Текст книги "Русь Богатырская: былинные сказания"

Об авторе этой книги

Автор этой книги сам мог бы стать героем большой и увлекательной книги. Впрочем, он уже стал героем художественно-документального кинофильма «Верность», созданного режиссером Борисом Карповым в 1976 году. Портрет В. А. Старостина, воспроизведённый здесь, – кадр из этого фильма.

Но начнём с истока. Василий Адрианович Старостин родился в 1910 году в вятской деревне Клюжино, где ещё полной жизнью жили народные обряды, песни, сказки, поверья. Василий Адрианович признаётся, что, простившись почти на тридцать лет с сельским бытом и крестьянским трудом, он как бы совсем забыл народное мышление и речь, но в какой-то момент всё это воскресло в нём со всей силой и жизненностью.

В конце 1920-х годов Василий Старостин начал свои юношеские странствия. Побывал и на Дальнем Востоке, и в Москве, и в Белоруссии. Уже тогда не раз задумывался о работе над словом, о писательстве. Но всё же выбрал науку, окончил химический факультет Московского университета и перед Великой Отечественной войной руководил кафедрой химии в Витебском педагогическом институте.

После войны В. А. Старостин вернулся к преподаванию химии.

Его деятельность в этой сфере отнюдь не сводилась к изложению уже известных истин. Вдохновляемый идеями своего учителя и старшего друга, самобытного учёного и подлинного мыслителя в области химии П. Н. Кобозева, Василий Адрианович стремился понять химические законы в единой, вселенской цепи природного и человеческого бытия. Кстати сказать, его научные размышления, несомненно, сказались позднее и в словесном творчестве.

В 1955 году Василий Адрианович круто меняет свою жизнь и становится председателем большого колхоза Костромской области, которому по его предложению было присвоено имя «Русь Советская».

Представьте себе лесистые костромские края, среди которых затерялась деревушка Сергеево, состоящая всего из пяти изб.

В нескольких километрах – усадьба великого русского драматурга Островского с её легендарными лесными урочищами и родниками. В одной из сергеевских изб поселился председатель колхоза В. А. Старостин. Километров на пятнадцать во все стороны от Сергеева протянулись земли «Руси Советской». Под руководством В. А. Старостина колхоз стал одним из лучших в области. Глубокое уважение завоевал колхозный вожак у жителей окрестных сёл и деревень.

Говорить о книге Василия Адриановича нелегко; она ставит перед читателем и критиком много спорных вопросов. Коснусь только двух, но, по-видимому, наиболее важных.

Каждый народ на определённой ступени своего исторического развития создаёт бесценные сокровища национальной культуры – эпические сказания, в которых поэтически отражается трудный и величавый путь становления народа, воплощается народное самосознание и мироощущение. Эти сказания складываются и развиваются в течение долгого времени, нескольких веков или даже тысячелетий. И поскольку исторические судьбы народов различны, существенно отличаются и судьбы национальных эпических сказаний.

Нередко получается так, что в течение столетий отдельные сказания живут, не сливаясь, как, например, эпические повести ирландцев – саги, которые были рано записаны и дошли до наших дней как целый ряд самостоятельных историй.

Есть, наконец, и ещё один путь: отдельные сказания многие века живут в памяти народа, и уже в эпоху развитой литературы профессиональный писатель записывает эти сказания, обрабатывает их и объединяет в целую поэму, эпопею. Такова судьба эпоса карелов и финнов: лишь в XIX веке финский учёный Лёнрот собрал отдельные песни – руны и создал единую эпопею под названием «Калевала».

Своеобразна судьба и нашего национального эпоса. Он начал создаваться тысячелетие назад и к XV веку уже достиг, по-видимому, своей зрелости, сложился приблизительно в том виде, каким мы его знаем и теперь. И сложился он в форме отдельных, подчас глубоко различных по своему духу стихотворных сказаний, получивших позднее название былин. Былины творились и распевались безымянными гениальными поэтами на широких просторах Руси от Киева до Новгорода. Начиная с XVII века былины стали записывать, и теперь мы имеем закреплённое, письменное бесценное эпическое богатство, запечатлевшее становление нашего народа – его борьбу со слепыми стихиями и его жизнь в единстве с родной природой, его битвы с враждебными племенами и сотрудничество с добрыми соседями. Былины эти выразили национальный характер народа, его душу, его стремления и идеалы.

Но существуют и отдельные, подчас совсем не связанные между собой и глубоко различные сказания. Существование в виде отдельных сказаний имеет и своё огромное преимущество перед единой поэмой. Объединение сказаний в поэму неизбежно ведёт к известной утере многообразия, богатства и самодовлеющей ценности отдельных эпических образов, мотивов, красок. Поэма – это как бы море, которое не может не быть единым, однородным. А наши былины – это словно полноводные самобытные реки, которые текут, не сливаясь, не превращаясь в одно, как текут по родным просторам столь непохожие друг на друга Волга и Днепр, Дон и Кубань, Волхов и Нева.

И всё же нельзя не мечтать о создании на основе былин национальной эпопеи. Первые замыслы и опыты этого рода относятся ещё к XVIII столетию. Известный в то время писатель Василий Левшин создаёт в 1780 году целую книгу «Сказки богатырские» на материале русских былин. Сподвижник Державина Николай Львов издал в 1795 году «Добрыню» – «русскую эпопею в совершенно русском вкусе», как он её определил, а сам Державин написал «поэму-оперу», также называвшуюся «Добрыня» (1804). Ещё ранее Карамзин сочиняет «богатырскую сказку» «Илья Муромец» (1795). Видный поэт Михаил Херасков создаёт в 1803 году на материале былин поэму «Бахариана» (от древнерусского слова «бахарь» – сказочник); Батюшков пишет повесть «Предслава и Добрыня» и т. д.

Эти произведения в той или иной мере представляли собой попытки создать национальную эпопею или хотя бы наметить путь к этой великой цели. Но несмотря на то, что авторы стремились создать нечто «в совершенно русском вкусе», как раз этого-то не получалось. Литература ещё далеко не была готова к разрешению этой задачи. Необходимы были и гораздо более глубокая близость литературы к народу и его творчеству, и создание подлинно национального художественного стиля, и громадная работа историков, этнографов, фольклористов, языковедов, чтобы писатели могли приблизиться к верной постановке труднейшей задачи. В то время даже сам былинный материал был собран только в незначительной своей части и совсем ещё не изучен.

И закономерно, что в первой половине XIX века серьезные писатели уже не пытаются создать эпопею на почве былинного эпоса, они осознают всю сложность такого предприятия и историческую неподготовленность к нему. Молодой Пушкин, правда, задумал поэму, в которой должны были действовать Илья Муромец, Добрыня и другие былинные герои, но, набросав только самый общий план поэмы, отказался от этого замысла.

Лишь через много лет обработкой былин занялся другой великий художник, Лев Толстой. Его работа представляет подлинный интерес и ценность. Однако это только приступ к делу, только набросок эпопеи.

Не буду останавливаться на других опытах этого рода и сразу же обращусь к современности. Нельзя не упомянуть здесь один исключительно важный документ, в котором глубоко и верно сказано о сегодняшнем значении проблемы создания национальной эпопеи.

Речь идет о записке, которую направил незадолго до своей смерти в Союз писателей один из крупнейших русских поэтов, Николай Заболоцкий. Он писал:

«Многие культурные народы имеют систематические своды своего эпоса. Эти своды получили всеобщее признание, несмотря на то, что некоторые из них (напр., Песни Оссиана) в свое время были скептически восприняты частью научной критики... Собиратели русских былин не посчитали себя вправе систематизировать свои записи и печатали их в том виде, в каком они были сделаны со слов народных сказителей... Но вместе с тем все сделанные им записи былин Гильфердинг считал «сырым материалом», он считал, что для «полного, окончательного издания» былин ещё не наступило время...

На протяжении столетия было сделано несколько попыток выполнить эту работу... Однако большинство этих книг выполнено авторами без достаточной научной подготовки и при весьма невысоких поэтических данных...

В наше время интенсивного роста народного самосознания и новой международной роли русского языка дело организации народного эпоса в единое стройное целое следовало бы считать делом общенародного и государственного значения».

Далее Николай Заболоцкий сформулировал ряд принципов работы над созданием народного эпоса. Он писал, в частности:

«Поэты-составители... не должны бояться творческого вмешательства в текст... здесь, однако, должен быть полностью соблюден такт и обнаружено полное понимание былинного стиля».[1]1
  Н. А. Заболоцкий. Стихотворения и поэмы М. –  Л., «Советский писатель», 1965, с. 468-469.


[Закрыть]

Поэт сам начал работу над обработкой былин, но успел создать лишь небольшой фрагмент «Исцеление Ильи Муромца». Но задача была поставлена им глубоко своевременно.

Истоки книги Старостина «Русь богатырская» восходят ко времени, отделенному от нас почти двумя столетиями, – времени первых опытов в этой области. Но автор подошел к решению задачи по-новому и создал совершенно оригинальное произведение, дав ему новое жанровое определение – «былинные сказанья».

В его работе слиты воедино два начала – народность, которая проникает в ритм, речь, образы и самое мироощущение, и в то же время ярко выраженная писательская индивидуальность, всецело личный характер, воплощающийся также и в ритме, и в речи, и в образах, и в видении мира. Авторы созданных до сих пор переложений былинного эпоса избирали, как правило, одно из двух решений: либо стремились как можно точнее воссоздать исконный текст, либо, напротив, давали более или менее полную литературную его переработку. Между тем сочинение В. А. Старостина нераздельно связывает оба начала – фольклорную, народную стихию и литературную. Точно так же слиты в его книге древность и современность, что очевидно выступает и в языке, сочетающем тысячелетние фольклорные выражения и черты сегодняшнего народного говора.

Осуществив этот синтез, автор обрёл неожиданную свободу: он смог ввести в свое произведение образы, мотивы, имена и стилевые приемы, которых нет в известных нам былинах (в частности, образы и мотивы из эпосов других народов); он сумел пойти по пути вымысла, своеобразной реконструкции мотивов и т. п. И всё это не нарушает единства содержания и стиля его книги.

Содержание её действительно едино и цельно: это именно «Русь богатырская», как её понимает, видит, чувствует автор. Свободно вымышляя, автор столь же свободно отказывается от тех былинных образов и мотивов, которые не соответствуют его замыслу и пафосу. А пафос этот достаточно широк и многообразен. Перед читателем встаёт образ русского богатырства в красочных, разносторонних его проявлениях.

Таково решение своеобразного фольклориста и поэта, прекрасно знающего к тому же современную народную жизнь, сознание и речь народа и вместе с тем отнюдь не склонного жертвовать своей писательской личностью ради выражения одного только общего, коллективного начала. И характерно, что наиболее удались автору те места и главки книги (а таких мест очень много), где он вступает уже на путь вполне самостоятельного художественного вымысла, создает как бы новые «былинные» сцены и эпизоды.

Ясно, что художественное решение В. А. Старостина может быть оспорено другими поэтами и исследователями былинного эпоса, которые будут доказывать, что создание национальной эпопеи должно идти иными путями, пользоваться иными методами. Сомнение и споры в этой области не только возможны, но и неизбежны.

Но столь же ясно, что книга «Русь богатырская» даже вне зависимости от проблемы создания национальной эпопеи обладает несомненными художественными достоинствами. Она представляет собой важный и интересный эксперимент на пути осуществления, по слову Николая Заболоцкого, «дела общенародного и государственного значения».

Нельзя не обратить внимания и на осуществленный автором опыт вольной реконструкции древнерусских языческих сказаний о богах и героях сказаний, в которых глубоко поэтически осмыслены взаимоотношения человека и природных сил. Горько сознавать, что у нас так мало и плохо исследуется в последнее время это наследие русской старины и грамотные люди гораздо лучше знают древнегреческие сказания об Олимпе (которые подробно изучаются в школе и изложены в ряде массовых книг), чем древнейшее творчество своего народа. Книга В. А. Старостина пробуждает интерес к этому наследию большой эстетической ценности.

В заключение нельзя не сказать ещё об одной стороне дела – о ритме, или, иным словом, о ладе книги «Русь богатырская».

Важно прежде всего подчеркнуть, что В. А. Старостину присуще особенное, я бы сказал, первородное отношение к тому, что называют художественной формой. Очень широко распространено восприятие формы, в частности ритмической, стихотворной формы, только как некой «одежды». Тот факт, что стихи написаны, скажем, ямбом или частушечным ладом, представляется не столь уж существенным; суть дела, мол, в «содержании».

Между тем для В. А. Старостина – и в глубоком смысле он прав – два произведения, из которых одно написано, допустим, хореем, а другое былинным ладом, отличаются самой своей сутью, воплощают совершенно разное мироощущение.

В. А. Старостин полагает, что, отказавшись от традиций древнего былинного стиха, наша поэзия утратила не только определенную ритмическую форму, но и само воплощённое в ней содержание. Вот почему автор стремится возродить былинный лад и самим своим творчеством, и теоретической разработкой этого лада в целом ряде статей, опубликованных им за последние годы.

Кое-кому это может показаться ненужным и даже странным. Ведь вот уже почти 250 лет русская поэзия развивается по иному пути. Она воплощается в ритмической форме общеизвестных пяти классических размеров. Правда, можно вспомнить о «Песне про купца Калашникова» Лермонтова, о некоторых произведениях Некрасова и других поэтов, выходивших за пределы классического стиха. И все же это только отдельные отклонения. Так оправданны ли попытки возрождения былинного лада?

В этой связи очень уместно будет напомнить о творчестве одного замечательного, даже удивительного человека, имя которого уже было названо. Речь идет о Николае Александровиче Львове (1750– 1803). Он вырос в имении около Торжка, с шестнадцати лет служил в Измайловском полку, чрезвычайно серьёзно занимался самообразованием, объездил Европу. Львов был подлинно ренессансным человеком. Он построил целый ряд замечательных архитектурных сооружений, занимался разведкой и добычей каменного угля, записывая и издавая русскую народную музыку, сам сочинял оперы, был теоретиком и практиком крупных торговых операций, переводил Анакреона, Петрарку, исландские саги и т. д., и т. п. Он был вдохновителем наиболее значительного русского художественного кружка конца XVIII столетия и членом Российской академии наук. Собственно говоря, всего и не перечислить...

Помимо прочего, Николай Львов, ближайший друг Державина, был талантливым поэтом. Здесь имеет смысл обратить внимание на одну сторону его лирического творчества.

Львов вступил в поэзию через три десятилетия после того, как Ломоносов создал русский стих в том его виде, в каком он, в общем и целом, существует и теперь. Львов очень высоко ценил Ломоносова, но, исходя из национальной идеи, предлагал пойти по иному пути – по пути русского народного стиха. Он писал почти 200 лет назад:

 
Выйду, выйду я в поле чистое
И, поклон отдав на все стороны,
Слово вымолвлю богатырское:
«Ох ты гой еси, русский твёрдый дух!
Сын природных сил, брат весёлости,
Неразлучный друг наших прадедов...
Покажися мне, помоги ты спеть
Песню длинную, да нескучную,
Да нескучную, богатырскую!..»
...Но что, товарищи!
Что уста ваши ужимаете?..
...Знать, низка для вас богатырска речь?
Иль невместно вам слово русское.
На хореях вы подмостилися,
Без екзаметра, как босой ногой,
Вам своей стопой больно выступить.
Но приятели! в языке нашем
Много нужных слов поместить нельзя
В иноземские рамки тесные.
 
 
Анапест, спондей и дактили
Не аршином нашим мерены,
Не по свойству слова русского
Были за морем заказаны;
И глагол славян обильнейший,
Звучный, сильный, плавный, значащий,
Чтоб в заморскую рамку втискаться,
Принужден ежом жаться, корчиться
И, лишась красот, жару, вольности,
Соразмерного силе поприща,
Где природою суждено ему
Исполинский путь течь со славою,
Там калекою он щетинится,
От увечного ж ещё требуют
Слова мягкого, внешность бархата...[2]2
  Поэты XVIII века. Т. 2. Л., «Советский писатель», 1972, с. 226-231.


[Закрыть]
 

Нам должно быть совершенно ясно, что творческие устремления В. А. Старостина не новы, они опираются на давнюю и весомую традицию русской литературы.

Конечно, нельзя согласиться с тем, что былинный лад должен и может «вытеснить» классические формы стиха. Но для меня несомненно, что наряду с классическим стихом в русском словесном творчестве может и должен существовать и развиваться тот былинный лад, которым в наши дни наиболее умело владеет Василий Адрианович Старостин.

В. Кожинов