Текст книги "Игра по чужому сценарию"

Автор книги: Наталья Труш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Но день этот у Александра Ивановича складывался не лучшим образом. Да что там «не лучшим»! Препаршивый день выдался.

Утро началось с домашней войны. Галина после всего того, что случилось в их семье, чуть что – пускала в ход тяжелую артиллерию. Нет, она не кричала и не топала ногами. Она безобразно унижала Шурика. Вопервых, к нему прочно прилепилось прозвище «бубус», которое в устах супруги звучало ехидно и обидно. Шурик при этом чувствовал себя именно тем несчастным сусликом, которому не удалось скрыться бегством в пампасах и он угодил прямиком в суп аборигенам. И это был лишь милый заход. Далее Галина виртуозно приводила в порядок семейный бюджет, и тут от Шурика только пух и перья летели. Супруга так урезала его пособие, что денег не хватало не только на дорогое хобби, но и на меньшие радости. Он и на кражу эту пошел от нужды великой. Шурик был трусоват. Прикупить «доски» за копейки у дремучих деревенских старух – это одно. А забраться в храм и разорить его – это совсем другое. Успокаивало его только то, что брали они не все подряд, а выборочно, и не факт, что подслеповатый батюшка Тимофей пропажу скоро разглядит. А еще деревня так далеко от цивилизации, что вряд ли кому интересно будет всем этим заниматься.

Но логичные и трезвые рассуждения перебивал липкий страх: а вдруг дознаются?! И еще больший страх: а ну как Боженька накажет?! В отличие от приятеля Гарика Томилина, которого в иконах интересовала лишь их стоимость, Шурик был верующим. Ну, не то чтобы очень, но уважал Бога попросить о том о сем.

С Гариком Шурик рассчитался сразу же. Тот не очень разбирался в иконописи, поэтому был рад, когда Шурик выделил ему тугой рулончик из долларов.

У Шурика было какоето нехорошее предчувствие. Всетаки присутствовали у него задатки Штирлица, что ни говори. Интуиция не давала ему спать спокойно ни одной ночи после возвращения с Севера с грузом икон. Почемуто вспоминалась и Лариса Потапова. Даже както неудобно было. Всетаки не продавала она ему Богоматерь своей бабки. Опять же бабка в иконе записки держала и верила, что икона помогла ее мужу с войны живым вернуться. Ломало это както Шурика. Нет, он далек был от мысли возвращать Ларке икону. Он бы купил ее, если б она не была такой дурищей. Но сейчас и об этом поздно говорить. В итоге на Шурике было два больших греха: Ларка и украденные из храма иконы. Последние надо было продавать. Задним умом Шурик это понял. Случись что, за них можно сесть надолго. К тому же после утреннего концерта с женой Шурик надолго остался без денежных вливаний. Была у него, конечно, заначка, но то было святое – на черный день, и тормошить ее Корытников не собирался. Значит, собственное материальное положение можно было поправить лишь одним способом – продать от греха подальше холмогорские доски.

У Лары не было в голове никакого плана. Было лишь желание не потерять из виду Шурика. И была интуиция, которая подсказывала ей, что Шурик не просто покататься собирается.

Шурик проехал какихнибудь два квартала и внезапно затормозил, совершенно подурацки, кстати, не показав заранее, что хочет остановиться у обочины.

«Осел!» – подумала про себя о нем Лариса. К счастью, ей ничто не помешало, и она притормозила за Шуриком метрах в десяти. Она хорошо видела, как Корытников вышел из машины, открыл заднюю дверцу и достал спортивную сумку. Даже издалека было видно, какая она тяжеленная.

Шурик легко перемахнул через низенькое ограждение у дороги и по едва заметной тропе двинулся в глубь двора.

Лариса выбралась из жигуленка. Ринуться без прикрытия за ним она побоялась. Не дай бог Шурик обернется и увидит ее. Он не дурак, сразу все поймет и заляжет так, что никакие опера Олега Таранова его ни за что не достанут.

Лариса издалека хорошо видела, в какой дом и в какую парадную вошел Шурик. Едва он скрылся за дверью, она перебежала через двор и тихонько вошла следом. Она стояла в полутемном углу под лестницей и прислушивалась к тишине. Но ничего, кроме гулких ударов собственного сердца, она не слышала. А еще у нее пересохло во рту, и ей хотелось запить эту противную сухость, чтобы не закашляться.

По идее можно было проскочить по этажам и послушать под каждой дверью. Но это было нереально. Вопервых, на каждом этаже четыре квартиры, вовторых, Корытников мог застукать ее за этим занятием. Кто его знает, когда и откуда он выйдет. Оставалось ждать внизу.

Она ждала минут двадцать. Сердце успокоилось и перестало колотиться как сумасшедшее. Наконец, гдето на третьем этаже открылась дверь, и она отчетливо услышала голос Шурика:

– Смотри, решай, если что, деньги мне срочно нужны. Крайний срок – сегодняшний вечер. Не позвонишь, у меня есть еще желающие.

Что ему ответили, Лариса не расслышала, но Шурик снова сказал собеседнику:

– Как знаешь. Цена хорошая. И она только для тебя. И только до вечера. Не созреешь – товар уйдет.

Собеседник опять чтото ответил Шурику, на что он весело хохотнул. И Лариса услышала на лестнице шаги – тяжелые, корытниковские.

Лариса шмыгнула в щель – дверь в парадной даже не скрипнула, – и пулей пролетела к соседнему дому.

Шурик вышел через минуту. Он не обратил никакого внимания на Ларису. Зато она боковым зрением усмотрела, что он изрядно озабочен. Она успела изучить Шурика. Вот он чертыхнулся, достал сигареты. Прежде чем закурить, внимательно рассмотрел зажигалку, как будто видел ее впервые в жизни. Он всегда так делал. И это означало у него крайнюю степень погружения в собственную проблему.

Лариса почти дошла до машины, а Корытникова все не было и не было. Она не оглядывалась, чтобы не привлечь его внимания. Но похоже, ему было не до нее.

Лариса сделала вид, что уронила перчатку, наклонилась за ней и кинула торопливый взгляд назад. Она увидела, что Шурик чешет по бездорожью к своей машине. Сумка в его руках вроде тех же размеров, что и полчаса назад, значит, ничего из нее не убыло. Он аккуратно уложил груз на заднее сиденье, влез в автомобиль.

Она тут же проделала то же самое. Ключ на старт! Жигуль дрыгнулся, и Лариса похолодела от мысли, что ее авточудище просто не заведется. Но все обошлось, и машинка завибрировала, сотрясаемая работающим двигателем.

Лариса боялась, что Шурик сорвется с места и ей будет не догнать его. Но он не двигался, видать, думал о чемто.

Ни одной мысли в голове, ни одной подсказки. Ну, затеяла слежку, и что? Узнала адрес некоего потенциального покупателя. И все! А что дальше?!

Додумать она не успела. Шурик вдруг резко взял влево, опять же никого не предупредив о своем маневре.

– Осел! – снова наградила его обидным именем Лариса. – Где ездить учили?! Или только о себе думаешь?!

На этот раз Шурик ехал куда шустрее, чем раньше, и Лариса поняла, что ей своего «бывшего» не догнать. Она почти потеряла его из виду и пожалела, что не ткнула в широкий зад шикарного авто мордой своей битой «шестерки» в тот момент, когда Корытников был близко от нее. Она была бы виновницей ДТП, и он обязательно бы дождался сотрудников ГИБДД, и тогда Лариса сказала бы им, что в машине у него иконы, которые находятся в розыске. И все!

А теперь что?! Ушел!

В этот момент Лариса увидела впереди попу Шуриковой машины, и недолго думая она плавно въехала в нее.

Клюнув носом руль, Лариса взвизгнула от боли. Черная машина впереди качнулась, дверца в ней открылась, и из нее выбрался... Нет, не Шурик. Совсем незнакомый Ларисе мужчина. Он внимательно осмотрел битый бампер, подобрал осколок фары, покрутил его в пальцах. При этом он внимательно смотрел сквозь лобовое стекло на Ларису.

– Вот же блин! А Шурикто где?! Где этот чертов Шурик?! – со слезами громко сказала Лариса.

– Девушка! Как же вы так, а? – Водитель пострадавшей машины был любезен, и это было странно. – У вас страховка имеется?

Лара кивнула. Она достала мобильный телефон, быстро нашла номер Таранова и через секунду услышала его усталый голос:

– Да, Лариса, слушаю тебя.

– Олег! Я следила за Шуриком. Я его нашла. Он сейчас едет по Большому проспекту к Первой линии. У него иконы, в сумке. Я видела! И слышала его разговор с покупателем!

– Лара, ты сошла с ума? Куда ты суешься? Зачем? Я же говорил тебе: все идет по плану! По моему плану! Немедленно домой! А вечером я с тобой поговорю!

– Это не все, Олежек! Я... я разбила машину. Чужую! И свою...

Таранов крякнул. Прикрыл ладонью трубку, комуто чтото сказал, потом спросил:

– Лар, я надеюсь, не очень сильно? Сама не пострадала?

– Не очень. Не пострадала. Почти. Немного носом в руль стукнулась. Хозяин той машины не орет, права не качает. Вот он тут рядом. Ладно, Таранов, пошла я на разбор полетов.

– Адрес!

–Что?

– Адрес! Улица и дом, где ты находишься!

Лариса вытянула шею, нашла номер под крошечным козырьком дома, назвала Таранову. Он отключился без «до свидания».

– Девушка! Если я ничего не путаю, вы участвовали в погоне? – вежливо обратился к ней участник ДТП, вернее – пострадавший.

– Не путаете. – Лариса выбралась из машины.

Она тут же вспомнила об ушибленном носике, потерла его, заглянула в зеркальце: вроде не свернула на сторону!

– Я нечаянно! Примите мои извинения, пожалуйста!

– Принимаю! – Незнакомец улыбнулся Ларисе. – И у вас есть ктото влиятельный в правоохранительных органах?

– Есть! Правда, мне от него и попадет больше всего.

Они не успели толком поговорить, как к тротуару позади Ларисиной «шестерки» прижалась машина ДПС и к ним подошел молоденький лейтенант.

Козырнул издалека, назвал свою фамилию – Лариса не расслышала. И тут же попенял:

– Что ж вы, господа, место ДТП не обозначили и аварийку не включили?

– Ой, извиняюсь! – Лариса кинулась к багажнику, доставать аварийный знак – красный складной треугольник. – Мы еще и ГИБДД не вызывали, и страховщиков. Ну, толькотолько стукнулись!

– Все едино: надо сразу обозначать место аварии, чтобы другие видели. Документы ваши приготовьте, пожалуйста.

Представитель страховой компании прибыл минут через двадцать. За это время сотрудник ГИБДД нарисовал схему ДТП. Спасибо Таранову – все решили полюбовно на месте, и уже через час участники аварии обменялись на всякий случай номерами телефонов и разъехались, пожелав друг другу всех благ.

Дома Лариса кинулась готовить ужин. Не праздничный, но и не для язвенников! Надо было както извиняться перед Тарановым. И все равно он был суров и битый час выговаривал Ларисе, что она действовала как неразумная девчонка.

– Ну, Олежек! Ну, хватит уже! Ну, я хотела както все ускорить. Мне казалось, что у тебя все руки не доходят до этого дела!

– Лар, ну что значит «руки не доходят»?!! Есть уголовное дело о краже икон из храма. Есть подозреваемый, которого опознали потерпевшие прихожане храма и отец Тимофей. Идет планомерная работа. А ты влезаешь, словно так и надо! А если бы ты с ним столкнулась нос к носу?!

– Ну и столкнулась бы?! Он что, убил бы меня?!

– Лар, ну, даже если бы и не убил... Даже если бы он тебя просто ударил... Ну, подумай сама, приятно бы тебе было?

Лариса прижалась к Таранову, обхватила его руками за шею. «Он за меня переживает! Переживает! За меня!» – думала счастливо Лариса. Под своей ладошкой она почувствовала, как бьется у него на шее жилка. Больше, чем обычно. Когда он переживал, у него всегда сильно подрагивала левая рука и билась больше, чем нужно, вот эта голубоватая жилка.

Лара отстранила от себя Таранова, внимательно посмотрела на него, потрогала пальцем эту беспокойную жилку, прикоснулась к ней губами и еще больше ощутила ее биение.

– Не волнуйся, ладно? Я больше не буду!

– А больше и не надо! Все, Лар, взяли твоего Корытникова. Через двадцать минут после твоего звонка и взяли...

– Как?! И?!

– Каккак! Сотрудники ГИБДД тормознули его, досмотрели машинку, нашли иконы. Через пять минут у них был список всех икон, украденных из храма. Он начал выкручиваться, но ему слишком много было предъявлено. При обыске было обнаружено все остальное, что они с подельником украли. И...

– И?! Моя! Моя икона нашлась?!!

– Не кричи! Нашлась. Судя по описанию – твоя. Завтра приедешь, напишешь заявление, опознаешь. Отдадим чуть позже.

На следующий день Лариса встретилась с Шуриком Корытниковым. Место для встречи судьба уготовила им не из приятных – отделение милиции. Шурик был грустен, помят и совсем не уверен в завтрашнем дне. Лара старалась не смотреть на него. Ей его было жалко. Чисто почеловечески. Чтобы не жалеть его, Лариса вспомнила ту страшную ночь, когда Шуриков приятель болтался по ее квартире.

– Да, кстати, в ту ночь, – Лариса рассказывала дознавателю историю своих отношений с гражданином Корытниковым, – у меня еще и все золотые украшения пропали...

– Опишите подробно – какие украшения, где лежали, когда вы их в последний раз видели.

Потом Лариса сидела в коридоре, ожидая, когда ее снова пригласят к дознавателю, и ей пришло в голову позвонить Саше Аксеновой.

– Да, слушаю. – Александра откликнулась сразу и узнала Ларису мгновенно. – Лариса! Как ваши дела?

Лариса коротко рассказала.

– Саш, в общем, если ты сейчас тут до кучи появишься и заявление напишешь, может быть, тебе повезет и ты выцарапаешь свои деньги из нашего «жениха». Он дядя небедный и, чем еще один эпизод к делу лепить, может, согласится долг отдать! Позвоника ты вот по такому номеру и спроси Олега Васильевича Таранова. Будет интересоваться, кто да что и откуда телефончик, ссылайся на меня. Семь бед – один ответ!

И Лара продиктовала Саше номер тарановского мобильника.

Шурик Корытников нашел денег, чтобы расплатиться с Сашей, – отдал все до копейки. Были у него сбережения, и не маленькие. Он и Ларисе готов был заплатить, чтобы она забыла о его существовании, но смысла не было никакого. Если с Ларисой и с Сашей у него все было, скажем так, полюбовно, то храмто они с приятелем обокрали. И иконы, и триптих, и два креста, и Евангелие в серебряном обрамлении стоили огромных денег – прав был Гоша Самохин. Все вернули храму в целости и сохранности, Шурик ничего сбагрить не успел.

Но самое главное – Ларе вернули Богородицу с Младенцем. К счастью, ни продать, ни отреставрировать Шурик ее не успел. Лариске ее икона в прежнем, нереставрированном, виде была куда милее. Таранов сам закрепил стекло, и петли, и крючок. Оказывается, руки у него были куда надо вставлены. Все держалось крепко и надежно. Он почистил и икону. Затем посмотрел на свою работу и сказал Ларисе:

– Лар! Я б не стал ее обновлять – реставрировать...

– А я и не буду! Это ведь не для коллекции экземпляр, это память...

Лара сама открыла киот после тарановского ремонта – ни одна петелька не скрипнула. Серебряная риза после чистки сияла как новенькая. И живопись на доске тоже была какойто обновленной – глаза у Богородицы и Младенца сияли, как живые. Как будто она была рада возвращению...

В углубление под доской она сложила бабкины записки – письма Боженьке, ветхие листочки, которые спасли в войну ее, Ларисиного, деда, – и икона будто ожила. Будто душу в нее вдохнули.

Сверху Лариса положила свою записку, в которой просила за своих близких и родных ей людей. Просила всего понемногу: счастья всем, здоровья, добра, денег, чтоб войны не было. Ну и любви, конечно. Брату Андрею, племяннику Пашке, Кате и Лешке Куличку, ну и, конечно, себе и Таранову.

Странно как. Ведь давно знала эту бабкину хитрость, а никогда не пользовалась сама, хоть и не везло ей катастрофически в любви. И даже про Шурика не просила. «Вот и хорошо, что не просила. Значит, и не надо было. Значит, время мое тогда еще не пришло. А пришло вот сейчас...»

История Тамары Георгиевны

Вечером дома Лариса удобно устроилась за кухонным столом, подтянув поближе к нему лампу на пружине. Накануне Таранов принес ей с работы одну фотографию неуловимого Германа, и Лариса сама увидела сходство между ним и куклой, которая у нее получилась совершенно случайно.

«Будешь мужиком!» – ласково вынесла Лара вердикт и принялась шить для куклы Германа кожаный пиджак. У нее получился шикарный щеголь в коже, с конским хвостом иссинячерных волос, с миндалевидными глазами. Кроме костюма, Лара аккуратно склеила ему из кусочков кожи остроносые туфли. Осталось доработать мелкие детали, и Германа можно было выставить в галерее кукол. Там как раз готовили выставку «Лица». Автор Лариса Потапова готова была показать императрицу Екатерину Вторую, папу Карло, Джоконду, клоуна Олега Попова, балерину Уланову и вот этого Германа. Правда, объяснить комуто, что это за личность, она не могла. Ну что, подписать «Мошенник по имени Герман»? Сразу куча вопросов: что за мошенник, из какого времени, что такого сделал для истории? Да мало ли какие вопросы возникнут! Про папу Карло и Джоконду все знают, ничего объяснять не надо. Более того, и подписывать не надо! Куклы узнаваемы.

– Стоп! А кто меня заставляет подписывать? На моем стенде я вольна сама, по личному своему усмотрению, размещать кукол хоть с подписью, хоть без! Не буду ничего подписывать. Просто типаж оригинальный у мужика. И лицо, что ни говори, просто для куклы создано!

Таранов Германа одобрил, но снова подколол Ларису:

– Если честно, то этого паразита надо бы без штанов выставить! Я понимаю, что не эстетично, зато эротично! И успех тебе был бы обеспечен!

Они посмеялись, вспомнив про фото Германа, на котором он собственной персоной в кожаном пиджаке с бабочкой и без штанов.

– Идея! – заорала вдруг во все горло Лариса и убежала в темную комнату – гардеробную. Она долго гремела там какимито коробками, двигала ящики, чихала от пыли и, наконец, появилась в кухне, держа в руках белую искусственную розу.

– Оо, это как раз то, чего нашему Герману не хватало! – рассмеялся Таранов. – И теперь ты хоть убей меня, но надо его выставлять без штанов! Кожаный «спинджак», бабочка, роза на длиннющем стебле в зубах. И без штанов! И сразу всем будет видно: мужик не просто так с такими розами – у него одно другому очень соответствует!

– Таранов! Совесть имей! К нам на выставки, между прочим, дети ходят! – Лариса сделала вид, что сердится.

– Ну, если дети, тогда конечно! Тогда пусть в штанах будет. Хотя жалко – такая фишка пропадает!

– Таранов! – Лара хитро, лисой, подлезла Олегу под руку, мешая ему переодеваться.

– Ну? – Таранов вопросительно посмотрел на нее.

– А ты можешь меня с ней познакомить?

– С Тамарой Георгиевной? Могу. А зачем?

– Так. Просто хочу. Я тут который вечер с ее женихом провожу. Наряжаю его, обшиваю, цветы ему дарю! Имею право невесту узнать?! А если серьезно, то хочу понять – КАК?!! Как случилось, что очередная умница, красавица полюбила в который раз записного – вернее, расписного! – козла?! Как?!! Как жизнь сводит лучших женщин с такими паразитами?

– Лара! Лаааар! – подергал любимую за рукав Таранов. – Слезь с трибуны, а? Ну, ты прям как в кино! А все ведь просто, Лар! Мы – козлы, а вы – дуры! И это не я сказал! Это и ты сама говорила. А с Селениной познакомлю. Тетка она интересная. А уж как там у нее с этим Германом срослось – пусть она сама тебе и расскажет.

...А Герман и не скрывал, что отбывал наказание. Как раз наоборот, первым делом он поведал Тамаре Георгиевне историю про то, как еще пацаном по глупости залетел на нары, как отсидел весь срок от звонка до звонка и усвоил этот урок на всю оставшуюся жизнь.

Потом забурился с охотниками в дальневосточную тайгу, где хотел отдохнуть душой от прежней жизни, где ценят человека не за кошелек, а за его душевные качества. Ну, в общем, всякие такие красивые слова Герман был мастак говорить. И Тамара Георгиевна просто боготворила его и благодарила судьбу, что та послала ей этого ангела во плоти.

Два месяца Герман без устали ухаживал за подругой, которая была старше его на целых 14 лет. Но она рядом с ним о своем возрасте и не вспоминала, а он ей признался, что «соплюшек» не признает и отдает предпочтение зрелым женщинам.

О своей работе Герман говорил туманным не нашим словом – «бизнес».

– Какой? – любопытствовала Тамара.

– Солнце мое! Какая разница – какой?! Твоя задача – грамотно распоряжаться тем, что я зарабатываю. Ты же хочешь этого, правда?

– Правда, – соглашалась Тамара.

– Ну вот, и тут наши желания совпадают. А мне, радость моя, если б ты знала, как мне надоело мотаться по свету, как хочется, чтобы был дом, семья, чтоб в нем если уж не дети наши, то чтоб хотя бы внуки шуршали...

Тамара Георгиевна едва не рыдала от этих признаний и сама уже грезила о тихом счастье с железнозубым Германом.

А он все чаще и чаще стал заговаривать с Тамарой Георгиевной о женитьбе. Да не о такой современной, имя которой «сожительство», а о настоящей, со свадьбой и белым лимузином.

Она и рада бы была жить вместе, но немного стеснялась – дети хоть и уважали этот странный выбор мамы, но сомневались в том, что у Германа все это серьезно. И это понятно: онито на него смотрели совсем не влюбленными взорами. Поэтому ключи от своей норки Тамара Георгиевна возлюбленному тайком дала, а вот жить одной семьей приглашать не спешила.

– Кстати, а где мы будем жить? – спрашивала она его.

– Оо, это не проблема! У тебя же есть еще одна квартира?

– Да, но в ней бабушка живет...

– И хорошо! Пусть живет долго! Но ведь у нее трешка в центре?

– Да. – Тамара Георгиевна не очень понимала, к чему клонит жених. – Ну вот, дети переберутся к бабушке, и ей будет хорошо – не одна, и ребята под присмотром. Да у них вообщето уже своя взрослая жизнь. Это ты их все детками считаешь.

– Ну, они для меня детьми будут даже тогда, когда у них свои детки появятся!

– И это хорошо! А мы с тобой постараемся обеспечить для всех светлое будущее.

– ?!!

План у Германа был прост, как грабли: дети – к бабушке, а они продают комнату Германа и большую квартиру Тамары и на эти деньги покупают две квартиры в Чехии.

– Одну будем сдавать и на эти деньги в другой будем жить с тобой, счастье мое. От бизнеса моего денег нам на всю оставшуюся жизнь хватит, – расписывал Герман Тамаре классный перспективный план, лениво пуская в потолок ровные кольца дыма. – А дети будут ездить к нам в Прагу, а потом и внуки.

К себе, кстати, Герман Тамарочку никогда не приглашал, говорил, что быт у него неустроенный, коммунальный и соседи – сволочи. И вообще Тамара Георгиевна толком даже не знала, где он живет, лишь приблизительно – гдето на Фонтанке.

– Ты считаешь – это реально? – Тамара ничего не знала о том, как россияне могут купить недвижимость в другой стране.

– Не переживай, любовь моя, я немного занимался этими вопросами, и друзей в этой сфере у меня хватает. Все будет хорошо, родная. – Герман ласково поцеловал Тамару. – Кстати, у тебя мебель такая интересная! Антикварная.

Мебель эту он заметил, естественно, давно. Сразу глаз угаром запылал. Но Герман умен был, понимал, что золотое яйцо надо высиживать куда дольше, чем обычное.

Мебель у Тамары Георгиевны и в самом деле была очень интересная, с историей. Она досталась ей от мужа, а тому от родителя, который сохранил ее в блокаду, чудом не сжег в печке студеной зимой сорок второго. Потом свекр и Тамаре без устали рассказывал, у кого покупал до войны резной буфет на точеных ножках и как выменивал перловую крупу на бюро карельской березы.

Муж Тамары Георгиевны к мебели этой относился бережно, и ей передался его трепет душевный по отношению к живому дереву, коим заполнен был их дом. И даже в самые черные дни они не мыслили, как можно выставить на продажу хоть чтонибудь из дома, хотя охотников за мебельным антиквариатом было немало.

– Понимаюпонимаю, – кивал Тамаре Герман, слушая ее трогательные рассказы о семье и ее традициях. – Но, дорогая моя, в Прагу за собой эти «дрова» ты же не попрешь! Да и сомнения у меня есть – так ли уж ценны эти вещи.

– Милый! Ты не представляешь их реальной ценности, – робко возражала Тамара Георгиевна. – Я никогда не оцениваю эти вещи как товар и не могу перевести их на деньги. Хотя... деньги очень нужны, ох как нужны!

Деньги Тамаре Георгиевне требовались немалые: надо было срочно дать взятку одному тузу в военкомате, чтобы сын Сережка не загремел в армию. Деньги у нее были – Тамара Георгиевна толькотолько удачно избавилась от старой бабушкиной дачи. Для отдыха хватит и своей, что ближе к городу, а на дальнюю и ездить не было ни малейшего желания. Но сумма, которую Тамаре Георгиевне озвучили в военкомате, была такой, что даму, как говорится, жаба задушила. Вот если б любимый раскошелился...

Тамара Георгиевна даже всплакнула на Германовом костлявом плече, повествуя о том, что пора Сережку от армии отмазывать. В душе она надеялась, что любимый ей поможет – от его «бизнеса» не убудет. Но он делал вид, что не понимает. А она стеснялась открытым текстом деньжат попросить. Какието деньги у него всегда были, и в дом к ней он пустым не приходил и подарки приносил. Но наличкой подругу не баловал. И вообще любил напомнить ей, что деньги счет любят и у него лично все «надежно в дело вложено».

И вот сейчас Герман ей напомнил о том, что деньги стоят в ее норе мертвым грузом. Тамара Георгиевна посмотрела на него с нескрываемой обидой, и он уловил ее настроение.

– Томусь! Ну, скажи, что я не прав! – Герман потерся носом о ее аппетитную розовую щечку. – Я же просто трезво рассуждаю. И в Прагу за собой это не увезешь, и в бабушкину квартиру не воткнешь – у нее своего барахла хватает, да еще и в военкомат такие бабки отдать надо! Кстати, почему так много просят за отмазку? Мне так кажется, что и половиной бы обошлись!

Тамара Георгиевна недоверчиво посмотрела на любимого. Конечно, по большому счету, он прав: если уж так кардинально менять жизнь, то тут не до мебели бывшего свекра. Но ведь у нее и рука не поднимется!

Ну, у нее, может быть, и не поднялась бы, а Герман никакой любовью к ее свекру и покойному мужу не пылал и на мебель старую смотрел как на товар, который можно продать.

Он вел разговоры о продаже антиквариата ежедневно, и Тамара Георгиевна уже готова была согласиться. И даже както за ужином, всплакнув в платочек с кружевами, с грустью признала, что Герман в общемто прав: за границу это не попрешь, а деньги нужны сегодня и сейчас.

И в один прекрасный день он всетаки сумел уговорить Тамару Георгиевну продать резной буфет и овальный столик. Причем делал Герман все сам и в отсутствие хозяйки. Куда он отвез милые ее женскому сердцу вещи, сколько ему за это заплатили – она не знала. Помыв после грузчиков пол, она окинула взглядом осиротевшую свою квартирку, и, присев на крошечную скамеечку в прихожей, разрыдалась. Тут ее, плачущую, и нашел любимый мужчина, который вернулся вечером в дом.

Увидев Германа, Тамара Георгиевна слегка опешила. Она думала, что он банально украл ее добро, а он вернулся и принес ей кучу денег.

– Как ты могла подумать, что я тебя обокрал?!! – Герман укоризненно смотрел на женщину. – Ты ведь уже склонялась к тому, что надо продавать мебель. Так ведь?

– Ну... так... – мямлила Тамара Георгиевна, – но такая спешка! Так ли уж надо было ее сейчас продавать?!

Герман прижал к себе ее голову, баюкал ее, как ребенка, и приговаривал:

– Нуну, успокойся. Вот они, деньги, отсчитывай, сколько надо, и поезжай завтра с утра в военкомат. А я с твоего позволения завтра приведу человека, который оценит квартиру.

Тамара Георгиевна высвободилась из рук Германа, пересчитала деньги, не соображая – много это или мало за ту мебель, что он вывез из ее дома, – и сказала решительно:

– Ну, мебель – ладно, а с квартирой я пока подожду. И больше об этом не будем...

Ну, не будем так не будем. Герман давить на нее не стал. Но через пару дней принес яркие журналы с фотографиями продающихся в Праге апартаментов. Он всячески привлекал Тамару Георгиевну пообщаться на эту тему, но она после его решительных действий на мебельном фронте, честно говоря, совсем не хотела расставаться с питерской квартирой на Васильевском острове. По крайней мере, так стремительно...

– Милая, так решать надо, когда бабкибабульки шелестят в кармане! А без денег нечего и прицениваться! Ну, да я тебя не уговариваю. Думай сама. Только недолго.

Жених аккуратно разобрал свою прическу на ровный пробор – волосок к волоску, – расчесал длинные волосы и собрал их резинкой в любимый хвост. Затем дунул несколько раз в зубцы расчески и спрятал ее в карман кожаного пиджака. Придирчиво осмотрел себя, собрал невидимые пылинки и шагнул в прихожую.

– Лапуль, а я сегодня у тебя не останусь. Дела!

– Как?! – Тамара Георгиевна плаксиво поджала губки. – А я думала...

– Это правильно, что ты думала, душа моя! Думать полезно.

Герман подцепил рожком для обуви на длинной ручке свой остроносый сапожок, втиснулся сначала в один – правый, потом в другой – левый, потопал по коврику. Легко смахнул куртку с вешалки, влез в рукава. «Вжииик!» – сказала «молния».

– Я готов! Да ты никак рыдать собралась?! – Он притянул к себе любимую. Она увидела в его глазах хитрых зайчиков и всевсе поняла: это он специально уходит! Специально! Чтобы она помучалась, поплакала, поревновала. И согласилась на его предложение. – Не плачь и слез не лей, дорогая моя королева! Я скоро буду! Все будет хорошо. Ты мне веришь?

– Верю, – сквозь слезы пискнула Тамара Георгиевна. – Ты побыстрее со своими делами, ладно?

– Мухой, радость моя.

Герман испарился.

«Точно перевоспитывает! – подумала Тамара Георгиевна. – Скотина! Прямо вынуждает с квартирой решать! А что делать?! Люблю эту сволочь!»

А сволочь по имени Герман и не старался скрыть, что специально характер показал несговорчивой даме. Хотя винил себя во всем. Поспешил. Сначала с мебелью поспешил. Потом с квартирой.

«Конь педальный!» – подумал Герман про себя и поплевал через левое плечо. Мебель, а вернее денежки, которые ему удалось на этом сделать, были частью плана.

– Да и хрен с ней, с ее квартирой! – думал он вслух. – Некогда ждать. Надо действовать. А то эта дура и правда три штуки баксов в военкомат отнесет!

Он немного покрутился по переулкам и улицам и уже через десять минут трезвонил в двери второй своей верной подружки, Светки Хрулевой – бывшей лимитчицы, отпахавшей лет десять на заводе девочкой на побегушках, а потом продвинувшейся по профсоюзной линии поближе к директорскому кабинету. Ее трудовое рвение руководство завода оценило и предоставило Светке крохотную однушку на Ваське, и было это самое большое в ее жизни счастье, которое она гордо и величаво называла «квартирой», едва уворачивая язык, чтобы подеревенски не ляпнуть привычное «е» вместо «и» – «кварте ра».

Замужем Светка никогда не была. И детей у нее не было. И это очень устраивало Германа. Не было, правда, в ней и шика столичного, коим обладала Тамара Георгиевна, но и это Герману было по вкусу. Он так рассуждал: после белой булочки порой очень хочется черненького хлебца.