Текст книги "Игра по чужому сценарию"

Автор книги: Наталья Труш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Странно, она впервые в жизни хотела резкого развития отношений, а он тянул резину. Наверное, она не нравилась ему. Потому что если нравилась бы, то, согласно его теории, он должен был просто взять ее на руки, отнести на свой скрипучий диван и, наврав ей с три короба про неземную любовь, получить то, что хочет получить мужчина от понравившейся ему женщины.

И у нее все было бы вопреки собственной теории о том, что сначала влюбленность, симпатия, дружба и лишь потом – все остальное. Но вот както разошлись теория с практикой.

– Ну ладно, Олег Васильевич, – Лариса отнесла в мойку чашки, – теперь я, кажется, усну. Чего и тебе желаю.

Таранов пошлепал за ней, выключил свет на кухне, и квартира погрузилась во тьму. Вот тут по закону жанра он и должен был сделать только один большой шаг в ее сторону, и она бы не стала сопротивляться, потому что Таранов ей очень нравился и глупо было бы отбиваться от его поцелуев.

Но он не сделал этого большого шага и, кажется, еще больше отстал от нее, и, засыпая, она слышала, как он крутится на скрипучем диване и вздыхает, как уставший вол.

Лариса спала крепко, и ей ничего не снилось. А проснулась она оттого, что ей было очень тяжело – будто на нее навалилась бетонная плита. Открыла глаза и не сразу поняла, что возле ее головы лежит большая тарановская голова, под шеей – его левая рука, а правая нога закинута поверх одеяла на нее.

«Вот это номер! – подумала Лариса, потихоньку вылезая из каменных объятий подполковника Таранова, который едва не задавил ее. – Интересно, у нас чтото было? И вообще, что это было?!!»

Стоило ей шевельнуться, как Таранов встрепенулся, открыл один глаз и встретился взглядом с Ларисой.

– Доброе утро! – прохрипел он.

– Привет! А ты как тут оказался? – Лариса не притворялась. Она и в самом деле не слышала, как Олег пришел к ней.

– Я замерз. И еще... Твой диван как двугорбый верблюд, на нем невозможно спать!

– И это все?

– Все. А что, этого мало? – Глаза у Таранова смеялись. – Лара, ты прости меня, мне ночью, когда мы чай пили, показалось, что ты сама хочешь более близких отношений, но я не решился чтото сделать. Если хочешь знать – банально испугался. Вот, думаю, пристану и по морде получу. Да еще и выгнать могут на ночь глядя. А потом, когда лежал и не мог уснуть, я спросил себя: тварь я дрожащая или человек?! И я пошел к тебе. А ты уже спала.

– И ты просто пристроился рядом, да? Без всякого спроса!

– Я спрашивал! – сказал Таранов серьезно, правда, глаза у него смеялись. – Я спрашивал, чесслово! Но ты не отвечала. А громче я спрашивать побоялся, чтоб не разбудить, и я... вот... Ну, в общем, взял да и лег рядом. Но я уже встаю! Можно сказать, что я тебе совсем не мешал!

Весь день они смеялись, сталкиваясь взглядами. И Таранов не узнавал себя: он стал разговорчивым, даже красноречивым, он со слоновьей элегантностью ухаживал за Ларисой.

Ближе к вечеру Таранов вызвался сходить в магазин за продуктами, и, пока он отсутствовал, Лариса заскочила к Кате, пересказала ей коротко события минувшей ночи.

– Иди ты! Лар, я так рада за тебя!

– Чему?!! – Лариса рассмеялась. – Хотя мне приятно. И пусть все идет как идет!

– А как долго он у тебя будет... жить, охраняя тебя?

– Не знаю, он сказал, что может и неделю... Ты мне больничный принесла?

– Ага! На неделю. Он уже закрыт, так что пользуйся и ни о чем не думай! Вернее, думай только о приятном.

– Кать, я ведь вчера была готова ко всему, так он мне понравился, а он... спать залег. А утром я проснулась с ним в одной постели. И при этом у нас с ним ничего не было! Ты в это веришь?

– Тебе – верю! Кто б другой, вернее, другая рассказывала – не поверила бы! А тебе – верю!

Таранов приволок из супермаркета два пакета продуктов. И какие это были продукты! Лариса на свою учительскую зарплату такие никогда в таком количестве не покупала. К дню рождения она разные баночки, вроде крабов и красной икры, прикапливала заранее. Видать, у подполковников зарплаты ничего себе, хорошие!

Таранов выкладывал на стол все эти баночки и пакетики и в конце выставил бутылку коньяка.

– Ну вот! Будем отмечать мой отпуск!

– Как отпуск?!

– Так отпуск! Признаюсь, я не просто так остался у вас... ээ... у тебя!.. вчера, Лариса Михайловна, и сегодня не пошел на работу. Каюсь, обманул! Нет у меня такой оперативной работы, при которой я могу себе позволить подобные ночевки у граждан, обращающихся за помощью. Тут дело в другом. Тихо! Не перебивай... те, не перебивайте, пожалуйста, я и сам могу сбиться! В общем, вы... ты... Да, ты! Ты мне очень понравилась. Просто я сразу не сказал, что я в отпуске...

– Значит, ты... вы, Олег Васильевич, моим делом заниматься не будете? Вы еще не забыли про моего Шурика?

– Да бог с вами, разве ж его забудешь?!! Нет, я не отказываюсь! Просто я еще не придумал, как лучше его тряхнуть.

Лариса смотрела в одну точку, кудато за левое ухо Таранова, который сидел напротив нее за столом.

– Знаешь, мне ничего так не жалко, как эту бабушкину икону. Не жалко даже себя. Хотя должно быть жалко! Потому что я ведь не просто так с ним была. Я ему верила. И любила. А сейчас во мне отвращение ко всем мужикам на свете!

– И ко мне? – Таранов нежно погладил ее руку.

– К тебе – нет. – Лариса перевела свой взгляд на него.

Она прислушалась к себе. Хотя могла бы и не прислушиваться! Она и так это сразу поняла.

Вчера у него были усталые глаза, – Лариса хорошо это запомнила. А сегодня они совсем другие – веселые. Она так ему и сказала:

– У тебя сегодня глаза веселые.

– Я знаю. Просто мне хорошо и спокойно. И у меня первый раз такой отпуск.

– Какой «такой»?

– Такой. Без чемоданов и утомительной езды. Хотя ехать все же придется...

– Куда?

– Надо съездить домой и привезти сюда коечто. Я ведь не могу целую неделю, как Аполлон Бельведерский, в одеяле...

Лариса улыбнулась, вспомнив, как накануне Таранов выступал в этой роли.

– Ты ведь не передумала проводить операцию «Ы» с целью выявления всех приключений нашего Шурика?

– Нет! Я буду только рада, если ты серьезно им займешься.

– Тогда я уехал, а когда вернусь – будем ужинать и всетаки отметим начало моего отпуска!

Лариса видела в окно, как Таранов открыл свою машину, на скорую руку протер боковые стекла тряпкой. Потом поднял глаза, нашел Ларисино окно, и ее в нем увидел, и помахал снизу.

У нее сердце екнуло. Она, правда, тут же себя поймала на мысли: «А не часто ли оно у тебя, девушка, екает?!» И сама себе ответила:

– Не часто!

А если это дар такой у нее – радоваться другому человеку до головокружения?! Ну, бывает, что и обманывается, как это с Шуриком случилось. Так ошибок не совершает тот, кто ничего не делает! А Шурик... Ну а что Шурик?! Правильно Катюня сказала: «Перешагни и забудь! Да, обидно! А ты думай о том, что на пути твоем случился подонок, и радуйся, что он не задержался в твоей жизни!»

Настроение у нее было просто праздничное. Она готовила ужин, и напевала себе под нос, и разговаривала сама с собой. И ждала Таранова. А он все не ехал и не ехал.

И Лариса не спускала глаз с циферблата настенных часов и бегала пальцами по кнопкам на «лентяйке» от телевизора – переключала каналы, не задерживаясь ни на одном. И ходила из угла в угол.

Потом часы пробили полночь, и она поняла: Таранов не приедет. «Ну, в самомто деле, почему он должен был приехать ко мне? У него своя жизнь, которую я совсем не знаю. А может, у него есть женщина, с которой он встречается. А я... Я лишь «гражданка», которой потребовалась помощь милиции...»

Лариса пригорюнилась от этих мыслей и машинально открутила пробку с бутылки коньяка.

...Вот так же, совсем недавно в новогоднюю ночь, она ждала Шурика. Он позвонил ей днем, сказал, что прилетел из своих пампасов или еще откудато...

– Бубусик, я с теткой своей глухонемой отмечу Новый год, часиков в пять, подальневосточному, к примеру! – Шурик довольно хохотнул. – И сразу к тебе! Ты меня ждешь?

– Жду! – Лариса положила трубку и исполнила танец – от телевизора и до газовой плиты. Получилось чтото страстное, бразильскоаргентинское.

У нее все было готово: салат с «изюминкой» – не просто оливье, а с виноградинкой и апельсинкой. Вкуснятина необыкновенная! Еще мясо! Мясо с черносливом. Класс! Ну и шампанское, коньяк, мартини – все как надо.

И платье. Сногсшибательное платье, которое Лариса специально сшила для этого праздника, черное, длинное, с хвостиками меха и прочими финтифлюшками. Суперплатье!

А еще сказочный рисунок нанесла на ногти – узор снежнонежный. Только с такими ногтями делать ничего нельзя, ни тарелку взять, ни колготки поправить. Как с такой красотой тетки каждый день живут?!

Вот такой раскрасавицей, с ногтями снежнонежными, в платье до самых каблуков, с плечами открытыми, обрамленными меховыми хвостиками, с запахами сумасшедшими, витавшими по всей квартире, она и встретила Новый год. Одна. На лоджии, у открытого окна. Ей хотелось ткнуться лицом в снежную подушку, которая лежала прямо на балконном цветочном ящике, и выть волчицей на всю улицу. А потом заболеть и умереть.

Она не выла. Молча глотала слезы. Такой вот был праздник.

А Шурик приехал к ней. Третьего января. Как ни в чем не бывало. Без какихто особых объяснений. А зачем чтото объяснять? Достаточно было сказать, что «Родина позвала» и он срочно вылетел за пять минут до Нового года в свои... пампасы. А не звонил, потому что «такая работа»...

– У всех у вас «такая работа», – горько подумала вслух Лариса, булькая коньяком мимо чашки.

Напиток был теплым и терпким. Лариса пробовала его мелкими глоточками и напробовалась до головокружения. Всплакнула слегка о своей горькой судьбе и незаметно наклюкалась. Коньяк пошел ей впрок. Захотелось спать.

Ее разбудил звонок в дверь. Короткий, отрывистый. Лариса не сразу вернулась из своего не совсем трезвого сна в реальность. Она выползла тихонько в темную прихожую, посмотрела в глазок.

На лестничной клетке было темно. «Чертов ЖЭК! Вечно у них лампочки перегорают!» – подумала она и спросила осторожно:

– Кто там?

– Л ар, это я, Таранов. Прости меня, так получилось...

Лариса лихорадочно стала открывать замок, а он не открывался! В механизме чтото прокручивалось, и язычок, который должен был выйти из дверного косяка, все не выходил и не выходил!

Лариса чертыхалась и дергала замок с силой, но это не давало результата. И тогда она села прямо на пол под дверью и тихо завыла.

Таранов постучал с той стороны.

– Лара, ты плачешь? – спросил он. – Ларочка, ты не плачь, ладно? Я сейчас чтонибудь придумаю.

От его голоса, такого родного и теплого, Лариса взвыла с новой силой. Если б не выпитый коньяк, она бы взяла себя в руки, и самообладание помогло бы ей решить проблему, как это было всегда. А тут ее просто развезло от алкоголя и обиды. Она горько плакала и на стук Таранова с той стороны отвечала стуком и всхлипываниями.

– Лара! Не плачь, пожалуйста, а? – Таранов говорил с ней сквозь замочную скважину, чтобы не разбудить соседей. – Я сейчас вызову приятеля, Ларочка. Он в МЧС работает, он твой замок в два счета откроет.

Лариса снова всхлипнула. Она слышала, как Таранов отошел подальше от дверей и через минуту уже говорил по телефону с кемто отрывисто и четко.

Потом он опять постучал Ларисе, которая уже не рыдала, но судорожно всхлипывала.

– Лара, – почти прошептал Таранов в замочную скважину. – Лар! Васька сейчас приедет, он на дежурстве. Так что скоро мы будем вместе. Ты рада?

– Рада, – икнула Лариса.

– Лар, – снова забубнил Таранов. – Хочешь, я чтото скажу тебе?

– Хорошее? – спросила Лариса.

– Ну, для меня – хорошее. Надеюсь, что и для тебя – тоже. Только я кричать на весь дом об этом не могу, поэтому двигай ухо ближе!

– Ну, говори. – Лариса прижалась ухом к замочной скважине.

– Лар! Я в тебя влюбился...

Лариса чуть не задохнулась. Такого у нее еще никогда не было – ей не признавались в любви через запертую на замок дверь. Она снова заплакала от бессилия.

– Лар! Ты слышишь меня?

– Слышу...

– А я слышу, как ты плачешь. Почему?

– От радости. И от обиды. – Лариса лягнула дверь и больно стукнулась в нее коленкой.

– Лар, ты не стучись. Сейчас приедет Васька и все сделает. А я пока буду с тобой разговаривать. Хорошо?

– Хорошо, – проскулила под дверью Лариса. – Скажи мне еще чтонибудь хорошее...

– Я хочу к тебе. – Таранов помолчал, посопел и совсем тихо сказал в замочную скважину: – Я хочу тебя...

Лариса молчала. Она прикусила губу, чтобы не расхохотаться.

– Эй! – позвал тихонько Таранов. – Лар! Ты тут?

– Тут.

– А почему ты молчишь? Ты обиделась за то, что я сказал? Лар, ты не обижайся. Я ж мужик. Это у вас, женщин, ляляля да сюсипуси, а у нас все просто: хочу – не хочу. Я понимаю, что это грубо и не поевропейски, но я вот такой. Мент я неуклюжий, Лар!

Таранов помолчал. За дверью была тишина.

– Лар! – снова просвистел он в скважину. – Ларис, ты не обиделась?

– Нет, не обиделась! А скоро твой Васька приедет? Я боюсь тут одна сидеть!

– Ты не боись! Я ж как пес, на посту у двери! А Васька... Васька скоро! Это ж МЧС!

Потом приехал Васька и на раздва сковырнул замок на Ларискиной хлипкой дверце. Ввалившийся в квартиру Таранов подхватил Ларису на руки, и она прижалась к нему, будто сто лет знала его. А он целовал ее, ощущая на губах соль от пролившихся слез.

– Долго рыдала, да? – спросил Таранов, разглядывая опухшее Ларкино лицо. Потом принюхался, как пес. – Ба, девушка! Учительница ты моя школьная, да ты ж неприлично пьяна! Васька, она, кажется, вылакала наш коньяк!

– Не весь вылакала, – пискнула Лариса.

Она прошлепала в кухню, стыдливо пряча глаза от незнакомца по имени Васька, который служит в МЧС и легко открывает замки.

– Вы проходите, раздевайтесь, я сейчас все приготовлю, – кивнула спасателю Лариса.

– Не, ребята! Я на службе, какнибудь в другой раз, – отказался Васька. – Олежка, созвонимся! Пока! Да, дверь вам както сегодня надо закрыть, а с рассветом вызывайте мастера – новый замок надо ставить. А лучше – новую дверь. И желательно – не картонную. А пока уж какнибудь переночуйте!

– Ничего, у нас пес есть, свирепый. – Лариса кивнула на Таранова. – Всю ночь готов на коврике службу нести.

Когда за Васькой закрылась дверь, Таранов перешагнул через спортивную сумку, с которой пришел, заграбастал в охапку Ларису и сильно прижал ее к себе.

– Прости меня, ладно? Лар, прости! Моя работа – это... это моя работа. Синдром опера! Черт дернул включить мобильный! Как посыпались звонки! На работе не все так, как надо, пришлось заезжать. Вот и опоздал. А тут еще твой замок. Если честно, я за тебя испугался, когда ты не смогла его открыть. Столько всего в голове пронеслось!

– Как спать будем сегодня, не представляю, – вдруг сказала Лариса, высвобождаясь из рук Таранова.

– Каккак! Вместе! Мы ж уже спали вместе...

– Да я не о том! У нас же дверито нет фактически!

– Аа, ты про это... Это я исправлю. Нужна какаято палка, швабра. Есть?

Таранов ловко соорудил из швабры запор, подергал дверь. Она, конечно, шевелилась и вообще пугала дырой от замка. Но с этим справиться было просто: в дыру забили тряпку, и сразу стало не так страшно. Впрочем, с того момента, как Таранов с Васькой победили закрытую дверь, страх у Ларисы прошел. Ну, глупо чегото бояться, когда тебя обнимает сам начальник уголовного розыска, подполковник, между прочим.

Таранов тем временем расковырял свою сумку и извлек из нее спортивный костюм и тапкишлепанцы, а из бокового кармана достал зубную щетку в футляре, тюбик с зубной пастой и какието мужские флаконы и тубы, видимо, с пеной для бритья и прочим.

Лариса внимательно наблюдала за ним. «Как просто иногда все бывает, – думала она. – Иной раз от знакомства с человеком до момента его полного приема в свою жизнь проходит целая вечность, а тут... раз – и ближе этого Таранова у меня никого нет! Нет, есть, конечно, Пашка, есть брат Андрей, есть Катя с Лехой. Но Таранов – это Таранов. И я, кажется, его люблю».

– Олег, а то, что ты мне говорил, когда стоял за дверью... Это... правда?

– Правда.

– Но так быстро... Так не бывает!

– Бывает поразному. Нет тут никаких правил, поняла? Я могу повторить. Но не буду. Я мужик или кто?

...Каждое новое чувство рождает первую мысль: «Это то самое, настоящее. И это – навсегда! А все, что было до – это досадная ошибка». Так происходит почти с каждой женщиной. Лариса – не исключение. Она всякий раз думала точно так же. Потом, правда, понимала, что опять все не то и все не так. Но самая первая мысль всегда была такой. Ровно до тех пор, пока жизнь не открыла ей глаза на Шурика. То, что он сыграл с ней, трудно было объяснить. Ну, понятно было бы, если б он банально грабанул ее или выцыганил обманным путем икону, а потом сменил бы симкарту в своем телефоне – чего проще! – и простипрощай!

Но он не остановился после того, как провернул дельце, а продолжал играть, да так, что Лариса верила ему до последнего момента. И когда все открылось и Лариса вынуждена была принять правду, она стала другой. Как сказала она Кате: «Я не знаю, что теперь должно произойти и каким должен быть человек, чтобы я могла снова окунуться в отношения и поверить в любовь!»

Катя ей тогда сказала: «Перешагни!»

– Ну, что случилось, кроме того, что на твоем пути встретился очередной мерзавец?! Мало их в нашей жизни встречается? Ни одной нет, которую бы не шваркнули вот так вот. Обидно, да. А ты возьми и перешагни через обиду.

– Неееет! – со злостью протянула Лариса. – Я, кажется, на всю оставшуюся жизнь накушалась любви!

Но прошло совсем немного времени, и она снова в состоянии влюбленности. И самая большая радость у нее оттого, что перед ней не человекзагадка, а нормальный открытый мужик. Не кот в мешке, типа Шурика«разведчика», а Таранов, подполковник, начальник уголовного розыска. Она знает, где он работает, он уже привел в ее дом приятеля Ваську, который взламывает по ночам замки, и он принес в ее дом свои тапочки и зубную щетку. И все это говорит о серьезном к ней отношении. С его стороны.

А она? Она еще вчера сомневалась во всем. А сейчас, когда он уснул, уткнувшись носом в ее подушку, она опять думает так же, как всякий раз, когда в ней поселяется новое чувство: «Все, что было до, было досадной ошибкой!» И это чистая правда! Особенно Шурик! А вот это – самое настоящее и навсегда».

Лариса провела ладошкой по колючему ежику, который топорщился на голове у Таранова. Он вздрогнул.

– Лар, мне хорошо с тобой, – пробормотал Таранов сквозь сон, пошарил рукой по одеялу, нашел Ларискину руку и положил ее себе под щеку.

– Ты спишь как слон, Таранов, и если ктото задумает к нам войти – а у нас, если ты помнишь, сломан замок и дверь картонная, – то он сделает это легко, потому что ты ничего не услышишь, – прошептала Лариса ему в самое ухо.

Таранов встрепенулся, потер глаза:

– Я все слышу. И не дай бог комуто прийти и сломать мое самое вкусное утро за последние годы! Я всех поубиваю. – И спросил без всякого перехода: – Лар, а как ты относишься к... утреннему сексу? Прости меня, пожалуйста, но я всетаки обыкновенный мужик и интересуюсь тем, что мне больше всего интересно!

– Ты нахал, Таранов! Я ему про любовь, а он про секс!

– Лар, любовь без секса – это противоестественно! И еще... Я ведь мент. У меня все просто. И ты не можешь мне ничем возразить, если я тебе скажу, что после секса людям куда проще общаться. Я, конечно, имею в виду людей, между которыми чтото зародилось, а не просто так. Просто так это как раз наоборот: секс без любви. Тоже случается у всех. Но это совсем не то. Ну, скажи одним словом, тебе ведь хорошо было?

– Хорошо...

«Хорошо» – это совсем не то слово. Лариса вообще не смогла бы сейчас подобрать то одноединственное слово, которое бы описало ее ощущения.

...Вся смелость прошлой ночи улетучилась без следа, когда Таранов вышел из ее ванной комнаты в спортивном костюме и тапочкахшлепанцах в красножелтую клетку. Он был в этот момент для нее и домашним, и незнакомым одновременно.

Раньше она видела его на работе в джинсах и сером свитере, а потом ночью на кухне – в наряде Аполлона. Первый видок был если не официальным, то полуофициальным. Второй – комичным и смешным, несерьезным – однозначно.

Такой – в домашних тапочках – Таранов был незнаком ей. К этому должен прилагаться ужин, телевизор и разговоры о повышении цен. Охохо! Както очень обыденно. Вряд ли Лариса этого хотела от Таранова.

И она не знала, как ей себя вести. Еще час назад было проще. Сначала она рыдала оттого, что оказалась запертой на замок, и он успокаивал ее изза двери и говорил ей слова такие, от которых у нее голова кружилась, и ей еще больше плакать от этого хотелось. Потом приехал его приятель Васька из МЧС, который ловко сломал замок, и Таранов подхватил плачущую Ларису на руки и успокаивал, как ребенка. И ей было с ним легко и просто.

А стоило ему переодеться во все домашнее, как она вдруг испугалась его. И еще она не знала, как ей его лучше называть: по фамилии – неловко, по имениотчеству – смешно, просто по имени – както не получалось.

И Таранов увидел, что она немного не в своей тарелке.

– Эээ, милая моя учительница Лариса Михайловна! Да у вас похмелье и все, что связано с этим не оченьто приятным состоянием! И у меня есть предложение, от которого грех отказываться, потому что все мы переволновались и нашим организмам требуется поддержка! Идем в кухню! Идемидем! – поторопил он Ларису.

В общем, после второй рюмочки «на брудершафт» они легко перешли окончательно на домашнее «ты», и Лариса даже нашла для Таранова ласковоуменьшительное имя – Олежка. И трясти ее перестало.

И еще она рассказала Таранову про своего сыночкаплемянника Пашку. Таранов слушал историю Ларисиной семьи чуть не с открытым ртом и поминутно повторял:

– Ты умница, Лар! Ты – настоящая женщина! Ты больше, чем мама...

И ей от этих его слов было очень тепло. Вот оно, это слово, одноединственное, которое можно подобрать ко всему тому, что произошло с ней и с подполковником Тарановым, – «тепло».

Нет, конечно, и страсть присутствовала. Не без этого! Но всетаки главным в их отношениях было другое. И от этого «другого» у Таранова будто шелуха прошлой жизни отвалилась с души. Там, в прошлой жизни, много всего было. И случайные женщины были, и дамы в мундирах с работы, те, что имели на него определенные виды, пару раз даже покупать приходилось женщин – хоть и элитных, но продажных.

А тут он влюбился. По традиции надо было повстречаться, походить в кино, подарить цветы и конфеты. А он вдруг испугался того, что если отпустит ее, то сразу потеряет. И еще испугался за то, что наступит новая ночь, и этой ночью к ней снова придут Шуриковы приятели, и уже не уйдут просто так.

Он изза нее спал вполглазика. Вообщето он умел вырубаться так, что хоть из пушек стреляй – не проснется. Но тут был другой случай. Он сам в псы охранные напросился, а значит, не мог, не имел права проспать ее.

И коль уж ему доверено было тело охранять, а тело это было красивым и притягательным, да еще «брудершафт» оказался к месту, то Таранов взял и плюнул на все условности – конфеты, свидания и обещания повести девушку в ЗАГС – и воспользовался оказанным ему доверием. И ему тоже было тепло оттого, что в ответ он ощутил какоето простое родство, как будто Лариса была всегда рядом, знала о его язве и головных болях, и рядом с ней можно было не стесняться заметного дрожания левой руки, а просто сказать: «Это после ранения». И не стыдно было признаться, что дома у него десять лет не было ремонта, и вообще дом его – это тесная хрущевская двушка, холодная и неуютная, и что ни в какой загранице, кроме Афгана, он никогда не был. И не надо было выпендриваться, что читал какогото Мураками. «Ну, не читал и не надо!» – просто сказала Ларка и принялась обсуждать с ним последнюю серию «Глухаря».

Вот этого ему и не хватало. Понимания и тепла. Это, правда, уже после основного инстинкта. Инстинкт – святое! И ему страшно понравилось, что Лариса оказалась не только хорошей собеседницей, но и понимающей женщиной. Тут Таранов вспомнил свою недавнюю любовницу, которая уважала воспитывать подполковника постоянными отказами. Не то сказал – отлучен от тела, опоздал на свидание – снова наказан. А за Мураками его бы лишили сладкого не меньше чем на месяц! И напрасно Таранов не уставал напоминать: «Этим не наказывают!» Дама сердца мордовала его по поводу и без, а наказание было всегда одно. «Сексолишение» – так он называл это извечное и хитрое бабское наказание.

И он сбежал. И хоть секса от этого не прибавилось, он был счастлив. Хоть обижаться не на кого!

Его Ларка была другой. Такой, о которой мечтает любой нормальный мужик. В ней было понимание. И желание. Понятно, что все это оттого, что между ними возникло притяжение. И Таранова это очень радовало. И Ларкино смущение поутру ему было приятно. И ее переживания на сей счет – «Вот, напилась и совершила скоропалительное грехопадение!» – смешили Таранова и были ему тоже приятны.

На целую неделю они забыли про Шурика. Утром следующего дня Таранов вызвал специалистов из службы установки дверей, и уже к вечеру у них стояла железная дверь, обитая светлой вагонкой, с двумя хорошими замками.

Пришедшие полюбоваться обновкой Катя с Лешкой оценили приобретение, а Куликов предложил поставить третий замок, который он купил для Ларисы накануне.

– Лех, ну, третий – это уже перебор! У меня и на двато замка в квартире добра не наберется, а уж на три – тем более. Да и чем больше замков, тем привлекательнее для воров. Вы себе его поставьте – не помешает. А то тоже ввалится ночью какойнибудь Шурик!

– Пусть ввалится. – Лешка зверски скосил глаза к переносице. – Я быстро операцию «Ы» ему сделаю!

Через неделю Лариса вышла на работу, и Таранов скучал без нее. И ходил к школе встречать ее после уроков. Он прятал под курткой цветы – стеснялся открыто их приносить, да и Лара его предупреждала: к школе не стоит приходить с букетами.

Ей очень нравилось, что он выбирал для нее не длинноногие розы, а всякие чудненькие цветочки, коим она порой и названиято не знала. Да ей и не надо было знать. Она была счастлива оттого, что Таранов не приносит ей помпезные похоронные букеты, как это любил делать Шурик.

А про Шурика Таранов помнил, но скоро на него навалилась работа, и он только успевал разгребать свои уголовные дела, обещая Ларисе чтонибудь придумать с ее Шуриком.

Недельный отпуск его прошел, и он успел уже забыть про свой отдых. А еще через неделю у Таранова снова были красные, как у кролика, глаза, и он приползал домой едва живой. Так что Ларисе даже неудобно было спрашивать его, когда они, наконец, займутся Шуриком.

Корытников же словно забыл о существовании Ларисы. Она и сама бы с удовольствием о нем забыла, если бы не бабушкина икона.

В одну из ночей, после ставших традиционными разговоров «за жизнь», Таранов попытался уговорить Ларису на «исполнение супружеских обязанностей». Она со смехом отклонила предложение: еще пять минут назад Таранов с трудом языком шевелил, рассказывая ей байки из жизни уголовного розыска. Какие уж тут «обязанности»!

Таранов притворно вздохнул, а потом с удовольствием обнял Ларису, и положил ее ладошку себе под колючую щеку, и только поплыл по волне самого первого, робкого и еще не настоящего сна, как в темной тишине квартиры раздался оглушительный телефонный звонок.

Таранов вскочил, как в армии по команде. Пока он соображал, что это за звонок, телефон еще трижды захлебнулся трелью.

– Алло! – резко сказал Таранов в трубку. – Алло! Слушаю вас...

Потом аккуратно положил трубку на место, виновато посмотрел на Ларису:

– Молчат...

– Молчит. Он всегда так делает: звонит и молчит.

– Ты думаешь, это он?

– Я не думаю. Я знаю. – Лариса помолчала. – А ты знаешь, здорово, что он позвонил и нарвался на тебя. Теперь он знает, что я не одна!

Шурик перестал звонить ей. Но однажды ей показалось, что она увидела возле дома человека, похожего на того, что приходил к ней ночью. И хоть она того ночного гостя почти не разглядела, чтото внутри подсказало ей, что это он. И в просвете между домами проехала машина, похожая на хищную рыбу, такая, как была у Шурика.

Лариса быстро проскочила в свою парадную. Ей повезло, что лифт стоял на первом этаже. Когда в нем закрывались дверцыстворки, в парадную вошел тот, который так напугал ее.

Дома она закрыла дверь на замок и большой засов, который по ее просьбе сделали дверных дел мастера, и приникла к глазку. Она напрасно вглядывалась в мутное пространство лестничной клетки, которое открывал ей глазок: незнакомец не появился. А машину, похожую на хищную рыбу, она увидела в окно. Машина стояла у угла дома, и это была машина Шурика – сомнений у нее не осталось.