Текст книги "Игра по чужому сценарию"

Автор книги: Наталья Труш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Но двери ей открывать не пришлось. Пробил час X, а кавалер не появился. И прошел еще час и другой. И Анна Аркадьевна уже прослезилась горько и скинула ненавистные с некоторых пор каблуки.

Прав был поэт! «Уж полночь близится, а Германа...» Она не успела закончить фразу, как в балконную дверь ее постучали. С улицы. Это было невероятно. Это было невозможно! Да, этаж второй! Но высоченный же! И ничего вблизи, кроме водосточной трубы!

Испугаться Анна Аркадьевна не успела: она увидела за оконным стеклом знакомый кожаный силуэт, развевающийся на ветру черный хвост и улыбку широкую, открывшую ей не оченьто приятную картину – старомодные железные зубы, какие сегодня можно ну разве только в кино и увидеть. И тут же мысль эта неприятная ускочила кудато, а на месте ее появилась другая: а может?.. а может, он того?.. для кино?.. для роли?..

Ответить себе Анна Аркадьевна не успела. Едва она опустила на балконной двери старинный узорный шпингалет, как в комнату ее ворвался вихрем тот, о ком она страстно мечтала целые сутки. И снова с белыми розами, с влажными, тугими, словно резиновыми бутонами.

Сказать, что у Анны Аркадьевны сорвало крышу, значит, ничего не сказать. Какие там кальмары с икрой и кофе с шоколадом?! Ураган страсти, про которую рассказать – стыдно, а вспомнить – приятно, завертел их так, что в себя они пришли только утром. Вот тут в ход пошли и кальмары, и икра, которую Герман, как оказалось, очень уважал. Он вкусно ел ее маленькой серебряной ложечкой. От бутербродов он отказался, так как тоненько нарезанная булка за ночь зачерствела – кусочки слегка выгнулись, схваченные неприкрытым домашним теплом, а более свежей в хозяйстве актрисы не нашлось.

– Я, душа моя, икорку люблю на булочку теплую, мягкую, как пух, с маслом. А уж ежели слегка подсохла она, то тут уже не тот вкус, и нет ничего лучше, как не портить продукт, а употреблять его в живом виде.

И он употреблял. А она смотрела, как делает он это красиво и изящно, и все больше убеждалась, что зубы его железные – это совсем не от недостатка средств на модный ослепительной белизны фарфор, а для дела. Она попытала его на эту тему, и он загадочно улыбнулся ей и только кивнул согласно в ответ на ее лестное кинопредположение:

– Догадливая ты моя!..

«Надо бы об искусстве да о перспективах...» – думала она, утопая в очередной раз в пучине страсти, в которую тянул ее за собой новоиспеченный кавалер. Анна Аркадьевна всякий раз настраивалась на серьезный разговор с Германом. Ей хотелось подвести его ближе к творчеству, но он умело рулил отношениями, и влюбленная дама, словно большая рыба на крючке, только разевала рот, а ходила тудасюда не как сама того хотела, а как водил ее умелый рыбак.

Зато Герман за три дня узнал о своей «голубушке» все, что ему было надо. А к концу первой недели их бурного романа он получил ключи от квартиры актрисы Шуйской. Ему страшно хотелось побыть в этой квартире одному, самому пооткрывать ящички комода, пошарить в шкафах и тумбочках. Он нюхом чуял, что квартирка не простая, а... золотая. Правда, милая его даже в порыве страсти благоразумно молчала на эту тему, что еще больше подстегивало Германа. И вообще был у него дар: он чувствовал на расстоянии роскошь, прикрытую рубищем, и бриллианты у скромной библиотекарши. И никогда не ошибался. Если б не этот дар, он, может быть, давно бы и завязал, но... Попробуй завязать, если добро само плывет в руки!

На исходе второй недели, когда Герман изрядно поистратился на белые розы, а у Анны Аркадьевны к ужину была не икра, а бутерброды из вчерашней булки, вымоченные в молоке и поджаренные на постном масле, Герман придумал, как ему выкурить из норки хозяюшку. И бутерброды эти тошнотворные только подстегнули его.

– Милая! – Голос в трубке слегка дрожал. – Милая моя! Ты заметила, что наши отношения стали немного пресными?

Анна Аркадьевна вздрогнула. Но испугаться не успела.

– Я предлагаю тебе маленький праздник – поход в ресторан!

Герман долго объяснял, в каком заведении он заказал столик. Ресторан «Северный полюс» оказался так далеко от центра и от метро, как настоящий Северный полюс от Питера. Анна Аркадьевна хотела возразить Герману, и даже червячок сомнений гдето внутри у нее шевельнулся, но знак этот она пропустила. И хоть не очень хотелось ей менять привычную домашнюю обстановку и бежать кудато на окраину города, она внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале, что висело в прихожей, разгладила пальчиками уже заметные «гусиные лапки» в уголках глаз и пошлепала в ванную.

...Герман больше часа просидел в кафешке на улице Марата. Из окна ему хорошо было видно подъезд и всех входящих и выходящих из него. Наконец, показалась и Анна Аркадьевна. «А актриса Шуйская еще очччень ничего себе!» – машинально подумал Герман, которому всегда нравились женщины намного старше его. Он проводил даму восторженным взглядом, подождал еще минут десять. Немного пожалел, что не проводил ее до метро. Хорошо бы было убедиться на все сто, что Анна Аркадьевна отбыла к месту встречи. Ну, да что уж теперь.

Впрочем, у него не было сомнений в том, что дама сердца отправилась в ресторан. «Огорчится, конечно...» – мелькнула у него мысль. Понятно, что он не собирался встречаться с Шуйской.

А зря. Уже позже ему пришла в голову мысль, что надо было спланировать все так, чтобы непременно появиться у «Северного полюса», пусть позже, но появиться. Но тогда надо было реально заказывать столик в ресторане, а это дорого. Да и в дом к Анне Аркадьевне Герман собирался войти цивилизованно – через дверь, открыв ее «своим» ключом. В общем, как ни крути, и пошарить в квартире актрисы, и сохранить с ней отношения – вряд ли удалось бы.

Посему, переждав десять минут после ухода хозяйки, Герман тяжко вздохнул, пожелал себе удачи и отправился в дом напротив.

...Ох, сколько же ненужного барахла хранит чужая квартира! Пыльные антресоли, пузатые шкафы и комоды, уйма коробок и шкатулок. И на все про все час времени. Именно столько – не больше – отпустил себе Герман.

Ему повезло, а Анне Аркадьевне не очень. Старый «дипломат» из черного кожзама на книжном стеллаже Герман сразу приметил, но както не обратил на него внимания, решив, что набит он какиминибудь бабьими воспоминаниями – открытками с ангелочками и письмами на пожелтевших тетрадных листочках. И лишь когда «дипломат» третий раз попался ему на глаза, он вытащил его изпод кипы книг и журналов и почувствовал приятную тяжесть.

– Ого! – только и сказал изумленный кавалер актрисы Шуйской, легко сковырнув несерьезный замочек с «дипломата»...

* * *

...Анна Аркадьевна шумно сморкалась в кружевной платочек. Про Германа она ни словом не обмолвилась Таранову. Рассказывала подробно про каждую безделицу своей необычной коллекции.

Собирать ее начал еще дед Анны Шуйской, а после его смерти коллекция перешла к ее отцу. Художник Аркадий Шуйский – он говорил про себя Шуйской – хорошо знал цену каждой безделушке, и, как ни выпрашивала у папика дочка симпатичную заколку или брошку, владелец «золотого зоопарка» ей твердо говорил «нет!».

– Почему «зоопарка»? – перебил Шуйскую Таранов.

– Ну, тут все просто: и дед, и отец собирали исключительно фигурки животных. Знаете, какие там были симпатичные украшения?! Лягушата с бриллиантовыми глазками, ящерица – с изумрудными, попугай на жердочке, пудель в ошейнике из камней. В общем, только звери. И только золотые.

– Вы когонибудь подозреваете? – устало спросил Таранов. – У когото из ваших знакомых были ключи от вашей квартиры?

От Таранова не укрылось то, что актриса Шуйская враз смутилась.

– И я должен вас предупредить об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, – почемуто добавил он, чем вогнал Шуйскую в краску.

– Ключи... Нет, ключи были только у меня...

«Врет!» – глядя на нее с прищуром, думал Таранов.

– Ключей ни у кого не было, но, товарищ начальник уголовного розыска... Я подозреваю совершенно конкретного человека. Я сейчас вам все объясню...

Дальше Шуйская начала плести Таранову какуюто ахинею про оброненные накануне на детской площадке у дома ключи, которые подобрал очень подозрительный человек. «Он гулял неподалеку, и только он мог подобрать...»

Потом ключи она самым чудесным образом нашла – «подбросили...», а спустя две недели она обнаружила пропажу коллекции.

На самом деле Анна Аркадьевна о краже золотых зверюшек догадалась сразу же, как только, уставшая и голодная, вернулась домой. Она не сомневалась в том, что Герман жестоко и цинично обманул ее. Она ждала его сорок минут на ветру, под дождем, прячась под маленьким козырьком на крыльце ресторана. На нее подозрительно смотрел швейцар за стеклом. Можно было войти, раздеться, сесть за столик в теплом уютном зале с мягким светом, но она всей душой чувствовала обман и потому бестолково толклась на крыльце в ожидании того, кто и не собирался к ней на встречу. Тогда зачем ему нужно было вытаскивать ее из дому? А только затем, чтобы похозяйничать в ее доме.

«Нет, ну этого просто не может быть! Зачем?!! Он знает, что я стеснена в средствах! Я скромно одеваюсь, скромно питаюсь, я не баловала его подарками. Нет! Не мог он...» – рассуждала Шуйская, трясясь в вагоне метро. Слезы обиды она старалась спрятать, но не получалось. А самое главное, ее не отпускало дурное предчувствие: неспроста это. Ой, неспроста!

Она оказалась права. Двери открыла и поняла: прошерстил милый норку, все углы проверил.

Анна Аркадьевна сразу кинулась к заветному чемоданчику. Она специально держала его на виду. Старенький потрепанный атташекейс вряд ли мог заинтересовать когото, да и не принимала Анна Аркадьевна никого в своем доме. И цацками дедовыми никогда не хвасталась. Как раз наоборот: всегда и везде старалась подчеркнуть свою благородную нищету. И «дипломат» этот ободранный специально был небрежно приткнут на полке в книжном стеллаже среди старых журналов и потрепанных книг.

И вот в таком месте этот прощелыга сумелтаки найти ее дорогой чемоданчик.

«Я – нищая. Я совсем нищая...» Анна Аркадьевна даже плакать не могла. И куда теперь со всем этим?..

Сначала Анна Аркадьевна категорически не хотела ничего предпринимать. Ничего! Вопервых, она не собиралась никому рассказывать о своем кавалере, никакой огласки не хотела. Вовторых, что могла она рассказать? Она ведь, кроме имени его, ничего о нем не знала: Герман – и все! Он ведь так толком и не сказал ей, где и кем работает, где живет. Да даже фамилию его она не знала. Ну и с чем было идти жаловаться?!

В таком раздрае Шуйская прожила два дня, а потом сказала себе: а вот хрен вам всем!

Коллекцию деда и отца продать будет не так просто – слишком заметная, а это шанс найти ее. И еще. Обидно ей стало: с какой радости дарить засранцу дедово добро? С этой самой мыслью и собралась в милицию. Только для отвода глаз она присочинила, что не знает вора, описав его при этом со всеми подробностями.

Таранов, услышав про хвост конский и зубы вставные железные, едва не крякнул и резко сказал, пристально глядя на посетительницу:

– А вот теперь, Анна Аркадьевна, все честно и конкретно, и с самого начала. Гражданина этого ведь Германом звали, не так ли? И был он не случайным прохожим во дворе, а вашим хорошим и очень близким другом, и скорее всего – любовником.

Шуйская вздрогнула и покраснела.

– Вы меня простите за резкость и простоту, но у меня есть все основания так говорить. Товарищ уж очень знакомый...

После этой его пламенной речи Анну Аркадьевну сразу отпустило. А что, собственно, она такого сделала, что должна стесняться?

И Шуйскую прорвало. Она начала с самого начала, и от нее не укрылось, как Таранова буквально перекосило от упомянутых ею белых роз на длинных стеблях.

Таранов потер виски – башка опять разламывалась, хоть Тамару Георгиевну с ее чудоручками вызывай вместо скорой помощи.

– Олег Васильевич, а вы его найдете? – Робкий голос Шуйской вернул его к действительности.

– Будем стараться, Анна Аркадьевна, но вы должны понимать, что дело очень тухлое. Примет много, даже фото есть, но...

Таранов встал, давая понять актрисе, что аудиенция закончена. Шуйская тоже поднялась, уронив при этом сначала шарф, а потом перчатки.

– Я вам позвоню, можно?

– Позвоните. Через недельку.

Шуйская напоследок хлюпнула носом и тихонько просочилась за дверь.

«Ну бабы! Ну дуры!» Таранов помотал головой, прогоняя боль, которая закипала внутри черепной коробки, как бульон в кастрюльке на большом огне.

Он немного подумал, потом покопался на столе, перебирая бумажки, нашел нужную, с телефоном Тамары Селениной, и решительно набрал номер:

– Тамара Георгиевна? День добрый! Это...

– Здравствуйте, Олег Васильевич! Вы хотите мне чтото сообщить? – узнала его Селенина.

– Сообщить? Да, сообщить тоже. Но не по телефону.

– Я приеду. Сейчас можно?

– Можно. Я жду вас...

Через час Селенина тихонько поскреблась в дверь тарановского кабинета.

– Входите, Тамара Георгиевна.

– У вас появились новости? – Селенина расстегнула пальто и внимательно посмотрела на Олега Таранова. – Впрочем, подождитеподождите: у вас опять болит голова!

– Болит, собака!

– Не ругайтесь! Голове тем самым не поможете, а вот негатив на себя навлечете! Расслабьтесь, сядьте поудобнее...

Селенина стряхнула с плеч пальто, потерла руки, согревая ладошки и пальцы, и уже от этого Таранов почувствовал легкое головокружение. И все повторилось, как в прошлый раз: холодок от рук целительницы проник внутрь могучего тарановского организма, где мгновенно начал свою пожаротушительную работу. И ему стало так хорошо, что захотелось уронить голову на руки и уснуть, как в детстве.

Усилием воли он заставил себя проснуться, не зевать и сосредоточиться на работе.

Он пошевелил плечами и покосился на Селенину:

– Спасибо, Тамара Георгиевна, мне уже совсем хорошо.

Селенина опустила руки, помахала ими, словно стряхивая невидимую пыль, обошла стол и села на место. Таранов бы и рад был еще покайфовать под этим наркозом, да боялся попасть в неудобное положение. И попал бы непременно. Не успел он взять лист бумаги и ручку, как в дверь кабинета постучали, она скрипнула парой давно не смазываемых петель и отворилась. В щели между дверью и косяком Таранов углядел знакомую красную куртку с белым мехом на капюшоне. Ларка! Вот приди она пятью минутами раньше, и объясняйся, как хочешь.

– Входите, Лариса Михайловна! Знакомьтесь, Тамара Георгиевна! Это, можно сказать, половина моя вторая. Лар, ты по делу?

– Нет, просто мимо пробегала. Таблетки тебе принесла от головной боли.

– Голова прошла, спасибо Тамаре Георгиевне. Очень интересный метод.

– А вы правда экстрасенс? – Лариса с восторгом смотрела на Селенину.

– Правда. Хотя я бы лучше подругому сказала – целительница.

– И вы учились этому или проснулись в один прекрасный день, и...

– Сначала проснулась, а потом уже училась. А вы... интересуетесь?

– Ну, скажем так, чисто из любопытства.

– А можно не только из любопытства. Можно освоить коекакие приемы, чтобы мужу голову лечить хотя бы.

– Вы это серьезно? – Лариса недоверчиво посмотрела на Селенину.

– Вполне. Мы сейчас закончим с Олегом Васильевичем, и можно поболтать на эту тему.

– Ну, тогда я подожду в коридоре. – Лариса попятилась к двери.

Таранов подмигнул ей и переключил свое внимание на Селенину:

– Ну что, Тамара Георгиевна, вызвал я вас не только и не столько голову мою лечить...

Таранов в двух словах поведал Селениной эпизод с актрисой Шуйской и попросил ее еще раз, но уже коротенько, без роз и хризантем, рассказать о Германе то, что она, может быть, упустила в первый раз, просил припомнить Тамару Георгиевну все, о чем они говорили, где познакомились. Словом, ему нужны были мелочи, которые порой являются ключами к разгадке.

– Да я вам, Олег Васильевич, вроде все уже рассказала... – Селенина на секунду задумалась. – Давайте так сделаем: если я чтото припомню – сразу позвоню! Годится?

Они распрощались.

Лариса ждала Селенину в коридоре. Она листала какойто скучный милицейский журнал, который лежал на столике у окна. Увидев выходящую из тарановского кабинета Тамару Георгиевну, невольно залюбовалась ею. Элегантность, помноженная на красоту, – это страшная сила.

Лариса издалека помахала Таранову, поймала его улыбку, адресованную только ей, и с удовольствием отметила, что Олег бодр и весел.

– Тамара Георгиевна, вы творите чудеса! Я имею в виду то, что вы делаете с головой моего мужа!

– Ничего особенного, Лара, просто большое желание помочь человеку позволяет мне посылать его голове команду не болеть, а руки убирают весь негатив. И я считаю, что это может делать любой. Главное, чтобы сам он был светлым человеком.

Они завернули за угол и, не сговариваясь, направились в пышечную.

– Если честно, – Лариса слегка покраснела, – я стараюсь исключать все эти булкипышки, но, черт возьми, так хочется, что иногда я изменяю своим правилам.

– И правильно делаете! Нельзя насиловать организм разными голодовками. И потом... – Селенина окинула Ларису взглядом с ног до головы. – Вы прекрасно выглядите. И даже если у вас есть парочкатройка лишних килограммчиков, ваш муж любит вас и даже не замечает излишеств. Лариса, ведь этот жуткий селедочный тип «906090» нам всем просто навязали, не правда ли?

– Да, я сама всегда так говорю! А Олег, стоит мне сесть на диету, грозится бросить меня, если я похудею. Шутит, конечно, но чтото в этом есть, и нешуточное.

– Он просто любит вас. И хочу вам сказать, вам очень повезло. Ваш Таранов настоящий мужик. И я вам немножко завидую белой завистью. А я вот влипла изза своего желания любить и быть любимой!

– Увы, Тамара Георгиевна, не вы одна. – Лариса покрутила в руках салфетку. – Хотите, я расскажу вам, как я познакомилась с Тарановым? История покруче вашей с Германом...

* * *

– Ему срок дали? – спросила Тамара Георгиевна, когда Лариса закончила свой рассказ.

– Кому? Аа, Шурику... Да, дали. Большой. Пятый год сидит.

Тамара Георгиевна помолчала, поболтала кофейную гущу в маленькой чашке и перевернула посудинку на блюдце донышком вверх.

– Вы и гадать умеете? – удивленно спросила Лариса, наблюдая за манипуляциями экстрасенса Селениной.

– Ну, «гадать» – это громко сказано! Просто привычка уже выработалась: если кофе пью, то обязательно загадываю чтото, а потом смотрю чашку.

– И мне... можете посмотреть? – напряглась Лариса. – Правда, я не загадывала ничего...

– Ну, не обязательно и загадывать. Посмотрю, – просто пообещала Тамара Георгиевна. – У менято, знаете ли, сейчас только одна загадка на уме...

Странный рисунок показала ей кофейная чашка. На дне нарисовался повешенный. Лариса заглянула через плечо Селениной и тоже разглядела на коричневом фоне светлый силуэт человечка на веревке.

– И что сие значит? – удивленно спросила сама у себя Тамара Георгиевна. – Сколько смотрю чашки, такого никогда не видела. И разгадывать не знаю как...

На Ларису гадание на кофейной гуще не произвело впечатления. Ей выпали какието бабочки, цветочки, пальмы и полная дребедень. Селенина все это мудреным способом объяснила, но Лариса видела по ее лицу, что мыслями та гдето далеко и от кафе, и от Ларисы. Наверное, из головы не выходило то, что показала ей ее кофейная чашка.

– Тамара Георгиевна, вы сильното не парьтесь по этому поводу! – попыталась отвлечь ее Лариса. – И вообще, не время для гаданий, а стало быть, врет все ваша чашечка!

– Будем думать так, – задумчиво ответила ей Селенина, резко поднявшись. – Идемте! Я так и не рассказала вам, как лечить голову при помощи рук, но в этом нет никакой премудрости, уж поверьте. Разогревайте ладошки, потирая их, как после мороза. Потом подносите к голове мужа, немного держите, представляя, как на руки ваши собирается весь негатив, а затем резко стряхиваете с них этот негатив. После всего обязательно помойте руки или протрите платком. Вот и весь секрет!

– Ну, я думаю, это всетаки могут делать люди, обладающие какимито особыми способностями, а я...

– А мы все, дорогая моя Лариса, с особыми способностями, просто мы про них не знаем. Поверьте в то, что я говорю вам, и верьте в это, когда беретесь снимать головную боль у вашего Таранова, и все у вас получится!

– Я попробую, – неуверенно сказала Лариса.

– Ну, давайте прощаться! – Селенина подала ей узкую красивую ладошку. – Приятно было познакомиться и любопытно было узнать вашу историю. А вообщето я очень надеюсь на вашего супруга. Самой мне тут не справиться. Вот если бы я о Германе знала столько, сколько знали вы о вашем Шурике...