Русь Богатырская: былинные сказания
Текст книги "Русь Богатырская: былинные сказания"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Сказанье о пахаре Громоносце и кузнеце Славимире
Над Днепром Словутичем Киев город стольный,
В Киеве – веселье, труд и работа.
Славные витязи от бед да напастей
Верною службой город ограждают.
Жить бы не тужить бы без горя-печали:
В будни трудиться, в праздник веселиться.
Да пора такая без гореванья,
Время золотое без бедованья
Вдруг прошло, сокрылось, былью обратилось.
Налетал на Киев Змей-огневержец,
Домов сожигатель, людей пожиратель.
Выходили сильные могутинцы —
Все в огне да пламени испогибали:
Нет на Змея на того управы,
Нет на лютого в Киеве силы.
И грозит страшенная Киеву погибель.
Людей охватило горе-гореванье.
Ходит страх по городу, всех берёт за горло.
Ужасом смертельным киевлян он душит.
Где найти спасенье от супостата?
Кто от насильника стольный град избавит?
Змей-страхолюдин силу набирает,
И ползёт по Киеву он, многоглавый.
И рычит-рокочет-угрожает:
«Ха, могу я, сильный, весь город Киев
Поджечь-запалить да единым дыханьем,
В дым спустить огнистый, пламень языкастый!
Я киевлян всех пожру-поглотаю,
В пекле испеку да на огне поджарю!
Вот погуляю, вот повеселюсь я!..
Чур, да мне данью живой откупайтесь:
Девицу-красавицу – утром на завтрак,
Юношу в полдень на обед ведите,
Отрока красивого – вечером на ужин!»
Отрок, внук Микулин, Микша Кожемяка —
Он и Славимиру внучатый племянник –
Кожи мял на сбрую, воловьи, на обувь,
Великую силу накопил в руках тем:
Булат раскалённый в горсть зажмёт он —
Булат струями лезет меж пальцев!
Чудная сила у Кожемяки!
Думает-гадает Микша про Змея.
Буйною решимостью наполняет душу:
«А избавлю Киев я от напасти!»
Ну и ко словутому деду Славимиру,
Кузнецу великому, идет Кожемяка:
«Дедушка, передник, тот припон чудесный,
Одолжи на время твой кузнецовский —
Ведь в огне огнистом он не сгорает,
Перед твоим горном надёжно испытан.
А пойду я, дедушка, в бой на Змея,
Задушу руками супостата!
А припон твой чудный будет мне защитой
От огнедышца, от пожиганья...
Ухвачу за хоботы за Змеевы,
Задавлю змеища-живоглота!»
Славимир Микше, молодцу, ответил:
«Доброе ты дело задумал-замыслил!
Я тебе словом, допомогу делом,
Против огневого-змеёвого жару
Дам тебе запон свой несгоримый!
Три кольца булатных, три цепи железных
Выкую тебе я перед битвой.
Выходи на Змея на огненосца!
Пала палящего ты не устрашайся!
Ухвати за хоботы да замкни их в кольца.
Посади змеища на три на цепи!
Мертвым приковом пригвозди, прикуй ты
У Днепра ко скалам, внук мой Микша.
После победы мы с тобою, Микша,
Изготовим великое орало:
С радугу небесную, с тучу дождевую!
Борону изладим – железные зубья:
Каждый зуб не меньше дуба векового.
Вот в такие снасти запряжешь ты Змея,
Выедешь на пашню в каменные горы.
На враге, на Змее на укрощённом,
Сохой великанской ты перепашешь,
Бороной булатной переборонишь
Каменные горы вместе с лесами,
Измельчишь каменья в мелкий песочек,
Скалье кремнистое обратишь ты в пашню.
И места бесплодные, горная пустыня,
Для людей пусть станет степью плодородной!»
Сказанное слово становилось делом.
Меха загудели, зашумели горны:
Славимир да Микша взялись за работу.
Сыплются искры, пламя полыхает,
Белым каленьем калится железо.
Молоты грохочут, гремит наковальня,
Кузнецы удалые песню запевают.
Вот уж и на хоботы Змею готовы
Кольца-нахоботники – хомуты стальные.
Высятся горою тяжкие цепи.
Брал их Кожемяка легко, без натуги.
На берег днепровский отправлялся,
Надевал передник, запон Славимиров,
Вызывал на битву Змея-людоглота.
Бой жестокий, долгий завязался:
И не трое суток, не три дня, три ночи,
Три недели выстоял в битве Кожемяка,
И Змееву силу он пересилил:
Хоботы Змеиные он окандалил,
Запер на замки их в хомуты стальные,
Змея пригвоздил он над Днепром ко скалам.
Мечется Змеище, вся земля трясётся,
Глохнет всё живое от рёва Змеева.
Идёт Кожемяка с вестью о победе
Ко Славимиру-кузнецу во кузню.
Новое дело в кузне загудело.
Славимир да Микша выковали соху
Со стальным оралом всю из железа,
Борону-огромину – из стали-булата.
Было орало у сохи чудесной
Велико – с небо, а светлом под месяц.
В бороне зубчатой зубья—великаны —
Сосны столетние прямы и толстенны.
И пошел за Змеем Кожемяка.
Отмыкал он цепи от скал кремнистых,
Пригонял Змеюгу ко сохе железной.
Запрягал он Змея прочною упрягой,
Выезжал на Змее распахивать долы,
Да леса, да горы, утесы и скалы.
Высятся громады, к небу уходят,
Каменными глыбами землю покрывают.
На горах, на скатах, на крутых на склонах
Леса возвышаются, глухо рокочут.
Эти все горы славный Кожемяка
По Славимирову слову-совету
Силою Змеёвой с землёй сровнять хочет,
Вместо них вырастить тучные нивы.
Рвется из упряжки Змей-огненосец,
Дышит огнём-пламенем на Кожемяку,
Сил своих на пашню отдать не желает.
Микша Кожемяка бьётся-побьется,
Змея к работе принудить не может.
Думает-гадает Славимир, решает:
«Как бы да Микше помочь в трудном деле?
Погоди-тко, Микша, я тебе на Змея
Верное сделаю понуждальце!»
И пошел он в кузню, взялся за работу.
Он ведь, Славимир-то, кузнец-судьбоковец:
Он и судьбы может выковать, и людям,
И скотам, и даже громовитым тучам!
Пораздул горно́ он, положил железо,
Раскалял до яркого жгучего каленья.
Молотом ударил – загремело в кузне!
Славимир-искусник ну и потрудился:
Выковал судьбу он туче громоносной!
Да пришла б та туча с громом-грохотаньем,
С громом-грохотаньем, огневым сверканьем,
Пришла бы, заявилась она к Кожемяке,
Громы трескучие отдала бы в руки,
Молнии сверкучие передала Микше.
Как кузнец замыслил, так все и сбыло́ся.
Выходила туча, туча громовая,
Отдавала молнию Кожемяке в руки.
Молнию сверкучую, силу громовую,
Громы свои грохоты, гулкие раскаты.
Стал Кожемяка грозным громовержцем,
Стал повелевать он молнией-громами,
Стал Микша равен самому Перуну.
Выходил на тяжкую Микша на пашню.
Молниями сечь он принимался Змея,
Сотрясать громами, гнать на работу.
Змей заизвивался, взвыл и подчинился,
С силами собрался и вперёд рванулся.
Началась неслыханная, дивная работа:
Пахарь чудовный сохой великанской,
Пашет он и горы, и междуречья,
Тесные ущелья, скаты и долины.
Высоко поднялся, далеко он видит:
Вон толпой столпились высокухи-горы,
По ним ходят тучи, облака клубятся,
И ползут туманы на синие сопки,
И растекаются вниз по долинам,
По лесам кудрявым, по голым каменьям,
По уступам скальным, по мшистым утесам.
Змей трехглавый запряжен да в со́ху,
Гибкими постромками стальными привязан.
Скалит он пасти, злится-ярится,
Пусть и с неохотой, ан соху ту тянет.
Будет: огрызнётся Змей на Кожемяку,
Страшными пастями назад обернётся,
А тут чудный пахарь громким криком вскрикнет,
Громом громозвучным потрясёт над Змеем
Правою рукою над строптивым.
Затрясутся горы и долины,
Грозные раскаты громко зарокочут,
Мать земля сырая в громе всколебнётся.
Левою рукою тряхнёт Кожемяка —
Молнии разящие полетят на Змея,
Острые вонзятся, обожгут-ужалят!
Змей заизвивается в мучительных корчах,
В ярости бессильной на пахаря взвоет
И вперед рванётся укрощённый.
Борозду-огромину пахарь пролагает,
Сваливает в борозду и леса и горы,
Равняет долины, крушит скалы,
Ровное поле вслед за ним ложится.
Вороной железной поле боронует,
Крошит каменья Кожемяка,
Их в песок да глину растирает.
Сила змеиная потом кровавым
Льётся-истекает на пашню ручьями,
Поле заливает, землю питает.
А земля-землица полив принимает,
В силу плодородную обращает,
В чернозём тучный-хлебородный.
Так-то Кожемяка для деда Микулы
Распахал все горы в широкое поле.
Горные кручи, бесплодные каменья
Посровнял с землёю вместе с лесами,
Степью пораскинул до Русского моря.
Пахарь за Карпатские принялся за горы.
Змей на работе обессилел,
Исхудал-избился на такой на пашне.
Стал недвижим он, стала и работа.
Сколь ни грохочет Микша громами,
Сколь ни гвоздит он молниями Змея,
Всё без пользы: Змей вперед ни шагу!
Змей изнурился, а хитрость в нём осталась.
Вот он умыслил одурачить Микшу.
Лёг на сыру землю, завыл-застонал он,
Запросил у пахаря передышки:
«Отпусти меня ты, Микша Кожемяка,
Отпусти на самое малое время,
Отпусти напиться во Днепре водицы.
Я тогда воскресну, силою воспряну,
Допашу всю пашню тебе, Кожемяка!»
Микша – юный пахарь – молод он, доверчив,
На Змеёву просьбу согласился:
Выпряг он Змея, дал ему волю.
Ко Днепру рванулся Змей свободный
Вместе с коварной, тайной задумой:
«Как пойду да лягу поперёк Днепра я,
Запружу широкий Днепр запрудой,
Водам днепровским к Русскому морю
Путь загорожу я, не дам пробиваться!
Из берегов тогда Днепр повыйдет,
Полою водою Русь позатопит,
А Кожемяку волнами смоет!
Буду тогда я снова вольным,
Полечу крылатым да по всей вселенной!»
С радостью-весельем быстрым перемётом
До Днепра широкого Змей переметнулся,
Лег поперёк он водам запрудой,
К берегам прижался, ко дну придавился.
Мечутся днепровские запертые воды.
Вздулся Днепр широкий, волнами он ходит,
Пенными валами о запруду бьётся:
Рвётся перелиться Днепр через Змея.
Змей не пускает: на глазах растет он,
Растет-раздувается, делается выше...
Нет, не будет ходу Днепру через Змея!
Беду таковую видит Кожемяка.
Взял он свою молнию, слово ей молвил,
Сам на блискучую на неё садился.
И сверкнула молния мысли быстрее,
До Днепра кипучего доносила Микшу.
Соскользнул на берег Микша перед Змеем,
Грохотом-громами над ним разразился:
«Хитрый-лукавый Змей ты обманщик,
Прочь из вод днепровских, вставай-поднимайся!»
Змей Кожемяку не желает слушать,
Из Днепра подняться он не хочет.
Грозные-слепые водные хляби
Ходят и волнуются, и бушуют.
Вот из берегов они скоро уж повыйдут,
Вот разольются по тем новым пашням,
Вот они потопят и всю Русь святую.
Перед бедою этой перед грозной
Микша Кожемяка не устрашился:
За громы, за молнии за свои хватался.
Изгвоздил он молниями враждебника Змея,
Выбил из Змея дух последний.
Как из Змеища дух повышел,
Так и запруда поопала.
Только Змеёвы остались останки.
Стали они каменной твердой грядою.
Понабрался силы Днепр ревучий,
Перекатил свои бурные воды
Через тот остов окаменелый.
Так и появились днепровские пороги!
Мы же будем славить немеркнущей славой
Дивного работника Кожемяку
За его победу над злодейством‚
За труд, за работу, за дивную пашню!
Святогор Неустрашимый
В давние, далёкие быванья,
В древнее, седатое время
Жили на белом свете
Буйные-отважные скифы.
Помыслом были богаты,
Воображеньем щедры.
Дивные сказанья породили
О богатырях, о нартах.
Скифы исчезли, да остались
Вечные бессмертные сказанья,
Скифские сказанья о нартах
Живы, нетленны, любимы
Посреди кавказских народов.
Древнее скифское творенье
В наших откликнулось былинах
Богатырём Святогором.
Славные нартские сказанья
От осетин, от кабардинцев
Ныне навеяли мне мысли
О Святогоре-нарте.
Я же по тем навеям
Песню пропеваю эту
О неустрашимом нарте,
О богатыре Святогоре.
Жили-были славные нарты
Возле горы высокой,
Возле Вершины Счастья.
Жил среди нартов старец,
Старенький кузнец, а искусный.
В рудную душу проникал он,
Знал-понимал язык железа.
У кузнеца семейство
Было восемнадцать ребятишек.
Выросло восемнадцать
Быстрых да славных нартов.
В битвах они отважны,
На лесной охоте – удачны,
На всех работах ловки.
Только в одном неудача
Старшего брата постигла:
Младшие все переженились,
Этот невесты не находит.
Все-то его на смех поднимают:
«Вот неженатик—неудачник!
Вона бредет Несчастливец!»
Тут и рассердился неудачник:
«Я, – говорит, – людей не хуже.
Я себе жену добуду тоже!»
Вот и коня подобрал он.
За Кубань-реку он заехал.
Между Днепром и Волгой
Долго Несчастливец скитался.
Был и на тихом Дунае:
Не отыскал себе невесты!
В северные дальние страны
К самому морю заехал,
К бурному морю ледяному.
Там он обрёл себе счастье:
Выискал-выбрал невесту –
Девку-великанку Поморянку.
Эта великанка Поморянка
Нартам пришлась не по нраву:
Сильно белолица девица,
Волосы желтее солнца.
Этих белянок-великанок
Нарты отродясь не видали.
Стали молодых они чураться,
Саклю обходить стороною.
мужа. незадачливого нарта,
Снова зовут Несчастливцем,
Жил и живёт Несчастливец
И в стране родимой – пришелец,
Хмурый, одинокий отчужденец.
Лишь одну мечту он лелеет:
Сына он ждет от Поморянки.
Сроку желанного дождался
Тихий-молчаливый Несчастливец.
Вызвал он мудрую Шатану
Принимать дитё от роженицы.
А и народился ребятёнок,
Всем-то дитё на удивленье.
В первый же миг нарожденья
Вырвался он из рук со смехом.
Бегает-скачет младенец.
А за ним степенная Шатана
Мечется, поймать его тщится.
Ну и попрыгай народился!
Вот к очагу он подбегает,
Жар там несносный пылает,
Угли горячие сверкают.
Миг – и несмышлёныш дивный
В пламень-огонь запрыгнул.
Вскрикнула от ужаса Шатана.
Руки у неё опустились.
Ноги у неё подкосились.
Чувства от испуга лишилась.
Встала с лежанки Поморянка.
Ни у неё в голосе крика,
Ни у неё в сердце тревоги,
Таковы слова говорила:
«Ты очнися, матушка Шатана!
Тут беды ещё не случилось!
Если сгорит в огне мальчонка,
Значит, он того и достоин!
Если же огонь-жар палючий
Сына моего не затронет,
Значит. я витязя родила!
Будет богатырь он дюжий,
Славный герой неустрашимый!
Матери, мне, – на радость!
Нартскому народу – на славу!»
В чувство Поморянка Шатану
Этими словами приводила.
К пламенному-жаркому огнищу
Женщины обе подходят.
Угли в прожигающей жаровне
Тлеют-пылают-сверкают.
Видят жёны дивное дело:
Мальчик на углях раскалённых
Целенький лежит да играет,
Пухленькими ножками дрягает‚
Ручками уголья хватает,
С места на место их кидает.
Вместо пеленки мальчонку
Синее пламя пеленает.
В пламени парнишка не плачет,
Только смеётся-хохочет.
Вот и говорит Поморянка:
«Сына я достойного родила!
Будет он храбрым нартом!»
Дивом дивуется Шатана:
«Рада, я рада, Поморянка!
Сына ты достойного родила!
Если бы ты, Поморянка,
До Вершины Счастья добралась бы,
Талою-горною водою
В полдень бы сына напоила,
Вырос бы он сам счастливым
Да и нартам счастье принес бы!»
Путь к Вершине Счастья недоступен —
Нет на него отважных!
Матерь одна Поморянка —
Гладкие стены и скалы,
Щели-теснины-утёсы,
Горные ревучие стремнины —
Только она одолевает;
Вместе с сыночком восходит
До снеговой Вершины Счастья.
Мать вырубает для сына
Кайлом во льдине отвесной
Колыбель-пещеру ледяную.
Хочет напоить сыночка
Теплым молоком материнским.
Нет! Не желает малышонок:
Он отвернулся от груди,
Выскочил из рук от Поморянки,
В люльку ледяную улегся.
Капли студёные принялся
Ротиком ловить, насыщаться.
Горных орлов на уступе
Бойкий пострелёныш увидел.
Взрослого человека
В когти орлы схватить могли бы
И унести в поднебесье.
Маленький мальчик воспрянул,
Горных орлов распугал он,
Выгнал с Вершины Счастья.
К матери младенец вернулся:
«Ты меня оставь здесь, мамаша!
Ледяной водою пропитаюсь.
Глянь, она стекает с сосулек
Прямо над самым моим ложем».
Малые годы миновали.
Вырос на Вершине Счастья
Маленький младенец в подростка.
Мудрая Шатана приходила;
Матери говорила:
«А не пора ли, Поморянка,
Нашего Неустрашимку
На скакуне поиспытать нам?
Может ли он всадником ездить?
Вырос ли он храбрым нартом?»
Кликнула Сына Поморянка,
Доброго коня велела выбрать.
Вышла навстречу Шатана,
Неустрашимке сказала:
«Ну, покажи теперь, сын мой,
Как ты конём управляешь?
Как он под тобой заиграет?
Вырос ли ты храбрым нартом?»
Плетью ездок коня ударил.
Взвился добрый конь да помчался,
Всадника сбросил на дорогу.
Экая досада мальчишке!
Малым младенцем он не плакал,
А тут полилися слезы!
Мальчику сказала Шатана:
«Рано тебе ещё ездить!»
Вновь на Вершине Счастья
Мальчик растёт-подрастает,
Силы богатырской набирает.
Новые годы миновали.
Выдержал отрок испытанье.
Нартским наездником стал он —
Славным-могучим-быстрым.
Надо коня ему выбрать
Для богатырских походов,
Для молодецких наездок —
В нартский табун идёт он конский.
Ищет скакуна да не находит:
Кони все слабы-негодящи.
Худенький замухрышка
Лезет вдруг сам в уздечку.
Сердится Неустрашимец:
«Прочь, провались ты, окаянный!
Пальцем тебя по хребтине
По исхудалой ударю,
Надвое хребет переломлю твой!»
Диво: назойливый Заморыш
Вдруг заговорил по-человечьи!
«Ой, молодой Неустрашимец,
На Святой Горе ты воспитался,
На Вершине Счастья воспоился!
Ты – Святогор неодолимый,
Самый сильный витязь на свете!
Ты – мой единственный наездник!
Кроме тебя, никто не сможет
Справиться со мной, замухрыгой!
Кроме меня, коня иного
Ты и не ищи – не отыщешь!»
Юный Святогор Неустрашимый
Отвечал на речи конёвы:
«Больно ты срамен, коняга:
Стыдно на такого и садиться!»
«И чего задумал ты, лохмотник, —
Вдруг заржал в ответ на то Заморыш, – .
Будто сам ты в золоте сверкаешь,
Словно ты богач какой на свете!
У тебя всего-то во владенье
Руки да душа удалая.
Выехать на праздник к нартам —
Не в чем тебе и показаться!
Ин тебе поведаю тайну:
Это я для виду худяга,
Чтобы меня не украли,
Этаким прибедняюсь.
Статным скакуном да красивым
Я обернусь, когда надо!»
Для испытанья Святогорко
Бил-колотил во всю силу
Конику Заморышу по заду
И кулаком и ладонью.
Коник стоит, не дрогнет,
Не пошатнётся каурый!
Взял-зануздал его отрок
И привел домой на показку.
«Что ты привел себе за клячу?» –
Вскрикнула парню Шатана.
«Что ты за дохлятину выбрал?» –
Выкрикнула мать Поморянка.
«Это мы сейчас ещё узнаем,
Это мы сейчас испытаем,
Годен ли куда мой Заморыш».
Брал-накладал на конягу
Старое седло Святогорко.
Крепко затягивал подпруги,
Сам на Заморыша садился.
Свистнул богатырским свистом,
Хлыстнул урезистым хлыстом,
Бронзовой оплёл он плёткой,
Стеганул худягу-замухрыгу.
Тут и возъярись Заморыш,
Тут под небеса и возвейся:
Выше Вершины Счастья
Всадника занес удалого!
Нарты на нартовское поле
Съехались на ристанье[7]7
Ристанье – скачка с оружием на коне.
[Закрыть].
Прибыл туда и Святогорко
На своем коняге колченогом.
Вот было веселье именитым
Гордым-прославленным нартам:
Едет на клячонке оборванец
В старой-худой одежонке,
Ветер лохмотьями играет,
Всадника с конищем качает.
Кляча хромоногая плетётся,
Тащится еле-еле.
От хромоты на копыта,
На все четыре припадает.
Видят, смеются джигиты,
Животы от смеха надрывают.
Смирный оборванец да тихий —
Стал он скромненько во сторонку,
Злющих насмешек и не слышит.
«Эй ты, нищак худородный‚
Кто ты, скажи, и откуда?
Где скакуна, желторотый,
Выкопал себе такого?»
«Нарты, да вы потише, —
Тут же издевались другие, —
Это же славный витязь!
Борзый у него иноходец:
Наших скакунов он обгонит!
Всех ещё, гляди, перекусает!
Нас-то богатырь такой ражий
Всех да, поди, переловит,
В кучу одну покидает!»
Вот проиграли трубы.
Нарты изготовились ко скачкам.
Вышел Насрен могучий
С луком да стрелою золотою.
Выстрелил стрелок искусный.
Молнией стрела проблеснула.
Три дня стрела летела,
Далеко на землю упала.
Кто из джигитов удалых
На иноходце доскачет,
Первым стрелу отыщет,
С золотой находкой вернется,
Кто победит на скачках?
Ринулись резвые джигиты.
Пыль – до неба: солнце затмила!
В топоте копытном сотрясалось
долго ещё нартское поле.
Вот налетел буйный ветер,
Облако раздул пылевое.
Сирым одиночкой маячил
На своей убогой клячонке
Отрок оборванец Святогорко.
Робко к старейшинам-судьям,
Древним старикам седобородым,
Подковылял на лошадёнке‚
«Мир вам, старейшины-судьи!
Вы и мне дозвольте поехать
За золотою стрелою!»
Все засмеялись судьи
На полунищего мальчонку,
На его облезлую клячонку.
«Ладно! Согласны!» – сказали.
Ну и поплёлся Святогорко
Тем же неуклюжим ходом:
Конь его с копыта на копыто
Еле переступает,
Еле он ноги волочит,
Ногу за ногу задевает,
Скрылся уродливый всадник
За поворотом, за пригорком.
Там-то Заморыш встряхнулся,
В доброго коня оборотился,
Вихрем вперед устремился.
Быстро догнал он всех джигитов
И перегнал удалых нартов.
Много не мешкал Святогорко:
Отыскал стрелу золотую,
Спрятал её в свои лохмотья
Да и назад завернулся.
Спешился, спать завалился
На половине дороги.
К этому лишь времени нарты
На него наехали, узнали:
«Кто? Да оборванец этот!
Как сюда попал он? – удивились. —
Спит? Ну и пусть же спит он!
Сон-то ему больше подходит,
Чем состязаться с нами!»
Повеселились веселяги
Да и вперёд заспешили.
Вовремя проснулся Святогорко.
Мигом ко старейшинам вернулся.
Подал стрелу золотую.
Взъахали судьи, воздивились:
«Как это на кляче колченогой
Можно победить на трудных скачках?»
Смотрят старейшины в поле,
Ждут остальных джигитов.
«Что вы, почтенные судьи,
Али затревожились о нартах?
С ними ничего не случилось!
Я сюда их целыми доставлю,
Всех невредимыми верну вам!»
Так слово молвил Святогорко
На своего на каурку
Он залезал неуклюже,
Поковылял неспешно.
В поле же опять помчался,
Вихрем полетел навстречу нартам.
Встретил усталых, недовольных.
Стал поперёк дороги.
Выждал и без слова-звука
Всех похватал с коней джигитов,
Конников к седлу приторочил,
Как ни попало привязал их
Ко своему седлишку:
Головы с ногами помешались —
В разные стороны торчали.
Нартских рысаков переловил он
Да за золотые уздечки
Их притянул друг ко дружке,
Крикнул богатырским криком,
Кони табуном помчались.
Едет за ними Святогорко,
Покриком вперед их гонит.
Всадников-джигитов знаменитых
На своем Заморыше везет всех.
Ихняя-то шутка и пала
Делом на них нешутейным:
«Всех нас переловит!» – шутили.
Ан переловил Святогорко:
Взаболь, однако, а не в шутку!
А ведь и ещё шутили нарты:
«Эта худорёбрая клячонка
Наших жеребцов перекусает!»
Вечером и эта шутка
Правдой нагольной обернулась:
На коновязи Заморыш
И перекусал нартских коней!
На пиру, за нартовским застольем,
Перед победителем на скачках,
Перед оборванцем безвестным,
Выложили судьи подарки.
Неустрашимый Святогорко
От даров богатых отказался:
«Я не за подарками приехал!
Женщинам отдайте их и детям!
Я хотел у нартов поучиться
Выучке-искусству на скачках!»
Вымолвил речи таковые
Да и ускакал Святогорко,
Так и не узнали нарты:
Кто он такой и откуда?
Старый Насрен Длиннобородый
Собирал мужчин на охоту.
С просьбой приехал Святогорко:
«Добрый Насрен! – говорит он. —
Ты дозволь мне ехать вместе с вами.
Я не из богатых, а из бедных:
Нету у меня оснарядки!
Все же не буду я лишним:
Стану прислуживать взрослым,
Все выполнять приказанья.
После за труд мой за честный
Щедрые нарты не забудут
Из своей богатой добычи
Выделить и мне свою долю!»
Глянул Насрен на лохмотья,
На заморённую клячугу,
Мальчику так ответил:
«О невозможном деле‚
Юноша бедный, ты просишь:
Ты ещё слишком молод,
Конь твой никуда не годится.
Глянь ты на наших коней:
Нет для них преград неодолимых,
Голода они не замечают,
Холод и жара им не страшны,
На хромоногой-убогой
Ты пропадёшь на этой кляче!
Лучше я скажу, чтобы дали
Крепкую тебе одежду.
Матери на пропитанье
Выдали баранины и проса!»
«Славный-достойный тамада!
Пусть будет путь твой украшен
Добрыми делами и славой!
Я же не хочу подаяний,
Я не желаю подачек!
Сам зарабатывать жажду
Честным трудом на пропитанье!
Выучиться я стремлюсь у нартов
Выдержке и бесстрашью,
Ихней находчивости ловкой!
Если желаешь, тамада,
Бедному юноше добра ты,
То возьми меня на охоту!»
Сдался Насрен Длиннобородый,
Принял в поход Святогорку.
Едут ездоки по долине,
Едут в междугорье к лесу.
Там на лесной на опушке,
На берегу горной речки
Нарты на миг задержались
И Святогорке наказали:
«Парень, подходящее место
Здесь подыщи для ночёвки!
Тут поставь шалаш для укрытья;
Для костра сухарнику найди ты:
На ночь заготовь его с избытком —
Чтобы костёр горел до утра!»
Больше ловцы слов не тратят,
Движутся ватагой на зверя.
Опытным охотникам нынче
Не улыбается счастье:
Звери от них убегают,
Нету ловитникам удачи!
Парню-небывальщине, напротив,
Валом валит удача:
Звери бегут к нему сами —
Стая оленей по долине
На Святогорку прямо мчится.
Тут бы ему лук да стрелы,
Тут бы копьё ему в руки.
Ах ты убогая бедность, —
Нету у юнца снаряженья!
Ин не упускать же ловитвы.
К дубу Святогорка подбегает,
С корнем он дуб вырывает,
В стадо размашисто кидает.
Многие олени побиты!
Едет на Заморыше к тушам,
К месту добыток перевозит.
Кожи снимает, свежует.
Ставит шалаш просторный,
Шкурами его одевает.
Жаркий костёр разводит,
Мясом котёл наполняет.
Варит, и жарит, и парит.
Ночью добытчики явились.
Голодны-усталы-сердиты:
С пустыми руками, без добычи.
Что не повезло этим ловчим?
Что за невезуха на ловленье?
Выехали ловчики на ловлю
С бранью, да с руганью, да с ссорой.
Каждый бахвалился-хвалился
Ловкостью-удалью-силой,
Редкой удачливостью, сметкой.
Во похвальбе да бахвальстве
И позабыли ловчане
Зверя, и лов, и уменье.
Вот и явились с лесованья
С голеньким не́том да пу́стом.
Видят охотники диво:
Выстроен шалаш огромный,
Прочный-уютный-добротный.
Шкурами оленьими покрыт он.
Полон котёл свежим мясом.
«Чьё это добро?» – вопрошают.
«Славные-удачливые нарты! —
Им Святогорко отвечает. —
Только вы отправились за зверем,
Я пошёл по вашему приказу
Место искать для ночлега.
И набрёл на эту лужайку.
Были здесь какие-то люди,
Этот вот шалаш и кострище,
Мяса оленьего запасы.
Встретили меня незнакомцы
Как дорогого гостя.
Щедро и радушно угостили,
Ласково потом меня спросили:
Кто я такой и откуда?
Я на вопрос им ответил,
Что я слуга у нартов
Славных-знаменитых-именитых.
Как услыхали незнакомцы
Грозное имя: нарты...
Страшно они перепугались,
В страхе вскочили-убежали,
Всё своё добро покидали!»
Тут неудачники забыли
Сразу про свои неудачи.
И возгордились собою:
«Видите, витязи-герои,
Как велика наша слава –
Только одно наше имя
В трепет людей повергает!»
Так повторялось трижды.
Трое суток нарты с охоты
К месту возвращались пустыми.
Трое суток им Святогорко
Мясо-оленину готовил.
Трое суток нартам небылицу
Он повторял слово в слово.
Трое суток нарты гордились,
Друг перед другом зазнавались
Нартской устрашающей славой.
Это пустое зазнайство
Слушать Святогорке надоело.
Думает он, размышляет:
«Ну-ка хвастунов проучу я!»
Двинулись на промысел утром
Промысловики раненько.
В спеси своей высокомерной:
«Эй, ты, – кричали Святогорке. —
Где ты, лохмотник-мальчишка?
Слушай же, нищий-оборванец!
К вечеру чтоб на новом месте
Новый шалаш был поставлен,
Жаркий костёр разгорелся!»
Мигом повелённое дело
Сделал ухватистый парнишка:
Новый шалаш поставил,
Нового хворосту кучу
К новому костру заготовил,
Новой охотой в новом месте
Новой зверятины набил, он.
И к Вершине Счастья обратился:
«Мать моя, Гора святая!
Снежная обитель счастья!
Ты меня вспоила-вскормила.
Ты была моей колыбелью,
Силою-счастьем наделила!
Я прошу тебя, как сын твой:
Ныне ты нашли на землю стужу,
Ветер да буран снегопадный!»
Кончил мольбу Святогорко.
Синее небо потемнело.
Тучи навалились снеговые.
Ветры подули буревые.
Вьюжные метели налетели.
Так отвечала на молитву
Горная Вершина Счастья.
Долго ещё бури буревали.
Глыбы ледяные с гор срывались.
Сыпались снежные обвалы.
Вырвал Святогорко дубище.
Срезал старательно ветки.
И положил его у входа,
Сам в шалаше укрылся.
Воет-завывает непогода.
Воют морозные ветры.
Ждёт у костра Святогорко
Гордых охотников-нартов.
Далеко за полночь вернулись
Ловщики со звероловли —
Снова без единой зверюшки!
Встретил их дубиной Святогорко.
Грозно он деревом махался,
Громко кричал усталым нартам:
«Кто это непрошеный лезет?
Кто это наглый смеет
К нартскому шатру приближаться?
Я не пущу без дозволенья!
Прочь вы отсюда, бродяги,
Я вколочу в вас разум,
В головы ваши пустые!
Прочь, шатуны, убирайтесь!»
Окрика сердитого кони
Нартские перепугались.
Грозной свистящей дубины
Нарты и сами убоялись.
Бурная буранится буря.
Ветер деревья ломает,
Снегом да льдом осыпает.
Голос Святогоров – громче:
Голосом он заглушает
Грохот и свист буранный.
Тут наши герои оробели.
Тут храбрецы присмирели.
Тут богатыри поослабли.
Слово замерзшими устами
Выкрикнуть пытаются мальчишке.
Ветер буревой перебивает.
Да и поприкинулся мальчишка,
Будто из-за ветра их не слышит.
Так озорник забавлялся
Над именитыми мужами.
Так продержал их Святогорко
Долгое-мучительное время.
Холод их лютый заморозил,
Всадники закоченели:
Даже и спешиться не могут.
Вершники примерзли к седлам.
Ан и понатешился вволю,
В полную мальчишечью усладу
Мальчик над спесивыми мужами.
Видит он: уж нарты еле живы.
К ним идёт-спешит, подбегает,
С деланным испугом восклицает:
«Батюшки! Да что я наделал?
Это же Насрен Длиннобородый
На гнедом коне на могучем!
Каюсь, храбрец, перед тобою!
Каюсь, соплеменников отважных
Я не различил ведь, глупый!»
Тут парнишка вынул нож булатный.
Оледенелые подпруги
Он перерезал на конях:
Снял полуживого Насрена
Вместе с седлом с коня гнедого,
Перетащил к костру тамаду,
Усадил поближе к огонёчку.
Полумертвых всадников прочих
К жаркому костру как ни попало
Нашвырял швырками[8]8
Швырки – поленья.
[Закрыть]‚ навалом.
Так вот нашутил Святогорко.
Сучьев сухих в костёр подбавил
Начали оттаивать нарты.
Стали дивиться Святогорке,
Силе его необычайной.
Ну а мальчишка по-былому:
Скромен, и тих, и услужлив.
«Вы, – говорит, – храбрые нарты,
Тут пока в тепле отдыхайте.
Я посторожу ваших коней!»
Нарты у тепла-то оживели,
Ужином готовым закусили,
Спать в шалаше повалились.
Вышел на волю Святогорко
И к Вершине Счастья обратился
С новою просьбой-мольбою:
«Мать моя, Гора Святая!
Славная Вершина Счастья!
Снова ты услышь меня, как сына:
Ты укроти непогоду,
Ты убери мороз и стужу!
Усмири ты снежные бураны,
Утиши ты ветры буревые!
Ты верни цветущее лето
В этот край заброшенный-безлюдный!»
Как молил отрок Святогорко,
Так оно всё и случилось:
Сгинул мороз-холодило,
Теплое лето воротилось!
На своем Заморыше кауром
На охоту прянул Святогорко,
Залетел на север далеконько.
За Кубань, во степи заехал.
Там нашел косяк диких коней.
Ловкою охотничьей сноровкой
Он погнал табун, свою добычу.
По пути Заморышу сказал он:
«Ты покусай коней, Заморыш:
Самых отборных, самых сильных,
Чтобы на них при дележке
Сразу не позарились нарты!»
Выполнил Заморыш приказанье.
К утру пригнал на стоянку
Всю свою добычу Святогорко!
После своих злоключений
Спят безмятежные нарты.
Храпом богатырским оглашают
Тихую-зелёную долину.
Вдруг в шалаш ворвался конский топот:
Это бесчисленные кони
Скачут где-то, землю сотрясают.
Испугались храбрые нарты.
Сон глубокий как рукою сняло.
Витязи проснулись-повскакали,
За свое оружье похватались,
К битве приготовились жестокой.
Думают отважные нарты:
То на них враги нападают.
Видят отважные нарты:
Гонит табун коней мальчишка.
Спрашивают нарты Святогора:
«Что это за кони и откуда?»
Отрок мужам отвечает:
«Витязи храбрые, покуда
Пас я по долине ваших коней,
Выгнали серые волки
Диких коней из лесу,
Прямо на меня налетели.
Как только волчья стая
Злая меня увидала,
Кинулась вся врассыпную...
Кони-то все нам и достались.
Некоторых волки покусали!»
Радуются витязи, толкуют:
«До чего ж удачливый народ мы:
Всё нам легко удается —
Вона какое богатство
Само собой привалило!
С этакой добычей великой
Можно и окончить нам охоту!»
На очередное бахвальство
Сильно рассердился Святогорко,
И решил бахвалов он покинуть:
«Славные герои, – говорит он, —
Мне теперь пора домой вернуться!
За труды мои небольшие
Выделите мне мою долю _
Дайте хоть искусанных тех коней!»
Нарты ответили надменно:
«Ты, молокосос-оборванец,
Рано подавать тебе свой голос!
Некогда тобой нам заниматься!»
Тут и поразгневался мальчонка.
Мигом на Заморыша вскочил он.
Голосом гневным крикнул;
«Если вы, хвастливые нарты,
В доле моей отказали,
Сам я тогда забираю,
Что принадлежит мне по праву!» —
Взял себе искусанных коней.
На мужей очумелых
Инда не глянул, уехал.
Нарты остались и стояли
Долго в глубоком раздумье.
Год проходил за годом
В подвигах, походах, в охоте.
Слава о нарте Святогоре
Ширилась-росла-вырастала.
Не было по силе ему равных
Ни по отваге, ни по сметке,
Ни по великодушью.
Рослым становился, плечистым,
Грозным Святогор великаном.
За его за храбрость и отвагу
Звали его все Неустрашимцем.
Не был теперь он и бедным.
Кончились давно над ним насмешки.
Гость к нему однажды явился,
Юноша тонкий да стройный
В латах, во шлеме золочёном.
Гость был одним этот странен.
Лат своих, кольчуги, ни шлема
Он не снимал ни днем‚ ни ночью.
Вот и говорит он Святогору:
«Славный-удалой Неустрашимец!
Я к тебе за помощью приехал!
Я ведь тоже нарт по рожденью.
Было у меня семь братьев,
Семь богатырей отважных,
Семь дорогих-любимых.
Бедствие застигло нас однажды:
Полчища к нам явились
Грозных одноглазых великанов.
В битве с одноглазниками братья
Все мои смелые погибли.
Старый отец один остался,
Старая матушка больная.
В горе они безутешны.
Дни и ночи слезы проливают.
Я слабоват-слабосилен.
Мне с одноглазыми врагами
Мощи не хватает сражаться.
Я прошу тебя, Неустрашимец!
Нарт Святогор знаменитый!
Просит мой отец безутешный!
Выйди в поход на одноглазых!
Отомсти свирепым великанам
За моих убитых братьев!»
Долго упрашивать не надо
Неустрашимца Святогора.
Быстро в поход он собирался.
К бою богатырь снаряжался.
Гость ему ещё поведал:
Злые одноглазики лихие —
Каменные горные духи;
Камнями они повелевают,
Горными вершинами качают,
Скалами отвесными движут.
Силой победить их неможно.
Взять надо хитростью-сметкой.
«Я, – размышлял Неустрашимец, —
В хитростях не очень искусен,
Буду надеяться на силу!»
Время идёт, протекает.
Многие пройдены дороги.
Долгие пути миновали.
Вот и каменистые твердыни —
Царство одноглазых великанов.
Слышат одноглазики опасность,
Горными грядами потрясают,
В небо каменья кидают.
Движутся каменные тучи —
Вот они засыплют Святогора.
Щит богатырь поднимает,
Держит его над собою,
Держит над спутником юным
И над конем своим каурым.
Поняли одноглазцы:
Так не победить им Святогора.
Скалы ходячие воздвигли;
То они сойдутся друг с другом,
То они опять разойдутся:
Будешь меж ними – раздавят!
Спрашивал коня Неустрашимец:
«Как между скал проехать?
Ты перенесешь ли, Заморыш?»
Славный каурка Святогоров
Больше не прикидывался клячей.
Кличка только прежняя Заморыш —
Так она за ним осталась.
«Нет! – конь ответил Святогору, —
Скалы высокие эти
Мне никогда не перепрыгнуть.
Как бы высоко я ни прыгнул,
Камни мигом вырастут выше!
Ан и проскочить между ними,
Славный мой хозяин, не сумею:
Как бы далеко я ни прыгнул,
Все же окажусь на середине.
В этот миг скалы сойдутся:
Нас они с тобой расплющат!»
«Умный ты, верный мой каурка!
Умный, да только неразумный!
Ум нашептал тебе робость!
Разум нашептал мне смелость!
В миг, когда скалы разойдутся,
Прыгай, Заморыш, в междускалье,
Прыгай, а там – моя забота!»
Вот разомкнулись каменищи.
Поразлетелся Заморыш,
Да и в расщелине, в середине
В том междускалье оказался.
Скальные-утесные кручи
Начали надвигаться,
Вот они, вот они сомкнутся!
Вот они, вот они раздавят...
Нет! Святогор Неустрашимец —
Он ко борьбе готов упорной:
Сильными своими руками
Каменные кручи раздвинул,
В землю навек водвигнул.
Скалы перестали смыкаться.
Скалы перестали размыкаться.
Скалы навсегда застыли
Вечным-застывным покоем.
Так Святогор Неустрашимец
В царство властителей горных
С гостем своим пробился.
Вместе с ним против одноглазцев
Выступил в победную битву
И сокрушил великанов.
Всадники после сраженья
Едут по чистому полю.
Вот на пути перед ними
На семь дорог развилье.
Был до того гостейко
Весел, охотлив на слово.
Радость в речах струилась,
Песня победная пелась.
Вдруг замолчал и притих он,
Думой отуманился печальной.
Грустное слово промолвил:
«Славный-благородный витязь!
Воин Святогор Неустрашимый!
Эта дорожная развилка —
Наше с тобой расставанье.
Здесь мы распростимся с тобою!
Ждут меня мать и отец мой!»
Снял молодой наездник
Шлем золотой-сверкучий.
Выпали косы девичьи,
Чёрными жгутами пали
Прямо на землю сырую.
Ясного дня светлее
Вспыхнуло лицо у прекрасной,
Волосы – темнее ночи.
Славный Святогор Неустрашимый —
Духом-то был невозмутим он,
Сердцем своим неупадлив.
Инда тут и дух возволновался,
Инда и сердце забилось.
Мысли к девице потянулись,
К дивной красавице Светлавне.
Чёрные косы Светлавна
В руки брала-поднимала,
Ими лицо закрывала.
Ночь-темнота наступала:
Святогор не видит прекрасной,
Только он голос слышит:
«Я тебя жду, Несокрушимый!»
Темная рассеялась темень.
Где она, красавица? Нету!
Имя одно от дивной,
Имя осталось Святогору,
Светлое имя Светлавна.
Светлое имя Светлавна
Светит Святогору и греет.
И зовёт к себе и призывает.
Витязь на верном каурке
В путь опасный едет-выезжает.
Горы и долины минует,
К счастью пути открывает.
Стали счастливыми все нарты.
Да и возгордились – говорили:
«Что нам небесные духи?
Что нам небожители, людям?
Все добываем мы сами!
Строим-работаем сами!
Счастье куем себе сами!
Что для нас делают боги?
Надо ли им поклоняться?
Мы их в глаза не видали!
Пусть же к нам явятся боги,
Пусть они покажутся людям!
Пусть перемолвят с нами слово!
Если мы их увидим,
Если мы их узнаем,
Разумом их испытаем,
Силою их проверим,
Мужество и великодушье
Божеское измерим
Нашей людскою мерой,
Если мы поймем-убедимся,
Что они, боги, нас лучше,
Что они людей совершенней,
Будем богов почитать мы!
Пусть же к нам явятся боги!»
Боги не явились к нартам.
Нарты на богов рассердились.
Нарты собрались и решились:
«Больше не будем молиться!
Больше не будем поклоняться
Гордым богам небесным!»
Нарты не стали молиться,
Нарты не стали поклоняться:
Нарты богам послали вызов.
Были у нартов двери
Низенькие в жилищах.
Новые, вместо низких,
Сделали высокие двери.
В низкие-то двери нарту
Надо прийти и поклониться.
Пусть же не подумают боги:
Кланяются им-де нарты.
Нынче в жилище нарты
С гордою головою,
Входят они без приклону.
Спрашивают боги друг друга:
«Что там случилось такое
С нартским народом нынче?
Люди совсем нас забыли:
Жертв больше нам не приносят,
Нет ни поклонов, ни почтенья!»
Вестника боги шлют на землю,
Ласточку к нартам с вопросом:
«Чем недовольны вы, люди?»
Вестнику нарты сказали:
«Пусть они явятся к нам, боги!»
Грозный громовник Шибало
Загрохотал на всё небо:
«Нарты стали слишком счастливы!
Надо нартский род изничтожить!
Если мы их оставим,
Будут они как боги!
Люди заберутся на небо,
Примутся бороться с богами.
Надо укротить строптивых!»
Так между небом и землёю
Буйная вражда начиналась.
Вышли небожители на нартов,
Вывели на небо три солнца.
Ночью и днем те пылали,
Тучи дождевые разогнали,
Землю у нартов иссушили.
Нартские посевы погибали
От изнуряющей засухи.
Вышел Святогор на поле.
Вызвал он тучу дождевую.
Туча дождём обильным
Землю сухую напоила.
Выросли тучные нивы.
Снова небожители решили
Бедствием обрушиться на землю:
Дождь неимоверный наслали,
Вымочить задумали посевы,
Нартов загубить потопом.
Вышла тогда Светлавна,
Светлое лицо свое раскрыла,
Солнцем по небу блеснула,
Тучи дождевые разогнала.
Неуязвимы нарты.
Бог богов – небесный хозяин
Ласточку снова призывает,
Вестником к нартам посылает,
Спрашивает у отважных:
«Что вы для себя хотите:
Вечной ли жизни, нарты,
Или же вечной славы?»
Думали нарты недолго,
Ясно ответили и скоро:
«Что нам от вечной жизни?
Нам нужна вечная слава!»
Боги на ответ возъярились:
«Как это люди да могут
Вечной желать себе славы?
Вечная слава для смертных
Вечную жизнь означает!
Ино накажем дерзких!
Пусть они в борьбе бесславной
Все до единого погибнут!»
Людям непокорным и гордым
Боги войну объявили.
Приняли божественный вызов
Неукротимые нарты.
Вышли они всем народом:
Женщины с ними и дети!
И началось сраженье.
Небо с землёй перемешалось.
Горные вершины закачались.
Рухнули каменные горы.
Воды в морях всколыхнулись,
Выплеснулись до неба.
И разлились ревучим ливнем.
Доблестно сражаются нарты
Против богов всемогущих.
Лёгкой победой боги
Нартов покорить мечтали.
Лёгкой победы не досталось:
Нарты, отважные люди,
Небу не покорились.
Вот и говорит Шибало:
«Счастье окрыляет нартов!
Счастье несет им Светлавна.
Счастье Святогор им утверждает.
Мы доконаем Светлавну!
Мы порешим Святогора!
Будет нам тогда легка победа:
Выбьем мы дерзостных нартов!»
Молнии свои да громы —
Все на Светлавну обрушил
Яростный Шибало-громовержец.
Вместе с ним другие боги
Всем своим небесным оружьем
Также навалились на Светлавну.
Пала прекрасная в битве.
И возликовали боги.
Восторжествовал Шибало.
Местью исполнился жгучей
Нарт Святогор за Светлавну.
В божеский строй врезался,
Бога богов поражал он
Острым ножом своим булатным.
Рухнул божище на землю.
Тверди земные взволновались,
Вырвались волнами к небу,
Мощными горами застыли.
Ныне эти волны можно видеть —
Это Кавказские горы!
Бьются с богами люди.
Встретились равные силы.
Равным-то ратным силам
“Быть не может равной победы.
Может быть равная погибель.
Гибнут мятежные нарты,
Гибнут они со славой!
Гибнут и заносчивые боги,
Гибнут они бесславно!
Битва всё тише и тише.
Вот уж на бранном поле
Нету двух храбрых ратей:
В брани костьми легли нарты,
Да не уцелели и боги!
Только один бог Шибало
Вместе с Шибалихой богихой
Громом раскатным громоносит,
Молниями сверкает.
А перед богом Шибалой
Только один нарт остался,
Славный Святогор Неустрашимый.
Вот для последнего удара
Мчится с Шибалихой Шибало
Вихрем со всеми громами.
А и Святогор Неустрашимый
Весь устремился на бога.
Вот они встретились-сшиблись.
Грохнули громы, засверкали.
И в громовой этой сшибке
Взору ничего уже не видно:
Только огонь да пламень,
Молнии, дым да искры...
Искры рассеялись во мраке...
Молнии сверкучие потухли.
Громы гремучие затихли.
Пламень и огни погасли,
Чад порассеялся дымный.
Замерло-смолкло-притихло
Шумное, бранное поле.
Трупы богов и нартов
Вместе перемешались.
Ино среди этих трупов
Не было Святогора.
Не было и бога Шибалы,
Не было Шибалихи-богихи.
Вечной-бессмертной славы
Нарты себе хотели.
Славу они получили.
И по всему Кавказу
Живы и поныне сказанья,
Песни-преданья о славных,
О непобедимых нартах.
В битве, в последнем сшибе,
Жив Святогор остался.
Жив и с Шибалихой Шибало.
Бога Шибалу с богихой
Кинуло за Днепр широкий,
А Святогора – к Волге.
Долго в беспамятстве все трое
После пораженья лежали.
В злобной досаде Шибало
Вместе с Шибалихой очнулся.
Злобой змеиной оба
Стали они изжигаться.
Злоба змеиная обоих
В змеев огнедышцев обратила.
Змеем Горынычем Шибало
Стал на реке на Горыни.
Сделалась Шибалиха Змеихой.
Смутное воспоминанье
В Неустрашимом Святогоре
После беспамятства осталось:
Где-то в какой-то битве
Враг не добит коварный.
Где этот враг и кто он? –
Вспомнить Святогор не может.
Ано с земли он поднялся,
Верного каурку увидел,
по земле по русской
Славный богатырь поехал.