Текст книги "Оптинский патерик"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц)

Первая Пасха в возрожденной Оптиной [10] 10
  Публ. по изд.: Оптинская Голгофа. К убийству иноков на Святую Пасху. М., 1996. С. 23–25; «Хотим или нет, но величит нас Бог…». Дневники, духовные беседы, стихи иеромонаха Василия (Рослякова). М., 2002. С. 24–29; Монахи – возлюбленные дети Господни: Книга воспоминаний о иеромонахе Василии (Рослякове) и о иеромонахе Рафаиле (Огородникове). М., 2003. С. 228–231.– Ред.


[Закрыть]

Из дневниковых записей 1989 года иеромонаха Василия (Игоря Рослякова), 1989

Говоря сегодня об Оптиной пустыни, невозможно обойтись без слова возрождение.

Рассказывают ли о славном прошлом монастыря, судят ли о нынешних его делах, пророчествуют ли о его будущем – во всем и всюду, тайно или явно присутствует это слово. Оно – символ, знак, указывающий направление текущего времени; оно как нельзя точнее определяет суть сегодняшних устремлений, в которых сливается временное и вечное, соприкасаются планы человеческие и судьбы Божии.

Воистину Оптина пустынь "рождается свыше", рождается милостью Божией и дерзновенными молитвами преподобных отцов Оптинских. Но жизнь она обретает не бессловесным младенцем, а четверодневным Лазарем, воплощая собой тот единый смысл, который ставит рядом возрождение и воскресение.

"Воскресение Христово свершилось, и потому вера наша истинна", – говорит апостол Павел [см.: 1 Кор. 15, 14, 17, 20]. Соотнося его слова с судьбой Оптиной пустыни, можно сказать, что величие и слава Оптиной истинны, поскольку положено начало ее возрождению.

Вновь обретающие жизнь по-новому ощущают ее полноту.

Наверное, поэтому Оптиной пустынью по-особому осознавались события Святой Четыредесятницы и Страстной седмицы, наверное, поэтому для нее стала необыкновенной радость встречи Христова Воскресения.

С ношей строительства шел монастырь по пути, отмеченному церковным календарем, и постигал его духовные тайны, и как бы в благодарность воспоминаемые даты оживотворяли монастырские будни, уничижая временные скорби и утверждая непреходящую надежду.

Незаметно истощилась Постная Триодь, весна вступила в свои права, и через распахнувшиеся врата Вербного воскресенья вошла в жизнь монастыря Страстная седмица. Каждый шаг навстречу Пасхе стал осязаем. Четко размерен и ярко освящен церковными песнопениями путь, приближающий нас к святому празднику. "Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный…"; чуть вперед и – "Тайной Трапезе в страсе приближившеся вси…"; еще вперед и – "Вечери Твоея Тайныя днесь…."

Вот уже храм полон участников Святой Трапезы, вот растекается по земле четвертковый огонь, вот гробовая тишина сковывает землю, все замирает, и только голос Спасителя разрывает безмолвие Великой Пятницы: "Не рыдай Мене, Мати… востану бо и прославлюся…."

Введенский собор приготовился встречать Спасителя новым иконостасом Никольского придела. Еще вчера храм сотрясался от громких разговоров и стука молотков, как бы всем своим существом вспоминая часы распятия Христа, а ныне сияющий крест иконостаса торжественно возвещает победу жизни над смертью.

Последние приготовления, последние предосторожности.

Не торопясь, заблаговременно стекается народ в храм к вечеру. Пестрая толпа наполняет монастырь. Здесь и козельчане, и москвичи, постоянные прихожане и незнакомые люди, дети, старики, шумная молодежь.

За час до полуночи колокол зовет всех на службу. В храме шумно и тесновато: толпа у свечного ящика, очереди к исповедующим иеромонахам, группы новичков, любопытно рассматривающих иконы. Всюду нетерпение и ожидание. Наконец возглас священника возвещает о начале полунощницы. Еще тонет в громких разговорах волнующаяся речь чтеца, ненавязчиво призывая всех к тишине, но вот хор начинает канон Великой Субботы и первым же ирмосом, словно морскою волною, захлестывает празднословящих и накрывает их своим напевом, лишает их последней дерзости и силы. Всё в едином порыве устремляется навстречу пасхальной утрени. Небольшая суета возникает, когда из алтаря заблаговременно выносят запрестольную икону и крест для крестного хода, но и эта суета быстро сменяется молчаливым и сосредоточенным возжиганием свечей. Ожидание и предощущение радости сковывает все члены людей, и только глаза, оставшись подвижными, устремляются к царским вратам. И вот тихое алтарное пение как бы неимоверным усилием отодвигает завесу, царские врата распахиваются, и поток света и звука устремляется из алтаря в храм, из храма в ночную тьму и властно растекается по всей земле. Отец наместник с клиром, блистанием праздничных одежд умножая пасхальное сияние, следуя по проложенному пути, выходит из церкви. И кажется, что за этим шествием, как за кометой, тянется сверкающий шлейф. Крестный ход огненным кольцом опоясывает храм и замирает только пред его затворенными дверями. И словно срывается с уст возглас: "Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…". Что за великие и таинственные слова! Как трепещет и ликует душа, слыша их! Какой огненной благодати они преисполнены в пасхальную ночь! Они необъятны, как небо, и близки, как дыхание. В них долгое ожидание, преображенное в мгновение встречи, житейские невзгоды, поглощенные вечностью жизни, вековые томления немощной человеческой души, исчезнувшие в радости обладания истиной. Ночь расступается пред светом этих слов, время бежит от лица их. Кажется, что храм сотрясается, его двери растворяются сами, не сдержав могучего потока людского ликования, нахлынувшего на них. Эхо пустого храма подхватывает пасхальный тропарь, но вскоре, сторонясь многолюдства, прячется в куполе храма и исчезает в его белых сводах. Храм становится подобен переполненной заздравной чаше. "Приидите, пиво пием новое…". Брачный пир уготован Самим Христом, приглашение звучит из уст Самого Бога. Уже не пасхальная служба идет в церкви, а пасхальный пир. "Христос воскресе! – Воистину воскресе!", – звенят возгласы, и вино радости и веселья брызжет через край, обновляя души для вечной жизни.

Сердце как никогда понимает, что все, получаемое нами от Бога, получено даром. Наши несовершенные приношения затмеваются щедростью Божьей и становятся не видны, как не виден огонь при ослепительном сиянии солнца.

Как описать пасхальную ночь? Как выразить словами ее величие, славу и красоту? Только переписав от начала до конца чин пасхальной службы, возможно сделать это. Никакие другие слова для этого не годны. Как передать на бумаге пасхальное мгновение? Что сказать, чтобы оно стало понятным и ощутимым? Можно только в недоумении развести руками и указать на празднично украшенную церковь: "Приидите и насладитеся…."

Светлая седмица проходит единым днем.

И был вечер, и было утро: день один[Быт. 1, 5]. Кто прожил этот день, тому не требуется доказательств существования вечной жизни, не требуется толкования слов Священного Писания:  И времени уже не будет[ср.: Апок. 10, 6]. Время возвращается только в Светлую субботу, когда за праздничным обедом отец наместник, поздравляя братию с Христовым Воскресением, желает всем бережно хранить в своих сердцах пасхальную радость.

Сегодня Оптина пустынь возрождается и первенствует: здесь вновь все совершается впервые. Первая Четыредесятница, первая Пасха. Но близко к алтарям лежат могилы старцев, слишком часто в обветшалых монастырских постройках видна отцовская мудрость и заботливость. Поэтому приходится говорить "впервые" – и добавлять "после долгого перерыва".

Восстанавливается связь времен, восстанавливается Оптина пустынь, восстанавливается правда. Глава же всему – восставший из Гроба Христос. "Востану бо и прославлюся!"…

Оптина пустынь. Пасха 1989 г.

И. Росляков

Глава II. Преподобные старцы оптинские

«Непрерывная чреда поколений старцев имела, конечно, огромное значение для внутренней жизни Оптиной пустыни. Но оптинское старчество составило целую эпоху в истории старчества вообще, ибо свои духовные силы Оптинские старцы отдавали людям, жившим в миру; это было своего рода подвигом любви русского иночества, и главным здесь было помочь каждому отдельному человеку понести его тяготы, послужить ему в его нуждах. Впрочем, старцы стремились не только служить людям в духе христианской любви, но еще больше – вводить в Церковь тех, кто стоял у ее порога, чтобы в дальнейшем жизнь их строилась в духе христианской морали. …Старчество было мощным аскетическим течением в истории монашества синодального периода, весьма плодотворным явлением в церковной жизни России».

И. К. Смолич (Русское монашество. М., 1999. С. 351)

В этой главе вы прочтете краткие жизнеописания преподобных Оптинских старцев – «народа Божия печальников», к которым на протяжении XIX и начала XX века, без преувеличения, стекалась вся Россия.

И сегодня тысячи паломников приходят к их святым мощам, испрашивая молитвенной помощи у "земли Российския утешителей".

Много святых подвижников просияло на земле Оптиной пустыни за ее многовековую историю. Но те четырнадцать преподобных, о которых пойдет речь в этой главе, воистину явились непоколебимыми столпами старчества, за послушание принимая на себя сей подвиг духовного водительства ко спасению душ человеческих.

Преподобный схиархимандрит Моисей (Путилов)

День рождения – 15/28 января 1782

Мирские именины – 22 января /4 февраля

День тезоименитства – 28 августа /10 сентября

Иерейская хиротония – 25 декабря 1822 /7 января 1823

Постриг в схиму – 6/19 июня 1862

Кончина (день памяти) – 16/29 июня 1862

Обретение мощей – 13/26 декабря 1994

15 января 1782 года в городе Романове-Борисоглебске (Тутаеве) Ярославской губернии в купеческой семье родился Тимофей Иванович Путилов, ставший впоследствии благочестивым и мудрым строителем, настоятелем Оптиной пустыни архимандритом Моисеем. Назван он был в честь апостола Тимофея, так как отец семейства строго придерживался церковных правил, называя всех своих детей именем святого, празднуемого на восьмой день от рождения ребенка. Маленького Тимофея воспитывали в страхе Божием, с ранних лет наставляя в вере и благочестии. Сам отец обучал своих детей грамоте, а когда старшие сыновья вырастали, то они обучали младших. В училище их не отдавали из-за опасения, чтобы там как-нибудь не испортилась нравственность детей.

По воскресным и праздничным дням их водили в церковь. Дети шли обыкновенно впереди отца, не смея ни разговаривать, ни оглядываться, а в храме они тоже стояли впереди и молились. Иван Григорьевич приучал своих чад внимать службе церковной, и особенно – чтению Апостола и Святого Евангелия. По возвращении домой дети должны были пересказать слышанные за литургией чтения. Вместе с родителем своим дети пели в храме на клиросе, также и дома в праздничные дни нередко исполняли они духовные песнопения. Родители Тимофея уважали благочестивые беседы на духовные темы, и так как были они гостеприимными хозяевами, то дети их с ранних лет общались с посещавшими их дом духовными лицами, в том числе и монашествующими.

В 1800 году семья Путиловых вынуждена была перебраться на жительство в город Углич, а 18-летний Тимофей с братом Ионою был определен в Москву, к откупщику Карпышеву, державшему торговлю. В свободное от трудов время они читали духовные книги и общались с духовными людьми. Здесь юноши познакомились со старицей Иоанновского монастыря Досифеей, которая направила их для духовного окормления в Московский Новоспасский монастырь к иеромонахам Александру и Филарету. Эти старцы находились в свое время в духовном общении с преподобным Паисием (Величковским). По совету отца Александра в 1805 году оба брата поступили в Саровскую пустынь. Там они трудились на разных послушаниях (в кухне, в трапезной) и пользовались духовными наставлениями саровских старцев-подвижников.

В частности, Тимофею был поручен уход за больным строителем обители иеромонахом Исаией (Зубковым) – духовным отцом и собеседником преподобного Серафима Саровского. Брат Тимофея Иона (в монашестве Исаия) так и остался в Саровском монастыре и позже, в 1842 году, стал его настоятелем.

В 1808 году, снова попав в Москву, Тимофей познакомился с казначеем Брянского Свенского Успенского монастыря отцом Серафимом, учеником старца Василия (Кишкина). Последний жил некоторое время на Афоне и в Молдавии, затем странствовал по русским обителям. По приглашению отца Серафима и по совету старца Новоспасского монастыря отца Александра в 1809 году Тимофей Путилов поступил послушником в Свенский монастырь, где в то время собрались замечательные подвижники: иеродиакон Анастасий, ученик старца Василия (Кишкина); монах Варфоломей из молдавского Нямецкого монастыря; схимонах Афанасий (Захаров), ученик и постриженик преподобного Паисия (Величковского). Кроме того, вблизи Свенского монастыря, в брянских и рославльских лесах, подвизались многие пустынножители. В Брянском Свенском монастыре Тимофей проходил послушание пономарское, затем был письмоводителем. В 1810 году он поехал в Москву за новым увольнительным свидетельством, но в Свенский монастырь уже не вернулся.

По совету жившего в Московском Симоновом монастыре иеросхимонаха Алексия (Блинского), который в 1790–1800 годы был строителем Коневского монастыря, а до этого жил в орловских и смоленских лесах, в 1811 году Тимофей Путилов отправился к пустынникам рославльских лесов и вверился духовному руководству отца Афанасия (Степанова), оптинского постриженика, который в свое время в числе 12 человек прибыл из Пешношского монастыря с отцом игуменом Авраамием для восстановления Оптиной пустыни. В рославльских лесах этот отец подвизался безвыходно более 20 лет. С ними был и монах Досифей, постриженик Площанской Богородицкой пустыни. В лесах Тимофей провел десять лет и был келейно пострижен в мантию отцом Афанасием с именем Моисей. Под руководством этого опытного старца отец Моисей приобрел великую сосредоточенность, кротость, дар молитвы и внимания к себе. Все эти дарования были присущи ему и потом, во всю жизнь его, не только в пустынном безмолвии, но и во время многотрудной и многопопечительной его настоятельской деятельности в Оптиной пустыни.

В 1812 году начавшаяся война с французами понудила подвижников оставить любезное место уединения. Отец Моисей был приглашен в Брянскую Белобережскую Иоанно-Предтеченскую пустынь, жил в Свенском монастыре, а в 1814 году вновь вернулся в рославльские леса, где подвизался еще 8 лет. В 1816 году к отцу Моисею присоединился его младший брат Александр (впоследствии схиигумен, преподобный старец Оптинский), который в 1820 году был келейно пострижен в монашество с именем Антоний. Вступив на тернистый путь монашеского делания, Александр избрал духовным руководителем своего старшего брата – отца Моисея.

В 1821 году по приглашению епископа Калужского Филарета (Амфитеатрова) братья Моисей и Антоний (Путиловы) с монахами Иларием (Дранкиным) и Савватием прибыли в Оптину пустынь для постройки там Иоанно-Предтеченского скита и основания в нем монашеской жизни. В 1822 году святитель Филарет рукоположил отца Моисея в сан иеродиакона, а затем – иеромонаха и вскоре назначил общим духовником Оптиной пустыни. С 1826 года и до своей кончины он был настоятелем монастыря.

В 1837 году иеромонах Моисей был возведен в сан игумена, а в 1853 году – архимандрита. Настоятельство преподобного Моисея отмечено активным строительством на принадлежавших монастырю землях. Построены два придела Введенского храма, выстроена новая трапезная и семь братских корпусов. В 1858 году в старой трапезной устроена и освящена церковь во имя преподобной Марии Египетской и святой праведной Анны. В 1861–1864 годах построена кладбищенская церковь во имя Всех святых. Возведены каменная ограда с семью башнями, библиотека, гостиницы (восемь корпусов с тремя флигелями). Построены два конных двора, скотный двор, кирпичный и черепичный заводы, мельница. Устроен хутор для лугового хозяйства и рыбной ловли на реке Жиздре, приобретены и подготовлены под огороды болотные земли, разбиты фруктовые сады.

Но главной настоятельской заботой архимандрита Моисея было попечение о братии, ее преуспеянии в деле спасения души. В годы его настоятельства в Оптиной пустыни зарождается старчество: он приглашает в обитель преподобного Льва, он же возлагает бремя духовного окормления братии на его последователя – преподобного Макария. При нем приходит в Оптину послушником будущий великий светильник земли Русской преподобный Амвросий. Благодаря тому, что отец Моисей прошел тот же духовный путь внутреннего делания, что и отец Лев, между обоими строгими подвижниками возникло глубокое взаимопонимание и полное единодушие. И если епархиальное начальство не понимало сущности старчества и преследовало старца Льва, то отец Моисей, который был с ним на одном духовном уровне, понимал великое значение старчества, и между старцем и настоятелем никогда не возникало ни малейшего трения.

Большое значение придавал преподобный Моисей и делу книгоиздания. За время его настоятельства в Оптиной было издано 16 томов святоотеческой литературы.

Привыкнув еще смолоду вставать в полночь на молитву, отец Моисей и в бытность свою настоятелем едва ли не каждую ночь повторял это. По крайней мере двое из братий, бывших при нем будильщиками, говорили, что, приходя брать благословение будить братию к утрени, они часто заставали преподобного уже бодрствующим, иногда же молящимся на коленях перед образом Спасителя, а иногда еще лежащим в подряснике. Впрочем, отец Моисей и всегда, ложась спать, не раздевался. Об этом своем подвиге он нечаянно проговорился одному монаху в какой-то поездке. Приехав к вечеру на постоялый двор, они остановились кормить лошадей. Напились чаю и расположились отдыхать в разных комнатах. Не успел монах раздеться, улечься и хорошенько заснуть, как отец Моисей вошел к нему одетый и говорит: "Ну, пора нам собираться ехать. Что же ты это, брат, и разделся? Я двадцать пять лет и в своей келлии не раздевался во время сна, а ты в дороге разделся, спать ложась; в дороге какое спанье?! Поедем!".

К утрени отец Моисей старался ходить неопустительно и говорил другим, что это наилучшее время для молитвы: "К утрени надобно ходить, потому что во время литургии за нас приносится Бескровная Жертва Богу, а ходя к утрени, мы сами себя приносим в жертву Господу, жертвуем для Него своим покоем". И не только к утрени, но и к литургии, преимущественно ранней, и к вечерне старец старался ходить неопустительно, если не задерживали какие-либо особые дела.

Сам строгий постник и подвижник, отец Моисей был преисполнен самой нежной любви к людям и сострадателен к их погрешностям. Вот один из множества примеров: в обители работал печник, плутовавший и неисправно работавший. Отец Моисей решил его рассчитать, но печник просил прощения и обещал исправиться. Преподобный Моисей простил его и снова нанял. Эконом, узнав об этом, сказал отцу Моисею: "Батюшка! Вы опять того печника наняли, ведь он плут, как и вам хорошо известно!". – "Да ведь он бедный человек, я видел, что на нем и рубашки-то нет, а только кафтан, надобно ему помочь, притом он обещал исправиться". – "Батюшка, когда же он исправится? Он известный негодяй!" – "Как! Человек хочет исправиться, а ты говоришь, что он негодяй! Это ты негодяй! Ступай!". Так эконом и ушел.

Неподражаемо было искусство отца архимандрита говорить с каждым в его тоне: с образованными – на их языке, а с остальными – сообразно с их понятиями и их образом речи. Он хорошо понимал потребность каждого. С удивительным искусством старался он всегда избегать среди бесед разговора о людях в смысле их осуждения. "Да кто же может это одобрить", – бывало, скажет он мягко, уклоняясь от осуждения.

"Слово его было сладко, встреча радовала, приветствие его было драгоценно, так всегда было обдуманно и нежно. Эта прекрасная душа ни перед кем не оставалась в долгу", – писал о старце игумен Антоний (Бочков). Сострадание к бедным отца Моисея не имело предела. Разорившийся торговец привез продавать негодную сбрую. Отец Моисей ее купил и на упрек эконома: "Все гнилье, на что Вы это купили?" – ответил: "Экой ты, брат, какой, ведь продавал-то человек бедный, и у него пятеро детей, все равно надобно ему и так помочь". Таких случаев множество. Не отказывая бедным в помощи, питая множество странников и в трапезной, и в гостинице, и все бесплатно, когда монастырь сам нуждался в средствах, отец Моисей нередко предпринимал и новые постройки только с одной целью – прокормить бедных людей и окрестных жителей. Он построил огромную ограду вокруг монастыря. "Ничего нет, хлеба даже у братии нет, а он этакую огромную постройку ведет. И повел, и повел, да так без перерыва и довел ее до конца, а ограда-то какая, несколько домов каменных можно из нее выстроить…" – роптали на него.

Однажды был пожар, нанесший убыток на две тысячи. Вынесли на пожар чудотворную икону Казанской Бoжиeй Матери. Стали с ней против ветра, и последний изменил свое направление, обратился в лес, и пожар был потушен. Отец Моисей после выразился о пожаре так:

«Да, уж нельзя не подумать, что это плоды моих грехов. Беды ходят по людям, а не по лесу. Приятен Богу человек в пещи смирения. И так благо мне, что смирил меня Господь».

Всю жизнь преподобного Моисея можно охарактеризовать такими словами: он жил сокровенно в Боге. Среди непрестанных забот и попечений внешних в нем был сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа(1 Петр. 3, 4).

Стяжавший великую веру, безгневие, кротость и другие добродетели, отец Моисей был великим делателем молитвы – царицы добродетелей, и пребывал всегда в молитвенном соединении с Господом, ради Которого и нес многие труды благочестия. Стоя в храме и внимательно слушая Божественную службу, он нередко так углублялся в молитву, что не замечал, когда кто из братии подходил к нему и кланялся, испрашивая благословения или прощения.

Одна игуменья, окруженная сестрами, встретила отца Моисея на дороге. Все они ему поклонились, прося благословения, но он, всегда приветливый, шел, не замечая никого. Игуменья громко назвала его имя, он очнулся, удивился, что около него целая толпа людей, стал извиняться. Но выражение лица его, орошенное слезами, свидетельствовало, в каком состоянии его застали. Он настолько углубился в молитву, что просто не заметил монахинь.

"Сам-то я хуже всех, – часто повторял отец архимандрит, – другие, может быть, только думают, что они хуже всех, а я на самом деле дознался, что я хуже всех". На отце Моисее сбывались слова преподобного аввы Дорофея: "Как деревья, когда на них бывает много плодов, то самые плоды преклоняют ветви книзу и нагибают их… Так и душа, когда смиряется, тогда приносит плод, и чем более приносит плода, тем более смиряется. Так и святые, чем более приближаются к Богу, тем более видят себя грешными" [11] 11
  Дорофей, авва. Душеполезные поучения и послания. Поучение второе: О смиренномудрии. Изд. Оптиной пустыни, [1991]. С. 43–44.– Ред.


[Закрыть]. На вопрос одного иеромонаха о келейном правиле отец Моисей сказал:

«Да, я прежде различные правила исполнял, а теперь мне осталось одно только правило – мытарево: „Боже, милостив буди мне грешному“ (ср.: Лк. 18, 13)».

Так смиренно выражался о себе старец, но близко знавшим и понимавшим его жизнь было очевидно в нем не только «деяние», но «в видения восход» [12] 12
  Слова из тропаря общего священномученику. – Ред.


[Закрыть], то есть созерцательная молитва и богатство дарований. Отец Моисей умел благополучно скрыть себя от людей, почему многие, не знавшие его близко, считали отца настоятеля, хотя и хорошим, но обыкновенным человеком. Только духовные мужи, «востязующие вся», по слову Апостола (ср.: 1 Кор. 2, 15), ощущали благоухание добродетелей преподобного Моисея и считали его высокодуховным старцем, не напрасно проведшем жизнь свою в трудах и подвигах. На нем исполнились слова святого епископа Нифонта: «В последнее время те, которые поистине будут работать Богу, благополучно скроют себя от людей и не будут совершать среди них знамений и чудес, как в настоящее время, но пойдут путем делания, растворенного смирением, и в Царствии Небесном окажутся большими отцев, прославившихся знамениями» [13] 13
  Из жизни святого Нифонта Цареградского. Ответ 4 // Варсануфий Великий, Иоанн Пророк, преподобные. Руководство к духовной жизни в ответах на вопросы учеников. М., 1855. С. 654.– Ред.


[Закрыть].

Все свои силы преподобный Моисей отдавал служению ближним. Тяжкое бремя настоятельства, неустанные труды на благо братии и обители, занятость ее неисчислимыми нуждами – все это заполняло его день с утра до вечера. Изобиловавший благодатными дарами, он не имел возможности принимать откровения помыслов у братии, встречать и наставлять приезжающих. Но чудо его жизни и его служения – это сама Оптина, процветшая и прославившаяся, ставшая, по существу, духовным центром России.

Отец Моисей не любил много говорить и был особенно осторожен и даже искусно скрытен в рассказах о самом себе. В 1851 году Оптину посетил А. Н. Муравьев, много путешествовавший по всему православному и инославному миру, много писавший, знакомый чуть ли не со всеми духовными лицами и любивший, чтобы все были перед ним нараспашку. Пожелал он узнать и отца Моисея. Долго с ним беседовал, много расспрашивал о его прежней и настоящей жизни, но кроме рассказа о наружном течении этой жизни не узнал ничего. Смиренный и мудрый старец принял путешественника весьма радушно и внимательно, но от пытливых его расспросов как-то сумел уклониться, оставив только сказания о подвигах других старцев и о внешних обстоятельствах своей собственной жизни. "Не люблю я таких людей, которых не понимаю", – сказал Муравьев, выходя из келлии отца Моисея, но тем не менее отдал ему в своей книжке "Святые горы и Оптина пустынь" должную, справедливую похвалу и написал, что в его замечательном характере была "строгость духовная и углубление во внутреннюю клеть своего сердца от долгого пустынножительства и соответственные его начальническому положению". И это справедливо: строгость к себе самому и приветливость с ближними были отличительными чертами старца.

Когда же батюшку Моисея постигали великие скорби, и тут преподобный оставался верен самому себе:

«Все это за грехи наши, – говорил он, – должно о всем благодарить Господа, праведно налагающего на нас труд к терпению, которое для нас полезнее утешения, возвышающего душу. Видно, так Господу угодно. Скорби не могли бы постигнуть нас без попущения Божия – ради грехов наших. И самые эти скорби охраняют нас от других искушений».

Обладая духовными дарами, в том числе и даром прозорливости, преподобный Моисей всячески скрывал их по своему смирению. Так, бывало, что на вопрос кого-нибудь из братий он смиренно отвечал: «А… это духовное…», уклоняясь от рассуждения на высокие темы, как бы показывая, что не пришел в меру духовного возраста. Однако не может укрыться светильник, верху горы стояй(ср.: Мф. 5, 14), и Господь прославил Своего угодника, открывая плоды его святости в проявлениях прозорливости. Так, в последние дни земной жизни старец, издавая болезненные стоны, подозвал своего келейника и говорит ему: «Спроси, что это за женщина? Что ей надо? Зачем она меня беспокоит?». Келейник, не видя никакой женщины, подумал, что это бред, но потом оказалось, что на крыльце действительно стояла женщина, желая получить на память от старца образок. «Вот теперь я спокоен», – сказал преподобный, когда келейник вынес ей образок.

Праведная кончина преподобного Моисея последовала 16/29 июня 1862 года. За десять дней до этого он сподобился принять великий ангельский образ, то есть схиму.

По прошествии трех лет с кончины преподобного Моисея были явлены его святые мощи. При захоронении новопреставленного преподобного Антония схимонах Нестор и игумен Марк разломали склеп и обнаружили гроб преподобного отца Моисея совершенно как новый, несмотря на сырость грунта; приоткрыв гроб, они увидели, что тело его осталось нетленным.

В 1987 году Свято-Введенский монастырь Оптина пустынь был передан Церкви, после чего началось возрождение обители. 13/26 декабря 1994 года честные мощи строителя преподобного схиархимандрита Моисея были вновь обретены братией монастыря в полуразрушенном храме. В настоящее время они покоятся у алтаря в правом приделе храма Казанской иконы Божией Матери.

Преподобне отче наш Моисее, моли Бога о нас!