложнее.
М кладет руку мне на предплечье и проводит, один раз. Знак успокоиться. Я слушаю музыку, гляжу на танцующих и все время напоминаю себе, что мы должны выглядеть так, будто пришли сюда поразвлечься.
Разносчица сигарет проходит мимо нашего столика в четвертый раз, поглядев на меня и М, но не сказав ни слова. Стильная малышка в бархатных шортах и бюстье, с темными волосами, убранными под небольшую шляпку. Из тех девушек, у которых ноги от ушей и всегда слишком много макияжа, но таков стиль, и она знает, как его блюсти. Ловко лавируя между столиками, она несет перед собой коробку, отсчитывает сдачу, не сбиваясь, так, будто уже давно этим занимается. И еще ухитряется улыбаться.
Она проходит в пятый раз, не предлагая сигареты, но поглядев мне в глаза. Я поднимаю руку, чтобы она остановилась. Кажется, она мне благодарна за это, и слегка вздыхает, судя по блеску блесток на вырезе ее бюстье.
– Пачку сигарет, – говорю я. – Ты что-то хотела спросить, не так ли?
Она глядит на нас, по очереди, и я понимаю, что она о нас наслышана, но не знает, кто из нас Мадам М, а кто – ее подручная Паулина. Я киваю на М, давая знать, с кем ей надо разговаривать.
– В чем проблема, милая? – спрашивает М. – Только быстро.
Я делаю вид, что копаюсь в сумочке в поисках купюры, заставляя ее ждать, чтобы дать ей необходимое время.
Она поджимает губы.
– Я влипла. В смысле, мы оба влипли. В смысле…
Она переходит на едва слышный шепот.
– В смысле, мне надо отсюда сваливать и своего парня прихватить.
