Текст книги "Наследник раджи"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
XIX. Измена
– Где же ваши люди? – спросил генерал, выехав из рощи, где остались его солдаты, и вступив в другой, гораздо более обширный лесок. – Я думал, что они в нескольких шагах.
– Они уже близко, – отвечал субадхар.
Он свистнул, земля словно заколебалась, и будто раскат грома раздался у них под ногами. Показался субалтерн-офицер, индус, известный генералу, и поклонился.
– Что значит эта комедия? – спросил генерал, нахмурив брови.
– Мы прячемся, чтобы скрыться от наших возмутившихся братьев, – покорно отвечал Суфдер-Джунг.
– Вас, стало быть, очень мало?
– Да, ваше превосходительство. Впрочем, здесь до ста бравых молодцов, ожидающих от вас одобрения.
– Они лучше бы исполнили свой долг, если бы не оставили рядов, не получив на то приказания. Где английский капитан?
– К несчастью, ваше превосходительство, наш капитан пал первый.
– От руки собственных солдат?
– Так точно, ваше превосходительство.
Солдаты один за другим выходили из пещеры, где скрывались. То были все старые служаки, генерал узнавал их и называл по имени.
– Не ожидал я, что вы станете скрываться в какой-то норе! – обратился он к ним.
Из рядов послышался голос:
– Мало ли чему придется еще подивиться генералу-саибу!
– Кто сказал это? – спросил генерал, сжимая револьвер.
– Молчать! – крикнул Суфдер-Джунг и, обратясь к генералу, прибавил: – Простите их, ваше превосходительство. Они ждали вас в темноте, проголодались, и многие начали терять терпение.
– Но что они делают, Суфдер-Джунг? Они подступают, будто намереваясь окружить нас.
– Назад, собаки, прочь! Разве уж нет дисциплины? Опустить ружья, иначе, клянусь бородой пророка, вам несдобровать!
Генерал поднял револьвер. Пораженные повелительным тоном, солдаты мрачно повиновались. Но лошадь генерала вдруг дернула. Револьвер выстрелил, и пуля попала в дерево. С угрозами и криками ненависти солдаты сомкнули крут. Эта случайность вызвала взрыв. Суфдер-Джунг схватил под уздцы коня, который взвился на дыбы от боли и испуга. Генерал понял, что окружен врагами, но не потерял мужества и присутствия духа. С быстротой молнии он направил лошадь на самое слабое место круга и увидал перед собой бледное как смерть лицо Суфдер-Джунга.
– Если вы не сын изменника, пропустите меня!
– Генерал, – простонал негодяй, – это бесполезно! Выслушайте, что ваши дети хотят сказать вам…
– Вы предали меня! – воскликнул Эльтон и, рубанув саблей руку субадхара, пришпорил коня.
Вой пронесся по лесу.
Старик как будто прирос к своему коню. Лицо его сохранило строгое спокойствие, и глаза показались многим из бунтовщиков глазами божества-мстителя. Его сабля рассекала воздух.
Раздались крики:
– Мы раскаиваемся! Мы раскаиваемся!
Но если первые ряды колебались, последние набирались смелости. Один из солдат поднял ружье. Просвистела пуля. Лошадь генерала сделала скачок и упала. Всадник, ожидавший этого, успел вовремя высвободиться из стремян.
Что оставалось делать? Пытаться бежать было тщетно. Следовало попытаться справиться с опасностью. Генерал спокойно обратился к солдатам. Он понимал всю серьезность положения, понимал, что ему грозит смерть, и решил встретить ее, как жил, – храбрецом.
– Что вам нужно от меня? – спросил Эльтон у солдат, бросившихся, чтобы схватить его. – Скажите! Или вы хотите, чтобы за вас говорил ваш начальник Суфдер-Джунг? Он ранен? Пусть его принесут, мы поговорим. Или вы хотите сразу убить меня? Ничто вам не мешает. Я знаю, что вы хорошие стрелки. Я сам часто давал вам призы, но никогда не думал, что буду служить для вас мишенью. Досадно мне, молодцы, что я плохо знал вас!
– Нет, вы хорошо знаете нас! – раздалось несколько голосов.
– Как! – воскликнул генерал. – Среди вас есть еще верные мне?
Человек двадцать – почти все простые солдаты – встали радом с ним.
– Браво! – воскликнул генерал звучным, приветливым голосом.
Подошли еще несколько человек, тащивших за собой Суфдер-Джунга.
– Это ваш парламентер? Скорее, субадхар! Что вам нужно от меня?
– Простите вы меня, ваше превосходительство! Я орудие в руках других! – стонал ослабленный потерей крови субадхар.
– Молчи, предатель… Что надо от меня этим негодяям?
– Если ваше превосходительство даст обещание задержать завтра войска, выступающие из Меерута, они проводят вас к вашему конвою, не тронув вас.
– А если я откажусь… вы расстреляете меня?
– Ваше превосходительство знаете, что на них нельзя рассчитывать… От них можно ожидать и худшего.
– Вы отличный парламентер… Передайте своим негодяям, что я отвергаю их условия и не стану договариваться с бунтовщиками. Пусть убьют меня, если смогут. Я не боюсь их!
Двадцать верных солдат обступили своего генерала. Засвистали пули. Генерал велел поднять раненых, сам медленно отступал лицом к неприятелю. Первые ряды, которые едва можно было разглядеть в спускающихся сумерках, расстроились. Прочие встретили их презрительными восклицаниями.
– Попробуйте сами взять его! – мрачно говорили те, чьи попытки не удались. – Боги дерутся за него: он колдун.
Эльтон со своим маленьким отрядом достиг опушки леса.
– Дураки! – крикнул один из наступавших, тот самый, который убил лошадь генерала. – Вы упустите его!
Это был лучший стрелок из всего полка: глаза он имел кошачьи. Не раз генерал хвалил его за меткость. Стрелок хладнокровно прицелился в красный мундир генерала. Пуля не попала в последнего, но один из ближайших солдат упал.
– Это стрелял Кульрай-Синг! – воскликнул неукротимый старик. – Превосходно!.. Еще раз! Но и другие не хуже тебя видят в темноте… Куллум-Хан, стреляй! Спокойнее!.. Целься ниже!.. Пли!..
Раздалось два выстрела. Когда дым рассеялся, то оказалось, что генерал стоит, а Кульрай-Синг в предсмертных судорогах корчится на земле.
– Спасибо, Куллум! Получишь медаль! Сдвиньтесь, дети! Скоро будем в безопасности.
– Кто-то подходит сзади нас. Слышите, генерал?
Действительно, доносился треск сухих сучьев и тяжелое дыхание целого отряда.
– Кто там? – крикнул генерал по-английски.
Ответом было оглушительное «ура». Конвой генерала, встревоженный его долгим отсутствием и предчувствуя измену, отправился на розыски в лес. Солдаты подъезжали один за другим.
– Это друзья, – сказал генерал. – Они спасли нас. Готовы ли мы? Видите вы эту шайку негодяев? Их втрое больше нас, но все они трусы. Прицельтесь, во имя чести старой Англии, и скосите их!
Восторженный возглас раздался в ответ, – казалось, горсть храбрецов удесятерилась. Всадники пришпорили коней. Индусы вынесли натиск, стреляя наудачу. Несколько лошадей упало. Пешие солдаты, окружавшие генерала, отстреливались, отступая.
– Вытесните их из лесу, туда, где светлее!
Небольшой отряд всадников подался влево. Ряды бунтовщиков, ожидавших натиска с фронта, были сломлены, расстроились, и многие обратились в бегство. Единственный оставшийся в живых офицер, отстегнув свой тульваре, вонзил его себе в горло и покатился к ногам лошади, на которую пересел генерал. В ту же минуту из-за куста выстрелили почти в упор. Левая рука мужественного начальника опустилась без движения, но он схватил поводья правой рукой и пришпорил лошадь. Солдаты, туземные и английские, думали только о неприятеле.
Луна заливала равнину серебристым светом. Выйдя из лесу, англичане увидели на опушке беглецов, скользивших, как серые тени. Генерал скомандовал стрелять. Каждый выстрел попадал в цель: мертвые и умирающие покрыли равнину. Пощады не было. Негодяи, пытавшиеся захватить генерала, заплатили жизнью за низкую измену. Одни пали от пуль, другие – пронзенные копьями.
В полчаса все было кончено.
Несколько бунтовщиков, особенно быстрые на ходу, бежали.
Один только субадхар Суфдер-Джунг – раненый, но не на смерть – остался в лесу. Он скрывался там целые сутки, потом, переодевшись в платье крестьянина, убитого по пути, решился выйти на дорогу.
Окончив дело, английские солдаты заметили отсутствие генерала, и отправились его разыскивать. В первый раз в жизни с Эльтоном случился обморок. К счастью, ординарец поддержал старика.
Солдаты нашли своего начальника лежавшим под деревом. Его ординарец и Куллум-Хан хлопотали около него.
XX. В Мееруте
В Мееруте господствовало отчаяние и смятение. Англичане и евразиане (так зовут потомков от браков англичан с индусками), уцелевшие от избиения 10 мая, собравшись в тесном укреплении, ждали всего худшего. Сгорая желанием помериться силами с бунтовщиками, солдаты стояли на часах день и ночь, так как опасались нового нападения. Но дни проходили, и начальство стало понимать, что за стенами укреплений нет надобности в таком количестве войска. Наконец, к живейшему удовольствию офицеров и солдат, пятьсот человек были назначены для соединения с войсками, которые, как предполагали, двигались к Дели.
Мы видели, что генерал 23-го повстречался в лесу с толпой бунтовщиков, а 24-го вспомогательный батальон должен был выступить из Меерута. Бунтовщики, устроив засаду в лесу, надеялись, что неприбытие генерала задержит выступление войска. Как мы видели, они обманулись. Но перестрелка была услышана в Мееруте, и один молодой офицер, хорошо известный генералу, пылая желанием отличиться и смыть позор с имени англичанина, получил позволение выехать на рекогносцировку с пятьюдесятью кавалеристами.
Была уже ночь, но месяц светил ярко. Когда отряд прибыл на место схватки, стычка окончилась. Генерал и его солдаты сами справились с врагом, но начальник был ранен, люди устали, у лошадей оказались разбиты ноги, и вообще положение было крайне опасное, так как в лесу могли скрываться бунтовщики, поэтому все с радостью встретили прибывшее подкрепление.
– Слава богу! Стало быть, еще не все вымерли в Мееруте! – воскликнул генерал.
– Ваше превосходительство, можете ли вы сесть на лошадь, или приказать подать носилки?
– Носилки? Пустяки! Вы воображаете, что я собираюсь протянуть ноги? Но все же мне хочется вернуться домой. Мои бедные девочки! Которая из них ранена? Боже мой! Следовало быть благоразумным и всех их оставить в Англии. Ну, я рад, что вижу дружеское лицо… Здравствуйте, Берти.
Молодой офицер соскочил с лошади и грустно смотрел на раненого начальника.
– Что вы нос повесили?.. Они здоровы и невредимы?
– Ваше семейство в безопасности. Одна из барышень ранена, но, надеюсь, не серьезно. Леди Эльтон страшно беспокоится.
– Конечно, конечно. Они сами расскажут все. Помогите мне сесть на лошадь, и марш!
Куллум-Хан, рыдавший, как ребенок, взял генерала под одну руку, офицер – под другую, и общими силами они посадили его на самую крепкую и спокойную лошадь отряда. Солдат сел сзади, чтобы поддерживать его, и отряд медленно двинулся в путь по равнине. Нового нападения не произошло: «одни», как выражался генерал, «успокоились», а другие не смели приблизиться.
Въехав в предместье Меерута, генерал застонал от боли и горя. Он узнавал каждую подробность по пути, и все вызывало в нем воспоминания. Эльтон сам наблюдал за постройкой многих бунгало офицерского собрания, дома полковника, а также той обширной виллы, где, по возвращении из Англии, поселилось его семейство. Ему тогда замечали, что, в случае возмущения, это место может быть опасно, так как находится за чертой английского города, но генерал гордо улыбался в ответ на такую безосновательную боязнь.
– Пока я и моя семья в Мееруте, восстание немыслимо, – говорил он, – и я никому, кроме нас, не предлагаю жить в этом доме.
Сегодня Эльтон увидел развалины на месте дома.
Когда генерал проезжал там, где еще недавно был сад, из развалин вышел старик. Офицер, командовавший с саблей наголо отрядом, хотел отстранить его, но старец так громко начал просить, чтоб его допустили к генералу, что тот, услыхав крики, велел его подвести.
– Да это ты, Ясин-Хан! – воскликнул Эльтон, узнав своего камердинера-индуса.
– Я самый, генерал-саиб. Сын мой Куллум…
– Вот он, – заявил сипай, поддерживавший генерала. – Я не мог остаться с другими и убил Кульрай-Синга, который во что бы то ни стало хотел увести меня.
– Зачем ты здесь, Ясин? – спросил генерал.
– Потерпите минутку, ваше превосходительство, я расскажу вам все. Бунтовщики окружили ваш дом и подожгли его с трех сторон. Я поскорее сбегал за сыном Куллумом, и они с Суфдер-Джунгом и другими прогнали будмашей (разбойников). Трикси-саиб была ранена, сын мой и субадхар унесли ее на руках, как дитя. Другие барышни пошли пешком, потому что не было экипажа, но мужчины защищали их, и никто не посмел тронуть волоска на их голове. Я вспомнил о деньгах генерала. Унести их не было возможности, поэтому я закопал их в саду. Будмаши вернулись, воя, как злые духи. Они сказали, что убьют меня, если не найдут золота. Я отвечал им, что сейчас принесу его, и сам убежал. Я слышал их крики, – попадись я им, они изорвали бы меня в клочья. Но один из них дал сигнал, и бандиты убежали. Я, спрятавшись, ожидал возвращения вашего превосходительства и кормился кое-как. Теперь вот уж два дня, как я не ел. Сжальтесь, саиб, и возьмите меня с собой.
– Посадите его на лошадь, и пусть он едет за нами, – сказал генерал. – Я думаю, он говорит правду.
При въезде в город генерал Эльтон пожелал сойти с лошади.
– Я не могу показаться так жене и детям. Отпустите ваших солдат, Берти, и пусть они найдут помещение для моих молодцов, а также для индусов. Поддержите меня и пойдемте к моим.
Леди Эльтон и ее дочери поместились в палатке. Они предпочли это жилище гостеприимству, которое им оказывали во многих домах. Большая часть мебели в доме, а также их вещи оказались целыми, и им удалось придать временному жилищу уютный вид. Стараясь устроить для отца, возвращения которого ожидали со дня на день, все как можно удобнее, девушки не давали матери падать духом, сами сохраняли мужество и заглушали страх, который временами охватывал их при воспоминании о происшедшем. Для этих женщин, воспитанных в английских традициях, по которым индус нечто среднее между машиной и животным, разразившееся восстание было как гром среди ясного неба. Еще ранее до них доносились слухи о случаях неповиновения солдат. Они даже находили, что карательные меры недостаточно строги, но, когда 9 мая бунтовщики 3-го кавалерийского туземного полка, приговоренные своими же соотечественниками к десятилетнему тюремному заключению, были лишены мундиров и закованы в цепи, они, жалея несчастных, в то же время подумали, что этого примера будет достаточно.
Понятно, каково после этого было очнуться от такого призрачного спокойствия среди шума перестрелки и очутиться в центре битвы. По совету Ясина леди Эльтон и ее дочери забаррикадировались в самой отдаленной комнате бунгало, заставив дверь разной мебелью, и, прижавшись друг к другу, прислушивались к приближавшемуся реву и крику. Трикси влезла до слухового окна и, спустившись, сообщила ужасную весть, что службы и конюшни горят. Они слышали, как негодяи, опьяненные опиумом и фанатизмом, лезли на крышу и как торжественно заревели, когда один из шайки увидал англичанок через разобранную лиственную крышку. Стон ужаса, вырвавшийся у всех, выстрел из пистолета храброй маленькой Трикси, ответом на который был выстрел из ружья, ранивший храбрую девушку, – все это жило в уме бедных женщин как ужасный кошмар.
Мы знаем, каким образом они были спасены. Их осаждала шайка будмашей-воров, собравшихся с базаров, беглых каторжников, – и при первом появлении отряда, которым командовал субадхар, весь этот сброд разбежался. Полумертвых англичанок отвели в лагерь, где они провели ночь.
Тогда началось томительное ожидание, еще более тяжелое для леди Эльтон, чем пережитые недавно сцены ужаса. Она не получала известий от мужа. Дочь ее Грэс и недавно вышедшая замуж племянница находились в местности уже неспокойной, где можно было ожидать бунта при первом известии о восстании. У нее были друзья в Каунпоре, в Дели, в Янси. Ни в одном из этих городов не стояло таких сильных гарнизонов, как в Мееруте. Чего же можно было ожидать там? Когда приедет ее муж, наверное, будут приняты какие-нибудь меры, чтобы остановить движение бунтовщиков.
– Если бы я была комендантом крепости, ни один из этих скотов не попал бы в Дели! – восклицала Трикси, сжимая кулачки. – Берти Листон говорит, что наши солдаты рвутся в поход, что их нельзя сдержать.
– Трикси со времени этого выстрела превратилась в настоящую амазонку, – прибавляла Мод. – Но серьезно, мама, разве не думаете и вы, что следовало бы действовать?
– Лишь бы генерал вернулся!
Подобный разговор был прерван звуками перестрелки, доносившимися издали. В палатку быстро вошел сияющий Берти Листон.
– До свидания! Меня посылают на рекогносцировку. Что вы мне дадите, если я возвращусь к вам с генералом?
– Все… все, что имеем! – горячо воскликнула Трикси.
Девушка лежала на походной постели, еще не вполне оправившаяся от раны. Берти взглянул на нее. Она покраснела. Но некогда было много разговаривать. Молодой человек вышел, и скоро донесся топот удалявшейся лошади. Закрыв лицо руками, Трикси зарыдала.
Перестрелка прекратилась, среди ночной тишины раздавались только мерные шаги часовых. В палатке все пятеро сидели не двигаясь. Наконец Мод, воскликнув, что она дольше не может выносить этого, зажгла лампу, и леди Эльтон попросила дочерей спеть дуэт.
– Папа, может быть, вернется сегодня. Он будет рад, если вы встретите его пением.
Девушки исполнили желание матери, и генерал, подходя к освещенной палатке, уже издали слышал их приятные голоса.
– Да благословит их Бог! – сказал он, растроганный. – Они не пели бы так, если бы пережитое сильно потрясло их. Пойдемте, Берти. Они замолчали: вероятно, услыхали нас. Стой, Ясин-Хан! Не смей докладывать!
Полог палатки раздвинулся, генерал увидал тех, кто был ему всего дороже на свете. Его строгие глаза наполнились слезами, а громовой голос, не дрогнувший перед сотней врагов, ослаб и задрожал:
– А вот и я. Ну, как вы все поживаете?
Он стоял в темноте, и они не могли его видеть из освещенной палатки, но узнали по голосу.
Все вскочили и побежали к двери, одна только Трикси плакала в своем уголке.
– Вильфрид! Слава богу! Папа! Папа!
А тоненький голосок сквозь рыдания прибавил:
– Берти привел нам его. Берти, не уходите!
Дочери подвели генерала к лампе и только тут заметили его бледность и руку на перевязи.
– Отец ваш ранен! Дети, не душите его! Надо позвать доктора.
– Доктор-саиб здесь, – послышался спокойный голос, представлявший странную противоположность всеобщему волнению.
Вошел Ясин-Хан в белоснежном платье и громадном тюрбане, неизвестно где добытых им так быстро, и, кланяясь со своим обычным достоинством, указал дорогу доктору.
– Ясин! – воскликнула Трикси, заливаясь смехом. – Откуда ты? Ты точно выскочил из ящика фокусника!
Ясин улыбнулся, повторяя поклон: он был занят хозяином, и ему некогда шутить.
XXI. Белая принцесса
Хусани вернулся в Гумилькунд в самую ночь попытки спасти Грэс и ее кузину. Он тотчас же отправился к своему господину, чтобы отчитаться в том, что видел и слышал. По его словам, в Ноугонге надо было ждать немедленного и ожесточенного восстания. Народ и солдаты ненавидели англичан, и им нельзя было ждать пощады. Хусани не посмел передать своего разговора с чупрасси, но предложил вернуться переодетым в форме, чтобы наблюдать за девушкой «с глазами лотоса» и, в случае возмущения, найти ей временное убежище, откуда «господин, если нельзя будет поступить иначе, освободит их с оружием в руках».
Том одобрял план Хусани, но изъявил намерение сам отправиться вместо него или по крайней мере сопровождать его. Однако Хусани и Чундер-Сингу удалось убедить молодого раджу в опасности его присутствия, и Хусани отправился один, а Чундер-Синг приготовился в качестве начальника гумилькундских войск при первом призыве взяться за оружие. В главных селениях были размещены шпионы, для того чтобы известия доходили в Гумилькунд как можно скорее.
Сам же Том задумал опасное предприятие: отправиться одному в Янси, чтобы добиться от вдовы раджи разрешения увезти европейских женщин и детей из ее резиденции. За это он обещал ей заступничество перед английским правительством, в случае если она будет побеждена. Юноша знал, что женщина намеревалась в скором времени поднять знамя восстания.
Различные хлопоты задержали отъезд раджи.
Июнь подходил к концу, когда он наконец выехал в костюме знатного индуса верхом на Королеве Снегов из своей столицы.
Несмотря на возражения министра, молодой человек не взял с собой конвоя, убежденный, что правительница выслушает его благосклоннее, если он явится к ней один. Так как стояла жаркая погода, то юноша путешествовал главным образом ночью, отдыхая днем в роще или какой-нибудь хижине.
Всюду к нему относились с уважением и иногда спрашивали о цели путешествия. Том отвечал, что приходится родственником правительнице Янси и едет к ней по ее вызову. Если бы все так шло дальше, он приехал бы еще до начала восстания, и, быть может, юноше удалось бы спасти много невинных жертв и не допустить того, чтобы женщина гордая и временами великодушная запятнала память о себе ужасным злодеянием.
Молодой раджа уже был в нескольких милях от Янси и ехал почти не отдыхая, так как до него доходили самые зловещие слухи. Но дороги размыло дождями, и его лошадь выбивалась из сил. Он решил дать ей отдохнуть и, въехав в деревню, велел указать дом старшины, где можно было получить корм для лошади.
Был полдень. Кругом царила гробовая тишина, и, несмотря на все усилия подавить дремоту, Том уснул крепким сном возле Королевы Снегов на небольшой террасе перед домом.
Том не знал, сколько времени проспал, его разбудил конский топот и голоса. К радже подошел хозяин и сказал, глядя на него как-то странно:
– Поезжайте! Принцесса здесь.
– Какая принцесса? Вдова раджи из Янси?
– Не знаю, но у нас нет места для вас.
– Прекрасно. Однако прежде я расплачусь с вами.
Индус взял деньги, и юноша вскочил на лошадь. Но в ту же минуту его окружили всадники из тех, которые с шумом въехали в село, и схватили коня молодого человека под уздцы.
– Что вам надо? – спросил он, стараясь освободиться.
– Повелительница желает говорить с вами, господин, – сказал начальник отряда.
– Где она и зачем ей понадобился безобидный путешественник?
– Вы одни. У нее под начальством вооруженные люди. Лучше послушайтесь ее, она не хочет вам зла.
– Пустите в таком случае повод и отойдите.
Люди повиновались, и Том в сопровождении всадников двинулся по главной улице деревни. Если бы была какая-нибудь возможность бежать, он пришпорил бы Королеву Снегов, но в данном случае надо было выпутаться осторожно.
Юноша увидел принцессу, которую несли в открытом паланкине, с головы до ног окутанную газовым покрывалом с золотыми звездами.
Свита расступилась, и паланкин остановился. Том почтительно поклонился. Он не мог ясно видеть лицо принцессы, но по тому, что ему удалось рассмотреть, убедился, что перед ним не правительница Янси. Юноша несколько мгновений стоял молча, склонив по восточному обычаю голову под жгучим взором, устремленным на него через черный газ.
Вдруг его осенило. Принцесса заговорила… Этот чистый, насмешливый голос не мог принадлежать индусской женщине. А между тем она говорила на наречии, на котором обыкновенно объясняются индусы, получившие высшее образование.
– Кто ты, чужеземец? Какое дело привело тебя в наши владения?
Том содрогнулся и отвечал, кланяясь:
– Если бы весь свет не был подвластен вашей красоте, благородная госпожа, я спросил бы вас, по какому праву вы задерживаете безобидного путешественника. Я спешу к своей родственнице, вдове раджи Янси, чтобы посоветоваться с ней о важных событиях, угрожающих нам.
Из-под газового покрывала послышался сдержанный смех, и презрительный голос возразил:
– Мне кажется, ты лжешь, иностранец, но доказать твою правоту легко. И мы едем также к нашей сестре в Янси. Если ты действительно тот, за кого выдаешь себя, то небольшая задержка не составит для тебя разницы и ты таким образом спасешь себе жизнь.
– Я не дорожу жизнью. Долг мне дороже. У меня спешное дело, и поэтому прошу вашу светлость отпустить меня.
Ответом был смех, сопровождаемый – он готов был поклясться – восклицанием вполголоса по-английски: «Нет, этому не бывать!» Но, вероятно, воображение обмануло юношу, так как принцесса сказала строго на своем языке:
– Нет, я не позволяю вам уехать. Поезжайте сзади меня с моими солдатами.
– Но…
– Не возражайте! Абдул, возьми лошадь под уздцы, а если он станет сопротивляться, снять его с коня, пусть идет пешком!
Всякое сопротивление было бесполезно.
Том смешался с конвоем. Старшина деревни явился с поклоном к принцессе и положил у ее ног различные припасы. Она не удостоила его ни единым словом и продолжала путь. Том покорился своей участи, решившись бежать при наступлении темноты. Он знал местность и, заметив, что они ехали в сторону, противоположную Янси, сказал это Абдулу, но не получил от него ответа. Рассерженный, утомленный, молодой человек перестал протестовать, не зная, чем кончится это странное приключение.
С наступлением ночи было приказано остановиться. Для принцессы, за несколько часов до этого спустившей занавесы своего паланкина, разбили палатку.
Том, предчувствуя коварный замысел с ее стороны и полный странных подозрений, старался проехать вперед и поговорить с принцессой или по крайней мере увидать ее, когда она будет выходить из паланкина.
Но угрюмый Абдул, не спускавший глаз с пленника, постоянно становился поперек дороги.
Раджа сделал вид, что покорился, привязал своего коня, задал ему корма и присоединился к одной из групп, расположившихся вокруг небольших костров, у которых готовилось кушанье. Ему тоже предложили поужинать; продолжая играть роль индуса высшей касты, он отошел с едой в сторону, а затем, завернувшись в свою чудду, сел возле лошади, прислонясь к дереву, и заснул.
Прошло два часа. Абдул не спал. Он получил приказ не спускать глаз с пленника, но и не беспокоить его. Соглядатай знал, что всякая попытка ограбить юношу будет наказана смертью, но глубокий сон молодого раджи заставил его забыть всякую осторожность. Абдул хотел удостовериться, есть ли при путешественнике золото или драгоценные камни, и, подкравшись тихонько к Тому, стал ловко ощупывать его тонкую шелковую одежду. В поясе он почувствовал золото, и его длинные пальцы судорожно сжались, чтобы схватить добычу. Но какой страх вдруг удержал его? Или по белой груди молодого человека он узнал в нем сына ненавистного племени, которое сыны пророка скоро должны были стереть с лица земли? Ему стоило только указать на английского шпиона, и тот, кого он собирался обобрать, падет под ударами его товарищей. Нет, руку Абдула остановило нечто другое, и это минутное колебание погубило грабителя. Том открыл глаза, увидел склонившегося над ним индуса и ударил его кинжалом, который выхватил из-за пояса.
Вор упал с подавленным криком, а среди тишины лагеря раздался голос:
– Так Белая принцесса мстит изменникам. Знайте это и трепещите!
