Текст книги "ОРУЖЕЙНИК-4 Приговор судьи"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
На этот раз здоровяк-ФСБшник даже не сдвинулся с места. Все чего я добился, так это что проклятый вещмешок вывалился у него из руки.
– Угу, – Леший кивнул, похоже одобряя мой поступок.
– Чего угукаешь, придурок! Жить надоело?!
Очередной приказ как можно активней шевелить поршнями уже готов был сорваться с моего языка, как вдруг я заметил, что подполковник сунул руку в один из карманов своей видавшей виды разгрузки и выколупал оттуда серебристый цилиндрик ВОГа-25. Я знал, что у Лешего имеется пара гранат к подствольному гранатомету. Покойный Соколовский поделился еще перед самым взлетом. Но что Андрюха собирается делать с ними сейчас? На что потратит этот воистину королевский подарок?
Леший тут же просветил меня по этому поводу:
– Эх, люблю взрывать цистерны! Это у меня еще с Одинцова. Помнишь, поди? – произнося эти слова, чекист ловко запихнул гранату в подствольник.
– Ты что сдурел?! – выпученными глазами я глядел на то, как Леший целится в ползущий за нами темный маслянистый поток.
– А ну, пригнись! – вместо ответа Андрюха нажал на спуск.
Граната взорвалась у самого основания железной горы. Маленькая тусклая вспышка, которая не в состоянии причинить стальным великанам ни малейшего вреда. Так мне казалось, но все произошло совершенно по-другому. ВОГ словно поджег тягучий бурый поток. В долю секунды по его поверхности пронеслась яркая огненная волна, еще доля – и жидкость вскипела. Третьей фазой стал взрыв, от которого покачнулась сама земля.
Я словно в замедленном кино наблюдал, как высоко в багровое небо взлетают опоры ЛЭП, растерзанные железнодорожные цистерны и объятые пламенем пассажирские вагоны. Впечатляющее надо сказать зрелище, да только с одной крошечной червоточиной. Заключалась она в том, что часть всего этого внезапно вознесшегося в небо металлолома легко и свободно могла приземлиться прямо на наши головы. А это даже не десятки, а сотни тонн! Кто как, а лично я без каски такого не выдержу.
– А-а-а! Не возьмешь! – мне показалось, что именно это прогорланил Андрюха. Хотя я вполне мог и ошибаться. Ведь невероятно трудно что-либо понять и расслышать, когда не чувствуя под собой ног, хрипя и вопя несешься наперегонки со смертью.
Мы успели преодолеть всего метров двадцать, когда позади, точно на том месте, с которого Леший вел огонь, грохнулся и глубоко зарылся в землю огромный дымящийся тепловоз с красно-белой, взятой в рамочку аббревиатурой «DB» на борту. Нам с Андрюхой удалось устоять против горячей ударной волны, прокатившейся по округе после взрыва, но этот новый, чудовищный по своей силе удар… От него мы покатились по земле словно два сухих, вырванных с корнем перекати-поля. Рядом обрушивались тонны пыли, песка и щебня, среди которых в качестве особого персонального привета двум безбашенным путешественникам грохали о землю куски металлической обшивки, тепловозные пружины и колеса.
Когда все закончилось, я долго не мог поверить, что жив. Еще большим чудом казалось, что не вредим. А не вредим ли? Быть может, какое-нибудь увесистое колесо уже прокатилось через полковника Ветрова и как ножом отпанахало ему ноги или руки? Тогда почему нет боли? Или она прейдет, опалит огнем каждую клеточку многострадального тела стоит лишь только пошевелиться?
Я сделал над собой усилие, переборол страх и действительно пошевелил рукой. Работает. И вроде особо ничего не беспокоит, если конечно не считать легкого жжения в надсаженных костяшках и ноющей боли в недавно переломанном пальце. Эх, Леший, падлюка… что называется, удружил! Воспоминание о друге, словно гром прогрохотало в моем мозгу. Стоп! Леший! Цирк-зоопарк, где он?! Что с ним?!
Вмиг позабыв о себе, я рванулся вверх и попытался встать на четвереньки. Со шлемофона посыпались струи пыли и песка, и мне пришлось хорошенько помотать головой, проморгаться и проплеваться, чтобы прочистить рот и глаза. Когда же, наконец, это удалось, я практически сразу увидел Андрюху.
Радость моя не имела границ. Загребельный был жив. И не только жив, он уже принял пока не устойчивое, но все же вертикальное положение.
– Автомат… – прогудел он своим зычным басом.
Автомат. Близкое и родное слово мигом произвело на оружейника должный эффект, и он стал оглядываться вокруг себя в поисках верного «калаша».
АКМС нашелся практически сразу. Он висел у меня на груди, а потому проделал вместе со своим владельцем большую часть кульбитов и переворотов. С шеи оружие свалилось, должно быть, лишь в самый последний момент.
Еще не достаточно окрепшими руками я вцепился в автомат, поднял его и, отряхнув, продемонстрировал Лешему. Вот, мол, видишь? К бою готов!
– Мой автомат… – Андрюха обреченно поглядел куда-то в сторону.
Я проследил за его взглядом и увидел изогнутый ствол с дульным тормозом-компенсатором, торчащий из небольшого песчаного холмика. С другой стороны этой неглубокой могилки виднелся кусок смятой ствольной коробки с разбитой рукоятью и погнутым прикладом.
– Накрылся твой автомат, – я со знанием дела констатировал смерть безотказного стального друга.
– Хреново без автомата, – чекист болезненно скривился.
– У тебя ведь пистолет остался, – я кивнул на торчащую из-под разгрузки кобуру с «Грачом».
– Утешил, – Леший горько хмыкнул.
Я беспомощно пожал плечами и стал потихоньку подниматься на ноги. Оно и верно, пистолет сейчас – вещь практически бесполезная. Из нее можно лишь в случае чего застрелиться. Основных же наших противников эта штука не возьмет, разве что будешь стрелять в упор и в голову. Правда если такая тварь как белый скорп или хотя бы все тот же наездник подберется так близко, тут уже все, кранты… Хрена лысого ты успеешь нажать на спусковой крючок.
От хищников ниточка рассуждений сама собой переметнулась к другим, куда более грозным, а главное донельзя актуальным опасностям. Если о взрывоопасном буром потоке пока можно было позабыть, то защитный периметр никуда не подевался, он по-прежнему находился рядом, ежесекундно угрожая свести с нами счеты. Да, именно так оно и было. Пробитая брешь затянулась и высоко над землей вновь засияла цепочка зловещих плазменных шаров.
Однако как ни зол был периметр, дотянуться до нас он уже не мог. Совершив свой очумелый спурт, мы все же успели переступить ту невидимую черту, за которой тандему Ветров-Загребельный даровалась неприкосновенность и безопасность. Временные неприкосновенность и безопасность… только лишь временные. Прекрасно понимая это, мы с Андрюхой переглянулись.
– Видал, как рвануло? – Леший мотнул головой в сторону зарывшегося в землю тепловоза и дальше, туда, где всего несколько минут назад бушевало огненное море.
– Это та самая дрянь, что уничтожила вертолет, – прохрипел я, ощущая немилосердный укол в сердце.
– Очень похоже, – чекист кивнул.
– Получается, она живет и здесь, и там… то есть, в нашем мире.
– Ты видел что-нибудь подобное раньше? – Загребельный начал было оглядываться по сторонам, но в ожидании ответа задержал свой взгляд на мне.
– Зачем спрашиваешь? Ведь знаешь, что нет.
– Тогда будем считать, что эта штука встречается здесь и у границы нашего мира.
– Невелика разница, – я поднял автомат и стал выдувать из него пыль. Теперь это была не столько привычка, сколько инстинкт: привести в порядок оружие, а все остальное – уже как получится.
– Разница есть, – Андрюх вернулся к осмотру местности. – Но об этом потом. Сейчас надо уходить. А то нашумели мы тут дай боже!
– Согласен, давай уходить, – пошатываясь, я стал разворачиваться в сторону лежащего на боку контейнеровоза.
– Как ты догадался? – Леший задал вопрос уже практически мне в спину.
– О чем? – я нехотя оглянулся.
– О том, что эта бурая дрянь притаилась именно под цистернами.
– Ну-у-у…. собственно говоря… – мне нечего было рассказывать другу. – Никак не догадался. Просто нам в другую сторону.
– В другую?
Пошатываясь, Загребельный подошел ко мне, стал рядом и немигающим взглядом уставился в сторону контейнеровоза, авианосца и прочих океанских колоссов. Правда глядел он совсем не на огромные металлические борта и надстройки, а скорее сквозь них. Спустя минуту подполковник ФСБ ознакомил меня с результатом своих размышлений.
– Ты думаешь дорога на Могилев… – Леший запнулся и тут же поправился. – На то, во что превратился Могилев, именно там?
– Помни о кораблях, – протянул я вместо ответа. – Как ты думаешь, это может быть подсказкой?
– Чего? – не понял Андрюха.
– Помни о кораблях, – вновь повторил я. – Кто то, когда-то мне об этом уже говорил или…
Я так и не закончил фразу. В голове что-то щелкнуло, переключилось, и совершенно неожиданно перед мысленным взором появилась четкая, написанная то ли кровью, то ли краской надпись. Да… Так и есть… Всего неделю назад я прочел ее на стене подъезда, когда спускался с крепостной стены Одинцовского поселения, того самого, что доживало свои последние, даже не дни, а часы. «Помни о кораблях» написала чья-то неведомая рука. Написала, чтобы увидел я, именно я. Сейчас в этом не было никаких сомнений. Почему? Да потому, что именно эти три слова, словно дремавшая до поры до времени программа, сработали в моем мозгу и спасли нам жизнь.
Кто написал их? Сам собой напрашивался ответ – Главный. Это он не пожалел своей крови. Это он оставил послание, предупредил и направил. Кстати, и рука у ханха была порезана. Глубченный такой порез!
Я уже собирался зачислить себе в актив разгадку пусть невесть какой, но все же тайны, но тут вдруг подумалось: а ведь если принять во внимание сроки всех последних событий, то ничего не выходит. В тот день, когда мы откапывали БТР, Главный, судя по его словам, находился на «Облаке» и еще не обзавелся человеческим телом. А сие значит, что и кровавую надпись он ставить не мог. Ну, никак не мог! Да и потом, когда мы с ним несколько дней провели буквально плечом к плечу, спали рядом, жрали из одного котла… он и тогда насчет надписи не обмолвился и словом.
После того как все это прокрутилось в голове, стало понятно, что вместо ответа на старую загадку я получил несколько новых. Вот же цирк-зоопарк! Получается, лучше не думать. Лучше тупо переть вперед и надеяться, что жизнь расставит все на свои места.
– Что это ты там бормочешь? – вернувшись к реальности, я вдруг понял, что Леший с подозрением на меня косится. – Никак контузило?
– Да в порядке я. Идти надо.
– Ты точно знаешь, что нам именно туда, в сторону этих кораблей?
– Точно? – я нервно расхохотался. – Ну, ты даешь! Разве тут можно что-нибудь знать точно.
– Согласен, вопрос идиотский, – чекист кивнул. – Лучше было бы так: у тебя есть хоть какие-нибудь соображения по поводу дальнейшего маршрута?
– Соображений нет. Одни ощущения.
– Ну, хоть что-то… – Андрюха стер с лица пыль и кисло улыбнулся. – Лично у меня ни первого, ни второго.
– Потопали, – я крепко стиснул автомат и шагнул вперед.
Прошли мы всего шагов десять, после которых Загребельный схватил меня за локоть и остановил:
– Гляди! – Андрюха указывал на лежащий чуток левее от нашего маршрута предмет.
Вокруг было разбросано довольно много всякой всячины. Это и камни, и куски от разбитого локомотива, и еще какие-то непонятные железяки, занесенные сюда неистовством взрыва, поэтому не мудрено, что я не обратил внимания на засыпанный пылью и песком грязный зеленый баул. А вот Леший… Видать он свое имущество чуял, будто кот валерианку.
Вещмешок оказался порван. Из его распоротого брюха в пыль вывалились фляга, консервы, пачки с патронами, на удивление целые и вроде как невредимые. Быть может, памятуя о весьма неприятной особенности Андрюхиной поклажи притягивать к себе убийственные малиновые молнии, мы бы так и оставили ее покоится с миром, но… От одного лишь вида всех этих богатств, ноги сами свернули с дороги.
– Патроны можно не брать, – протянул я, когда два голодных и усталых ободранца остановились над разбросанными по земле банками и упаковками. – «Калаш» твой накрылся, поэтому 5,45 теперь только в очко вставлять.
– Можно и в очко, главное нужной стороной, – ФСБшник отшутился чисто автоматически. Сам же он в это время присел на корточки и пытался аккуратненько, словно мину, подцепить жестянку с кильками.
– Неужто, вас и этому учили? – Настроение было паскудней некуда, однако в том-то и заключается парадоксальная суть бывалого солдата: он сможет позубоскалить даже на своем собственном смертном одре.
– Нас много чему учили, – Леший, наконец, решился и сгреб банку своей здоровенной ручищей. – Ничего не чувствую. Никакого разряда. – Андрюха поднял на меня слегка недоумевающие глаза.
Мне было нечего ответить, разве что пожать плечами. Именно на середине этого движения, как раз когда мои плечи уже вот-вот были готовы подпереть края шлемофона, я и заметил… По занесенному пылью и песком вещмешку словно ящерка проскользнула юркая белая молния. Я, видать, так и застыл, намертво прикипел взглядом к запыленной и выгоревшей зеленой ткани.
Загребельный сразу засек мой напряг и резко повернул голову:
– Чего там? – чекист никак не мог понять, что именно привлекло мое внимание.
– Надо в мешке поглядеть, – наконец выдавил из себя я.
– В мешке? – повторил Леший, но прежде чем он успел пошевелиться, я наклонился и выдернул из пыли значительно похудевший армейский рюкзак.
Развязывать горловину не имело ни малейшего смысла, а потому я сразу уцепился за край прорванной ткани. Первый же взгляд в темное пыльное нутро Андрюхиной заплечной сокровищницы сделал воздух в моей груди полностью непригодным для дыхания. Больше того, он затвердел там, превратившись в тяжелый и колючий камень. Именно в таком состоянии, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть, с выпученными от асфиксии глазами я глядел на небольшой тонкий диск. Он походил на окно, на иллюминатор, за которым открывался вид на безбрежный и бездонный космос. Именно в нем, словно уносящаяся вдаль комета медленно пропадал, тонул свирепый ярко-малиновый смерч.
Глава 7
Укрывшись среди сплетения огромных стальных балок, я пытался сосредоточиться и добросовестно выполнять обязанности наблюдателя-тире-часового. Вот то-то и оно, что пытался! Леший ушел, и Максим Ветров тут же оказался наедине с самим собой, со своими мыслями. Невеселыми, прямо сказать, мыслями. Я до рези в глазах всматривался в доверенный мне под охрану и оборону участок, но вместо него видел лишь призрачные лица своих навсегда ушедших товарищей, лицо Лизы. Чувство вины перед всеми ними перестало ощущаться ноющей старой раной, теперь оно обжигало и душило словно густые пары концентрированной едкой кислоты. И это было настоящей мукой, болью, на которую не действуют обезболивающие, ядом без противоядия. В чем же заключалась моя вина? Да хотя бы в том, что остался жив! Значит, где-то я сплоховал, что-то проглядел, чего-то не понял и не почувствовал. Смерть солдат всегда остается на командире. А если он уцелел, пережил всех своих людей, то эта тяжесть возрастает многократно, становится просто невыносимой. Хоть пулю в висок!
Подумав об этом варианте, я и впрямь покосился на свой АКМС. А что? Наклонить голову, сунуть ствол себе в рот и надавить на спуск. Только резко надавить, чтобы не струсить и не передумать. Бах! И все. Конец. Всему конец! Только вот жаль ствол весь перемажется: кровь там, слюни, сопли, мозги… Леший потом задолбается оттирать. А ведь без автомата ему никак…
Дойдя до этого места, меня передернуло, как от удара электрического тока. Ветров, ах ты тварь позорная! Как тебе только такое могло в башку взбрести?! Застрелиться! Да ты, червь помойный, еще до того как издохнешь превратишься в мерзкую гниду, в предателя. Ты предашь всех, и живых, и мертвых, а главное своего единственного друга. Ведь в одиночку здесь не выжить, в одиночку здесь просто сойдешь с ума.
Тут я понял, что именно это сейчас со мной и происходит. Полчаса в одиночестве и вот тебе, пожалуйста – настоящий психоз. А что будет дальше? Жутко даже представить. Скорей бы уж Андрюха возвращался. А то копается там…
И вдруг накатил новый страх. Куда запропал Леший? Жив ли? Не сотворил ли я глупость, позволив ему уйти одному, причем почти безоружному? От этих мыслей все мое тело сковал ледяной холод. Цирк-зоопарк неужто опять просчет, мой просчет и моя вина?!
Именно в этот момент я и услышал доносящиеся сверху шарканье и ритмичные гулкие удары о металл. Сомнения не было, кто-то спускался по огромным фермам униженного, низвергнутого до уровня обычного металлолома творения Эйфеля. Рефлексы сработали куда быстрее, чем разум, а потому ствол «калаша» мигом вздернулся к быстро темнеющему, уже вовсе не красному, а скорее грязно-бордовому небу.
Я выжидал до тех пор, пока ясно не разглядел знакомую мощную фигуру в потертом камуфляже, и только лишь после этого опустил оружие.
– Пусто. Нет нихрена. – отдуваясь, прогудел подполковник ФСБ, когда, наконец, добрался до моего укрытия.
– Что совсем никакого оружия? Ведь целый авианосец! – засомневался я.
– Ни оружия, ни жратвы, – подтвердил чекист. – Только вот это.
Загребельный добыл из разгрузки слегка помятую пачку «CAMELа» и швырнул ее мне. Я словил трофей и жадно впился глазами в знакомый рисунок. Горбатая лошадь, три лопуха и куча песка на заднем плане. Шедевр! Смотрел бы и смотрел, причем по двадцать раз на день.
– Теперь живем! – из груди строго заядлого курильщика, который уже давным-давно не вдыхал ничего, кроме смрадного дыма пожарищ, вырвался восхищенный вздох.
– Не уверен, что пачка курева стоит того времени, что я проторчал внутри. – Андрюха однозначно намекал, что нам следует поторапливаться. – Кстати, как тут в округе?
– Вроде тихо.
Я в который раз просканировал местность взглядом. Сейчас мы находились с противоположного борта боевого американского монстра. Ни периметра, ни развороченного взрывом парка железнодорожных вагонов отсюда видно не было. В поле зрения попадали лишь два соседних корабля: лежащий на борту сухогруз с желтой полоской на трубе и разломанный пополам наливник, из танков которого вылилось и благополучно впиталось в сухой грунт тонн так триста сырой нефти.
– Это хорошо, что тихо. – Леший последовал моему примеру и тоже оглядел местность. – А то нам еще убежище на ночь искать.
– Давай в авианосце заночуем. Стоит прочно, правильно, так что не придется по стенам ходить. Опять же лесенка на него имеется. Не хилая такая лесенка. Хрен столкнешь. – При этих словах я похлопал ладонью по огромной стальной балке, крохотному элементу в железной паутине, сплетенной незабвенным мсье Эйфелем. – Кстати, НП здесь получится тоже не хилый. Ночки в этих краях, я так понимаю, ох какие темные. А тут периметр светится. Не прожектора, конечно, но все же лучше, чем ничего. Да и любопытно, последует какая-нибудь реакция на весь тот шурум-бурум, который мы тут учинили.
– Не пойдет, – Андрюха отрицательно покачал головой.
– Почему?
– Все это, конечно, хорошо и дюже как завлекательно, но есть одна тонкость: на авианосце дверей нет. Ни одной. Представляешь, все выломаны. Как герметичные в переборках, так и те, что просто ведут в каюты.
– Выломаны?
– С мясом, – подтвердил мой приятель.
– Не хороший такой фактец, – я скривился. – Искали чего? Или не хотели, чтобы бомжи внутри поселились, типа нас с тобой?
– Вот то-то и оно, – Леший хмыкнул. – Да еще и танкер этот гребаный тут совсем рядом. Хер его знает, что там у него внутри осталось. А мне на сегодня с головой хватит разных там пиротехнических эффектов. Так что с авианосцем, уж извини… экскурсии не получится. Давай поищем что-нибудь попроще.
Подыскать «что-нибудь попроще» следовало как можно быстрее. Теперь уже не бордовые, а скорее бурые сумерки наползали со всех сторон. Они превращали корабельное кладбище в лабиринт узких темных каньонов, полный гигантских теней и уже плохо различимых предметов, способных оказаться чем или кем угодно. Конечно же, по большей части это были механизмы, элементы конструкций или груз, сорванные с палуб океанских гигантов. Но гарантировать, что очередной башенный кран, обломок мачты или изувеченный контейнер вдруг не превратится в какую-нибудь голодную хищную тварь, конечно же, было невозможно. Вот именно поэтому мы с Лешим и шарахались из стороны в сторону, петляли как зайцы, стараясь держаться подальше от темных мест и разных там подозрительных образований.
Передвигаясь таким Макаром, удалось продвинуться где-то на полкилометра и, хвала Главному, пока без приключений. Помимо того самого танкера, за спиной осталось еще три корабля. Все три – сухогрузы. Проникнуть на борт мы даже не пытались. Во-первых, близко от наливника, во-вторых, шансы обнаружить там что-либо интересное практически ровнялись нулю. Вот если бы на нашем пути очутился военный корабль или круизный лайнер…
Четвертым по счету был старый широкобрюхий лесовоз. Невесть какая находка, но Лешего судно заинтересовало.
– Широкий корпус. Сел очень хорошо, намертво, овер-киля можно не опасаться, – прокомментировал Андрюха свои наблюдения.
– Бог ты мой, слов-то каких нахватался: овер-киль! – пробурчал я себе под нос.
Андрюха не прореагировал на шутку и серьезно продолжил:
– Бревна борт проломили. Вон дыра, как раз в том трюме, что рядом с надстройкой. Вполне можно будет взобраться.
– Все это, конечно, плюсы, но, честно говоря, особого восторга эта груда металлолома у меня не вызывает, – оглядевшись по сторонам, я озвучил свои ощущения.
– У меня тоже, – сознался Загребельный. – Но до темноты ничего лучшего можно так и не найти.
– Наверное, ты прав.
Я с подозрением покосился на плотное, тяжелое, быстро темнеющее небо. Складывалось впечатление, что, как и все вокруг, оно тоже сделано из металла, что эта исполинская крышка, которой на ночь плотно закрывают весь этот мир. Чтобы, значит, не выдохся, не потерял свой ядовитый могильный аромат.
– Давай, двинули, бродяга, – чекист подтолкнул меня в спину.
– Двинули, – мне оставалось лишь согласиться.
Пролом в борту лесовоза оказался довольно большой. Через него наружу вывалились десятка три толстых уже основательно почерневших сосновых стволов. Большая их часть так и осталась лежать у борта, образуя плотную кучу, очень похожую на высокий муравейник. Ясное дело, что это было нам очень на руку. Раскидай бревна по округе, и двум усталым путникам, да еще на ночь глядя, пришлось бы изобретать способ, позволяющий дотянуться до заветной дыры. Но Главный миловал, и мы осторожно, проверяя на прочность каждое бревно, начали подъем.
В трюме оказалось гораздо темнее, чем снаружи и это несмотря на то, что вся металлическая крыша была сорвана. Сперва я удивился этому факту, но потом подумал, что ничего странного тут нет. Просто смеркается очень быстро. Все-таки прав был Леший, когда потащил меня сюда. Лучшее место для ночлега можно было искать еще очень долго, да так и не найти.
– Вон там лестница, – Андрюха указал на переборку, которая находилась слева от нас. – Поднимемся по ней и окажемся…
Где именно мы окажемся, Загребельный так и не успел сообщить. И все потому, что гигантское тело лесовоза сотряс неожиданный толчок. Очень сильный толчок. От него протяжно застонало старое железо, и зашевелились, словно ожили, набитые в трюм бревна.
– Берегись! – завопил Леший.
– Что это? – прогорланил в ответ я.
– Похоже на землетря… – начал мой приятель, но захлебнулся окончанием фразы от серии новых, еще более мощных толчков.
Это действительно походило на землетрясение. А раз так, то мы оказались далеко не в лучшем месте, чтобы его переждать. Цирк-зоопарк, если это безобразие не прекратится, то либо корабль завалится на бок, либо начнут сползать и катиться бревна. Первое намного хуже, но и второе тоже – далеко нерадужная перспективка. Раскатает в блин как в давильне.
– Уходи от пробоины! Дальше, как можно дальше!
Крик Загребельного вывел мня из оцепенения. Куда это дальше? Балансируя на ходящих ходуном сосновых стволах, я затравленно огляделся по сторонам. Те бревна, на которых мы сейчас стояли, действительно грозили вот-вот покатиться к пробитой в борту дыре, однако там, в глубине трюма все еще уцелели пакеты, стянутые толстыми стальными тросами.
– Быстрей! – Андрюха подтолкнул меня как раз в их направлении, но не удержался, потерял равновесие и зашатался сам.
– Стоять! – я поймал ФСБшника за шиворот и помог устоять на ногах.
– В сторону!
Вместо благодарности Леший прыгнул на меня, и мы вмести отлетели метра на три. Я больно ударился ребрами, взвыл и уже совсем собрался смачно выматериться, как вдруг расслышал гулкий, нарастающий с бешеной скоростью стук или рокот. Всего через мгновение после этого, точно через то место, на котором мы только что стояли, прокатились… Да какой там прокатились? Пролетели три здоровенных бревна. Они канули в сумраке пробоины, и буквально тут же оттуда донесся оглушительный треск и грохот.
Даже в такой, прямо скажем, не располагающей к размышлениям ситуации сразу стало понятно, что три этих длинномера, в каждом из которых сидело кубов по тридцать древесины, сшибли, разворотили кучу около борта, ту самую, по которой мы сюда вскарабкались.
Сетовать на трудности, которые теперь обязательно возникнут при спуске, не имелось ни времени, ни возможности. Если уцелеем, то уж как-нибудь спустимся. Только бы уцелеть!
Землетрясение продолжалось. Оно добросовестно перетряхивало все внутренности корабля, заставляло содержимое его гигантского желудка буквально бурлить, кипеть и вставать на дыбы. Жуткое дело, особенно если учесть, что в состав этого самого содержимого сейчас входили и мы с Лешим.
Однако в отличие от увесистых бревен два упрямых путешественника подчинялись не столько прихотям стихии, сколько своим собственным планам. Наш совсем нехитрый план состоял в том, чтобы добраться до относительно безопасного места, и мы его добросовестно выполняли. Мы перескакивали через одни бревна, уклонялись от ударов других и все приближались и приближались к заветному островку стабильности в глубине трюма.
И нам таки это удалось. Леший первым запрыгнул на здоровенный, крепко спеленатый тросами пакет, а затем втянул за собой и меня. Обессиленные, задыхающиеся от каскада безумных акробатических упражнений мы упали на столь долгожданный, показавшийся мягче пуховой перины, пакет почерневшего кругляка и замерли. Замерли не столько потому, что отдали все силы борьбе, сколько почувствовали, что вокруг что-то происходит. Неистовые толчки прекратились, зато вместо них появилась какая-то мелкая зудящая вибрация.
– Что-то мне все это не нравится, – проскрипел я прислушиваясь. – Раздавить бревнами нас не получилось, так неужто придумали какую-то другую пакость.
– Кто? – отдуваясь, прохрипел Загребельный.
– Кабы я знал кто!
– Тогда давай вставай и ползи наверх. Живо!
Чекист первым показал пример. Сперва он встал на четвереньки, и лишь потом с немалыми, надо сказать, усилиями принял вертикальное положение. Пошатываясь, мой приятель поплелся в сторону металлической, очень похожей на пожарную лестницы, которая уходила ввысь, будто в само багрово-бурое предзакатное небо. Мне ничего не оставалось, как закинуть автомат за спину и последовать за ним. Вообще-то по большому счету оружие следовало держать наготове, однако я понял, что просто не смогу вскарабкаться вверх пользуясь только лишь одной рукой. Так что, как говорится, из двух зол пришлось выбирать единственно возможное.
Руки и ноги работали очень медленно, чего нельзя было сказать о бешено колотящемся сердце. Пот застилал глаза, пальцы скользили на ржавых перекладинах. Удачей являлось лишь то, что лестница оказалась совсем не до неба, как это показалось сперва, а всего лишь до палубы. Именно там мы и очутились ни много, ни мало, а через целую вечность, которую длился весь этот очумелый подъем.
– Пригибайся! – прошипел мне на ухо Леший, когда помогал переползти через край трюма.
– Чего? – мне показалось, что я ослышался.
– Там что-то внизу, так что из-за фальшборта не высовывайся.
Внизу? Я не понял откуда Андрюха это взял, но почему-то сразу ему поверил. Чутье у ФСБшника еще то… Звериное, можно сказать, чутье!
Загребельный первый пополз к правому борту, тому самому, где и располагалась пробоина. Должно быть, тоже чутье, – сказал себе я и двинул вслед за ним.
Как я догадался, фальшбортом, через который мне как раз и не рекомендовалось выглядывать, оказалось тянувшееся вдоль всего судна ограждение. Оно было сварено из толстого листового металла, который через каждый метр-полтора подпирался мощной стойкой. Что ж, нельзя так нельзя, только вот как выяснить, что там творится внизу? Как определить, откуда исходит эта чертова вибрация?
Решение проблемы оказалось очень простым. Я и Леший, не сговариваясь, распластались на палубе и разом приникли к узким прямоугольным прорезям в нижней части фальшборта. Как видно, они были предназначены для стока воды, перехлестнувшей через борт во время шторма. Само собой, через эти амбразуры панорама выглядела несколько обрезанной, да и стемнело уже порядком, однако даже в таких условиях мы смогли разглядеть ЭТО.
С той самой стороны, откуда мы только что пришли, текли два темных бурлящих ручья. Они то сходились, то расходились, то пересекались, то сливались в один яростный поток. Жидкость в них была тягучей, но вместе с тем невероятно подвижной, отчего сразу складывалось впечатление, что по нашему следу отправились две гигантские черные анаконды. По нашему следу? Я подумал об этом и сразу же почувствовал, как у меня противно засосало под ложечкой.
– А ведь это по нашу душу, – Загребельный будто прочел мои мысли.
– Выходит, попали… – прошипел я в ответ. – Сейчас подползут под борт и поджарят нас к чертовой матери.
– Не каркай! – вызверился на меня чекист. – Может пронесет. Может не почуят.
– Не почуят? Да они по следам идут. Ты что не понял?
–То-то и оно, что наши с тобой следы больше не приближаются к судну. Всю пыль внизу бревнами перекалашматило.
Вдохновленный словами приятеля, я сразу поглядел на то место, с которого мы начинали подъем на корабль. Вернее попытался это сделать. Большая часть завала находился под самым бортом и попадала в мертвую зону, не доступную для обзора. Однако даже по тому обрезку картинки, который все же оставался на виду, становилось понятным – Андрюха прав. Бревна действительно укатились далеко от борта, а одно из них тяжелым катком прогромыхало прямо по нашим следам.
Именно к этому самому бревну уже через мгновение и подкрались два мрачных чудовища, два исчадия ада. Они обошли, или правильней будет сказать, обтекли его с двух сторон, затем соединились и стали быстро образовывать небольшое озерцо. Правда, озерцом оно оставалось очень недолго. Спустя всего несколько секунд здоровенный сосновый створ оказался плотно оплетен десятками толстых щупалец, в которые трансформировалась жидкость, а еще через секунду тело гигантского спрута полыхнуло ярким огнем, и прогрохотал мощный взрыв. Мы находились метрах в сорока от места инцидента, но, тем не менее, оказались под дождем обугленных щепок и пылающих капель тягучей темно-коричневой жидкости.
