Текст книги "Шутка"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Наталья Андреева
Шутка

Глава 1
Людочка

1

Быстрее, быстрее! Шевелитесь, мальчики! – покрикивала на ребят с тяжелыми деревянными щитами в руках девочка, блестя сердитыми серыми глазами.

Ее одноклассницы в белых фартучках скромно стояли поодаль, кружком, и тихонько хихикали. Высокий мальчик, веснушчатый, длиннорукий, пытался пристроить свой плакат на самый верх, где торчали три больших ржавых гвоздя.

– Да не туда, тупой! Этот третьим, ты что, совсем ничего не соображаешь?

– Да я…

– Сейчас звонок будет, – оборвала его сероглазая. – Повесили быстренько, и все разошлись за свои парты.

Мальчишки засуетились и наконец пристроили щиты на положенные места. Вернее, совсем на неположенные. Раньше плакаты в кабинете истории висели в надлежащем порядке: от первобытнообщинного строя, минуя рабовладельческий и капиталистический, через социализм, вперед, к коммунизму. По восходящей, как и полагается. Путь человечества по ступенькам общественных формаций наверх, к светлому будущему. Но Людочка Сальникова просто обожала розыгрыши. Она решила сделать учительнице сюрприз. Теперь коммунизм оказался где-то внизу, у пола, а на высшей ступени развития общества, почти под потолком, вокруг костра сидели люди в звериных шкурах. Они прекрасно себя чувствовали, обгладывая огромные кости, и снисходительно посматривали на соседнюю картинку, где негры в цепях вращали огромный деревянный ворот.

Людочка довольно оглядела плакат «Социализм», находящийся как раз на уровне ее очаровательного вздернутого носика. «Кто не работает, тот не ест!» Как же! Людочкина мама давно уже нигде не работала, но очень хорошо и много кушала и процесс этот любила, поэтому каждый день со вкусом составляла для домработницы особое меню. Отдельные диетические блюда для страдающего язвой желудка папы Михаила Федоровича, деликатесы для себя самой, мамы Серафимы Евгеньевны, и особый стол для единственной дочки Людочки, с продуктами, богатыми витаминами и кальцием. Ребенку надо расти.

Ребенок меж тем таскал тайком копченую колбасу из холодильника и подстраивал учителям разные пакости. Авторитет Людочки в классе был высок. И учителя, и одноклассники твердо знали одно: Людочке Сальниковой все сойдет с рук. Папа не допустит скандала. Вызовет к себе в кабинет директора школы и разъяснит ему, что ребенку надо расти. А значит, проказничать. Познавать окружающий мир, пробуя его на прочность.

Шутка с плакатами показалась Людочке очень удачной. Весь урок она ерзала на стуле и ждала, когда же учительница заметит непорядок на стене. Класс гудел, пересмеиваясь и обмениваясь записочками. Но историчка, видимо, была поглощена другими заботами. Богатого папы у нее не было, а работяга-муж в очередной раз запил. И она весь урок напряженно думала о том, где бы перехватить денег до зарплаты. Разочарованная Людочка после звонка покинула кабинет истории, поджав губки. Подружки то и дело толкали ее в спину:

– Может, сказать, а? Людочка? Может, сказать?

Но девочка только сильнее поджимала пухлые губки:

– Пусть так висит.

Однако шутка все же имела последствия. На очередном партсобрании историчке влепили строгий выговор с предупреждением, и она долго ходила по школе заплаканная, с красными глазами. А Людочка придумывала очередной розыгрыш, чтобы одноклассники посмеялись всласть…

…Удивительное чувство юмора Людочки Сальниковой формировалось под покровительством папы – большого начальника. Папа Сальников был номенклатурным работником и уверенно продвигался по служебной лестнице, занимая с каждым годом все более высокие посты. А Людочка чувствовала, как с каждым годом окружающие относятся к ней все внимательнее и осторожнее. В небольшом провинциальном городе, где она жила и училась, все зависело от ее папы. Тогда, в восьмидесятых, никаких специальных школ для «особых» детей еще не существовало. Людочка Сальникова ходила в обычную, но была там на «особом» положении. Ведь это ее глазами глава городской администрации видел работу славного учительского коллектива одной из школ своего района. И он ни в коем случае не должен был усомниться в том, что школа эта самая лучшая, а педагоги в ней самые чуткие и внимательные к детям.

Гости, которые бывали в доме, смотрели на Людочку с опаской. Всех новеньких она непременно проверяла «на лимон». Подавала к нему мелкую-мелкую соль вместо сахарной пудры. И сама первая посыпала ею дольку, а потом, нисколько не морщась, отправляла ее в рот. Когда гости, последовавшие ее примеру, начинали кашлять и вытирать рот платочками, девочка звонко смеялась. А привычка есть лимоны с солью осталась у Людочки на всю жизнь.

Другой Людочкиной радостью была собачка Манишка. Маленькое, злобное существо, признававшее только свою хозяйку.

– Не бойтесь, не бойтесь, она не кусается! – кричала Людочка гостям, когда белая болонка начинала прыгать вокруг них и противно тявкать.

Манишка и в самом деле не кусалась, но даже люди, вхожие в дом Сальниковых, ее сторонились. Особенно женщины, поскольку безобидная Манишка покушалась именно на тонкие женские колготки. Цапнув острыми когтями чью-нибудь нейлоновую ногу, она получала чрезвычайное удовольствие. А гостья, сдерживая слезы, улыбалась хозяевам:

– Ничего, ничего! Ах, какая прелестная собачка!

В те времена хорошие колготки были страшным дефицитом, как и все прочее, да и стоили недешево. Закаленные на сальниковских приемах дамы приходили в брюках, но Манишка, изловчившись, умела оставить затяжки и на модных тканях, не выдерживавших атак злобной болонки.

Меж тем за всеми этими шалостями Манишки и Людочки стоял папа Сальников – и гости терпели. Что ж поделаешь – чтобы выжить, и не просто выжить, а жить хорошо, надо прогибаться. Хвалить начальника и все, что у него есть: его замечательный ум, чуткость, прозорливость, а также машину, квартиру, дачу, жену, проказницу дочку и ее мерзкую белую болонку. И что бы Людочка ни делала, она слышала только неизменное:

– Ах, какая прелестная девочка!

Сначала Людочка подозревала, что все эти люди врут. Что Манишка – скверная собака, а она, Людочка, никакая не прелестная девочка и не совершенство с кучей непризнанных пока талантов. Подозревала, что рисунки ее – мазня, игра на фортепиано полна ошибок, голос фальшив, а стихи, написанные в угоду маме, – посредственные. И сама она посредственность. Но посредственность умная, потому что не верит всем этим дядям и тетям. Эти дяди и тети считают, что они Людочку обольстили своими похвалами, раз ее папа доволен, и мама довольна, и девочка улыбается. А Людочка, улыбаясь, меняла тетям помаду в сумочках, а дядям коньяк в бутылках на крепкий чай. И все весело смеялись.

Людочка просто играла по их правилам, потому что это было приятно. Что бы она ни делала, все равно оставалась прелестной девочкой. А это гораздо лучше, чем изо дня в день слушать нотации и рассказы о других детях, которые красивее, умнее и гораздо талантливее. И случилось так, что девочка постепенно начала забывать о том, что дядям и тетям нельзя верить. «Да, я знаю…» – говорила она себе. Но что именно – со временем как-то забылось. Тем более что папу перевели в Москву, и он вновь пошел на повышение.

И тут-то пришлось Людочке вспомнить перевешенные в школе плакаты. Жизнь тоже была не без чувства юмора. Только она играла не плакатами, а эпохами и не перевешивала их туда-сюда, а просто убирала со сцены. Так, деревянный щит с коммунизмом исчез вовсе, а социализм засунули далеко, на задворки, в темный и пыльный чулан. Зато тот, со звериным лицом, который долгое время склоняли как причину всяческих бед, был извлечен и вывешен на самое видное место. Его протерли влажной тряпочкой, кое-где подкрасили, подновили, дорисовали в местах неясных и объявили годным для всеобщего пользования. И все эти банки, биржи, торговые центры и многочисленные фирмы возникали, как грибы после дождя.

Папа Сальников, человек неглупый, быстро понял, что перемен не избежать, и прежних убеждений держаться не стал. Его жена по-прежнему хотела хорошо кушать, а дочка заканчивала школу. И бывший коммунист пошел в массы, чтобы вернуться во власть уже народным избранником.

В Людочкиной жизни ощутимых перемен не произошло, если не считать того, что она просто выросла. И кроме привычки есть лимоны с солью взяла с собой во взрослую жизнь и другую милую привычку: устраивать людям всяческие розыгрыши. Умерла белая болонка Манишка, импортные нейлоновые колготки перестали быть дефицитом, как и многое другое. Но если бы Людочка Сальникова знала, до чего иногда доводят милые розыгрыши, она задумалась бы о жизни всерьез.

2

– Тимка, будильник!

– Вставай, Тимка!

– Угу. Сама.

– Ты с краю. Немедленно вставай! Ну, Тимка!

Муж зевнул и нацелился на Людочку загадочным карим глазом. Она сразу поняла, что прозрачные кружева ночной рубашки не закрывают почти ничего. Кремовые розочки, сплетенные в хитрый узор, аппетитно красуются на белой сливочной коже. Полные ножки и складочки на животе надежно спрятаны в кружевной пене, зато соблазнительная грудь в глубоком вырезе такая, что… Ах!

Он все-таки прыгнул, гибкий, сильный, смуглый. Цепко схватил Людочку за плечи, развернул лицом к себе. Его губы попробовали на вкус сладость сливочной кожи. Людочка заглянула в загадочные миндалевидные глаза и успела только жарко прошептать:

– Будильник, Тимка… Будильник…

…В офис они с мужем приехали позже всех сотрудников. Подумаешь! Могли бы и вообще не приходить, но папа Сальников настаивал на том, чтобы Людочка каждый день бывала на работе.

– Ты должна трудиться, дочь! – внушал он Людочке и добавлял при этом: – Не забывай, что мой рейтинг зависит и от каждого члена семьи тоже.

Рейтинг, рейтинг! Это слово было для Людочки кислее, чем лимоны с солью. Пусть бы его молодая жена поддерживала этот проклятый рейтинг, каждое утро вставая по звонку будильника и отправляясь на работу! Так нет же. Спит, зараза гладкая, сколько влезет, спихнув маленького ребенка на руки няни.

Людочка только удивлялась, с какой ловкостью зараза Варька обработала папу Сальникова. Не прошло и года, как умерла мама Серафима Евгеньевна, страдавшая от сахарного диабета, но так и не научившаяся отказывать себе во вкусной еде. И вот уже пятидесятилетний, стремительно прогрессирующий политик стоит пред алтарем с юной красоткой, а над их головами приближенные старательно держат брачные венцы.

Людочка с самого начала воспринимала Варьку как типичную хищницу. Акулу, прячущую два ряда острых белых зубов за приторной улыбкой. Глядя в ледяные Варькины глаза ослепительного синего цвета, Людочка видела тех слащавых теток из своего детства, которые тянули нараспев:

– Ах, какая прелестная девочка!

Но для Варьки она, Людочка, уже не была девочкой. Мачеха оказалась старше падчерицы всего на три года. И улыбалась ей только на первых порах. Людочка чувствовала всей своей гладкой белой кожей, что новая жена папы Сальникова оказалась жадиной. Она долго шарила рукой в брачной корзине в поисках счастливого лотерейного билета, а вытащив, решила получить по нему сполна. Все, до копеечки, не вступая ни в какие благотворительные фонды.

Варькину жадность чувствовал даже влюбленный папа Сальников. Но осторожный советский функционер, всю жизнь довольствовавшийся расплывшейся, а последние годы тяжело больной женой, получив в свое законное распоряжение стройное и молодое женское тело, принялся служить ему с таким рвением, что позабыл про все остальное. А когда у молодой жены родился долгожданный сын, он урезал Людочкины расходы настолько, что любимая дочь жалобно взвыла:

– Это нечестно! Я тоже хочу есть!

– Тогда работай, – жестко сказал папа Сальников.

Втайне Людочка надеялась, что он любит ее больше, чем Варьку. Все-таки родная дочь, не синеглазая красавица-акула, приплывшая неизвестно из каких глубоких вод. И про рейтинг нельзя забывать. Откуда у политика, радеющего за нищее отечество, деньги на бриллианты для молодой жены, которая ну уж ничем не напоминает диктатуру пролетариата? Как объяснить ее новую машину и дорогие меха? Ее нескромность и частые вояжи в родной городок с полной выкладкой, то есть в этих самых мехах и с коллекцией дорогих побрякушек? Но папа Сальников только вздыхал и вместо грозной обличительной речи произносил всего лишь одно раскатистое слово:

– Вар-вар-вар-варра!

И все. В его устах это звучало почти как ласка.

Однако Людочка знала, что из списка членов семьи ее, родную дочь, исключить невозможно. И из завещания тоже. И кормить ее папа Сальников просто обязан. Сам родил, сам выучил, продержал возле себя почти до двадцати пяти лет, не заставляя ничего делать, пусть сам теперь и выкручивается. И папа Сальников выкрутился. Он купил дочери туристическую фирму и заставил ее ходить каждый день на работу.

Туристическую, потому что до этого момента Людочка по окончании бизнес-колледжа только и делала, что целыми днями красила ногти и путешествовала по заграницам. Рассказать о тамошних отелях, бассейнах, барах, дискотеках и дорогих ресторанах она могла не по картинкам и не понаслышке. Красочно и с подробностями. И посоветовать, где лучше и выгоднее отдыхать, могла тоже. А уж накричать на сотрудников и дать им соответствующие распоряжения – это у Людочки просто было в крови. От папы Сальникова.

Такая работа Людочке даже нравилась. Если бы еще не надо было так рано вставать! И мчаться сломя голову в гараж, за машиной. Людочка даже не представляла себе, что придет день, и она начнет делать это с удовольствием: вскакивать ни свет ни заря, завтракать на скорую руку, торопиться в офис. Быстрее, быстрее! Вплоть до того дня, когда человек, во имя которого совершался сей ежедневный подвиг, не стал просыпаться по утрам в одной с ней постели. Ибо в один прекрасный день в Людочкином белоснежном, евроотремонтированном офисе появился Тимур Муратов.

В первый момент Людочка Сальникова только тихонько вздохнула.

Сначала новый сотрудник был для Людочки просто замечательной картиной, которая из-за своей уникальности не может принадлежать никому. Произведением искусства, которое могут видеть все и не могут им не восхищаться.

Тимур Муратов родился где-то в среднеазиатских степях, его мать была наполовину русской, про отца он никогда не вспоминал, по достижении совершеннолетия самостоятельно переменив в паспорте национальность по матери. В лице мальчика в результате смешения многих кровей причудливо переплелись мудрость Востока, огненная пряность черт истинного горца и европейская утонченность. У Тимура были жесткие черные волосы и миндалевидные карие глаза. Но лицо продолговатое, нос прямой, губы литые, похожие на лук с натянутой тетивой, на высоких скулах – карий румянец. Он был тонким, гибким и очень сильным, с точными движениями и незаметной, но крепкой мускулатурой. Его глаза Людочка называла загадочными.

В самом деле, что можно понять, заглянув туда, где зрачок почти сливается с темной радужной оболочкой? Попытаться с точностью определить цвет, достигнуть зыбкого дна, стараться выплыть и все равно утонуть, потому что какая-то тайная, слепая сила все равно затягивает вглубь.

Выплыть Людочка не сумела. Она влюбилась в Тимура всерьез, с первого взгляда, и некоторое время молча страдала. Но папа Сальников разъяснил, что у всякого произведения искусства, даже у шедевра, есть своя цена. Его дочь оскорбилась, но все-таки сделала Тимуру намек, что он интересен. Через месяц Тимур Муратов признался Людочке Сальниковой в пламенной любви.

Людочка поверила, как верила когда-то в то, что она прелестная девочка. Сначала подыгрывая, потом всерьез, потому что игра становилась все интереснее и увлекательнее. В самом деле, а почему бы Тимке ее не любить? Хорошо бы, конечно, сесть на диету и сбросить килограммов пять. Но как же кушать хочется! Особенно вечером, когда нельзя. Не рекомендуется. Ну и пусть!

Хорошо бы еще переменить прическу. Но как жаль расставаться с хорошенькими каштановыми кудряшками! По-детски, до плеч, с челочкой. Ну и пусть! Она же Людочка. Лю-доч-ка. Прелестная девочка. Серые глазки, вздернутый носик, губки бантиком. Пусть взрослеют те, у кого жизнь тяжелая. Кому не досталось ни такого папы, ни такого мужа. Потому что битву за Тимура Людочка у папы Сальникова выиграла, хотя и с большим трудом.

Как ни странно, но помогла в этом Людочке мачеха. Такая, казалось, жадина, а включить в семейный бюджет Тимура не поскупилась. Как-то раз после ужина на даче, раскинувшись в шезлонге возле шикарного бассейна и разглядывая жениха падчерицы, разгуливающего в открытых плавках, синеглазая акула вдруг капризно протянула:

– Ка-акой интересный! Мишунчик, вокруг тебя должно быть как можно больше красивых людей! Твой рейтинг…

Почему-то при слове «рейтинг» мачеха смотрела куда-то ниже резинки плавок на объемном животе драгоценного мужа. И преуспевающий политик погрозил молодой жене пальчиком:

– Вар-вар-вар-варра!

И дал согласие на брак. Людочка усмехнулась и чуть было не показала Варьке язык. Если рассчитывает заигрывать с Тимкой, пусть не забывает про рейтинг. Когда речь идет о собственной карьере, политики становятся весьма принципиальными людьми. Но синеглазая акула была неглупа и осторожна, и если разговаривала с мужем своей падчерицы, то делала это с очень серьезным лицом и в присутствии посторонних. Не давая папе Сальникову ни малейшего повода для ревности. Да и Тимур слушал ее очень внимательно. Особенно последнее время.

А Людочка наслаждалась своим безоблачным счастьем. Она вдруг поверила в Тимкину любовь, а поверив, поняла, что до сих пор жила не на небесах, а где-то возле этого самого рая. Настоящий рай оказался гораздо приятнее ежедневного безделья и восхитительных пирожков, которые по-прежнему появлялись по выходным на столе у папы Сальникова. Настоящий рай, это был… настоящий рай.

Он открывал свои врата для Людочки прямо с утра, с теплой, душистой постели, где рядом с ней сладко потягивался владелец совершенного смуглого тела. Точность движений была у Тимура в крови, он увлекался восточными единоборствами, но по воскресным дням так же охотно ходил с Людочкой на теннис. Среди людей ее круга это было модно.

Выслушав утреннюю серенаду любви и поставив в ней последний аккорд горячим поцелуем на сладких губах мужа, Людочка летела на кухню готовить ему завтрак. Хозяйкой она была никудышной, но Тимур охотно проглатывал подгоревшую яичницу с беконом, запивал это крепким кофе и улыбался, никогда не допуская свет этой утренней улыбки в свои загадочные миндалевидные глаза:

– Спасибо, малышка. Все отлично.

«Прелестная девочка», – тут же звенел серебряный колокольчик в кудрявой Людочкиной голове.

«Пре-лест-ная, пре-лест-ная», – летели брызги воды, струя которой звонко разбивалась о фарфоровые тарелки в раковине.

«Пре…» – хлопала дверца буфета.

«…лестная, лестная», – подтверждал платяной шкаф, откуда Людочка брала костюм вслед за Тимуром.

Утро закончено, муж пошел в гараж, за машиной. Счастливая Людочка быстренько подкрашивалась и причесывала каштановые кудряшки. Они опять опоздают. Ну и пусть. У них с Тимуром медовый месяц. Уже целых полгода… Год… Два…

…Почему-то с самого начала он не хотел детей.

– Надо немного пожить для себя, – часто слышала Людочка.

Она охотно соглашалась, потому что по-другому жить и не умела. Какие дети, когда она сама до сих пор прелестная девочка? Ей еще хочется веселиться и шутить. Есть лимоны с солью, менять помаду в тюбиках у сотрудниц агентства, которые, подкрашиваясь у зеркала в туалете, постоянно недоумевали: не мой цвет.

Тимур смеялся над Людочкиными шутками первым и громче всех. Она была счастлива оттого, что у мужа такое замечательное чувство юмора. Ну в самом деле, разве не смешно в честь первого апреля взять и вытащить шарики из всех мышей в офисе? Людочка даже не поленилась встать ради этого пораньше и приехать на работу первой. Телефоны надрывались, компьютеры призывно гудели, а девочки бегали по комнатам в поисках каких-то шариков, которые предусмотрительная Людочка спрятала в ящик своего собственного стола.

Самая умора была потом, когда новенькая, получив наконец свой шарик, возилась с мышью и чуть не плакала. Она видела компьютер второй раз в жизни и боялась его, как огня. А клиент на том конце провода грозно требовал от девочки информацию. Людочка же, владелица фирмы и суровая начальница, грозно взирала из-за своего стола на испуганную девчонку, изо всех сил сдерживая смех. С первым апреля!

Мышь для новенькой наладил Тимур. При этом он тоже улыбался, но в его загадочных миндалевидных глазах было так темно, что Людочка впервые задумалась: о чем же ее замечательный муж думает на самом деле? Вечером, в машине, она спросила его:

– Правда, Тимка, было очень весело?

Он не ответил, сделал вид, что целиком сосредоточен на дороге. В тот день шел мелкий дождь, было скользко, и на кольцевой, по которой они ехали, случилось много аварий. Но Людочка не унималась и по-прежнему искала подтверждения тому, что она – прелестная девочка.

– Тимка! Тебе было весело?

– Ты же видела, что я улыбался, – неохотно сказал муж.

– Но весело тебе было или нет?

– Разумеется, малышка. У нас с тобой все в порядке.

– Ты меня любишь?

– Да. Разумеется, я тебя люблю.

Непонятно почему, но Людочке все это не понравилось. Она сидела боком и вглядывалась в лицо мужа, но видела только его тонкий профиль, краешек длинной темной брови, прядь волос надо лбом, черную и жесткую, как в растрепанных гривах горячих степных коней. Загадочные глаза Тимура не отрывались от дороги, и Людочке вдруг отчего-то сделалось страшно.

– Тимка! У нас с тобой все будет хорошо?

И он на мгновение обернулся, тонкий лук его губ еще сильнее натянул тетиву:

– Не беспокойся. Дорога скользкая, но я осторожен.

Долго беспокоиться о чем-то Людочка не умела. Уже через два часа она вновь крутилась возле мужа, развалившегося в кресле, перед телевизором, и напевала какую-то самолично сочиненную чепуху:

– Тимка, Тимка, ты как картинка… И на тебя я долго дуться не могу… К тебе прилипла белая шерстинка… И я тебя люблю.

Вот так. Не в рифму, зато правда. Пушистый белый кот, пригревшийся у мужа на коленях, поднял голову и фыркнул. Людочке показалось, что Тимур тоже усмехнулся над ее нелепыми стишками.

– Подумаешь! Тоже мне, зна-то-ки!

Она гордо подняла голову и пошла на кухню. Еда в кастрюльке опять слегка подгорела. Людочка вздохнула и полезла в холодильник. Хорошо быть богатой! На полках полно всяких ярких коробочек, пакетиков, баночек, свертков. Даже поужинав только бутербродами и холодной закуской, можно быть вполне довольным жизнью. Прекрасная квартира, отличная машина, любящая жена. Ее замечательному мужу просто нечего больше желать.

3

Людочкин день рождения в феврале месяце праздновали сначала на фирме. Закрыв офис в шесть часов вечера, сотрудники совместными усилиями быстренько накрыли стол: бутерброды с рыбой, колбасой, икрой, фрукты, бутылки с шампанским и мартини, литровые пакеты с соком. Сама Людочка в новом платье сидела в бухгалтерии и ждала, когда ее позовут к столу. Она изо всех сил делала вид, что работает, лишь бы не возиться со всей этой снедью. Во-первых, лень, а во-вторых, маникюр жалко.

Когда Людочка вышла из кабинета, ее муж помогал той самой новенькой носить в зал тарелки с бутербродами. «А он добрый», – вдруг подумала Людочка, любуясь Тимкой, одетым в строгий черный костюм. Как же ему идет! И фигура замечательная, и эта потрясающая отточенность движений! Она огладила на себе шикарное черное платье. Какой удачный фасон: лишние килограммы почти не заметны! Она, конечно, не такая стройная, как Тимка. Зато все здесь куплено на ее деньги. И этот замечательный парень тоже ее собственность. Только ее, и больше ничья. Интересно, а что подарит папа?

Когда она вышла к столу, все зааплодировали. Тимур открыл шампанское и первым сказал тост:

– За мою замечательную жену! Дорогая Людочка, всегда оставайся такой же красивой, умной и веселой. Мы все тебя очень любим!

– Поздравляем!

– С днем рождения, Людмила Михайловна!

– Счастья вам и всего-всего-всего!

– Мы рады, что у нас такая замечательная начальница!

Людочка, словно корабль под всеми парусами, торжественно плыла в волнах всеобщей любви и радости. От выпитого шампанского ее слегка раскачивало, и казалось, что корабль этот сейчас возьмет да и взлетит.

– А что будет, если я умру? – глупо улыбаясь, спросила она.

– О чем вы говорите, Людмила Михайловна?!

– Да без вас мы тут все погибнем!

– А ты, Тимка? – прижалась она к мужу.

– Я тут же брошусь вниз с десятого этажа, – торжественно и при всех пообещал Тимур. – Я очень тебя люблю.

Он обнял Людочку и коснулся ее щеки многообещающим поцелуем. Она сладко подумала о том, что это будет замечательная ночь.

А потом начались танцы, и Людочке стало еще веселее. Она искренне радовалась тому, что праздник только начинается, что завтра выходной и у папы Сальникова в доме будет накрыт шикарный стол и она, Людочка, непременно получит какой-нибудь замечательный подарок…

…Поздравив с днем рождения любимую дочь, папа Сальников торжественно вручил ей дорогие бриллиантовые серьги. Синеглазая акула не сумела удержаться:

– У меня, Мишунчик, между прочим, таких еще нет!

– Вар-вар-вар-варра! – подмигнул он.

А потом снова были тосты и поздравления, только теперь уже в домашней обстановке, в тесном семейном кругу, и Людочка снова была прелестной девочкой. Чудесный день, чудесная жизнь!

…В конце февраля она неожиданно заболела. Самая обычная простуда, но для жизнерадостной Людочки и это было трагедией: лежать дома, с температурой, страдать в одиночестве, когда абсолютно здоровый муж уходит на целый день и возвращается только поздно вечером с неизменным:

– Ну, как ты, малышка?

– Плохо, – капризно тянула она и весь остаток вечера просила Тимку сидеть рядом, поить ее горячим чаем с медом и гладить по голове.

После болезни на Людочку накатила непонятная раздражительность. Без нее дела на фирме шли куда лучше, потому что Тимур оказался замечательным руководителем. Он умел заставить людей хорошо работать, не повышая на них голоса и не выговаривая за любую промашку. Людочка лишь вносила в хорошо отлаженный механизм работы фирмы суету и хаос глупыми и совершенно ненужными распоряжениями, целый день названивая мужу. Ее мучило все: слякотная, неприятная погода, плохой аппетит, непонятные желания. Наконец Тимур поставил диагноз:

– Авитаминоз. Тебе надо отдохнуть.

– Не хочу, – капризничала Людочка.

– Ты сильно устаешь после болезни. И погода плохая. Изморось, ветер. В такой слякоти очень легко промочить ноги и снова простудиться.

– Где это я могу их промочить? Пока из машины до подъезда иду, что ли?

– Все равно. Лучше тебе сидеть дома.

– Но я хочу быть с тобой.

– Хорошо, – вдруг согласился Тимур. – Только давай уедем.

– Куда?

– В горы. Ты же любишь кататься на горных лыжах?

Людочка любила все, что было модным у людей ее круга, хотя хорошей спортсменкой никогда не была. Но горные лыжи всегда были страшно популярным у богатых людей развлечением, и Людочка давно уже выпросила у папы Сальникова деньги на супермодное снаряжение. Тем более что Тимур был отличным спортсменом. Под его чутким руководством Людочка покоряла горные склоны, чувствуя себя в полной безопасности.

– В Швейцарию! – радостно захлопала она в ладоши. – В Швейцарию!

– Нет, малышка, – мягко возразил Тимур. – Мы поедем к моей бабушке, на Кавказ.

Впервые он позвал жену в гости к своей родне. Его мать, конечно, приезжала на свадьбу, но в Москве не задержалась и к себе не приглашала. О бабушке же Тимур вообще никогда не упоминал, как и обо всех прочих родственниках отца. И удивленная Людочка согласилась. Снаряжение пришлось взять с собой. Тимур предупредил, что некогда процветающие лыжные базы находятся сейчас в полном упадке.

Если Людочка и видела когда-то захолустье, то это было заграничное захолустье. Модное, курортное. Уютные деревушки в горах, маленькие ресторанчики, где подавали удивительно вкусные блюда с непременным сыром. И все выглядело так мило, аккуратненько, чистенько, люди были добрыми и приветливыми, оттого что жили в достатке, сервис великолепный, лыжные трассы безопасные.

На этот раз самолет приземлился в крошечном аэропорту, и из города они очень долго ехали куда-то на такси по узкой, плохой дороге. Людочка устала и задремала. А когда проснулась, то почувствовала, что ее жестоко обманули. Окружающий пейзаж ничем не напоминал Швейцарские Альпы. Никаких туристов в ярких куртках, горы, стоявшие вокруг стеной, выглядели грозно, погода же вдруг начала портиться.

– Тимка, куда ты меня привез? – ахнула она. – Это же дыра!

– Я здесь вырос, – тихо сказал Тимур.

– Бедненький!

– Отчего же? Мама привезла меня сюда, когда мне было лет шесть. Степь – моя первая родина, а горы… Это просто горы. Пошли.

Он привел Людочку в какой-то старый дом. Она никак не могла прийти в себя. Какое убожество! И эта чужая старушка, которую обязательно надо целовать в морщинистые щеки! А от нее, между прочим, пахнет чесноком!

«Фу!» – тайком поморщилась Людочка.

Тимур меж тем перебросился с бабушкой несколькими словами на каком-то странном, гортанном языке. И тут же принялся хлопотать по хозяйству. Людочка злилась до самой ночи: здесь она видела мужа еще меньше, чем когда лежала дома больная. Ей отвели маленькую комнатку, где не было даже телевизора, и Людочка от скуки два часа подряд красила ногти, экспериментируя с лаками различных цветов. Наконец ее позвали к ужину.

Морщинистая старушка выглядела совершенно безразличной. Они с Тимуром сидели за столом, словно два восточных идола. В замечательном лице Людочкиного мужа вдруг словно растворились тонкие европейские черты, и он показался ей большим мудрым змеем. Загадочный, бездонноглазый.

– Тимка, я есть не хочу, – опять начала капризничать Людочка. Мысль о том, что придется есть из глиняных тарелок в этом ужасном доме, казалась ей ужасной. – Пойдем спать.

– Хорошо. – Муж поднялся из-за стола и опять сказал несколько гортанных слов на незнакомом Людочке языке.

В спальне она просто вцепилась в Тимура:

– Что ты ей все время говоришь? Что?

– Напоминаю, что ты гостья.

– А может, надо напомнить, что я твоя жена?

– Она этого не оценит, – усмехнулся муж.

– Да? Я для нее такая плохая?

– Давай спать.

– А когда на лыжах? Завтра, да?

– Погода портится, – неохотно сказал Тимур.

– Ну если еще и лыж не будет! Да я с ума сойду от скуки! Немедленно хочу домой! Ты слышишь?

– Хорошо. Ты обязательно получишь то, что хочешь. Спи.

Утром голодная Людочка все-таки решилась позавтракать. «Швейцария! – с тоскойдумала она, глядя в глиняную тарелку. – Коттедж со всеми удобствами! Спутниковое телевидение!» Горячей воды в доме не было, и Людочка даже боялась думать о том, как и чем здесь моют посуду. Тимур вдруг исчез, оставив ее наедине со старухой, и вернулся только через час, подбрасывая в руке ключи от машины: