Текст книги "Шут и слово короля (СИ)"
Автор книги: Наталья Сапункова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Перед расставанием Аллиель на минутку выскочила из кареты и повисла сначала на шее у Якоба, потом Эдин обнял ее и легонько поцеловал в щеку.
– До свидания, сестренка.
Он это громко сказал, все услышали. Якоб хмыкнул. Ну, маленький розыгрыш, подумаешь. Они решат, что у Аллиель откуда-то взялся брат. Шутка! В конце концов, она ведь всегда может объяснить, что это не так – если захочет.
Эдин запоздало пожалел: почему Аллиель не поехала с ними верхом? А у Вердена пересела бы в карету. Когда он на обратном сказал об этом Якобу, тот рассмеялся:
– Ну, как же. Если бы она красовалась тут в амазонке на породистой лошади за триста ленов, меньше была бы похожа на бедную сиротку. А Графу это важно.
Вернувшись в Расвалины, Эдин сразу зашел к Графу. Тот сидел в своем кресле у камина и читал, как чаще всего и бывало. Увидев Эдина, старик закрыл книгу, не забыв положить между страниц закладку.
– Хочешь поговорить?..
– Граф, как долго я ещё пробуду здесь? – спросил Эдин.
– Примерно месяц или немного больше. Бик сообщит, когда твой цирк прибудет в Верден. А что, тебе уже надоело с нами? Соскучился?
– Нет, Граф, не надоело. Но соскучился…
Пожалуй, он действительно соскучился. По Милде и акробатам, по медведю, да по всем, в общем. Здешняя сытая и вольготная жизнь была хороша, кто спорит, но жить только так – скучно. А теперь и Аллиель нет.
Старик задумчиво смотрел на него и улыбался.
– Я прикинул план наших занятий на этот последний месяц. Тебе следовало бы лучше разобраться в истории, и, знаешь ли, в торговле. Это обширная тема, без нее никак.
– В торговле, Граф?.. – удивился Эдин.
– Именно. Здесь речь не о том, чтобы держать лавку на рынке. Я подумываю о негоциантской школе, хотя и не хочется отпускать тебя надолго. Нам с тобой осталось так немного времени, мой мальчик.
– О негоциантской школе?..
– Именно так. В Гринзале. Увы, в Кандрии нет действительно хороших школ для людей твоего сословия. Тебе следует изучить философию, риторику, искусство переговоров, это помимо негоциантского дела, конечно. Нужно научиться вести беседу правильно и сколь угодно долго, уметь склонять собеседника на свою сторону. У тебя хороший ум, непосредственность, врожденная способность сразу схватывать суть. Это все как драгоценные камни, которые требуют шлифовки. И ещё есть ряд полезных предметов, танцы и фехтование, скажем. В последнем, пожалуй, ты преуспел – Якоб Лаленси хорошо постарался. Но все равно, нельзя останавливаться. Ещё морское дело – что скажешь?
Эдин только пожал плечами, сказать было нечего. Морское дело, негоциантское – слова и не более.
– И что важно, в Гринзале тебе не будет мешать отсутствие дворянства. Скорее наоборот. Ты удивишься. Друг мой, это пока лишь размышления, – Граф похлопал его по руке. – Тебе скоро четырнадцать, сможешь стать полноправным членом Цирковой гильдии. Что бы мы ни решили, тебе придется каждый год по четыре месяца проводить в своем цирке, чтобы сохранить членство в гильдии. Его тебе потерять нельзя.
– Граф, да я ведь сам не знаю, когда именно мне исполнится четырнадцать… – заметил Эдин, словно это было важно.
– Нестрашно. Бик ведь этой весной собирался вводить тебя в гильдию?
Да, Бик об этом говорил. Хотя, пожалуй, если бы не Граф, Эдин долго бы дожидался от хозяина этой милости, года два, может быть, а то и все три.
– Граф, я стану шутом короля Герейна? – спросил Эдин прямо.
– Полагаю, что так, – подтвердил тот спокойно, – только позже, ты не готов пока. Знаешь, ведь редко какой циркач откажется от службы у короля, верно?
– Да, Граф. Никто не откажется.
Это благородному нет чести быть шутом, а циркачу – совсем даже неплохо, и жалованье хорошее, как говорят. Откажется тот, кто побоится – не справиться, не понравиться, да не каждого и возьмут на эту работу! А он, пожалуй, скорее из тех, кто не справится. Ну не шут он!
Эдин так и сказал:
– Вряд ли я смогу быть шутом, Граф. Я не всегда умею быть смешным, и не люблю, и хорошие шутки мне редко приходят в голову! Я циркач, но не шут…
– Об этом не беспокойся, – ответил Граф без тени сомнения, – думаешь, все королевские шуты смешны и остроумны? Как бы не так. Шут может говорить что угодно, и все станут покатываться от смеха, просто потому, что так полагается. А уж если ты иногда сможешь удачно пошутить – совсем хорошо. Ты циркач, артист, многое умеешь, этого достаточно, поверь.
Эдин кивнул, то ли соглашаясь, то ли нет.
– К тому же, – добавил граф, – я прошу тебя служить у короля лишь до замужества Аллиель. На следующий день после ее свадьбы ты больше не шут, причем неважно, за тебя она выйдет замуж или нет, – Граф улыбнулся. – Ну что, пока согласен?
– Да, Граф, – сказал Эдин.
Он был согласен. Потому что…
Потому что он много чего еще сделал бы ради Аллиель Кан. Только не спрашивайте, почему…
И для Эдина пришло время собирать вещи и прощаться с Развалинами. На вопрос, что ему разрешается взять с собой, Граф ответил:
– Что хочешь. Твоя комната и впредь останется твоей, найдешь в ней всё, что оставишь.
Меридита уложила ему сумки: белье, рубашки, штаны, пару новых камзолов, жилеты – суконный и шелковый. И куда столько белья? Лето ведь будет, тепло. Впрочем, что хорошо – в цирке любая одежда сгодится. На круг можно хоть в королевском горностаевом плаще выйти, все решат, что бутафория, шутка. Хотя, королевский плащ – перебор, конечно.
Собирая Эдина, Мередита опять сопела и хлюпала носом, и принялась давать ему советы – что и как делать, и как часто менять рубашки. Эдин со всем согласился, поблагодарил и все, что надо, пообещал – чего её волновать зря. Потом Якоб по-тихому переложил все, кое-что вынул, кое-что добавил, и пообещал купить в городе легкий плащ и обувь на лето, и дюжину платков – у Эдина они долго не держались. На косой взгляд мальчика только усмехнулся:
– Привыкай. Ты уже примерил личину молодого лорда, упражняйся дальше. Будешь лордом, который за какими-то бесами ездит с цирком, но тем не менее нос вытирает платком, и никак иначе. Ясно?
– Ясно, – не стал спорить Эдин.
Как будто он против то и дело менять рубашки, спать в чистой постели и носить при себе платок. Только вот что: это нетрудно и даже приятно, когда вокруг тебя бегает толпа слуг, а если приходится все делать самому? Иногда, конечно, удается задобрить Милду или Вильену – чтобы постирали…
Как раз в это время Граф заболел. Он чаще лежал в своей спальне, чем сидел у камина, совсем перестал выходить на улицу, его подолгу бил кашель, а однажды Эдин заметил алые пятна крови на платке, которым старик зажимал рот. А тут уже любому понятно: кто начинает харкать кровью, долго не живет.
Должно быть, Эдин изменился в лице, потому что Граф, откашлявшись и убрав платок, мягко ему улыбнулся:
– Это ничего. У меня есть хорошее лекарство. Что поделаешь, мое здоровье осталось в замке Эйль. Но раньше времени не умру, ни в коем случае.
И действительно, когда прискакал вестник из Вердена с сообщением, что цирк Бика прибыл в город, Графу уже стало лучше.
Перед отъездом он позвал Якоба и вручил ему тяжелый серебряный перстень и небольшой листок плотной бумаги, на которой в столбик были написаны имена, всего пять. Якоб быстро пробежал глазами: рядом с каждым именем имелось пояснение, что за человек и где его искать. Начинался список с маркграфа с далекой окраины, заканчивался главой банкирского дома в Лире.
– Это мое старое кольцо, – пояснил Граф. – А это люди, которые не откажут тебе в помощи, если увидят мое кольцо. Я надеюсь. Кто-то из них – мои друзья, с кем-то у меня дела. Видишь, они живут в разных областях Кандрии, и всегда найдется тот, кто будет к тебе ближе меня.
– О чем речь, Граф, и какого рода помощь мне может понадобиться? – уточнил Якоб.
– Уж не знаю, – покачал головой старик, – но я беспокоюсь, Якоб Лаленси. Беспокоюсь без особенных причин – старею, должно быть, а может, это мой Небесный Покровитель желает меня предостеречь. Я беспокоюсь с тех пор, как мальчик поговорил с той глупой нищенкой в Вердене. Лучше бы он не забивал себе голову ерундой.
Эдин чуть позже тоже зашел к Графу – попрощаться.
– Мальчик мой, я не выйду тебя проводить, – сказал тот, – боюсь, что утренний морозец мне пока не полезен.
Старик все еще выглядел изможденным, но взгляд его вновь стал ясным и бодрым.
– Вам лучше, Граф? – Эдину хотелось услышать.
– Да, мой мальчик. Говорю же, еще некоторое время я не стану умирать, не беспокойся, – Граф улыбнулся. – Хоть сам я не колдун, но тот, кто готовил для меня лекарство, определенно в этом что-то смыслит. Расставляй шахматы, сыграем напоследок.
Эдин расставил фигуры, взяв себе «темных». И выиграл.
Он поздно спохватился, уже когда мат «светлому» королю был близок, и торопливо стал перестраивать позицию, чтобы уступить победу Графу – тот ведь болен, стоит ли его огорчать, пусть даже такой малостью, как шахматный проигрыш?
Это было зря, Граф все понял. Он вернул на место ладью, которой собрался было сделать ход, откинулся на подушку и беззвучно рассмеялся.
– Вот я и дожил до того дня, мальчик, когда ты стал поддаваться мне, уважая мою старость!
– Нет, Граф, не старость, – Эдин смутился, – я просто… Простите, Граф…
– Да ничего страшного. Играй. Только без лукавства, понятно? Играй, как ты умеешь.
И Эдин выиграл.
Потом Граф помолчал, вертя в пальцах одну из пешек – думал о чем-то, и наконец сказал:
– Думаю, надо объяснить тебе кое-что. Сам ведь я тоже слукавил однажды. Но только однажды – самый первый раз.
– Граф?..
– Да-да. В тот самый первый раз я помог тебе выиграть. Но я не ожидал, что ты тут же выиграешь по-настоящему, потому что второй раз ни в коем случае не намерен был проигрывать. А ты догадался, пусть и несколько дней спустя. Не могу не похвалить твою наблюдательность, даже если понимание пришло не сразу – я старый лис, который умеет дурачить. Я горжусь тобой, Эдин.
Значит, так? Эдин был сбит с толку, и, пожалуй, расстроен. Или разочарован – так правильнее?
– Но разве вы тогда не дали мне слово, Граф?
Продолжая улыбаться, старик покачал головой.
– Ты помнишь дословно, что я говорил? Мое слово Конрада Кана, которое можно приравнять к клятве чести, не касалось твоего первого выигрыша, только последующих. А насчет первого, разумеется, я сказал тебе неправду, за что теперь прошу прощения. Прощаешь меня?
Не поднимая головы, Эдин кивнул.
– Конечно, Граф. Я понял. Спасибо вам.
– Понял? Я и не сомневался, – старик вздохнул. – Знаешь, это хороший способ кого-то чему-то научить – помочь незаметно, чтобы человек был уверен, что справился сам. Потом он действительно начинает справляться сам, я убеждался неоднократно. В случае с тобой это сломало некий барьер у тебя в душе, и всё удалось быстрее, чем я ожидал. И это отлично. Разумеется, я мог бы ни в чём не признаваться, но хочу, чтобы ты знал и умел всё, что я умею и знаю. И этот маленький трюк в том числе.
– Я понял, Граф.
– Тогда давай прощаться, – глаза старика смотрели тепло. – Хорошего тебе лета, мой мальчик.
Как и ради отъезда Аллиель, все обитатели Развалин собрались во дворе, чтобы пожелать Якобу и Эдину хорошей дороги. Что ж, каждый приезд и отъезд были событиями в этом маленьком мире, где Эдин успел стать своим. Хотя и тот, оставленный, трудный мир мишуры и дешевого блеска, тоже влек к себе – что ни говори, было время соскучиться.
ГЛАВА 7. Возвращение в цирк
Цирк Бика, оказывается, остановился на постоялом дворе на окраине. Бику не удалось получить квиток на работу в Вердене, так что тюки не распаковывали и шатер ставить не собирались. Все вроде было по-прежнему: те же потрепанные на вид, но добротные еще фургоны, те же лошади, с глубокомысленным видом жующие овес и понимающие Эдина, но не желающие признавать его главенство, тот же добродушно бурчащий Вудуду, который был рад встрече и с удовольствием стрескал подаренную Эдином пластину вареного сахара с орехами и изюмом. Тот же рассеянный, взъерошенный Димерезиус. Тот же хмурый дядюшка Бик, который кажется, один был им, Якобу с Эдином, совсем не рад, но это не удивляло. Дядюшка Бик, если верить своим глазам, никогда и ничему не радовался, что для хозяина цирка было даже как-то странно. И так же, как обычно, циркачи заняли самые дешевые и плохо протопленные комнаты. Впрочем, сам Бик, и еще Димередиус поселились в лучших, на втором этаже – тоже как обычно. И их с Якобом тоже ждала комната на втором…
Перемены, конечно, нашлись, стоило чуть осмотреться. Появились новые артисты – молодая пара Лин и Сьюна. Они жонглировали огнем, и номер у них, как утверждал акробат Фано, был очень хорош, так что следовало радоваться такому приобретению. Милда как-то изменилась, казалась взрослее и ещё красивее, чем раньше, и у неё появились длинные искрящиеся серьги в ушах, а на плечах – красная шерстяная шаль с широкой ажурной каймой. Милда, конечно, сразу бросилась на шею Якобу, а потом крепко стиснула в объятиях Эдина.
– Ну наконец-то вы вернулись! Вот не бросайте нас больше, а?
Эдин вручил ей кулек с конфетами, загодя купленными на здешнем рынке, а Якоб – коробочку с сережками, когда он их купил, Эдин понятия не имел. Серьги эти были попроще тех, что блестели в ушах Милды – кстати, к заметному неудовольствию Якоба. Что ж, Милда сразу заменила сережки, и Якоб несколько расслабился.
– Эй, а я разузнала про вашего Графа! – заявила она, как будто давно не чаяла сообщить эту новость. – Он бывший правитель этого графства, представляете? И король собирается выдать его дочку за шута! Вы что же, всё ещё не поняли, зачем ему Эдин?!
– Тише, девочка, – улыбнулся Якоб. – Кому как, а Эдину, кажется, эта идея нравится. При условии, конечно, что шутом будет он. Да, Эдин?
Тот растерялся и густо покраснел.
– Пойду я, к медведю схожу, – и он быстро унес ноги.
Потом он расскажет Милде про Аллиель и про Графа. Непременно, но это потом.
– Так вы знаете? – закричала Милда, отталкивая Якоба, лишь только за Эдином закрылась дверь – Вы знаете?! Ему же надо бежать без оглядки! И не говорите мне, что ему понравилась эта ломота беловолосая! А знаешь, что говорят про лорда Кана? Что он колдун, который управлял королевством, пока король не нашел на него управу! Он всё может, всё, понимаешь? Даже то, на что обычные люди не способны! И он ни перед чем не останавливается!
– Тише, девочка. Что за глупости? – теперь Якоб нахмурился.
– Ну, пораскинь же мозгами, Якоб! Графская дочка должна выйти за шута, верно? А на всю жизнь, или на один час – до этого никому дела нет? Граф сделает его королевским шутом, их с белобрысой леди обвенчают, и всё, Эдин больше не нужен! Ты понимаешь? Она год походит в трауре – и всё, можно замуж за кого угодно!
– Нет, милая, не думаю, что так.
– Да почему же нет? Ну скажи, почему? – взвилась Милда. – Граф ведь собрался сделать его шутом, верно?
– Потому что… – Якоб не знал толком, как бы ей объяснить то, что до конца и сам не понимал.
Впрочем, понимал, конечно, в общих чертах. Но Милда вдруг посмотрела на дело совсем с другой стороны, и нельзя сказать, что она совсем уж была не права.
– Милая, будь оно так, подошел бы любой шут, понимаешь? Кто угодно – если в мужья на час. Тогда Граф оставил бы Эдина просто шутом, к чему возиться? Ему как будто нужен Эдин, а не любой.
– Я всё равно не верю. Потому что лорду Кану доверять нельзя – так говорят!..
– Мало ли что говорят. Он когда-то спас мне жизнь. Меня чуть не казнили, поняла?
– Тебя?.. Чуть не казнили? – переспросила Милда, и глаза её стали размером с серебряный лен.
– Я был, пожалуй, виноват… немножко, – туманно пояснил Якоб. – Но он вмешался, хотя мог бы этого не делать. Он ведь понятия не имел, виноват я или нет. Просто узнал меня, и запретил вешать, а потом все уладилось.
– Вешать?..
– Ну да. Это было лет шестнадцать назад, девочка, во время Северной войны. Я служил десятником, а он приехал на наши позиции, уж не знаю, зачем.
– Но ты сказал, он тебя узнал?
– Мой отец служил при дворе, и меня тоже туда взяли, оттого и встречались.
– Погоди-ка, – заинтересовалась Милда. – И кем же ты был при дворе?
– Пажом королевы. С тринадцати лет.
– А твой отец?..
– Гм… – мгновение Якоб колебался, но ответил, – начальником королевской стражи.
– Погоди. Так ты, получается, лорд? Настоящий?!
Якоб усмехнулся.
– Я третий сын, Милда. Передо мной два брата. Это значит, о земле в наследство и мечтать не могу, так что какой я тебе лорд? Мне полагалась служба, и только. Ну, и кошелек от отцовских щедрот – может быть. Мой отец вовсе не богат.
– И все равно, ты сын лорда! Почему раньше не сказал?! – на глазах у Милды заблестели слезы.
– Кому это интересно, девочка? Я в семье паршивая овца, и давно уже, – Якоб осторожно обнял ее за плечи, но она ловко, по-змеиному извернувшись, выскользнула.
– И что это меняет, если ты – сын лорда? Значит, здесь тебе не место!
Во дворе Эдин встретил Вильену, она развешивала на веревке выстиранные… пеленки.
Пеленки? Эдин остановился, разглядывая Вильену. Пеленки, значит…
Ясное дело, вопрос, что могут означать пеленки, не стоил долгих раздумий. У Вильены ребенок, от хозяина, конечно. Значит, она теперь окончательно хозяйка здесь. У Мерисет вот не было детей, и дядюшка Бик вечно сокрушался по этому поводу. Шутка в том, что и теперь он счастливым не выглядел.
А Вильена изменилась. Была такая же тоненькая тростинка, как Милда, легкая и веселая, а теперь заметно раздалась, потяжелела, и двигалась будто с неохотой. И счастья на её лице тоже не было – как и у Бика.
Эдин подошел.
– Здравствуй…
– О, здравствуй, Эдин, – она выпрямилась, потирая спину, улыбнулась, отчего лицо её сразу посветлело. – А ты, между прочим, вырос!
– Говорят, что это так и надо! А у тебя сын или дочка?
– Дочка, – вздохнула Вильена. – Что же делать. У кого-то сыновья, а у меня дочка.
– Не понял. Ты почему не рада?
– Я-то рада, – Вильена отвела взгляд. – Но ведь вам, мужчинам, только сыновей подавай. Вот и Бик на меня взъелся, что наконец-то ребенок, и на тебе, девочка.
– Ну и при чем тут ты? Разве можно выбирать? И вообще – подумаешь, Бик. Дурак он. Давай помогу корзину отнести, – он забрал у Вильены корзину, в которой уже лежало снятое с веревки белье, чуть влажное и холодное.
– Сам ты больно умный, – хмыкнула Вильена. – Я бы ее и выбрала. Вот как она родилась – и всё, больше мне никто не нужен, понимаешь?
– Понимаю, – согласился Эдин. – покажи дочку, а?
– Пойдем.
Вильена привела его в комнату на первом этаже, с двумя кроватями. Одна кровать была Вильены, возле неё на сдвинутых стульях стояла корзина со спящим младенцем, на другой лежала красная шаль Милды с ажурной каймой, а рядом на столике – её резная коробочка для гребней, заколок и прочих девичьих мелочей. Стало быть, в комнате с Вильеной и ребенком живет Милда.
– Вот она, моя дочка! – Вильена вынула ребенка из одеяла, подняла высоко над головой, – я назвала ее Вейра.
– Красивое имя, – признал Эдин. – И она красивая. Поздравляю.
Младенцы до сих пор казались Эдину малость уродливыми, хотя он не особо присматривался, да и не много их видел. Но малышка Вильены действительно была хорошенькой, и очень маленькой, прямо взять страшно. Он даже руки за спину убрал, и Вильена поняла, рассмеялась.
– С меня ведь подарок, а я не знал о ней, вот и не купил, – сказал Эдин. – Что твоей Вейре подарить?
– Я потом подумаю и скажу, – Вильена шутливо прищурилась, давая понять, что попросит в подарок что-нибудь этакое, до чего рукой не достать.
– А ты почему… не с хозяином? – решился спросить Эдин.
Вильена легко повела плечом и небрежно сказала:
– А зачем ему? Дочка, бывает, плачет по ночам, спать ему мешает. И я ему стала не больно нужна… ну, ты же понимаешь, о чем я.
Эдин кивнул, он понимал, конечно. В цирке полно своих строгостей, но что детей приносят не ночные птицы, цирковые детишки выясняют рано, мало что от них скроешь в этой вечной тесноте кочевой жизни.
– Но дочка его, так что будет заботиться, конечно, – добавила Вильена, – а вообще, ему Милда нравится, и давно. Если бы не… ну, ты понимаешь.
Конечно, он понимал и это тоже. Если бы не Якоб…
Даже если Якоб далеко, пойти против него Бик не осмелится – он довольно труслив.
– А еще за ней тут недавно такой лорд ухлестывал, ты бы видел, – продолжала Вильена, и как показалось Эдину, не без зависти. – И молодой, и красивый, и богатый – денег не считал. И точно настоящий лорд, с титулом. Как на Новый год её увидел, так месяц вокруг кружил, всё не верил, что ему откажут. И договор предлагал в управе оформить, что берет под свое покровительство. Думаешь, шутки? Раз так, и детей бы признал. Ей бы согласиться, а она отказалась. Потом жалеть будет. Бик на себе волосы рвал – наверное, немало бы ему лорд денежек отсыпал. Все надеялся, что она сама сбежит, а приказать не смел, вот так-то… – Вильена засмеялась, как будто втайне довольна была, что Бик получил по носу и ничего ему из кармана лорда на отсыпалось, хотя и сожалела малость, что подруга так оплошала.
Получается, не так всё просто, и Вильена пока тут не хозяйка. А жаль, она хорошая. Хотя, дядюшка Бик ещё не раз может передумать, все-таки у них дочка. А Милда… Хорошо бы Якоб подольше не узнал про того лорда, будь он неладен. Обошлось ведь.
Он хотел уже уйти, но вдруг вспомнил, обернулся.
– Послушай, Вильена. Ты, может, помнишь, у Мерисет золотое кольцо было, с гербом и красными камушками? Не знаешь, что с ним сталось?
– Припоминаю, – Вильена посмотрела на него долгим взглядом, – а что такое?
– Это моей матери кольцо, оказывается. От отца, на нем герб отцовский. Не знаешь, куда оно делось?
– Так это все знают, – она усмехнулась, отведя взгляд, – а ты где был, что запамятовал? Бик ведь вопил, как недорезанный. А, помню, ты как раз болел тогда! Потеряла Мерисет то кольцо. Оно ведь велико ей было, ниткой шерстяной обматывала. Помнишь, какие у нее были тонкие пальчики?
– Ясно, – пригорюнился Эдин.
Значит, не судьба ему узнать, кто был тот лорд.
Он не подумал: кто был отец. Понятия «тот лорд» и «отец» как-то не очень соединялись для него в одно, да чего там – даже не сближались. Но, тем не менее, свербело что-то в душе, тяготило. Просто узнать бы, и ему хватит.
А если бы он не повстречал ту старуху?..
Чтобы Якоб подольше не узнал про зимние приключения Милды – пустые мечты. Его голос пополам с рычанием Эдин услышал уже на подходе к их комнате.
– Ты не должна была брать его подарки! – орал Якоб. – Не должна ничего! Даже глаз поднимать на этих господ не должна! Отплясала свое, и довольно! Как только что-то взяла – от тебя не отстанут, разве глупая такая, не понимаешь?!
Эдин передумал заходить.
– Да почему я не могу принять подарок? Здесь цирк, а не баронский замок, а я не леди, мы все живем тем, что нам платят. Мы все хотим понравиться зрителям, чтобы заработать!
– Но ты же должна понимать, где плата за выступление, а где дар мужчины, который пускает из-за тебя слюни? Какая женщина этого не понимает? Только дура!
– Что? Что, Якоб?! Не смей так разговаривать со мной! – от голоса Милды звенело в ушах.
Эдин понимал, что нужно уйти, но на него как столбняк напал – кажется, и пошевелиться было трудно.
Якоб и Милда обычно не ссорились. Во всяком случае, он не слышал.
– Что, не сметь?.. – Якоб заговорил тише, но металла в его голосе прибавилось. Лучше бы кричал… – Не сметь? Да я сейчас посмею тебе всыпать, неделю не сядешь, девочка. Только плясать будешь.
Милда громко всхлипнула.
– Таковы мужчины, понимаешь? Играть с ними – играть с огнем, потом не жалуйся. Не стоит нам делать авансы просто так! И не слишком рассчитывай на чье-то благородство – не у всех его столько, чтобы хватило и на тебя! Скажу больше, редко у кого его столько!
– Какие авансы?!
– А делать их и не догадываться об этом – двойная глупость, достойно лишь юных дур, за которыми глаз да глаз нужен. Да Бик будет счастлив тебя продать, а потом искренне поклянется, что ты сама хотела! И это будет даже не ложь! В этот раз он удержался, моя ему благодарность. А в следующий? Хочешь рассчитывать на благородство – у тебя на лбу должно быть написано, что ты леди и этого достойна. И веди себя соответствующе!
– Я ни разу не леди. Ты забыл?
– Я о другом говорю. Даже этого не понимаешь? Короче, посмей только строить глазки и взять какую-нибудь ерунду, если меня не будет рядом! Если разрешу – можно.
– А тебе вот я нужна? Нужна, скажи? – Милда опять всхлипнула. – Ты мне тоже серьги подарил. Но я же тебе не нужна!
– Знаешь, что мне нужно? Чтобы у тебя всё было хорошо. Чтобы ты не стала ничьей безделушкой, которую можно купить, а потом прогнать. Мне нужно, чтобы ты была счастливой и гордой! Могу лишь догадываться, что себе воображают юные дуры вроде тебя, но точно знаю, как на это смотрят мужчины, те самые, перед которыми вы крутите юбками! Я выдам тебя замуж и выпью на твоей свадьбе, и пусть тогда твой муж о тебе заботится!
– А ты после этого даже не посмотришь в мою сторону, да?
– Ну почему же? Если муж станет тебя обижать, я его через задницу наизнанку выверну!
Чтобы Якоб говорил такое Милде, он должен быть очень зол. Он всегда был мягок с ней, даже ласков.
– Вот поэтому, Якоб, никто из наших ко мне даже не подойдет, – ответила Милда. – Тебя же все боятся, все цирковые, все, кто тебя знает. Женись на мне сам, а? Не хочешь?
– Глупая девочка, – теперь голос Якоба звучал глухо. – Я старый для тебя. У меня где-то, наверное, есть дочка такая, как ты. А может, и сын. А может, их много – разве я беспокоился об этом?
– Тоже мне причина. Да ты оглянись. Сколько старых лордов, рядом с которыми молодые жены, вторые или третьи. Потому что предыдущие умерли, от каких-то там по счету родов, третьих или шестых, а может десятых! Вот кто безделушки. Хотя нет, не так, они племенные кобылы, их долг нарожать детей, желательно мальчиков.
– Глупая. Ты преувеличиваешь.
– Разве? Ты не женишься на мне, Якоб. Ты сын лорда, а я – циркачка. На нас лорды не женятся, я понимаю. Не такая уж я дура.
– Милда, девочка моя…
– Лучше оставь меня в покое. Я буду жить, как хочу. Как смогу. Я свободная.
– Я тебе уже всё об этом сказал. Ты выйдешь замуж. Законно. И у тебя будет свадьба. И я ещё присмотрюсь к тому парню, если что – не обессудь. Что вы, девчонки, в мужчинах понимаете? А насчет свободы – все правильно, не забывай этого. Если что, если меня рядом не будет, беги в управу любого города. Или лучше в Храм! Свидетельство священника многого стоит. Значит, сначала в Храм, потом в управу. Проси защиты. Оставь мне письмо в Храме или в управе, а лучше и там и там, напиши, что случилось – это на крайний случай. Даже будешь должна Бику – если попросишь защиты, он тебя не продаст.
– За долг меня могут судить и бросят в тюрьму.
– Я тебя выкуплю. До такого и не дойдет, Бик не посмеет. И прекращай возражать мне, девочка.
Милда опять всхлипывала, а Якоб заговорил очень тихо. Но, кажется, они оба успокоились – вот и хорошо. Эдин решил, что сейчас он заглянет в харчевню и купит Вудуду чего-нибудь вкусного и побольше, тот обрадуется. Насколько проще быть медведем, чем лордом, циркачом, королем, министром – да хоть кем, но человеком…
Якоб любит Милду, вот что. Не просто о ней заботится. Он её любит, вот именно так, как надо – не как дочку, к примеру. Но считает себя старым для нее, что ли?
Милда права, это глупости. Вон король недавно женился, он тоже не молодой, а королева Астинна только немножко старше Милды. И если Милде Якоб не кажется старым, в чем проблема? Может, он со временем и передумает? Совсем не плохо было бы. Вот только если Якоб решит уйти из цирка, каково будет Милде?..
– Эй, вы все! Завтра утром снимаемся, в гробу я видал этот город! – проорал снизу дядюшка Бик, которому, видно, так и не удалось раздобыть квиток на работу.
Вечером, когда всё стихло, Якоб нашел Бика в харчевне, не такого уж пьяного. Перед переездом Бик не напивался слишком, и говорить с ним было вполне можно. Даже нужно – тот становился не так замкнут, как обыкновенно.
Якоб спросил себе вина с пряностями и сел напротив. Отхлебнул из кружки – дешевое пойло, но приправленное со знанием дела, то есть, в целом сойдет.
– Послезавтра будем в Арте, – Бик глянул исподлобья. – Надеюсь, начнем работать. Вызовы будешь принимать?
– Как обычно, один бой после представления.
– А больше? Наши последние сборы никуда не годятся. У Аллетера три боя, и никаких отказов!
– Больше – нет. За отказ соллен. Эдин не будет совсем. Ты же и так все знаешь, Бик, зачем спрашиваешь?
Якоб потянулся так, что кости хрустнули, и отхлебнул еще. Согревает, и ладно.
– Навязались на мою голову. Надо или работать, как положено, или вовсе не работать! Соллен за отказ от боя! Так и разориться можно, – прохныкал Бик.
– Надо будет – я заплачу. О чем ты-то переживаешь? – Якоб, улыбаясь, раскачал вино в кружке.
Опять Бик решил с ним поиграть. Ну ладно, если ему хочется….
Обычно после представления, если было разрешение от города, Якоб принимал вызов на поединок от любого желающего – так делали во многих цирках. Бой в день, не больше. Он мог отказаться от вызова, заплатив вызывающему соллен из своего кармана, и делал так дважды за четыре с лишним года. И ни за что не откажется от этого права: по-настоящему рисковать головой имеет смысл лишь ради чего-то стоящего. Удовольствие публики – не та цена.
На поединки обычно набивался полный шатер и заключались пари. Это было выгодно и Бику, и самому Якобу, но…
Но Якобу на выгоду Бика было по большому счету плевать. Своя выгода была ему чуть интересней, но ненамного.
Бик не унимался.
– Эдин ведь парень уже ловкий, меня вон перерос, чего с ним цацкаться? Пусть тоже принимает вызовы. Хотя бы по одному, с тупым оружием – чего такого? На него много желающих будет, мальчишка ведь!
Якоб вздохнул. Чему-чему, а терпению его жизнь учила долго.
– Он ловкий, да. Но силенки ему надо набраться, да и потяжелеть тоже. И мне ли тебе объяснять, Бик, что если с ним что случится, нам обоим плохо будет? Отвечаю за него я, но и ты в стороне не останешься. Вот что скажи: после Арте будет Гардарья, верно?
– Поглядим, – Бик глянул неласково. – Если барон Синьята позовет на праздник в честь совершеннолетия настедника, я соглашусь. Я сам пошлю ему предложение из Арте. Он хорошо заплатит. А в Гардарью на Праздник Трав наверняка явится цирк Вилетины, и займет главную площадь. А если еще Аллетер…
– Значит, мы займем не главную, – сказал спокойно Якоб. – Гардарья, Бик. Это гильдейский город, а ты должен успеть ввести Эдина в гильдию. В этом году, понятно? Это ведь не я придумал дурацкое правило, что в вашу гильдию можно вступать лишь пять дней до и после Праздника Трав? Ты уж не подведи, дружище.
