Текст книги "Вестница"

Автор книги: Наталья Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7
Миа 3

В огромной ярко-белой комнате, оборудованной разной техникой, сидело десять людей в зелёных халатах. Каждый из них работал на чём-то, отдалённо напоминающем компьютер с кучей проводков. На одном экране можно было заметить строение клетки, другой же показывал ландшафт, на третьем не было ничего кроме цифр. Сразу видно, что каждый из присутствующих занимался своим делом, в котором кроме него вряд ли кто-нибудь мог разобраться. Лишь один человек неспешно вышагивал вдоль стен, у которых стояли слегка наклонённые стеклянные колбы размерами чуть выше человеческого роста. От других этот человек отличался только тем, что на его одежде присутствовали синие полосы, и он никакого интереса не проявлял к компьютерам. К нему постоянно подбегал кто-то из «зелёных халатов,» показывал маленький экранчик примерно с ладонь. Тот останавливался, беспристрастно на пару секунд задерживал на экране взгляд, молча кивал, и продолжал свое шествие. Доходя до конца стены, он разворачивался и всё с тем же отрешённым видом шёл обратно. По его виду было невозможно определить, то ли ему действительно на всех глубоко наплевать, то ли он решает какие-то серьёзные проблемы как минимум вселенского масштаба.

Точное время не возьмусь уточнять, но, как показалось мне, после моего пробуждения прошло часа два. Почему-то этот факт не вызвал бурной радости у присутствующих. Этот скучающий субъект в отвратительном зелёно-синем халате обращал на меня не больше внимания, чем на остальные стеклянные колбы, почти все из которых были пусты. Да вы, верно, догадались, я тоже находилась в одном из этих жутко неудобных стеклянных "гробов". Так как они были немного наклонены, я ощущала себя в каком-то полустоячем – полулежачем состоянии. Моей соседкой по колбе оказалась Надежда, как и я, одетая в белую футболку и такого же цвета белые штаны. Надо будет к этому комплекту выпросить для солидности белые тапочки. В этом одеянии я и так, наверное, походила на труп, с моей-то белой кожей, хотя в чёрной одежде я смотрелась бы еще забавнее. В вампиры, что ли податься?

В отличие от меня моя соседка всё еще спала непробудным сном, а румянец на щеках явно свидетельствовал, о том, что моя новая знакомая пошла на поправку. А то в последний раз, когда я её видела, на неё было страшно смотреть. Физически она здорова, оставалось надеяться, что и психически не пострадала.

Пока я разглядывала Надю, в лаборатории появились новые действующие лица. Женщина и мужчина, в котором я опознала Капитана. Теперь он был в военной форме сине-зелёных цветов (помешаны они на синем и зелёном что ли?). Он так раздражённо на всех смотрел, как будто прикидывал: хватит ли патронов в пистолете, висящем в кобуре на его поясе, чтобы перестрелять здесь всех, а если не хватит, то чем их можно добить… Его сопровождающая, наоборот, осматривала всё с живейшим интересом.

Все трое подошли к колбе Надежды. Первым заговорил Капитан:

– В чем проблема доктор Вайгрус? Зачем вы нас хм… пригласили?

Женщина ответила Капитану укоризненным взглядом, но промолчала, продолжая изучать Землянку.

– Как всегда, сразу к делу, – печально констатировал доктор. – Ну, хорошо. Хочу вас поздравить с тем, что в эту не совсем санкционированную вылазку вам удалось доставить вполне заслуживающий траты времени экземпляр.

Экземпляр? В единственном числе? А я? Я, между прочим, тоже очень редкое и интересное существо, вполне заслуживающее "траты времени"!

– Так она, – женщина удивленно кивнула в сторону Нади, – вполне полноценна?

– Если вы, госпожа Эйшен Розлвэй, – равнодушно произнес доктор Вайгрус, убрав руки за спину, – имеете в виду её физическое, психическое и биологическое состояние, то да. Никаких мутаций не наблюдается, также, при легком сканировании мозга, не обнаружено психических отклонений от нормы. Это в высшей степени любопытно. Это очень интересное строение…

– Доктор, – перебил его Капитан, – вы отошли от темы. Как я понял, Розлвэй нужна вам в качестве переводчика, а чем же я удостоился такого приглашения? Рапорт о сегодняшнем происшествии я уже написал и занес в базу данных, так что вам не составит труда с ним ознакомиться.

Любопытно! Эти двое, кажется, друг друга слегка недолюбливают. Иначе этот вежливо-подчеркнутый тон истолковать просто невозможно.

– Уже ознакомился, – невозмутимо ответил доктор. – Господин Ойрон, мне бы очень не хотелось повредить психику девушки, вы для нее являетесь более-менее знакомым лицом. Будьте добры поприсутствовать во время хм… разговора с данной особой. Госпожа Розлвэй, начинайте, – разрешил он, нажимая на синюю кнопку, вмонтированную в "хрустальный гроб", пространство которого тут же заполнилось серебряным сиянием.

Когда свечение потухло, Надя, сонно хлопая ресницами, заозиралась по сторонам.

Некоторое время спустя я узнала, что Воронина Надежда Сергеевна является студенткой второго курса какого-то там университета. С сегодняшнего дня начиналась летняя сессия, по поводу которой она со своими друзьями в общаге и устроили грандиозную вечеринку. Последние четкие воспоминания о ней обрывались у Нади на том, как они всем общежитием в двенадцать часов ночи, высовывая зачётки в окно, орали «халява, ловись». Очень кстати, интересный способ сдавать экзамены.

Многие слова из рассказа девушки Эйшен Розлвэй понять не могла, Надежда пыталась объяснить их по-другому, но тем самым вызывала еще большее количество недоумённых вопросов. В основном Надя либо, жутко смущаясь, пыталась ответить на них жестами, либо категорично заявляла, что "данное выражение есть непереводимый набор слов". Я же, наблюдая за таковыми объяснениями, очень и очень старалась не помереть со смеху, тем самым вызвав сочувственные взгляды Капитана. Похоже, для себя он уже определенно решил, что мне место не в лаборатории, а где-нибудь в уютной комнатке, с дизайнерским интерьером типа модных мягких стеночек, кроватки с оригинальным дополнением в виде ремней и прочной ажурной решётки на окнах. А что – виновата я, что ЭМИТУП не имеет погрешностей в переводе? Тем более теперь, в присутствии нескольких представителей разных языков, я приятно удивилась, поняв, что могу определять, кто на каком языке говорит, да и понимать его. Землянский язык отличался от имперского какими-то едва уловимыми нотками, без которых не язык будет, а какая-то мякина. Видимо, как меня Крист и предупреждал, ЭМИТУП постепенно под меня подстраивался, тем самым упрощая мою жизнь, вот ведь молодец!

Ещё я выловила полезную информацию о своем месте пребывания. На данный момент я находилась в одной из лабораторий исследовательской группы Аномальных Точек Межпланетной Имперской Академии. Кстати, вся планета принадлежала Академии и сокращенно называлась МИА-3. Почему-то и я, и Землянка выпали как раз из этих самых Аномальных Точек, которые изредка выбрасывали на территорию МИА иномирные предметы и ещё реже – самих иномирцев. Последний месяц у них вообще выдался урожайным. А появление Надежды стало чуть ли не сенсацией: за последние пять лет она оказалась первой, кто добрался до Академии в "собранном" виде и добром здравии. Так как, в основном, те, кого находила исследовательская группа, либо уже успевали скончаться от нескольких инфарктов, либо находились в невменяемом состоянии. Неужели они испугались этого "милого" робота с жаждой крови и манией убийства? Я бы на их месте пугалась того, кто этого самого монстра сконструировал…

Странным было то, что Надя очень спокойно на всё отреагировала. Единственное, что ее расстроило, так это то, что она зря писала шпаргалки, и все её труды пропали зря! А также, что в это время у неё на родине начиналось лето, а в Академии лето уже подошло к концу.

Самое забавное началось, когда землянку стали расспрашивать о том, почему, несмотря на моё (наконец-то вспомнили), с первого взгляда заметное психическое расстройство, Надя выбежала из Зоны-7 в моем сопровождении. Вот что она заявила:

– Нет, я, конечно, согласна, что человека, который будит спящего холодной водой после проведённой тем бурной пьяной ночи, нормальным членом общества не назовёшь, но зачем же сразу "психическое расстройство"? – Почему-то обиделась за меня Землянка и продолжала: – Она просто слегка была на нервах. Я с ней не так долго общалась, но для её профессии она вполне нормальный человек.

Моей профессии? Да что она-то об этом может знать?

– Да? – Удивилась Эйшен. – Выходит, она тоже с Земли? И что же она вам о себе успела сообщить?

Студентка задумалась на пару секунд.

– Она ну… как бы это сказать, – замялась девушка. – Я не совсем уверена… но кажется… хотя… Она вроде что-то о себе говорила, но я не запомнила.

– Но вы же упоминали о её профессии, – не сдавалась госпожа Розлвэй.

– А-а-а, – понимающе протянула девушка, – профессия. Ну да, это. Помню, конечно. Она наемная убийца!

Если б я не находилась в колбе, я б грохнулась куда-нибудь на пол. Это ж какая у неё оригинальная избирательная память! Три раза мы с ней вели почти осмысленные беседы, а из всего этого она запомнила только мою дурацкую шутку. Если б Крист был рядом, он бы долго смеялся и еще дольше припоминал бы мне мои ошибки.

Когда госпожа Розлвэй перевела её слова, Капитан с доктором как по команде уставились на меня. Вайгрус как-то не хорошо прищурился, а вот господин Ойрон начал внимательно ко мне присматриваться. Я же замерла, как неживая, даже моргать перестала.

Ойрон пробормотал что-то типа: "Все-таки придется поставить Змею хорошую оценку. Молодец, догадался же как-то, что у неё есть спецподготовка. А я и не заметил".

– Вы уверены? – Снова обратилась к Надежде госпожа Розлвэй.

– Извините, – робко постучала я по стеклу. – Но я вроде как тоже тут. И сама вполне в состоянии ответить на все ваши вопросы.

Не совсем уверена, но, кажется, я заговорила с ним по-землянски. Капитан озадаченно взглянул на доктора, тот сверился с экраном и заявил, что при сканировании мозга выявились какие-то белые и тёмные пятна, наличие которых, скорее всего, свидетельствует о том, что я, мягко говоря (грубо выражаясь) – самый натуральный псих. А наличие каких-то изменений в клетках еще и доказывает, что я – мутант!

Сомневаюсь, что столько "лестных" слов я слышала от Криста, так что доктор Вайгрус смело возглавил мой список жертвоприношений Тёмному. Эйшен Розлвэй невозмутимо продолжала свой допрос.

– Как вас зовут? – Спросила она.

– Я в состоянии ответить на все ваше вопросы, – повторила я. – Кроме данного. По одной банальной причине – не так давно меня сразил жесточайший приступ амнезии.

– А как же вас называть?

– Вестницей, – подумав, ответила я. Хотя, покопавшись в своей скудной памяти, не смогла вспомнить, чтобы кто-нибудь меня так называл. Крист ко мне так не обращался, а кроме него и некому было!..

– Ве-е-е-есна! – Громко орал кто-то (с ударением на первом слоге) из коридора. – Ве-е-е-есна!!! – Шум приближающихся шагов, дверь в комнату плавно отдвигается, и я вижу… запыхавшуюся Надежду. – А, вот ты где!

– Меня зовут Вестница! – Угрюмо отвечаю ей я, вставая с постели. – Не Вес, не Веста и уж тем более не Весна. Ты б меня еще Осенью назвала.

Девушка просто эксклюзивно скорчила свою извиняющуюся физиономию, доведённую до автоматизма. Заметив, что на меня это не действует, она просто пожала плечами и присела рядом.

– Я ж ради тебя стараюсь, – наигранно обиделась она. – Тем более это даже не имя. А вот Весна – красиво и оригинально. Кстати о птичках, как тебе наши хоромы?

Причем тут птички и что общего они имеют между моим именем и нашим местом обитания, я не поняла, однако переспрашивать не рискнула. То, чему Надя так опрометчиво польстила, назвав хоромами, я бы назвала несколько иначе. Разве можно назвать хоромами то место, где у тебя начинает развиваться клаустрофобия? Вот и я бы не рискнула. Помещение, где теперь мы с Надеждой жили, состояло из двух параллельно стоящих кроватей и тумбочки между ними – прямо напротив двери. Ещё – висящая сверху полочка, стенной шкаф да одинокое креслице в углу. И вся эта мебель в отвратительно слепящих белых тонах. Возможно, по комплекту остальные предметы и предусматривались, но впихнуть их было просто некуда.

– Очень даже ничего, – ответила я. – Особенно если рассматривать это место относительно стеклянной колбы…

– А с виду и не скажешь, что ты оптимист, – философски заметила она, подвернув под себя одну ногу. Надя наклонила голову так, что её распущенные волосы не давали заглянуть ей в лицо. Я и она до сих пор были в тех самых белых костюмчиках, так что почти сливались с обстановкой, но Землянке одежда шла больше чем мне.

… Нависло тяжёлое молчание.

– Мент родился, – вдруг улыбнулась Надежда, поднимая голову.

Я не поняла:

– Кто родился?

– Проехали, – беззаботно махнула она рукой. – Я вот зачем тебя искала. У нас завтра подъём в шесть утра, потом завтрак, после обеда общая перекличка, а дальше… дальше я не помню. Лекционных занятий и тренировок не будет, пока не приедет большая часть курсантов.

… Вчера, посовещавшись, доктор решил не сообщать в Империю о нашем с Надеждой появлении, боясь, может быть, что его объекты исследования имперские учёные просто отберут, а сюда направят комиссию. В прошлый раз, когда здесь выловили вполне полноценного (пригодного для опытов) иномирца, на МИА-3 слетелось столько учёных и служб безопасности, что обучение курсантов пришлось прервать. Так что было решено скрыть наше появление до поры до времени и выдать нас за курсантов, пришедших в Академию.

Каждый из троих заговорщиков видел в этом свою выгоду.

Доктор Вайгрус мог нас спокойно исследовать, в будущем надеясь написать на материалах о нас диссертацию.

Эйшен Розлвэй – преподаватель инопланетных диалектов, надеялась умножить свой запас землянских слов, узнать получше быт и культуру Земли.

Капитан – заместитель директора Академии, а по совместительству один из учителей боевых искусств, похоже, просто не желал привлекать к МИА-3 внимания спецслужб.

Наше же с Надеждой мнение никого не интересовало.

Проблема с языком была почти решена. Нам выдали даймеры – зелёные браслеты. В обычной, так сказать, жизни они служили чем-то вроде документа для идентификации личности, пропуска в свою комнату, или картой местности, чтоб не потеряться; имели и ещё ряд функций. Наши даймеры отличались лишь тем, что кроме стандартных функций в нем находился «ускоренный курс изучения имперского языка». Его следовало включать на ночь, дабы во сне он внедрялся в мозг и туда закидывал нужную информацию.

Я поинтересовалась, зачем же нужны специалисты вроде Эйшен, если существует такая замечательная программа? На что мне ответили, что: во-первых, программа не идеальна, так как включает в себя лишь правила лексики, грамматики и краткий общеупотребляемый запас слов. Тем более она годится лишь для изучения имперского языка. Для изучения иных языков требуются другие программы. Впрочем, меня всё это не шибко интересовало. Я не стала разочаровывать имперцев в своей принадлежности к другой расе, нежели землянской, а даймер на ночь отключала. Мало ли, вдруг он будет плохо взаимодействовать с ЭМИТУП?

Затем в течение двух недель нам советовали поменьше разговаривать, пока даймер окончательно не загрузит нас всей программой.

– Весна, – позвала меня Надя, расстилая свою кровать.

– Вестница, – поправила я, ища в шкафу ночную пижаму. Нам выдали все необходимые вещи и, после тщательного обследования, вернули старые.

– Да без разницы. А что это у тебя на левой руке? Аллергия что ли?

Я посмотрел в указанном направлении. И вправду, какие-то красные пятна на запястье. Не долго думая, я сняла даймер с правой руки и застегнула его на левой. Вот так, вдруг доктор прикопается, а еще одного укола я не переживу.

Чтоб нас впихнуть в доблестные ряды курсантов, нам прививок поставили штук десять. Я восприняла эту пытку с честью, закрыв глаза и сжав зубы, стараясь думая о хорошем. Надежда оказалась не такой стойкой: её крики во время прививок разносились по всей Академии!..

– А, Тёмный его знает, – пожала я плечами, натягивая светло-зелёную пижаму. – Обожглась или отлежала. Кстати, ты заметила, что у них тут всё синих, зелёных и белых тонов, только разных оттенков?

– Угу. Это у них вроде цвета имперского герба. Зелёная ящерица в синем космосе. Как-то так.

Я рухнула в постель, чётко на имперском сказала "команда: выключить свет", и зарылась в одеяло. Завтра нас ждал трудный день. Во время летних каникул в Академии находились лишь исследовательская группа и несколько преподавателей. Нриэс, Клейм и Змей из курсантов приехали раньше всех. В тот памятный день, осчастлививший Академию нашим появлением, ученики до такой степени достали Капитана, что он согласился взять их на еженедельную вылазку в Запретную Зону.

– Надь, – непонятно, с чего, позвала я её.

– А? – Сонно пробормотала она.

– Да не волнуйся. Если с Земли можно попасть сюда, значит, есть и обратный способ. Ведь так?

– Именно. Просто исследовательская группа об этом способе ничего не знает!

– Да, и такое случается.

– Спокойной ночи, Вестница.

… А ведь мне никто никогда не желал "спокойной ночи", мне вообще никакой ночи не желали.

Неизвестно откуда, в памяти вспыли слова:

"Приятных сновидений, да сохранит их в тайне Светлый".

Сон снился странный, точнее он был на порядок страннее предыдущего. Пещера. Лучи солнца, с трудом проникающие внутрь весело играли бликами, освещая сталагмиты и сталактиты. По пещере, отталкиваясь от стен, струилась грустная мелодия флейты, никак не вязавшаяся с игривым подземным ручейком, извивавшимся между камнями. Всё же это придавало открывшейся картине некую сказочность.

Разносившийся эхом мотив принадлежал одинокому человеку сидящему на одном из камней. Мелодия была сколь красивой, столь и печальной. В ней слышались такие грустные нотки обреченности и скорби о чём-то или о ком-то, что слушать было так же невыносимо и болезненно, как и перестать их слышать. Вроде замкнутого круга: слушать невозможно, но и перестать нереально, всё равно, как перестать дышать. Удивительные звуки словно подхватывали душу, бережно держа её в ладонях, открывали простор для полёта, возвышали к небесам – и тут же с размаху вдавливали её в грешную землю. Потом вновь нежно поднимали, сдували пылинки и снова отпускали в полёт…

Всецело отдаваясь звучанию, флейтист не замечал окружающего его великолепия, быть может, потому, что сам являлся частью этой завораживающей картины. Если б в пещеру залетали птицы, они бы пристыжённо молчали, не в силах составить такой мелодии конкуренцию. Прервать музыканта было бы ужасным кощунством, но музыка вдруг стихла.

Резкая, давящая, оглушительная тишина мигом преобразила пещеру из сказочной в зловещую. Казалось, замолк даже ручей. Музыкант осторожно отложил флейту в сторону. Чёрные локоны взметнулись. Он недоверчиво склонил голов к правому плечу и удивленно спросил, срываясь голосом на хрипотцу:

– Хозяйка?

Всё заволокло туманом. Картинки быстро менялись, не оставляя давая одного даже шанса что-то разглядеть или ответить.

Кайраг исчез.

Спрятались куда-то лучи солнца.

И пропала сама пещера.

В моей бедной голове лишь безнадежно, как певчая птица в клетке, билась мысль, что даже и демон у меня какой-то неправильный.

Но сон бережно и аккуратно вызволял меня из забытья. Тонкие грани, соединяющие меня с ним, разорвались, разносясь и отзываясь пронзительным звоном по всему телу. Хрупкая пелена сна растворялась, как белоснежная дымка в осеннем небе. Дымок этот и унёс зыбкие остатки сна. Так порыв ветра срывает золотистые листья и, захватывая их в круговорот, уносит в Неизвестность. Вся прекрасная и грустная невероятность сна исчезла, как исчезают капельки дождя, растекаясь по мостовым и убегая в Бесконечность. Осень… Я люблю осень. Люблю так же сильно, как и ненавижу…

Я резко вскочила с кровати, пытаясь определить, что же мне приснилось: кошмар или всё же обыкновенный сон? Может, раньше я и жалела, что мне не снятся сны, но теперь я исключительно против них. Переносить такой стресс каждое утро я бы не смогла. Мои и без того хрупкие нервы такое больше выдержать не способны. Я украдкой смахнула побежавшую по щеке капельку пота и оглянулась на свою мирно посапывающую знакомую.

А она ведь не сдала меня.

Хоть я почти и не рассказывала о своей жизни Эйшен, ссылаясь на амнезию, Надежда должна была понять, что я не та, за кого себя выдаю. И поняла. Но промолчала. Может, ждёт, что когда я буду готова, сама ей обо всем расскажу? Она думает, что я ей когда-нибудь настолько начну доверять, что поведаю правду? Сомневаюсь, что решусь на такой подвиг. Сомневаюсь, что надолго задержусь в её жизни или вообще в чьей-то жизни.

Только Кристу я верила. Несмотря ни на что, я ему всё-таки верила, даже когда считала, что он мне откровенно врёт. (Вот она, специфика пресловутой женской логики).

Я посмотрела на даймер. Четыре часа утра. Я проспала всего-то три с половиной часа. Темный! Что же мне делать ещё два? Я тихо поднялась и направилась к стенному шкафу. Делать-то все равно больше нечего, а так хоть выданную одежду примерю.