Текст книги "Если хочешь быть волшебником"

Автор книги: Натан Полянский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

5. Лихие наездники

Когда Николай вернулся из школы, Анфиса Петровна уже ушла на службу. Леночка сидела за столом, сгорбившись над тетрадкой, и старательно выводила карандашом палочки.

– Безобедник пришел, – встретила она брата, – а мы уже все поели.

– Кто все? Про двух человек не говорят «все».

– А вот мы и не вдвоем обедали, – воскликнула девочка, очень довольная тем, что Николай не угадал, – с нами сегодня Васька обедал. Гляди, какой он толстый…

Николай взглянул на кота, лениво развалившегося на подоконнике, и фыркнул:

– Когда ты уже станешь взрослой?

– Никогда! – обиженно ответила Леночка и снова согнулась над своей тетрадкой.

– Не горбись, сиди ровно!.. И не выскакивай за горизонтальную линию.

– А какая линия тут горизонтальная?

Николай показал. Он знал, что не следует отвлекать девочку, но не мог удержаться.

– Как ты думаешь, Лена, много нужно времени, чтобы научиться починять разные машины? – спросил он, хотя и знал, что никакого разумного ответа от нее не получит.

– Нет, немного: десять дней, двадцать дней, тридцать дней, а может быть, семь лет. Вот мне уже семь лет, а я еще ни одной машины починять не умею…

Найдя в духовке свой обед и наскоро поев, Николай перемыл посуду и тоже сел готовить уроки. Он не заметил, как остался один; Лена ушла гулять, не дав брату, как было принято, проверить свою тетрадку. «Своевольничать стала», – подумал он, но долго не огорчался.

Покончив с уроками, Николай вышел прогуляться. Прошел квартал по улице Фрунзе и, не встретив никого, свернул в Первый переулок. Переулок был немощеный, в несколько раз шире обычной улицы, располагался в низине. Зимой здесь ребята устраивают каток, а летом можно играть в футбол, в чехарду, состязаться в прыжках и беге. На этот раз переулок был пуст. Лишь за крайним домом, где проходила дорога на аэродром, у ствола плакучей ивы, спиной к дороге сидел на корточках и что-то делал мальчик, в котором Николай узнал Леву.

Подойдя ближе, Николай разглядел лежащий на земле велосипед. Небольшим гаечным ключом Лева пытался отвинтить гайку на задней оси машины. Однако делал он это, как скоро обнаружил Николай, довольно бестолково. Он вращал гайку то вправо, то влево, тянул к чему-то педали в стороны, подталкивал коленом заднее колесо.

– Ты чего добиваешься? – спросил Николай.

От неожиданности Лева вздрогнул, даже отскочил в сторону, в смятении сделал вид, что ищет что-то в траве. Но тут же махнул рукой, рассмеялся:

– Здорово ты рявкнул. Как тигр!.. Значит, пронюхал все-таки, где я. А я себе думал: заберусь подальше, чтоб никто не мешал.

– Сам себе и мешаешь, – в тон ему ответил Николай, – хочешь колесо снять, а не так делаешь.

– Не я, а само оно хочет освободиться, каждый раз сбрасывает цепь. Гляди!

Двумя пальцами Лева потянул передаточную цепь, и она легко соскочила с зубчатки.

– Никак не пойму, как исправить.

– Это же очень просто.

Николай поднял машину, поставил ее вверх колесами, к немалому изумлению Левы, который никогда не видел велосипеда в таком положении.

– Он не испортится? – произнес Лева с беспокойством.

– Дай ключ, – вместо ответа сказал Николай. Несколькими быстрыми движениями он ослабил на задней оси обе гайки. – Видишь, как легко теперь колесо подается вперед и назад, и в любую сторону, хоть пять цепей надевай на него… А чтобы цепь натянуть, надо подкрутить гайки вот этих подтяжечек. Видишь, как просто!

– Хорошо, что ты набрел, – признал Лева, – я уже полчаса вожусь, и ничего у меня не получается. А ты, я вижу, мастер велосипеды поправлять.

– До мастера далеко, учиться надо, – отозвался Николай, продолжая крутить какие-то гайки. – А если надо вовсе снять колесо, то нет ничего проще.

Он выпрямился, и заднее колесо оказалось в его руках.

– Это зачем? Ставь на место! – протестующе воскликнул Лева. – Сейчас же, – прибегнул он к выражению, которое по многу раз в день слышал от матери.

– А я порчу? – усмехнулся Николай. – Просто интересно, как все устроено. – Он сделал небольшую паузу и неуверенно, просительным тоном продолжал: – Знаешь, давай заглянем в эту втулку?.. Там должны быть шариковые подшипники… Мы только чуть-чуть разберем ее.

– Как ваш будильник в прошлом году, который с того времени не ходит? – подхватил Лева насмешливо. – Дикие мысли приходят тебе в голову. – Он запнулся, удивленный выражением лица Николая. Что это – мольба… огорчение… или упрямство, решимость сделать по-своему? – Дай сюда! – с испугом выкрикнул Лева и грубо рванул из рук Николая колесо. – Кто-то делал, а ты теперь шарики разбрасывать станешь?.. А кататься не тебе, и отвечать перед матерью тоже не тебе!

Николай выпустил колесо, и лицо его стало жалким и растерянным. Оно чем-то напомнило Леве лицо Леночки, когда он однажды накричал на нее. Склонившись над велосипедом, чтобы не видеть глаз Николая, Лева принялся закреплять колесо. Закончив, он прислонил велосипед к дереву. Тут только Николай заметил у него под носом засохшую кровь.

– Падал? – спросил он, чтобы скрыть свою обиду.

– Пробовал, – ухмыльнулся Лева и доверительно добавил: – Равновесие быстро теряю.

– А я, знаешь, в детстве здорово катался на одном коньке, – как будто без всякой связи вспомнил Николай.

Присев на корточки, Лева носовым платком протирал спицы колеса. Он, казалось, и не догадывался, как страстно хотелось Николаю покататься.

– Неважно, что ты падал, – продолжает Николай, – зато уже научился немного.

– Научился, а как же!.. Три шага уже могу проехать не падая. – И с неожиданным озлоблением Лева добавил: – С вами научишься!

– А мы чем провинились? – спросил Николай, не понимая, к чему клонит Лева.

– Еще спрашивает!.. Кто этих камней тут набросал?

– Тю-ю! Еще весной было, в грязюку. Без этих камней тут тогда было не пройти.

– Зато теперь не проехать.

– По-моему, вся беда в том, что ты неправильно садишься, – говорит Николай и протягивает левую руку к рулю велосипеда, а правую – к седлу. Он делает это внешне очень решительно, но с той внутренней неуверенностью, какую испытывает человек, собираясь погладить чужую собаку: а вдруг она зарычит или укусит?

– Не тронь, – тотчас же зарычал Лева, – машина новая.

Николай отдернул руку, и оттого, что не сумел скрыть замешательства, ему стало стыдно.

– Что с того, что машина новая, – сказал он с раздражением, – не любоваться же ею, а ездить…

– Кому ездить, а кому и любоваться, – с ехидцей проговорил Лева. – Дело в том, что запасных частей к ней нет, да и исправить некому будет при надобности.

– Исправить сможем, не велика беда.

– Да ну? Так, может, ты и машину себе сам сделаешь? А я помогу. – И, таинственно улыбаясь, Лева принялся шарить в карманах. Потом протянул Николаю сжатый кулак: – Вот тебе пара колес для начала.

В руке у него была пустая катушка от ниток.

Николаю вдруг захотелось изо всех сил хватить рукой по катушке, но тут уже и Лева понял, что пересолил.

– Ну покажи, как ты умеешь сохранять равновесие, – сказал он, передавая машину Николаю.

После нескольких попыток Николаю удалось, став на левую педаль и опираясь руками о руль, разогнать машину с небольшого уклона и затем уже перебросить вторую ногу через седло. Пока он стоял на одной педали, он чувствовал себя в полной безопасности – в любой момент можно соскочить на землю. Но стоило ему оказаться в седле, как сразу же обнаружилось, что он не властен над машиной, а скорее она над ним. Она свернула в сторону, запрыгала по кочкам и камням, руль вилял, вырывался из рук. Разумеется, очень скоро седок свалился. При этом пострадала нога, а вся одежда с правой стороны оказалась забрызганной грязью.

– Вот, как раз так и я умею, – говорит Лева, помогая ему подняться. – Гляди, как надо! – Он сел на машину, проехал несколько шагов, сделал поворот и вернулся к Николаю.

– Обманываешь? – улыбнулся Николай. – Вовсе не падаешь.

– Потому что свою норму падений перевыполнил – все тело в синяках, – невесело пошутил Лева, слезая с велосипеда. – Какой-то ученый подсчитал, что на теле у человека может поместиться не более двух сотен синяков. Так что надо оставить место на завтра.

– А если места не хватит, можно каждый синяк сделать двухэтажным, – подсказал Николай.

Из-за поворота на аэродром показался велосипедист. Он быстро приближался, и мальчики узнали Гену Князева. Вот он обогнал какой-то неуклюжий грузовик, исчез в небольшой рощице и вскоре вынырнул из нее. Гена мчался, не держась за руль, а распластав руки в стороны, слегка ритмично покачивая ими. Иногда он пригибался вперед или откидывался назад, и тогда его руки вздрагивали более резко. Чем-то он напоминал Николаю парящую птицу.

– Ох и чешет, ох и чешет! – с восхищением приговаривал Лева, не отрывая взгляда от велосипедиста.

– Здорово едет, – согласился Николай.

– Ну и молодец, Генка!.. Артист… классик!..

– Хорошо едет, драчун, – говорит Николай. – Позавчера Аркашу так избил, что тот в школу не пришел.

– Хорошему велосипедисту все простить можно, – беспечно отзывается Лева.

– Уж не метишь ли и ты в «хорошие велосипедисты»?

Лева не ответил. Он выбежал на середину дороги и стал делать руками какие-то знаки подъезжавшему Гене.

Но взгляд велосипедиста устремлен мимо всего, что есть на земле, в какую-то далекую-далекую точку у самого горизонта, куда, очевидно, ведет его дорога. Лева крикнул:

– Генка, попробуй мой велосипед!

На разгоряченном ветром лице Гены отразилось изумление: где он, в какое скучное место попал, что за странное существо прыгает перед ним, на каком оно лопочет языке?

– Велосипед мой попробуй – чей лучше?

– А-а-а… можно!

Гена спрыгнул со своей машины, прислонил ее к дереву, проехал на Левином велосипеде до поворота и вернулся.

– Ну как? – нетерпеливо заглядывает ему Лева в лицо.

Гена молча подвел его машину к дереву. Рядом с нею очень неказисто выглядит велосипед Гены: краска на раме местами пообтерлась, спицы и ободья густо забрызганы засохшей грязью, а вместо педалей торчат голые тонкие стержни.

– Чей лучше? – не унимается Лева.

– Конечно, мой! – услышал он неожиданный ответ. – Каждый велосипед должен пройти испытания, прежде чем скажешь, что он хорош. Мой-то уж испытан, да еще в каких переделках! А твой? Тяжел он на ходу, гнать на нем нельзя. Так что не очень на него надейся. Пока!

И Гена взялся за руль своей машины. Сейчас он умчится. А Леве так нужно хоть однажды прокатиться по улицам города в обществе Генки! Особенно в такое время, как сейчас, когда можно всюду встретить своих ребят.

– Давай, Гвидон, вместе кататься, – предлагает он неуверенно.

– С тобой? – усмехнулся Гена. – Впрочем хорошо, мне как раз нужен ведомый. Будешь ехать за мной в пяти шагах.

– Ладно, – не раздумывая, соглашается Лева.

– Если хочешь курс науки пройти, со мной не расставайся, – продолжает Гена, – я в школу – и ты туда же, я в клуб или магазин – и ты за мной.

– Согласен.

– Только условие: не пробуй никогда меня перегонять, не терплю ухарства.

– Как же, тебя перегонишь!..

Лесть подействовала. С самым добродушным видом Гена поставил последнее условие:

– За каждое нарушение наших правил ты мне должен пачку папирос. Будешь свидетелем, – ткнул он пальцем в сторону Николая.

– Не желаю, – резко возразил Николай и взял Леву за руку. – Охота тебе, Лева, связываться с ним?

– А тебя кто спрашивает? – грубо крикнул Гена. – Завидки берут?

– Не надо ссориться, – примирительно произнес Лева. Ему очень хотелось поехать с Геной, но неловко было оставлять Николая.

– Трогаем! – тоном приказа обратился Гена к Леве. – По главной улице промчимся, как…

– …наездники, – подсказал Лева.

– Вот именно!.. И ты за нами скачи, – кивнул Гена Николаю, – верхом на палочке, ха-ха-ха!

Если до сих пор Николай кое-как сдерживал себя, то смех Гены привел его в ярость.

– Барсук! – бросил он отрывисто. – Задавака!

– Что-что? Повтори!

Опешивший сперва, Гена присвистнул, заложил руки за спину, выпятил грудь и стал медленно приближаться к Николаю.

– В зубы хочешь?

– Гляди, как бы сам не получил.

– Только попробуй!

– Нет, ты попробуй!

Этот спор мог продолжаться и час, и два, и до самой зари, если бы не вмешательство Левы. Он понимал, что Коля прав, но в то же время так важно сохранить расположение Гены, столь еще непрочное. Поэтому он сказал как можно сочувственнее:

– Гвидон, не надо обижаться на Колю, он нечаянно сказал…

Лева пытается удержать Гену, но тот силен, легко отталкивает его и начинает медленно закатывать рукава. Тогда Лева хватает за руку Николая, оттаскивает его в сторону, с укором говорит:

– И ты тоже хорош! Шутки не понимаешь, сразу ругаться!

Этим спор разрешился. Большинство приняло сторону Гены, и он был вполне удовлетворен. Отпала необходимость в аргументе силы.

– Понятно тебе? – внушительно сказал он Николаю. – В другой раз гляди.

6. Единственный ученик

Урок физики. Марфа Тимофеевна обводит учеников внимательным взглядом, проверяя, опрятно ли они одеты, причесаны ли, умыты… Возможно, она хочет выведать таким образом, кто из учеников не приготовил урока, а вместо этого провозился весь вечер с велосипедом. На всякий случай Лева отводит глаза в сторону.

– Ракитин, к доске!

«Догадалась-таки!» Протестуя в душе против очевидной несправедливости – по алфавитному списку не его очередь отвечать, – Лева долго собирался, зачем-то вынул из ранца и втиснул обратно все свои книги, стал перелистывать тетради, сам не зная, что в них ищет.

Марфа Тимофеевна нетерпеливо подгоняла Леву взглядом, и он в конце концов должен был выйти к доске.

– Расскажи, каковы свойства пара?

– Пар образуется из воды, – бодро начал Лева и запнулся. – Если воду кипятить, она превращается в пар, – попробовал он продолжать и снова запнулся.

– Что такое скрытая теплота парообразования, чему она равна?

Лева взял в руки мелок. Рука дрожала, будто поднять мелок ей было не под силу. Усилием воли Леве удалось заставить руку всползти к верхнему краю доски, чем он, несомненно, доказал свою добрую волю. Там рука и застыла.

Лева неожиданно убедился, что ничего не запомнил с прошлого урока, и должен был в этом признаться.

– К следующему уроку я выучу.

– К следующему уроку я новое задам… Самохин, – неожиданно уперся взгляд Марфы Тимофеевны в глаза Николая.

Николай с готовностью поднялся. На прошлом уроке он все отлично усвоил, дома повторил задание и теперь готов отвечать. Мысленно он уже видел новую «пятерку» в своем дневнике.

– Поможешь Ракитину выучить и этот урок, и следующий, – произнесла Марфа Тимофеевна таким тоном, будто именно он виновен в нерадивости Левы. – Ведь вы живете по соседству.

– Ну так что? – вырвалось у Николая.

Марфа Тимофеевна удивленно поглядела на него:

– Я не понимаю тебя.

Николай молчал. Не мог же он сказать, что подружился со Старым мастером и охотнее пойдет к нему, чем будет заниматься с этим Левой, что ему еще надо сколотить калитку для палисадника, да и других важных дел хватает.

– Где я время возьму? – произнес он наконец.

Учительница положила ручку, захлопнула классный журнал.

– Много ли времени на это потребуется?.. А если и так?..

– Всем помогай… Бабке помогай, Леночке помогай… и этому тоже, – проворчал Николай.

– Не бабке, а бабушке, – спокойно поправила Марфа Тимофеевна и поднялась. – Так ты полагаешь, что милость ей оказываешь?.. А чем ты своей бабушке обязан, подумай-ка!

Она словно забыла, что перед нею ребенок, и спорила с ним, как со взрослым, резко, запальчиво:

– Что ты делаешь за бабушку?.. За больными ходишь?.. Палаты в больнице убираешь?.. Ах, дома огород польешь, иногда дров наколешь! Бабушка, видишь ли, помидоры любит… А кому она за обедом лучший кусок кладет – тебе или себе? Кому чаще обновки справляет? Пять лет я ее в одной и той же кофте помню, а тебе каждый год – то новую рубашку, то ботинки… – Она умолкла как-то внезапно, улыбнулась вдруг и совсем иным тоном заключила: – Но ты ведь и сам это знаешь, понимаешь, что не так выразился?

– Понимаю, – согласился Николай.

– Ну, а если тебе некогда помогать товарищу, мы кого-нибудь другого попросим. Садись!

– Скупой барон, – шепнул кто-то Николаю в самое ухо.

После уроков Марфа Тимофеевна задержала Николая.

– Дома тебе ничто не мешает?.. Может быть, Леночка отвлекает? – спрашивала она.

– Никто мне не мешает, – угрюмо ответил Николай.

– Иногда ты приходишь на уроки непричесанным, хотя встаешь рано. Иногда у тебя руки нечистые… Что ты делаешь до начала уроков?

Николай вдруг с испугом подумал, что Марфа Тимофеевна может расстроить его дружбу с Федором Ивановичем, если узнает о ней. Он боялся ответить на ее вопрос и молчал. Отвернувшись к окну, он с тоской наблюдал, как ребята неторопливо расходились из школы. А он, которому сегодня так некогда, должен терять время по прихоти учительницы! Вчера он упросил Федора Ивановича отложить на сегодня разборку руля мотоцикла и дал слово сразу после уроков прийти в мастерскую.

– Я слушаю, – мягко, доброжелательно настаивала Марфа Тимофеевна. – Почему ты молчишь?

Не следовало ей говорить этого. Убедившись, что от ее внимания не ускользнуло его замешательство, Николай смутился окончательно. Не ответив сразу, он теперь не находил, чем оправдать свое молчание, и продолжал молчать.

– Я встаю вовремя, – произнес он наконец и сам ужаснулся того, насколько этот ответ был неудачен. Снова наступило молчание. Николай тоскливо поглядывал то на дверь, то на стрелки стенных часов, неумолимо сжимавших и без того узкую полоску времени, которое оставалось у него.

– Что ж, если ты торопишься – иди, – сказала Марфа Тимофеевна, поднимаясь.

– До свиданья, – промямлил Николай и вышел из учительской. Ему хотелось плакать от досады на себя. Но это продолжалось недолго. Он вспомнил, куда торопился, ради чего так упорно отмалчивался в беседе с Марфой Тимофеевной, и мысли его приняли новое направление.

А учительница подошла к окну, рывком распахнула его настежь, словно задыхалась в этой просторной комнате с высоким потолком, постояла на освежающем сквозняке. Потом, заметив вдруг Николая, шмыгнувшего в калитку, надела жакет и поспешно вышла из учительской.

* * *

– Я не виноват, Федор Иванович, – произнес Николай, едва переступив порог мастерской, – меня учительница задержала… Вздумалось ей, – недовольно добавил он нарочитым басом.

К его удивлению, Федор Иванович не разделял его недовольства.

– Значит, причина была… На учителей не обижайся, – рассудительно заметил он, пропуская Николая на его обычное место у стола.

– Вы ее знаете? – покосился на него Николай.

– Ее – нет… Вообще учителей – знаю. Пустых разговоров с учеником не ведут… Либо ты урока не выучил, либо поведение не положенное, либо с товарищами дерешься. – Тут Федор Иванович вдруг выпрямился и строго глянул на мальчика.

– Не дерусь я, – ответил Николай, оскорбленный предположением мастера и сожалея в душе, что затеял этот разговор. – Разбирать руль будем?

– Завтра… когда посвободнее будешь. Иди, не опаздывай!

Николай с благодарностью глянул на Федора Ивановича, попрощался и ушел.

* * *

Федор Иванович склонился над тисками, в которые был зажат стальной рычажок, и, увлекшись работой, не расслышал шагов женщины, взошедшей на порог открытой двери. Он оглянулся на дверь потому, что в комнате стало темнее.

– Здравствуйте, – тихо произнесла женщина и поклонилась.

В руках у нее не было ни утюга, ни электрической плитки, ни пишущей машинки – ничего из тех предметов, неисправность которых обычно приводила сюда посетительниц.

– Вы ко мне?.. Не ошиблись? – спросил он, кивком головы ответив на ее приветствие.

– Не ошиблась, – подтвердила она и сделала шаг в мастерскую.

Федор Иванович торопливо выдвинул из-под стола табурет, накрыл его газетой и придвинул женщине.

– Благодарю. – Она села, какое-то мгновение глядела на него, словно пыталась предугадать, как он отнесется к ее словам, и решительно начала: – Только что у вас был Николай Самохин…

– Был. – Федор Иванович сразу смекнул, кто его посетительница. Он отложил в сторону напильник, сдул опилки с тисков, стал было развязывать тесемки своего рабочего комбинезона, но, раздумав, снова завязал их, продолжая между тем говорить:

– Матери у него нет… Про тетю тоже не слыхал, а про вас разговор имели… – Он передохнул и с усилием продолжал: – Ежели отбить моего единственного ученика намерены, то… не отдам его, нет!

Это «нет» прозвучало неожиданно сильно, слишком резко для этой изящной женщины, слишком громко для этой тесной комнатушки, и Федор Иванович сам понял неуместность своего тона. Тем более, что посетительница глядела на него спокойно, даже участливо, как будто с одобрением.

И действительно, она доверчиво улыбнулась, протянула ему руку. Он быстро какой-то не очень чистой тряпицей вытер свою руку, неловко сунул ее учительнице и смущенно назвал себя: – Зуев… починяю разную мелочь.

– А меня дети зовут Марфой Тимофеевной. Очень рада, что вы привязались к этому мальчику. Как же нам… – Она задумалась, подыскивая нужные слова.

– Поделить его? – подсказал Федор Иванович. – Никак! У вас их много…

– Но Николай Самохин у меня один, – возразила Марфа Тимофеевна. – И нам надо… не мешать друг другу, а еще вернее – помогать… – Она улыбнулась: – Да, помощи от вас жду… Чтобы он не опаздывал в школу…

– Понял.

– Чтобы с чистыми руками от вас уходил…

– Так… заведем умывальник и полотенце.

– И не говорите ему, пожалуйста, что я у вас была, – попросила она, поднимаясь.

– Слушаюсь!..