Текст книги "Черепашки-ниндзя и Чародей Зеленого Острова"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

–     Однако, – продолжал Великий Будда, и тут его мягкий голос стал печальнее и серьезнее, – однако обвиняемый изобличен и в иных, куда более серьезных прегрешениях, и хуже всего то, что в них он не обвиняет себя, более того, по всей видимости, даже не думает о них. Да, он остался верен своим попавшим в беду друзьям-черепахам, но он забыл о действительной своей вине, которая заслуживает строгой кары.

Сердце в груди Донателло испуганно затрепетало. Верховный Будда заговорил, обращаясь к нему:

–     Обвиняемый Донателло, в свое время вам еще будут указаны ваши проступки, а равно и способ избегать их впредь. Единственно для того, чтобы стало понятно, как мало уяснили вы себе свое положение, я спрошу вас: помните ли вы, как шли вы по берегу и встретили череп покойного Гиббо, отряженный к вам в качестве вестника? Отлично, вы помните это.

А помните ли вы как взывали к вам другие черепа? Вы же не только уклонились от обязанности выслушать грешного, кающегося Гиббо, но и не призвали его душу к молитве, но предавались беспокойству и раздражению. Так-так, вы все помните. Уже одним этим вы попрали важнейшие религиозные принципы и обычаи. Вы посмотрели свысока на собрата, вы раздраженно отвергли повод и призыв к самоуглублению и сосредоточению. Такому греху не было бы прощения, если бы в вашу пользу не говорили смягчающие обстоятельства.

Снова из глубоких недр раздалось чье-то знакомое пение, похожее на стройную молитву:

Гладь озерную расколов.

Ветер волны нагнал без числа.

И едва уловим

Запах редких цветов,—

Это поздняя осень пришла.

Блеск воды и горы синева

По душе мне в осенние дни.

Чтобы их описать,

Не найти мне слова.

Так отрадны для взора Они!

Листья желтые и плоды —

Лотос там, за песчаной косой.

И на ряске

Прозрачные капли воды,

И трава под жемчужиной росой.

А на отмели цапля стоит,

С нею день провели мы вдвоем.

Отвернулась,

Наверно, обиду таит,

Что я вдруг покидаю ее.

Наступила долгая пауза.

–     Самообвинитель Донателло, – снова заговорил Будда, и теперь голос его звучал так холодно и пронзительно, как утренняя звезда в рассветном небе, – поскольку вы помогли одной из грешных, кающихся душ, не побоялись испить из лона смерти чистой живой воды и тем самым открыли доступ к полету кающейся Душе, освободив ее, вы, представляется мне теперь, уже вынесли сами себе приговор?

–     Да, – ответил Дон тихо, – да.

–     Мы полагаем все же, что приговор, который вы себе вынесли, вас осуждает и побуждает к добродетели и раскаянию за других терзающихся во мраке грешников?

–     Да, – прошептал Дон.

Тогда Будда встал со своего престола и мягким движением простер руки.

– Я обращаюсь к вам, бодхисатвы! Вы все слышали. Вы знаете, что сталось с нашим братом Донателло. Такая судьба вам не чужда, не один из вас испытал ее на себе. Обвиняемый до сего часа не знал, или не имел сил по-настоящему поверить, что ему попущено было отпасть от друзей-черепах, уже отложивших свои живые черепашьи яйца, из которых вновь должна возродиться жизнь на Мертвой Земле, ради испытания. Ради испытания ему было отпущено сбиться с пути. Он долго упорствовал. Но под конец он уже не смог совершать над собой насилие и прятаться от страждущих душ. Он помог и освободил Душу паучихи.

Отчаяние – исход любой серьезной попытки постичь и оправдать человеческое бытие. Отчаяние – исход любой серьезной попытки вытерпеть жизнь и выполнить предъявленные ею требования, полагаясь на добродетель, на справедливость, на разум. По одну сторону этого отчаяния живут дети, по другую – пробужденные. Обвиняемый Донателло – уже не ребенок, но еще не до конца пробужденный. Он еще пребывает в глубине отчаяния. Ему предстоит совершить переход через отчаяние и таким образом пройти свое предназначение. Мы позволяем ему снова постичь смысл всего сущего и возвратить жизнь мертвым. Мы отдаем ему волшебный кристалл Будды!

Главный бодхисатва взял кристалл со лба Великого Будды, поднес его Дону, поцеловал его в щеку. Едва Донателло прикоснулся к кристаллу, едва ощутил его холодок, как ему припомнились в бесконечном множестве его непостижимые упущения в жизни. Он был готов тотчас бежать, плыть на пустынный берег, откладывать свои черепашьи яйца, наполненные добром, любовью и жизнью на этой мертвой земле, готов был совершать немыслимые подвиги, зарождать новые миры и вселенные из одного черепашьего яйца, из которого миллион лет назад возник и этот звездный мир.

Мягким движением бодхисатва похлопал его по плечу, заметив его смущение и глубокий стыд. И вот Дон уже слышал, как первоверховный Будда заговорил снова:

–     Обвиняемый и самообвинитель Донателло, вы оправданы. Но вам следует еще знать, что брат, оправданный в процессе такого обязан вступить в число бодхисатв и жить их жизнью. Итак, брат Донателло, отвечай мне: готов ли ты в доказательство твоей веры усмирить свирепого пса?

Дон в испуге отпрянул:

–     Нет, на это я неспособен,– вскричал он тоном самозащиты.

–     Донателло! – громко воззвал Будда,– предостерегаем тебя, неистовый брат! Я начал с самых легких задач, для которых достаточно самой малой веры и любви. Каждая последующая задача будет все труднее и труднее. В руках у тебя волшебный кристалл. Отвечай: готов ли ты?

Донателло похолодел, дыхание его пресеклось.

Он вздохнул тяжело и ответил согласием.

На пустынном берегу Залива Смерти показалась опять голова Донателло. Взглянули на нее сидевшие в лодках бодхисатвы и не узнали. Не Донателло это был, а словно какой-то мертвец с застывшей улыбкой на губах. Все лицо у него было багрово– синее, а глаза будто бы вышли из орбит. Дон уже не дышал,– он как будто глотал в себя воздух.

–     Где кристалл?

–     Где же? – громко закричали сидящие в лодках Бодхисатвы.

–     Будет! – отвечал могильным голосом Дон. И без чувств повалился на палубу корабля.

Бодхисатвы изо всех сил ухватились за веревку, к которой Донателло привязал под водой драгоценный кристалл. Потихоньку, осторожно, потянули они наверх. С великим нетерпением, с содроганием сердец.

Наконец, показался кристалл и над водою. Он был не белый, а багрово-красный. В это время что-то теплое коснулось лица Дона. Это бесприютная Душа поцеловала его на прощание, отлетая в необозримые звездные дали для нового рождения:

Вслед за нами придут другие

Будет больше у них терпенья,

Больше ловкости и упорства.

И земля устоять не сможет

Перед их красотой и силой.

А поддержкой им будет песня —

Та, которую

Мы сложили

 Эй! Черепахи!

Эй! Не робей!

Вперед! Черепахи!

Вперед!

Возьмите старую черепичную крышу

Вскоре после полудня.

Рядом поставьте

Высокую липу

Подрагивающую на ветру.

Поместите над ними, над крышей и липой,

Синее небо.

В белой кипени облаков отмытое поутру.

И не вмешивайтесь,

Глядите на них.

Эй! Черепахи!

Эй! Не робей!

Вперед! Черепахи!

Вперед!

Бывает, что и дрозду

Становится холодно

И тогда он всего лишь птица,

Которая ждет тепла.

И тогда он простой бродяга,

Неприкаянный и несчастный.

Потому что без песни

Пространство

Бесстрастно!

Эй! Черепахи!

Эй! Не робей!

Вперед! Черепахи!

Вперед!

Эгей-гей

В ПЛЕНУ У ПАУКОВ

Паутина была так крепка, что ее приходилось разрезать ножом. Мясистые насекомые величиной с гуся, запутавшиеся в паучьих сетях, бились и визжали, как поросята.

–     Микки, тебе не кажется, что здесь ты чувствуешь себя Гулливером в стране великанов? – спросил друга Лео. Он был очень доволен тем, что увидел нечто новое.

–     Надо поскорее выбираться из мертвого леса, чтобы нас кто-нибудь не скушал, – ответил Микки, мечом расчищая дорогу от висящей перед ним паутины.

Но прибавить шагу было не так легко. Ежеминутно приходилось останавливаться, чтобы пробираться сквозь сухие лианы или разрезать густую паутину.

–     Отвратительная паутина! – ворчал Раф, с остервенением махая перед собой мечом. – Эти пауки питаются, наверное, не только насекомыми. Да, пожалуй, не только... Такая паутина удержит и теленка.

Через мертвую лесную поляну идти было легче. На поляне стояли высокие подломленные толстые деревья, напоминавшие дубы. На деревьях между сухими толстыми суками висели гигантские гнезда и рядом с ними – словно подвешенные узлы. Черепахи-ниндзя недоумевали: что за осиные гнезда?

Позади что-то хрустнуло. Послышалось тихое, протяжное шипение, и словно раздалось щелканье кастаньет. Черепашки-ниндзя оглянулись. На границе мертвого леса, у опушки, из которой черепашки только что вышли, выросла сплошная цепь, состоящая из огромных диких пауков. Они медленно приближались к черепашкам-ниндзя, иногда делая скачки. Глаза черные, выпученные, а впереди – две огромных клешни...

Бежать! Скорее бежать!

Черепашки-ниндзя добежали до рощи сухих сломанных деревьев, похожих на дубы. С сучьев вдруг начали падать на траву такие же пауки. Пауки справа, пауки слева, сзади, впереди – правильная осада. Бежать некуда. Остается только с боем пробивать дорогу.

–    Вперед, черепахи! – воскликнул Лео. И черепахи, выхватив мечи, врезались в окружавших их пауков. То и дело в воздух взмывали мечи, и пауки начали было отступать.

Вот один из них завалился на бок. Затем другой. Вращают сердитыми черными глазами. Сердятся.

Вдруг прямо на глазах у черепах они стали раздуваться. Затем послышалось шипение, словно сразу заработала сотня огромных дезодорантов. Из носов вылетали мелкие брызги, как из пульверизаторов.

Микки вскрикнул и упал. Лео почувствовал сладкий, приторный, одуряющий запах. Голова закружилась, зашумело в ушах. Он еще успел заметить, как упали Микки и Раф и сам упал без памяти...

Лео показалось, что он сидит высоко на мачте во время сильной качки. Он глубоко вздохнул и открыл глаза. Сильный влажный ветер дул прямо в лицо. Тело Лео мерно раскачивалось – это уже не сон...

Лео попытался вспомнить, что с ним произошло. Нападение пауков, «газовая атака», обморок...

А теперь вот – эта огромная пещера, в которой он вместе со своими друзьями висит вниз головой, завернутый в кокон из паутины. Лео попытался двинуть ногой, рукой, но не смог, так как был крепко спеленут паутиной.

–    Это ты, Лео? – послышался рядом голос Рафа. – Мы, кажется, попали в скверную историю. Я не могу сделать ни одного движения.

–     И я тоже, – ответил Лео. – Где Микки?

–     Висит рядом со мной. Не отзывается. Или еще не пришел в себя, или мертв,– грустно сказал Раф.

–     А пауки?

–     Их не видно.

Через несколько минут пришел в себя Микки. Действие газов, очевидно, проходило у всех в одно и то же время. Черепашки-ниндзя обменялись невеселыми мыслями. Всячески пробовали избавиться от пут – напрасно. Все, что они могли, это немного двигать плечами и ногами. Руки словно приросли к туловищу, ноги – срослись вместе.

–     Словно заколдовали нас и превратили в сухие деревья, – сказал Раф, пытаясь освободиться из плена.

Что ты делаешь? – спросил у него Лео.

–     Пытаюсь снять башмак с левой ноги, – ответил Раф.

–     Это еще зачем?

–     Он жмет мне ногу, – с присущим ему чувством юмора ответил Раф.

–     А как ты потом его оденешь? – продолжил разговор Микки. Ведь он упадет на землю.

–     Ничего, – отвечал Раф. – Пусть немного нога проветрится.

– Прелестное место, – сказал Лео. – Восхитительный вид.

–     Есть только один недостаток, – продолжил фразу Раф. – Не хотелось бы рассматривать эти достопримечательности вверх ногами.

–     Остается только надеяться на Донателло, на его изумительную интуицию,– сказал Лео.

–     А ты уверен, что он нас найдет? – тихо спросил Микки.

Занялась серая перламутровая заря. Отблески ее проникали в пещеру. При ее свете черепашки– ниндзя увидели пауков. Одни из них висели на паутине, другие вползали в пещеру, возвращаясь с охоты.

С урчанием и щелканьем они стали собираться вокруг черепашек. Видимо, всем им хотелось поглядеть на необычную добычу. Пауки быстро щелкали, как кастаньетами, языками, урчали и ползали вокруг пленников с изумительной ловкостью.

Возле черепашек сидела огромная старая паучиха с седыми мохнатыми бровями. Она пощелкивала. Несколько пауков помельче бросились исполнять ее приказание.

–     Кажется, приходит нам конец, Раф,– тихо сказал Микки.

Похоже на то, Микки, – ответил Раф. – Нам не вырваться. Ты обратил внимание, как блестят наши одежды? Пауки, очевидно, вымазали нас каким-то клейким веществом. Вот почему мы словно превратились в кокон. Что-то готовят нам эти пауки...

Микки наблюдал за теми, которые побежали по приказу старой паучихи. Пауки быстро взметнулись на самый верх. Там висели небольшие «узелки». Микки уже понял, что это за «узелки». Пауки, очевидно, заготавливали пищу впрок, вешая свои запасы под куполом пещеры.

Пауки сорвали пару «мешков» и спустились вниз. Старый паук принял «мешок». В нем находился обмазанный клеем таракан. Паук оторвал кусок тараканьего мяса и протянул его ко рту Лео. Тот стиснул зубы и замычал с отвращением. Пауки пощелкали, поурчали и предложили другое блюдо, обсосав предварительно клей с большого бело-синего червя. Лео снова отказался есть. Паук с большим терпением продолжал угощать пленников клопами, гигантскими стрекозами...

Некоторые из этих «блюд» были еще живыми. Лео понял, что пауки не сразу убивают свои жертвы, а сохраняют их живыми. И, видимо, даже кормят. Поэтому-то старая паучиха с таким вниманием и терпением старалась узнать, чем же питаются эти двуногие, попавшие им в руки. После долгих попыток накормить «мясом», паучиха решила, что пленники не плотоядные животные, и снова защелкала.

Через несколько минут покорные слуги принесли настоящий кокосовый орех. «Откуда он здесь, на Мертвой Земле? – подумал Лео.– Видно, эти тарантулы не так глупы, как кажется, и довольно запасливы». Лео был голоден. Завтрак был как нельзя кстати. Притом, чем бы все это ни кончилось, надо набираться сил. Однако Лео одолевали сомнения: принимать пищу или нет? Если пауки не едят трупов, то, убедившись в том, что «добыча» вообще отказывается от пищи, не прикончат ли они ее тотчас, пока она жива? И Лео решил есть, когда он открыл рот, паучиха одобрительно защелкала. Другие подхватили свежую новость: «Едят»,– и щелканье понеслось по всей пещере.

Пленники были накормлены. Но положение их от этого не стало лучшим.

–     Нас откармливают как подвешенных в мешке рождественских гусей,– пошутил Раф.

–     Ох, только бы рождество у них наступило не слишком скоро,– отозвался Микки.

Накормив пленников, пауки потеряли к ним интерес и расползлись в разные стороны.

Лео мог вдоволь наблюдать за этими странными существами: как они ловили свою добычу при помощи «газовой атаки», как затем обмазывали цветным клеем, облизывая своим длинным языком – клеевые разноцветные железы, очевидно, находились у них во рту,– как развешивали живые обеды. Так прошел день.

К вечеру начали проявлять признаки беспокойства. Пауки быстрее бегали, лазили, прыгали, громче перекликались, и каждый, видимо, спешил забраться в свое плетеное гнездо до наступления темноты. Внезапно они уснули в той позе, в какой застал их сон. Поразительнее всего было то, что это засыпание происходило молниеносно и одновременно у всех пауков. Несколько запоздавших пауков так и застыли возле сухого надломленного дерева с поднятыми лапами...

В пещере стоял полумрак.

Лео видел, как гигантский ящер, словно вмиг вылупившийся из валявшегося внизу черепа, подбежал к пауку, схватил его в пасть и потащил к выходу из пещеры. Лео нахмурил глаза. Паук не вскрикнул, даже не шевельнулся. Никто не пришел ему на помощь. Этот непонятный глубокий сон был, видимо, самым слабым местом пауков в их борьбе за существование здесь, на Мертвой Земле, где все было полно дьявольских превращений. Вот почему они так спешили запрятаться по своим гнездам, вот почему забирались на сухие деревья.

Для пленников это было первое утешение: они могли быть спокойны – в продолжение ночи их не съедят.

Совсем стемнело. Можно было разговаривать, не опасаясь разбудить пауков.

–     Нож при тебе? – спросил Микки.

–    Да, но он мне не поможет,– ответил Лео.– Так же, как и меч, который валяется возле дерева. Если бы Донателло пришел к нам на помощь! Но он не найдет нас! Покричать разве на всякий случай...

–     Донателло!

–     Дон!

–     Донателло!

Над Мертвой Землей, над пещерой зависло долгое повторяемое ветром эхо:

–    До-на-тел-ло-о-о-о!

ОСВОБОЖДЕНИЕ

Когда серое зарево погасло над горизонтом и совсем наступила ночь, Дон снова пошел к сухим зарослям перед пещерой. Выглядывая из-за веток, он видел, что на вершине горы перед входом в пещеру, стоит кто-то.

Дон стоял на коленках среди теней, и сердце у него сжималось от одиночества. «Ну, да они пауки и пусть...– думал он,– они – вампиры... А тут еще ночные дремучие страхи навалились на него!

Дон застонал тихонько. Он устал, измучился, но он боялся забыться, свалиться в колодец сна. Он боялся пауков.

«Что же это со мной? – подумал Дон,– ведь у меня в руках волшебный кристалл Великого Будды. Значит, нечего бояться... Но как узнать, что надо с этим кристаллом делать?»

Он потерся щекой об руку, в которой был кристалл, вдыхая едкий запах соли и пота. Слева дышала гладь Мертвого Залива, залива смерти, всасывала волны, снова вскипала над каменистым берегом. От пещеры донеслись звуки. Дон оторвался от качания вод, вслушался и различил какой-то ритм:

–    Бей!

–     Глотку режь!

–     Выпусти кровь!

Паучье племя танцевало. Где-то по ту сторону пещеры – темный круг, кто-то из пауков ел мясо. Дон вздрогнул: ближе раздался звук. Насытившись, пауки лезли на сухие деревья, многие из них тут же засыпали, застывали в самых нелепых позах.

Дон пополз вперед, он ощупывал неровную поверхность горы, как слепой. Справа были смутные воды, по левую руку, как шахта колодца, зиял Мертвый залив. Ежеминутно вокруг берега вздыхала вода и расцветала белая кипень. Донателло все крался вперед, наконец, он нащупал выступ вдоль стены. Это был вход в пещеру.

–     Микки! Раф! – он окликнул очень тихо.

Ответа не было. Значит, надо говорить громче. Но тогда насторожишь пауков. Донателло не мог предположить, что уснув, пауки выключали слух. Палка, на которой раньше торчал череп-убежище освобожденной им Души, все еще была у него в руках. Он крепко стиснул ее и отбросил прочь.

–     Микки... Раф!

Он услышал вскрик, шорох. Вцепившись в коконы, черепахи бормотали что-то.

–     Это я – Донателло...

Он испугался, что пауки поднимут тревогу, и подтянулся так, что голова и плечи показались у входа в пещеру. Под локтем, далеко-далеко внизу, вокруг той же скалы, светилась белизна.

–     Да это же я... Донателло...

Наконец двое в коконах зашевелились, подались вперед, заглядывая ему в лицо.

–     Микки! Раф? Что с вами?

–     Мы не знали...

–    Мы подумали...– начали было говорить Раф и Микки, но Донателло, приложив палец к губам, знаком приказал им молчать.

–     Это паучье племя...

–     Они нас заставили...

–    Мы ничего не могли...– быстро зашептали черепахи. Донателло тихо заговорил. Голос был сиплый. Его как будто что-то душило.

Я знаю... Я их видел... Послушайте, у меня в руках волшебный кристалл Будды, но я не знаю... Знаю, что в нем заключена жизнь и смерть, как и в наших черепашьих яйцах, но я не знаю, как им пользоваться.

В небе на миг забрызгали звезды. Раздался чей– то мягкий напевный голос, читающий стихи:

– Ива, ты ива,

Ива ты, ива,

На отмели у причала

Под блекнущими лучами!

Расстался с любимой

Гость.

Сердце его болит,

Сердце болит,

Сердце болит...

Фазан, потеряв подругу,

Стонет в ночной дали...

–    Это Душа подсказывает мне что-то,– сказал Донателло, но я не могу все же понять...

–    Завтра они начнут на тебя охотиться,– сказал Микки.

–    Но как же с ними бороться? – задумчиво произнес Дон.

–    Сперва освободи нас! Потом мы растянемся цепью поперек берега,– предложил Раф.

–     И пойдем с этого конца,– добавил Микки.

Внезапно из пещеры донеслись какие-то шорохи,

потом голоса.

Донателло занес меч, чтобы перерубить паучьи веревки-крепления, держащие в подвешенном состоянии его друзей, но не успел. Справа бешено затряслись ветки. Высунулась безобразная морда паучихи Айхивори.

Меч дрогнул в его руке. Он его одернул. Донателло встал на четвереньки, прижимаясь к земле, чтобы остаться незамеченным. Паучиха уже стояла перед ним, разукрашенная красными и белыми пятнами. Донателло бросился на нее как кошка, ударил мечом, паучиха согнулась надвое. Сонно рухнув навзничь. Глаза ее все еще моргали, словно пытаясь разглядеть своего палача.

Через несколько минут все пленники: Раф, Микки и Лео, «вылупились» из своих куколок. Быстро спустились на землю, подняли валявшиеся внизу мечи и быстро побежали.

До наступления зари нужно было как можно дальше уйти от пещеры. А бежать ночью было нелегко.

Если бы не Донателло, черепахам пришлось бы плохо. Но держа в руках волшебный кристалл Будды, Донателло наполнился невиданной силой и энергией – он с невероятной ловкостью ориентировался на Мертвой Земле, обходил препятствия, находил тропы в заболоченной местности, кишащей разными гадами..

Кристалл Великого Будды излучал ярко-алое сияние, освещал путь, подобно утренним лучам солнца.

Мертвый лес наконец кончился. Вот и залив. Черепахи пустились бежать по ровному месту. Стало светлеть небо. Пауки, наверно, проснулись и обнаружили убийство своей Айхивори и исчезновение пленников. Быть может, уже гонятся по следам...

–     Скорей, скорей! – торопил Донателло.

И вдруг позади раздалось зловещее щелканье кастаньет и глухое: «урр... урр...» Догоняют. Черепахи поползли по сухим корням деревьев. Добежали до Мертвого Залива и пауки, отчаянно щелкая, понеслись они по корням с такой стремительностью, что черепахам стало не по себе.

Надо принимать бой! – сказал Лео.– И не допускать их близко. Иначе они снова зафыркают, мы потеряем сознание, как в прошлый раз...

–     И упадем в воду,– добавил Раф,– не успев оставить ни одного черепашьего яйца на этой безжизненной отмели.

–     Пауки уничтожат наши яйца, даже если мы их и оставим,– закричал Микки.

–     Надо принимать бой! – повторил Лео.

Затрещали мечи. Пауки начали падать, но уцелевшие продолжали упорно наступать. На счастье, пошел неожиданный сильный ливень, настоящий проливной дождь, он сбил газовую атаку. Чей-то знакомый голос шепнул на ухо Донателло:

–     Пойте, черепахи, пойте!

И с неба донеслись слова их знакомой песни. Черепахи быстро сплели руки и подхватили, перекрикивая шум дождя:

– Вслед за нами придут другие

Будет больше у них терпенья,

Больше ловкости и упорства,

И земля устоять не сможет

Перед их красотой и силой.

А поддержкой им будет песня,

Та, которую

Мы сложили!

Эй! Черепахи!

Эй! Не робей!

Вперед! Черепахи!

Вперед!

Возьмите старую черепичную крышу

Вскоре после полудня.

Рядом поставьте

Высокую липу,

Подрагивающую на ветру.

Поместите над ними, над крышей и липой,

Синее небо.

В белой кипени облаков отмытое поутру.

И не вмешивайтесь,

Глядите на них.

Эй, Черепахи!

Эй, не робей!

Вперед! Черепахи!

Вперед!

Бывает, что и дрозду

Становится холодно

И тогда он всего лишь птица,

Которая ждет тепла.

И тогда он просто бродяга,

Неприкаянный и несчастный.

Потому что без песни

Пространство

Бесстрастно!

Эй! Черепахи!

Эй! Не робей!

Вперед! Черепахи!

Вперед!

Эгей-гей!

Пауки не ожидали такого дружного натиска живой энергии и начали отступать.

Теперь Донателло направил на них пучок ярко– алого света, который излучал волшебный кристалл, находящийся у него в руках. Пучок света, точно лазерный луч, прорезал пространство Мертвой Земли насквозь.

Со скалистого безжизненного берега вниз посыпались камни, вздрогнула Мертвая Земля, покачнулась, точно от векового сна, вздохнула полным влажным глубоким вздохом. Одни за другими летели каменные глыбы в блестящую гладь Мертвого Залива, и через несколько минут на месте прежних пещер и скал открылась плотина, откуда с бешеным ревом ринулась голубая, светло-голубая чистейшая вода, смывая, очищая все на своем пути. Паучье племя утонуло в ее могучих струях. Кануло в небытие, смытое вновь народившимся потоком жизни и влаги.

Донателло, счастливый и растерянный, стоял на высоком скалистом берегу, сжимая в руках алую драгоценность Будды и светил туда, к самому горизонту Мертвого Залива, наблюдая, как у самой его кромки преломившийся луч кристалла, растекался по поверхности теперь уже не мертвых, а лазурных морских вод алыми и фиолетовыми кругами, напоминающими цветы лотосов.

Лео, Раф и Микки стояли тут же, с широко открытыми глазами, нервно сжимая в руках рукоятки своих мечей.

– Черепахи! – закричал Донателло.– Великий Будда велел нам отложить на этой каменистой отмели свои яйца, чтобы здесь зародилась новая, совершенно новая жизнь. За дело! И через несколько минут весь берег был сплошь усыпан разноцветными перламутровыми коконами, в которых вибрировала новая неизвестная жизнь.

ВМЕСТЕ

Над голубым заливом взошло настоящее Солнце. Когда черепахи увидели солнце, они громко вскрикнули. И трудно было теперь определить, чего было больше в их крике – радости или ужаса.

–     О Донателло! – прошептал Лео.

–     Неужели это ты? – спросил Раф.

В ответ послышалось урчание. Донателло шептал молитву.

–     О Будда! О Великий Будда!

–     Спасибо тебе! – говорил он.

Только через несколько часов Донателло смог говорить. Он рассказал приятелям о своих приключениях, но прежде чем во всех подробностях поведать историю, приключившуюся с ним на Мертвом берегу, когда он увидел первый череп, Донателло смог восстановить в памяти те события, которые предшествовали этому, восполнился внезапно провал в его черепашьей памяти. И он повел друзей на корабль, который прежде был необитаем, а теперь стоял ослепительно-белый, словно морская раковина, поблескивающая всеми своими гранями. Тихое журчание морских волн приветствовало черепах.

–     Гигантская летучая мышь,– начал вспоминать Донателло, когда все дружно уселись в капитанской каюте,– если только это не была летучая тигрица, схватила меня когтями и подняла в воздух. Вот следы от ее когтей на плечах и спине... Да, черепахи, я испугался! Но недаром мой прадед, да и я сам когда-то был страстным охотником и охотился на диких зверей во всех частях света. В такие минуты нельзя теряться – это главное. «На лету она меня не съест. А пока летим, есть время обдумать положение». Я был все же тяжелой добычей, и птица скоро начала снижаться, отделившись от стаи.

–     Мы видели это,– произнес Лео.

–    Черная лента птиц ушла за облака, спасаясь от непогоды, а птица с Донателло летела ущельем,– подтвердил Микки.

–     У меня был нож,– продолжал Донателло,– но вынуть его из ножен было нелегко: когти птицы сжимали плечи и руки.

Ценою нестерпимой боли – при каждом движении когти все глубже вонзались в плечо и спину – я освободил правую руку, вынул нож и всадил его в брюхо птицы. Она неистово закричала, но не выпустила меня из когтей. И хорошо сделала, иначе я разбился бы. Я уже приготовился к тому, что, если птица начнет распускать когти, я сам схвачу ее за ногу.

Птица пыталась на лету клюнуть меня, но хотя у нее была длинная шея, она все же не могла достать меня клювом. А кровопускание делало свое дело. Я с ног до головы был облит кровью птицы. Глаза слипались, и это было хуже всего. Я закрыл их и вдруг почувствовал, как нога моя ударилась о камень. Птица рухнула на каменистую площадку, накрывая меня своим телом, забарахталась и откинула в сторону крыло, прикрывающее меня.

Проливной дождь тотчас смыл кровь с моего лица. Я прозрел. Птица, теряя силы, распустила когти. Я рванулся и, оставив в когтях порядочный кусок мяса с плеча, освободился. Один коготь при этом вонзился в губу и поранил язык. Я не переставал наносить птице удары ножом. Она обезумела от боли, и, позабыв о добыче, то есть обо мне, взмахнула крыльями, тяжело перевалилась через скалу и там, вероятно, погибла.

–     И что же было дальше? – спросил Раф.

–     Я оказался лежащим в каменной ложбине,– продолжал Донателло, как в ванне, до краев переполненной горячей кровью. Я думал, что сварюсь живьем. Температура этой крови была, вероятно, градусов пятьдесят. Кругом валялись перья.

–     Я видел это место! – воскликнул Микки.– Мы искали, но не нашли тебя!

–     Я постарался скорее уползти в ближайшую пещеру,– ответил Дон.– Надо сказать, что крылья у этого летучего разбойника словно кожаные, а хвост с оперением. Я хранил несколько перьев и кусочков кожи с крыла, но потерял их в своих скитаниях.

Потом я отлежался под скалой. Я потерял много крови. Сознание мутилось, я соображал плохо. И вместо того, чтобы идти вверх по каньону, к ракете, я побрел вниз, дошел до залива, свернул направо... Встретил нескольких пауков и заблудился в лесу.

Одежда моя была изорвана в клочья. Между тем, пробираться голым по лесу – не большое удовольствие: иглы и колючки сухих деревьев вонзались в тело. Надо было защищаться и от возможных укусов ядовитых гадов, кишащих вокруг, и я соорудил себе подобие одежды из каких-то мочал, какие в изобилии росли на дереве. Ходить по лесу было опасно. И я взобрался на дерево. Питался кокосовыми орехами, которые кое-где сохранились. Дорогу к ракете я так и не смог найти. Кричал, но никто не отзывался.

–    Мы тоже кричали тебе, Дон, но ты не отзывался! – сказал Лео.

–     Каких чудовищ я встретил во время своих скитаний по глухим лесам и отмелям, каких опасностей избежал!

Я видел леса, мертвые леса такой необычайной высоты, что принял их сначала за высокие горы, поросшие лесом.

Каждое дерево было высотою в несколько сот метров. Внизу росли какие-то желтые травы высотою с наши деревья. Над травой – паутина сухих лиан толщиной в корабельную мачту. Над травой поднимались белые шляпки ядовитых грибов с купол собора.

Весь лес напоминал сухое спутанное мочало – до того он был густ. Этот лес был многоэтажен. В каждом ярусе свой мир, своя история. В средние ярусы не проникало ничего, ни единой серой полоски света. Здесь было сумрачно и тихо, как на глубине морской. Только изредка слышался грохот, словно горный обвал, от падения старых, подгнивших исполинских деревьев. Даже птицы «средних этажей» молчаливы. А в «верхних этажах» было светлее, там еще сохранились капли жизни и шума. В чашечках цветов было бы очень удобно спать, если бы не ядовитый, одуряющий запах! Сухие листья на самых высоких деревьях были так велики, что я нередко выходил на крышу-площадку этого небоскреба и разгуливал по листу, единственно боясь проломить его сухую кожу.

–     А животные, птицы, растения, насекомые? – спросил любопытный Микки.

–     Этот лес был полон ими сверх всякой меры. Если бы я сам не видел их, трудно было бы поверить, что сила жизни на этой пустынной земле может быть так велика. Да, все же эта планета – неистощимо благодатная! – воскликнул Донателло, выглянув в окно каюты.