Текст книги "«Океанъ». Сборник морских приключенческих романов, повестей, рассказов. Выпуск 1"
Автор книги: Наталья Маркелова
Соавторы: Станислав Гагарин,Юрий Пахомов,Виктор Дыгало,Лев Князев,Юрий Дудников
Жанры:
Морские приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
Капитан присел на узкий диванчик, расслабил пояс на брюках. Сердце отпустило, осталось ощущение слабости. Окна ходовой рубки были черны, только на востоке, у горизонта просвечивала голубая полоска.
В эти предутренние часы капитан всегда испытывал неясное беспокойство, особенно в штиль, когда судну, казалось, ничего не угрожает. И мысли в эти часы приходили неожиданные. Сейчас, например, он думал о том, что, когда его спишут на берег, он заведет собаку. Есть такие добродушные черные терьеры с треугольной забавной мордой. У них веселый нрав, и они любят рыться в земле.
А что, будет по-стариковски возиться на садовом участке, а по утрам гулять с собакой. Такого пса можно брать и на рыбалку.
Потом, прикрыв глаза, думал, что Каменецкий все же молод для того, чтобы командовать судном. Старпом должен еще дозреть, чтобы возникло в нем особое чувство – называй его интуицией или еще как, не важно, – когда судно становится частью естества капитана, он как бы срастается с ним.
Тревога обострилась, капитан встал, зажег лампочку над столом, где лежала карта, еще раз прикинул расстояние до «Орфея». «Орфей!» Надо же так назвать рыбопромысловое судно. Сын музы Каллиопы, Орфей своим пением успокаивал штормовое море. Так, кажется, в мифологии… Оперетта есть у Оффенбаха – «Орфей в аду».
Любимым чтением капитана были всякого рода справочники и энциклопедии. Самый трудный кроссворд он расщелкивал за десять минут.
На книжной полке среди лоций, руководств по навигации, он обнаружил «Медицинское пособие для капитанов судов».
Вообще-то на судне по одному виду книги можно было судить, в чьих руках она побывала: на страницах маслянистое пятно – у механика, а если между страниц попадутся обертки от карамелек, можно без ошибки сказать, читал штурман, недавно бросивший курить…
«Медицинское пособие», изданное пять лет назад, поражало девственной чистотой страниц.
«Нелюбопытный у нас народ», – хмуро подумал капитан.
Полистал, отыскивая раздел «отравления». Таковой имелся. «При оказании первой помощи пострадавшему необходимо по возможности выяснить причину, вызвавшую отравление», – прочитал он.
Исключительно глубокая мысль. Капитан с раздражением отшвырнул пособие. Попробуй узнай причину, черт ее совсем раздери.
9Старпом нетерпеливо прохаживался по каюте.
Глядя на его мощные, загорелые руки, Кленкин потрогал кончик облупленного носа и вздохнул. Как ни пытался он загореть, довести цвет кожи до золотистого, вот как у Каменецкого, куда там – загар не приставал. Кожа шелушилась. Загорела только круглая лысинка на затылке, и это служило лишним поводом для насмешек.
– В душике часто споласкиваетесь, Мильтон Палыч, – пояснял боцман, – а загар, он гигиены не любит.
Сам боцман не только загорел, но, пожалуй, и обуглился. Он был из Одессы, хорошо играл на гитаре, пел веселые песни с неизменным припевом: та-ра-ра-бумбия.
От того, должно быть, и прозвище он получил необычное: Бумбия. Матросов Бумбия называл «доцентами».
Появился Трыков.
– Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, – насмешливо сказал старпом.
– Н-никак нет. Д-до восхода солнца еще сорок две минуты.
– Все-то вы знаете, Трыков. Однако не будем терять время. Веллингтон Павлович, не могли бы вы в общих чертах обрисовать ситуацию на этом, с позволения сказать, «Летучем голландце»?
– К-каком голландце? – с удивлением спросил Трыков.
– Не бегите впереди паровоза. Сейчас узнаете. Итак, доктор. Только самую суть.
Кленкин коротко и суховато изложил несколько гипотез того, что могло произойти на злополучном «Орфее».
После непродолжительного молчания старпом мрачно протянул:
– Понятно, что ничего не понятно. Призраки океанов, тайна бригантины «Мария Целеста» или что-то в этом роде.
– Э-то что еще за бригантина такая?
– Вы до неприличия любопытны, Трыков. Лучше скажите, как там, на вашей подлодке, не было ли подобного прецедента?
– И-инцедентов не было. Нормально.
– Что ж, нормально так нормально. Предложения есть?
– Есть. Покимарить часок, а по-по…
– Потом выпить коньячку. Так?
– После сна предпочитаю джин…
– Чудесненько. Но перед тем, как покимарить, соблаговолите собрать все необходимое. Вы, Трыков, возьмете рацию.
– Я н-на ней ни бум-бум.
– Бум-бум буду делать я. Готовность доложить. Еще есть вопросы?
– У-у матросов нет вопросов.
– Тогда вперед, на абордаж!
10Шагая по коридору, Кленкин думал, что, помянув недоброй памятью «Марию Целесту», Каменецкий был не так уж далек от истины.
За несколько месяцев вынужденного безделья Кленкин перечитал все книги в судовой библиотеке. Как-то попалась ему книга о тайнах морских катастроф. В семидесятых годах прошлого столетия английский бриг «Ден Грация» обнаружил в Атлантике бригантину «Мария Целеста». Судно было в полной исправности, но на борту не оказалось ни одного человека. Среди многочисленных версий была и версия о том, что на бригантине вспыхнула чума и экипаж в страхе покинул судно.
В каюте было сумрачно. Не зажигая света, Кленкин сел в кресло. На душе было неспокойно. Бодряческий тон старпома усилил тревогу. Такое же чувство тревожной неопределенности Кленкин уже испытал однажды.
После четвертого курса их с Робертом Круминьшем отправили на практику в поселковую больницу под Вологду. После дождей распогодилось. По вздувшимся лесным речкам несло ветки, сор и трупы грызунов.
Весть о неблагополучии принес больничный сторож старик Михалыч. Михалыч помаленьку браконьерил – промышлял рыбку.
«Экая напасть, – ворчал старик, – вчера сетку дохлой полевкой забило. Не к добру… Здорова-то полевка дак не потонет».
А через неделю в больницу позвонил директор леспромхоза и сообщил, что на отдаленном участке заболели рабочие. Вроде как грипп. В одночасье полегли.
Слышимость была плохая. Директор обещал за докторами прислать вертолет.
Главный врач больницы сказал:
– Вот что, мужики, поезжайте. У меня, во! – он провел ребром ладони по горлу. – Ничего, разберетесь. А я в область брякну, вдруг эпидемия?
Вертолет за ними прилетел через час. Вначале все напоминало приключенческий фильм, в котором бесстрашные врачи оказывают помощь погибающей экспедиции.
Кленкин глядел из иллюминатора вниз на ржавые, тускло отсвечивающие болота, и его не покидало восторженное чувство – вот наконец настоящее дело. В летнюю страду в больнице было скучновато, одни роженицы да старики, и он соскучился по интересной работе. Но когда вертолет, подминая бурую траву, тяжело присел на берегу лесного озера, где расположились лагерем лесорубы, Кленкину стало не по себе.
Угрюмая, хваченная палом, тайга, неподвижная черная вода озера, трактора, уткнувшиеся носами в развороченную рыжую землю, вагончики – кунги, где жили лесорубы, со слепыми тусклыми окнами и тишина, обступившая их, когда лопасти винта вертолета, замерев, тяжело обвисли в наполненном комариным звоном распаренном воздухе, – действовали угнетающе.
«Они тут, должно, все уже дубаря врезали, – сказал пилот вертолета, мрачный, похожий на уголовника парень. – Вот что, давайте-ка вытряхивайтесь, а я сматываюсь отсюда. Еще какую заразу прихватишь».
«Вы будете нас ждать столько, сколько потребуется», – сухо сказал Роберт.
«Чего-чего?» – Пилот от удивления разинул рот.
«Что слышали. Здесь больные люди. Возможно, потребуется эвакуировать тяжелых. Улетите – пойдете под суд».
И пилот притих. Роберт умел быть твердым.
Из первого, стоящего ближе к озеру кунга, с трудом выбрался худой, заросший седой щетиной мужчина лет пятидесяти.
Прикрывая ладонью красные, слезящиеся глаза, он хрипло сказал:
«Вовремя, братцы… А то мы тут совсем припухаем… Я бригадир, Карвашкин фамилия».
Он пошатнулся, ухватился за дверь, сказал растерянно:
«О-от, как приморило… Двое суток не жрамши. На связь некому было выйти…»
Роберт заставил пилота развести костер. Запустили электродвижок, и тайга наполнилась веселым стуком дизеля.
В кунгах стоял кислый запах прелой, мокрой одежды. Задрав у одного больного грязную рубаху, Роберт хмуро сказал:
«Сыпь, видишь? На брюшнотифозную не похожа. Неужели корь?!»
Кленкин недоуменно пожал плечами.
«Слишком уж полиморфные высыпания. И при кори сыпь крупнее. Потом, откуда корь у взрослых мужиков?»
«Бывает… Нужно Карвашкина попытать, что тут у них стряслось».
Карвашкин, тяжело дыша и вытирая тряпицей испарину со лба, поведал.
«Шут его разберет. Народ дак у нас крепкой… На лесоповале не первый год. А тут в два дня все полегли. И когда – летом. Вода в озере теплая. Жарко, дак, ну и купались. Неужто в парной воде застудишься?»
Их разговор оборвал треск вертолета.
«Улетел все-таки, сволочь, – сказал Роберт – Вилька, сходи посмотри, медикаменты он хоть оставил, подонок. Рация у вас в строю?»
Карвашкин растерянно глядел в окно кунга.
Вертолет некоторое время висел на одном месте. От него по воде расходились широкие круги, вода выплескивалась на низкие заболоченные берега, потом, сильно накренившись, пошел вдоль просеки, едва не задевая лопастями верхушки деревьев.
«Аккумуляторы на рации сели», – тихо сказал Карвашкин.
«Ничего, перебьемся. В больнице знают, в леспромхозе знают. Не все же такие трусы. Кстати, вы ничего особенного не замечали?» – Роберт хмуро оглядел поляну перед кунгом.
«Особенного дак? Чего такого?»
«Воду откуда пили?» – спросил Кленкин.
«Из озера».
«Сырую?»
«А то? Утром и в ужин чай, а так из озера. Да она здесь чистая. Родники бьют. – Карвашкин вдруг хлопнул себя по худому бедру. – Особенное, говоришь? Есть такое. Мыши водяной здесь навалом, у озера. И она… вялая».
«Вялая?»
«Ага. Людей не боится. Идешь, а она через тропку шкондыбачит, тихо так… Вроде брюхатая. Ночью совы собираются. Орут, точно ведьмаки. Должно, мышь жрать слетаются. Мужики из ружей палили – куда там, из вагончика ночью за нуждой выскочить страшно».
«Знаешь, что это?» – после затяжного молчания спросил Роберт.
«Ну?»
«Водяная лихорадка, лептоспироз».
Ночью сидели у костра. Хвостатые искры летели в небо. Где-то совсем рядом пронзительно вскрикивали, а то заходились в безумном хохоте ночные птицы. Над озером поднимался туман, а в самом конце черной озерной чаши скользили по воде дрожащие, серебристые тени.
Карвашкин, постукивая от озноба зубами, сказал:
«О-он, она, лихоманка-то бродит. Я там, на болотах, и огни видел. Ей-ей… Голубеньки таки. Мужики говорят – болотный газ. А вдруг што другое? Ну ее… Брошу все, домой подамся. Я здеся остался подзаработать. Срок отбыл и остался… Не-ет, никаких денег не захочешь. Ишь, как стервы заходятся. Точно малое дитя плачут…»
На другой день к обеду прилетел эпидемиолог из области и подтвердил диагноз.
И все же обстановка тогда была яснее, все укладывалось в определенную схему: больные полевки заражали своими выделениями лесное озеро, лесорубы пили из озера воду, чистили зубы, наконец, купались. Механизм заражения просматривался отчетливо, даже для студентов. А на «Орфее»?..
11Старпом, Кленкин, Трыков и боцман Бумбия по очереди разглядывали в бинокль траулер.
Вид «Орфей» имел непривлекательный. Борта в ржавых потеках, грузовая стрела погнута. На палубе ни души.
– Плавучий сортир, – сквозь зубы сказал старпом. На нем вылинявшие джинсы, кроссовки, легкая рубашка. К поясу прикреплен фонарь, такелажный нож.
Кленкин с завистью поглядел на него. Ален Делон, черт возьми. Что ни наденет – все к лицу. На самом Кленкине шорты до колен, дурацкие оранжевые сандалии, форменная рубаха, которая к тому же узковата, не скрывает выступающий животик. Толстенькие кривоватые ножки в рыжеватом пуху.
– В-вы в этих сандалетках, доктор, за борт сыграете, – сказал Трыков. – На палубе склизко.
– Вот именно, склизко, – задумчиво повторил старпом. – Док, может, нам респираторы надеть? А вдруг там чума?
– Вряд ли.
– То-то и оно… Медицина – наука точная. По-видимому, вряд ли. Никак не пойму, что у них за флаг болтается. В удивительно скотском состоянии содержится судно. А ведь, похоже, промысловый разведчик, небось электроники от киля до клотика понатыкано.
– А в-вдруг это пираты? – неожиданно сказал Трыков.
Старпом насмешливо прищурился.
– Ты гигант, Трыков. Пираты. Да разве они посмеют напасть, если знают, что ты на борту? «У юнги Билла стиснутые зубы, он видит берег сквозь морской туман».
– A-а что, ведь были же случаи…
– Все. Дробь, – хмуро перебил старпом. – Боцман, подумай о страховке. Пираты не пираты, а что там на этом чайном клипере делается, не ясно. Не исключаю, что нам его буксировать придется. Доктор, если там какая-нибудь зараза, нам возвращаться на судно уже нельзя? А то, чего доброго, и себе заразу занесем. Так?
– Разумеется.
– Видишь, боцман: разумеется. Доктор все свои клизмы захватил, полный комплект. А что мы, извините за выражение, жрать там будем? А заодно и пить?
На этот раз обиделся боцман.
– Вы что, меня за дурака держите, Виктор Павлович? Все приготовлено, артельщики аж пуп надорвали, расстарались.
– А ракета с ракетницей?
– Э-э…
– Вот тебе и э-э-э! Трыков, возьми ракетницу. Назначаю тебя старшим по борьбе с пиратами.
– Л-ладно вам, Виктор Павлович.
Грохоча по трапу, к ним поднялся матрос. Был он молод, рыж. Физиономия выражала крайнюю степень озабоченности.
– Вот вы где. А я аж в машину шастал. Капитан приказал всех на мостик.
– Меня тоже? – Боцман глядел на него с надеждой.
– Всех, сказал.
– Занимайтесь своим делом, боцман. Пошли, флибустьеры.
Капитан не спеша раскурил трубку и оглядел стоящих перед ним спасателей.
– Значит, так. Вас трое. Двое могут отказаться. Кроме доктора. Он гиппократову клятву давал. Дело на этом «Орфее» непонятное. Пойдут только добровольцы.
– Т-товарищ капитан. Да как вы мо-мо…
От волнения Трыкова опять заклинило.
– Как я могу? – помог ему капитан. – Я все могу.
– Зачем излишне драматизировать ситуацию, Иван Степанович? – Старпом пожал плечами. – Нам все ясно.
Капитан хмуро усмехнулся.
– Ну что ж, тогда готовность номер один, выражаясь военным языком. Штурман, на всякий случай приготовьте брашпиль и лебедку. Напомните механику, старпом, чтобы отливные помпы были в готовности. Я таким ржавым коробкам не доверяю. На нее залезешь, а она вдруг тонуть начнет… Все вроде… Спустить спасательную шлюпку номер два правого борта.
– Есть.
Капитан еще раз внимательно оглядел старпома, доктора, Трыкова.
– Такие, значит, дела, мужики. Будьте там ко всему готовы.
Трыков, просияв лицом, вдруг ляпнул:
– A-а я помню… У нас в детсаде отравление было, пищевое. Молоко, что ли, испортилось. Так горшков на всех не хватило.
Старпом засмеялся.
– Ну это же недавно было, потому ты так хорошо и помнишь. У тебя на шкафчике вишенка была нарисована?
– Н-нет, грибочки. – Трыков побагровел: он мгновенно понял, что и горшки, и грибочки ему еще припомнятся.
– Выход на связь по ракете, – сказал капитан. – Как прояснится – на связь. И не тяните резину, мы – тоже люди…
12Кленкин сидел, облокотившись на планшир. Совсем рядом раскачивалось море. Вода – удивительной прозрачности. Неподалеку на волне играла всеми цветами радуги медуза-пузырь с крыловидным выступом – «португальский кораблик». Прикоснешься рукой, и обожжет точно крапивой.
Их судно осталось за кормой, и, если не поворачивать голову, покажется, что в этом ярко расцвеченном мире только шлюпка и «Летучий голландец». Его темные, в ржавых потеках борта все ближе и ближе, видны наглухо задраенные иллюминаторы, двери, люки. Окна ходовой рубки тусклы, точно подернулись плесенью.
Страха нет, но Кленкина угнетает чувство неопределенности. Ему уже надоело перебирать всевозможные варианты того, что произошло на траулере. Да в этом и нет необходимости – сейчас все выяснится.
Студентом его потрясла книга австрийского врача Гуго Глязера «Драматическая медицина», потрясла своей будничностью. Врачи спокойно, продуманно рисковали жизнью и нередко погибали во имя постижения истины. И при этом не было никаких высоких слов. Все строго, деловито.
Ему, Кленкину, скоро двадцать семь, и он только-только становится врачом. Становится… Если ему суждено им стать.
Глядя на игру света, дробящегося на гребнях волн, Кленкин с досадой подумал, что история с Мариной – глупость, просто у него сработал комплекс неполноценности. «Хомячок!» Прямо по-гоголевски вышло. А девчонка, может, перед подружками хотела похвалиться.
Он вспомнил, с какой тщательностью Марина ела, когда он приглашал ее поужинать в кафе или ресторан, и какое строгое у нее было при этом лицо. Вспомнил, что ходила Марина всегда в одной и той же джинсовой юбке. Менялись только простенькие кофточки.
На сестринскую зарплату не зашикуешь. Мать – работница на «Красном треугольнике». Отец бросил, давно с семьей не живет.
В их однокомнатной квартире у Нарвских ворот было чисто, но бедно.
…Он ушел, даже не простившись. «Хомячок». Что же тут обидного? Комплекс, проклятый комплекс.
Голос старпома вырвал его из задумчивости.
– Доктор, уберите руку с планширя. Расшибет о борт, а ваши руки еще пригодятся.
Глаза у старпома холодны, он бледнее обычного, но спокоен.
А ведь верно, сейчас многое будет зависеть от его, Кленкина, знаний, умения. И ни старпом с его непоколебимой волей, ни десять таких старпомов, ни даже сто не заменят его. Кажется, Гомер сказал: «Тысячи воителей стоит один врачеватель искусный…»
13– Буткус, ну-ка сбавь обороты, – приказал старпом. – Хорош. Обойди с кормы, нужно осмотреться.
– Г-глядите, шторм-трап висит.
– Вижу.
– Кто-то прогуляться решил. А м-может, бутылки пошли сдавать, как в том а-анекдоте.
– Будь моя воля, Трыков, я бы вам рот зашил.
– М-молчу.
– Буткус, к шторм-трапу. Афонин – удерживать шлюпку. Первым пойду я, затем доктор. Трыков замыкающий. С рацией осторожней, Трыков.
Шлюпка чиркнула носом о борт траулера, стала отворачивать, но Афонин успел зацепиться отпорным крюком за фальшборт. Сам едва не вывалился из шлюпки. Трыков ухватился за шторм-трап, подтянул шлюпку к борту. Мышцы на его обезьяньих руках набугрились, лицо потемнело.
– Н-нормальный аттракцион. На ковре доцент Афонин.
Старпом свирепо глянул на него, но промолчал и стал ловко подниматься по шторм-трапу.
– Доктор, за мной. Коробки с харчем и анкерок с водой Афонин подаст. Да удерживайтесь, удерживайтесь. Афонин, не спать!
– Виктор Павлович, нам пока у борта постоять? – спросил моторист Буткус, со страхом глядя на темные иллюминаторы кормовых кают.
– Пока постойте. Черт его знает, как дело повернется.
– Я мертвяков боюсь, – сказал Афонин, – вы туда… а они вас хвать.
– Т-ты ящик подавай, раззява! Че-чемоданчик доктора не забудь.
Трыков с трудом открыл дверь в тамбур, посветил фонарем.
– Ну, что там? – нетерпеливо спросил старпом.
– Б-блевотиной несет. – Трыков сплюнул.
– Посвети мне.
– Извините, Виктор Павлович, но первым должен идти я. Это мое право.
– Ладно, док, никто на ваши права не покушается. Только я на таких траулерах был, японской постройки лайба. По коридору направо, потом наверх – каюта капитана. С него, я думаю, начинать нужно.
На судне стояла зловещая тишина. Слышно было, как накатывает и опадает волна и где-то совсем рядом, над головой, с легким звоном перекатывается пустая бутылка.
Смрад стоял чудовищный. К запахам непроветриваемого помещения примешивался сладковатый запах тлена.
Дверь в каюту капитана была распахнута, оттуда слышался не то хрип, не то храп. Иллюминаторы задраены, из душной полутьмы несло запахом виски или чем-то еще спиртным. Капитан сидел, уронив голову на стол.
– Отдрай иллюминаторы, Трыков, – приказал старпом, – не то задохнемся.
Трыков раздернул шторы, торопливо отвинтил барашки иллюминаторов. В скудном свете седые кудрявые волосы капитана казались грязно-серыми. Старпом отшвырнул ногой бутылку джина, попытался приподнять капитана за плечи. Голова его безвольно свесилась. Из угла черного рта вытекла вязкая струйка слюны.
– У-уши ему потрите, с-сразу в себя придет.
Капитан вдруг открыл глаза и с ужасом уставился на Трыкова.
В распахнутый иллюминатор толчками затекал влажный воздух. Слышно было, как равномерно постукивает двигатель шлюпки.
Капитан с трудом встал и, не отрывая глаз от Трыкова, торопливо заговорил, временами звонко икая.
– Что он говорит? – спросил Кленкин.
Старпом усмехнулся.
– Говорит что аллах проклял их и послал болезнь. Аллах, понял, док? Очень просто. А его никакая зараза не возьмет – насквозь проспиртован.
– Спросите, как началось заболевание:
– Я, конечно, попробую. Только он ни черта не смыслит.
Старпом встряхнул капитана за воротник куртки, спросил сначала по-английски, затем по-французски:
– Как все началось, мастер?
Тот икнул, что-то пробормотал и закрыл глаза.
Старпом растерянно посмотрел на Кленкина.
– Бред какой-то… Говорит, с неба полился огонь, огонь поджег море. Может, я что-то не так понял. Док, ты можешь привести его в порядок? Нашатырем, что ли.
– Попробовать можно. Толку-то… Он невменяем. Его и за сутки в чувство не приведешь.
Словно в подтверждение этих слов капитан икнул и бессильно откинулся в кресле.
– Д-дохлый номер. Нужно осмотреть судно, и-ик. – Трыков прикрыл ладонью рот. – В-вот, теперь я икать буду. Как услышу – сам начинаю.
– Да хватит тебе, пошли, – поморщился старпом. – Лучше проверь, нет ли у него еще бутылки, а то мы его за двое суток в меридиан не приведем.
Кленкин взял тяжелую руку капитана, нащупал пульс – сердце билось ровно.
