Текст книги "Провинциальный роман. Книжная девочка"
Автор книги: Наталья Шумак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Арина отметила, что в голосе Федора появились металлические нотки.
– Потом другой мятежный генерал, начальник генштаба, заварил новую кашу. В начале лета, в девяносто восьмом. Переворот не получился. Но война началась. Гвинея и Сенегал прислали помощь президенту. Не очень помогло. В ноябре все же подписали мирное соглашение. Понимаешь, малышка, политика очень пакостная штука. Очень. Я не могу сказать, что президент Виейра был Мальчиш Кибальчиш, а генерал Ансуманэ злой узурпатор. Оба хороши. Да и не до составления характеристик их личностей мне было, откровенно говоря. Не будем этого касаться, решать, кто прав, ладно?
– Обычно считают, что прав победитель.
– Речь не об этом. Вовсе. Антониу звонил мне, очень просил приехать. Плел чушь разную. Про доставшийся в наследство от деда заводик, по производству пальмового масла. Про экспорт кокосовых орехов. Звал в партнеры. Не особо я проникся, но решил слетать, посмотреть все на месте. Типа все увижу и разберусь. Возомнил себя пингвин орлом, короче.
Федор умолк. Вдруг отчетливо увидев худое бронзовое лицо друга. Услышал невнятную, скомканную от усталости скороговорку. Банальные приветствия. Пожелания всех благ. И выражение хмурой сосредоточенности в глазах.
– Про возможность совместного бизнеса Антониу, как выяснилось, не очень то и врал. Хотя объемы там, не сказать, чтобы огромные. Но я точных расчетов не делал. К вам в Заранск, кстати, заезжал тоже по просьбе Антониу. Делают в твоем городе мини-тракторы для фермеров, небольшую, но мощную технику. На экскаваторном заводе. И поставляют в основном в Южную Америку, в Чили. Антониу заинтересовался что по чем, и так далее. Для своей страны, и не только. Так что проспекты и прочую информацию я ему привез. Попутно.
Потянул к себе ладонь девушки, прижал к лицу, вдохнул запах. Радость была острой и горькой одновременно. Он не думал, что способен на чувства. Привык к холодку в отношениях, к постоянному контролю. Вечная торговля: ты мне – я тебе. Вот и все. Уши у него были чуткие, как у хорошего волка. Редкий голос мог угодить. Чтоб слух не резало. А уж понравиться… Насквозь фальшивые интонации профессиональных актрис Федора просто бесили. Считая себя привередой, он почти угомонился. Ни на что серьезное не рассчитывая. Все случилось именно вдруг. Темноту в его сердце осветил яркий луч чистого и теплого голоса. И прежняя жизнь показалась пресной.
– И что случилось?
Арина спросила тихим серьезным шепотом. Заинтересованным. Она действительно слушала. Федор сдержал улыбку.
– Дальше?
– Да.
– Мне крупно не повезло, при чем дважды подряд. Просто какой-то злой рок. Сначала я заболел. Прививки там, или нет, а есть такая местная зараза. Знаешь, что Западную Африку всегда называли могилой белого человека?
– Конечно.
– Одному черту известно, что именно я подхватил. И когда успел. Свалился буквально на третий день по приезду. Шел по улице, голова закружилась. Температура дикая. Еле добрался до Антониу. Малярия не малярия… У них в Гвинее-Биссау водится особенная какая-то, не как везде. Облез.
– Что?
– Волосы выпали, все. Даже брови и ресницы, тело покрылось нарывами. И постоянный жар. Как выжил, не знаю.
Соврал. Взял и соврал. Он помнил, что ему помогло. Что держало его на краю багровой пасти, не давая сорваться и растаять в небытии. В вечных кошмарах смерть казалась зубастой тварью, а он сам, не больше комара, болтался в сантиметре от жадных клыков, обжигаясь дыханием чудовища, чувствуя отвратительный запах из скользкой темной глотки. И только голос, светлый и сильный, за который он отчаянно, из последних сил цеплялся, твердил: «Федор! Где ты? Федор. Я жду тебя!» Становился из белого тонкого потока веревкой, капроновым шнуром, обвивал вокруг талии, дрожал от напряжения и держал, держал, держал. Выныривая на короткое время из очередного бреда, Федор просил пить, и снова соскальзывал в пропасть. Снова болтался между жизнью и вечным сном пустоты. Погибнуть было так легко. Разжать пальцы и улететь вниз.
– Антониу конечно, пытался в Москву сообщить, дозвониться, в пустую квартиру… Первое время. Потом ему резко стало не до меня.
– Почему?
– Война. Беспорядки. Его арестовали. Как и его шефа, министра внутренних дел. Больше я Антониу не видел. Меня перевезли в тюрьму.
– За что?
– Там по всей стране сотня другая белых. Их вместе с мулатами меньше процента населения. А тут непонятно какой тип, но якшался с изменниками. Финиш, короче, полный. Допросить меня невозможно, я никакой. Хорошо еще, что положили в палату, не в камеру.
– И долго ты болел?
– Без нескольких дней месяц. Потом частично пришел в себя.
– Частично?
– Такое полу сумасшествие. Организм отравлен. Лечили меня кое-как. Мне казалось, что я португалец, а вокруг враги. Я вопил с хорошим акцентом: «Madre de Deus»? и голышом бегал по комнате. Ну и ругался тоже. Цирк. Но, во всяком случае, не пристрелили сразу. Пришел в себя. Попытался объясниться. Я ж, не знал ничего. Говорю, что русский, приехал в гости к господину Антониу Дуарте де Пина. Дайте, говорю телефон. Позвонить нужно. И меня с улыбочкой в одиночную камеру. Роскошь между прочим, по их меркам. Не в вонючую яму с решеткой сверху. И пошло-поехало. Решили, что я не я. Разбираться им особо было некогда. Пальба по крупному началась. Допросили кое-как два раза. А все остальное время я пытался выжить.
– Как?
– Как Ленин в тюрьме. Ходьба. Гимнастика. Упражнения для мозгов, чтоб не заплесневели.
– Какие?
– Учил креолью. Это местный межплеменной язык. Официальный то португальский, хотя он и существенно искажен. И от классического весьма далек. А креолью – всеми признанный, очень сложный. У него африканская основа. Баланто, фульб, маджак и прочее. И масса заимствований из португальского. Знаешь, как на креолью будет белый, он же португалец?
– Нет.
– Тугаш. Я очень старался, стал неплохо понимать.
– Кто тебя учил?
– Охранники. Видишь ли, они очень своеобразные люди. Считают белых никуда негодными слабаками.
Что ж, он их приятно удивил. Федор вспомнил устремившуюся в его сторону, с угрожающе распахнутой пастью, двух метровую змею, подброшенную в камеру и блеск белков на возбужденных предстоящим представлением рожах охранников. Развлекающиеся ребята столпились у решетки. От него ждали визга, истерики, слез, чего угодно, кроме стриптиза. Федор прижался к стене, был бы стол, вспорхнул на него, и медленно потянул с головы рубашку. Он умел не бояться. И не пах страхом. Не делал резкий движений. Обозленная бесцеремонным с собой обращением мамба шипела, как чайник на плите. Чешуя у нее была темно зеленая, с черной окантовочкой. Прекрасная маскировка для зарослей. В двух шагах не заметишь. На светло сером полу она выглядела изумрудной. Была в ней даже своеобразная убийственная красота. Федор стоял с рубашкой в руке, спокойно дышал и рассматривал змею. Охранники примолкли, потом загалдели. Им просто хотелось как следует повеселиться. А проклятый тугаш отказывался паниковать. Воинственно настроенная мамба направилась к решетке. По скорости с которой охранники прянули в стороны, Федор (который герпетологом никогда не был) заключил, что змея, в самом деле, ядовитая. Мамба свернулась тугими кольцами возле металлических прутьев, замерла. Так продолжалось некоторое время. Потом вновь появились охранники. Заспорили между собой. Наконец пришли к соглашению. Самый толстый, похожий на раскормленного злого слоненка, парень крикнул на скверном португальском.
– Эй, тугаш, сумеешь поймать зеленую смерть?
– Чамо-ми? Федор.
– Фи-о-дор? Ну и имя! Держи.
Через прутья, стараясь не приближаться к решетке сверх необходимого, толстяк протягивал длинную палку с раздвоенным концом. Федор видел такие раньше. В передаче «В мире животных». Следовало прижать змею к цементному полу камеры, и не абы как, а на участке сразу за головой. В противном случае мамба сумеет извернуться и вонзить в руку, берущую ее – свои ядовитые зубы. Теоретически все ясно. Федор представил, что ловит безобидного ужа. Так старался, что почти на яву увидел две желтые полоски на голове африканской змеи.
– Эй, тугаш Фи-о-дор, а у тебя в жилах кровь. Храбрый парень.
Он стоял с извивающейся добычей, стиснутой в правой руке, и плохо слышал шутки охранников. Куда ее деть то, теперь? Рубашка, из которой он вначале собирался изготовить импровизированный мешок, не годилась. Пришлось поднатужиться и свернуть ни в чем не повинному существу шею. Красиво, одним жестом, как в кино – не получилось. Ну да не беда.
– Эй, тугаш Фи-о-дор, хочешь выпить?
Так он шагнул на первую ступеньку выживания. Обзавелся симпатизирующими ему людьми. Дальше пошло проще. Специалистом в конце, концов, он всегда считался неплохим…
– Больно. Раздавишь!
Укоризненно сказала Арина и пошевелила пальцами. Федор опомнился.
– Прости. Задумался.
– Значит, подружился с охраной?
– Ерунда. К сожалению, меня никто не хотел слушать, из начальства, я имею ввиду. В самом деле, оно им надо? Обстановка не прояснилась. Официальных обвинений против моего погибшего друга не выдвигали. Кто ж его знает, как дело может обернуться?! И кто придет к власти в ближайший месяц? Или чуть позже? Удобнее всего им бы было, чтобы я загнулся от лихорадки. Удивляюсь, что не задушили потихоньку.
– Шутишь?
Федор решил сворачивать страшную историю.
– Жил я себе и жил помаленьку, а в конце июня меня взяли, и ничего не объясняя, повезли куда-то. Скромное здание, маленькая комната на втором этаже. Пустая. Стол, табурет и кресло. Вошел низенький и спокойный дяденька, представился господином Габи. Мило побеседовали. И он мне сообщил, что у них в Гвинее-Биссау скоро будут законные выборы, а до них обязанности президента исполняет председатель парламента Малан Бакай Санья, принявший временные полномочия одиннадцатого мая. То есть больше месяца назад! Что лично он, господин Габи с погибшим де Пина был приятелем. Се ля ви. Теперь мой друг оправдан, война, всякое бывает. А мне предлагают, не предъявляя претензий, свалить из страны подобру-поздорову. Неделю я провел в приличном военном госпитале, потом мне выдали паспорт, билет, одну из моих кредитных карт и велели не мешкать. Российский консул, уже черт знает сколько времени, считал меня покойником. Даже бумаги успели изготовить соответствующие. Ладно.
– А дальше?
– В родной столице залег по великому блату в клинику, специализирующуюся на тропических болезнях. Очень тамошних специалистов обрадовал. Задолбали с пробирками, каждый день брали кровь. Любопытный случай и все такое. Хотели опять башку налысо побрить, я не дал.
– Ты звонил мне пятнадцатого июля?
– Не дозвонился. Не злись. Мне было немного не по себе.
Федор подумал, что некоторую правду лучше не говорить. Вырвался, так обрадовался, все на свете забыл. В спортзал походить, как ни странно время нашел… Тоненькая провинциалочка стала вдруг менее реальной, чем была год назад, пол года, месяц. Что-то нахлынуло, плотское, грубое. И он резвился, как животное. Когда, подчиняясь смутному порыву, взял трубку и набрал номер в Заранске, еще был таким. Узнал скверные новости – испытал нечто похожее на досаду. Посчитал, что должен проведать, хотя бы поговорить. Услышал ее тихое – «Да?» и земля под ногами покачнулось. Точно очнулся от дурмана. Каждый день свободы, но вдали от Арины показался ошибкой. Узнал от Басмача подробности и понял, что восхищается. И кем? Девочкой, которую звал с собой покататься по миру? Сколько их было? Девочек на месяц? Та шутливая игра, которую он вел с ней, пытаясь влюбить в себя, была сразу и прочно забыта. Федор принял детку всерьез. Такого с ним еще не было… Вот, опять, задумался старый пень. А она молчит. Скучает? Что еще за вздох?
Он перекатился набок, узкая щель между их кроватями была чисто теоретической. И жарко прошептал в маленькое ушко.
– Довольно политики. Жизнь гораздо интереснее.
– ?
– Пожалуйста. Не вырывайся. Поверь мне.
Взял ее запястье. И стал целовать. Так не целуют рук! Обжигающие волны прокатывались по всему телу Арины. Снова и снова. Ей чудилось, что нервы в кончиках пальцев обнажены, и когда горячий язык касался их, все тело отзывалось волшебной дрожью.
– Ты.
Прошептала она.
– Ты!
Он уточнил, на мгновение, оторвавшись от ее ладони.
– Что я?
Но она уже не могла говорить. Горло перехватило точно судорогой, тело выгнулось. Губы и язык Федора стали яростными. Затем вновь нежными, ласковыми. Напряжение отступило. Арина шумно выдохнула и расслабилась.
– Радуйся, что здесь соседка. И правая ножка не в порядке. Левая бы мне не помешала.
Он положил ее руку себе на грудь и легко поглаживал горящие пальцы.
– Понравилось?
Она не ответила, потянулась навстречу, губы встретились. Но Федор не дал себя увлечь. И поцелуй получился умиротворяющим.
– Спи, малышка. Буди, если что.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Федор тихо фыркнул.
– Вот это ночь, так ночь. Наедине с девушкой и целомудренно.
– И вовсе не наедине.
– Ну, почти. Все равно смешно. Спи, кому говорю!
Счастье дремало и мурлыкало в его сердце.
* * *
Она проснулась от его взгляда. Свеженький, умытый, выбритый Федор смотрел на нее. Арина ужаснулась. Потом из чувства протеста – ну и фиг, что помятая опухшая мордочка! Нарочно сморщилась. Пусть испугается и бежит отсюда без оглядки.
– Доброе утро, Рина. Ты плохо спала.
– Я плохо сплю последние двадцать восемь лет. Доброе утро, Федор. Доброе утро, Анна Ивановна.
– Сова.
– От жаворонка слышу.
– Я птица редкая и загадочная. Люблю засыпать, как сова, а просыпаться в пять, пол шестого.
– Мы с вами удивительно дополняем друг друга, Сэр. Я обожаю укладываться в десять, и вставать после одиннадцати.
– Доброе утро, молодежь.
Вмешалась в их перепалку соседка.
– Чай хотите?
– А какой?
Громко спросили странные гибриды совы и жаворонка. Одновременно и не сговариваясь.
– А хрен его знает.
Ответила соседка.
– Спасибо, не надо. Можем вас красным угостить.
– Это что еще за дрянь?
Федор налил в большую литровую кружку горячей воды, взял таз. Помогая Арине умываться, подавал зубную пасту, щетку, а потом еще и специальный эликсир.
– Попробуй, отличная штука.
Попутно он прочел вслух целую лекцию о чае. Сорта, разновидности, способы заварки и употребления. Анна Ивановна слушала его, преисполнившись почтительного внимания.
– Такой молодой и столько знаете.
– Пятый десяток уже разменял. Просто выгляжу так.
– Не может быть!
– Сорок три должно стукнуть.
– Не может быть!
– Увы.
Арина прервала их увлекательный диалог.
– Позови, пожалуйста, санитарку.
– В последний раз. Пора меня не стесняться. А то не видать тебе сюрприза.
Федор привык, что женщины выпрашивают подарки. И ждут их с нетерпением, но по лицу Арины понял – она забыла. Не притворяется, а именно – не помнит. Что бы это значило? Память плохая у девушки?
Какой еще сюрприз? Вяло подумала Арина. Вчерашний день воистину был полон драгоценных мгновений. Она решила, что позднее будет перебирать в памяти каждый поцелуй, ласковый жест, взгляд. И курить опиум воспоминаний.
Федор вышел несколько озадаченный. Позвал, как было велено, санитарку, поздоровался с медсестрами. Обаял их несколькими правильно поданными комплиментами. Перехватил дежурного врача. Попросил присутствовать на перевязке.
– Меня, человека непривычного, картина ужаснула. Я бы хотел услышать мнение специалиста.
– Завтра будет ваш палатный, спросите у него.
Федор навскидку оценил, к какому психологическому типу относится коренастый толстогубый человек. И ВЫСТРОИЛ короткую беседу по всем правилам науки общения. Задал несколько расслабляющих вопросов, получил на них ответ – «да». Четко скопировал позу и темп речи врача. Втерся в доверие. Расположил к себе.
– Конечно. Ум хорошо, а два лучше. Я подойду через часок. Как вас звать?
– Федор. Спасибо, Иван Сергеевич.
– Не за что.
Отпустив довольного собой хирурга, пребывающего после этой беседы в прекрасном расположении духа, Федор вернулся в палату. Уверенный, что его ждут – не дождутся. Арина лежала, закрыв глаза, слушала Тину Тернер и улыбалась. Цвет лица был менее серым, губы ярче. Собралась идти на поправку?
– Малышка, хочешь сюрприз?
– Смотря какой.
– Вот осторожная девочка.
– Нормальная перестраховщица.
Федор смотрел на ее вздрагивающие ресницы, на тени под глазами и синеву у висков. Досталось, крошке.
– Федор.
Глаза распахнулись, потемневшие, блестящие.
– Я боюсь.
– Чего?
– Что проснусь, а тебя не будет. Не в смысле рядом, это я переживу. А… вообще. Понимаешь?
Он хорошо знал женщин. Иногда увлекался. Дважды любил, или верил, что любил. Но ничто и никогда не могло заставить его отступить от невидимой линии – курса, который он выбирал. Много раз он убеждался в своей правоте. Безопасно и умно – НИКОГДА НЕ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ. Федор видел разбитые по глупости судьбы. И предпочитал учиться на чужих ошибках. Ему не доводилось обжигаться. Здоровый цинизм был его религией. Но голос Арины будил в нем маленького мальчика, который верил в чудеса и умел быть счастливым вопреки всему, без расчета, просто так.
– Рина, можешь меня потрогать.
Он постарался свести все к шутке. Демонстративно полез в карман.
– Закрой глаза.
– Ты купил перстенек. С блестящим камушком.
В ее голосе была бесконечная тоска пророчицы, которая предвидит крушение мира. Она даже не спрашивала. Констатировала.
– Да.
Подтвердил он, чувствуя себя идиотом.
– Ты. Ты рядом. Я еще до конца не поверила в ЭТО! Зачем мне какое-то колечко?
– Женщин надо баловать. Я хотел тебя обрадовать.
Федор почти оправдывался. Красная коробочка в форме сердечка стала весить целую тонну.
– Я не хочу подарков.
– Малышка, ты меня обижаешь. Я старался тебе угодить.
– Извини. Извини, это… нервы.
– Давай примерим.
Прохладный тонкий ободок с маленьким изумрудом скользнул на палец.
– Велико.
Сказала Арина без всякого сожаления. И добавила.
– Не обижайся на меня. Видишь – не держится.
Легко взмахнула ладонью, колечко слетело на одеяло. Федор подобрал его, вернул в коробочку.
– За мое испорченное настроение ответишь по всей строгости.
Она не поддержала шутки. Прижалась лбом к его плечу и замерла ненадолго.
– Родионова. Перевязываться будем!
Вошла медсестра. С подносом, закрытым салфеткой невнятного цвета. Федор встал и пояснил.
– Только позовем Ивана Сергеевича. Он обещал присутствовать.
Медсестра с удивлением переспросила.
– Иван Сергеевич?
– Да. Он мне так представился.
– Хорошо. Я схожу за ним.
* * *
– Буду с вами откровенен. Дела хреновые. Нога не заживает.
– Что можно сделать?
– Ничего. Молиться.
– Где сумеют помочь?
Иван Сергеевич курил на площадке. Федор стоял рядом, слушал и думал. Примерно этого он и ожидал. Повторил сухо и веско.
– Где?
– В Германии, например!
Огрызнулся хирург.
– Как это решается?
– То есть?
– У кого есть телефоны клиник? Нужны ли бумаги из Минздрава?
Врач прикусил нижнюю губу.
– Это очень дорого! Очень!
Федор знал, что в голодной российской провинции даже сто долларов считают приличными деньгами. А уж если речь заходит о тысячах…
– С кем мне говорить?
– Не знаю. Правда, не знаю. Никогда с этим не сталкивался. Поговорите утром с заведующим.
* * *
– Алло, Вадим?
– Ты?! Ты?!
– Нет, шаловливое привидение. Мне нужно вылечить одного человека. Хорошо вылечить. Неудачно сломанная нога. Язвы. И так далее. Кудахтать после будем.
– Куда тебе перезвонить, майор?
Он продиктовал номер.
– Жди.
* * *
– Рина, у тебя есть международный паспорт?
– Нет. А зачем он мне?
– Блин горелый, лишняя беготня. Алло? Алло? Денис Сергеевич? Это Измайлов. Ага. Как дела? Ничего себе! Нет. Денис Сергеевич, я по делам завис в Заранске. Никого не знаю, вообще. Да. А мне срочно, одним-двумя днями надо тут паспорт человеку международный. На лечение поедем. Хорошо. Завтра в девять позвоню.
– Какой паспорт?
Вмешалась бледная после перевязки Арина.
– Твой.
– И?
– Тебе нога нужна?
– Да.
– Замечательно, тогда слушайся меня. И все будет так, как надо.
– Волшебник?
– А?
– Ты волшебник?
Она пыталась издеваться, мгновенно позабыв про свое решение быть пай-девочкой.
– Аут.
– Что?
– Злить меня нарочно – дохлый номер. Это я тебе на будущее даю бесплатный совет. Поняла?
Она покачала головой. Федор присел к ней, взял за руку.
– Рина, я старый манипулятор. Ты меня не переиграешь. Не надо даже начинать. И не дуйся. Глупо. Я хочу тебе помочь. Я помогу. А когда ты поправишься, мы будем обсуждать все эти милые женские штучки.
– Какие?
– Кто кого и на каких условиях победил. Покорил. Ясно?
– Свинство так говорить!
– Просто правда во всей ее неприглядности. Женщины и мужчины любят играть в эти игры. Использовать друг друга.
– Все?
– Подавляющее большинство. Весь мир театр! Все люди в нем – актеры.
– А ты?
– Пытаюсь быть режиссером, иногда зрителем. Бывает, вляпываюсь и играю в чужих пьесах. Человек есмь. Не совершенен.
– Свинство. Свинство все равно.
– Согласен. Но жизнь – такова. Бесполезно обсуждать правила. Ты уже на поле. В игре. Ты. Или тебя. Вот и все.
– Какой кошмар.
– Точно.
* * *
– Дед Махмуд. Я без тебя скучать стану.
– Ай-яй-яй.
– Сильно.
Старик слушал и улыбался.
– Будут спрашивать, кто ты мне, отвечай, дальний родственник. И живешь пока один потому, что я в отъезде. Кстати! Федор. У дедушки нет пенсии. И документов.
– Денег оставим. С документами потом разбираться будем, позже. Так. Сколько надо на месяц?
Старик не ответил. Перевел ласковый взгляд на Арину. И лукаво посоветовал.
– Ты не обижай Федора, он хороший. Грубый просто. И сама на него не обижайся.
Арина уточнила.
– Точно хороший?
– Очень.
Дед погладил ее по руке и встал.
– Пойду. Пора. Домой то заедете еще? Или сразу из больницы на вокзал?
– Сразу.
Ответил Федор.
– Нет.
Вмешалась Арина и объяснила.
– Вещи мне нужны. Или как?
Только что выслушавший тонкую отповедь Басмача, Федор решил не нарываться и не заявлять, что вещей у Арины наверняка нет, а так – третьесортный рыночный хлам. Который следует просто выкинуть.
– Хорошо, заедем. Завтра в обед.
– Я печенье испеку.
– И чак-чак. Мне понравился.
Федор с удивлением воззрился на старика.
– Печенье? Чак-чак?
Представил старика с поваренной книгой в руках. Басмач, колдующий у плиты?
– Евдокия Яковлевна привет просила передать. До свидания.
Он тихо вышел. И в палате стало меньше света. Даже Федор отметил.
– Славный дед. Хорошо с ним.
– Ты его обидел.
– Денег же надо оставить. Кстати, я не смыслю в Заранских реалиях. Сколько ему нужно на прокорм в месяц? Ста долларов хватит?
– Конечно. Только надо выдать их рублями. Как он будет обменивать валюту без документов?
Арина решила не говорить, что редкая пенсия достигает половины этой суммы.
– Отлично.
– А ты так много денег привез с собой?
– Нет. Но у меня есть карты. И счета в банках. Не волнуйся.
– Неужели мы завтра уезжаем?
Неделя лихорадочной спешки. Эвересты проблем, возникающие одна за другой. Бесконечное терпение Федора. Влюбленный в него персонал. И дело совсем не в купюрах, которые он вложил в некоторые карманы. Обаяние Федора действовало на женщин магнетически. Арина наблюдала, какие взгляды летят в его сторону, и комплексовала все сильнее. Самые свирепые медсестры таяли, начинали приходить на работу завитые и подкрашенные. Просто поголовная эпидемия. А чему удивляться? Незавидная женская доля. Тяжелый скверно оплачиваемый труд. Квартирный вопрос. Не умеющие содержать семью, озлобленные, пьющие мужики. Кошмар! И вдруг Настоящий Мужчина. Самим фактом своего существования демонстрирующий – Сказку! То есть возможность счастливого пребывания за ним, как за каменной стеной. Так ведь мужик еще и воспитанный. Обязательно скажет приятное. Похвалит. Само собой, никто в отделении не одобрял его выбор.
– И чего он в ней нашел?
Гадали, когда Федор ее бросит.
– А то!
Но, вздыхая, блаженно тянули.
– Повезло. Эх, повезло.
Арине то смешно было, то грустно. Порой ей казалось, что Федор не замечает своего успеха, порой, что его это веселит.
– В тебя влюблены абсолютно все дамы.
– Преувеличиваешь.
– Правда. Я вижу.
– Тебя это раздражает?
– Немного.
– Ревнуешь?
– Нет.
– Я делаю это нарочно.
– Шутишь!
Он пояснил.
– Иногда мне хочется очаровывать. Купаться в теплых взглядах. Своеобразный кайф.
Арина надулась.
– Гадко. Это гадко.
– Почему? Мне от них ничего не нужно. Я никого не обманываю. Просто люди стараются мне угодить. Так гораздо проще и комфортнее. Нравиться – целая наука. Прикладная, при чем, а не отвлеченная.
– Действительно манипулятор!
– Еще какой!
– Мной тоже вертишь?!
– В самом начале попробовал немного, потом перестал. Честно.
Арина вскинулась, с трудом сдержалась, прикусила губу.
– Какая сердитая. А зря. Я не внушал никому большой любви. Я просто понравился.
– Специально!
– Конечно. Ну и что? У всех хорошее настроение. И у меня и у тети Зины. Так лучше работается – в теплой атмосфере. Ферштейн?
– Нихт! Нон! Ноу!
– Ладно, позлись чуть-чуть для тонуса.
– Я никуда не поеду! Никуда.
Он очень быстро оказался рядом, крепко взял за плечи и чувствительно встряхнул.
– НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ!
В его голосе прозвенела сталь предупреждения. Негромко сказанная фраза отразилась от окна, потолка, стен. И вернулась молчаливым повтором в его взгляде. Арине стало страшно и холодно. Но прижаться к мужчине, который смотрел ТАК было невозможно. Отпустив девушку, Федор вышел в коридор. Разозлился. Он разозлился. Давно с ним такого не случалось. Арина грызла пальцы.
– Перестань.
Он вернулся через пару минут.
– Перестань. Мне нравятся твои руки. Не уродуй их, пожалуйста. Хочешь – меня укуси.
Вновь стал спокойным и близким. Но перед мысленным взором Арины еще маячило жуткое выражение его глаз.
– Ты меня напугал.
– Не хотел. Не люблю крика. Исчезаю без предупреждения.
– Всегда?
– Да. Ты исключение из правил.
– Буду орать – уйдешь?
– Может быть. Но ты орать не будешь.
– Это еще почему?
– Догадайся. На.
Он, действительно протягивал ей руку.
– Грызи мою.
Арине стало стыдно. И она оттолкнула его ладонь.
– Не надо.
– Нервничаешь?
Как будто он не видел. Девушка не стала униженно оправдываться. Федор взял ее ладонь.
– Такие прекрасные пальцы. С ума сойти. И как ты с ними обращаешься?
* * *
Открыла глаза.
– Доброе утро, засоня.
– Доброе утро, господин волшебник.
– Пора собираться. Вася уже три раза заглядывал.
– Да?
– Вру.
* * *
– Твой босс без тебя скучает и поедом ест коллектив.
Богатырев познакомился с Федором два дня назад. Они друг другу активно не понравились.
– Прораб на него орет, он на прораба.
– Нормальный стиль работы.
Заметила Арина. И посмотрела на Федора, который вышел, чтобы не мешать. Как он мог помешать? С трудом вернулась к разговору.
– Управитесь без меня?
– А зачем ты нам теперь? Все придумала. Всех нашла. Механизм запустила. Колеса крутятся. Все будет классно. Не дрейфь.
Арина подумала, как ни странно, что переживает самую малость. Дело в которое она вложила изрядный кусок души, осталось в прошлом. Андрей небрежно чмокнул ее щечку.
– Мне пора. Пиши. И заходи на мою страничку – поболтаем. Ты существо особенное. Жаль расставаться.
Арина похлопала по богатырскому бицепсу.
– Иди, чемпион. Я рада, что мы знакомы.
– Тогда не пропадай.
– Будь.
* * *
Виктор Иванович заехал через полчаса, и не один. С супругой. Людмила Георгиевна рассказала, как озорует Гаррик Второй. Они купили щенка.
– Нафаня хотел боксера. Но я настояла на французском бульдоге. Взяли у тех же родителей. Очаровательная мордаха, но характер отвратительный. Полная противоположность Гарику Первому. Жуткий наглец. Задира. Любитель напакостить исподтишка.
– Надо же.
Вежливо заметила Арина. Людмила Георгиевна продолжала витийствовать.
– Вчера ездили с Нафаней на кладбище, к Анечке. Навели порядок на могилке. А потом навестили собачек. Холмика почти не заметно.
Шайтана и Гарри похоронили на опушке леса. Сразу, как все случилось, Семенов сообщил Арине, что выбрал красивое место. И закопали четвероногих героев сами, вдвоем с Димочкой. Чужим не стали доверять.
– Тебе бы понравилось.
Арина слушала словно издалека. Голоса этих близких людей будили кошмарные воспоминания. Даже нога разболелась. Приписав отчуждение девушки болезни, переживаниям – Семеновы не обиделись. Попрощались, попросили объявиться, рассказать как дела. Не слушая возражений, строго прицыкнув на Арину, Виктор Иванович положил в лежащую на тумбочке книгу триста долларов.
– Это на конфеты, на кассеты. Мелочь. Чтобы человеком себя чувствовала. Заграница она и есть заграница. Вокруг все чужие. Пригодятся. Будет нужно больше – позвони. По «Вестеру» переброшу. Через два часа получишь. Чего губы поджимаешь? На подзатыльник напрашиваешься?! Должна улыбнуться, сказать спасибо, дорогие мои! И поцеловать, в щечку. Именно меня, сейчас Людмила Георгиевна отвернется…
Его жена хмыкнула, приподняла брови, показывая, что муж сморозил глупость, но что с него возьмешь. Мужчина он и есть мужчина. Ни такта, ни чуткости.
– Мы с Нафаней тебе так обязаны! Ты нам теперь совсем родная. Приедешь – сразу позвони.
Людмила Георгиевна наклонилась – обнять и поцеловать Арину, прошептала в самое ушко.
– Очень солидный мужчина. Мы с Нафаней твой выбор одобряем. Кстати, я поставила на тебя.
– ?
– Нафаня сомневается насчет мужчины. Говорит, что вы слишком разные. И не уживетесь. Но я считаю, что ты справишься. И все получится.
– ?
– Если что, подарок к свадьбе за нами.
Арина покраснела как советский флаг.
* * *
Хмурому Васе, посетовавшему, что их вчера капитально залили соседи сверху, Арина отдала Семеновские деньги. Он о них, само собой не знал, просто взгрустнул вслух. Что потратил запасы на мелкий ремонт машины, и брату дал взаймы, он дом перестраивает, в Калошкино.
– Полный нуль. Алена расстроится.
– Держи.
– Чего?
– Мне сейчас не надо. Потрать сколько нужно. Я вернусь, отдашь.
– Да ну тебя.
– Держи. Если возьму с собой, сто пудов, спущу до последнего цента.
* * *
Виноградова от простывшего и раскапризничавшегося карапузика вырваться не смогла. Прислала короткую записку и фотографию всего семейства.
«Мы тебя любим! Выздоравливай!» Арина спрятала снимки в блокнот, а записку вложила в паспорт. Чем изрядно насмешила Федора.
– Теперь я знаю, кто тебе всех дороже.
* * *
Федор внес Арину в подъезд. Дома усадил на диван. Вышел позвонить. Суетливый, хлопочущий Басмач, поставил чай. Стал рассказывать о делах. Потом замолчал. Неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Дед Махмуд, ты не переживай. Все будет хорошо.
Он согласился.
– Конечно, красавица.
– Не скучай без меня. Я знаю, ты читать любишь. Бери книги у Евдокии Яковлевны. Она разрешит.
Дед незаметно смахнул с темной щеки слезинку. И строго сказал вернувшемуся Федору.
– Береги ее, однако.
Поужинали. Арина стала было объяснять, как ухаживать за кактусами, потом вспомнила, что Басмач с настоящим зимним садом управлялся. И бросила бестолковую проповедь, оборвав себя на полуслове.
