Текст книги "Малахит (СИ)"

Автор книги: Наталья Лебедева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава 11 Отречение

Гулким эхом отдавался в голове цокот копыт. Звенела сбруя. Кричали дети.

Павел метался на кровати и никак не мог проснуться, схваченный цепкими лапами дурного сна. Наконец он сумел вырваться и, открыв глаза, сел на постели, силясь понять: было ли сном вчерашнее освобождение. А если нет, почему дети все еще кричат?

Наконец в голове прояснилось. Оказалось, что детские голоса действительно раздаются за окном. Павел выглянул во двор: утро было пасмурным и ветреным, но несмотря на плохую погоду, на улице гуляли мальчик и девочка. Мальчик сидел на высоком сером пони. Он еще плохо держался в седле и ехал очень медленно. Оттепель кончилась и копыта пони звонко цокали по ледяной корке. Иногда лошадка оскальзывалась, и тогда мальчишка испугано вздрагивал, а девочка взвизгивала, а потом смеялась. С ней вместе смеялся и юноша, вместе с детьми бывший пленником Веселова. Вчера его представили Павлу. Король еще немного посмотрел на спасенных детей, а потом вышел из комнаты. У него было запланировано на сегодня одно нелегкое дело.

Охранник мирно спал в прихожей, Павел прошел мимо него. Было позднее утро, но дворец будто вымер. Все спали – смертельно уставшие от вчерашнего штурма, утомленные радостными и горькими слезами, измученные тысячами проблем, которые надо было решать сразу. Эхо от шагов короля звенело под высокими каменными сводами. Он вышел на крытую галерею и подставил лицо обжигающе холодному ветру. Ветер был так резок, что слезы выступили у Павла на глазах.

С трудом припоминая дорогу, король направился к покоям Бирюзы. Разбудил служанку и она, протирая сонные глаза, побежала докладывать. Бирюза вышла к нему, кутаясь в теплый платок, наброшенный прямо на ночную рубашку. Ноги ее были босыми, сонные глаза щурились, русые волосы с одной стороны висели безжизненными прядями, с другой стороны болталась полурасплетенная коса.

– Мне нужен Большой королевский совет, – сказал Павел. – К вечеру все должно быть готово.

Он повернулся и вышел, уверенный, что все будет сделано надлежащим образом.

Большой парадный зал опять шумел. Снова появились в нем каменные табуреты. Снова собирался приглашенный народ под колоннами. Королевское возвышение было почти заполнено, когда Павел вошел в зал. Слева вновь сидели принцы и Обсидиан. Чуть ближе к центру расположился Нефрит. Королевский трон был, естественно, пуст, и Павел знал, что должен сесть туда. Но не решился сесть и остался стоять. Так и простоял до начала совета, как плохой артист, не зная, куда деть руки.

Последними в зал вошли Опал и Бриллиант. Она сразу заняла одно из двух пустующих кресел рядом с Нефритом, ее муж встал рядом с троном и по-хозяйски положил руку на высокую спинку. Павла так раздражила его наглость, что в течение нескольких минут он всерьез подумывал о том, чтобы разбить спинку трона так, чтобы Опалу хорошенько попало обломками.

Но на ступени встала серьезная и суровая Бирюза.

– Ваше высочество, – тихо и строго сказала она Опалу, и тот отошел к своему креслу.

– Ваше величество, – обратилась она к Павлу, и тот послушно уселся на холодный камень королевского трона.

Снова потекли неторопливые церемониальные речи. Павел слушал, сердце стучало, руки тряслись. Он уже почти и не помнил, что собирался говорить. Он уже не был уверен, что говорить это и вправду стоит.

– Король Малахит! – громко объявила, наконец, Бирюза, и он вышел вперед.

– Господа, – начал Павел и удивился силе и уверенности своего голоса. – Я собрал вас сегодня… – (Тут он запнулся, выгоняя из головы навязшего в зубах Гоголя) – я собрал вас сегодня, чтобы объявить о своей готовности отречься от престола.

Зал загудел: встревожено и насторожено, но не возмущенно. «Не смогли они ко мне привыкнуть», – с горечью подумал Павел.

– Причин тому две, – продолжил он и с трудом подавил в себе желание начать расхаживать взад и вперед, как лектор перед аудиторией. – Во-первых, стало известно о том, что живы законные наследники престола. Сказал и спиной почувствовал, как заерзал и выпрямился в кресле Опал.

– Во-вторых, дело еще и во вчерашних событиях. Я не знаю, прав я был или нет, принимая вчера решения. Я не могу судить себя сам и не позволю судить другим, потому что все, что сделано было вчера, сделано было только ради спасения детей. Я считаю, что сделал все возможное. Но такое бремя не для меня. Ни один человек в этом зале не знает, чего стоит принятие решений в ситуации, когда каждая смерть – на твоей совести. А потому я с радостью передам ответственность за жизни и благополучие людей этого государства законному правителю.

За спиной Павла вскочил с места, не утерпев, Опал. В зале уже не просто шумели – надрывали голоса, перекрикивая друг друга.

– Тихо! Тихо! – дважды выкрикнул Павел, выставив вперед длинную руку. – С вами пока еще говорит король, и будьте любезны уважать королевское величество!

Волнение улеглось.

– Я еще не закончил, – проговорил Павел, обводя собравшихся суровым взглядом. – Судя по всему, вы довольны моим предложением. Тем более что со времени последнего совета круг кандидатов на престол значительно расширился. Однако так просто я не уйду. У меня есть одно условие…

Зал слушал его, затаив дыхание.

– Я категорически против того, чтобы государство возглавил Опал, и готов возложить венец только на голову Нефрита. Корону должен носить достойный. После вчерашних событий если что-то я и понял, то только то, что Опал не достоин править государством.

Зал взорвался дикими криками. Шум был такой, что казалось, будто рушится и падает в пропасть весь королевский дворец. Павел понял, что больше ему не дадут сказать ни слова.

Грохот выстрела и громкий злобный женский визг, переходящий в ультразвук – вот что заставило их замолчать. Черная тень упала на ступени возвышения. «Опять Рубин», – с нежностью и даже с любовью подумал Павел, хотя ему самому было непонятно, как можно относится к этой женщине иначе, чем со страхом.

– Молчать, ублюдки, – завопила она, пользуясь мгновенным затишьем. Павел увидел в ее руке пистолет. – Молчать! Первому же, кто откроет свой поганый рот, я всажу пулю в глотку!

В зале стало очень тихо, и Павел смог продолжить:

– Вспомните, господа, просто вспомните. Ведь едва ли не все из вас были там вчера. Вот принцы. Вы видели их вчера в Торговцах?

Он сделал паузу. Дворяне закивали головами, многие из них молча – все еще под впечатлением от слов Рубин, кто-то со сдержанным «да».

– Вот Рубин, – Павел сделал шаг вперед и с благодарностью положил ей руку на плечо. – Была она там?

– Была, – спокойно ответили из зала.

– Теперь посмотрите на своих соседей. И я уверен, вы вспомните, что и они там были. А теперь позвольте спросить, где был принц Опал, претендующий сейчас на престол? Он сидел в королевской палатке и ждал, пока все закончится. Он не пошел вместо меня на переговоры, хотя там, в усадьбе Алмазника, были и его дети. Он объяснил это тем, что должен сохранить свою персону в целости и сохранности ради стабильности в государстве. Он считал, что без него Камни не смогут пережить трудные времена, не справятся. Однако спросите себя: справились ли мы без него там, в Торговцах? Я считаю, что справились. Сможем мы пережить трудные времена без труса? Сможем. А теперь смотрите вот сюда. Вот сидит человек, который ни на что не претендует. Однако именно он, рискуя собой, сохранил жизни вашим детям. Он доказал, что может быть хладнокровным, что может принимать решения и думать не о себе, а о своем народе. О каждом человеке, а не о каком-то непонятном мне, эфемерном всеобщем благе. Черт с ними, с условиями, – Павел тяжело опустился на ступень, – я отрекаюсь от престола безо всяких условий. Выбирайте сами. Если вы выберете Опала, значит, вы того заслуживаете. Как король – пока еще король – ставлю вопрос так: кто считает, что Опал не достоин претендовать на этот престол и готов признать Нефрита первым и пока единственным законным его наследником?

Рубин все еще держала пистолет нацеленным в зал, и потому (а может, по иной причине) кольца поднимали молча.

Единогласно. Почти единогласно. Только несколько упрямых стариков сидели ровно и неподвижно, всем своим видом выражая презрение.

Нефрит, опешивший от такого поворота событий, встал со своего кресла. Павел оказался сидящим у его ног. Если не считать соблюдения формальностей, с этой минуты он не был больше правителем Камней.

Рубин опустила пистолет.

Глава 12 Гнев Малышки

– Мы не будем помогать вам, – кричал разозленный Пират. – Разве вы не понимаете, что для нас это чистой воды самоубийство?

– Для вас это шанс…

– Шанс, шанс… Не желаю и слышать о подобных шансах! По-моему, в прошлый раз я ясно сказал, что не могу рисковать детьми!

– Тогда мы сами, – в голосе Вадима послышалась угроза.

– Мы будем вынуждены защищаться.

– Да стойте же вы! – Павел встал между Вадимом и Пиратом и вытер пот со лба. Здесь, в Малышневке, по-прежнему царило вечное лето. Солнце нещадно пекло, и даже в полутемной хижине жара казалась невыносимой.

– Вы все прожили здесь по десять обычных человеческих жизней, – сказал бывший король. – Ты сам говорил, что такая жизнь мучительна. А мы хотим дать вам шанс повзрослеть, родить собственных детей, а потом умереть, как все люди. Жить среди людей! Узнавать что-то новое, завести новых друзей, влюбиться! Ты же сам говорил, что хотел этого, только струсил. Это первое. А второе – ты отвечаешь и еще за одну жизнь. Жизнь существа, которое несколько сотен лет не видит солнечного света в тесной земляной клетке. Она не выбирала себе такой судьбы. Ее обманули, и только благодаря этому чудовищному по жестокости обману ты и прожил так долго. Не пора ли платить по счетам?

Пират молчал.

– Мне не нужна эта жизнь, и не нужна ее свобода. Я могу ходить туда и обратно просто пользуясь талисманами. Но разве это справедливо? Подумай! – настаивал Павел.

– О ком вы? – в окне появилась черная голова Огонек. – О ком вы тут говорите?

– Да так, у нас тут свои разговоры, – Пират попытался захлопнуть ставень, но Вадим опередил его. Он придержал доску и пригласил девочку:

– Войди!

Та робко вошла, остановилась у порога.

– Понимаешь, – начал говорить Павел, старательно подбирая слова, – Малышневка появилась здесь не просто так. Много лет назад мальчишки устроили на этом месте ловушку – вырыли огромную яму. А потом привели сюда древнее существо. Таких было только два, и оба обладали огромной силой. Ее муж до сих пор жив и ждет свою жену, а она – пленница здесь, под землей.

– Под землей?

– Да. Ты обращала когда-нибудь внимание на камни там, на площадке? Это ее гребень.

– Гребень…

– Она все еще жива.

– Жива! – глаза девочки расширились от ужаса. – Так давайте отпустим ее!

– Об этом мы и пришли просить вас.

– Да, – вмешался Пират, – только они не говорят тебе, что она, скорее всего, в ярости и просто разнесет здесь все, как только почувствует себя свободной.

Павел хотел произнести слово «искупление», но сдержался.

– И к тому же она поспешит уйти, а значит все мы умрем мучительной смертью от мгновенной старости. Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы погибли все наши малыши? Они умрут. Все. Сагилит, Корунд, Чароит, Оникс, Сердолик… Тебе не жалко их?

Огонек перевела полные слез глаза на Павла.

– Я не знаю, что выбрать, Малахит, – сказала она прямо.

– Я думаю, у нас есть шанс спасти вас всех. Перед тем, как отправиться сюда, я долго говорил с ее мужем. Он сказал: она добра и отходчива и может вернуть вам всем обычную человеческую жизнь, будь на то ее воля, – отозвался Павел.

– Но скорее всего, она просто разбушуется и убежит отсюда, куда глаза глядят, – упрямо повторил Пират.

– Пойдемте туда, – попросила девочка.

Все так же возвышались бело-зеленые камни над желтой пылью вытоптанной площадки, все так же волновало и тревожило это место.

Маленькая Огонек подошла к одному из лепестков гребня, прижалась к нему, погладила. Ее желтое личико стало совсем бледным.

– Теперь я чувствую, что она живая. Она дрожит, ей страшно.

– Глупости! – возразил Пират.

– Потрогай сам.

Но мальчишка отказался идти.

– Я помогу вам освободить ее, – Огонек утерла слезу.

– Ты уверена? – Павлу и самому уже было страшно.

– Уверена, – шепнула девочка, а потом робко спросила: – как вы думаете, она поможет мне найти маму? Я не помню свою маму почти совсем, но только помню, что когда она была рядом, мне было так хорошо, как никогда не было здесь.

– Я не знаю, милая, я правда не знаю…

– Я думаю, она мне поможет, – девочка решительно кивнула головой и снова погладила пыльную пластину гребня.

– Хрен с вами, делайте, что хотите, – сказал Пират и ушел.

Он вернулся через десять минут. Вернулся не один – со старшими мальчиками, и в руках они несли лопаты.

Начали копать у центральных лепестков гребня. Земля под верхним слоем пыли оказалась тяжелая, сухая, слежавшаяся. Приходилось сначала разбивать ее лопатами. Павел размахнулся слишком широко, и железо чиркнуло по камню, высекая искры. Страшная дрожь пронизала землю. Мальчишки помладше упали, Огонек испугано вскрикнула и начала гладить теплый от солнца камень. Малышка успокоилась не сразу. Камень долго-долго дрожал мелкой дрожью, будто испуганная лошадь. Они продолжили копать. Чем глубже копали, тем более влажной становилась почва. И вот, наконец, показалась спина древнего чудовища – мокрый, почти черный амазонит. Было странно видеть, как мелкие волны пробегают по твердому камню – так кошка, потягиваясь, трясет спиной. Глухие удары стали слышны из-под земли, словно Малышка начала бить головой или хвостом снизу вверх.

К ночи все так устали, что готовы были повалиться спать прямо здесь, и повалились бы, если бы не надо было кормить малышей.

Утром они снова пришли к Малышке, и увидели, что земля над чудовищем пошла трещинами. К полудню Павел, Вадим и Пират приняли решение копать только втроем – они кожей чувствовали силу и гнев Малышки и не хотели подвергать младших опасности.

Они забрались уже довольно глубоко, сильно устали и копали в полном молчании, как вдруг Павел почувствовал сильнейший удар снизу. Он отлетел в сторону, перевернувшись ударился плечом о камень, торчащий из земли и почувствовал, как что-то хрустнуло. Боль электрическим разрядом прошла от сломанной ключицы через все тело.

Толстая, гигантская черепашья голова показалась из ямы. Над поверхностью появились каменные ноздри и два блестящих, ослепительно зеленых глаза. Где-то в земле открылась невидимая пока узкая пасть, и дикий рев раздался над деревней.

Вадим и Пират подскочили к Паше, чтобы вытащить его из ямы, но он рванулся вперед, к ней, поскользнулся и съехал к самому черепашьему клюву. Тяжелые каменные челюсти щелкнули и прихватили край его камзола. Изумрудные глаза уставились на Павла с ненавистью.

– Я только вчера видел вашего мужа, – заторопился сказать Павел, – и он умолял вас о милосердии. Они же только дети, глупые и немного злые дети. А эти, – он показал рукой наверх, – и вовсе не имеют отношения к совершенному против вас предательству.

Малышка раздраженно тряхнула головой и сказала:

– Мне нет никакого дела до того, о чем ты говоришь.

И острый каменный клюв, чуть приподнявшись, прочертил косую сверху вниз и справа налево. Темная кровь смешалась с темной тканью одежды. Павел почувствовал жжение и, опустив глаза, увидел рваную рану, пересекавшую всю его грудь. Тут же он почувствовал себя плохо. Амулет! Шнурок, на котором висели амазониты, был перерезан, и амулет лежал чуть в стороне. Павел потянул руку, но удар мощного клюва едва не лишил его пальцев.

– Постойте, ну послушайте же! – задыхаясь, закричал он. – Я понимаю, сотни лет под землей сведут с ума кого угодно, но все же послушайте! Дайте нам хотя бы шанс помочь вам. Вы же не выберетесь отсюда без помощи! Яма слишком глубока и земли вокруг еще слишком много!

– Маленький паршивец, – эти слова Малышка произнесла почти ласково, – и ты еще будешь торговаться? Моя свобода в обмен на твою жизнь – как неравноценен обмен! Конечно, я могу пожертвовать свободой, особенно после того, как столько лет мечтала о мести.

– Ну так почему не прикончить меня? Зачем эти игры? И дело-то всего в одном ударе клювом! Кроме того, ты можешь разрушить амулет, и само твое присутствие убьет меня. Ты же не умеешь и не любишь убивать. Ты зла сейчас, ты была зла на протяжении сотен лет, тем более что предателями оказались дети, которым ты так доверяла. Но спасли тебя тоже дети. Вот эта девочка тебя спасла, – Павел показал на Огонек, перегнувшуюся через край раскопа. Она копала, она освобождала тебя из плена, несмотря на то, что отлично понимала, как зла ты будешь. Все эти дети знали, что если тебе удастся выбраться, ты убежишь прочь, сметая все на своем пути, и тем самым подпишешь им смертный приговор. Но я объяснил им, и они поняли, что нельзя жить за счет других…

Малышка молчала, но Павел без слов понял, что может забрать свой талисман. Он протянул руку, собрал камни и принялся завязывать разорванный шнурок.

Малышка смотрела на него в упор. Она думала, и Павел видел, как уходит гнев. Глаза ее больше не были такими яркими. Свет в них теперь стал мягким, они светились, как лампы, прикрытые зелеными абажурами.

– Ты прав, – сказала она наконец. – Я не могу убивать даже тогда, когда очень хочу. И знаешь, что самое смешное? Ни разу в жизни – ни разу! – я об этом не пожалела. Ну, где вы там?! – Малышка подняла голову. – Кто-нибудь будет меня выкапывать?

Глава 13 Чудо для Веточки

Павел сидел, привалясь к шершавому пальмовому стволу и, изнывая от зноя, смотрел, как выкапывают Малышку. Его рука была прибинтована к корпусу чистыми льняными лоскутами. За прошедшие сутки Павел успел побывать у Липы, подлечившей его сломанное плечо, и в Камнелоте, откуда привел отряд ремесленников, которые и выкапывали теперь древнее чудовище.

К удивлению Павла, никто из ремесленников не удивился и не испугался Малышки. Они работали споро, и передние ноги чудовища были уже видны. К ним вел пологий спуск.

Рабочие стали осторожно освобождать из земли бока и хвост.

Огонек неожиданно появилась рядом с Павлом.

– Очень болит? – спросила она, с состраданием поглядывая на забинтованную руку.

– Нет, не очень, – улыбнувшись, ответил он. – Почти совсем не болит.

Она помолчала немного, а потом, набравшись смелости, спросила о другом:

– Можно мне туда, к ней?

Павел внимательно посмотрел в ее темные, наполненные слезами глаза, и понял, что какое-то важное дело не дает покоя этой маленькой одинокой девочке.

– Конечно, можно, – сказал он. – Знаешь, я даже думаю, что ей будет приятно, если ты поговоришь с ней.

– Почему ты так думаешь?

– Когда разговариваешь, время бежит быстрее. А ей так хочется, чтобы ее поскорее освободили…

От жары немного подташнивало, плечо болело пульсирующей болью, перед глазами плыли темные круги, и там, за этими темными кругами, уходила вперед и вниз широкая дорога, и девочка в длинной белой рубахе смело шагала к ногам каменного чудовища. Огонек дошла до Малышки и полезла вверх по земляной стене, цепко хватаясь за камни и корни растений. Девочка устроилась на выступе напротив ее головы и, раскинув руки широко, как могла, обняла эту тяжелую каменную голову. Павлу показалось, что Огонек плачет. Потом, отстранившись и утерев слезы, девочка начала тихо и с жаром что-то говорить. Малышка слушала молча, и лишь изредка кивала – медленно и задумчиво.

Она была свободна уже на следующее утро.

Тяжело сгибая и разгибая ноги, Малышка осторожно пошла вперед. Огонек стояла на краю ямы и переживала за каждое движение огромного камня так, что едва не плакала.

– Что ты? – Павел подошел и положил руку ей на плечо. – Успокойся, все хорошо. Смотри, она почти свободна.

Огонек с благодарностью пожала лежащую на плече руку.

– Знаешь, – сказала она Павлу, – она сказала, что обязательно найдет мне настоящую маму. Это точно.

И девочка разрыдалась.

Наконец все было кончено. Малышка стояла посреди деревни в окружении тепло укутанных детей.

– Не беспокойтесь за них, – сказала она Павлу, Вадиму и рабочим, тоже готовым отправиться по домам. – Я отпущу их, только делать это надо медленно. Мы потихоньку дойдем до Камнелота, и я попрошу людей помочь этим детям… Все будет хорошо.

– А ты сама? – спросил Вадим.

– Мне помогут спуститься в источник, к мужу.

И Малышка, окруженная детьми, пошла к выходу из деревни.

Только один мальчик не пошел вслед за ней. Она сразу заметила это.

– А ты что, Веточка? – спросила Малышка.

– Мне лучше остаться здесь. Я пробыл в Малышневке недолго. Отпусти меня сразу.

– Что же ты будешь здесь делать? Здесь же совсем скоро не останется ни одного дома…

– Я дал себе обещание, что дождусь тут одного человека. Даже если придется ждать всю жизнь. А замерзну – что ж… значит, у меня будет короткая жизнь.

Малышка пристально посмотрела на него.

– А хочешь, – спросила она, – я дам тебе силу камня. Я ведь знаю, что ты – дитя двух народов, и ничего не умеешь. Ты можешь выбрать любой камень, и я могу сделать тебя очень сильным. Это будет мой тебе подарок. Ну, как?

Веточка надолго задумался.

– Знаешь, – сказал он наконец, – Крысеныш бы принял такой подарок. А Веточка слишком часто становился кем-то другим, он очень хочет побыть собой.

– Хорошо, – кивнула Малышка. – Но не отягощай мою душу мыслью о том, что ты погиб, когда я могла помочь тебе. Давай условимся, что я провожу тебя до первой деревни, и попрошу приюта для тебя. А ты сможешь приходить сюда, когда захочешь. Ладно?

– Ладно, – немного поколебавшись ответил Веточка, и Павлу показалось, что он согласился с облегчением и радостью.

Малышка снова тронулась в путь. Они отошли на несколько шагов, и Павел услышал, как Пират, осмелев немного, спросил Малышку:

– А мне… ты не могла бы мне… дать немного спо…

Малышка повернула голову и ответила:

– А почему нет? Кем бы ты хотел быть?

– Я хотел бы строить дома…

Это была последняя фраза, которую слышали Вадим и Павел. Малышка и дети уходили из деревни.

Они еще не скрылись из вида, а в деревне пошел снег. Он падал на воду, намокал и тонул, и Павел увидел, что на озере больше нет корабля, только самый кончик мачты виднелся над поверхностью. Сзади них с грохотом обрушился дом. Листья пальм потемнели, и сами пальмы стали складываться под тяжестью снега, словно декорации, сделанные из плохой бумаги. Вадим и Павел не заметили, как минут за двадцать оказались в чистом поле: гниль и труху, в которую превратилась Малышневка, мгновенно замело чистым белым снегом.

Они подняли воротники и направились к темно-коричневой стене лабиринта.

Внутри было тепло, темно и сыро. Вперед, к порталу, вела плотно утоптанная тропинка, но Павел из любопытства заглядывал в боковые ходы, наполненные когда-то древней магией. Магия эта чувствовалась и сейчас, касалась лица, путалась в волосах, неприятная и безвредная, как густая паутина в осеннем лесу. Вадим наступил ногой в полуистлевшие подушки и перед ним мелькнул образ соблазнительной девушки. В другом месте призрачное чудовище полыхнуло в Павла несуществующим огнем. Что-то хрустнуло под ногой, и бывший король увидел, что раздавил огромную, выбеленную временем кость.

А потом они подошли к Столбу Живой Жизни.

Под Новый год, покрытый боевыми шрамами, придерживающий сломанную руку, Павел Малахит появился дома.

Белые сугробы, серое небо, черный лес – вьюга крутила и перемешивала их, они летели и сталкивались, точно кости в стакане игрока. Белый кружевной шлейф взметнулся, гонимый сильным порывом ветра, и закрыл серое небо. На земле потемнело, и показалось, что небо опрокинулось вниз, лес вовсе исчез, потом мелькнул на горизонте и пропал снова.

И только маленькая черная точка оставалась неподвижной посреди этого сумасшедшего кружения.

Это был испуганный мальчик, который стоял, обхватив себя руками, в поле, среди сугробов. Он переждал сильный порыв ветра, вздохнул, нагнул голову, как молодой бычок, и, боднув упругий, наполненный снегом воздух, пошел дальше.

Веточке на самом деле было страшно. Он приходил к Столбу уже не первый день, но сразу после гибели Малышневки ему не было так одиноко, как сегодня: Нефрит прислал сюда каменщиков, и они медленно и осторожно разбирали стены древнего лабиринта. Когда работа была окончена, Веточка увидел, что на месте лабиринта осталась лишь грязная, усыпанная битым камнем и полусгнившей дрянью поляна, мысом вдающаяся в лес. А посреди нее пульсировал двумя струями крови прозрачный красный столб, подножьем упирающийся в полукруглый прозрачный красный камень.

Теперь рабочие ушли, забрав с собой каменные глыбы. Начиналась метель. Она заметала дорожки, протоптанные в снегу каменщиками, она уже прикрыла черные пятна, оставшиеся от разведенных ими костров, она запорошила грязь, оскверняющую Столб Живой Жизни и намела прямо перед ним огромный сугроб, словно желала поскорее скрыть его от случайного взгляда.

Веточка был совсем один. Он знал, что как только замерзнет совсем, он уснет, и вьюга прикроет его белым одеялом – до весны.

«Что я должен делать? – думал Веточка. – Я уже был героем, и отец, наверное, гордился бы мной за то, что я сделал с людьми Алмазника на гати. Но я ведь не смог этого выдержать. То, что я сделал с людьми было так мерзко и страшно, что я стал Крысенышем. Хорошо. Но ведь и Крысенышем мне быть не понравилось тоже. Он бы ушел сейчас в деревню – греться у печки с чашкой похлебки в руках. Он все время спасал себя. И это почему-то тоже было противно. Так что же делать мне?» Он не знал.

И в этот момент сияние Столба стало ярче. Струи раздвинулись, потеряли свой кровавый оттенок, превратившись в мерцающий рубиновый занавес, и маленький силуэт возник над утопающим в снегу красным камнем. Из столба вышла Золотко, а мгновение спустя – ее мать.

Они бросились к Веточке, обняли его, как родного и, спрятавшись в лесу от холодного дыхания вьюги, стали спрашивать его и рассказывать сами.

Растерянный и испуганный, он говорил долго и сбивчиво, и, пристально посмотрев в прекрасные глаза Анис, спросил у нее наконец:

– Что же мне теперь делать?

– Я думаю, – ответила она, ласково обняв его за плечи, – нам всем сейчас надо идти в Камнелот. Мы должны найти Латунь, а ты – маму и братьев. Знаешь, мне почему-то кажется, что это будет неплохим делом – для начала.

И Анис улыбнулась.