Текст книги "Королева их сердец (СИ)"
Автор книги: Найн Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Глава 33
Это только в фильмах про легендарных шпионов, что в любое логово проникают, с помощью зубочистки убивают и ядерную бомбу на последних секундах обезвреживают, может быть просто пробраться в комнату. Ни о какой реалистичности тут и речи не идёт.
Но на самом деле пройти в жилые комнаты не так уж и сложно. Вся прислуга занята тем, что следит за гостями и ловит каждый взгляд хозяев, дабы им не влетело после. И отыскать кабинет в этой веренице коридоров и дверей не составляет труда. Правда, электронная отмычка не с первого раза сработала. В какой-то момент мой слух уловил шаги за углом, и я подгоняла электронику работать быстрее. Ввалившись в кабинет и, прикрыв за собой дверь, я привалилась к ней, прислушиваясь к шагам. Никого нет. Наверное, показалось.
Кабинет Ходкевича почти не отличается от рабочего кабинета моего отца в офисе. Похоже, у них был один дизайнер, у которого отсутствует фантазия. Но мне такой расклад только на руку. Таким образом, я точно знаю, где находится сейф и какой он модели. Правда, притрагиваться к нему не придётся.
– Бинго, – улыбаюсь я, открыв первый ящик рабочего стола. – Глупо, господин Ходкевич, – не удаётся мне сдержаться от злорадного комментария.
Я собираюсь покинуть кабинет, когда снова слышу шаги в коридоре. Увы, в этот раз мне не мерещится. Шаги всё ближе, так же, как и голоса. Рыщу глазами по комнате в поисках убежища. Почему в кабинетах нет ванны или хотя бы кладовой…
– Рад, что вы смогли прийти, дорогая, – раздаётся голос Ходкевича после того, как хлопает дверь.
Прижимаю ладонь ко рту и стараюсь сжаться под столом до размеров молекулы и умоляю небеса, чтобы он не подошёл ближе.
– Вы же знаете, что мой отец всегда считал вас своим другом.
Амелия? Голос сестры я узнаю, где угодно. Что она здесь делает? Наша семья никогда не имела дел с Ходкевичем. Дед был категоричен в этом, и я думала, что отец понимает всю важность данного запрета.
– Жаль, что самодурство моего деда помещало сотрудничеству наших семей, – продолжает Лея.
От этих слов я чуть не выпрыгиваю из-под стола. Мне хочется увидеть лицо сестры, когда она говорит о дедушке подобные вещи. Как у неё только язык поворачивается? И кому она это говорит? Человеку, который запятнал себя не хуже нашего отца. Ходкевич не имеет понятия о чести, как и мой отец.
– Передайте отцу, что он может быть спокоен, – посмеивается мужчина. – Пока бумаги у меня, Короли ничего не смогут сделать.
– Вы уверены, что они находятся в надёжном месте?
Подтягиваю подол платья ближе к телу. Зачем вообще я надела это платье? Могла бы ограничиться брюками. В штанах сподручнее грабить чужие кабинеты.
В поле моего зрения попадают носки мужски ботинок. Слышен звук выдвигаемого шкафчика.
– Всё там, где и должно быть, – звучит голос Ходкевича довольно. – Им придётся постараться, чтобы проникнуть сюда.
Как хорошо, что я убрала всё на место. Надеюсь, после ухода он не запрёт ящик. Иначе с обычным замком моя отмычка не справится.
Они ещё недолго разговаривают о каких-то повседневных мелочах, а затем уходят. Я не вылезаю из своего укрытия, отчитывая про себя две минуты. На сто двадцатой секунде, наконец, выбираюсь, но продолжаю медлить еще недолго.
Схватив документы, не глядя на написанное, я убираю бумаги под платье и проскальзываю в коридор. Сердце бешено колотится, пока иду по коридору. Страх того, что кто-то покажется из-за угла и схватит с поличным, не оставляет. Только очутившись в зале я, наконец, перевожу дух и тут же спешу отыскать Дениса со Стасом. Плохая идея была привести их сюда.
– Нам надо уходить, – хватаю Кулагина за руку, наплевав на то, как это выглядит в глазах окружающих.
– Простите, – извиняется за нас Белов.
Втроём мы отходим подальше от основной толпы, чем, конечно же, привлекаем внимание. Но главное, чтобы рядом не было посторонних ушей.
– Нам надо уходить, – повторяю мужчинам.
– Что случилось? – становится серьёзным Стас. – Ты взяла то, что нужно?
– Да, – облизываюсь, от волнения пересохли губы. – Ходкевич появился в кабинете, когда я была там.
– Он тебя заметил? – оглядывается Денис, видимо, ожидая подхода охраны.
– Нет, – мотаю головой. – Я спряталась, – успокаиваю мужчин. – Но с ним была моя сестра.
– Амелия? – вспоминает Кулагин её имя.
– Да. Не знаю, что за дела у моего отца с Ходкевичем, но они касаются вас и тех документов. Нам надо уйти отсюда и как можно скорее. Я…
– Успокойся, – сжимает Стас мои плечи. – Успокойся и дыши. Ты выглядишь слишком взвинченной для человека, который пришёл сюда хорошо провести время и отдохнуть.
– Я такая, потому что нас могут схватить, – стараюсь вырваться из его хватки, но это бесполезно. – Нам надо уйти, пока Ходкевич не наткнулся на нас и ничего не понял.
– Если он ещё не догадался, что мы здесь, то ему донесут в ближайшее время, – не успокаивает меня Денис. – И уйди мы сейчас – это точно будет выглядеть подозрительно. Всё, что нужно, мы сделали, теперь можно расслабиться, выпить и немного потанцевать.
– Ты шутишь? – не верю в услышанное.
Мои нервы на пределе. Мало того, что я стащила чужие документы и фактически стала вором, так ещё и моя сестра ввязалась в какую-то глупость. Уверена, это всё отец придумал. Лея умная девушка, но она бы никогда не смогла влезть в происходящее без чужой помощи. Потолок её интриганских игр – это старшая школа, где все воюют против всех, не стирая с лица улыбки.
– Дыши, куколка, – повторяет Стас, смягчая тон своего голоса. – Ты великолепно выглядишь сегодня. Позволь другим насладиться твоим образом.
Его голос и лёгкие поглаживания большими пальцами, действительно, расслабляют –настолько, что я ехидно улыбаюсь.
– То есть в другие дни я выгляжу как дикобраз с похмелья?
Кулагин теряется от моего вопроса, а Белов смеется, видя замешательство друга, который не знает, что делать. Ладно, может, они и правы. Мы привлечём нежелательное внимание, если уйдём отсюда.
– Мы останемся ещё ненадолго, – соглашаюсь с мужчинами. – Но лучше будет не попадаться на глаза моей сестры, иначе я могу…
– Я думала, ты будешь рада меня видеть, сестрёнка?
Вот вам и «долгожданная» встреча.
Глава 34
Быть частью семьи – значит иметь кучу возможностей, которые открываются рядом с близкими, желающими тебе помочь. Но семья – это также обязанности, переживания и много работы, причем не только над собой. В нормальных крепких семья практически не бывает отдельного «Я». Вы все одна большая команда, члены которой помогают и поддерживают друг друга.
Воронцова никогда не считала свою семью какой-то особенной. Да, она не росла под крылом родителей, как другие дети. Её мама ушла до того, как она осознала себя и смогла понять, что находится вокруг. Отец её жизнью интересовался слабо или вообще не обращал внимания. Зато у Мии был любящий дедушка и младшая сестра, пусть и от другой матери, но всё равно бесконечно любимая. Так что семья у Воронцовой всё же была, пусть небольшая, странная, но она была. Сейчас девушка понимает, что, наверное, жестоко ошибалась эти годы.
Наверное, не будь влияние отца на Амелию таким очевидным и сильным, то ничего подобного сейчас бы не происходило. Мия старается смотреть на сестру так же, как и всегда, но предательский голос в голове говорит, что нельзя продолжать быть наивной. Всё изменилось. Они изменились. И дело не только в новом статусе старшей Воронцовой и присутствии двух мужчин рядом. Внутри их семьи давно назревали перемены.
– Рада тебя видеть, Лея, – Мия мягко улыбается младшей сестре. – Прекрасно выглядишь, – разглядывает она чужое платье. – Тебе очень к лицу этот наряд. Один из тех, что ты купила на свой день рождения?
– Ты, правда, думаешь, что я настолько глупа и надену какое-то старьё двухмесячной давности, – фыркает Амелия. – Я удивлена, что ты не влезла в свой очередной брючный костюм. Неужели, наконец, кто-то смог достучаться до женщины внутри тебя.
Денис чертыхается про себя, услышав последние слова девчонки, и подаётся вперёд, желая поставить её на место. Короткое прикосновение к ладони становится ему сигналом остановиться. Он опускает взгляд вниз и видит рядом со своей ладонью ладонь старшей Воронцовой. Что ж, если она так хочет, он промолчит. Но девчонке следует подбирать слова.
Стас в отличие от друга не спешит вмешиваться, анализируя происходящее перед ним и вокруг них. Пока никто не обратил внимания на их небольшую группу, но ещё немного – и люди станут подтягиваться. Это проблема большого скопления народа. Но им ни к чему находится в центре событий. К тому же в этом случае Ходкевич, и правда, начнёт что-то подозревать. Им следовало послушать Мию и уйти сразу же.
– Приятно видеть, что ты хорошо проводишь время, – старшая Воронцова всё так же мила и нежна с младшей сестрой. – Прости, но уже очень поздно, необходимо возвращаться домой. Пока.
Мия разворачивается к двум мужчинам и даёт им глазами знак, что необходимо двигаться. Но слова Амелии останавливают. На самом деле, они почти выбивают пол из под ног девушки.
– Боишься проспать завтрашнюю работу?
Старшая Воронцова привыкла к бестактности сестры. Окружающие говорили, что у Леи дрянной характер, что ей надо лучше контролировать свои высказывания и думать головой. Мия сначала списывала всё на подростковый возраст, затем стала оправдывать щекотливые моменты особенностями характера сестры. И пусть девушка сама становилась жертвой словесных нападок, никогда это не било так сильно, как сейчас.
– Что ты знаешь? – оборачивается Мия к сестре.
Старшая Воронцова задаёт этот вопрос, потому что всё ещё надеется, что Лея не в курсе замыслов отца. Даже услышанное в кабинете не становится откровением. Она жаждет ошибиться. Хочет оказаться неправой, только бы не потерять последнюю часть своей семьи. За что ей бороться в таком случае? Что ещё ей защищать? Какое наследие она сохранит?
– Не знаю, что отец сказал тебе, – не дожидается Мия ответа, делая шаг к сестре. – Это полная чушь. Ты не обязана его слушать и делать так, как он говорит. Помни, что он всегда был далёк от реальности и не понимает, куда идёт. Он ведёт компанию к краху и не видит этого.
– Вот поэтому он и сделал меня своим первым помощником, – морщится Амелия. – Он дал мне должность, до которой ты так и не сумела дорасти, потому что у тебя нет нужных качеств. Руководителю требуется поддержка его правой руки, а не осуждение и презрение. Ты высокомерна и чересчур горда. Это тебя и погубило.
– Меня погубило то, что наш отец самодур, – не сдерживается Мия от короткой вспышки гнева. – Где была бы компания – не помогай я ему? Где была бы наша семья? Где была бы ты со своими нескончаемыми покупками? – тычет она пальцем в сестру. – Я сохраняю баланс, до которого отцу никогда в жизни не додуматься. Дедушка был прав, не желая делать его своим приемником.
– Дед был старым дураком, – морщится Лея. – Он вцепился в тебя, как клещ, только потому, что был дерьмовым отцом. Папа рассказывал, как постоянно оставался один в детстве и ждал возвращения своего собственного отца, чтобы побыть рядом. Но тот игнорировал любые притязания сына. А потом бац – ему вдруг захотелось стать ближе. Но время было упущено.
Мия готова зарычать от бессилия. Конечно, она знает, что дедушка не был идеальным. Даже с ней он не был образцом для подражания. Дмитрий никогда не требовал от своего сына сближения, так как осознавал, что это невозможно. Всё, чего желал глава семьи Воронцовых, это исполнение обязанностей. Отец Мии получил образование, имел практику – все, что нужно для нормальной работы. Но он не хотел ничего делать. И его отказ не связан с детством, проведенном в одиночестве.
Обязанности перед семьёй должны быть исполнены. Почему Мия это понимает, а Константин Дмитриевич, будучи взрослым, опытным мужчиной, не осознаёт? В конце концов, детство Мии тоже нельзя назвать весёлым и беззаботным. У Константина это детство хотя бы было, в отличие от его старшей дочери, которую с младых ногтей начали обучать будущей роли в семье.
– На этом мы, пожалуй, и закончим, – Мия делает глубокий вдох. – Я свяжусь с тобой позже, Лея, и мы сможем обсудить всё в спокойной обстановке, – оглядывает она сестру.
– Ненавижу эту твою привычку, – рычит Амелия, повышая голос. – Будь хоть раз откровенной со мной. Скажи, что думаешь, а не убегай, прикрываясь приличиями. Перестань оглядываться на деда! – срывается она. – Почему он вечно с тобой носился? Почему ты, а не я? – её рука вылетает вперёд, чтобы дёрнуть сестру за платье. – Я бы тоже могла быть полезной.
Сердце старшей Воронцовой подается вперёд, когда девушка видит поднимающуюся истерику младшей сестры. Всё естество Мии кричит о том, чтобы помочь Лее. Обнять, утешить, порадовать чем-нибудь.
– Чтобы отец тебе ни говорил, ты не делаешь ничего полезного, – звучит голос Мии жёстко. – Он использует тебя во имя своих каких-то целей. И даже не догадывается, что это станет его очередным крахом. Только теперь, после того, как всё закончится плохо, меня не будет там, чтобы всё прикрыть. Следующей разменной монетой в его играх станешь ты.
– Это всё, на что ты была способна, – метает Амелия молнии, глядя то на сестру, то на мужчин за ней. – Радуйся, что кто-то вообще пожелал взять тебя. И поблагодари отца, без него ты бы осталась ни с чем после того, как я получила место в компании.
У Мии нет сил продолжать «драку». Взгляда в сторону хватает, чтобы увидеть людей, прислушивающихся к их разговору. Вот ещё один гвоздь в крышку гроба с репутацией семьи Воронцовых. Кажется, не один их отец умеет так мастерски спускать всё в унитаз.
– Я люблю тебя, – без былой нежности произносит Мия, смотря на сестру. – Обещаю позаботиться о тебе, когда всё закончится.
Глава 35
Терять то, что, казалось, будет твоим постоянно – нелегко. Особенно если чем-то постоянным являются отношения с близкими людьми. Всегда начинаешь искать изъяны в себе, пусть головой и понимаешь, что виноват другой человек. Но лучше разочароваться в себе, чем в том, кого считал центром своего мира.
После того, как мы вернулись из дома Ходкевича, я сразу же поднялась в свою спальню. Мне не хотелось ни с кем разговаривать. Отдав документы, постаралась как можно скорее отгородиться от других, погружаясь в пучину боли и разочарования от встречи с сестрой.
Защищать Амелию. Присматривать за ней. Учить её. Баловать. Любить. Мои обязанности в отношении сестры были прозрачными и понятными. Я никогда не увиливала и не старалась спихнуть её на кого-то другого, пусть няня и мать Леи были рядом.
– Старшие должны помогать младшим. Мы должны защищать тех, кто слабее и нуждается в нас. Они становятся нашим приоритетом и могут быть нашим маяком. Мы обязаны помнить о них всегда.
Дедушка говорил это в тот момент, когда я укачивала Амелию, сидя в кресле-качалке. Не помню, сколько точно мне было лет, но, определённо, не достаточно, чтобы говорить на такие серьёзные темы. Но те слова врезались мне в память и стали частью моего жизненного кредо.
Лёжа в постели под защитой тяжёлого одеяла, я силюсь понять, где именно могла так сильно ошибиться, что вызвала ненависть Амелии. Может, какие-то мои слова стали катализатором? Или необдуманные действия? А может, изначально всё было неправильно? Может, дедушка оказался не прав? Что если иногда мы делаем лишь хуже своей безграничной любовью? Портит ли вообще людей любовь?
– Куколка, – раздаётся стук в дверь.
– Сладкая, – зовёт Денис. – Мы можем войти?
Голоса мужчина заставляют меня перевернуться на бок и взглянуть на дверь. Что если с ними я тоже всё испорчу? Я начинаю к ним что-то чувствовать и, возможно, в будущем смогу их полюбить. Станет ли это началом конца? Может, у меня просто неправильная любовь?
– Мы хотим поговорить, куколка.
Слышу, как ручки двери касаются, но поворачивать не спешат, оставляя для меня право выбора. Их чувства ведь ко мне тоже меняются. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить очевидное. И после того, как статус наших отношений поменяется, возненавижу ли их я? Достойна ли я бескорыстной любви? Любой любви. Хотя бы просто хорошего отношения.
– Сладкая, – Денис откашливается. – Мы, правда, хотим увидеть тебя. Пожалуйста, позволь нам войти. Обещаю, мы ничего не сделаем и не скажем, если ты не захочешь. Мы просто хотим убедиться, что с тобой всё в порядке.
В порядке? Я совершенно точно не в порядке. Если раньше я могла отыскать какие-то оправдания всему, что происходит в моей жизни, то сейчас слов не осталось. Разрастающаяся пустота внутри превращается в чёрную дыру, засасывающая все мало-мальски хорошее, что случалось со мной. И с этим уже ничего не сделать. Такую брешь ничто не заполнит.
– Куколка, мы входим, – Стас звучит серьёзно.
Смотрю, как ручка двери медленно поддаётся. Они, и правда, не собираются останавливаться.
– Нет, – мой голос безэмоциональный и глухой. – Я хочу побыть одна, – добавляю громче.
Продолжая смотреть на дверь и контролировать чьё-либо появление, я не чувствую, как медленно глаза начинают закрываться. Усталость плавно наваливается на меня, не позволяя опомниться и встряхнуть головой, чтобы прогнать её прочь. Переживания и стресс последних дней становятся катализатором к отключению сопротивляемости. У меня больше нет сил оставаться стойкой.
Мне снится что-то сумбурное. Какие-то обрывки разговоров, знакомые голоса, смазанные лица. Они пляшут вокруг меня, ведут свой замысловатый хоровод, не давая мне передышки. Проблемы не оставляют даже во сне, напоминая о себе всё новыми и новыми сценами.
В какой-то момент я пробуждаюсь, как, кажется, от очередного неприятного сновидения. И немедленно пугаюсь, ощутив чужое присутствие рядом. Дергаюсь, уходя в сторону, но оказываюсь зажата в тиски.
– Шшш, – слышно успокаивающее шипение.
– Всё хорошо. Это мы, – узнаю голос Стаса.
Взор проясняется, и я понимаю, что лежу между двумя телами. Моргаю, привыкаю к темноте и разбираю лицо Дениса перед собой. Он выглядит обеспокоенным и подавленным.
– Я не хочу вас видеть. Никого не хочу видеть.
Белов становится ещё более несчастным, если это вообще возможно. Никогда не видела у него до этого подобного выражения лица. Словно я причинила ему настоящую боль. И не физическую, которая пройдёт через какое-то время, а душевную, с которой справится не каждый. Не вижу Стаса, но что-то подсказывает, он выглядит точно так же, как его лучший друг.
– Позволь нам побыть с тобой, – мольба в голосе Кулагина почти осязаема. – Мы ничего не скажем.
– Обещаем, – выдыхает Белов.
– Просто позволь нам побыть рядом.
Моё израненное сердце кричит, брыкается и пытается отгородиться от мужчин. Я не переживу ещё большей боли. Если все правда, и я действительно не достойна любви, то однажды мужчины тоже это поймут. Я окажусь отброшенной и затоптанной. Через меня переступят и забудут, как забывают о жвачке, брошенной мимо урны.
– Я не хочу, – сжимаюсь, уходя от прикосновений. – Не хочу, – ощущаю, как горло сжимается от подступающих рыданий. – Это больно, – срывается с моих губ первый всхлип. – Не хочу, чтобы было больно.
Одеяло не оказывается отброшено. Двое умудряются пролезть под него, не беспокоя меня. Через несколько мгновений чувствую жар чужих тел куда сильнее и отчетливее. Прикосновения больше не невесомые и деликатные. Оба обхватывают и сжимают моё тело, прижимаясь крепче.
– Мы знаем, как больно.
– Позволь нам забрать эту боль.
Я не знаю, кто из них говорит. Не разбираю из-за пульсации крови в ушах. Всё, что я понимаю – это близкое присутствие других людей. То, как они цепляются за меня, словно это единственное, что важно. Словно я, и правда, нужна им. Мозг, привыкший анализировать ситуации, отключается, давая возможность пострадавшему сердцу взять столько тепла, сколько нужно. И пусть сейчас это лишь попытка отринуть действительность, я возьму всё, что они могут дать.
Расслабляюсь. Даю слезам возможность пролиться. Сдерживаться не имеет смысла. Больше нет. Может завтра всё снова вернётся на круги своя. Я выйду из комнаты готовая к борьбе. Но это будет завтра. А сейчас мне позволено плакать и чувствовать себя нужной для двух мужчин, которые ничего мне не должны.
– Мы рядом.
– Никто больше не причинит тебе боли.
