Текст книги "Наследник раджи"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
XXXIII. Что делал Баль-Нарин
«Тропа разбойников» была не единственная тропинка, проходившая по джунглям. Крупные животные, населяющие в это время года высокую траву, протоптали по ней много дорожек, пересекающихся во всех направлениях. Звери, так же как люди, рабы привычек: они ходят в свои логовища знакомой тропой, постоянно совершая один и тот же круг. От частого прохода животных эти тропинки делаются довольно широкими, а их легко принять за проезжие дороги. Когда Баль-Нарин отправлялся на поиски, именно эта ужасная мысль пришла ему в голову: беглецы, которых они искали, могли подобным образом легко ошибиться и в конце концов наткнуться прямо на логовище какого-нибудь хищника. В таком случае их ждала неминуемая смерть, и Баль-Нарин, несмотря на все свои усилия, не мог отделаться от тяжелого предчувствия.
Сначала из симпатии к молодому радже, а потом ободренный шансами на успех, Баль-Нарин увлеченно добивался удачного исхода предприятия. Он не хотел, чтобы говорили, что Баль-Нарин хоть раз в жизни потерпел неудачу. Беглецы могли уйти вперед по этой самой дороге. Но они могли также свернуть в джунгли. Пройдя несколько метров, он наткнулся на дорожку гораздо шире «тропы», способную ввести в заблуждение всякого другого, кроме местного жителя. Баль-Нарин хорошо знал эту дорожку. Она вела к болотистому пруду, куда тигры ходили ночью на водопой. Он сам не раз подстерегал их вместе с европейскими охотниками.
Следопыт зажег фонарь, привешенный к поясу, и стал осматривать почву. В самом начале дорожки он нашел третий серебряный шарик. Несчастные, по-видимому, пошли этой дорогой. Надо было последовать за ними. Шикари осмотрел револьвер и вынул из ножен широкий смертоносный нож, сослуживший ему не одну службу во встречах с глазу на глаз с дикими обитателями джунглей. Затем он пошел по дорожке. Сначала ничто не подтверждало его опасений. Высокая трава сменилась низким колючим кустарником. Местами попадались чахлые деревья и нулла, или глубокие, густо заросшие канавы. Неровная, извилистая тропинка то отклонялась вправо или влево, то возвращалась к первоначальному направлению, смотря по тому, где встречалось меньше препятствий. Все указывало на близкую опасность, и хитрый охотник подвигался вперед со всеми предосторожностями. На одну только минуту он забыл всякую осторожность: это было в то мгновение, когда он при свете фонаря увидал коричневый лоскуток, прицепившийся к колючкам пахучего алоэ. Для его проницательности это было откровением: те, кого он искал, прошли здесь.
Наступила полная темнота, но это мало тревожило Баль-Нарина: все его самые достопамятные приключения происходили ночью. Он сорвал несколько пучков гигантской травы куча и, свернув ее в жгут, зажег и поднял над головой. Охотник знал, что даже тигр не решится приблизиться к нему в таком виде, и бесстрашно подвигался к пруду. Что ему делать? Было бы безумством предполагать, что девушка и ребенок еще живы, безумством надеяться найти их в такой темноте. Что станется с ним самим, если его факел погаснет? Но воля более сильная, чем его собственная, казалось, толкала преследователя вперед.
Он вдруг остановился, опустил факел и потянул в себя воздух. До него по ветру донеслось нечто странное, неуловимое, неосязаемое. Баль-Нарин не мог определить, что это было, и не мог сказать, какое из его чувств дало ему это впечатление, но несомненно, что невдалеке были живые человеческие существа. Мужчина остановился на секунду, стараясь уяснить себе это впечатление, и сделал новое наблюдение. В воздухе происходило какое-то странное движение: над самой его головой громадные пернатые хищники горных стран – орел и коршун – описывали все более и более суживающиеся круги. Это значило, что вблизи находилось мертвое тело или умирающий человек, которого воздушные хищники зачуяли из своей заоблачной высоты. Расширившимися зрачками он старался определить направление их полета в темноте, когда восходящая луна дала ему возможность яснее рассмотреть окружающее. Гигантский коршун, распластав крылья, спускался как раз в том направлении, которое указывало ему его собственное чутье. За первой птицей следовала вторая, затем третья. При серебристом свете он мог проследить за ними издали. Следопыт прыгал через канавы, нырял в высокой траве джунглей, стараясь громкими криками распугать зверей, которые могли скрываться в траве. Остановись Баль-Нарин раз, он уже не был бы в состоянии продолжать эту безумную погоню. Ему даже и в голову не пришло бы следить за птицами без того необъяснимого чувства, что вблизи есть человеческие существа. Насекомые жалили, шипы раздирали тело; факел погас, огонь в лампе ослабевал. Один раз он споткнулся, но быстро обрел равновесие и потряс фонарем. Тигр, потревоженный в своем логовище, приподнялся со зловещим рычанием, от которого бросило бы в страх всякого другого, только не Баль-Нарина. Шикари не терял мужества. Коршуны с хриплым криком пролетели мимо него и потерялись в джунглях. Охотник торжествовал: на этот раз он мог определить место, где они исчезли. Мужчина уже не мог потерять их из виду, так как именно там на сероватом фоне неба вырисовывались, как длинные канделябры, сучковатые ветви хлопчатникового дерева. Этих деревьев очень немного в Тераи, и они указывают на довольно сухую почву.
Насколько мог судить Баль-Нарин, до дерева было уже недалеко, но оставалось еще перебраться через глубокую канаву. Усталому, исцарапанному шикари это удалось не без некоторых усилий, и он считал себя счастливым, что при этом не потревожил никакого тигра, так как сознавал, что у него не хватило бы силы для борьбы с хищником.
К своему великому изумлению, он увидал, что джунгли вдруг отодвинулись. На узкой просеке, подобной тем, в которых туземцы строят свои селения, росли смоковница, бамбук и хлопчатник, ветви которого следопыт заметил издали при свете луны. Сначала он увидал сидящих под хлопчатником, вероятно в ожидании какого-нибудь ужасного пира, только трех гигантских птиц. Баль-Нарин стал кричать, топать ногами. Птицы медленно поднялись от земли, но не отлетели. Они, казалось, следили за движениями человека.
До напряженного слуха охотника донесся какой-то подавленный шум, тяжелое дыхание. Он прибавил огня в лампе и осторожно стал подвигаться вперед. Вдруг мужчина увидал при свете лампы грубо сплетенную из ветвей и сухих листьев хижину. С его стороны не было никакого отверстия, но через ветви дерева было видно, что около хижины движутся какие-то тени. Тогда следопыт обошел шалаш, чтобы очутиться перед входом, и стал наблюдать за тем, что происходило внутри. В тесной хижине, одной из тех, в которых живут индусские отшельники, он увидал трех человек. Из них двое лежали на земле – спали или были мертвые. Третий – слабая женщина, она переходила от одного к другому, наклонялась над ними и, казалось, горько плакала. Пока Баль-Нарин раздумывал, как войти и не испугать ее, она подошла к двери, и шикари при свете своей лампы, упавшем на нее, увидал ее ясно, как днем. Впечатление, испытанное им в эту минуту, осталось неизгладимым в его памяти: глаза его опустились, и все тело потрясла дрожь, отнявшая у него все силы и всякое присутствие духа. Несмотря на несчастный вид женщины и выражение ужаса, которое так и осталось в ее кротких глазах, она не утратила своей красоты и величавости. Баль-Нарин говорил впоследствии, что она показалась ему небесным явлением, существом неземным. Внезапно на ее лице отразился сильный испуг. Громадные хищные птицы затмили луну своими большими крыльями, спускаясь на хижину, как бы в уверенности, что этой слабой женщине не защитить от них ее мертвых товарищей.
Из груди женщины вырвался крик отчаяния, она замахала руками над головой. Птицы отлетели немного, но вслед затем снова начали надвигаться. Девушка продолжала махать руками. Раздался выстрел, за ним – другой, и два коршуна упали, третий поспешно поднялся на воздух. Отголоски второго выстрела еще не замерли вдали, как Баль-Нарин подошел, почтительно склонив голову, к девушке и сказал ей по-индусски:
– Не бойтесь, мисс-саиб. Я – бедный охотник, горец-гурка. Наше племя уважает белых. Я видел, как вас напугали ужасные птицы, и убил их. Что могу я сделать еще?
– Вы можете… вы хотите помочь нам? – спросила девушка.
В эту минуту новый звук донесся из джунглей – продолжительный и нежный, как звук флейты.
Девушка приложила палец к губам, и слабый румянец выступил на ее бледном личике. Звуки приближались, сливаясь в мелодию. Несчастной казалось, что она перенеслась в прошедшее. Она видела у ног своих зеленый травяной ковер, дальше – Темзу с нагнувшимися над водой ивами, по реке скользит лодочка, и гребец поет…
– Это бред, и я сейчас проснусь! – зарыдала бедная Грэс, закрывая лицо руками.
Баль-Нарин необычайными телодвижениями выражал свой восторг.
– Это мой господин! – воскликнул он.
– Ваш господин? – с удивлением спросила Грэс.
– Мой господин, гумилькундский раджа. Он нашел дорогу сюда. Он дойдет до нас… если ему укажут путь демоны джунглей… Смотрите! Вот хлопчатниковое дерево! – закричал он на своем наречии гурка. – Ах я сумасшедший! Ведь он не понимает меня! Мем-саиб, есть у вас огонь?
Грэс, дрожа, бросилась в хижину и схватила последнюю головню.
– Кит! Они нашли нас! Том идет сюда! Он прогонит страшных птиц.
Баль-Нарин отломил сухую ветвь у хлопчатника, свил жгут из травы и, окропив его последними каплями масла из своей лампы, прикрепил на конец шеста и зажег. Трава вспыхнула. Следопыт бросился в джунгли с радостным криком:
– Сюда, господин, сюда!
Но скоро он вернулся в хижину. Свиста уже не было слышно, и на свои призывы проводник не получил никакого ответа.
Грэс заметила его расстроенный вид.
– Его нет! – простонала она.
– Дорога опасная. Господин не шикари, как Баль-Нарин… Мисс-саиб, послушайте!.. Слышите?
– Это гром. Я его слышала несколько раз сегодня ночью.
– Нет, это не гром! Это проходит стая диких слонов. Как бы…
Но Грэс уже не слушала его. Всплеснув руками, вся дрожа, она бросилась обратно и упала на колени возле постели из сена, на которой лежал Кит.
– Боже мой! Пусть он спасет Кита, и тогда моя жизнь никому больше не нужна! Тогда я могу идти к Тебе!
Прошло несколько минут. Руки мальчика, которыми он в страхе обвил ее шею, опустились.
Голова Грэс упала рядом с головой ребенка на подушку из листьев. Долгое и ужасное бдение при теле мертвеца, лежавшего на той же постели, внезапный переход от отчаяния к радости и наконец лихорадочное ожидание – все это оказалось не под силу ее ослабевшему организму. Мысли ее путались.
– Кит, не давай мне спать! Ужасные птицы вернутся.
Но Кит спал. Глаза Грэс сомкнулись. О, если бы она могла только отдохнуть! Если бы кто-нибудь мог вместо нее сторожить Кита и отстранять опасности! Вдруг она вскочила, проснувшись в испуге и дрожа всем телом. Свет луны заливал всю хижину и падал яркой полосой на окоченевший труп старика, защищавшего их и пожертвовавшего ради них собственной жизнью. Грэс вспомнила, что у нее нет уже горящей головни, чтобы отгонять хищников. Она хотела встать, но ее била лихорадка, и она не в силах была подняться. Тогда она нагнулась над белокурой головкой мальчика:
– Бедняжка!.. Я видела сон. Теперь я проснулась, и у меня нет больше сил бороться…
XXXIV. Хижина отшельника
Выйдя из лагеря с ящиком мясных консервов и бутылкой сильного, подкрепляющего лекарства, которое он всегда имел при себе, Том, по счастливой случайности, пошел по той самой тропинке, по какой шел шикари до той минуты, пока не свернул в джунгли.
Том подвигался осторожно вперед, как вдруг услыхал выстрелы из револьвера. Он бросился на звук, но не был уверен в том, что не ошибся, так как, повторенные эхом, выстрелы, казалось, раздавались сразу со всех сторон. Быть может, вместо того чтобы приближаться к Баль-Нарину, он отдалялся от него; с другой стороны, стрелять могли бродяги или беглые сипаи, и встреча с ними грозила окончиться весьма плачевно.
Самым благоразумным было бы вернуться по своим следам, но подобная мысль даже не пришла в голову Тому. Цель казалась уже такой близкой, и откройся теперь между нею и им пропасть, он не отступил бы назад. Тропинка, на которую юноша повернул, услышав выстрелы, сначала казалась ему удивительно удобной. Молодой человек шел, освещая фонарем на несколько метров перед собой высокую помятую траву и растоптанные кустарники, будто по этой дороге прошел отряд артиллерии. Но этого предположить было никак нельзя. Том изучил с Баль-Нарином карту Тераи и знал, что дорога Магараджи – единственная, по которой происходило военное движение, – проходила далеко от этого места. Раджа не знал, что он пошел как раз по следу монарха джунглей…
Восемь месяцев тому назад Джунг-Багадур, страстный охотник, привел из высоких долин Непала отряд отважных охотников, верхами на слонах испытанной скорости, чтобы поймать несколько диких слонов, живущих в болотах и джунглях. Охотники прошли именно этой дорогой, которую проложили стаи громадных животных, проходя по ней каждое утро из болот, где проводили весь день, на водопой к пруду и объедая на пути все молодые побеги. Если бы Том повстречался с этими животными, то ему пришлось бы плохо. Горящий факел не послужил бы для него защитой. В своем слепом движении вперед стая раздавит, растопчет его…
К несчастью, Том не подозревал опасности. Он весь был поглощен поиском следов человека. Каким образом в эту минуту могла мысль его унестись в прошедшее? Когда он поднес к губам тростниковый свисток, который всегда носил при себе, чтобы подать сигнал Баль-Нарину, то вместо пронзительного свиста сами собой явились звуки песенки, что напевал он в прошлом году, причалив у сада генерала.
Ничего не сознавая, почти не видя, Том спешил вперед. Он не слышал ни грома, раздавшегося сзади, ни отчаянных криков Баль-Нарина. Какая сила вдруг отбросила его в чащу джунглей и каким образом он очутился на дне канавы, это навсегда осталось для юноши тайной. Ему показалось, что среди кустарника мелькнула водяная поверхность; быть может, именно она и привлекла внимание англичанина. Но, как бы то ни было, в то время как он старался выкарабкаться из грязи, черная масса слонов пронеслась как смерч по тому самому месту, где он несколько минут назад так беззаботно шел.
Тому понадобилось некоторое время, чтобы отдышаться, взобраться по откосу канавы и немного вычистить платье. Грэс в это время воссылала к небу отчаянные мольбы, а Баль-Нарин выбивался из сил, крича и зовя господина. Когда гул удалявшейся стаи замолк в темноте и снова водворилась тишина, проводник стал свистеть, стрелять из ружья. Но ответа не последовало. Полагая, что все кончено, он в отчаянии закрыл лицо руками и заплакал.
Но скоро у него появилось желание отыскать по крайней мере останки несчастного раджи. Баль-Нарин углубился в джунгли, не колеблясь, по какому направлению идти. Последний призыв молодого правителя раздался с места, которое он знал, так как принимал участие в знаменитой охоте Джунг-Багадура. Вдруг перед ним возник, словно привидение, человек с непокрытой головой, весь в грязи с головы до ног. Баль-Нарин схватился за револьвер.
– Ты уже не узнаешь меня, Билли? – спросил хорошо знакомый голос.
– Раджа-саиб! – воскликнул проводник. – Я думал, вас уже нет в живых! Хвала нашим богам и демонам джунглей, что они помогли вашему сиятельству.
Следопыт распростерся по земле и целовал ноги владыки.
– Вставай скорее, сумасшедший! – воскликнул Том, стараясь скрыть то, что тронут. – Я выкупался в грязи, но не вижу причины, почему ты вздумал, что меня уж и в живых нет. Ты ведь прошел по той же дороге, что и я.
– Да, раджа-саиб, боги указали мне путь. Но я избегал дороги слонов, ни за что на свете я не пошел бы по ней.
– Дороги слонов?.. – повторил Том в смущении.
– И стая только что прошла по ней. Чудо, что ваше сиятельство остались в живых!
– Понимаю, – отвечал раджа, содрогаясь. – Дикие слоны! Я принял этот шум за гром и, должно быть, вовремя спрыгнул в канаву. Вероятно, моя жизнь еще на что-нибудь нужна, если сохранилась таким чудом! Впредь мы уж с тобой не расстанемся, друг! Отчего ты ушел от нас вчера вечером?
– Если я скажу господину, он не захочет поверить мне.
– Билли! Билли! Ты нашел что-нибудь? – воскликнул Том дрожа.
– Я нашел тех, кого ищет ваше сиятельство.
– Ты нашел их, Билли?.. Живых?.. Не мучь меня… Они умерли?
– Господин, они не умерли.
– Слава богу!.. Как сумел ты найти их в джунглях?
– Это долгая история… Расскажу ее господину как-нибудь на досуге.
Он замолк.
Мужчины перескочили через последнюю канаву, отделявшую их от просеки. Взошла луна. Том увидел хижину, сплетенную из ветвей. Но внутри все было темно. Ни одно живое существо не вышло из нее.
Юноша сам не понимал впоследствии, как пережил эту ужасную минуту. Он вошел и ощупью обшаривал стены, когда появился шикари с зажженным факелом. Крик вырвался из груди молодого человека. На полу лежали три трупа: направо, на сене, – окостенелое, страшно исхудавшее тело старика в длинной одежде отшельника; в другом углу, на второй куче сена, – белокурый ребенок; а возле него, на сыром полу, – женщина, словно старающаяся защитить дитя.
Одну минуту Том колебался… Баль-Нарин посмотрел через его плечо:
– Скорее, господин! Они еще не умерли. Минуту назад мисс-саиб разговаривала со мной. Вынесите ее на воздух. Есть у вас укрепляющее лекарство?
Осторожно Том приподнял хрупкое тело, отнес на ложе, которое быстро приготовил Баль-Нарин, и смочил губы водой. Глаза девушки открылись, по телу пробежала дрожь. Из губ вырвался продолжительный грустный вздох, и она произнесла одно слово:
– Кит!
– Кит в безопасности. Я слышу его голос. Послушайте, Грэс…
Веки девушки дрогнули, и взгляд кротких глаз, наполненных страхом, устремился на спасителя.
– Это вы, Том?.. Мне надо передать вам нечто, нечто необыкновенное, страшное… Я думаю, что это только сон.
– Не говорите мне ничего, дорогая. Мы здесь для того, чтобы заботиться о вас.
Она послушалась, чувствуя себя слабой, как ребенок. Но память стала возвращаться к ней.
– Рунджиа там. Он умер за нас. Не оставляйте тела его на съедение птицам.
Потом глаза мужественной девушки снова закрылись, и она заснула. Кит спал также на руках шикари. Проводник зажег большой костер, чтобы огонь отгонял зверей. Том и он стали советоваться, как теперь поступить. Баль-Нарин хотел идти в лагерь за помощью, но Том, который после последнего приключения относился к нему как к защитнику от неожиданных опасностей, не желал отпустить опытного охотника. Они решили сделать носилки из древесных ветвей и одежды, без которой могли обойтись. Потом Баль-Нарин пошел опять в хижину и покрыл тело отшельника сухими листьями, окропив их маслом. Он закрыл ветвями, насколько мог, хижину и на некотором расстоянии воткнул большие ветки хлопчатника, для того чтобы заметить место.
– Рунджиа был святой человек, и, быть может, настанет день, когда его друзья и ученики захотят поклониться его останкам. Мы его сожжем. Это единственные достойные его похороны.
День занимался, и дикие обитатели джунглей исчезли при появлении его.
– Пора в путь, – сказал шикари.
И с ловкостью, которой завидовал Том, Баль-Нарин приподнял заснувшую молодую девушку и положил на носилки, не разбудив ее.
Кит, проснувшись, говорил, что он сам может идти, хотя казалось, что его маленькие ножки были очень слабы. Тогда Баль-Нарин поджег шалаш, и они удалились, осторожно неся носилки.
– Грэс не спала со времени смерти Рунджиа, – сказал Кит, сидя на плече шикари и уцепившись за его голову.
– Сколько прошло времени, мой маленький саиб?
– Не знаю… Большие птицы сильно напугали нас. Грэс зажгла головешки. Я не мог отогнать сон. А она… она все время не спала. Теперь крепко заснула. Скажите, что она после выздоровеет?
– Выздоровеет? Как так?
– Она сделалась такая странная. Будто ее мысли постоянно где-то далеко. С нею не было этого вначале, когда с нами был злой человек… Но не надо говорить об этом! Я обещал!
– Нет, – сказал Том, – когда она проснется, то все расскажет.
Они не могли двигаться быстро. Наконец после трехчасового пути, прерываемого многочисленными остановками для отдыха раджи, мало привыкшего носить тяжести, путники нашли «тропу разбойников» и увидали стоянку. С самого утра там царило беспокойство, но как только один погонщик-китаец, отправленный на розыски, прибежал с радостной вестью, что раджа и Баль-Нарин идут с носилками, всякий знал, что ему делать. Прежде чем Грэс, положенная посреди стоянки, успела открыть глаза, ей уже приготовили такую же уютную палатку, как та, из которой она бежала в Ноугонге во время восстания.
Так как место, на котором они находились, было сравнительно здоровым, то было решено остаться здесь до следующего вечера. При восходе луны Грэс и Кит выедут в повозке и через два или три дня достигнут дороги Магараджи, где Том надеялся найти Хусани. Покончив со всем этим, раджа и его проводник легли отдохнуть. Великая тишина царила в джунглях. Все, исключая нескольких часовых, спали в лагере.
В это время Грэс медленно приходила в себя. Открыв глаза, она заметила чистые занавески, изящную мебель, драпировки, вазы с чистой водой и мало-помалу поняла, что двери жизни вновь отворяются перед ней. Воображение ее было еще настолько слабо, что она не могла перенестись мыслью в прошедшее; ее окружают друзья; через несколько дней она, с Божьей помощью, увидит мать и сестер; она может возвратить родителям их маленького Кита, спасенного ею! Но постепенно события последних недель стали воскресать в ее памяти. Вот она видит себя на пути к Непалу, где они встречают доброго Рунджиа, пустынника, который спасает их от толпы бунтовщиков-индусов и обещает проводить и отдать под покровительство Джунг-Багадура, друга англичан. Вот они уже проехали равнины и вступили в великие леса Тераи, как вдруг их повозка сломалась, буйволы заболели и они узнали, что по дороге бродит шайка беглых сипаев-разбойников. Покинув этот путь, они поспешно проходят пешком через джунгли и достигают селения асвалиев. Едва они вышли из деревни, как Кита сразила лихорадка. Тут Рунджиа вспомнил о просеке в лесу, куда он когда-то ходил на поклонение святому брамину, поселившемуся здесь, чтобы уединением и размышлением приготовить себя к вечному покою. Брамин, вероятно, уже умер, но хижина – предмет уважения для диких племен джунглей – еще стоит и сможет служить временным убежищем. Когда они добрались до этой хижины, Киту стало лучше, но Рунджиа был на пороге смерти. Грэс ухаживала за ним, как дочь. На третий день он умер, и тогда началась геройская борьба девушки и хищных птиц, которые хотели отнять у нее труп.
Ни она, ни Кит не могли сказать, сколько времени продолжалась ужасная осада. Вначале у них была вода, был рис и хворост для огня… Потом не стало ничего. Грэс не смела выйти из хижины за водой или какой-нибудь веткой… Она помнила свирепый и решительный вид трех гигантских коршунов, помнила выстрел шикари… затем – ничего больше.
Умственное усилие утомило девушку, и она снова забылась. Когда Грэс проснулась, день клонился к вечеру и весь лагерь был на ногах. Молодая англичанка чувствовала себя крепче, воспоминания яснее всплывали в памяти. Вдруг, как молния среди глубокой ночи, перед ней блеснула картина прошедшего.
…Маленькая комната со стенами из глины, роскошно меблированная. Посередине – англичанка, одетая в восточный костюм, прекрасная, как сновидение. Перед этой женщиной стоит другая – она сама, Грэс, в цепях, с лицом, запачканным грязью, в лохмотьях. Красавица смеется, детски радуясь: «Милая Грэс! Это ужасно! На что вы похожи! Где же ваш раджа?.. Опять вы молчите, упрямица! Но я возвращу вам свободу… сейчас. Том в крепости и надеется найти вас. Вот будет смешно! Друг вашего отца, один из его любимых субадхаров, берет на себя смелость проводить вас до английских линий».
Снова перед Грэс это жестокое лицо, эта зловещая улыбка… Дальше она не смеет вспоминать. Она знает, что есть еще что-то ужасное, но и этого уже достаточно… Она помнит только крик своего сердца, эту постоянную непоколебимую уверенность, служившую ей поддержкой в минуты крайнего унижения во всех ее испытаниях: «Том ищет нас! Том найдет нас!»
И Том действительно отыскал их в джунглях! Он вышел победителем из этой ужасной борьбы.
Ее взгляд упал на зеркало. Неужели это она, Грэс? Нет, это только тень, сон! А эта женщина с растерянным лицом, с растрепанными волосами – действительность! Она встала, качаясь, готовая упасть, но твердо решив не уступать усталости, прежде чем не смоет следов дней испытания и не наденет белого с голубым платья, которое предусмотрительный Гамбие-Синг захватил с собой. Потом она снова взглянула в зеркало и отшатнулась, так как в глубине своих глаз, под полузакрытыми веками, она видела выражение неизгладимого ужаса – что-то такое, чего не было в прежней Грэс. Между тем она чувствовала себя счастливее и спокойнее и была готова принять своего избавителя.
