Текст книги "На сладенькое (СИ)"
Автор книги: Наташа Гера
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
Проснулась c тяжелой головой и страшным похмельем. Я, например, тут ничего удивительного и сумасшедшего не вижу. В ванной, еле открыв глаза Фима увидела в зеркале у себя за спиной…крылья. Большие, изумрудно-зеленые, сияющие, переливающиеся, струящиеся. В ужасе выбежала из ванной, в комнату к большому зеркалу во весь рост. За зелеными крыльями Фима увидела еще две пары крыльев, ярко-красные и золотые. Самыми большими были зеленые, на них находились красные и золотые, самые маленькие, сверху. Они могли бы сложиться, как матрешка – золотые внутри, их закрыли красные, а те – зеленые.
Я внимательно посмотрела на Фиму и ничего лишнего у нее за спиной не увидела. Никаких крыльев. Ни сложенных, ни разложенных в полный размах. Тем более, трех пар.
– Что? – Спросила Фима, – не видишь?
– Не-а.
Фима тоже их не увидела, когда снова побежала в ванную и долго плескала себе в лицо холодной водой и протирала глаза. Убрав с лица полотенце, с облегчением увидела в зеркале свою обычную ванную комнату и обычную себя. Крыльев не было. Померещилось с похмелья, решила Фима. Просто кто-то слишком много пьет!
Я была с ней согласна.
Фима завалилась дальше спать, а когда проснулась, то увидела в своем отражении в телевизоре опять крылья. Все три пары были на месте. Плавно двигались туда-сюда, в такт дыханию. Крепко зажмурилась, протерла глаза – исчезли. Выдохнула, пошла на кухню. Пила кофе, и в отражении стекла кухонной мебели опять их увидела. Опытным путем, закрывая – открывая глаза с разной скоростью, определила, что крылья она видит только из-под век, приоткрыв глаза, расфокусировав зрение.
Вот почему она постоянно на меня таращится!
– А они осязаемы? Их можно потрогать? Они из перьев, как у ангелов? Или курицы?
– Потрогать нельзя и я их не чувствую, махать специально ими не могу, они живут своей жизнью, болтаются там, сами по себе. Они не из перьев, а как бы из энергии просто.
– Ну и че ты кипишуешь? Наорала на меня. Открывай нормально глаза и живи себе спокойно дальше. Не смотри на свои крылья, раз они тебя так пугают. Хотя я бы посмотрела.
Вот люди, такие люди. Сначала сами ведьму ищут, просят помочь, любые деньги предлагают, а потом еще и не довольны.
Хотя, я помню свои чувства и эмоции, когда со мной стала общаться Книга, когда я почувствовала силу, заключенную в ней. Я тогда тоже очень испугалась. Хорошо, что у меня есть Люба, которая объяснит и поддержит.
– Я вижу крылья у всех людей. Думаешь, это нормально?
Нашла у кого про нормальность спрашивать. Я продаю за монету людям пирожки для здоровья и заварных лебедей для супружеской верности.
– Ну и заварили мы с тобой кашу, подруга. Какие крылья ты видишь?
– У каждого разные. У одних большие, у других поменьше. Они разного цвета и текстуры, разной формы. Я еще не видела двух похожих пар. И не видела больше никого с тремя парами. И это меня так пугает.
Под вечер Фима собралась на встречу с тем мужчиной, который был у нее ночью. Вышла на улицу. Заходящее солнце ослепило глаза, и она увидела плотные компактные кожаные крылья у водителя такси. Большие, прозрачные и подвижные крылья у молодой мамы на лавочке возле дома. Разноцветные маленькие у ребенка. У каждого человека, на которого она смотрела, были крылья. Пока она не проморгалась. В ресторан ехала с закрытыми глазами. В ресторане и сначала в клубе все было нормально, а потом от ритмичного мелькания света, она снова всех вокруг стала видеть крылатыми. Большие, поменьше, прозрачные, красивые, корявые, воздушные, тяжелые, громоздкие, ажурные – всякие. Крылья ее спутника были черно-красными. Она испугалась, нелепо сослалась на мигрень и быстро сбежала домой. В воскресенье из дома не выходила.
Ей хватило вида из окна во двор. При желании, она разглядывала крылья. Поняла, что видит крылья даже у изображения людей, например, на фото или на экране телевизора или телефона. Весь день тренировалась отключать «крылозрение».
– Получилось?
– Да, почти. С большим трудом. И что, я теперь тоже ведьма, как ты?
– А кто знает? Я еще с таким не сталкивалась. Не бойся, подруга, разберемся. Спросим Книгу, мою тетку Любу, может, еще кого-нибудь ведающего найдем. Меня, когда проклинают, все время пугают какой-то ведьмой Лией. Можем и к ней обратиться, если надо будет.
– Мне страшно. Я не хочу это видеть.
– Но ты же научилась не видеть это?
– Это еще не все. Спроси меня, откуда я к тебе пришла?
– С работы, наверное. – А че?
– Спроси.
– Откуда ты ко мне пришла?
– Из роддома!
– Ни фига себе! А что ты дам делала? – Оба роддома в нашем городе Фима обходит по большой траектории. Она не хочет рожать сама и боится одного лишь вида беременных, считает, что это заразно. А младенцы для нее что-то вроде чеснока для вампира. Исключение составляют только дети Кати и сама беременная Катя.
– Сижу себе, работаю, никого не трогаю, глаза держу правильно, потому что тошно уже крылья рассматривать и тут в аптеку приходит Кира.
Скандалит, требует вернуть мужа. Говорит, что тот вообще обнаглел, уже открыто гуляет, на звонки не отвечает и сутки дома не показывался. Фима доказывает ей, что не при делах, куда ейный супруг делся.
– Вот, бля буду, знать не знаю, где он.
Последние пару дней она сильно занята другими мистическими крылатыми делами.
Кира на взводе, ее трясет. Фима ненароком теряет бдительность и видит ее крылья – обломанные почти под самый корень. Только пеньки торчат.
– Вот я не знаю, что это значит, но, когда Кира попросила поехать с ней на работу к Вадиму, я поехала.
– Зачем?
– Да не знаю я. Ситуация вышла из-под контроля. Она была очень расстроена. А мне что – я с ее мужем сто лет уже не виделась.
– Кошмар.
-Нет, кошмар был, когда мы к кабинету Вадима подошли. А он закрыт, а оттуда смешок женский, приглушенный.
Кира стала одновременно стучать в дверь, звонить Вадиму по телефону и кричать, чтобы открыл немедленно, кобелина.
Кобелина не хотел, но открыл. За его спиной спешно натягивала халатик низенькая пухлая сиськастая блондинка – его медсестра, Фима много раз ее видела на приеме.
– Представляешь его удивление: жена и бывшая любовница застали его с новой любовницей.
– Пипец. – Стресс, наверное, был у мужчины.
Вадим и Кира поорали друг на друга. Кира пару раз его ударила по лицу, сказала, что разводится с ним немедленно. Он ответил, что будет только рад. Сын, квартира и машина должны остаться Кире, а еще алименты в достойной сумме. А он сказал, что скоро уедет в Германию, нашел там работу. И пусть соберет его вещи.
Вот как бывает. Ничего, Кира молодая, красивая, здоровая, найдет себе другого мужчину, достойного.
– Через час я привезла на такси Киру в роддом, в отделение патологии беременности. У нее началось кровотечение.
– Она была беременна?
– Оказалось, да.
Не смотря на все свои страхи и предубеждения, Фима не смогла бросить бывшую жену бывшего любовника посреди улицы в таком состоянии. После скандала они стояли в больничном сквере, Кира курила, Фима пыталась успокоиться, созерцая зелень листьев и пытаясь держать зрение нормальным. И тут Кира вскрикнула, схватилась руками за живот, согнулась пополам.
– Что случилось? – Спросила Фима.
– Больно очень, – еле слышно ответила побледневшая Кира. На ее юбке проступила кровь.
Дальше было такси, быстрая езда по городу под причитания водителя, больничная обстановка, доктора, вопросы, суета. Киру увезли на каталке, а Фима осталась ждать в приемном покое. Доктор к ней вышел довольно скоро. Сказал, что состояние Киры и ребенка тяжелое, они будут делать все, что в их силах, но шансов на то, что беременность сохранится, очень мало. Нужны лекарства по списку, а Кире нужен покой. Но на пару минут Киру к ней пустил.
– Я могу кому-то позвонить? Кому сообщить, чтобы к тебе пришли?
– Вадим отключил телефон.
Вот козлище. И что только эти женщины в нем находят?
– А мама, подруги?
– Мама живет далеко, в деревне, не приедет. Свекровь с сыном в санатории. Подруг, которые могли бы приехать, нет. Никому звонить не надо, – Кира смотрит в потолок. – Могу тебя попросить?
-Конечно.
– Возьми в сумочке мою карточку, купи пожалуйста лекарства, доктор скажет какие. А еще…
– Да, я слушаю. – Кира такая бледная, что мне становится за нее страшно.
– Купи еще халат какой-нибудь, пижаму. Зубную щетку, пасту. И трусы. А еще прокладки и тапочки.
Не часто жены обращаются к любовнице своего мужа с такой деликатной просьбой.
– Не волнуйся, все куплю.
Кира написала мне пин-код карты.
– Прости, – сказала Кира. Под капельницей, на больничном белье, она выглядела маленькой потерянной девочкой. – Я достала тебя уже за эти дни. Прости, что тебе пришлось смотреть на все это.
– Не важно. Сейчас позаботься о себе и ребенке.
– Представляешь, уже 12 недель, а я и понятия не имела. Вот дура то.
– Ничего. Доктор сказал, что…
– Сказал, что ничего мне пообещать не может, – слеза побежала по ее лицу и скользнула за ухо на подушку.
Ладно мы, взрослые глупые люди, мы сами принимаем решение, как испортить себе жизнь. А чем виноват этот ребенок? Он ведь даже не родился еще.
Фима осторожно присела рядом с Кирой и взяла ее за руку.
Живи, ребенок. Живи. Не знаю, мальчик ты или девочка. Но понимаю, что тебе сейчас, наверное, очень страшно. Или больно, может быть. Ты думаешь, что мир большой и ужасный. Но это не так, мир большой и красивый. Живи, малыш.
Кира так сжала ее руку, что она онемела. Но Фима так и сидела с ней, пока она не уснула, потом тихо вышла из палаты. Через пару часов она привезла лекарства и вещи, необходимые Кире в больнице. Даже трусы и специальные прокладки. Еще раз поговорила с врачом, услышала, что пока прогнозировать рано, состояние тяжелое и эта ночь будет решающей, сохранится ли беременность. Когда выходила из больницы, увидела свое отражение в дверях. Золотых крыльев не было. За спиной печально висели зеленые и красные.
Вот, еще не успела к ним привыкнуть, а уже одну пару потеряла!
Прямиком из больницы Фима пришла ко мне ругаться. Вся ее жизнь перевернулась с ног на голову. Не это она заказывала у ведьмы, совсем не это.
– Успокойся, со всем разберемся. В любом случае, я тебя одну не оставлю. Когда твоя жизнь так меняется, это не просто принять.
Фима хмуро на меня посмотрела и подняла свой бокал, типа, приветствуя тост.
– Слушай! – Меня посетила одна шальная мысль, – а у меня крылья есть?
– Насколько я поняла, у всех есть. Просто очень разные. У Киры только были поломанные.
– А мои ты сейчас видишь? – Мне было так интересно!
Фима повернулась ко мне, опустила голову, а когда через пару секунд подняла, я ее чуть не испугалась. Зрачки расширились и разлились почти на всю радужку и ее глаза казались невероятно темными.
Значит, вот как это происходит. "Крылозрение" не для слабонервных. Даже я, работающая с магией и мистикой, была к этому не готова. Фима смотрела на офигевшую меня, куда-то мне за спину и вдруг стала улыбаться.
– Что? Да что там? – Я занервничала и стала оглядываться за плечо. Конечно же не увидела за собой ни крыльев, ни хвоста с рогами и копытами.
– Теперь я знаю все твои секреты!
– Как это?
– У тебя большие крылья.
– Одна пара?
– Да, они на метр возвышаются над тобой, или больше. И по земле волокутся.
Я осторожно переступила ногами. А вдруг стою на своем крыле?
– Форма у них, как у цветочных лепестков. Пион, что ли? Текстура такая же нежная.
– А цвет?
– Внизу бирюза, а вверху переходит в светло– сиреневый. Как ты это называешь? А, лавандовый, точно. Но самое интересное...
– Что? – Все-таки есть хвост?
– Нежно-розовые сердечки на крыльях! На левом семь, на правом восемь! Кто-то влюбился!
– Врешь!
Что это за сердечки такие, что выдают все мои секреты? Я сама еще не поняла, что люблю, не осознала это, не призналась себе. А сердечки эти прут из меня – то из глаз, то на крылья пролезли.
– Зачем мне тебя обманывать и что-то придумывать? Жаль, что ты не можешь видеть того, что вижу я.
– А давай попробуем кое– что сделать?
Ведьма я или так просто пирожки продаю голодным студентам?
Я взяла Книгу в одну руку, в другую взяла Фиму и притащила к зеркальной дверце шкафа. Вдохнула, с выдохом расслабилась и закрыла глаза. Силы у меня много, на выходных зарядилась на несколько недель вперед.
– Включай свое крылозрение, – я покрепче сжала руку подруги.
– Уже.
Осторожно открыла глаза. И поняла, почему Фима пришла ко мне кричать. От такого зрелища, конечно, будешь считать себя не совсем психически здоровой.
За моей спиной радостно развивались именно такие крылья, как описала подруга. В форме лепестков, большие, бирюзовые кончики лежат на земле, а лавандовые верхушки почти упираются в потолок. И сердечки наличествуют, в левом семь, в правом восемь.
Только розовых пони здесь не хватает.
Бах! И я раскрыла свои крылья в полный размах, они заняли почти всю комнату. Фима отпрыгнула от меня в строну, чтобы я не свалила ее с ног.
Ее крылья были другими, две пары. Меньшего размера. Они имели более привычную крыльям форму, классически ангельскую. Изумрудно-зеленые мерцали и были словно из травы и листьев, которые постоянно росли и перетекали друг в друга. Яркие красные были из плотного кружева. Золотых не было. Ее крылья уныло висели тряпочками.
– Расправить можешь? – Спросила я, деловито помахивая своими.
– Ничего с ними делать не могу, – ответила Фима. – Видишь, сдохли.
– Нет. Сейчас поправим.
Я водрузила ей Книгу на голову и попросила держать руками. Мне казалось, что я имею «крылозрение», пока держусь за нее, поэтому мы на время стали сиамскими близнецами, сращенными в районе кистей рук. Начала гладить ее крылья свободной рукой, расправляя складки. Почувствовала покалывание в кончиках пальцев и тепло. Через некоторое время тепло сменилось на холодок.
– Хватит, хватит, – остановила меня Фима, – смотри, что происходит.
Я ожидала увидеть, как чудесным образом отрастают ее золотые крылья. Не, нуаче? Пусть соответствует своему имени. Где крылья потеряла-то, раззява?
Золотые не отрасли, даже не проклюнулись между лопатками. Зря я так всматривалась в то место на ее спине, откуда выходили остальные ее крылья.
Теперь они уверенно торчали и неторопливо похлопывали.
Зато мои заметно ослабли, скукожились, потеряли цвет, побледнели и стали прозрачными.
– Понимаешь, что происходит? – Я, как более опытная ведьма, соображала быстрее. – Крылья отображают внутреннее состояние человека, его наполненность, силу. А ты умеешь их видеть и это как-то связано с твоим желанием о смысле твоей жизни.
Фима выдала матерную фразу, отображающую все ее внутреннее состояние в данный момент времени.
Добро пожаловать в мой волшебный мир, подруга.
Я отпустила ее руку и крылья для меня исчезли. Фима усиленно моргала и протирала глаза, переключаясь на нормальное зрение.
– Теперь я тоже такая, как ты?
Какая такая? Странная? Ведающая? Награжденная Даром или проклятая? Юродивая? Счастливая? Кто знает.
– Приветствую тебя, сестра моя, крыльезрячая ведьма, – пафосно ответила я. – Приятно знать, что я не одинока.
Новоявленную ведьму с необычным Даром оставила ночевать у себя, под надежным присмотром. Она уснула почти сразу же, скрутившись в позу эмбриона в северном углу кровати. Заботливо укрыла ее, подложила подушечку и ушла на кухню, поболтать по телефону с Захаром.
Когда вернулась, веселая и с замирающим сердцем – он раз сто, наверное, за разговор назвал меня "сладкая моя" – Фима уже спала в позе звезды на всю спальную площадь. Теперь мне пришлось ютиться в углу кровати. Южном.
Ночью меня мучили кошмары. Снились крылатые люди, которые ели пончики и катались на качелях. А еще там были розовые пони. А я бы предпочла, чтобы мне приснилась бабушка Нина и объяснила, что произошло, и что делать дальше.
– Что мне делать дальше? – Спросила утром подруга.
Если бы мне каждый раз давали десятку, когда задают этот вопрос...
– Просто живи, как жила.
– А крылья?
– Не знаю пока. Но обязательно разберемся с этим. Я могу об этом рассказать Любе? Она может что-то подсказать.
– Любе – да. А больше никому. Даже Кате говорить не надо. Зачем волновать беременную женщину?
– Согласна.
Лично я была рада разделить эту ведьмовскую ношу с кем-то еще. Поддержка и понимание – это то, что мы с Фимой могли дать друг другу в такой необычной ситуации.
– Ну ты, мать, даешь, – прокомментировала ситуацию Люба. Я прибежала к ней в кабинет в ее магазине, как только она пришла на работу.
– Даже бабушка Нина не могла инициировать ведьму, а ведь она была очень сильной.
– Инициировать?
– Скорее всего, у твоей подруги были скрытые способности. А ее загаданное желание, твоя сила, специфический десерт и правильное время спровоцировали пробуждение ее Дара. Но я раньше ничего не слышала о таком, чтобы человек подобным образом видел крылья.
– Можно подумать, что пирожковых ведьм полным-полно. – Я настаиваю на своей эксклюзивности.
– Сложно то, что ей самой придется понять, зачем ей был дан этот Дар и что с ним теперь делать.
– Понятно, что ничего не понятно. Ладно, пойду поработаю.
А то со всеми этими крыльями, капкейками, сердечками и другими чудесами, стала мало времени уделять своему магазину и основным покупателям.
Вечером я гуляла в парке с Захаром и Алисой, мы сделали три полных обхода всей территории, кормили рыбу в пруду, катались на качелях. Как ни странно, сегодня меня не бесили беременные, влюбленные и семейные пары с детьми. Вот вообще. Среди других мы смотрелись вполне органично – папа, мама, дочка. Все радостные. А я ходила и волновалась – как примет меня Алиса в роли не просто знакомой, а папиной подружки? Будет ли ревновать? Допустит ли меня к своему папочке? Как объяснить ребенку, что между нами происходит? Я не хотела прятаться и шифроваться от ребенка, да и все-равно, рано или поздно, правда вылезла бы наружу. Не будем же мы постоянно отправлять куда-то ребенка, чтобы побыть вдвоем.
Алиса настроена дружелюбно, вовлекает меня в свои игры, доверяет нести единорожку, держит за руки меня и Захара. Вижу, что Захар, так же, как и я, еле сдерживает себя, чтобы лишний раз не дотронуться, погладить, приобнять, целовать.
– Да целуйтесь вы уже! – Неожиданно командует Алиса, когда мы в слишком близко стоим друг от друга, Захар снова высматривает у меня в глазах то ли звездочки, то ли сердечки. Мы не целуемся. Я смущаюсь.
Чуть позже, когда Захар пошел за мороженым, а мы ждем его на лавочке, Алиса устроила мне форменный допрос:
– А тебе мой папа нравится?
– Да, он очень хороший человек.
– А ты его любишь?
Вот чего не ожидала от пятилетней девочки, так таких неудобных вопросов, на какие у меня нет еще ответа. Даже для себя. Любить – это так просто, как дышать. Любить – это так сложно, как жить.
– А что? – Я не нашла, что ответить ей вразумительно.
– Я просто недавно любила Тимура, ну, из садика. Мы целовались за шкафчиками. А потом он стал любить Маринку.
Вот те на! О, какая знакомая ситуация.
– А ты что?
– А я полюбила Сашу. И завтра поведу его за шкафчики. Вот если ты папу полюбишь, то пообещаешь никогда от него не уезжать?
– Хорошо. – Буду только часто водить его за шкафчики.
Захар с рожками мороженого спас меня от дальнейших расспросов. Я от мороженого вежливо отказалась и предложила свою порцию Алисе. Захар сочувствующе кивнул.
Надо попросить Фиму, чтобы посмотрела, какие у него крылья. Есть ли на них сердечки? Вот что меня волнует.
С Фимой поговорила по телефону, когда уже добралась домой.
– Какие новости?
Новостей было много. Кире стало лучше, прогноз беременности повернулся в положительную сторону, но ее оставят в больнице на неделю.
– Будут сохранять, – загадочно говорит Фима. Понятия не имею, каким образом сохраняют беременность, но от всей души желаю, чтобы у незнакомой мне Киры родился здоровый ребенок.
Интересно, а есть у Книги способ, как можно помочь женщине сохранить беременность? Пока ко мне не обратиться человек с такой просьбой, не узнаю.
А еще Фима обнаружила, что в солнечных очках крыльев не видит ни под каким углом. Чем не решение проблемы? Хотя бы частично.
Я чувствую за собой ответственность за то, что случилось с подругой. Крыльевидение имею ввиду. Ее приключения с почти бывшей женой бывшего любовника – это уже результат ее личных жизненных позиций и действий. Пусть у нее и были какие-то сверхъестественные задатки, но они ведь тихо-мирно спали и не мешали ей жить, пока я крылатым капкейком их не пробудила. Но она ведь сама ко мне за этим пришла. Теперь мне есть с кем поговорить о своем, ведьмовском. Да и если горожане соберутся пойти на нас с вилами, то вместе легче отбиваться.
Но, если честно, я не хотела бы поменяться с Фимой местами и видеть людей крылатыми. Пусть это и дает какие-то преимущества, можно видеть скрытые от обычных людей знания. Боюсь, мне такая ноша была бы не по силам. И мне очень нравится мой Дар, нравится то, что я делаю. Пусть иногда меня не благодарят, а проклинают.
– Мая! – Люба позвонила мне в разгар рабочего дня, когда мы с Аней буквально зашивались, пытаясь удовлетворить всех голодных. – Мая, это катастрофа!
– Да что случилось? – Наша спокойная Люба редко паниковала.
– У меня сейчас была твоя мать!
– У нее все хорошо? Она здорова? А папа? – Я не видела родителей больше недели, но буквально вчера разговаривала с мамой по телефону. Ни о какой катастрофе она не говорила.
– У них все хорошо. А вот тебе сейчас будет плохо.
– Говори, – я сделала Ане знак, что у меня срочный звонок и ушла в подсобку, бросив ее одну с покупателями. Лишь бы ее не съели.
– Евдокия, – дело дрянь, раз Люба зовет мою маму по имени, – приехала ко мне домой и стала пытать: а не является ли ведьмачка Мая из магазина с выпечкой ее родной дочерью? А раз уж является – то какого хрена?
– Кошмар какой.
Моя мама отрицательно настроена против всего сверхъестественного. Она в прямом смысле это отрицает. Евдокия не одобряла стиль жизни бабушки Нины и всячески ограждала меня от такой информации о нашей семье.
– Что ты ей ответила?
– Ты знаешь свою мать. Пришлось рассказать все, как есть.
– И что она тебе сделала? – Евдокия в гневе страшна, могла и дом спалить.
– Не поверишь – била меня кухонным полотенцем! Гоняла меня, как малолетку по всей кухне.
Да, кухонное полотенце в руках Евдокии – весомый аргумент. Тут не то что правду расскажешь, а еще и покаешься во всех грехах, вольных или невольных. Помню, она Любу так гоняла, когда та зимой без шапки ходила или волосы длинные остригла без разрешения. А последний раз на моей памяти это было, когда моя мама узнала, что та замуж собралась из-за неожиданной беременности. Я росла спокойным ребенком и воспитание полотенцем меня миновало.
Похоже, наступила и моя очередь познать волшебную силу убеждения кухонного полотенца.
– А где она теперь?
– К тебе поехала. Так что держись.
Сейчас Евдокия ворвется ко мне в магазин и вылупит известную пирожковую ведьму при всем честном народе. Не исключено, что полотенцем.
– К тебе там мама пришла, – сказала Аня, заглянув ко мне в подсобку.
Так быстро? На метле, что ли, прилетела?
– У нее есть полотенце в руке?
– Что?
– Ничего. Я пойду с ней пообедаю. Буду через час где-то. – Это если мать родная меня не прибьет.
– Здравствуй, мамочка! – Радостно выпорхнула я из подсобки, как раз хотела пойти пообедать, составишь мне компанию?
Мама смотрела на меня хмуро и серьезно. Но дала увести себя в летнее кафе на крыше торгового центра. Я трындела без остановки, рассказывая о новой продукции, казусах с покупателями, последних новостях о родственниках – лишь бы у мамы не появилась возможность что-то мне сказать. Оттягивала момент истины, насколько могла. Но он наступил раньше, чем нам принесли заказ.
– Это правда, что мне сказала Люба?
Я посмотрела в сторону кухни, где исчез официант. Посмотрела на небо, какое оно красивое. Потом порассматривала свой маникюр, восемь ногтей нежно-лавандового цвета и два бирюзовых, без сердечек. Полюбовалась видом города с высоты птичьего полета. Возможно, в последний раз. Сейчас мама станет меня убивать. Чтоб не колдовала.
– Правда.
– О, боги! Девочка моя, как ты в это вляпалась? Я не уберегла тебя!
Мама не выглядела злой. Скорее обеспокоенной и расстроенной. Похоже, весь свой воинственный запал она израсходовала на Любу.
– Прости, пожалуйста. – Чувствую себя нашкодившей школьницей. Типа, уроки прогуляла. Или влюбилась в хулигана.
– Это ты прости меня. Я должна была сказать тебе правду еще давно. Но я думала, что смогу держать ситуацию под контролем, уберечь тебя от этого.
– От чего?
– Ты уже взрослая. И сможешь меня понять.
Евдокия с детства знала, чем занимается ее бабушка Нина. Из-за ее славы, одноклассники да и остальные односельчане относились к ней, мягко говоря, не очень хорошо. С ней не дружили девочки, обижали мальчики. Это ведь когда человек идет с бедой к ведунье, он готов на все, все деньги отдать, руки целовать, вечно благодарить. А потом, получив желаемое, человек меняется. Ему стыдно за то, что ведьма знает о его желаниях и действиях. А еще, все что неведомо, что внушает страх. А кто знает, каким образом эта ведьма творит свои чудеса. Бабушку односельчане уважали и боялись, а девочку травили.
Поэтому Евдокия с бабушкой была холодна, грубила ей, избегала ее и при первой же возможности сбежала в город. Училась, влюбилась в папу, вышла за него замуж. Страшную тайну о бабушке-ведунье всегда скрывала. Никогда она не обращалась к бабушке за помощью.
– И ведь зря! – Вставляю я своих пять копеек. – Она ведь легко могла сделать так, чтобы тебя любили. У меня ведь в той деревне полно подруг, никто меня никогда не обижал, наоборот все хотели со мной водиться. И я думаю, что это не просто так, а благодаря печеньям и булочкам, которые мне давала бабушка, а я всех угощала.
– Возможно. Я была очень обижена на бабушку за такое свое детство.
Тем не менее, когда за несколько лет после свадьбы у Евдокии и ее мужа не появился ребенок, Евдокия вынуждена была обратиться к бабушке.
Ничего себе, так это я не первая в нашем роду, кто столкнулся с такой проблемой? Это у нас семейное, что ли? Доктора разводили руками и не могли помочь Евдокии. Один только посоветовал поехать отдохнуть в санаторий. Самой, без мужа. И подобрать себе там мужчину, похожего внешне на супруга, чтобы лишних вопросов не было. В те времена так лечилось мужское бесплодие.
Охренеть. Так я, что – не папина дочка?
– И ты поехала в санаторий? – Спрашиваю с замиранием сердца.
– Нет. К бабушке.
– И бабушка тебе помогла.
– Да. Через год родилась ты.
Ого, значит в арсенале у бабушки все-таки есть такое средство! Но почему Книга мне его еще не показала?
Стоп. То есть, я родилась после того, как бабушка маме наколдовала?
– Ты необычный ребенок, Мая. Мне пришлось за тебя заплатить.
– Сколько? – Как дорого брала бабушка за такие услуги? Обычно ведь она цену не называла. Как и я сейчас. Такие правила.
– Не деньгами.
Мама посмотрела в сторону, на город, на небо, потом снова перевела взгляд на меня.
– Не деньгами, – повторила она. – Я должна была пообещать ей, что, когда придет время, я должна буду пустить тебя к ней.
Евдокия сразу поняла, чего хотела бабушка – воспитать себе преемника. Она сразу отказалась от сделки. Такой ценой ребенка она не хотела. Не хотела для своих детей такой судьбы.
Но через некоторое время она опять вернулась к бабушке с просьбой о помощи и тогда была готова заплатить названую цену. Дело в том, что папа – мой добродушный веселый мировой папа – завел отношения на стороне. У той женщины был сын. И мама думала, что это тоже сыграло свою роль. Он, видимо, надеялся, что она и ему родит сына. С его положением на работе это было более, чем рискованно. Он мог потерять все – положение, статус, деньги, работу, семью, но все-равно рисковал, устраивая встречи с той женщиной.
Мой мир чуть не рухнул. Да, я не маленькая девочка, а вполне себе взрослый самодостаточный человек, но с иллюзиями идеальных родителей. Мои родители – самые лучшие, ведь так? Нет?
Теперь придется как-то жить с тем, что мои родители – обычные живые люди, из плоти и крови, со своими ошибками и проблемами.
– Но я никогда не замечала, чтобы между тобой и папой что-то было не так.
– Потому, что у нас все хорошо. Конечно, многое пришлось пережить, научиться любить и прощать. И мне, и ему.
– А ты у бабушки больше ничего не брала? Лебедей там или вишенки?
– Нет. Я обратилась к ней только раз. Ради тебя. То, как я живу с твоим отцом, все, чего мы добились, это результат моего труда. Ну и его, конечно.
– А Тома?
– Твоя сестра родилась без посторонних вмешательств.
Евдокия думала, что сможет обмануть бабушку. Она хотела вернуть мужа в семью, родить ребенка и не платить по счетам. Но получилось так, что у нее ничего не получилось. Из-за работы меня пришлось часто оставлять у бабушки Лиды, а они прабабушкой Ниной жили в одном дворе. Поэтому с раннего детства я была под ее присмотром. Ну и момент передачи Дара мама тоже проворонила. Так, что никого она не обхитрила. Зато у нее есть дочка-ведьма.
– Но бабушка ведь выбрала себе Любу и обучала ее? Я все узнала вот только недавно.
– Даже бабушка не смогла обмануть Дар. Так должно было случится. Мы все тебя оберегали, но все-равно вышло так, как было решено в самом начале.
– Ты на меня сердишься? – Спросила я.
– Нет, я за тебя очень волнуюсь. А ты сердишься на меня? За такую работу? – Слово «работа» мама выделила кавычками из пальцев.
– Я люблю свою работу, – тоже с кавычками ответила я.
– Я тебя прошу, будь осторожна.
– Хорошо.
Мы пообедали, мама была рассеянной, даже не заметила, что я десерт не заказала. Когда официант принес счет, и мы стали собираться, она как бы между прочим, спросила:
– Я могу к тебе обратиться с деликатным вопросом?
– Конечно. – После всего, что я тут услышала, меня тяжело будет удивить.
Но мама смогла. Она шепнула мне на ушко одну фразу, от которой я моментально покраснела. Даже уши.
Как же эта проблема должна была маму допечь, чтобы она рискнула второй раз в жизни обратиться к родственнице со сверхъестественными способностями? Сказать ребенку такое! О, мать моя, Евдокия, зачем мне эта информация?