Текст книги "Шутка"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Теперь они с мужем поменялись ролями. Он после работы уезжал на дачу, а Люда в новую квартиру, где строители уже заканчивали ремонт. Но в этой замечательной, большой, только что отделанной заново квартире она чувствовала себя по-прежнему как на вокзале. Чужое, неуютное место, где все временно и ненадежно. И не дождаться поезда, на который у тебя куплен билет.

Отшумел дождями август, а настоящее, теплое лето так и не пришло.

Вечером в пятницу Якушев заглянул к ней в кабинет с вопросом:

– Как собираешься провести выходные?

– Одна, – коротко ответила она.

– Умница. – Муж довольно потер руки.

– Что, дело на мази? Занимаешься своими гнусностями?

– Что бы ты понимала! Я, может, впервые в жизни счастлив.

– Ого! От подробностей меня только избавь.

– Исчезаю. А ты работай, работай, еще только шесть часов, дорогая, – хихикнул он.

Люда в сердцах швырнула в закрытую дверь тяжелое пресс-папье. Испуганная секретарша заглянула в кабинет:

– Людмила Сергеевна, что-то случилось?

– Все в порядке. Иди сделай мне кофе.

…В субботу Люда с раннего утра ждала звонка. Только не этого. Муж умоляющим голосом попросил приехать в загородный дом.

– Пошел бы ты к черту, – отмахнулась она.

– Пожалеешь!

Люда с минуту послушала гудки, потом стала собираться. Не ради него, ради Лени, которого еще надеялась спасти. Как можно было оказаться такой эгоисткой? Дать этой мерзкой крысе еще целую неделю жизни! Но у него все равно ничего не получилось, иначе не скулил бы сейчас и не просил приехать.

Они оба были на террасе. Леня и муж. Какие-то взвинченные, беспокойные. Сначала Люда посмотрела на своего мальчика, потом на мужа. Тот неуверенно сказал:

– Приехала все-таки. Лучше поздно…

На столе стояла большая старая сумка. Люда ее сразу узнала. Она тогда продала не все вещи, из-за мелочей не хотелось связываться. А про эту старую икону, лежащую на столе, просто забыла. Сумка, в которой она хранилась вместе с другими вещами и коробками, была перевезена со старой квартиры сюда, в загородный дом. Люда вспомнила, что запихнула ее в шкаф в своей комнате наверху.

– Ты рылся в моих вещах?! – крикнула она мужу.

– В твоих?! Да пусть он знает, что ты воровка!

– Значит, другого способа нас поссорить не нашел?

– Давай теперь рассказывай. – Якушев кивнул на Леню и ощерился: – Не буду мешать.

Когда муж вышел на улицу, Люда первым делом сказала Лене, как маленькому ребенку:

– Это все неправда. Не надо его слушать.

– А почему? Разве это не наше?

Он кивнул на икону, лежащую на столе. Люда так же ласково сказала:

– Ну конечно же, не ваше. Это моей бабушки. Ты посмотри повнимательнее: самый обычный сюжет, таких икон полно.

Она теперь вспомнила, что остальных вещей из квартиры его родителей в сумке нет. Их вообще здесь нет. Кольцо она давно продала, остальной хлам выбросила. И Люда подошла, взяла икону в руки:

– Ну почему ты решил, что она ваша?

– Потому. Когда я был маленьким, меня родители за что-то наказали. Выпороли и в угол поставили. А я не был виноват, как сейчас помню. И здорово разозлился. Тайком вышел из угла, снял со стены эту икону и гвоздем написал на ней сбоку: «Бога нет». Меня потом опять ремнем за это отодрали. Но ведь Бога нет? Ведь нет?

Он внимательно посмотрел на Люду. Она не нашлась что ответить. Словно не веря в то, что это та самая икона, повернула ее боком, посмотрела. На темном дереве прямо под жестяной окантовкой было печатными детскими буквами крупно нацарапано: «Бога нет». Почему же она раньше этого не знала?

– Да, это так.

– Значит, это не Маринин жених ограбил нашу квартиру?

– Ты ведь не знаешь, почему я это сделала.

– Да какая разница почему. Я-то думал, что ты – добрая фея. Пришла, надарила кучу подарков. Почему-то мне хотелось верить, что так бывает.

«Добрая фея! Ах, эта извечная любовь к халяве!» Люда только теперь поняла, какую сделала глупость. Она ему не помогла. Человек должен знать, за что он получает те или иные блага. Иначе всю оставшуюся жизнь так и будет искать легких способов разбогатеть. И хорошо еще, если честных.

– Я просто возвращала долг. Как думаешь, мы теперь в расчете или еще нет?

– А я-то хотел тебя любить! Думал, что мы будем жить вместе, ты будешь работать, а я… Правда, что ты меня продала этому жирному? – Он кивнул за окно.

– Какая чушь! Это тебе Якушев сказал?

– Ладно, пусть чушь. Но не всегда же он врет? Пусть хоть половина была правдой. И я так думаю, что ты меня все равно не уволишь? Раз мы теперь с ним заодно? А как насчет прибавки к зарплате?

– Что ж. Само собой. – Она снова почувствовала знакомую тошноту. – Ты прогуляться не хочешь? Мне что-то тут душно стало. Пойду подышу. Или ты с Евгением Борисовичем останешься?

– Ну уж нет! Я лучше с тобой.

Они вместе вышли на улицу. Якушев, посвистывая, бродил по саду, палкой сшибая с веток румяные яблоки. Он обернулся, услышав шаги, и, увидев его удивленное лицо, Люда чуть не расхохоталась. Интересно, а кто на самом деле выиграл эту партию?

– Мы к озеру! – крикнула она.

– Как к озеру? Разве ты не уезжаешь?

– А мы еще не обо всем договорились.

И Люда назло мужу взяла Леню под руку, да еще и прижалась покрепче к его плечу. Ну разве они с этим мальчиком не похожи? Чудесная пара! Разве у нее есть право его осуждать? Весь мир состоит из эгоизма и эгоистов. И каждый сам за себя. А Бога нет.

По дороге к озеру Леня совсем успокоился. Он вообще легко переходил из одного состояния в другое. Сестра умерла больше года назад, он ее уже и забывать начал, квартиру ограбили очень давно, и это он помнил еще хуже. Зато теперь у него все есть. Почти все, потому что в мире еще так много красивых вещей, о которых до поры до времени просто не подозреваешь.

Вечерний воздух пах осенней сыростью и опавшей листвой. Люда ежилась от прохлады и уже жалела о том, что затеяла эту прогулку.

– Может, вернемся? – спросила она.

– Да уже до озера почти дошли!

– Уж не купаться ли ты собрался?

– Да ну, купаться! Холодно!

Это было крохотное лесное озеро. Небольшой, но очень глубокий водоем, где любили рыбачить дачники и местные жители. Вода темная и от бьющих ключей ледяная. Тихое, славное место. С трех сторон лес, с четвертой – дачные участки. В густом ельнике вокруг озера слышались голоса отдыхающих, спешивших воспользоваться последними, еще теплыми сентябрьскими вечерами. Люда потянулась к ветке лещины, сорвала несколько крупных чарок. Орехи уже начали осыпаться, и некоторые гнезда были пусты.

– Смотри, а здесь лодка! – Леня подбежал к берегу, покачал старую посудину, на дне которой плескалось немного воды.

– Рыбаки, наверное, оставили. – Люда подошла поближе. – Скоро вернутся.

– И весло есть! Хочешь, я тебя покатаю?

Она заглянула на дно, поежилась:

– Там вода.

– Ну и что?

– Нет, я не сяду. А если она перевернется?

– Еще чего!

– Леня, перестань! Это глупо.

– Подумаешь! Что я, плавать не умею?

– Вода холодная.

– Не зима же.

Он прыгнул в лодку, а Люда осталась на берегу, села на поваленное дерево, достав из кармана свои орехи. Леня быстро выгреб на середину, потом поплыл к противоположному берегу. Объехал озерцо кругом и снова оказался на середине. Люда, никак не могла разгрызть крупный орех. Перекатывала его языком во рту, пробуя зубами.

– Вот черт, не хватало еще зуб сломать! – вслух выругалась она.

Лене стало скучно, он развеселился, стал шлепать по воде веслом, крутиться в лодке на одном месте. Туда все больше затекала вода.

– Леня, вылезай на берег! – крикнула ему Люда.

– Сейчас! – Он поднялся в лодке во весь рост.

Люда все мучилась со своим орехом. Вдруг скорлупа хрустнула, она почувствовала во рту ее осколки и привкус крови. Лодка на середине озерца перевернулась, и Леня упал в воду. Она сначала даже не забеспокоилась. Метров десять до берега, не больше. Пустяки, даже если учесть, что вода холодная. Люда не сразу поняла, почему он не выныривает. И тут заметила вбитый в дно кол недалеко от берега и тянувшуюся от него веревку. Рыбаки, оставившие на берегу лодку, перегородили озерцо сетями.

Сначала она хотела закричать. Потом прыгнуть в воду. Леня был там, под водой, и ему всего-то надо было глотнуть немного воздуха. Люда знала, что вокруг полно дачников. Она и сама неплохо плавала. Надо только что-то делать. Кричать, нырять, звать на помощь, ведь он тонет всего в нескольких метрах от берега, ему чуть-чуть до того места, где под ногами окажется спасительное дно. И тут она, не поднимаясь с земли, уткнула лицо в колени, ладонями закрыв глаза. Скорчилась и оцепенела. Бога нет.

Лицо ее и руки были мокры от слез, в горле застыл какой-то хрип. Она хватала ртом воздух, будто сама тонула. Прошло всего несколько бесконечно долгих минут.

– Все, теперь, должно быть, все, – пробормотала она несколько раз подряд перед тем, как открыть глаза.

И, только увидев, что на воде, кроме перевернутой лодки, ничего нет, Люда поднялась и, спотыкаясь о корни деревьев, кинулась в ту сторону, где, как она раньше заметила, гуляли люди:

– Помогите! Помогите!

Двоих увидела сразу же, на тропинке, выходящей из леса.

– Что случилось?!

Мужчина тут же побежал к берегу, сбросив куртку, нырнул. А Люда уже кинулась к дачному поселку, и на крик из крайних домов выбежали несколько человек. Вскоре на берегу уже толпилось много людей. Всю эту суету она воспринимала словно сквозь густой туман. Звуки и образы с трудом проникали в Людино сознание.

Его запутавшееся в сетях тело вытащили достаточно быстро. Какой-то человек крикнул, что он врач, и принялся делать Лене искусственное дыхание. Но Люда понимала, что он мертв. Должен быть мертв, потому что все, что могла, она для этого сделала.

– Эх, чуть-чуть бы раньше! – отчаянно сказал стоящий на коленях перед Ленечкиным телом мужчина.

– Надо же, какой молоденький! – сдавленно выдохнула какая-то женщина.

– Это вы с ним были, да? – Люда даже не поняла, кто это ее спросил. – Родственник, знакомый?

– Что?

– Я говорю, жалко парня. Молодой.

– Ты поплачь, милая, – жалостливо вздохнула стоящая рядом старушка.

«Да-да, я плачу. – Люде казалось, что она говорит это вслух. – Все уже позади, и я плачу. Я хотела быть ему матерью. Но я не могу быть матерью. Я не знаю, что это такое. Ни одна мать не поступила бы так. Она бы не дала своему ребенку утонуть. Или утонула бы вместе с ним. А я сидела на берегу и ждала, пока он захлебнется. Ни одна мать этого бы не сделала».

А потом вдруг ей захотелось крикнуть всем этим людям: «Я сделала для него больше, чем мать! Я не дала ему стать негодяем! Я его спасла!»

Тот же человек, назвавшийся врачом, совал ей в рот какую-то большую, пахнущую ментолом таблетку, но она уже не воспринимала происходящее. Все было кончено. Бога нет…

4

…Валентин позвонил на сотовый следующим вечером. Люда вернулась в Москву, как только были закончены все необходимые формальности с милицией, медициной и властями. Якушев уехал за Лениными родителями, и Люда впервые в жизни обрадовалась его существованию. И вдруг этот вечерний звонок:

– Ты не передумала?

– Нет.

Она вспомнила лицо мужа. В тот момент, когда Леню, словно живого, осторожно несли в дом двое мужчин. И Люда сразу подумала, что никакого поезда в новую жизнь не будет. Вернее, для них это будут разные поезда – для нее и Евгения Якушева. Один из них проследует на тот свет.

– Я хочу тебя увидеть сегодня, – сказала она Валентину. – Сейчас.

– Хорошо. Там же, где в прошлый раз, через сорок минут. Она приехала чуть раньше. Гнала как сумасшедшая, пытаясь сбросить охватившее ее там, на озере, оцепенение. Но скорость не помогла, водители сторонились ее «Тойоты» и крутили пальцем у виска, и Люда вылезла из своей машины у ворот парка в прежнем состоянии. Усталая и безразличная ко всему. Даже ненависть к мужу куда-то исчезла.

Валентин был точен. Когда Люда увидела его, то словно проснулась. Ну да! Это именно тот человек, который ей сейчас нужен! Ему можно рассказать все. С самого начала.

– Валентин, – начала было она после того, как его губы скользнули по ее виску.

– Не надо, – поморщился Валентин. – С таким лицом, как у тебя сейчас, идут на исповедь в церковь. А я не священник.

Как и в прошлый раз, они пошли по аллее, и так же накрапывал мелкий дождик, только листва изменилась – сентябрь уже успел насыпать щедрые горсти золотых и багряных монеток в прежнюю густую зелень.

– Я просто хотела тебе рассказать, что было после того, как я…

– Умерла, да?

– Откуда знаешь?

– Я был на твоих похоронах. Нет, при твоей первой жизни мы не встречались. Кандидат в депутаты Сальников привлек меня к избирательной кампании уже после гибели своей дочери в горах. Чтобы я помог надлежащим образом осветить это в прессе. Через редактора одной солидной газеты. Моего хорошего знакомого, между прочим. Вот и я пришел на это дело взглянуть. На похороны. А неплохо все смотрелось. И на кладбище, и потом, в прессе. Я сам помогал выбирать твою фотографию для памятника. И когда снова увидел твое лицо… Нет, я не сразу вспомнил. Живой человек – это совсем другое. Но все-таки вспомнил. Еще там, на курорте.

– Почему не сказал?

– Ты же сама не захотела слушать. В конце концов, это твое дело, под каким именем жить, с кем жить и как жить. Удивился просто, как это все в жизни повторяется. Сначала твой отец искал киллера, потом ты сама обратилась за тем же. Почему именно вашей семье люди так мешают, а? Что, обязательно надо их убивать?

– Что ты говоришь, Валентин! Какого еще киллера искал мой отец?

– Самого обычного. Черт, смешно как! Киллеры в нашем обществе сейчас – самое обычное дело. Да… Он вдруг узнал, что его любимая жена встречается с первым мужем. Некий доброжелатель передал ему фотографии. А надо сказать, Михаил Федорович был ужасно ревнив. Фотографии-то эти были самые банальные и не слишком откровенные. Ну, стоят они себе на улице, целуются. Любовь у людей, сразу видно. А он захотел этого мужика убить. Не своими руками, разумеется.

– Откуда ты знаешь, что было на этих фотографиях? – хрипло спросила Люда. И Валентин догадался:

– Неужели же это ты их снимала?

– Да. Я.

– Вот так номер! – Он рассмеялся как-то невесело. – Теперь понимаю. Дамочка на бежевых «Жигулях». Я сразу понял, что в парике. Но лица тогда не разглядел.

– Красный «Гольф». У тебя был красный «Гольф».

– Ну да, был. Я быстро сообразил тогда, что у нас с этой дамочкой общие интересы. И, грешным делом, решил ее подставить. – Валентин сделал паузу, а потом спросил: – Ведь он тебя в тот вечер ждал в офисе в девять часов?

– А пришел ты. Но как же так? Почему? Ты же только посредник?

– Да, сейчас только посредник. А тогда твой отец меня крепко за горло взял. Старые дела. Ведь это он мне дал совет, какого рода бизнесом надо заниматься. И поначалу сам с нужными людьми сводил. Так что, Ляля, у нас с тобой в некотором роде один папа. У тебя родной, а у меня крестный. И ты мне вроде как сестра получаешься.

– Я тебе не сестра! Ведь это чудо какое-то, что ни меня, ни Якушева в тюрьму тогда не посадили!

– Якушев, Якушев… Твой муж, да?

– Он приехал чуть раньше меня. И первым нашел и Алексея Александровича, и тот пистолет, что ты предусмотрительно на столе оставил.

– Что ж, чистое было дело. Меня даже ни разу потом не побеспокоили. А ты молодец, раз сумела вывернуться. Я сразу почувствовал в тебе родственную душу. Так что не переживай, Ляля. Ты же меня сегодня не за этим позвала?

– Погоди… Я никак не могу успокоиться. Я всегда думала, что первого мужа моей мачехи убил совсем другой человек!

– Какая теперь разница?

– Но ведь все могло быть по-другому!

– Не могло. Во всяком случае, для меня. Если бы я тогда вдруг вылез из своего красного «Гольфа» и подошел к женщине в бежевых «Жигулях», она никогда не стала бы мне так дорога, как ты. Понимаешь?

– Но почему?

– Потому что я не мог полюбить ту женщину. Мне обязательно надо было встретить эту.

Когда Валентин ее обнял, Люда не выдержала и опустилась вместе с ним на ближайшую скамейку. Ноги подогнулись, так она испугалась вдруг всех этих разом вернувшихся из ее прошлого призраков.

– Значит, это не такая уж глупая история? – спросила она.

– Ты имеешь в виду нашу с тобой любовь? Да уж, глупее не придумаешь. Свела же судьба, а? И кто тебе на этот раз мешает? Не Леня ли?

– Леня утонул, – коротко сказала она.

– Да ты что? – Валентин помолчал немного. – Но это даже к лучшему. Я уж испугался, что мальчишка начал зарываться и ты в нем наконец разобралась. И решила поступить, как всегда, радикально.

– Я хочу, чтобы умер мой муж, – не стала тянуть Люда.

– Ляля, да ты что? – повторил он. – Не проще ли будет развестись?

– Нет. Не проще. Это уже серьезно: или я его, или он меня.

– Что ж, раз так… Тебе решать. Где, когда?

Люда достала из сумочки фотографию:

– Это он. Без комментариев. Если бы я взялась его описывать, изо рта посыпались бы зеленые жабы и змеи.

– Так его ненавидишь? – Валентин взял в руки фотографию.

– Больше. От ненависти не только до любви один шаг, но и до жалости. А этот человек для меня просто уже мертвый. Он и должен таковым быть. Я даже знаю, где и когда его будет удобнее убить. И чтоб на меня никаких подозрений. Мы во вторник должны поехать на похороны Лени. Вместе. Поэтому и я, и муж будем ночевать на новой квартире. Я скажу, что пора переехать окончательно, тем более что ремонт сегодня закончен. Я не могу больше видеть чужих людей в квартире, сама разогнала рабочих. Хватит. Что сделано, то сделано. Теперь это уже никакого значения не имеет. Так вот: там, напротив, старый дом, в доме наверняка есть чердак или подвал. Или пусть ждет где-нибудь на лестничной клетке. Потому что мы выйдем из подъезда в десять часов плюс-минус пятнадцать минут. Скорее плюс, потому что Якушев копуша. Гараж я пока не купила, машина будет стоять у подъезда. У твоего парня будет пять минут. В десять утра на улице народу немного. Двор тихий, к тому же проходной. Уверена, что если он заранее все осмотрит, то уйдет легко. А я постараюсь упасть в обморок и отвлечь на себя внимание. Короче, подыграю, как смогу.

– Очень разумно.

– Я хочу, чтобы это сделал тот же человек, что и в прошлый раз. Я ему доверяю.

– И это разумно.

– Тариф тот же?

– Да.

– Я привезла. Эти деньги целую неделю с собой вожу.

– Зачем?

– Чтобы чувствовать, что он уже мертвый.

– С тобой все в порядке? – насторожился Валентин.

– Не беспокойся. Это последнее, что мне осталось сделать.

– А потом?

– Потом все сначала.

– А знаешь, это была хорошая идея, с твоей смертью. Иногда так хочется начать писать свою жизнь с чистого листа! Исчезнуть, осесть где-нибудь в маленьком городишке, читать философов и выращивать на грядках огурцы. Оказывается, у каждого из нас в душе есть маленький домик. С чистенькими занавесочками на окнах, с уютной спаленкой и той тишиной, которой иногда так не хватает. Но не все успевают вытащить эту мечту на свет божий.

– Что мешает? Тебе, например?

– Есть одно необходимое условие.

– Какое?

– Солить эти выращенные огурцы не мужское занятие.

– Я не умею солить огурцы. – Она вдруг заплакала. Ведь это не Глебушка, а совершенно другой человек сидит сейчас перед ней, но говорит точно таким же голосом такие же простые и вечные слова. Ну за что он ее так любит? За что?

– Я не умею солить огурцы, – повторила Люда.

– Значит, будешь солить помидоры. Так что, Ляля?

Она вспомнила последние пять лет своей жизни: бешеную гонку за большими деньгами, постоянную войну с мужем, смерть Лени, претензии мачехи. Как можно было забыть про эту акулу?! И тихо сказала:

– Позвони мне. Когда все будет кончено, позвони.

Они поднялись со скамейки и так же медленно, как и пришли, двинулись по асфальтовой дорожке к выходу из парка. Золотые монетки листьев, осыпавшиеся с деревьев, под их ногами превращались в обычную грязь…

Люда подождала, пока отъедет машина Валентина, а потом внимательно прислушалась. Звуки, наполнявшие окружающий мир, стали теперь реальными. Аппетитно запахло жареными пончиками, и она захотела есть. Бесконечно накрапывающий дождь усилился, и ей стало холодно и мокро. Серебристая «Тойота» на платной стоянке возле парка показалась Люде самой красивой в мире машиной, а жизнь не такой уж старой и ненужной вещью, чтобы ее вот так запросто выбрасывать.

…Весь следующий день Люда находилась в приподнятом настроении. Несмотря на то что в офисе было тоскливо и завтра почти все сотрудники фирмы готовились ехать на похороны Лени. Якушев на работу не явился, но Люда вела себя так, словно его больше и не существовало. С этим покончено. Пусть воет хоть в одиночестве, хоть при ней:

– Это ты его убила! Я знаю, что ты! Ты-ы-ы! Стерва!

Она не вступала с Якушевым ни в какие разговоры и вечером старалась пореже с ним встречаться, благо что квартира была теперь большая. Молчала в ответ на его стоны и не мешала напиваться. Зато во вторник утром муж пошел за ней покорно, словно бычок на веревочке. «Это хорошо, что он соображает медленнее и медленнее выходит из ступора», – думала Люда, запирая дверь новой квартиры. Она долго размышляла о том, что бы стал делать муж после похорон. Может, сразу в прокуратуру пошел бы?

Люда усмехнулась. Как же повезло, что она встретила Валентина! Якушеву судьба таких подарков не сделала. Поэтому он и идет сейчас к своей смерти покорно, втянув голову в жирные плечи. Страдает. Сволочь. Неужели же можно поверить в такую любовь? Это же сплошное свинство!

Она первой вышла из подъезда. Очень приятный день, даже солнышко изредка проглядывает. Еще несколько минут, и все будет кончено.

– Ну, ты идешь, Якушев? – обернулась она.

– Сейчас, сейчас, шнурок развязался.

– О господи!

Ей не терпелось. Наконец муж стал спускаться из подъезда по ступенькам вслед за ней. Люда сделала несколько шагов, достала из сумочки ключи от машины и в замешательстве оглянулась. Когда же? И чего, интересно, он ждет?

Она даже успела отключить сигнализацию и открыть дверцу «Тойоты». Снова оглянулась. Да, вот сейчас. Она это чувствует. Сейчас это произойдет. Его палец на спусковом крючке. Люда довольно улыбнулась. Ну вот и все.

У кого-то на даче пав…

…Он пришел на чердак заранее, занял удобную позицию. Еще вчера взломал замок, внимательно все здесь осмотрел. Дом старый, трехэтажный, видимо, скоро пойдет под снос. Строится Москва. А позицию для выстрела лучше, чем здесь, на чердаке, не придумаешь. Совсем простое дело. Из подъезда выйдут двое, мужчина и женщина. Лицо мужчины он внимательно изучал вчера вечером в течение получаса. За что она его, интересно? Неприятный, конечно, тип, но за это не убивают. Убивают за другое.

Он посмотрел в оптический прицел винтовки на двери подъезда. Какая-то бабка вышла оттуда с бидоном для молока, подтянула узелок платка, осторожно начала спускаться вниз по ступенькам. Видимость отличная, отметил он, бабкино лицо как на ладони. Остается только плавненько и нежно нажать на курок. Очень нежно. Надо любить свою работу. И вот она, душа человеческая, полетела к небесам. Но в бабку он, конечно, стрелять не будет. За бабку не дадут бабок. Он даже улыбнулся, отметив, что получился неплохой каламбур. Киллерский.

А вот и они. Первой вышла женщина, и он на всякий случай взял ее в прицел. Проверить, не сбился ли. И почему-то стало вдруг интересно увидеть ее лицо. Надо же: заказала собственного мужа! Что ж, бывает. Он ее прекрасно понимает, потому что сам когда-то… И вдруг замер. Что за черт?! Она же столько раз ему во сне являлась! И в каком страшном сне! Она же была первой, кого он…

В течение этих пяти минут он вспомнил и понял все. Она не умерла тогда. Осталась жива каким-то чудом и так же чудом узнала, что муж хотел ее убить. Только она могла так отомстить, подложив в багажник его машины краденые вещи. Вещи! А откуда она их взяла?! Значит, это она ограбила четыре квартиры и подставила его?! А он-то все годы, проведенные в тюрьме, думал, что это была Марина! Он ведь только и жил этой мыслью: выйти и первым делом наказать ее! И тогда, в парке, не выдержал, сорвался. Когда увидел ее с другим мужчиной, то сорвался.

Он убил того парня сразу же, не собираясь ничего выяснять. А лицо Марины после того, что он с ней сделал, запомнил на всю жизнь, чтобы никого и никогда больше не любить. Потому что никакой сентиментальности и доброты в нем давно не осталось. А все из-за этой женщины, которая идет к машине и ждет, что сейчас ее избавят от мужа. А он тогда ей кто? Ведь никакого развода не было! Их венчали в церкви, однажды и на всю жизнь. С первой минуты их брака он ненавидел себя за слабость. За жадность к ее деньгам, которая в итоге сделала из него профессионального убийцу. Ведь если бы она умерла тогда, под лавиной, то он теперь был бы совсем другим человеком! Быть может, счастливым человеком. Женатым на любимой женщине, гуляющим по выходным дням с детишками в парке. Дочка и сын. Маленький нерожденный сын, его и той женщины, которую он убил, поверив во всю эту ложь.

Она давно должна была умереть.

И когда его Людочка уже открыла дверцу серебристой «Тойоты», Тимур Муратов аккуратно и спокойно нажал на спусковой крючок.

Она упала, толстый мужчина, которого Тимур должен был убить, мгновенно завизжал и присел за машину. Тимур вдруг улыбнулся, вспомнив, что в таких случаях говорила его жена, и, собирая винтовку с оптическим прицелом, тихо произнес:

– Шутка.