Текст книги "Ты – мое наказание (СИ)"

Автор книги: Наталья Юнина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Ты – мое наказание

Глава 1

День обещает быть насыщенным. Эта мысль приходит ко мне после того, как я сворачиваю на ухабистую, размытую после дождя дорогу, ведущую в нужную мне деревню. Далеко проехать мне не удается. Машина буксует почти сразу. И если из первого препятствия мне удается выбраться, то второй раз удача оказывается не на моей стороне.

Как и ожидалось, сеть здесь не ловит. С какой вероятностью тут проезжают машины? С нулевой – гласит голос разума. Минут десять я смотрю на густой лес и сгущающиеся тучи. И, несмотря на последний факт, я все же выхожу из машины и направляюсь в глубь леса, ибо физиология не дремлет.

– Стойте.

А день продолжает быть насыщенным. Поворачиваюсь в сторону прозвучавшего женского голоса.

Таращимся друг на друга удивленными взглядами. Я – из-за того, что девушка вовсе не незнакомка, а именно та ради, которой я и приперся в Богом забытую деревню. Она – вероятнее всего, потому что застала незнакомого мужика с расчехленным хозяйством. Может, вообще приняла меня за маньяка, собравшегося осквернить не только лес.

Когда спустя несколько секунд активного переглядывания она делает ко мне пару шагов и в ее руке рядом с моим лицом щелкает нож, у меня напрягаются все известные и неизвестные части тела.

– Не писайте здесь, пожалуйста. Мне опята надо собрать.

Пока я пытаюсь осознать сказанное ею, девица наклоняется к дереву и принимаемся срезать совершенно несъедобные с виду грибы. Так вот ты какая, Настенька. Долбанутая. А, впрочем, что можно ожидать от девушки с таким именем? Настя – это априори диагноз. Осознав происходящее, отмираю и застегиваю ширинку.

– Вы не бойтесь, я на вас не смотрела, – вдруг произносит она, поправляя тыльной стороной ладони чуть съехавшую косынку.

Я видел эту девчонку всего однажды, издалека, почти в точно такой же позе в огороде с выставленной пятой точкой и аналогично убогой косынке.

– А чего мне бояться? – вдруг доходит до меня.

– Ну, если у вас там все маленькое и съежившееся. На этот случай не комплексуйте. Я ваш пах не рассматривала.

– Там и без рассматриваний все видно. Вам бы зрение проверить, голубушка.

– Ну хорошо, если видно. Вы продолжайте то, что начали. Ну не на опята, конечно, а чуть подальше. Извините, что вас прервала.

– Благодарю за разрешение, но мне уже перехотелось.

– Да, я читала о таком, – как ни в чем не бывало произносит эта коротышка, продолжая наполнять корзину грибами. – В вашем возрасте вылезают все болячки. Это вроде бы простатит. Или цистит. Хочешь, а не можешь.

Я бы сказал, когда не хочешь, а надо. Надо, Вадим, надо. Увы, передо мной совершенно точно та, к кому я и ехал: новоиспеченная дочь моего друга и партнера, о существовании которой он только недавно узнал и, по совместительству, моя, к сожалению, будущая фиктивная жена. О чем она еще, конечно, не в курсе.

И сейчас, глядя на это недоразумение в широких не по ее размеру штанах, вероятнее всего, посмевших родиться в восьмидесятых годах прошлого столетия, и не менее старческих галошах, я понимаю, что расположить к себе эту особу будет крайне трудно.

Однако, природа, а если быть точнее – начавшийся дождь, сегодня на моей стороне. Девица с разочарованием оглядывается по сторонам и тут я понимаю. Вот он мой выход.

– Вы здесь одна? – кивает. – Пойдемте ко мне в машину.

– Я к незнакомцам в машину не сажусь, – выпрямившись, гордо вещает девчонка, едва достающая ростом мне до плеч.

– Будем знакомы. Вадим, – протягиваю ей руку, на что она брезгливо морщит свой нос.

– Анастасия. Павловна, – отчество подчеркивает особенно четко. Нет, дорогуша, ты Константиновна. – Давайте без рук, а то где они у вас только не побывали.

Лучше без твоего ядовитого языка. Так, стоп. Мне показалось или я сейчас действительно услышал свой самый страшный в жизни кошмар. Она гэкнула? Нет, это происки подсознания, основанные на страхе.

Как эта мелюзга сама тащила две переполненные грибами корзины и весомый пакет по лесу – остается загадкой. В полной тишине я укладываю корзины в багажник и открываю Насте дверь. Несколько секунд она раздумывает, но все же садится.

– Вы тоже в деревню? – увы и ах. Киваю в ответ на ее вопрос. – А почему мы не едем?

– Машина застряла.

– Так вы меня не подвезете?

– Ну, если никто не подтолкнет, то нет. По крайней мере, дождь переждете в машине. Не худший вариант.

– Да, не худший, – как-то странно произносит она, стягивая с головы косынку.

Светло-русые волосы, нетронутые краской, выглядят неплохо. Я бы сказал, свежо на фоне одинаковых женщин. Но из-за старческого пучка ни длину, ни качество волос не оценить. А вот взгляд ее пронзительно карих глаз очень даже оценить.

В моем мире женщины так не смотрят на мужчин. Заигрывания, кокетливые взгляды и вовремя опущенный взгляд. Эта же в наглую меня рассматривает, словно я статуя в музее.

Только сейчас понимаю, что несмотря на мою брезгливость в отношении этой девушки, есть в ней, как минимум, один жирный плюс: мордашка симпатичная. Ничего выдающегося, но она вполне мила. При правильной огранке, можно сделать что-то дорогостоящее. Не бриллиант, конечно, но и не дешевая бижутерия.

Наличие груди при таком колхозном безразмерном наряде не определить. Она в целом хрупкая и, скорее всего, плоская со всех сторон.

Если верить ее новоиспеченному отцу, она на редкость гордая особа, справляющаяся со всем сама, не желающая иметь с ним никакого общения и принимать какую-либо помощи, в том числе финансовую. Попросту – упрямая дура. И это все мне надо исправлять, ибо мне этот брак, как исход слияние наших с ее отцом дел, жизненно необходим.

– Раньше пенсия была уже в шестьдесят. Сожалеете? – перевожу взгляд с ее, дай Бог, имеющейся груди, на лицо.

– О чем?

– О том, что, вроде как, старость вот-вот наступит, а тут бац и продлили. Вам можно было бы уже к пенсии скоро подходить.

Это такой деревенский троллинг или она действительно видит во мне мужика предпенсионного возраста?

– А сколько по-вашему мне лет, Настя?

– Не знаю. Лет пятьдесят – пятьдесят пять?

– Не совсем.

– А сколько?

– Тридцать восемь.

– А так и не скажешь. Ну вообще все мохнатые кажутся старше. Побройтесь и десятка как с куста.

Мохнатый? Побройся? Мне это не показалось? А чего я, собственно, ожидал? Грамотности от деревенщины? Спасибо за то, что не гэкает.

– Вы не местный. Зачем едете к нам в деревню? – хороший вопрос, на который я так и не придумал добротную легенду. – На похороны Жени?

– Да, – не мешкая бросаю я. Еще бы знать, какого пола был или была Женя.

– Женька был хорошим мужиком, – ну спасибо за разгадку.

– Да, очень хорошим, – уверенно вру я, принимая страдальческое выражение лица.

– Откуда Женю знали?

– Да как-то давно подружились. В последнее время только по телефону общались. Как узнал, сразу приехал.

– Общались? Так Женя же был слабослышащий.

– А мы по смс.

– Ясно. Хорошо, что приехали. С близкими надо прощаться. Тем более с таким хорошим человеком.

– Да, Женя был человечищем, – киваю в такт девчонке. – Вы одна живете, Настя? – согласен, вопрос странный. Как и вся ситуация в целом. – Не подумайте ничего такого. Просто после похорон Жени, я решил остаться в деревне на некоторое время. Побыть, так сказать, с природой наедине. Вещи с собой прихватил, только вот с жильем вопрос нерешенный. Если вы одна живете, может, сдадите мне комнату на неделю?

– Одна. Но комнату не сдам. Соседи кости перемоют, что мужика в доме держу. Вся деревня будет судачить, – ну да, ну да, мы же в прошлом веке.

– А может, кого-нибудь знаете, кто сдает комнату?

– Никто не сдает. Так что с природой вам не уединиться. Если мы будем выжидать окончания дождя, то можем на похороны опоздать. Что-то я совсем время потеряла в лесу. Может, я подтолкну вашу машину, а вы ее заведете? – подтолкнет она. Ну-ну.

– Вы слишком хрупкая. Только если наоборот. Машину водить умеете?

– Нет.

– Тогда давайте я вам расскажу как действовать, а я будут толкать.

– Давайте.

Кратко обрисовываю ей действия, ловя проблески понимания на ее лице.

– Поняли?

– Да, – кивает, повторяя недавно произнесённые мной слова. – А потом отжимаю педаль тормоза. И как только удастся выехать, надо снова нажать на педаль тормоза, чтобы остановиться.

– Все верно. Садитесь, – указываю на свое сиденье.

Взять с собой не только одежду, но и сменную обувь было очень дельным решением, ибо мои ботинки уже уделаны по самое не могу грязью.

Даю знак девчонке и принимаюсь толкать машину. Не с первого раза, но вытащить ее все же удается. И черт бы с тем, что меня с лихвой обдало грязью при этом маневре. А вот тот факт, что машина, несмотря на мой знак тормозить, не только не остановилась, а, мать ее, продолжает ехать с еще большей скоростью, определенно напрягает.

– Тормози! – кричу ей вслед, но это как мертвому припарка.

Смотрю, как моя любимица исчезает из моего поля зрения и на уме одна нелюбимая мной нецензурщина.

Дура. Или я дурак, позволивший сесть за руль этой тугодумке. Ну что ж, день продолжает быть насыщенным.

Я прохожу по грязевой каше метров триста и, о чудо, моя машина цела и невредима. Стоит посередине уже чуть менее раздолбанной дороги. И когда я подхожу ближе, дверь с моей стороны открывается, и из нее выходит, Господи помилуй, моя будущая супруга.

– Извините, я все перепутала, – жаль, что тебя ни с кем не перепутаешь.

– Не страшно. Все целы и здоровы.

– Вы похожи на Каштанку, – усмехаясь произносит соплячка.

– Каштанку?

– Да, собака соседская. Сучка, – собакой женского пола меня еще никто не называл. – У нее одно ухо черное, как у вас. И на морде пятнышки черные.

– Красивая?

– Я?

– Собака.

– Да, красотка. Все кобели любят Каштанку.

Сажусь в машину и в полном молчании мы доезжаем до деревни.

– Спасибо, что подвезли.

Хоть бы предложила в дом пройти. Гостеприимство уровень ноль.

– Не надо. Я сама корзинки занесу.

Смотрю вслед удаляющейся Насте и понимаю, что задача становится все труднее и труднее. Возвращаюсь в машину и отъезжаю к заброшенному с виду дому.

Перевожу взгляд в зеркало. Какая тут к черту Каштанка? Белый Бим Черное ухо. Красавчик.

Быстро привожу себя в порядок, благо имеется не только одежда, но и вода, и принимаюсь ждать.

Когда стали скапливаться местные жители, я трогаюсь с места и подъезжаю поближе к Настиному дому. Паркуюсь недалеко от него и выхожу из машины, как только вижу двинувшуюся в сторону похоронной процессии Настю с увесистым венком в руках.

Пройти без проишествий мне не удается. Вот уже второй раз в этой деревне я вляпываюсь в кучу. «К деньгам» – утешаю себя я, вытирая невинно пострадавшую подошву ботинка от варварства коровьей лепешки.

Лавируя между грязью и куриным пометом, я все же равняюсь со столь нужной мне на данном этапе девушкой. Она одаривает меня настолько придирчивым взглядом, словно знает, что я не только вступил в коровье наследие, но и обо всех моих намерениях.

Лучше бы она не переодевалась. Оказывается, есть и похуже наряды, чем ее лесной. Черное нечто, отдаленно напоминающее платье, и такого же цвета платок выглядят настолько убого, что с легкостью накидывает ее обладательнице лет десять. Юный возраст выдает разве что нетронутое временем и морщинами лицо.

До местного кладбища мы доходим довольно быстро, разумеется, в полном молчании.

– Настенька, скажи что-нибудь на прощание, – просит одна из рядом стоящих старушек. Настя откашливается и нехотя, но все же начинает свою речь.

– Мы прощаемся с очень хорошим человеком. Хотелось бы пожелать здоровья и успехов во всем, сча…, – девчонка замолкает, видимо осознав, что только что ляпнула. Я же какого-то черта подхватываю ее речь.

– Счастья и долгих лет жизни на том свете. Аминь.

– Аминь, – повторяет за мной девчонка, заливаясь краской.

Ну вот я и на пути к расположению к себе Настеньки. Правда, она совсем не выглядит благодарной. Смотрит на меня очень недобрым взглядом. Можно подумать, это я только что нес ахинею. Нет, дорогуша, я ее только подхватил.

– Вадим, вас как по батюшке величать? – пристает ко мне бабулька, настоявшая на том, чтобы Настя произнесла речь.

– Викторович.

– Ну, добре. Пойдемте на поминки. Там уже столы накрыты.

– Там это где?

– Так в хате Женькиной.

До дома покойного мы доходим довольно-таки быстро. Я, в отличие от Насти, не теряю ее из поля зрения.

– Проходьте, – доброжелательно произносит старушка.

– Стойте, тетя Маша, – неожиданно произносит позади стоящая Настя. – Вадиму Викторовичу лучше снять обувь, он вступил в коровью лепешку и вытер ботинки не до конца. Держите тапочки, – кажется, в них, судя по запаху, кто-то сдох. Вот тебе и Настенька.

– Спасибо. А чьи они, Настенька?

– Так Женины. Любимые, между прочим. В последнее время он их не носил. Ну, вы, наверное, знаете, ему же конечности отрезали, потому что стопы начали смердеть, – великолепно. – Ну там язва или шо-то такое. Ну вы же знаете. Одевайте, – напирает Настя, чуть ли не в нос пихая мне тапки. – Не стесняйтесь.

– Надену. Спасибо.

Настя не только чудная деревенщина, но, как и следовало ожидать, безграмотная. Ладно, главное, что без гэканья.

Каким-то чудом надеваю на себя смердящие тапки и перевожу взгляд на выжидающую девчонку.

– Удобные?

– Хороши. Надо прикупить себе такие же.

– Так забирайте. Женя был бы рад.

– Непременно заберу. Люблю грязно-розовый цвет.

– Хотите я вам еще какую-нибудь его обувь достану? – горю желанием. Теряю фору, ибо я совершенно не понимаю троллит ли меня малявка или в деревнях так принято. – Или что-нибудь еще на память о нем?

– Не стоит, Настенька. Тапок будет достаточно.

– Вспомнила, – вскрикивает девчонка, поднимая вверх указательный палец. – Гомогенизация!

Как там говорят, вся жизнь пронеслась перед глазами? Господи, помилуй меня грешного. Пусть мне это показалось.

– Что?

– Гомогенизация! – нет, я определенно впал в немилость Всевышнего. Не показалось. «Гэ» и еще раз «гэ». Такое звучное. От души. – В кроссворде был недавно вопрос, а я забыла, как называется процесс, при котором происходит измельчение и равномерное распределение компонентов внутри жидкой или полужидкой среды. И вдруг вспомнила. Гомогенизация!

– Гомо…Гена…Гитлер капут…

Глава 2

Глава 2

А ведь еще недавно я считал наказанием старшенькую сестрицу, намеченную мне ранее в супруги. Однако, все познается в сравнении.

– Вы сказали Гитлер? – да за какие грехи мне досталось это гэкающее недоразумение?!

– Вам показалось, Настенька. Я сказал, что у вас очень красивый платок. Вам идет.

Опускаю взгляд на тапки. Что хуже? Заразиться грибком и еще какой-нибудь хворью, или пройти в носках по грязному полу? Пожалуй, первое.

Вот теперь меня не упускает из виду Настя, пристально наблюдает за тем, как я снимаю смердящие тапки.

– В них жарковато. Я лучше в носках.

– Это вы зря.

Почему зря, я понимаю спустя несколько шагов. Плевать, что белые носки станут черными. А вот то, что деревянный пол в комнате, вероятнее всего, именующейся гостиной, окажется липким, проигнорировать невозможно.

Я шага не могу ступить нормально. Здесь что, пол клеем обмазали?! Собравшиеся за длинным столом гости то и дело косятся на то, как я пытаюсь оторвать ноги от пола. Эвакуируйте меня уже кто-нибудь отсюда.

Наконец, усаживаюсь на хлипкую табуретку рядом с Настей. Ощущение, что я здесь в качестве экспоната. На меня пялятся все, кому не лень. В принципе, логично. Моя оплошность заключается в том, что я в белоснежной рубашке, пиджаке и брюках.

Мужик, явно пребывающий в алкогольном угаре не первый день, встает из-за стола и поднимает рюмку с наигранным «помянем Женьку». Скорби на лицах я не вижу ни у кого. Похоже, единственный повод здесь собраться – напиться и набить пузо. Хотя, у одной бабки появился еще один повод – пускать на меня слюни.

Все начинают уплетать за обе щеки еду, я же впадаю в откровенный ступор. А как расположить к себе деревенщину? И можно ли слепить из нее ту, которая будет соответствовать моему статусу. А самое главное, возможно ли вывести деревню из деревни, а если быть точнее, убрать из ее речи гэканье?

– Горошка? – тут же огорошивает меня, мать ее, Настенька.

– Что? – осторожно переспрашиваю я.

– Горошка наложить? – Святые угодники, за что мне такое счастье привалило? Наложили, так наложили счастья от души. – Ну, оливье. Салат.

– Накладывай, – обреченно произношу я.

В тарелку тут же плюхается ложка салата. Плюхается в прямом смысле, ибо салат плавает в майонезе. Теперь с загрязнённым от майонеза пиджаком я выгляжу определенно ближе к народу. Вторая ложка попадает в мою тарелку так же. Почему у меня такое чувство, словно моя, к несчастью, будущая фиктивная женушка делает это специально?

– А горяченького наложить? – лучше рот с мылом вымой. А еще предпочтительнее сотри из памяти «гэ».

– Положи.

На моей тарелке сразу же появляются котлеты, плавающие в жиру, и гора отварного картофеля. Ну и вишенкой на торте становится нечто, напоминающее жареное сало. Ан нет, это еще не вишенка. Самый смак, когда Настя поливает картофель жиром.

А вас, поджелудочная и печень, я попрошу остаться. Невероятным усилием я заставляю себя отправить наваленное в тарелку в рот.

Я не знаю, как это объяснить, но жирное месиво на вкус очень даже неплохо. Однако, еда у меня все же застревает в горле, когда Настя берет руками кусок скумбрии, высвобождает его от костей и отправляет в рот. А следом откусывает половину репчатого лука. Только сейчас замечаю насколько все запущено.

Ясное дело, о маникюре в деревне никто не заботится. Но большой и указательный палец в каких-то темных трещинках, про ногти и говорить не приходится. Даже если все пойдет по одному всем известному месту, надо забирать отсюда девку. Не хочет – заставим.

Одной скумбрией и луком дело не заканчивается. Гулять так гулять, а если точнее, вонять, так вонять. Следом идет бутерброд со шпротами и на закусь зубчик чеснока. Ан нет, три зубчика.

Надо налаживать контакт. Надо. Тянусь вслед за бутербродом и аналогично отправляю в рот чеснок и лук. Ядреный, аж слезы из глаз. Закусываю хлебом и в этот момент ощущаю на себе пристальный Настин взгляд.

– А у вас часто там застревает что-нибудь?

– Где там?

– Ну, в волосиках.

Мне кажется или она как бы случайно опустила взгляд на мой пах? Сейчас, благо, смотрит в лицо.

– У меня там ничего не застревает.

– Никогда-никогда?

– До этого дня никогда.

– Рыбой, наверное, воняет, да, если капнете? – кувалду мне. Да потяжелее.

– Нет. Не воняет.

– А крошки?

– Что крошки?

– Застревают в вашей бороде? – да твою ж мать. – Ну или как это зовется? Полуборода? Растительность?

– У меня ничего нигде не застревает.

– А чем ее моете?

– Пемолюксом, – не выдерживаю я и утыкаюсь взглядом в тарелку, продолжая нагружать печень и поджелудочную.

К похотливым взглядам антикварной тетки, по возрасту напоминающую мою покойную бабку, я уже привык. А вот то, что мой пах сейчас совершенно точно подвергается пристальному осмотру моей будущей супруги, нет. Чего тебе надобно там, Настенька? Не для тебя хозяйство выращено. Не выдерживаю и все же перевожу на нее взгляд.

– Что-то не так, Анастасия?

– У вас пожар в промежности.

– Что?

– Жук. Пожарник в простонародье.

Опускаю взгляд вниз. Не врет, зараза. По моим брюкам действительно ползет какая-то мерзость. Смахиваю тварь и придавливаю носком.

– Зря. Убить жука – накликать беду. Примета такая.

– Уже накликал, – Настей зовется. – Не страшно.

Собравшиеся продолжают гудеть за столом, постоянно опрокидывая в себя рюмки водки.

– Вадим Викторович, вы не хотели бы сказать несколько слов о Жене? – не унимается бабка, приставшая ко мне на кладбище. – Да и помянете, – пододвигает ко мне рюмку водки. Нехотя встаю из-за стола и беру рюмку. И с чего начать? На кой черт вообще сюда поперся? Импровизируй, Даровский.

– Женька был хорошим мужиком. Несмотря на болезнь, он не сломался, – от чего-то гул за столом стих и все пялятся на меня чуть ли не разинув рот. – Даже после того, как ему ампутировали ноги, он все равно не сдался, – как ни в чем не бывало продолжаю я и тут же замираю, когда ловлю на себе очень недобрые взгляды.

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Нет. День. Хата. Фонарь скоро будет у меня под глазом, судя по тому, как зловеще на меня смотрит один из мужиков. А вместо аптеки подорожник. Смеркалось. Смердело, вашу мать. Какого черта здесь происходит?

Взгляд как-то сам падает на фотографию в глубине шкафа, перевязанную черной ленточкой. И на фото вовсе не старик. Женя – это баба, а не мужик, точнее бабка. Перевожу взгляд на Настю. Вот тебе и Настенька Павловна. Хотя, какая она Павловна? Падловна. Не иначе.

Вот тебе и простушка деревенщина. Уела, так уела. Причем намеренно. Ох, какое выражение лица сейчас у Падловны. Торжествующее. Она даже не пытается скрыть улыбку, неотрывно смотря мне в глаза.

– Вадим Викторович имел в виду, что в прошлой жизни баба Женя была хорошим мужиком без ног. Реинкарнация то се. Пусть земля ей будет пухом, – прискорбно сообщает Настя, опрокидывая в себя рюмку водки.

Чуть поморщившись, вылезает из-за стола, оставляя меня наедине со сворой не очень доброжелательных деревенских жителей. И только антикварная тетка с похотливыми взглядами остается благосклонна к моей скромной персоне, после провальной речи.

Мне удается выбраться из дома покойной через несколько минут после ухода Насти. Но этого хватает, чтобы упустить ее из поля зрения. Ни в ее доме, ни в огороде ее не оказывается.

Благодаря мимо проходящему пацану, мне удается узнать, что Падловну видели направляющуюся в сторону озера. Благо все в пешей доступности.

Преимущество в этом Богом забытом месте все же есть. Природа здесь и вправду поражает. И не только она. В бескрайнем, по ощущениям, озере мелкая зараза устраивает самый настоящий заплыв. Кладу на траву пиджак, усаживаюсь на землю и принимаюсь наблюдать за паршивкой.

Плавает она как истинная спортсменка. По мере приближения к берегу совершенно точно замечает меня. На лице ни капли страха или сожаления. Смелая соплячка или просто дура?

– Не забыли тапочки забрать на память о Жене, Вадим Викторович? – усмехаясь произносит мелочь, не торопясь выйти из воды.

– И зачем ты это сделала?

– Да ездют тут всякие нехорошие люди. Я подумала, вы один их них. Проучить хотела.

– Один из кого?

– Из тех, кто хочет здесь все срубить и построить какие-то комплексы.

– Значит, я похож на нехорошего человека, который хочет стереть с лица земли вашу деревню?

– Внешне вы похожи на маньяка.

– Ну, какой же я маньяк, Настенька?

– Сексуальный.

– Без лишней скромности, я сексуальный, но не маньяк. И ваша земля мне не нужна. Я не собираюсь здесь что-либо строить. Я приехал сюда исключительно для того, чтобы отдохнуть от городской суеты. Не считаешь, что должна передо мной, как минимум, извиниться?

– Интересные вы городские. Делаете вид, что воспитанные интеллигенты, а на деле тыкаете незнакомым людям. Ко мне на вы, Вадим Викторович. И нет, извиняться я перед вами не буду. Не будете ли вы так любезны, уйти отсюдава?

– Ну, Настенька, око за око, – беру ее одежду и встаю с земли. – Со взрослыми дядями так нельзя. Считаю до трех. Или ты извиняешься, или идешь до дома в нижнем белье.

Впервые ловлю на ее лице растерянность и что-то наподобие страха. Ибо не хрен. Не на того напала, деточка. И нет, играть в доброжелательность с этой соплячкой бессмысленно.

Извинится ли она? Ни за что. Но то, что выбежит из воды и покажет, как оказалось, имеющийся характер – да, я ожидаю. Только она как стояла по шею в воде, так и стоит. И тут до меня доходит.

– У тебя там что? Трусы рваные или лифчик отсутствует?

И, кажется, я попадаю в цель. Скорее, первое, чем второе. Ну не только же мне позориться.

– Ладно, верну тебе одежду, если в качестве извинений ты предоставишь мне комнату. Ну, скажем, на неделю. Я тебе заплачу. Ну, как ты на это смотришь? – верчу в руке похоронную тряпку, гордо именуемую платьем, не сводя взгляда с Насти.

– Положительно. Положите одежду и ждите меня у моего дома.

– Нет. Так не пойдет. Мне нужны гарантии, Настенька.

– Гарантии? – киваю, еле сдерживая усмешку. – Есть у меня гарантия, держите.

Секунда и она достает руку из воды, демонстрируя мне средний палец.

– Ну, не так, нет. Удачно поплавать.

Удивительно, но я не получаю вслед порцию отборного мата. Идея отправиться в ближайший город и купить вещи не только себе, но и ей, приходит, как только я сажусь в машину. Не в моих правилах покупать женщине одежду. Но тут сам Бог велел.

Я не планировал потратить столько времени. В деревню я возвращаюсь к десяти вечера. Ставлю машину не доезжая до Настиного дома, от греха подальше. С нее станет, закидать ее яйцами или еще чем-нибудь.

Забираю из машины пакеты и направляюсь в старинный и с виду совершенно неухоженный деревянный дом. Напрягает то, что свет в доме не горит. Кто в здравом уме спит в такое время?

До двери без происшествий дойти мне не удается. На меня, в прямом смысле, налетает гусь. И хрен бы там, если бы просто налетел. Падлюка щипает меня за ногу. Машинально ударяю его пакетом, но это его еще больше раззадоривает. Дело запахло жареным. Увы, не жареным гусем. Когда слева меня от меня появляются еще три птицы, я понимаю, что вечер не закончится простым вручением подарков.

– Почему птицы гуляют без намордника? Пшли вон, – замахиваюсь уже другим пакетом на еще одну стаю поменьше, когда они решают меня заклевать.

Дело набирает пренеприятнейшие обороты. Черт знает откуда появляется еще одна кучка. Всегда «мечтал» быть заклеванным гусями. Вот же Падловна! Накаркала!

Мало того, что тварюги щипают за ноги, так еще и подлетают, кусая за все, что попадается. Не хватает еще остаться безглазым.

Вдоволь обкусанный, я наконец понимаю, что руководит этим хором первый самый большой полудурок. Бросаю пакеты и каким-то чудом хватаю главную падлюку за шею и что есть силы давлю заразу. Но завершить удушение предводителя нападения мне не удается, ибо я получаю болезненный удар по голове. Твою душу Настюша…