Текст книги "Шут и слово короля (СИ)"
Автор книги: Наталья Сапункова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Да что за спешка? – взвился Бик. – Он всю зиму не работал, и платить за него гильдейский взнос?
Якоб опять вздохнул. Разговаривать с хозяином цирка ему всегда казалось утомительно и чуть смешно. Вот ведь любит человек поломаться, покочевряжиться – циркач, одним словом.
– Не тебе ведь кошель развязывать, а, Бик? Ты уж подожди, скоро парень повзрослеет, недолго тебе осталось его терпеть. А если так невмоготу, навести Графа, поплачься ему…
Бик отшатнулся от Якоба и сел прямее.
– А вот скажи-ка мне, дружище Бик, где кольцо, которое носила твоя Мерисет? Золотое кольцо, с гербом и красными камешками. Помнишь ведь его?
Бик закивал – он помнил.
– Все женщины растяпы. Она его потеряла.
– Это ладно. А что за герб был на кольце, знаешь?
Бик молчал.
– Да брось, – усмехнулся Якоб, – это же кольцо бастарда. Виолика умерла. Ребенок остался у тебя. И ты не попробовал слупить хоть что-нибудь со знатного папаши? Не все ведь лорды сыновьями разбрасываются, пусть и незаконными. Ну? Чей герб?
Бик смотрел исподлобья, и в его глазах Якоб теперь явственно видел усмешку.
– Герб маркграфа Сарталя. Это такой марк на востоке, небольшой, самая окраина, город портовый на побережье и пара островов, деревень десяток. Земля скудная, но живут небедно, там только ленивый контрабандой не промышляет. Опять же – порт, корабли гринзальские приходят.
– Я знаю, что такое Сарталь, – прервал его Якоб. – Так ты вообразил, что маркграф тебе заплатит?
– А почему бы не вообразить? У него один законный сын, про бастардов не слыхать. Хоть один еще не помешал бы, как считаешь?
Якоб кивнул удовлетворенно – пока все сходилось.
– Ну, и?..
– Вот тебе и «ну»! – Бик громко расхохотался. – Хорошо, что я не сунулся сразу к лорду, разузнал кое-что про нашу красавицу! Да, кольцо маркграфское, это верно. Да, любил ее лорд, души не чаял, недаром его леди взревновала. Да только… – Бик опять захохотал, и смеялся долго – видимо, все-таки перебрал на этот раз.
Якоб не без труда добился, чем закончилась та история. Хмыкнул, почесал затылок. Подумал, что Графу история тоже понравится, пожалуй, когда он ее узнает. И пошел спать.
Граф велел бросить кольцо в воду. Ему не нужно знать происхождение Эдина.
Потому что… он и так знает?..
Почему-то граф Верден знает решительно все, словно он и правда колдун…
Якоб решил, что Эдину он, пожалуй, расскажет, при удобном случае. Как бы перепроверить, не соврал ли Бик? Вообще, с него станется, даже с пьяного. А раньше времени нечего парня тревожить.
Засыпая, Якоб помечтал немного. У него будет дом, свой, с огромным садом, с башней и голубятней – дом, стоящий на его земле. Огонь в огромной пасти камина. Скатерть на столе. Свежее белье. Жена. Сын, который норовит забраться на колени. Это еще будет…
К неприкаянной бродячей жизни Якоб Лаленси привык давно, и даже слишком. Начал привыкать в семнадцать, когда спешно сбежал из королевского замка в Лире, спасаясь от отцовского гнева, королевского неудовольствия и от верной смерти, которой грозил ему обманутый в своих ожиданиях жених одной милой придворной хохотушки…
Он ведь уже не мальчик. И не циркач, чтобы всю жизнь шататься по дорогам в продуваемом ветрами фургоне. Но сначала он дождется, чтобы все устроилось у Эдина, и очень постарается удачно выдать замуж Милду.
ГЛАВА 8. Цирковые будни
С приездом в город Асте для цирка Бика началась светлая полоса. По случаю свадьбы сына местного графа в городе устроили праздник с большой ярмаркой. В Асте съехалось немало людей мало-мальски знатных, считающих своим долгом засвидетельствовать почтение графу и новобрачным – это раз, и множество жителей ближайших городов и деревень, на ярмарку – это два.
Как и в прошлые годы, Эдин по очереди с акробатами выходил зазывать публику на представления. Хорошие сборы начались с первого же дня. Радовались все, а дядюшка Бик почти перестал брюзжать и даже иногда насвистывал что-то себе под нос. А по вечерам после представления циркачам накрывали большой ужин в ближней таверне, и уже это говорило о том, что дела идут хорошо, при другом раскладе Бик ни за что бы не расщедрился. Впрочем, в случае успеха это бывало выгодно, далеко не за всё на столе платил хозяин цирка, многое было подарком от зрителей, желающих отблагодарить артистов, и таковых находилось немало. Поэтому на стол каждый раз подавались то сочный мясной пирог, то внушительных размеров окорок, и обязательно вино. Если эти изыски презентовались мужчинам – Бику, Димерезиусу и особенно часто – Якобу, то конфетам, орехам в меду и засахаренным фруктам все были обязаны Милде и Сьюне – обе девушки были донельзя хороши.
Помимо своих обычных номеров на шаре и с медведем Милда танцевала теперь со Сьюной танец с огнем, а возле круга расставлялись ведра с водой – на всякий случай. Но пока обходилось без неприятностей, зато две стройные женские фигуры, все в огненных сполохах, приводили публику в неистовство. Когда Милда и Сьюна выходили на круг, то Якоб и Эдин обязательно были поблизости с мечами у поясов, своим недвусмысленным видом отпугивая чересчур настойчивых поклонников огненных красавиц. После того, как Якоб коротко переговорил с самыми настырными, пошла обычная молва: девочек из этого цирка купить нельзя, и торговаться бесполезно. И все равно случалось, что во время ежедневного поединка, когда Якоб принимал вызов любого желающего, находились охотники поставить на одну из девушек, а то и на обеих, и денег предлагали щедро – однажды какой-то толстый торговец бросил под ноги Якобу целый кошель солленов. Якоб всегда отвергал такие ставки, при том, что ни разу с начала работы в Асте не проиграл поединок. Он заработал бы очень много, и Бику, и себе! Вот тут Бик зубами скрипел с досады.
Впрочем, как заметил Эдин, количество сладостей на их столе из-за этого не уменьшилось, скорее наоборот.
Однажды сам Бик, перебрав за ужином, зажал Милду в темном углу у лестницы, благоразумно убедившись, что Якоба поблизости нет. И несколько удивился, ощутив холод клинка у себя под лопаткой – меч держал Эдин, и то, что меч был цирковой, то есть тупой, мало кого могло бы утешить.
– Прошу прощения, хозяин, – сказал Эдин со всей вежливостью, на которую оказался способен, – не соблаговолите ли отойти в сторонку?
Бик люто взглянул на Эдина.
– Вырос, волчонок, да? Обнаглел?
Однако не заставил себя упрашивать, ушел сразу. А Эдин, примерив на себя услышанное, охотно согласился. Да, выходит так, вырос. И получается, обнаглел. Это оказалось как-то очень естественно и даже приятно – тронуть шкуру хозяина мечом, потому что нельзя обижать их Милду. Бику даже больше нельзя, чем прочим.
Интересно, решился бы Эдин на такое без этой зимы в Развалинах, когда сам почти поверил, что он – молодой лорд?..
А впрочем, лорд, не лорд, какая разница. Всю жизнь пресмыкаться перед такими, как дядюшка Бик, Эдину Вентсиверу точно было не по сердцу. Да-да, пусть Эдину Венсиверу – так звучит куда лучше, чем просто Эдин.
Позже, к самым свадебным торжествам в Асте приехал ещё один цирк. Этот цирк не стал ставить шатер на одной из площадей, а обосновался прямо в графском замке – то есть, он прибыл по специальному приглашению графа.
– Это «Дом чудес» из Лира, лучший цирк Кандрии, – сказал Эдину Димерезиус. – Впрочем, сравнивать не стоит, он просто другой. Там тоже есть танцоры, гимнасты и дрессированные звери, но главное – фокусы. Чудеса. Это единственный цирк гильдии, который ездит по стране лишь изредка, по приглашению.
– Жаль, нельзя посмотреть хоть одним глазком, – вздохнул Эдин.
– Конечно, можно. Обязательно посмотрим.
– То есть, мы пройдем в замок? Или они будут представлять в городе?
– В городе – не думаю. Наверняка граф будет против, чтобы угощением, купленным для его гостей, потчевали горожан. Но положись на меня, дорогой, мы непременно увидим их главное представление.
Наутро после графской свадьбы город праздновал, пил выставленное графом вино, заедая его графскими же пирогами, а в тавернах по всему городу с предыдущей ночи жарили и пекли – ясно же, что графского угощения надолго не хватит. И на вечернем представлении следовало ожидать полный аншлаг. А Димерезиус сказал Эдину:
– Сегодня вечером работаем первыми, потом идём в замок. Я уже договорился с Биком. Оденься прилично. Настолько прилично, что меч тоже возьми.
Циркачам, как и прочим простолюдинам, ходить по городу с мечами запрещалось. Так что, по сути, Димерезиус предложил ему снова притвориться дворянином, а Эдин ничего не имел против – это даже забавно, и пригодится одежда, положенная Меридитой.
Под вечер, но задолго до заката, Эдин с Димерезиусом проехали в ворота графского замка верхом на лошадях, взятых внаем на их же постоялом дворе. Хотя могли бы и пешком дойти. Понятно, почему: чтобы выглядеть, как сказано, «прилично». Сам Димерезиус тоже извлек из своих сундуков шелковый костюм, бархатный плащ с шелковой подкладкой, берет с пряжкой, и все это мало было похоже на одежду для выступлений. И на лошади фокусник, которого Эдин считал если и не стариком, то близко к тому, держался на удивление ловко. А когда стражник преградил им путь, то Димерезиус предъявил бляху на шнурке, и их тут же пропустили. Другие стражники, увидев бляху, поставили их лошадей у общей коновязи. И вообще, Димерезиус вел себя в графском замке так, словно был тут множество раз. И когда Эдин спросил об этом, улыбнулся:
– Конечно, я тут был. «Дом чудес» мой цирк, а граф Диндари любит чудеса. В Лире, мой мальчик, я посадил бы тебя на лучшее место, а тут нам придется довольствоваться самыми дальними и незаметными. Но ты все увидишь, не сомневайся.
Представление давали в большом зале, куда, кажется, набились все, кто только смог. Но эти «все» в основном толпились у стен и у входа, а в центре был очерчен большой круг, вокруг которого на разномастных стульях и табуретах, собранных, должно быть, по всему замку, расселись графские гости. В середине были выставлены в ряд высокие кресла с подлокотниками, для важных персон. А в середине круга… Странно. Середина круга была закрыта плотными полотняными ширмами.
Маленький человечек, по одежде определенно циркач, встретил Димерезиуса с Эдином у входа и отвел их к дальним местам сбоку. Фокусник знаком велел Эдину сесть, а сам отошел и заговорил о чем-то с человечком. Эдин тем временем не без трепета разглядывал маленького циркача. Это был взрослый человек с крупной и красивой головой, узкогрудый, с сильными развитыми руками и очень маленькими ножками – карлик, уродец, Эдин еще таких не видел. Хоть и принято считать, что карлики идут в шуты и в циркачи – не видел. Может, в замке у короля их немало? И вот за такого королю вздумается выдать Аллиель Кан? Хотя, этот кажется хорошим человеком, и к его уродству привыкнуть можно быстро. Но не дело, если король выдаст Аллиель замуж за уродца именно ради его уродства. Так король все-таки не может поступить, верно? Это было бы чересчур. Кстати, карлик так радовался Димерезусу, словно встретил давнего друга.
Карлик вдруг обернулся и посмотрел прямо на Эдина, и тот, смутившись, поспешно отвел взгляд. И тут же вздрогнул: его самого в упор рассматривала девочка в нарядном платье с пышной юбкой, с целым водопадом локонов, перевитых лентами и жемчужными нитями. И она казалось знакомой, хотя Эдин не сразу вспомнил, когда ее видел.
Это в ее карете Аллиель уехала весной в свою школу.
Кажется, девочка ожидала от него чего-то. Приветствия издали достаточно будет? Или подойти? Наверное, лучше второе. Эдин покосился на занятого разговором фокусника, встал со своего табурета, подошел в девочке и поклонился.
– Безмерно рад встрече, эээ… миледи?..
Кстати, рядом не было дамы-дуэньи, которые обычно сопровождали на публике знатных молодых девушек. И в то же время, она дочь лорда – кто же она?
– Лорд Эдин, я так рада нашей встрече!
– Не зовите меня лордом, я не лорд, – мягко возразил Эдин.
– Ах, да какая разница? – она засмеялась. – Меня зовут Ниала, я дочь графа Диндари. И почему ваша сестра не представила нас друг другу? Ее воспитание имеет недостатки, вы не находите? – она лукаво стрельнула глазами.
Еще одна графская дочка! Везет ему на них последнее время, а ведь недавно ни одной не знал.
– Без сомнения, – охотно согласился Эдин, широко улыбаясь. – Но вряд ли стоит упрекать в этом ее отца. Это ваши монахини виноваты… как вы их зовете? Учительницами? Я скажу графу Вердену, пусть попеняет им при случае.
– Не надо! – Ниала шутливо погрозила пальцем. – Я же пошутила, лорд Эдин. Они наставницы. Сестры-наставницы.
– Я тоже пошутил, леди Ниала. Кстати, очень рад знакомству. У вас такое потрясающее имя – Ниала. Леди Ниала Диндари.
– Правда? Ну, лорд Эдин – тоже красиво.
– Леди Ниала, я не сын графа, если вы об этом.
– Это понятно, вы незаконный сын. Но знаете, что сказал мой отец, – глаза Ниалы заблестели, она понизила голос, – он сказал, что граф Верден непременно добудет для вас права законного, иначе он не граф Верден. Так что, бедняжка Аллиель никому не передаст титул, вы получите его раньше.
Эдин даже растерялся немного. Значит, так о нем говорят? Его определили в сыновья Графу, не больше не меньше? Вот так последствия у маленькой шутки.
– Я не сын графа Вердена, – сказал он. – Я очень дальняя родня. А вы любите цирк, леди Ниала?
– Как же его не любить? Особенно этот? – она вновь понизила голос, – мама вчера посылала за храмовыми амулетами от колдовства. Она не верит, что можно без колдовства творить такие вещи.
– Конечно, можно!
– Откуда вы знаете?
– Странно, что вы здесь, – сменил тему Эдин. – Это тоже просто чудо. Вы же уехали в свою школу, леди Ниала, и лишь затем, чтобы тут же вернуться?
– А это очень просто, лорд Эдин, – Ниала упорно не желала соглашаться с тем, что титула у Эдина нет, – отец обещал, что я побываю на свадьбе брата, и заодно вчера отпраздновали мою помолвку! Лорд Эдлин, хотите посмотреть на наш замок сверху? Тогда пойдемте прогуляемся, представление всё равно не начнется, пока отца нет. Идите вот туда, в ту дверь, там коридор, и ждите меня. Я выйду через минуту.
Эдин покосился в сторону Димерезиуса, тот по-прежнему был занят разговором.
– Хорошо, леди Ниала, буду вас ждать.
Действительно, она вскоре вышла следом. Миновав коридор и поднявшись по высокой винтовой лестнице, они оказались на самом верху башни. Эдин восхищенно вздохнул – весь замок был под ними как на ладони. И не только замок, еще город – справа, поля и полоса леса вдали – слева.
– Вам нравится, лорд Эдин?
– Очень, леди Ниала.
Ах, какие церемонии – лорд, леди. Неужели его маскарад и в самом деле столь успешен? Или Эдин действительно так мало отличается от настоящих сыновей лордов? Что-то не верится.
Прямо под ноги попался моток веревки, с виду – хорошей, новой, Эдин подвинул его сапогом.
– Зачем тут веревка?
– Откуда же мне знать, лорд Эдин?.. – рассеянно откликнулась девочка.
– Вы с Аллиель подруги, леди Ниала?
– По правде говоря, не знаю. Ну, вероятно, да. Мы спим на соседних кроватях.
Это значит – нет. Но не может ведь быть, чтобы у Аллиель Кан в этой её школе не было друзей?..
– Передадите ей привет от меня?
– С удовольствием! Ах, как хорошо, что я вас встретила, лорд Эдин. Мне так хотелось сбежать от тети Ви, которая должна за мной присматривать. С ней скучно!
– Рад помочь, леди Ниала.
– А зовите меня просто Ниала!
– Договорились. Тогда меня – просто Эдин. Вам нравится учиться в вашей школе, Ниала? – ему действительно было интересно, каково там, в школе Аллиель.
– Гм… не думаю, чтобы там кому-то нравилось. Хотя, иногда бывает и забавно, – дипломатично ответила Ниала. – В любом случае, я скоро уеду ко двору, уже через год, наверное! Я буду фрейлиной королевы Астинны. А потом выйду замуж.
– Аллиель тоже собралась ко двору, по крайней мере, королева ей это пообещала.
– Ой, правда?
– Конечно, я сам слышал.
– Вот как, – дочка графа, кажется, действительно удивилась. – Аллиель говорила, но я не думала, что уже всё решено.
– Решено королевой, которая может и передумать. Давайте считать, что я ничего не говорил, и пойдем обратно в зал? А то пропустим начало.
– Погодите, я вам кое-что покажу, – леди Ниала бесстрашно склонилась над парапетом, окружающим верхнюю площадку башни, – вон, видите?
Там были цветы. Куст каких-то цветов с махровыми лепестками, похожих на розы, рос на карнизе… точнее, это был даже не карниз, а небольшой вступ непонятного назначения, на расстоянии не меньше роста Эдина ниже парапета. Полностью раскрывшихся цветов было два, и еще россыпь бутонов, нежного желто-оранжевого оттенка.
– Какое чудо, правда? – Ниала радостно улыбалась. – Точно такие были в нашей оранжерее, но погибли, и такого цвета больше не осталось. А откуда взялся этот куст, никто не знает. Я его поливаю, когда могу. Жаль, до цветов невозможно дотянуться.
– Почему – невозможно?..
Эдин прошелся взглядом по стене до куста – не гладкая, есть выбитые камни, можно держаться. И веревка есть.
Веревку он сначала подергал – точно ли хороша, и привязал двойным узлом к железной скобе у лестницы. Сделав две петли, одну он закрепил на своем кожаном поясе, вторую надел на руку. Еще раз примерился взглядом к стене – всё, теперь как нечего делать. Главный закон акробата: если есть возможность подстраховаться, надо подстраховаться. А потом – надо забыть о высоте. Высота – это не страшно, если о ней не думаешь, есть куда ставить ноги и есть страховка.
– Эдин, нет! – закричала Ниала. – Ведь так высоко!
– Ничего, я быстро. Только не трогайте веревку. Считайте вслух.
– Эдин!
– Считайте, – он снял меч и положил его на пол.
– Один, два, три, четыре, пять… – начала она медленно, и голос ее дрожал – от волнения?
Эдин тем временем спустился до цветущего куста – по такой стене это действительно было нетрудно, сорвал цветок и вернулся. Вернулся, когда Ниала досчитала до шестнадцати, и вручил ей самый пышный цветок.
– О, Эдин! Это поразительно! – на ее длиннющих ресницах дрожали мерцающие капли, – как же я испугалась.
– За мою жизнь? Благодарю вас, мне лестно, леди Ниала Диндари. Теперь вы мне по-настоящему нравитесь, – последние слова были искренними и вырвались случайно, и Эдину тут же захотелось прикусить себе язык.
– Теперь? Ну почему?! – неподдельно удивилась она.
– Потому что беспокоились обо мне, – Эдин неловко улыбнулся. – Я думаю, многие дамы просто радовались бы, если бы ради них совершили какое-нибудь опасное безрассудство, гордились бы, и всё. Да? Так что, ваш будущий муж должен дорожить вами, ему достался чудный приз.
– Ох, не говорите так, – пробормотала она смущенно. – Вы удивительно вяжете эти узлы, и вообще, не каждый так смог бы.
– Ерунда. Зато я совсем не умею вышивать, – он улыбнулся, но тут же улыбка замерзла на его лице.
Потому что на них, высунувшись по пояс из люка в полу, смотрел хмурый Димерезиус. Впрочем, лишь встретившись глазами с Эдином, фокусник слегка кивнул и начал спускаться, Ниала его не заметила.
Эдин распутал все узлы на веревке и бросил её на прежнее место.
– Нам пора, Ниала. Давайте вернемся. Идите сначала вы, а я немного позже?
Она быстро кивнула, и стала спускаться по лестнице, Эдин выждал минут пять и последовал за ней. У самого входа в зал его изловил Димерезиус – больно взял рукой за плечо.
– Что ты творишь?!
– Я просто прогулялся, Димерезиус. Отпусти, – он вывернулся из под руки фокусника.
– Просто прогулялся?! Мальчишка. А я-то уже поверил, что твоя голова способна мыслить. Чего ждать от щенка, который захотел поиграть во взрослого! Начал думать не головой, а чем-то еще?
– Димерезиус. Нет…
– Нет? Ты уединился с дочерью графа, с просватанной девушкой, без сопровождения. На этой башне вас могла видеть половина замка. Граф или её жених могут потребовать наказания для тебя, а это проблемы! Ты уже в том возрасте, дорогой, когда должен думать о приличиях постоянно, особенно в таких местах, как это!
– Но ведь она сама…
– Она?! Она должна соображать вместо тебя, что ли?!
– Димерезиус, прости меня. Я действительно не подумал.
– Мы уходим. И не возражай.
Эдин и не возражал. Но как же жаль, вот так взять и уйти!
Димерезиус сжалился, и пришли они вовсе не к выходу, а к узкой двери, забранной портьерой, там суетились, ходили и бегали люди в цирковых костюмах – гимнасты и танцовщицы, и даже фокусник был, он тянул из кармана длинную-длинную алую ленту.
– Господин, вам подать стул? – походя спросил кто-то у Димерезиуса, тот махнул рукой, дескать, не нужно, и подтолкнул Эдина к самой двери.
– Смотри.
С этой стороны не сидела публика и круг был отлично виден. Почему-то первой на глаза Эдину попалась Ниала, она уселась в одно из кресел, а оранжевый цветок приколола к корсажу платья. Потом Эдин посмотрел-таки на середину круга, и перестал дышать – там стоял невысокий стол, на котором на большом серебряном блюде лежала человеческая голова. Без тела. Между тем голова моргала, двигала губами – что-то говорила, должно быть. Строила гримасы. Отвечала на вопросы, которые громко задавал кто-то из публики. Широко улыбалась синеватыми губами.
– Димерезиус?!
– Нравится? Это фокус достоин того, чтобы идти последним в представлении, но он так сложен в установке, что последним может быть только в Лире. В других местах – первым. Любая небрежность может все испортить.
– Димерезиус. Она живая?
– Ну конечно.
Не переставая загадочно улыбаться, Димерезиус дал Эдину ещё посмотреть, потом задернул портьеру.
– Пойдем.
По дороге до замковых ворот он спросил негромко:
– Каким образом это сделано, как считаешь?
– Я считаю?.. Там совсем нет магии, колдовства? Это точно?
– Ты разочаровал меня этим вопросом. Конечно, точно.
– И ты мне скажешь?..
– Если заслужишь ответ. Посмотрю, как будешь строить догадки. Можешь начинать.
Эдин уныло молчал, ничего стоящего в голову не приходило. Тогда Димерезиус спросил:
– Может, скажешь, с какой стати тебе пришло в голову пушить перья перед дочкой графа? Вы знакомы?
– Она приезжала в Развалины. Она учится вместе с Аллиель Кан. Да ничего я не пушил!
– Ну да, ну да. Может, ты и не завладел ее сердцем, но точно поразил воображение. Понравилось?
– Димерезиус, я… понимаешь. Я думал, если понравлюсь ей, она захочет крепче подружиться с Аллиель.
– Что?! Ты потрясал воображение одной красотки – ради другой?! Мальчик мой. У меня нет слов, – смеясь глазами, фокусник покачал головой. – Упражняйся, далеко пойдешь.
– Димерезиус, нет. Ну, ты же всё понял.
– Прими совет. Если еще раз выкинешь подобное, никогда не признавайся. Женщины такого не прощают.
– Димерезиус!
– Ладно. Что сделано, то сделано. Насчет фокуса – держи подсказку. В этом замке есть другой зал, более нарядный, но там «голову» показывать нельзя, из-за галереи под потолком. Думай.
– А еще?
– Подсказки? Ладно, вот, – порывшись в кармане, Димерезиус протянул Эдину маленькое зеркальце в оправе.
Ночью, уже после полуночи, Эдин проснулся от голосов в комнате.
Якоб. И Димерезиус.
– Я лучше сейчас увезу его отсюда, – это сказал Якоб.
– Не лучше. О нем знают. Досадно, но ничего страшного.
– Да ничего не знают! Уехать, и все.
Эдин поднялся на локте.
– Что? Что случилось?
У Якоба был злой взгляд. Очень злой.
– Друг мой, не от каждой напасти можно укрыться, как не от каждого дождя следует прятаться, – примирительно сказал Димерезиус. – Всё образуется. Лучше, конечно, если бы мы могли вести себя как честные люди, которым нечего скрывать.
– Что такое?! – Эдин сел на кровати.
– Потом узнаешь. Выпей это, – Димерезиус протягивал стакан, заполненный чем-то примерно на треть. – Пей же, – положив руку ему на затылок, фокусник почти силком влил питье, Эдин проглотил все парой судорожных глотков.
Немного горько.
– Положись на меня, – сказал Димерезиус. – Ничего страшного, не беспокойся. Спи дальше.
– Димерезиус?..
– Говорю же, спи дальше. Тебе будет немного жарко, это нормально. Спи, – рука Димерезиуса прошлась по его лбу.
Эдин мельком глянул на Якоба, тот пожал плечами и кивнул ему.
– Если ты мне его отравишь, фокусник, тебе не жить.
«Отравишь»… Кого?..
Эдин слышал, но говорить не хотелось, очень не хотелось…
– Я на твой счет не обманываюсь, мой друг, – Димерезиус говорил сухо и устало.
Спать…
Эдин слышал еще, как его лица касалась мягкая кисть, по скулам, под глазами. Знакомые ощущения: Якоб перед выступлениями подрисовывал ему лицо сухим гримом, придавая вид более глазастый, более худой – более юный.
– Ты за зиму повзрослел. В таком номере чем кажешься младше, тем публике больше понравится.
Эдин не очень замечал, что изменился внешне, кроме роста, пожалуй. Другие замечали.
Качается зеркало. Много зеркал. Они кружатся.
Подсказка. Это подсказка… ему…
Солнечные зайчики прыгают по комнате, по лицу.
Зеркала качаются.
Маленький сухонький карлик в пестрой куртке и высоком колпаке подбрасывал вверх кучу чего-то яркого. Эдин шагнул ему навстречу, протянул руки, рассмеялся. В стене появилась дыра, и карлик исчез в ней, потом появился опять. Лицо у карлика изменилось, стало страшным…
Какие-то дети, их много. И взрослые. Но лиц не видно. Не видно совсем. Они ушли, оставили его одного. Зачем?!
Солнечные зайчики. Зеркала… Нет, зеркало одно. Большое, квадратное, в резной раме. Оно вставлено внутрь другой рамы и закреплено посередине, так, что его можно качать – вверх, вниз, отражается то пол, то потолок, то пол, то потолок. Костяная фигурка королевы Элвисы смотрит на него с укором. Но почему? В чем он виноват?..
Пол, потолок, пол, потолок…
Потолок.
Эдин открыл глаза, закрыл, потом снова с неохотой открыл.
Да, потолок. Набранный из неровных деревянных плашек. В комнате на постоялом дворе. А зеркало… да зеркала здесь отродясь не бывало. И что за ерунда ему снилась, скажите на милость? И голова чугунная, словно не спал.
Пол, потолок, зеркало…
А, ну да, собственно. Все понятно. И как же он, дубина стоеросовая, сразу не догадался. Зеркало – подсказка. И конечно, нельзя, чтобы наверху была галерея. И неужели никто-никто?..
Эдин потянулся, хотел встать – голова немного кружилась. А солнце высоко, уже не утро, уже день. Хлопнула дверь – вбежала Милда.
– О, очнулся, наконец-то! Ты как?
– Я хорошо. А почему меня раньше не разбудили?
– Ну да. Ты тут в жару горел и бредил. Воды хочешь?
– В жару, бредил? Я?! – Эдин не поверил.
– Нет, я! – передразнила Милда. – Начальник стражников велел тебе доктора позвать.
– Дай воды, а? – попросил Эдин, оглядываясь в поисках кувшина. – Ты правду говоришь?
Пить, действительно, захотелось очень.
– Еще бы! – Милда подала ему стакан. – Ты вставать-то будешь, или еще больной?
Дверь снова открылась, вошел фокусник.
– Проснулся? Ну как, ты в порядке? – он широко улыбнулся, сделал знак Милде, – прошу, иди, девочка.
– Димерезиус, я понял секрет отрезанной головы, – выпалил Эдин, едва девушка скрылась за дверью.
– Тихо, – фокусник прижал палец с губам, приоткрыл дверь, выглянул, повернулся к Эдину. – Главный закон циркача: узнал чужой секрет – используй его, но сохрани во что бы то ни стало. Для фокусника это важнее вдесятеро. Так что ты понял?
– Зеркала, – выдохнул Эдин. – Человек прячется под столом, и он с четырех сторон закрыт зеркалами. Верно? Пол должен быть ровным и чистым. Да? Нельзя, чтобы кто-то смотрел фокус сверху, например, с галереи, потому что можно увидеть отражение в зеркалах… чего-нибудь… Да, Димерезиус?
– Верно, мой мальчик, верно. Молодец. Зеркала я заказывал в Гане, два комплекта, качество зеркал – это важно. Они обошлись мне почти в сто солленов. По этой причине такой фокус невозможно поставить в цирке Бика. Впрочем, не только поэтому, конечно.
– Постой, Димерезиус. Говоришь, ты покупал зеркала? Это был твой фокус? А почему же ты ушел из того цирка?
– Из «Дома чудес»? Так уж вышло. Потом, может, расскажу.
– Ладно уж, но про то, что тут случилось, рассказывай сейчас. Почему Милда говорит, что я был болен этой ночью?
– По-порядку рассказывать? – усмехнулся Димерезиус. – Свадьба, сам понимаешь. Много шума, много гостей, а ловить рыбку в мутной воде любители всегда найдутся. В замке у одной гостьи похитили редкие драгоценности. Кстати, это случилось немного позже того, как ты покинул одну известную тебе башню, и злоумышленник воспользовался одной известной тебе веревкой, надо думать, его она там и дожидалась. Тебе ведь известно, что воров любят искать в цирках? Помнишь, какая была стена? Ты скажешь – ничего трудного, но много шансов спуститься по ней у случайного человека?
– Но погоди, а я при чем? И вор – он не обязательно случайный!
– Разумеется, мой мальчик. Но слишком уж часто нам приходится объяснять это страже и дознавателям. Мы покинули замок до преступления, и это подтвердила стража. Так что к тем посетителям замка, которых мы с тобой изобразили, претензий нет. Граф распорядился сделать строгое внушение леди Ниале и принес извинения её жениху.
– Даже так, – пробормотал Эдин, на что фокусник только улыбнулся.
– Но, видишь ли, у начальника городской стражи всюду соглядатаи, это значит, что он хороший начальник стражи, – продолжил он. – Вот ему и донесли… ну, должно быть, не ему, а какому-то из его помощников, что двое циркачей, то есть мы с тобой, весь вечер не работали, а ведь Бик решил дать второе представление, больно день вчера был денежный. А ты разве не лазаешь по трапециям перед представлением и после него, дразня Вудуду и потешая трактирных мальчишек?
Эдин только вздохнул. Ну, да, было раз, позабавился. Или два…
– Так вот, это так же случайно дошло до ушей управляющего «Дома чудес», от которого как раз в это время тоже потребовали некоторых объяснений. Тот сразу послал весточку мне. Вот и все, эти несколько совпадений помогли нам свести на нет возможные неприятности. Когда явились стражники, ты так натурально метался в жару, что они не могли тебя подозревать и вопрос был закрыт, не успев возникнуть. Кстати, я тебя ещё немного подрисовал, чтобы не казался таким здоровым.
– Понятно, – Эдин потер лицо руками. – Ты дал мне снадобье, и у меня на самом деле был жар. Знаешь, Димерезиус, мне снились странные сны. И зеркала… я ведь из-за них и понял про «отрезанную голову». И еще что-то… Я не помню. Карлик вылезал из стены и залезал обратно. Карлик в костюме шута. Не похожий на того, что был вчера в замке. И еще что-то…
– Гм… Ничего. Сны – это просто сны. Не переживай, – Димерезиус погладил его по голове. – Через три дня мы уезжаем отсюда. Кажется, Бик упоминал Гардарью.
– Гардарья – это ведь в сторону Лисса?
– Верно. Но вряд ли мы поедем до Лисса. А зачем тебе туда?
– Да просто, – Эдин быстро пожал плечами. – Мы же там еще не были, верно?
