Текст книги "Код каббалы"

Автор книги: Натан Барридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

МАРДЖИ

Пришла ее пора.

Марджи не была ясновидящей, но знала, как распознавать знаки. Сила покидала ее, и способность призывать таинство Иеговы Саваофа – тоже. Было бы здорово успеть передать свои знания Элиз, пока она не ушла из жизни, но, видно, это ей не суждено. Она знала: их каббала обречена с момента смерти Рэйчел. В неполном составе им нечего и надеяться противостоять силам Суровости. И Ипсиссими это тоже знали.

С их бездействием ей было труднее всего смириться.

Марджи вела Эшвина вниз по каменным ступеням, пока Гордон и Поррик отчаянно защищали их отступление. Это было столь же благородно, сколь и тщетно, – как раз то, чего можно было от них ожидать.

Что ж, ей еще доведется сыграть свою роль.

Она закрыла глаза и ориентировалась в темноте на ощупь, ведя пальцем по каменной стене. Она никогда сюда раньше не спускалась, но была прекрасно знакома с планировкой. В пятиугольное основание комнаты была вписана пентаграмма, пять стен вокруг нее представляли собой и физический, и мистический барьер. Но защиту надлежало сначала активировать, а после поддерживать силами людей.

Пятеро из них добрались до подвала, да только это были не те пятеро. Защитная пентаграмма требовала присутствия представителя каждой из нижних пяти. Рэйчел мертва, а Джеймс пропал, поэтому ей придется занять их место, чтобы воззвать к таинству Адонай Мелех. Это, наверное, будет выше ее сил, но разве у них есть выбор?

Наверху раздавался громкий шум битвы. Кто-то проревел что-то угрожающее, и тут же раздался звук тяжелого падения. Гордону и Поррику долго не продержаться. Марджи дошла до дна подвала, но времени зажечь свечи не было.

– Слушайте меня все, – сказала Марджи. – Закройте все свое внешнее восприятие и слушайте душой. Вас притянет к определенной части комнаты. Идите туда без промедления. Времени на объяснения нет. Просто выполняйте. – Она уже почувствовала свое место, угол буквально затягивал ее, и в воздухе она чуяла присутствие своей сефиры.

Не теперь. Элиз займет ее место. Марджи слушала, как остальные четверо распределились по темной комнате. Эшвин последним занял свое место, его хромающую походку и стоны боли легко было отличить.

Марджи пошла вдоль стен до пустого угла. Легкое покалывание пробежало по ее коже, когда она заняла место, но и только. Это была не ее сефира, и таинство Адонай Мелех не признавало ее.

– Один из вас должен начать активацию, – сказала Марджи. – Сфокусируйтесь на месте, где стоите. Почувствуйте его притяжение. Оно знает вас. Вы его часть. Соберите свою внутреннюю сущность там, где архангелы коснулись вас. Там средоточие вашего таинства. Теперь представьте себе пламя. Вы разжигаете его, заботливо раздуваете в целый костер. Дайте ему зажечься, и пусть оно распространится по всей этой комнате. Вам нужно сосредоточиться. Сейчас.

Марджи замерла в ожидании. Она не могла активировать свой угол, но когда остальные создадут достаточный импульс, он вырвется, как язык огня, и воспламенит и ее.

– Быстрее! Времени почти не осталось, – поторопила она.

Оранжевый огонек засиял в одном из углов комнаты. Хорошо. Эшвин призвал Шаддай эль-Чаи. Полсекунды спустя расцвел желтый огненный цветок, и она поняла, что Элиз призвала мощь Иеговы Саваофа. Голубой огонь Элоима Саваофа мигнул и родился во тьме, за ним появилось ультрамариновое пламя Элоха Ве-Даата. Марджи почувствовала, что в ее теле рождается сила Адонай Мелех. В ней не было ничего общего с Иеговой Саваофом. Вокруг нее засиял красный огонь, и между ее ног расцвела боль – таинство Адонай Мелех черпало и без того истощенную энергию ее коренной чакры.

Разноцветные огни поднялись от камней и осветили углы комнаты. Они ринулись к центру, пересекаясь друг с другом, чтобы соединиться в единую защищающую пятиконечную звезду. Сила распространилась по их телам в момент соединения линий, и дар каждого увеличился пятикратно. Ничто не могло их разрушить, ничто не могло проникнуть в их единение.

По крайней мере, до тех пор, пока держится Марджи. Боль между ее ног была мучительной.

Прямо над ними прогремел взрыв – и в люк ничком упало чье-то тело, покатившись по ступеням. Гордон. Тело падало со ступеней, как соломенное чучело. Времени помочь ему не было. Им нужно завершить ритуал.

Пять стен комнаты возродились к жизни. Защитный огонь поднимался все выше и выше. Пять цветов смешались и превратились в сверкающее серебро. Защитный барьер укрепился, когда его попыталась пробить волна ненависти. Зло ощущалось даже сквозь кокон их объединенных сил. Снова и снова вражья воля набрасывалась на пылающие стены, пытаясь пробить их, но бастионы держались.

Они пока побеждали. Суровости было не разрушить пентаграмму.

Словно ливнем их окатывали ужас и отчаяние, но они стойко держались. Огонь поднимался все выше и выше, тесня их противников. Но и боль в коренной чакре Марджи усилилась. Рот ее открылся в беззвучном крике, когда запылал красный огонь. Это было слишком. У нее не хватит сил.

Тело ее скорчилось от непомерной натуги. Энергия, которой она поддерживала столп, истощала ее. Атаки сверху не утихали, они нападали на ее угол, будто чувствовали, что она слабеет.

Нет! Ей нельзя сдаваться. Не теперь, когда они в безопасности. Не сейчас.

Ее дух норовил ускользнуть из тела. Ей было уже почти нечего отдать Адонай Мелех.

– Отдохни, дочь моя, – произнес голос в ее мозгу. – Я приму твою ношу. – Золотая фигура выступила из тьмы.

– Вы удержите стену? – спросила она, ускользая все дальше от съежившейся оболочки, бывшей некогда ее телом.

Она неотчетливо разглядела, но, кажется, губы видения озарила улыбка. Оно взяло Марджи за руку и притянуло к себе. Великая ноша была снята с ее плеч, и Марджи почувствовала себя невероятно легко. Фигура отпустила ее и вошла в столп алого огня.

Золотое сияние отодвинуло в сторону сморщенную оболочку. Она уставилась на пожухшее тряпье и поняла, что это останки ее тела. Теперь золотистая фигура стояла на ее месте. Рука ее была поднята то ли для салюта Марджи, то ли для прощания с ней. А может, в попытке выразить и то и другое.

Она парила, ее уносило вверх. Как странно. Она проплыла над пентаграммой и увидела, как пламя взметнулось вверх, все такое же ярко-серебристое, но теперь с золотыми искрами. Пылающие стены раздвинулись, оттесняя темную силу, беснующуюся за ними.

Теперь она поднималась все быстрее, пройдя сквозь пол и груды трупов странных искореженных существ. Все выше, она без малейшего сопротивления проскользнула сквозь потолок и крышу. Тьма осадила дом, нависнув над ним как тяжелое грозовое облако, но серебристый искрящийся золотом свет теснил это облако. Тьма учуяла исход Марджи и взвыла будто от неутолимого голода, но напасть ей было не под силу. Теперь Марджи была в безопасности.

Марджи поднималась все выше в ночное небо, и все громче раздавались приветственные голоса. Яркий столп света омыл ее лучом того оттенка, что она видела лишь раз в жизни, и все мысли о земной битве покинули ее.

Она вернулась домой.

Есод
СОТВОРЕНИЕ МИРА

САММАЭЛЬ

Зал был пуст и недвижен для всех, кроме самого зоркого наблюдателя. Посвященный в таинства мог бы учуять присутствие Саммаэля, да и то вряд ли. Немногие по доброй воле забредали в это место, потому что это был Аваддон, последнее прибежище Повелителей Суровости.

Бесплотная тень Саммаэля парила над плитами пола, неуверенность лишала его обычной для него убежденности. Возвращение сюда... приводило его в замешательство. Он смаковал это ощущение, как редкое ценное вино. В последние годы он редко чувствовал что-либо, кроме жгучей ненависти к тем, кто бросил его в этот застенок давным-давно. Зал имел форму пятиугольника, и стены его величественно вздымались ввысь. Арочный свод терялся в бескрайней тьме. Причудливый мозаичный рисунок украшал стены и пол, картины сменяли друг друга, повествуя об истории Сотворения мира. Саммаэля не трогали эти красоты.

Это место было темницей, ею оно и оставалось.

Аваддон был построен без окон и без дверей. Он служил Усыпальницей Падшим, вечным памятником сгубившей их гордыне. Пока их души бродили на свободе, их тела были навек заключены в седьмом круге Шеола, в Аваддоне.

Саммаэль скользнул ближе, оглядывая саркофаги без крышек, занимающие все пять углов зала. Высеченная из цельных глыб обсидиана, их сияющая черная гладь странно дисгармонировала с бледной кожей их обитателей. Он сосредоточился, и едва заметные силовые линии прочертили пол.

Они сложились в фигуру, слишком хорошо знакомую Саммаэлю.

Падшие веками пытались разрушить эту Пентаграмму Защиты, но тщетно. Изнуренные и истощенные, они покинули свои тела и устремились к миру людей. Каждый из них нашел себе занятие и развлечение по сердцу, живя за счет людей, но тела их оставались взаперти, навеки скованные заклятием пентаграммы. До сих пор.

Саммаэль опустился подле одного из саркофагов, изучая заостренное лицо, которое когда-то давно было его лицом. Оно было овальным, закруглявшимся к подбородку и к макушке. Широко расставленные глаза фиалкового цвета были испещрены золотистыми крапинками. Губы были тонкими и изящно очерченными.

Тело Саммаэля было гладким, лишенным волос, с выпуклым животом и длинными конечностями. Кожа его была молочно-белой, с легким золотистым оттенком. Лишь шрам между ног нарушал безупречное совершенство его тела: отсутствие репродуктивных органов бросалось в глаза.

В душе Саммаэля забурлила ненависть, грозя единой волной унести с трудом обретенный контроль.

Заключить их тела в Аваддон на веки вечные, позволив душам парить безоглядно, – это наказание было почти переносимым. Но вот кастрировать их, как скот, было просто непростительно.

Однако физические увечья были всего лишь символом. Айн Соф лишил их возможности к сотворению жизни. Они могли влиять, манипулировать и даже обладать, но не воспроизводить себе подобных. Даже создавать что-либо действительно свое они были неспособны. Единственное, что им оставалось, – действовать через людей, подвергаясь всем ограничениям, которые налагал этот способ действия. Таково было проклятие Суровости, их основополагающий недостаток, который они собой олицетворяли.

Со временем Падшие, некогда стоявшие во главе свода ангелов, научились жить за счет людей, словно пресловутые пиявки, искривляя и извращая все, к чему они прикасались в отместку за это их поглотила отупляющая человеческая щелочность и тщета, и все их претензии на божественность были утрачены.

Надежда и исступленное стремление сдерживали гнев Саммаэля. Их освобождение из этой гробницы зависело от пяти смертных, которых и взрослыми-то можно было назвать лишь с натяжкой. Эти люди были ключом к темнице, редким шансом для Падших преодолеть сдерживающие их стены.

Он смаковал иронию происходящего. Играет ли с ним Айн Соф? Саммаэль и его братья были низвержены и лишены Господней милости, когда знание Даат, внезапное самосознание людей, разделило Древо жизни на три отдельных столпа. Так нет ли иронии в том, что человечество, возможно, и послужит в итоге орудием их искупления?

Какой изящный парадокс.

Саммаэль еще на один миг задержался над телом, а после нырнул в свою неподвижную плоть.

Он выбрался из саркофага, движения его были дергаными и нескоординированными. Тело онемело, забыло, как ходить, но в остальном телесная оболочка прекрасно сохранилась. Странно было снова носить то же тело. Ощущение было и знакомым, и чужим.

Да, он был прав, когда пришел сюда. Плитки пола под его ногами нагрелись, словно намекая на сокрытую под ними силу. Саммаэль направился к чистейшей воды сапфиру в Центре пентаграммы. Он был огромным, около метра в диаметре, и формой повторял форму зала. Это был не просто драгоценный камень. Он коснулся прозрачной поверхности кончиками длинных пальцев. В глубине камня в ответ на его прикосновение взметнулся вихрь.

Искорка света появилась в глубинах сапфира. Он сосредоточился, призывая искру расцвести. Крошечная точка вспыхнула, и бесцветные лепестки пламени взметнулись в сердце драгоценного камня. На его поверхности проступили мерцающие письмена. Надпись была на арамейском.

Этот издревле проклятый сапфир был краеугольным камнем темницы Падших. Его невозможно было разрушить, не сломав структуры всего сущего, лишь только у Айн Соф достало бы сил одолеть его. Однако камень был неодушевленным. Его можно было провести, и этим шансом собирался воспользоваться Саммаэль.

Саммаэль возложил длинные персты на лик камня и, взывая к его силе, призвал к себе остальных Повелителей Суровости. Он чувствовал, как камень стремится прочь, собирая призванных.

Они придут.

У них нет выбора.

На зов Аваддона откликнется любой из избравших путь Суровости, особенно Падшие.

ГРИМВИТСКАЯ ВПАДИНА

В пустынной небольшой впадине над самой землей пролетела сова. Она облетела впадину кругом, высматривая добычу, когда небо едва-едва посветлело. Осыпавшиеся останки кладки тут и там виднелись в траве равнины, но ничего съедобного не шевельнулось в тени крыльев хищницы. Она снова закружила, сужая зону поисков, пока ей не попался подходящий для отдыха валун.

Мощные крылья мастерски управляли полетом, пока не раскрылись в последнем взмахе, после чего птица приземлилась на камень. Она пригладила перышки, даже не подозревая, что пересекла кольцо защитных заклятий, не дозволяющее существам более разумным подступить так близко к развалинам.

Ей скоро нужно было возвращаться к родному гнезду.

Валун под ней содрогнулся. Застигнутая врасплох, она немедленно поднялась в воздух. Яркое густое свечение заструилось из-под земли, приглушенное слоями земли и камней, Но не укрывшееся от зоркого совиного глаза. Она полетела прочь из этого нехорошего места на пределе возможностей своих крыльев.

Некоторое время земля продолжала сотрясаться, иссеченные непогодой камни кладки скатывались в траву. Постепенно странный свет померк и земля замерла. Опустилась тревожная тишина.

ЛИЛИТ

Лилит открыла глаза, вернувшись в коттедж после осады фермерского дома. Зрачки присвоенных ею глаз сократились, привыкая к тусклому свету, струящемуся через окна. Ее дух чувствовал себя неуклюжим и неповоротливым, находясь в чьей-то плоти, но у кожи и костей были свои преимущества.

Она перекатилась на постели в поисках Джеймса, намереваясь утолить свой всегдашний голод. Его не было. Она резко села, невзирая на мышечную боль в чужом теле.

Где он может быть? Она не давала ему позволения просыпаться.

Она стремительно встала с постели, разбрасывая по сторонам подушки и одеяла. Джеймса нигде не было видно, хотя его одежда была разбросана по полу. Невозможно. Он не мог вынырнуть из моря самосозерцания без посторонней помощи.

Она остановилась и посмотрела на отражение своей наготы в темном стекле. При обычных обстоятельствах она могла бы полюбоваться этим безупречным телом, но не теперь.

Кто-то украл у нее Джеймса.

Непрочная деревянная дверь рассыпалась в щепки от ее гнева. Лилит прошла по снегу и деревянным обломкам, прощупывая окрестности восприятием, расширяя охват. Небо было низким и угрожающим, а ее маленькая долина угнездилась меж очертаний двух холмов. В пределах долины законы природы подчинялись ее воле. Ничто не росло, ничто не двигалось, ничто не жило без ее дозволения.

Однако, несмотря на ее полный контроль над природой, Джеймса и след простыл.

Куда девались тени-кандалы? Даже если бы Джеймс смог прийти в сознание, их ему было бы не одолеть. Они бы стреножили его, окутали складками теней, из которых не вырваться даже адепту Адонай Мелех, как не удалось вырваться Рэйчел.

Лилит призвала черных, похожих на ленты тварей, но они не откликнулись на зов. Ища этому объяснение, она увидела на снегу кольца пепла.

Лишь немногие существа обладали достаточной силой вернуть тени-кандалы назад в промежутки между оболочками мироздания, и лишь одно из этих существ могло свободно перемещаться в этом мире. Зная теперь, с кем имеет дело, Лилит села на снег, скрестив ноги, и отпустила свой дух на свободу из телесного плена.

Джеймс не мог уйти далеко. Даже если он научится скрывать от нее свое присутствие, она все равно его найдет. Она знает его. Ему не спрятаться. От нее ему не укрыться. Никогда.

Зов пришел, когда ее дух взмыл вверх. Он цеплялся за ее бесплотную сущность, зов настойчивый, необоримый. Ее влекло в Аваддон.

Не сейчас, бездари и кретины!

Она метнула насмешливую ярость, как снаряд, в жерло туннеля, открывшегося над ее головой, зная, что ей нужно отыскать Джеймса. После того как Тагирирону не удалось захватить темноволосую девушку, Джеймс был единственным из каббалы, кто был подконтролен им. Нельзя дать ему уйти. Не сейчас.

Проход материализовался как воронка пустоты. Она сопротивлялась его всасывающей силе, чтобы остаться и найти Джеймса, но призыв был сильнее ее. Она мельком увидела картину, как он, голый, пробирается по сугробам, и тут воронка ее поглотила. Она мерцала, заглатывая Лилит, поглощая ее яростные вопли, а после вмиг исчезла.

Низкие раскаты грома прокатились по холмам, возвещая приближение дождя. Небеса разверзлись, и разразился ливень, безжалостно хлестал землю ледяными струями.

Забытая всеми обнаженная фигура сидела под дождем, даже не мигая, а дождь заливал ее пустые зеленые глаза.

САММАЭЛЬ

Саммаэль отступил от сапфира, когда клич был брошен. Сила зова волнами расходилась от камня, собирая остальных Повелителей Суровости. Эта команда до сих пор отзывалась покалыванием в его руке. Ах, как сладка была эта власть! Снова прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус, на ощупь, своей собственной плотью. Это было удовольствие настолько утонченное, что его едва можно было вынести.

Как они научились жить без этого?

Вспышка света померкла, угасли бесцветные языки пламени, в глубине камня мерцали пять точек. Одна погасла – магический камень распознал его присутствие в Аваддоне. Было возмутительно, что этот бездушный предмет и есть его страж, но к камню его приковывала сила, которую даже ему было не постичь.

Зияющая темная круговерть раскрылась над Саммаэлем, сотрясая зал. Тень отделилась от пустоты и стремительно увеличивалась, пока оттуда с жутким криком не вылетела гигантская птица. Ее перья были иссиня-черными, а клюв – чуть меньше руки Саммаэля.

Второй огонек погас внутри сапфира, будто в сердце драгоценного камня его задул ветер.

Над головой Саммаэля кружил огромный ворон, мощные крылья гоняли воздух по всему залу. Он стоял неподвижно, ждал, пока птица не выберет одно из тел. Ворон с криком устремился вниз и уселся на край одного из саркофагов с телом. Ворон медлил, склонив голову и уставив на Саммаэля один черный блестящий глаз. Тот не двинулся с места, так же глядя в ответ немигающим фиалковым взглядом.

Тайное собрание созвано, и не время теперь выказывать слабость или неуверенность.

Ворон пожал крыльями очень по-человечески – и впился когтями в неподвижное тело. Когти прошли сквозь кожу, не оставив и следа, хищник и его жертва сливались воедино. В какой-то момент Саммаэль видел их обоих одновременно – человеческую грудь закрывали вороновы крылья. После чего вторая фигура, похожая на Саммаэля, поднялась.

– Приветствую тебя, Саммаэль.

– Приветствую и тебя, Орев Зарак. Благодарю за прибытие.

Орев Зарак, Ворон Раздора, кивнул издевательски-любезно. Внешне он был копией Саммаэля, его отличали только манерность и стать.

– Ну, выбора-то ты мне не дал. Зов Аваддона не оставишь без внимания.

– Твоя правда, но я счел, что это место подчеркнет серьезность ситуации, – ответил Саммаэль, обведя рукой остальные тела.

Орев Зарак собирался ответить, когда открылись еще одни врата. В этот раз врата были текучей массой тьмы. Никаких физических очертаний, глазу было не за что зацепиться, да и не было у тьмы никаких углов. Еще одна тень выбралась наружу.

Отвратительная вонь наполнила зал, и ноздри Саммаэля затрепетали от омерзения. Запах! Не сдерживаемая препонами человеческого обоняния, густая гнилостная вонь была почти невыносима для его недавно разбуженного тела. Странно, но от вони он почувствовал себя более живым, чем когда либо, и это только укрепило его решимость.

Остальные Падшие подчинятся его воле. Они должны.

Густая, тягучая жижа заструилась из врат, она падала на пол, образуя лужу на древних плитах пола. Запах был тошнотворным, и он отвернулся, заметив, что только два огонька остались гореть внутри сапфира.

Лужа испражнений сгустилась у него на глазах, в ней пульсировала жизнь. Из омерзительного болота выступила бесформенная фигура. Едва ли человекоподобная, несмотря на наличие двух ног разной длины, фигура, казалось, разлагалась на ходу. Ее внутренние органы были отчасти видны, по ним сквозь все отвратительное тело пульсировала черная слизь. Вонь усилилась, когда тварь прищурила один молочно-белый глаз, тогда как два других были наглухо залеплены гноем.

– Привет, Гамалиэль, – сказал Орев Зарак. – Присоединяйся к маленькому пикнику, который затеял Саммаэль.

Тварь шагнула к нему, качаясь, и прорычала что-то невнятное сквозь лоскуты мертвой кожи возле рта.

– Избавь меня от излишней театральности, Гамалиэль, и оденься наконец, – сказал Саммаэль.

Тварь снова заворчала, но повернулась и метнулась по воздуху на добрых семь метров, приземлившись на одно из тел. Бледная плоть впитала ее, и фигура пошевелилась.

– Не признаешь ты яркую индивидуальность, – проворчал Гамалиэль. – Ты, Саммаэль, всегда был занудой.

Саммаэль не успел ответить, а две пасти врат уже распахнулись перед ним. Из первой с пронзительным воплем ярости вылетела Лилит. Даже будучи духом, она приняла форму женщины – прекрасной, обнаженной, не считая завитков черных волос, сплетающихся вокруг головы в ореол смерти. Она парила над Саммаэлем, ее изумрудные глаза горели яростью.

– Зачем?

– Так было нужно, – ответил Саммаэль.

– Ты оторвал меня! – Ее голос был тихим и угрожающим.

Лилит не могла причинить ему вреда, но планы Саммаэля зависели от того, умерит ли она свои аппетиты.

– Займи свое место и встань рядом с нами. Чем скорее мы завершим это, тем скорее ты вернешься к тому, что мы прервали.

Лилит смерила его взглядом кобры, приготовившейся к броску, но сделала, как он велел. Прекрасная нимфа исчезла ее дух по спирали устремился в неподвижную грудь, словно маленький черный торнадо. Как и остальные тела, ее тело было лишено половых признаков и все же сохраняло оттенок женственности.

Саммаэль повернулся, чтобы не пропустить последнего из прибывших. Тагирирон был почти невидим – он был чуть заметнее жаркого марева, искривляющего воздух. Очевидно, перенапряг силы, атакуя деревенский дом.

– Давай, – сказал Саммаэль с ноткой нетерпения, – займи свое место.

– Я не могу, – сказал Тагирирон. Речь его была едва слышным шепотом. – Если я надену плоть здесь, то не смогу уйти отсюда, пока не восстановлюсь.

– У тебя и так не хватит мощи, чтобы создать врата из Аваддона, так что можешь прямо сейчас начинать излечение. – Саммаэль даже не пытался скрыть свое пренебрежение. – Зачем ты вообще потратил столько сил, нападая на Пятигранную каббалу? Это было глупо и расточительно.

– Мне посмели помешать, а я не смог с этим смириться, – признал Тагирирон. – К тому же я был уверен, что мне удастся сломить их.

– Ты так и не научился ничему с тех пор, как нас низвергли? – спросил Саммаэль с сардонической усмешкой, исказившей его черты.

Тагирирон не ответил, он медленно парил к последнему неподвижному телу. Его дух окружил тело некоей мерцающей аурой. Оживление заняло больше времени, чем в любом из предыдущих случаев.

Тагирирон сел в саркофаге, потом неуклюже, будто тело его закоченело, выбрался из гробницы. Пять пар фиалковых глаз посмотрели друг на друга впервые за много веков. Момент был критический, тут нужно было действовать осмотрительно.

– Зачем меня сюда призвали? – вопросила Лилит, вышагивая вокруг собравшихся, словно пантера в клетке.

Саммаэль оставил ее вопрос без внимания. Он уселся на теплые плиты пола в позе лотоса, скрестив руки так, что каждая из ладоней оказалась на противоположном колене. Это была древняя поза, символизирующая доверие, ибо любой принявший ее не мог напасть на другого.

– Я привел вас сюда, – молвил Саммаэль, – чтобы понять, захотите ли вы снова обрести то, что некогда было вашим.

Он остался неподвижным, оценивая их реакцию. Тагирирон сел первым, повторив его позу. Невелика победа – у Тагирирона практически не было выбора.

Орев Зарак посмотрел на стоящего напротив Гамалиэля.

– Что ты имеешь в виду?

– Сядь, – позвал Саммаэль. – Сядь, как мы сидели до Низвержения, до того, как нас несправедливо лишили милости, пока Адамовы дети не узурпировали нашу власть.

Орев Зарак колебался.

– Сядь, – призвал Саммаэль, и в его тоне засквозили повелительные нотки. – Я напомню вам обо всем, что поставлено на карту.

Выражение лица Орев Зарака ожесточилось, но Гамалиэль сел подле Тагирирона.

Лилит перестала ходить туда-сюда и настороженно посмотрела на них.

– Что это ты задумал? – требовательно спросила она. – Зачем напоминать нам о том, что давно известно?

Саммаэль вгляделся в глубину ее глаз. Она была готова слушать. Ему это было видно.

– Сядь. – На этот раз это была просьба. И обещание. Орев Зарак опустился на корточки, усаживаясь в древнюю позу диалога. Лилит смотрела, как он присоединяется к собранию, но не двинулась, чтобы примкнуть к ним. На тот момент Саммаэль решил не обращать на это внимания.

– Тысячи лет мы участвовали в Испытании Столпов. Снова и снова Ипсиссими выступали против нас, но никто не одерживал решительной победы. Человечество остается неисправимо порочным, оно не в состоянии выбрать между двумя Столпами. Так мы закоснели в тщетной борьбе, а Адамовы дети бьются над проблемой, которой им никогда не решить.

– Ты стал философом, Саммаэль, – сказал Орев Зарак. От удивления он это почти прокаркал.

– Нет, всего лишь реалистом. Мы погрязли в навязанной нам борьбе, в которой невозможно победить. Поэтому я предлагаю самоустраниться.

– Невозможно, – сказал Гамалиэль. – Наши тела заточены в этой гробнице. У нас не будет надежды на спасение, если только мы не докажем свою правоту, показав, что человечество пошло по пути Суровости. Только после этого Айн Соф уничтожит следы неудачного эксперимента с детьми Адама и отпустит нас из Аваддона. Выйти из этой битвы – значит признать свое поражение.

– Вот здесь ты ошибаешься, – ответил Саммаэль. – Мы найдем себе замену.

Лилит слушала, но он на нее и не взглянул.

– Чепуха, – возразил Орев Зарак. – Кто вообще может нас заменить?

– Пятигранная каббала.

– Что? – Голос Тагирирона окреп от внезапной надежды, которую заронил в их души Саммаэль. – Как такое может произойти?

Лилит уставилась на Саммаэля, на лице ее отражалось раздумье.

– Ты не спятил, Саммаэль? Это невозможно. – Тон ее был категоричен.

– Я верю, что возможно, – ответил он с уверенностью, которая утихомирила остальных. – Сапфиру требуются пять тел, чтобы приковать их в Аваддоне. Он не знает, что тела требуются именно наши.

Все разом заговорили, но Саммаэль поднял руку, требуя тишины.

– Гамалиэль прав. Нам нужно делать вид, что мы продолжаем подводить этих пятерых к пути Суровости. Совместными усилиями мы можем сыграть на слабостях Пятигранной каббалы, посеять раздор и противоречия. Но у них всегда должна оставаться свобода выбора. Овладением ничего не добиться. – Саммаэль увидел, как понимание осветило лицо Лилит.

– Нет! Я не позволю ему уйти.

– Ты уже упустила его, Лилит.

– Я могу его вернуть! – прорычала она.

– Пусть они пока думают, что выиграли. Это сделает их более уязвимыми.

– Да, – согласился Орев Зарак. – В этом есть мудрость. Слушайте Саммаэля.

– Нет. – В ее тоне отрицание смешалось с угрозой.

– Какая тебе радость от украденного человеческого тела взамен твоего собственного? – спросил Саммаэль. – Отрекись от обладания мальчишкой, дабы обрести нечто большее. – Он чувствовал, что она колеблется. – Неужели ты забыла, кем мы были когда-то? Неужели ты не хотела бы это вернуть?

Эмоции стремительно сменяли одна другую на лице Лилит.

– Как было когда-то? Даже способность к репродукции? – Ее шепот был полон такой тоски, такого ожидания, что тронул даже черствое сердце Саммаэля.

– Я обещаю.

Она скользнула на пол, грациозно подгибая под себя ноги.

– Как?

– Аваддон неуязвим, – начал Саммаэль с ледяной улыбкой, – потому что стоит в отдалении от прочего Сущего. Есть только один момент, когда этот закон не срабатывает.

– Во время Испытания Столпов, – молвил Гамалиэль задумчивым тоном.

– Точно. – Саммаэль даже не пытался скрыть свое торжество. – Мы должны похитить их из-под самого основания Столпа Милосердия.

– Но как? – повторил Тагирирон, чьи глаза мерцали алчным огнем.

Остальные четверо подались вперед – и так и сидели, пока Саммаэль разъяснял свой план. Все их противостояние его ведущей роли прошло, как только неизбежное падение Пятигранной каббалы стало очевидным.

Круг истории будет прерван. На этот раз человечество вернет Повелителей Суровости на их законное место.