Текст книги "«Океанъ». Сборник морских приключенческих романов, повестей, рассказов. Выпуск 1"

Автор книги: Наталья Маркелова

Соавторы: Станислав Гагарин,Юрий Пахомов,Виктор Дыгало,Лев Князев,Юрий Дудников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Затем я вызвал контр-адмирала Лукина, командующего линейными кораблями, старшего по мне, и сказал ему, что я, будучи фактически поставлен в невозможность командовать, приказываю ему вступить в командование флотом и поднять свой флаг. Затем ко мне вечером, часов в восемь, явилась какая-то делегация от Совета, которая без всяких мотивов вынесла резолюцию, что она считает необходимым, чтобы я сдал свое командование старшему. Я ответил, что командование уже сдал адмиралу Лукину. Делегация просила, чтобы переданы были всевозможные секретные документы. Я сказал: «Принимайте какие хотите документы, но имейте в виду, что это длительное дело. Вы, конечно, можете их принять и рассмотреть». Вместе с тем такое же постановление было относительно контр-адмирала Смирнова, моего начальника штаба. Относительно других офицеров никаких постановлений не было сделано. Затем я сказал, что уезжаю к себе домой, на берег.

Алексеевский. Адмирал Лукин никаких возражений не сделал по этому поводу?

Колчак. Нет, он все видел и, конечно, возражал, но я сказал ему, что я приказываю, так как сегодня ночью возможна какая-нибудь тревога или нападение, и я фактически не могу командовать, а он обязан это сделать. Вечером я поехал к себе домой. Вскоре ко мне на городскую квартиру явились еще два-три человека с заявлением, что они уполномочены исполнительным Комитетом посмотреть, нет ли у меня каких-нибудь секретных документов, но так как я на квартире никогда не жил, приезжал туда на несколько часов по вечерам, а жил на корабле, то, конечно, никаких документов у меня не могло быть. Я предложил им осмотреть мой кабинет; они произвели обыск, но ничего не нашли. Я оставался дома. Смирнов пришел ко мне вечером.

Когда ко мне явился один из флаг-офицеров и сообщил, что будто бы состоялось постановление о моем аресте, я сказал, что поеду на корабль и буду там ночевать, так как я не хотел, чтобы меня арестовали в моем доме в присутствии моей жены и ребенка. Я уехал на корабль, там лег спать, а в 2–3 часа ночи меня разбудил флаг-офицер, который сообщил мне телеграмму от Керенского. Телеграмма была направлена по моему адресу и в Совет, и еще, кажется, по командам; составленная в очень резких выражениях, составленная по поводу безобразия, которое произошло в Черном море, она говорила, что правительство считает подобные выходки актом, враждебным революции и родине, и требует немедленного прекращения всех этих безобразий и возвращения оружия офицерам, а что касается меня, то правительство соглашалось, чтобы я временно передал командование, и требовало моего немедленного приезда в Петроград для доклада.

На другой день к моему чрезвычайно тяжелому состоянию прибавилось известие, что в Севастополь прибыла американская военная миссия адмирала Гленона, которая имела в виду оставаться некоторое время для изучения постановки у меня минного дела и методов борьбы с подводными лодками. Тогда приехала в Петроград миссия Рута. При ней и была морская миссия Гленона, которая приехала ко мне. Эта миссия предполагала у меня проплавать несколько времени и познакомиться с положением дела. Я, конечно, немедленно уехал на берег и сказал, что я никого не принимаю и принять миссию не могу, и она, ознакомившись с положением вещей, немедленно решила уехать.

Приказ правительства был выполнен, оружие было возвращено сейчас же, и все опять пришло во внешнее благополучие и спокойствие. Я оставался целый день у себя дома. Никто ко мне больше не являлся. Ночью я беспрепятственно сел в поезд и поехал в Петроград. В этом же поезде ехала как раз американская миссия Гленона. По прибытии в Петроград я должен был явиться, – Керенского тогда не было, – к его помощнику Кедрову или Дудорову. Он мне сказал, что правительство в ближайшие дни соберется, что им назначается особая следственная комиссия, которая спешно выезжает в Севастополь для разбора всего дела. Председателями этой комиссии были А. С. Зарудный[32]32
  А. С. Зарудный, товарищ министра юстиции Керенского, известный адвокат.


[Закрыть] и Бунаков[33]33
  Фундаминский-Бунаков – соц.-рев., в конце августа 1917 г. назначен был генеральным комиссаром Черноморского флота.


[Закрыть]. Между прочим, Зарудный сказал, что все это – вздор, и снова все уладится; но я ответил, что это не наладится, так как я был целый месяц в этой обстановке, целый месяц старался всеми зависящими от меня способами как-нибудь дело поправить, что я считаю, что дело пойдет все хуже и хуже; во всяком случае я назад не вернусь и командовать при таких условиях не буду.

Затем я был принят в Мариинском дворце на заседании правительства. Я сделал доклад, изложил в деталях все то, что у меня было, и говорил, уже не стесняясь, резко, что все это я предвидел и обо всем заранее предупреждал, что я не могу рассматривать деятельность правительства иначе, как ведущую к разрушению нашей вооруженной силы. Я говорил, что гораздо проще было итти совершенно открытым путем, просто-напросто распустить команды и прекратить деятельность флота, потому что при таких условиях флот все равно никакой пользы не принесет. Вместе со мной был Смирнов, который тоже говорил на ту же тему. Я указывал, что считаю виною ту политику правительства, которую оно приняло в отношении вооруженных сил, – подрыв и развал командования, подрыв его авторитета, постановка командования в совершенно бесправное и беспомощное положение; указывал, что под видом свободы собрания и свободы слова совершенно открыто ведется работа наших врагов. Я глубоко убежден, что во всех этих собраниях, как в Балтийском море, так и в Черноморском флоте, для меня совершенно ясно видна работа не русская, а работа германской агентуры[34]34
  Колчак имел в виду распространившуюся в 1917 г. версию, что развитие и углубление рабочей революции есть происки германских шпионов.


[Закрыть]. Указал на целый ряд совпадений и фактов, которые мне были известны по Балтийскому и Черному морям, что в течение революционного периода образцовое состояние Черноморского флота в отношении команды систематически разлагалось у меня на глазах, причем я был бессилен что-либо сделать; я был только зрителем, и единственно чем я мог справляться, это моим нравственным авторитетом и моим влиянием.

Я указал, что долго на этом играть нельзя, что потом это все провалится, что про мои команды я в течение целого года ничего, кроме хорошего, сказать не мог; команды вели себя настолько хорошо, что очень редко доходили дела до моей конфирмации, и в большинстве случаев они были такого характера, что разрешались в низших инстанциях. Я не говорю уже о том, что ни одного случая смертной казни не было, – не было случая ссылки в каторжные работы. Несомненно, были проступки, но характера такого, что до командующего флотом они почти не доходили, – и такие команды довели до такого состояния путем систематического, планомерного нравственного развала. На этом меня правительство, бывшее в глубоком молчании, поблагодарило за обстоятельный доклад и отпустило. Никакого ответа мне никто не дал.

Заседание
чрезвычайной следственной комиссии
27-го января 1920 г.

Колчак. Таким образом, я остался в Петрограде ожидать возвращения из Черного моря комиссии под председательством Зарудного, которая выехала туда в первые дни моего пребывания в Петрограде. В ожидании этой комиссии я жил на частной квартире и почти никого не видел, пока ко мне не явился прикомандированный к миссии адмирала Гленона русский офицер-лейтенант, который передал мне пожелание адмирала Гленона видеть меня и переговорить со мною. Зная о целях миссии, я сказал, что пусть он назначит мне время, когда я могу приехать к нему. Адмирал Гленон жил в Зимнем дворце. Там я был принят Рутом и адмиралом Гленоном. Гленон сообщил мне, что цель его миссии – сделать визит нашему флоту, затем американское правительство интересуется некоторыми вопросами по минному делу и борьбе с подводными лодками и желало бы познакомиться с этим. Кроме того, совершенно секретно он сообщил мне, что в Америке существует предположение предпринять активные действия американского флота в Средиземном море против турок и Дарданелл. Зная, что я занимался аналогичными операциями, адмирал Гленон сказал мне, что было бы желательно, чтобы я дал все сведения по вопросу о десантных операциях в Босфоре. Я ответил на это, что не отказываюсь от этого и готов поделиться теми сведениями, которые у меня имеются.

Тогда Гленон спросил меня: «Как бы вы отнеслись, если бы я обратился с просьбой к правительству командировать вас в Америку, так как ознакомление с этим вопросом потребует продолжительного времени, а между тем мы на днях должны уехать». Относительно этой десантной операции он просил меня никому ничего не говорить и не сообщать об этом даже правительству, так как он будет просить командировать меня в Америку официально для сообщения сведений по минному делу и борьбе с подводными лодками. Я сказал ему, что против командирования в Америку ничего не имею, что в настоящее время свободен и применения себе пока не нашел. Поэтому, если бы правительство согласилось командировать меня, я возражать не буду. В то время, как миссия сносилась с правительством, в ожидании ответа от правительства, я начал собирать все необходимые документы: выписал одного флаг-капитана, который имел на руках все данные по босфорским операциям, словом, начал подбирать все материалы, необходимые для этой задачи.

Как раз в это время Керенский уехал, и потому окончательного согласия со стороны правительства на американскую командировку нельзя было получить. Наконец, ответ получился в положительном смысле, вскоре после приезда Керенского с юго-западного фронта, после наступления 18-го июня. Насколько я знаю, этот вопрос обсуждался тогда в совете министров, и совет министров без всяких возражений согласился на командирование меня в Америку. В это время приехал и Зарудный с комиссией. Зарудный заявил мне: «Совершенно ясно, что все это работа немецкой агентуры. Сколько мы ни расследовали этот вопрос, было ясно, что против вас команда решительно ничего не имеет. Поэтому вы должны принести жертву и снова вернуться на флот, так как большинство лучших элементов желает вашего возвращения». Я сказал, что считаю себя настолько сильно оскорбленным, что командовать там считаю ниже своего достоинства и поэтому к командованию Черноморским флотом ни при каких обстоятельствах не вернусь.

Алексеевский. Не было ли у вас мысли, что уход крупных представителей командного состава с ответственных постов, например, ваш уход с поста командующего Черноморским флотом, является саботажем той военной силы, распоряжение которой переходило в другие руки. Не было ли у вас мысли, что вашим уходом вы ослабляете ту оставшуюся военную силу государства в виде Черноморского флота, которая была под вашим руководством?

Колчак. Нет, этой мысли у меня не являлось. Я считал, что поступаю так, как мне подсказывала моя совесть и долг. Я не мог оставаться во флоте, так как меня удалили.

Алексеевский. Вы оставили командование без приказа.

Колчак. Но я был поставлен в такое положение, что не мог больше командовать. Я сделал то, что я должен был сделать, и считал, что иначе поступить не могу. Что же мне оставалось еще делать, – итти на дальнейший позор, на то, чтобы мои приказания не выполнялись? Я оставался на своем посту, пока меня не убрали. Когда меня заставили уйти, правительство на это никак не реагировало. Я сидел в Петрограде 1–1,5 месяца, и правительство не делало мне никаких предложений; по-видимому, оно само считало это невозможным.

Алексеевский. Если бы правительство дало приказ о вашем возвращении, вы вернулись бы?

Колчак. Несомненно… Если бы правительство дало такой приказ, то я бы вернулся, – я всегда был лоялен правительству. Несомненно, что если бы правительством было мне дано такое приказание, то не выполнить его я не мог бы; но в том-то и дело, что мне только один Зарудный говорил: «Вы должны принести эту жертву и вернуться в Черноморский флот». Я ему на это ответил, что сам я этого вопроса не подниму, и сам ни при каких условиях обратно туда не вернусь. Сам я проситься туда не стал бы, но приказание, если бы таковое мне было дано, исполнил бы, так как иначе я должен был бы не признавать правительства. Раз я подчинялся ему и был лоялен до последнего дня, то выполнил бы все его приказания.

Что касается моего отправления в Америку, то оно находилось в тесной связи с согласием английского правительства дать мне возможность проехать через Англию, так как в это время англичане установили на пограничных пунктах свой контроль, – англичане контролировали выезд из России тех лиц, которые проезжали через эти пункты. Поэтому я вошел в сношения с английской миссией, сказал им откровенно о цели моей поездки, причем они мне сказали, что было бы лучше, если бы я выехал из России под чужой фамилией, ввиду того, что немцы следят за мной, и если им сделается известным мой выезд, то они примут меры. Действительно, один из пароходов, который шел из Христиании в Англию (миссия сама была виновата, так как кричала и шумела об этом), в Немецком море был остановлен подводной лодкой в сопровождении миноносца, причем немцы вызвали прямо по списку лиц, которые ехали с этим пароходом и были нужны им, забрали их и отпустили пароход дальше. Англичане по секрету сообщили мне, что дадут знать, когда мне следует выехать, чтобы не задерживаться в Норвегии, так как между Бергеном и (пропущено слово) пароходы ходили довольно нерегулярно, – иногда через неделю, иногда дней через 10,– и поэтому никто не знал, когда пароход может пойти.

После двадцатых чисел июля я уехал из Петрограда.

Публикацию подготовил Г. Шиенок

Дыгало Виктор Ананьевич (1926 г. р.), участник Великой Отечественной войны, контр-адмирал запаса. Более двадцати лет прослужил на подводных лодках. Кандидат военно-морских наук, член Союза журналистов СССР. Автор книги «Так повелось на флоте» и большого количества публикаций по истории флота в периодике.

В. ДЫГАЛО
О МОРСКИХ УЗАКОНЕНИЯХ

С незапамятных времен суда наших предков бороздили воды Черного, Мраморного, Средиземного, Адриатического, Эгейского, Балтийского и Северных морей. Плавания русских по Черному морю в IX веке были столь обычными, что вскоре оно получает название Русского: так Черноморье и именуется на итальянских картах вплоть до начала XVI века. Общеизвестны «Славянская Венеция» – Дубровник, основанный нашими предками на берегу Адриатического моря, известны и поселения, основанные ими на берегах Англии[35]35
  Городничев В. С. и Попов Г. П. Краткий очерк развития кораблестроения. Выпуск I. Издание Высшего Инженерного ордена Ленина училища им. Ф. Э. Дзержинского. Ленинград, 1954, с. 27.


[Закрыть]. Имеются точные данные о походах славян на остров Крит и в Малую Азию, о многих других.

В этих длительных дальних плаваниях и складывались морские обычаи, постепенно сформировавшиеся в морские установления и законоположения.

Уже тогда стало ясно, что эти установления, появившиеся в результате накопленного в морских походах опыта целых поколений, должны быть оформлены в виде закона, общего для всех моряков при нахождении корабля в море и в базе.

Первое собрание узаконений, определившее порядок службы на русских кораблях, появилось при царе Алексее Михайловиче, когда после закладки корабля «Орел» его капитан голландец Д. Бутлер в 1668 году представил в Посольский приказ «Корабельного строя письмо», то есть правила корабельной службы, известные так же как «Арктикульные статьи». Документ этот состоял из введения и 34 статей, перечислявших обязанности капитана и формулировавших краткие наставления каждому должностному лицу на корабле в его действиях при различных обстоятельствах плавания. «Письмо» представляло собою своеобразный экстракт из тогдашнего голландского Морского устава. Большая часть статей «Письма» требовала обеспечивать поддержание корабля в боевой готовности и перечисляла задачи экипажа в бою. Обязанности корабельных чинов – капитана, кормчего (штурмана), боцмана, пушкаря и других – были определены весьма стройно и ясно. Капитану по этому документу подчинялась вся команда. На цели в бою указывали три общих положения: «Всяк должен стать в своем месте, где кому приказано, и никто же да не отступит от своего места под великим наказанием»; «Никто же не дерзнет от неприятеля отвращаться, и никто ж не осмелится своих от битвы отговаривать или людей от смелости приводить в робость»; «Буде же обрящет капитан во благо от неприятеля отступить, и то бы все порядком и устройством учинено было».

Сдача корабля противнику запрещалась безусловно: капитан приносил об этом особую присягу.

Позже в России появился новый документ – «Пять морских регламентов». Его содержание до нашего времени не дошло, как и сведения о дате издания. Имеется мнение, что он был написан на основе сборника морского права, известного под названием «Олеронских свитков» или «Олеронских законов» (они были изданы во Франции на острове Олерон в XII веке), но значительно дополнен и переосмыслен. В «Регламентах» были изложены и правила торгового мореплавания. Часть «Олеронских законов» была заимствована англичанами и в XV веке включена в законодательный морской свод, имевший название «Black book of Admiralty» («Черная книга Адмиралтейства»). То, что это была действительно «Черная книга», свидетельствуют хотя бы такие законоположения, определяющие меры наказания матросов за различные проступки, вполне соответствовавшие духу средневековья:

«1. Всякий, кто убьет другого на борту корабля, должен быть привязан накрепко к убитому и брошен в море. 2. Всякий, кто убьет другого на земле, должен быть привязан к убитому и похоронен в земле вместе с убитым. 3. Всякий, вынувший нож или другое оружие с целью ударить другого, должен лишиться руки. 4. Всякий, законно обвиненный в воровстве, должен быть подвергнут следующему наказанию: голова брита и полита кипящей смолой, а затем обсыпана перьями для отличия от других. При первой возможности он должен быть высажен на берегу. 5. Застигнутый спящим на вахте должен быть в корзине подвешен к ноку бушприта с кружкой пива, куском хлеба и острым ножом, дабы сам выбрал, что лучше, висеть там, покуда не погибнет от голода, или отрезать прикрепляющую корзину веревку и упасть в море…»

Исторической справедливости ради надо сказать, что еще долгое время наказания на флоте оставались изуверскими.

В Англии в XV веке во времена правления Генриха VII был введен первый закон, формулирующий правила ведения военных операций, действующий как на суше, так и на море. До некоторой степени первый в истории мореплавания Морской устав. Все его важнейшие положения были написаны на пергаменте и прикреплялись к грот-мачте на видном месте. Команде предписывалось читать эти правила при всяком удобном случае. Так просматривается начало обычая, свято исполнявшегося впоследствии и на кораблях русского военно-морского флота: чтение Морского устава команде по воскресеньям и праздничным дням, а также по окончании церковной службы и церемонии поздравления экипажей командиром или адмиралом. Характерно и многозначительно, что этот обычай сохранился и на кораблях советского Военно-морского флота: различные статьи нашего Корабельного устава сразу же после вечерней поверки зачитываются перед строем личного состава корабля.

Когда Петр I в 1696 году создал регулярный военный флот России, появился новый устав, или «Статьи», определяющий порядок службы на галерах. Он состоял из 15 статей и заключал в себе общие постановления и сигналы о плавании галерного флота, о съемке с якоря и постановке на него, о вступлении в бой с неприятелем и «вспоможении» друг другу. Почти в каждой статье за неисполнение предписанных действий налагались различные наказания, начиная с денежного штрафа в один рубль до смертной казни. В 1698 году российский вице-адмирал К. Крюйс составил новый краткий Морской устав, заимствованный из голландского и датского и заключавший в себе 64 артикула общих постановлений об обязанностях лиц, служащих на корабле, и установлении судовых порядков с крайне жестокими наказаниями для их нарушителей. Устав К. Крюйса неоднократно дополнялся указами царя и частными распоряжениями начальников флота.

Так в 1707 году устав К. Крюйса был дополнен инструкцией адмирала Ф. Апраксина «Офицерам, которые командуют на брандерах и бомбардирских кораблях, как надлежит им действовать во время неприятельского наступления».

В 1710 году этот устав был переработан с учетом всех внесенных изменений и издан заново под названием: «Инструкции и артикулы военные российскому флоту». В них также заключалось 64 статьи, аналогичные со статьями предыдущего устава. Различие было лишь в более полной и определенной редакции и в усилении наказаний. Но и эти «Инструкции» не охватывали всей деятельности флота. Работа по совершенствованию морских узаконений, подготовка материалов к новому варианту флотского устава продолжалась. Программа этой подготовительной работы была составлена собственноручно Петром I. Царь-адмирал принимал деятельное участие при написании самого Морского устава. По воспоминаниям его сподвижников он «работал над ним иногда по 14 часов в сутки». 13 апреля 1720 года под названием: «Книга устав морской, о всем, что касается доброму управлению в бытности флота на море» документ был обнародован.

Первый в России Морской устав начинался манифестом императора, которым Петр I так определил причины его издания: «…сей воинский устав учинили, дабы всякий знал свою должность и неведением никто бы не отговаривался». Затем следовало «Предисловие к доброхотному читателю», за которым шел текст присяги для вступающих на военно-морскую службу, а также перечень всех кораблей и подразделений флота, табель комплектации судов различных классов.

Морской устав Петра I состоял из пяти книг. Книга первая содержала положения «О генерал-адмирале и всяком аншеф-командующем», о чинах его штаба. В документе были помещены статьи, определяющие тактику эскадры. Эти указания носили явный отпечаток воззрений голландских адмиралов той эпохи и отличались не очень жестким регламентированием правил и норм, которые вытекали из свойств и возможностей флотского оружия той поры в различных условиях морского боя. Подобная осторожность была предусмотрена, чтобы не стеснять инициативы командующих – это проходит через весь устав характерной чертой.

Книга вторая содержала постановления о старшинстве чинов, о почестях и внешних отличиях кораблей, «…о флагах и вымпелах, о фонарях, о салютах и флагах торговых…». Книга третья раскрывала организацию боевого корабля и обязанности должностных лиц на нем. Статьи о капитане определяли его права и обязанности, а также содержали указания о тактике корабля в бою. Последние имели ту особенность, что почти не касались тактики ведения одиночного боя, предусматривая главным образом действия корабля в линии с другими судами.

Книга четвертая состояла из шести глав: глава I – «О благом поведении на корабле»; глава II – «О слугах офицерских, сколько кому иметь надлежит»; глава III – «О раздаче провианта на корабле». Глава IV – «О награждении», «…дабы всякой служащий во флоте ведал и был благонадежен, чем за какую службу награжден будет». Она определяла награды за взятие неприятельских судов, вознаграждение раненных в бою и состарившихся на службе. Главы V и VI – о разделении добычи при захвате неприятельских судов. Книга V – «О штрафах» состояла из двадцати глав и представляла собой военно-морской судебный и дисциплинарый уставы. Наказания отличались жестокостью, характерной для нравов того времени. За разные провинности предусматривались такие наказания, как «розстреляние», килевание (протаскивание провинившегося под днищем корабля), которое, как правило, заканчивалось для наказуемого мучительной смертью, «биение кошками» и т. д.

К Морскому уставу были приложены формы ведомостей судовой отчетности, Книга сигналов и Правила дозорной службы.

Устав Петра I с незначительными изменениями и дополнениями просуществовал до 1797 года и выдержал восемь изданий. В 1797 году был опубликован новый «Устав военного флота», сильно отличавшийся от петровского. В разделах тактики он отражал взгляды на ведение боя тогдашних британских адмиралов и был обстоятельно разработан.

С годами, под влиянием усовершенствования технических средств военно-морского флота и появления паровых кораблей, этот устав также устарел, и в 1850 году был образован комитет для подготовки нового Морского устава, изданного в 1853 году. В отличие от прежних в нем не было постановлений, касающихся тактики: комиссия посчитала, что это не составляет предмета закона. В уставе 1853 года практически отсутствовали постановления о ведении боя, также разделение флота на части, правила составления судовых расписаний, классификация артиллерии корабля.

После 1853 года полной переработки устава не производилось. Трижды назначались комиссии для пересмотра Морского устава, однако деятельность их ограничивалась лишь частичным изменением его отдельных статей: общий дух устава оставался неизменным. Таковы были новые редакции Морских уставов 1869–1872, 1885 и 1899 годов.

Печальный опыт русско-японской войны 1904–1905 годов показал несоответствие действовавшего тогда Российского Морского устава принципам ведения войны на море, и накануне первой мировой войны в русском военно-морском флоте был издан новый Морской устав, который учитывал изменения, происшедшие в корабельном составе, и появление новых видов оружия, предъявлял современные требования к тактике ведения морского боя.

В 1921 году, уже при советской власти, был введен Морской дисциплинарный устав, в большей своей части сохранивший неизменными общие положения Дисциплинарного устава Красной Армии – были введены лишь некоторые изменения, соответствующие условиям службы на кораблях РККФ. В его вводной части было сказано: «В Красном Флоте должны быть строгий порядок и сознательная дисциплина, поддерживаемые неустанной работой самих моряков военного флота. Строгий порядок во флоте достигается сознанием всей важности поставленных социалистической революцией задач и единством действий, направленных к их укреплению.

Среди революционеров не должно быть нерадивых и тунеядцев».

На первых порах то был единственный устав РККФ, и он содержал некоторые разделы, в какой-то степени отвечающие и задачам отсутствовавшего в то время Корабельного устава. Скажем, раздел I перечислял общие обязанности чинов флота; раздел II назывался «О флагманах и флагманских штабах»; раздел III – «О должностях чинов, служащих на корабле»; раздел IV – «О порядке службы на корабле»; раздел V – «Об описных судах и чинах гидрографической экспедиции»; раздел VI – «О почестях, салютах и фалрепных».

И все же этот документ еще не являлся полноценным Корабельным уставом для РККФ. Первый советский Корабельный устав, утвержденный наркомом по военным и морским делам Советского Союза М. В. Фрунзе, был введен в действие 25 мая 1925 года. В нем нашли отражение ленинские идеи о защите социалистического Отечества, повышении боеспособности армии и флота. Устав полностью соответствовал положениям первой Конституции РСФСР. До Великой Отечественной войны, в связи с развитием оружия и технических средств Военно-морского флота СССР, он дважды перерабатывался и переиздавался – в 1932 и в 1940 году.

Содержание каждого Устава, его дух отражали фактическое состояние Военно-Морского Флота, новые условия вооруженной борьбы на море. Именно с этими изменениями связано появление Корабельных уставов 1951, 1959 и 1978 годов. За ними стоят опыт Великой Отечественной войны, появление новых классов кораблей, видов оружия и средств вооруженной борьбы на море, выход кораблей ВМФ в Мировой океан, изменения в тактике и оперативном искусстве, организационно-штатной структуре соединений и кораблей и многое-многое другое, что накладывает свой отпечаток на жизнь и деятельность военных моряков. Для того чтобы подготовить такой официальный нормативно-правовой документ, необходима кропотливая, длительная работа. Так, например, для разработки КУ-78 в 1975 году был организован авторский коллектив во главе с адмиралом В. Михайлиным (в то время – командующим Балтийским флотом). В состав авторского коллектива вошли наиболее авторитетные в своей области деятельности адмиралы и офицеры, каждый – с богатым опытом корабельной службы.

За основу проекта ими были взяты Корабельный устав 1959 года с внесенными в него изменениями и дополнениями в 1967 году и Устав внутренней службы 1975 года.

Дорабатывался проект устава несколько раз, его рассматривали и изучали на всех флотах, флотилиях, в главных управлениях и службах ВМФ, в Военно-морской академии, в высших специальных офицерских классах… Всего поступило 749 предложений и замечаний. Наибольшей переработке подвергались главы: «Основы корабельной организации», «Политическая работа на корабле», «Основные обязанности должностных лиц», «Обеспечение живучести корабля», «Вахта», а также был включен принципиально новый раздел – «Объявление тревог на корабле».

Выверялись, уточнялись с разных сторон буквально каждая строка устава, каждое слово в нем. Например, такое уставное положение, как «Частое оставление корабля старшим помощником командира корабля несовместимо с должным исполнением им своих ответственных обязанностей». Взято оно было из дополнения к уставу 1951 года. В 1959 году его изъяли, но, как показала жизнь, необоснованно. Поэтому пришлось снова вернуться к «хорошо забытому старому». Что ж, и таким путем обретается мудрость – через тщательное просеивание старого опыта в поисках крупиц, которые могут пригодиться и сегодня.

Совершенно по-новому была изложена статья о действиях командира при авариях, угрожающих кораблю гибелью:

«В мирное время командир корабля принимает меры к посадке корабля на ближайшую отмель; в военное время у своего побережья – действует, как в мирное время, вдали от своего побережья – должен затопить корабль и принять меры к невозможности его подъема и восстановления противником».

Жить по уставу – значит следовать ему во всем, вплоть до мелочей. Особенно это важно для молодых офицеров. Есть такая поговорка: «Мудрость людей пропорциональна не их опыту, а их способности к его приобретению». Верно подмечено! Откуда же еще моряку, особенно молодому, черпать флотскую мудрость, как не из Корабельного устава, который дает исчерпывающий ответ практически на любой вопрос, касающийся службы, помогает правильно поставить себя в любой ситуации, организовать всякое порученное дело так, чтобы прийти к успеху.

Все в уставе уже сотни раз проверено и перепроверено, в том числе и такая закономерность: хочешь добиться строгого, по-настоящему уставного порядка – чти устав, что называется, от корки до корки. Ибо он, говоря образно, кровью написан!

10 января 1978 года приказом Главнокомандующего Военно-морским флотом СССР Корабельный устав был введен в действие. Требования КУ-78 строго обязательны для личного состава экипажей военных кораблей и всех лиц, временно пребывающих на них.