Текст книги "Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах"

Автор книги: Наум Синдаловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)

Случайный однофамилец Романовых

В 1970-е годы героем городского фольклора становится первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Васильевич Романов – Гэ Вэ, как его пренебрежительно окрестили в Ленинграде. Деятельный и инициативный комсомольский работник, сделавший блестящую партийную карьеру, в глазах большинства ленинградцев Романов стал олицетворением ханжеского партийно-бюрократического чванства эпохи загнивающего социализма. Его имя вошло в пословицы («Мариинка танцует, Елисеев торгует, Романов правит») и осталось в ленинградской неофициальной микротопонимике (Дамба Романовна). О нем рассказывали потешные анекдоты, приводить которые нет смысла – они у всех на слуху, и сочиняли школьные страшилки («Дети играли в Сашу Ульянова/Бросили бомбу в машину Романова»). О нем остались легенды, составившие сравнительно небольшой, но достаточно цельный пласт фольклорной культуры.

Пятидесятилетие Октябрьской революции в Ленинграде решено было отметить возведением нового концертного зала. Идея будто бы принадлежала самому Г. В. Романову, и он лично курировал проектирование здания. Но когда проект был уже готов, и времени для его реализации оставалось мало, выяснилось, что место для строительства вообще не определено. Исполнители нервничали, постоянно напоминая об этом Григорию Васильевичу. Однажды, как рассказывает легенда, такой разговор зашел в машине первого секретаря по пути от Московского вокзала в Смольный. Романов не выдержал и махнул рукой: «Вот здесь и стройте!» Машина в это время проезжала мимо так называемой Греческой церкви, построенной в свое время усилиями греческой общины Санкт-Петербурга вблизи греческого посольства. Так, если верить легенде, была решена судьба этой церкви. Она была снесена, и на ее месте действительно в 1967 году был открыт новый концертный зал, названный громко и символично – «Октябрьский». Во всяком случае, именно этим поспешным и, по всей видимости, случайным решением первого секретаря можно объяснить поразительную недостаточность пространства, в которое буквально втиснут архитектурный объем здания.

Кажущаяся заинтересованность Романова объектами культуры побудила литературную и театральную общественность выйти с инициативой создать в Ленинграде музей Александра Блока. Но, как оказалось, именно у Романова это предложение встретило неожиданное сопротивление. Говорят, он противился до последнего момента, а когда подписывал последнее распоряжение, то будто бы в сердцах вымолвил: «Пусть это будет последний литературный музей в Ленинграде». Музей одного из самых петербургских поэтов открыли только в 1980 году.

Настороженное отношение к культуре проявлялось во всем. Да как же могло быть иначе, если от этих интеллигентов можно было ожидать любой выходки. В кулуарах Дома писателей на улице Воинова рассказывали легенду о бывшей хозяйке особняка, выжившей из ума старухе Шереметевой. Будто бы она, большая любительница бездомных кошек, умирая, завещала особняк своей последней питомице, которая до сих пор встречает посетителей Дома писателей с гордым достоинством хозяйки. Среди писателей эту местную мурлыкающую достопримечательность прозвали Графинюшкой и чуть ли не целуют ей лапу. В то же время поэт Геннадий Григорьев, о котором, впрочем, хорошо известно в Большом доме, приходит на собрания Союза писателей в противогазе, всем своим видом демонстрируя, что здесь «дурно пахнет».

Стоило отметить актера Театра имени Пушкина Игоря Горбачева высоким правительственным орденом, как тут же заговорили, что его наградили «за создание в искусстве образа довольного человека».

На экраны страны вышел двухсерийный фильм «Русское чудо». Это совпало с временными перебоями в хлебной торговле. Появились очереди. В ожидании привоза черного хлеба ленинградцы любовались новинкой – гороховыми батончиками, выставленными во всех витринах города. Никаким спросом батончики не пользовались. Их не раскупали. У некоторых витрин появились бумажки: «Русское чудо. 3-я серия».

Едва Соловьев-Седой обнародовал свою лучшую песню «Подмосковные вечера», как сразу возникла легенда, что никакого отношения к Москве песня не имеет. Первоначально припев ее звучал: «Если б знали вы, как нам дороги ленинградские вечера». Но, как назло, во время закрытого прослушивания она так понравилась какому-то высокому московскому гостю, что композитору пришлось согласиться на изменение текста.

А уж что делалось на экскурсиях по городу, которые были сравнительно бесконтрольны, и говорить не приходится. Хотя вроде бы меры принимались. Когда экскурсионные пароходики с иностранцами проплывали мимо «Крестов», экскурсоводы должны были сообщать, что «слева по борту Картонажная фабрика». Однажды эти объявления, усиленные микрофонами, услышали обитатели следственной тюрьмы. Раздался протяжный свист, который был слышен за два квартала на обоих берегах. Так продолжалось каждый раз, как только экскурсионный пароход появлялся из-под Литейного моста. Пришлось «после упоминания о приезде Ленина на Финляндский вокзал делать длительную паузу», пока пароход не проплывал мимо сурового темного здания тюрьмы. Приезжие экскурсанты оглядывались по сторонам и ничего не понимали. И только ленинградцы хорошо знали цену этой паузы.

В семидесятых годах у Дворцового моста стоял широко известный в Ленинграде плавучий ресторан. Затем он исчез. Исчез как-то незаметно. Об этом остались две легенды. По одной из них, ресторан затонул во время какого-то большого праздника. Затонул, разумеется, со всеми перепившимися посетителями, поварами, матросами и официантами. Водолазы во время подъемных работ, к немалому восхищению праздной публики, возвращались на поверхность с авоськами коньяка и шампанского.

Другая, сентиментальная, в полном соответствии с традициями социалистического реализма, легенда рассказывает о простом советском человеке, который, гуляя однажды по набережной Невы, захотел зайти в ресторан. В ресторан его не пустили и даже довольно грубо обошлись с ним, и он, оскорбленный в лучших своих чувствах, бросился в ближайший райком партии. Справедливость восторжествовала. К плавучке «подошли милицейские катера и буксиры, ресторан вместе с посетителями и администрацией вывели в залив, оттащили к Лахте, вышвырнули на мелководье, заставив несчастных по пояс в воде брести к топкому берегу». Наутро явился ОБХСС и устроил грандиозную проверку. Вся администрация, как один человек, села. Простым советским человеком, как вы уже догадались, был Григорий Васильевич Романов.

К шестидесятилетию Октябрьской революции, не без участия Григория Васильевича, было решено произвести капитальный ремонт крейсера «Аврора». Крейсер отбуксировали на судостроительный завод имени Жданова и подвергли капитальному ремонту, включая полную замену множества механизмов и деталей корпуса. В газетах всерьез обсуждался вопрос: что получится в результате ремонта – крейсер революции или его двойник, новодел, не представляющий никакой исторической ценности. Отсутствовала «Аврора» на Неве сравнительно недолго, а когда вновь стала на «вечную стоянку», то разговоры постепенно затихли. Забыли и то, что «Авроры» какое-то время на Неве не было, и в Ленинграде родилась легенда, скорее всего порожденная газетными толками. Будто бы во время ремонта крейсера на Неве стояла его точная копия, сделанная из дерева и картона. Не может город трех революций оставаться без «Авроры» даже на короткое время, говорили в длинных продовольственных очередях и на трамвайных остановках.

Впрочем, версия о подмене «Авроры» родилась не на пустом месте. Она покоится на более ранней легенде о замене корабля на корабль в давние 1920-е годы, когда идея превращения крейсера «Аврора» в символ революции еще только зарождалась в недрах идеологического отдела ЦК ВКП(б). Будто бы уже тогда ее подменили однотипным крейсером «Диана», построенным одновременно с «Авророй» на Адмиралтейских верфях, потому что «Диана» находилась в гораздо лучшем техническом состоянии. В 1922 году ее продали Германии для разрезки на металлолом. Так вот, согласно легенде, в Германию под именем «Дианы» отправили потрепанную службой на флоте «Аврору», а ее легендарное имя передали безвестной «Диане». С участников этой совершенно секретной операции, как водится, взяли строжайшие подписки о неразглашении государственной тайны. Так что легенда о временной, декоративной «Авроре» 1980-х годов имела вполне логичное право на существование.

Напомним, что образ «Авроры», как всеобщего и общепризнанного символа революции, окончательно сложился только в 1948 году. 17 ноября того года она встала на «вечный якорь» у причальной стенки Большой Невки. Но, как выяснилось позже, статус общего символа не смог удовлетворить всех истинных патриотов. Рассказывали, что, когда распространился слух, что на заводе во время ремонта крейсера начали срезать старую броню, готовя ее на переплавку, многие правдами и неправдами проникали на секретную заводскую территорию, отыскивали кусочки революционного металла и уносили в качестве сувениров.

Через некоторое время раздался знаменитый «второй залп» «Авроры». Непредсказуемой и насмешливой судьбе было угодно, чтобы он прогремел в дни празднования 75-летия «верного ленинца» Л. И. Брежнева. В 12-м номере журнала «Аврора» за 1981 год был напечатан монолог-юмореска ленинградского писателя Виктора Голявкина «Юбилейная речь». К Брежневу он не имел никакого отношения. И тем не менее… Монолог начинался традиционной, довольно монотонной речью лирического героя: «Трудно представить себе, что этот чудесный писатель жив. Не верится, что он ходит по улицам вместе с нами. Кажется, будто он умер. Ведь он написал столько книг!» Ничто не сулило неожиданностей. Если бы в почти уже готовый номер не пришлось поместить портрет Л. И. Брежнева, присланный «тассовкой» по случаю его 75-летия. Портрет вождя, как и положено, занял первую страницу номера, ставшего по этому случаю юбилейным, а «Юбилейная речь» Голявкина, по злому умыслу фортуны, оказалась на 75-й странице.

Разразился скандал: «На 75-й странице к 75-летию Брежнева „Юбилейная речь“ против него!» «Голос Америки» заявил, что «это акция КГБ против Брежнева, на место которого метит Романов». Журнал изымали из киосков Союзпечати. Вольнодумцы собирались на кухнях и поздравляли друг друга. Редакционно-редакторский курьез превратился в героическую легенду. Но главного редактора «Авроры» не трогали. Будто бы так решил Романов. Мотивы тех или иных решений Григория Васильевича никогда не обсуждались. «Так решил – и баста. Можно предположить, что Романов… Но лучше не надо».

В скандальной мифологии эпохи застоя особое место занимают нашумевшие легенды о роскошной свадьбе дочери Григория Васильевича, устроенной им будто бы в Таврическом дворце, среди великолепных интерьеров блестящего екатерининского фаворита. Мало того, для свадебного стола хозяин Ленинграда будто бы приказал взять из Эрмитажа царский парадный сервиз на сто сорок четыре персоны.

Среди сотрудников Эрмитажа до сих пор бытует забавное предание о том, как происходила эта экспроприация. На неожиданный звонок из Смольного директор Эрмитажа Борис Борисович Пиотровский будто бы решительно заявил: «Только через мой труп». Но когда услышал в ответ, что это не является серьезным препятствием, сказался больным и отправился домой. Через короткое время подъехала машина, из которой вышли решительные мальчики в одинаковых костюмах и в сопровождении испуганного заместителя Пиотровского направились за сервизом. Восстал против такого партийного хамства только один человек. Им оказался научный сотрудник Эрмитажа Тарасюк. Он надел на себя металлические средневековые доспехи и, размахивая всамделишным музейным мечом, «грохоча стальными сапогами и позванивая звездчатыми шпорами», двинулся на широкоплечих сотрудников обкома КПСС. Похолодевшие от ужаса экспроприаторы бросились было бежать, но тут случилось непредвиденное.

К полуночи в эрмитажные залы выпускают сторожевых собак. С лаем и воем они бросились на железного рыцаря и вцепились в неприкрытый спасительными доспехами зад несчастного Тарасюка. Оказывается, доспехи, взятые второпях Тарасюком, предназначались для верховой езды, и зад, соответственно, должен был оставаться свободным от металла. Этого научный сотрудник Эрмитажа, один из авторитетнейших ленинградских специалистов по оружию, в спешке не учел. К счастью, успели подбежать собаководы и Тарасюк был спасен. Однако из Эрмитажа его уволили, и над его бедной головой «засиял нимб мученика-диссидента». Драгоценный сервиз со всеми предосторожностями, приличествующими случаю, был якобы доставлен в Таврический дворец.

Однако его драматическая роль в судьбе Григория Васильевича не закончилась. Одна московская легенда утверждает, что с этим злосчастным эрмитажным сервизом связана неожиданная отставка и последующая опала первого секретаря Ленинградского обкома КПСС. Романов оказался будто бы одной из первых жертв возглавлявшего в то время КГБ Ю. В. Андропова, который методично и последовательно расчищал для себя ступени к вершине власти. Пострадал Романов, утверждает эта кремлевская легенда, из-за того, что на свадьбе его дочери подвыпившие гости, среди которых было немало сотрудников КГБ, разбили тот знаменитый эрмитажный сервиз. Остается только гадать – правда ли это, использованная многоопытным Андроповым, или искусная легенда, выношенная в утробе КГБ и рожденная для устранения одного из главных конкурентов на высший партийный пост.

Жил Григорий Васильевич Романов в доме на Петроградской стороне, построенном в 1964 году между Петровской набережной и улицей Куйбышева, бывшей Большой Дворянской, вблизи Домика Петра I. В Ленинграде этот дом, заселенный в основном известными общественными деятелями и партийной номенклатурой, был окрещен «Дворянским гнездом». Популярный ленинградский режиссер Александр Белинский сохранил в памяти театральную байку об актере Николае Симонове, который, стоя на Петровской набережной, будто бы говорил ему: «Шура, вы посмотрите, в этом маленьком домике жил Романов высокого роста, которого история назвала Петром Великим. – Потом он повернулся направо, где жил тогда однофамилец основателя Санкт-Петербурга. – А в этом доме живет Романов маленького роста. Интересно, как его потом будут называть?»

Сохранилась легенда и о загородной даче Романова, которая находилась в живописном ближнем пригороде Ленинграда – Осиновой Роще. Рядом с великолепным домом первого секретаря в свое время стояли три деревянных домика местных жителей. Случилось так, что в одном из них, без согласования с «высоким соседом» однажды справляли свадьбу. По традиции, свадебное застолье сопровождалось веселой громкой музыкой и нестройным шумным пением. В разгар праздника в доме неожиданно появился милиционер и достаточно вежливо попросил прекратить шум. Просьба вызвала недоумение и, конечно, осталась без ответа. Через какое-то время в дом ворвались уже три человека в форме и категорически потребовали тишины. Когда и это не помогло, во всем поселке отключили электричество. Свадьба осталась без света. Но продолжалась… при свечах и с песнями. Больше представителей власти никто не видел. Но через три дня конфликт, о котором начали было забывать, приобрел непредвиденное продолжение. Жителям всех близлежащих домов предложили новое жилье в Ленинграде, а их дома в Осиновой Роще снесли. Как говорится, нет домов – нет проблем.

Характерно, что эпоха экономического застоя и социальной дремоты обострила общественный интерес ко всему мистическому, ирреальному, метафизическому. Вновь, как во времена Достоевского, а затем Блока, заговорили о жизненной среде, «критической для существования человека». Оказывается, Ленинград, расположенный на 60-й параллели, является «единственным из крупных городов, который лежит в зоне явлений, способствующих возникновению и развитию психического, „шаманского“ комплекса и разного рода неврозов». Специалисты отмечают в этой среде крайнее напряжение психики, возникновение миражей и призраков, обилие легенд и «страшных историй», раздвоение личности и появление двойников в зеркальных стеклах витрин и мутных зеркалах каналов, «искушение разума и искушение разумом». Всплыли из таинственных глубин памяти и распространились по городу старинные поверья и рассказы о необыкновенных явлениях.

Вспомнили о проклятии Древнего Египта, связанном с тем, что если простой смертный потревожит покой каменного сфинкса, то ему грозит неминуемая гибель. Особенно опасно, если сфинкс оторван от родной земли и находится в руках иноземцев. Тем более в Петербурге – городе призраков и теней, городе ядовитых болотных миазмов, городе, как утверждали еще в XVIII веке, Антихриста. В артистических и богемных кругах Ленинграда заговорили, что египетские сфинксы на набережной Васильевского острова окружены некой мистической тайной, которая будоражит воспаленное воображение восприимчивых и нервных поэтических натур. Прогулки к сфинксам, как утверждали многие, не раз приводили людей к душевным расстройствам, смятению и даже к «повреждению психики».

И не только безобидные каменные изваяния египетских чудищ пугали впечатлительных ленинградцев. Если в три часа белой ночью посмотреть на памятник Петру перед Михайловским замком, утверждали они, то можно явственно увидеть, как он шевелится.

И прекрасный растреллиевский Смольный собор обладает таким странным оптическим эффектом, что объяснить его обыкновенным людям просто невозможно. Церковь, при приближении к ней, «уходит» в землю.

Правда, мистические явления и тогда имели не всегда негативный характер. Так, одна легенда утверждает, что только Ленин «спас» от разрушения здание, за сохранение которого безуспешно боролась вся архитектурная общественность Ленинграда. В то время началось строительство нового, безликого, из стекла и бетона учебного корпуса Военно-механического института на 1-й Красноармейской улице. Для этого надо было снести бывший Манеж Измайловского полка. Его уже начали разбирать, и весь правый флигель вплоть до центрального колонного портика лежал в развалинах, когда кто-то вспомнил, что когда-то давно в здании Манежа выступал Ленин, о чем, кстати, свидетельствовала мемориальная доска на фасаде. Только так, «спекулируя» на имени вождя революции, удалось спасти хотя бы часть здания.

Необъяснимыми обыкновенной логикой «ассоциативными полями» окружена Адмиралтейская игла. С появлением первого весеннего солнца ласточки, возвращаясь с далекого юга, сначала «направляются к Адмиралтейству – посмотреть цела ли игла».

Таинственный оптический эффект свойствен и известному памятнику на площади Восстания. При определенном освещении тень от звезды на гранитной стеле образует на асфальте Невского проспекта четкие очертания двуглавого орла.

Загадочным свойством обладают жители дома № 46 по Литейному проспекту. Они владеют необъяснимым чувством времени и безошибочно, не глядя на часы, знают, который час.

На углу Фонтанки и Гороховой улицы стоит старинный дом с круглой лестницей в вестибюле, широко известный среди молодежи как «Центр мироздания». Эту лестницу называют еще «Ротондой» и она много лет слывет местом паломничества всех, кто несчастен в любви. Одни говорят, что в этом доме в старину располагалась масонская ложа, другие – что тайный публичный дом. Так или иначе, но молодежь считает, что если на лестничной стене «оставить соответствующую запись, то желание исполнится».

Наконец, обратили внимание на то, что таких странных загробных сближений, как в Ленинграде, нет ни в одном городе мира. Здесь, под сводами Петропавловского собора бок о бок лежат, в бозе почившие, торжественно погребенные и в посмертной славе пребывающие, сыноубийца, мужеубийца и отцеубийца: Отец Отечества Петр I, на дыбе замучивший своего сына, наследника престола, царевича Алексея; Екатерина Великая, матушка государыня, муж которой, император Петр III, был задушен в Ропше с ее молчаливого согласия; Александр I Благословенный, освободитель России от Наполеона, участник заговора 1801 года и потому убийца отца своего – императора Павла I. И все это во имя великой России.

Сохранились две исключительно характерные для последних лет существования Советского Союза легенды, связанные с монументальной скульптурой. Одна из них относится к нереализованному проекту памятника пожарным на Большом проспекте Васильевского острова. Многофигурная композиция, посвященная ленинградским пожарным была отлита по проекту скульптора Л. К. Лазарева. В 1982 году ее должны были установить перед зданием районной пожарной части. Но так и не установили. Согласно легенде, этому препятствовал местный райком партии. Мол, фигуры слишком большие, и это невыгодно оттеняет «Маленького Ленина», стоящего всего в двух кварталах от предполагаемого места установки памятника пожарным. Да к тому же один из пожарных изображен с топором в руках и бежит он в сторону бессмертного вождя всех трудящихся. Правильно ли это будет понято? Фольклор отвечал, что да, правильно. Памятник пожарным был-таки установлен на том месте, где и предполагалось. Но произошло это только в 1995 году.

Вторая легенда связана с, кажется, последним монументом коммунистической эпохи в Ленинграде – памятником «пламенному революционеру и верному ленинцу» Ф. Э. Дзержинскому, торжественно открытым неподалеку от «штаба революции», Смольного, в 1981 году. Как обычно, на открытии состоялся хорошо организованный многолюдный митинг с оркестром, лозунгами, речами, прессой и другими атрибутами того времени. Когда отговорили дежурные слова и отыграли привычные праздничные марши, наступил, наконец, момент рождения нового монумента. И тут, как рассказывает городское предание, произошло нечто ужасное. Когда упало белоснежное покрывало, онемевшие от изумления участники торжества увидели на бронзовой шее «железного Феликса» затянутый двусмысленной петлей кусок металлического троса, видимо забытого монтажниками при установке памятника. Над площадью нависла зловещая тишина. И только через некоторое время, продолжает предание, среди растерянной толпы суетливо забегали молчаливые и деловитые юноши в штатском, высматривая и тут же конфискуя фотоаппараты, теле– и кинокамеры.