Текст книги "Наследник раджи"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
XXIX. Ужасная ночь
Все было тихо. Хусани дремал, а его господин сидел и писал вышеприведенные строки. Он решился обойти несколько позднее форт. Хусани подкупил одного из часовых драгоценным подарком и обещанием еще большего вознаграждения в будущем. Том хотел узнать, в форте ли еще находятся Грэс и Кит, и затем составить план их освобождения.
Хусани проснулся, почувствовав, что наступила минута действия. Раджа отложил тетрадь и попросил его сходить узнать, готов ли проводник. Он отворил дверь и остановился, ослепленный. На пороге явилась фигура, закутанная в сверкающее покрывало. Индус подумал было, что Дост-Али-Хан посылает к ним свою пленницу, но Том понял, что это не так. Он встал в негодовании и, отстранив слугу, сказал ему:
– Это англичанка, но не та, которую мы ищем. Останься в комнате, только отойди немного.
Никогда Том не хотел рассказать кому бы то ни было об этом таинственном свидании, а в дневнике нет и намека на него. Хусани, преклонявшийся перед авторитетом своего господина, не старался подсмотреть происходившее. Однако, опасаясь измены, он все время был наготове, и когда Вивиан после целого потока речей убежала, он тотчас подошел. К своему испугу, он увидал, что раджа весь дрожит и еле держится на ногах. Два раза молодой человек старался заговорить, но не мог произнести ни слова.
Хусани повторил ему, что ночь проходит, что начальник стражи ждет их, подкупив всех часовых. Пропустив такой случай, трудно будет найти его вторично. Том сделал движение, чтобы следовать за ним, но опустился на скамью и закрыл лицо руками, стараясь скрыть слезы.
– Мисс Грэс умерла? – в отчаянии проговорил Хусани.
– Нет, нет! Она жива, и если бы я знал, что дьявол, сейчас вышедший отсюда, говорит правду, я не оставался бы в бездействии! Но что думать? Может быть, она лжет мне так же, как лгала своему мужу, как каждый день лжет Дост-Али-Хану.
– Что эта женщина сказала господину?
– Что пленники были здесь, но теперь уже в другом месте. Узнав о моем приезде, она послала их дальше, так как ни за что не хочет допустить, чтобы я увидался с Грэс. Тысячу проклятий на ее голову! Она сказала мне это, взбешенная тем, что ничего не могла добиться. Что делать… если она солгала?.. Брат, посоветуй мне!
– Послушайте меня, господин, – сказал Хусани, понявший положение дел. – Умоляю вас, останьтесь одни на один час! Никто не заподозрит меня. Я со своим другом Чоу-Кедаром пойду в обход и таким образом узнаю, здесь ли пленники или их отослали дальше, как говорит Белая принцесса. После того сам господин решит, что делать.
Когда раджа дал согласие, Хусани ушел, надеясь, что молодой господин успокоится в его отсутствие. Первый человек, попавшийся ему на дворе, был Ганес, поразивший его своим странным, растерянным видом. Хусани остановил его и упрекнул в измене. Брамин отвечал высокомерно, и они расстались. Хусани начал курить с Чоу-Кедаром, расположением которого заручился, и мало-помалу дошел до желанных справок, как вдруг раздался шум. Один из часовых, стоявших за воротами, прибежал в ужасе, крича, что на форт напали англичане. Чоу-Кедар бросился к той части дворца, где жили Дост-Али-Хан и его начальники. Хусани бросился в комнату своего господина. Ганес уже был там, и раджа знал про панику. Он стоял, держа револьвер в руке. Ганес уговаривал его не уходить.
– Мы можем спастись, если останемся здесь, – говорил он. – Показаться – значит идти на верную смерть.
– А пленники? – воскликнул Том вне себя.
– Если они в форте… – начал было Ганес.
– Их здесь нет! – закричал Хусани. – Субадхар Суфдер-Джунг получил вчера от Белой принцессы приказание увезти их.
– Субадхар! – повторил Том, опустив руки в отчаянии.
– Мужайтесь, ваша светлость! – сказал Ганес. – Он, вероятно, рассчитывает на награду.
– На награду? Нет, он хочет мстить! Пустите меня, ради Бога! Я собственноручно убью эту презренную и заставлю ее сказать правду. Ганес, Хусани, как вы смеете удерживать меня? Разве и вы изменники? Пустите, или я вас убью обоих!
Собрав все силы, он оттолкнул их так, что они упали, а прежде чем опомнились, он уже исчез со своим револьвером в руке.
Хусани пришел в себя только тогда, когда Ганес убежал за Томом. Он приподнялся, с трудом дотащился до двери и выглянул в нее. На дворе царило смятение. Вооруженные люди бегали по стенам, издали доносились звуки перестрелки и еще более страшный гул пушечных выстрелов и обрушивающихся стен. Но не к этому прислушивался несчастный испуганный индус, припав ухом к земле. Он приподнялся, приложил руки ко рту в виде трубы и закричал как можно громче:
– Бегите! бегите! пороховой погреб минирован!
Действие было мгновенное. Двор наполнился беглецами. Сотнями они бросались в подземный ход, неизвестный осаждающим, сотнями давили друг друга. Но Хусани не увидал между ними тех, кого искал. Он услыхал под землей шум, похожий на громовые раскаты, и приник ухом к земле. Земля колыхалась. Раздавался зловещий треск, дикие крики, слабые стоны. Стены рушились, увлекая за собой изувеченные тела последних защитников форта. Бревно ударило Хусани. Неужели это конец его надеждам? Если некогда горячо любимый государь действительно возродился в настоящем радже, то неужели боги-покровители допустят его погибель?
Наконец он поднял голову. На дворе не было никого. С того места, где находились кладовые и казна возмутившегося вождя, поднимался столб дыма. Загорались соседние строения – жилище Дост-Али-Хана. Шум орудий замолк, но слышно было бряцание оружия. Хусани догадался, что крепость была взята приступом. Не убили ли его господина и Ганеса прежде, чем они могли открыться? Наступила полная тишина: все, кто мог, бежали через подземелье. Факелы погасли, двор освещался только огненным столбом пожарища. При этом зловещем свете Хусани увидал три фигуры, чудом выходящие из самого пекла. Он с криком бросился навстречу им. Если это его господин, то обещание мертвого осуществилось, так как самому великому Раме не приходилось избегать большей опасности.
– Хусани!
Да, это был голос раджи.
– Господин! Вы здравы и невредимы?
– Да, помоги мне нести эту ношу.
Он поддерживал бесчувственное тело женщины под покрывалом. Хусани взял ее и в сопровождении Тома и Ганеса, двигавшихся почти бессознательно, перенес в соседнюю комнату и положил на шарпой.
– Зажгите лампу и оставьте меня одного, – приказал Том.
Они повиновались. Оставшись один, он поднял газовое покрывало и увидал Вивиан, ее улыбающиеся губы, чистый лоб, ямочки на щеках. Ужас смерти так же не изменил ее лица, как ужас тех преступлений, зрительницей которых она добровольно сделалась. Голова ее лежала на подушке, как у уснувшего ребенка. Том опустил покрывало содрогаясь, вынул из кармана письмо и хладнокровно поджег постель, на котором лежало тело. Обернувшись, он увидал позади себя Хусани.
– Что это? Разве я не велел тебе оставить меня одного?
– Государь, английские солдаты входят через брешь. Если вы не хотите погибнуть, надо спрятаться, пока не удастся повидаться с их начальником.
– Ты прав, как всегда. Ганес знает форт, он нас спрячет.
Пламя уже охватило постель и тело умершей. Никто не узнает ее предательства и судьбы.
Над развалинами форта взошло утро. Вокруг обрушившихся стен расположился, в ожидании первых лучей солнца, отряд английской армии, отправлявшийся на помощь Каунпору. Англичане торжествовали, что открыли и уничтожили убежище вождя бунтовщиков. Если он погиб, результат их победы был неоценим.
Между тем тишина, царившая в форте, начинала тревожить англичан, и, боясь засады, они вступили в разрушенные стены, приняв все меры предосторожности. Впереди, как всегда, шли офицеры. Берти Листон был один из первых, переступивших через груду щебня, завалившего брешь.
Присутствие молодого человека в отряде требует объяснения. В последний раз, как мы его видели, они с Субдулом вышли из Гумилькунда и отправились в Меерут. В нескольких милях от последнего он встретил переодетого курьера, который нес депеши от своего генерала к командующему отрядом двигавшихся на Каунпор, а также приказ на имя самого Листона, где ему предписывалось как можно скорее присоединиться к этому отряду, потерявшему многих из своих офицеров. Берти, с тех пор как узнал об ужасных событиях в Янси, только и думал, как бы встретиться с бунтовщиками. С помощью Субдула, сообразительность и преданность которого были выше всяких похвал, ему удалось найти штаб армии. Из целого ряда обстоятельств, рассказывать которые нет нужды, он на своем опасном пути узнал, где скрывается Дост-Али-Хан, и когда был отправлен отряд, чтобы взять его, получил команду над кавалерией. Таким образом случилось, что первое лицо, попавшееся на глаза Тому, было лицо его друга.
Так как всякое переодевание было опасно, то Том снял тюрбан и смыл темную краску с лица, теперь бледного как смерть.
Он стоял со своими двумя слугами на внутреннем дворе, которого не коснулся пожар. Берти, с саблей наголо и револьвером в руке, прошел мимо них со своими солдатами. Он увидал Тома, узнал его и с восклицанием изумления приказал остановиться.
Том подошел к нему и заговорил с грустной улыбкой:
– Я боюсь, что вы никого не найдете здесь. Весь остаток гарнизона бежал. Эти два человека – мои. Обещаете ли вы мне их неприкосновенность?
– Да. Я велю охранять их, из боязни ошибки, так как мы ужасные победители. Но что вы здесь делаете?
– Я пришел искать мисс Эльтон. Она взята в плен.
– Боже! Ее нет здесь?
– Надеюсь, что нет. Но что я говорю!.. Из верного источника мне известно, что она была здесь, но перед самым началом приступа мне сказали, что ее увез субадхар, питающий личную месть к ее отцу. Быть может, это не верно… Дай бог!
– Как зовут этого человека? – спросил Берти, и лицо его омрачилось.
– Суфдер-Джунг… Знаете ли вы что-нибудь о нем?
– Только одно: ему покровительствовал генерал.
– Генерал ранил его, и он прибыл сюда, пылая местью. Это я слышал от самого Дост-Али-Хана, позволившего ему взять мисс Эльтон… Она была на расстоянии одного дня пути от Гумилькунда. Ее спутницы теперь у меня во дворце… Голос его прервался.
– Мужайтесь, друг! Думаете ли вы, что Дост-Али-Хан выдал ее этому человеку?
– Нет, у него не было дурных намерений. Он вызвал меня, желая купить ценой свободы Грэс союз со мной. Она стала жертвой дьявольского заговора.
Говоря так, они обошли совершенно опустевший форт. Том позвал Ганеса, знавшего лучше кого-либо события прошедшей ночи. После небольшого колебания брамин провел их на маленький дворик, где находилась высохшая цистерна. Она была завалена трупами. Через нее открывался вход в подземелье, и сотни людей, пытавшихся проникнуть туда, были задавлены. Но напрасно они старались найти между ними труп вождя. Если бы не это, дело, не стоившее ни одной жизни англичанам, можно было бы считать вполне удачным.
Солдатам было позволено отдохнуть, приготовить обед и собрать среди развалин что найдут. Том, история которого обошла весь лагерь, получил приглашение к офицерскому столу. Хусани и Ганес тем временем занялись приготовлениями к отъезду. К счастью, они сохранили хладнокровие, между тем как раджа совершенно потерял голову. Полковник, не получая от него определенных ответов, отвел Берти в сторону и высказал ему предположение, что умственные способности бедного молодого человека не в порядке. Берти был того же мнения, и, если бы его не удерживали служебные обязанности, он не оставил бы своего несчастного друга.
– Вы должны сообщить мне ваши планы, – сказал он со всей твердостью, на которую был способен. – Куда вы намереваетесь направиться? В Гумилькунд?
– В Гумилькунд, когда Грэс скитается невесть где?! Она для меня все. Ради нее я не остановлюсь ни перед каким страданием, я готов все принести в жертву и умереть в медленных муках… И как подумаешь!.. Нет, я не могу думать! Я должен действовать, иначе умру!
– Есть ли у вас какие-нибудь предположения? – спросил Берти, не осмеливаясь высказать ему всю свою симпатию. – Как вы приметесь за розыски?
– Не знаю. Откуда-нибудь да блеснет луч света… Мои слуги ищут лошадей… Дайте мне денег, всё деньги, какие при вас есть. Я возвращу их вам в Гумилькунде. И Грэс будет там. А если увидите леди Эльтон и Трикси, скажите им, что я проеду Индию вдоль и поперек, обшарю все пустыни, джунгли, леса, не пропустив ни клочка земли, и рано или поздно с Божьей помощью найду ее… или по крайней мере ее убийц.
– Да, да! – отвечал Берти сдавленным голосом. – Но, друг мой, вы не найдете ее, разъезжая по стране: вас убьют, а результата не будет никакого. Я передал ваш план генералу. Он говорит, что у вас есть военные способности. Нам необходима ваша помощь, без вас мы многого не сделаем… «Бедняга даже не слушает меня», – прибавил он про себя.
Хусани прервал их разговор:
– Могу ли я сказать пару слов господину?
При звуке этого голоса Том вздрогнул, овладевшее им оцепенение рассеялось.
– Да, Хусани. Наш разговор с саибом закончен… Прощайте, Листон, мы увидимся в Гумилькунде.
Прежде чем Берти собрался ответить, Том исчез.
XXX. В поисках Грэс
Возвращаемся к дневнику раджи. Следующие заметки без числа, по-видимому, занесены в течение августа.
Положение дел все еще оставалось критическим, так как не было принято решительных мер для подавления восстания. Однако благодаря скоплению громадных масс бунтовщиков вокруг главных центров – Дели, все еще находившегося в руках туземцев, и Лукно, где горсть храбрых европейцев отбивалась от бесчисленных неприятелей, – а также прибытию в Центральную Индию войск племени гурка из Непала беспорядки не охватили еще всех провинций. Во многих местах английские чиновники вступили в отправление своих обязанностей, и хотя бывали случаи задержки курьеров и нападения на путешественников со стороны разбойничьих шаек, все-таки европейцу, обладающему известной смелостью и присутствием духа, уже возможно было проехать по стране. Сельское население, терпевшее ущерб от беспорядков, относилось к англичанам без вражды, даже иногда проявляло к ним симпатию, хотя и случалось, что преувеличивало в своих рассказах опасности пути, надеясь получить за оказанную помощь более значительное вознаграждение.
Том путешествовал в восточном костюме и, стало быть, не подвергался таким опасностям, как его соотечественники, но из заметок в дневнике видно, что путешествие не обошлось без приключений.
«Сколько суток прошло с тех пор, как я выехал из леса? Право, не знаю. Я потерял способность считать время: один день похож на другой. Сегодня с нами случилось приключение, и, посоветовавшись с Хусани и Ганесом, я решил сделать на несколько часов привал в этой деревне.
Чтобы сколько-нибудь успокоить нетерпение, я попробую записать все, что с нами случилось и на что мы надеемся. Несмотря ни на что, я еще не теряю бодрости. Это кажется странным моим преданным слугам. Ганес желал бы, чтобы я вернулся в Гумилькунд. Он сожалеет теперь, что передал мне послание Дост-Али-Хана. Если бы он знал, как я ему благодарен за это! Сегодня у меня снова блеснул луч надежды, и я ожил!»
«Через одного из шпионов Хусани мы узнали, что шайка бунтовщиков, захватившая нескольких пленных англичан, сегодня вечером должна пройти здесь, и мы предполагаем, что Грэс и Кит в числе этих несчастных…»
«Меня, по распространившимся слухам, принимают здесь за какую-то знатную особу, богача брамина. Я скрываю свой титул, боясь, как бы меня не задержали. Изобретательность Хусани неистощима: он всегда находит для меня прекрасную лошадь в богатой сбруе и роскошные платья. Я поддерживаю усилия преданного слуги, стараясь сохранить все достоинство, приличное послу, и нас всюду встречают с почтением. В этом большом селении в мое распоряжение предоставили всю гостиницу, и старшины добыли постели, свежую воду, припасы. Я спал и видел себя в Англии – и с собой – Грэс!
Счастливое ли это предзнаменование?»
«Хусани сказал мне, что ему удалось уговорить крестьян: они не будут нападать на сипаев, но если отряд остановится в деревне, то постараются украсть у них пленных. Мне кажется, он сказал им больше, чем желал, так как я слышу гул многочисленных голосов вокруг моей гостиницы. Если они пожелают, я встану во главе их. Хоть раз, один раз, встретиться лицом к лицу с этими негодяями! Но надо быть осторожным! Вспомнить избиение в Каунпоре!
Сначала, пока пленники не будут в наших руках, хитрость, а затем – наказание…»
* * *
«Все кончено! Не для меня – моя цель еще не достигнута, – но для них, для этих извергов, не щадивших ни женщин, ни детей. Трупы пятидесяти сипаев и их начальника лежат в узких переулках этого мирного селения. Их пленники – два английских офицера, еле держащихся на ногах после ужасного перехода в цепях по палящему солнцу, и женщина, которую везли в повозке и которую я не видал, зная – увы! – что это не Грэс, – переданы попечениям Хусани.
Нас было всего двенадцать человек, когда мы напали на этих негодяев, так как крестьяне даже за большую награду не решались рисковать жизнью, вступая в бой с хорошо обученными и дисциплинированными солдатами. К счастью, подоспел небольшой отряд из племени билов, отправлявшийся для присоединения к одному из новосформированных полков, и с радостью встал на нашу сторону против своих заклятых врагов – пурбиев, составлявших конвой пленников.
Они вступили в селение вечером, и их щедро снабдили припасами и питьем. Я уступил им серай, и они заняли его на ночь, выставив часовых у всех входов. Настала ночь. Я со своими спутниками не ложился. Скоро часовые, принимавшие участие в пирушке своих товарищей, заснули. Несколько наших союзников пробрались в дом, развязали пленных и увели их, между тем как мои храбрые горцы бросились с криками, бряцая оружием, в гостиницу. Негодяи вообразили, что на них напала целая армия, и не пытались защищаться. Некоторые намеревались бежать, но я стоял у дверей и косил их одного за другим. Человек десять пало под ударами моей сабли. Тех, которые пытались прорваться, крестьяне толкали назад с насмешками. Ни одного не осталось в живых, а пленники, которых они везли в Лукно, чтобы замучить, спасены…»
«Возбуждение, последовавшее за легкой победой, было непродолжительно. Мы снова пускаемся в путь и остановимся только тогда, когда я найду Грэс. Пленники остаются в деревне. Я был удивлен и тронут, встретив между ними м-с Листер, мою бывшую спутницу во время путешествия на «Патагонии». Она и другие, принимая меня за туземного владетельного князя, послали за мной тотчас после сражения. Я отправился к ним в восточном костюме, твердо решившись не выдавать себя. Молодые офицеры не были в силах говорить и просили м-с Листер все передать мне. С трудом объясняясь по-индостански и постоянно опасаясь, что ее способ выражения недостаточно почтителен по отношению к индусскому радже-избавителю, она стала объясняться со мной. Мне до смерти хотелось ответить ей по-английски, но это было бы крайним неблагоразумием.
Молодые люди, почти дети, были так потрясены перенесенными мучениями, что нельзя было и думать везти их немедленно дальше. М-с Листер со слезами рассказала мне, что их привязали к дереву и подвергли позорному наказанию перед рычащей толпой. Мы предпочли дать им оправиться в продолжение нескольких дней. Я послал в Гумилькунд, отстоящий всего на три дня пути, за конвоем, который мог бы проводить их туда. При имени Гумилькунда м-с Листер оживилась.
– Говорят, что это маленькое государство – самое счастливое во всей Индии и пользуется наилучшим управлением. Не раджа ли вы его?
Я отступил в тень и отвечал с достоинством:
– Во всяком случае, я имею там некоторое влияние, и оно к вашим услугам. Мое время не принадлежит мне. Я дал торжественное обещание, что не буду знать отдыха, пока не спасу одну англичанку, которой многим обязан.
– Англичанку-пленницу? – перебила она меня».
Я чуть было не выдал себя, когда на выручку явился Хусани, начав расспрашивать м-с Листер. Я же, конечно, не возобновлял разговора. Я запишу для памяти все указания, которые Хусани удалось добыть от м-с Листер, как они ни слабы; мне все кажется, что я блуждаю по лабиринту без путеводной нити.
«Под конец ужасного путешествия м-с Листер посадили в закрытую повозку, которую тащили буйволы. На последнем привале повозка остановилась на большой площади среди деревни. Все спали, так как был полдень. Она тоже задремала; как вдруг ее разбудили голоса, шептавшиеся возле повозки. Одна половинка полога поднялась, и показалась голова, а за ней другая. Внимательно посмотрев на м-с Листер, индусы скрылись. Испуганная, она приникла к пологу, который они спустили, и стала слушать.
– Это она?
– Нет!
– Я уверен в том!
– Вы с ума сошли!
Из этих фраз, которыми перебросились индусы, м-с Листер поняла, что они принимали ее не за одно и то же лицо. Наконец первому, которого звали Тикорам, удалось убедить другого, и из разговора стало ясно, что они искали молодую англичанку и белокурого мальчика, бывших в плену у Дост-Али-Хана. К собеседникам присоединился еще третий – как оказалось, беглый безоружный сипай. Он отправлялся в Непал и, по-видимому, очень боялся громадных болотистых равнин, через которые приходится проходить по пути в это государство. Он сказал, что по этой же дороге направилось много английских беглецов. Тикорам, очень взволнованный, стал расспрашивать, и разговор настолько оживился, что м-с Листер уже не могла уследить за ним. Она поняла ясно только одно: сипай убеждал, что эти беглецы именно те, которых разыскивал Тикорам. Последний приобрел себе тележку, запряженную хорошей лошадью, и пришел проститься со своими друзьями. М-с Листер думает, что сипай последовал за ним и что намерения у обоих были хорошие».
«Вот все указания, которые мне удалось получить. Хусани, как я вижу, возлагает большие надежды на человека, которого зовут Тикорам. По его словам, он был слугой в том доме, где Грэс жила в Ноугонге, и очень предан ей. Хусани отсоветовал ему следовать за ней, но легко могло случиться, что Тикорам не послушался и видел, как увезли Грэс и Кита. Как бы то ни было, мы решились догнать этого Тикорама и завтра форсированным маршем отправляемся в деревню, где м-с Листер слышала этот разговор. Прошло уже более трех недель с тех пор, как субадхар увез Грэс из форта. Кто знает, жива ли она еще!.. Боже, сохрани мой разум, пока я не узнаю ее судьбу, и тогда пусть будет надо мной воля Твоя!..»
«Трое суток мы шли не останавливаясь. Когда наши лошади падали, Хусани, не знаю каким чудом, доставал нам других. Провинция, по которой мы едем, довольно спокойна, так как мои друзья племени гурка, под начальством молодца Гамбие-Синга, крепко держались в Азимгуре. Мы остановились в нескольких часах от этого города на берегу канала, в маленьком бунгало, выстроенном некогда каким-нибудь инженером-англичанином. Мы напали на след Тикорама. Нам сказали, что ему дали маленький отряд солдат-гурка в помощь при его розысках. Стало быть, ему удалось убедить Гамбие-Синга в своих добрых намерениях. Узнаю все от последнего…»
«Теперь мне следовало бы быть уже далеко отсюда, но Гамбие-Синг предложил мне помощь, отказаться от которой было бы неблагоразумно. Я проспал два часа так крепко, как не спал со времени самого отъезда из Гумилькунда, и пока делаются последние приготовления к выступлению, записываю здесь события вчерашнего дня.
Мы без труда нашли штаб этого славного маленького отряда. В то время как я вел переговоры о пропуске с аванпостами, меня узнал один солдат, часто видавший меня у Джунг-Багадура. Десять минут спустя Гамбие-Синг принял меня с участием И симпатией, которых я никогда не забуду. Мне кажется, он даже сожалеет, что ответственное положение не позволяет ему присоединиться ко мне в моих розысках.
Мы долго совещались. Слухи о Тикораме оказались верны. Он был в лагере и рассказывал, что разыскивает молодую англичанку и ребенка, едущих одних и направившихся по дороге к Непалу. Он намеревался догнать их и помочь в бегстве, но средства его совершенно истощились, и он боялся один идти по джунглям. Гамбие-Синг дал ему конвой из надежных людей. Это было лишь вчера. Стало быть, мы можем скоро догнать его».
