Текст книги "Провинциальный роман. Книжная девочка"
Автор книги: Наталья Шумак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
– Калека.
Беззвучно шептала Родионова.
– Уродина.
Вот и свершилось. Господи, почему??? Арина, как могла, перевернулась на другой бок, не вполне, а так – частично. Вытяжка мешала, спицу пропустили сквозь пятку, к ней цепь, к цепи – груз. Готово. Лежи, дорогуша, думай о вечном. Раз в неделю заходил Семенов. Арина вспомнила первый визит.
– Здравствуй, лапочка.
Он присел на табуретку, вздохнул.
– Как тебя угораздило, спасительница.
– …
– Не морщись, если бы не ты, со своим чудовищем, порешили бы всех троих. Это, как пить дать. Недоноски отмороженные. Людмила Георгиевна привет передает. Вот фруктов немного. Лекарства Димочка подвозит по списку, не волнуйся.
Он неловко пошутил.
– Влетишь нам в немалую копеечку, детка.
Арина скривилась.
– Не переживай, врачи замечательные, скоро будешь танцевать.
Она закусила губу, после натянутой до звона паузы ответила.
– Обязательно.
– Я тут жену к психологу водил. Кошмары у нее. Кричит. Серьезный такой врач, нам обоим понравился. Выглядит очень молодо, оказалось сорок два.
Все в Арининой душе натянулось. Сорок два? Федору тоже было бы сорок два? Или нет? Дурацкое совпадение какое.
– Удивлялся твоему поведению.
– Врач?
– А кто же? Преданность, отличная реакция, ясный ум.
– Это все обо мне?
– Не мурзись. Я, действительно, потрясен. В какой шпионской школе практику проходила?
– Проходила бы практику, умела бы прыгать!
Огрызнулась Родионова.
– Починят тебе ножку, вот увидишь. Да и работа у тебя, сама знаешь. Не под куполом цирка мотаться!
– Ага, скажите еще, что я не балерина.
Виктор Иванович сурово нахмурился.
– И скажу! Это не трагедия. Главное, ты жива.
Арина поморгала, чтобы прогнать подступающие слезы и не ответила. А что отвечать? И так ясно. Все правда. Жива, голубушка. Баба Яга Колченогая нога. Какие тут утешения? Димочку, неосмотрительно показавшегося ей на глаза, она встретила таким холодом, что он зарекся появляться в палате. С Аленой перемолвилась парой слов и отвернула лицо к стене. Ни в чем не повинный Басмач не удостаивался и такой милости. Маразм крепчал. Богатырев был один раз, помолчали вдвоем, помолчали…
Вот, кажется, и все. Дни тянулись, как липкая резина.
Вновь обретенных сил хватило на ЧП у Семеновых, и только. То ли напряжение оказалось чрезмерным, а тут еще и гибель пса, то ли всплеск был временным, сиюминутным. Она растерянно и глупо твердила: «Почему? Почему я?» И вскоре впала из отчаяния в прострацию. Перестала разговаривать с соседками по палате. Нянечка тетя Зина, которой платил Виктор Иванович, забила тревогу.
– Есть не хочет, на меня не смотрит даже. Я ее умываю, спрашиваю как дела, молчит, точно каменная. Худо. Температура поднялась.
– Опять?
– Вечером тридцать семь и три. Сейчас тридцать семь и пять.
Палатный – Алексей Анатольевич – попытался побеседовать с пациенткой. Стыдил. Ругался. Никакого толка. Девушка смотрела сквозь него и молчала. У Василия разболелся сын, всю неделю не заходил. Арина почувствовала себя брошенной и окончательно раскисла. Лосьон, которым она протирала плечи, грудь – закончился на днях. Новый просить не хотелось. От пота, август выдался жарким, тело покрылось прыщиками. Арина лежала в старой зеленой майке, засалившиеся волосы стянуты в хвост. (Мыть голову лежачему больному – та еще проблема. Нянечка устраивала эту трудоемкую процедуру раз в семь-восемь дней.) Ей противно было думать, что она выглядит неухоженной. Косметичку из дома не принесли, а зачем? Книги пылились нетронутыми на тумбочке. Пальцы жестоко обгрызла, до крови. Иногда, внезапно, на ум приходили мысли о Федоре. Арина гнала их прочь. Стоило только представить себя, хромую, и горло охватывала петля тошноты. Еще чего не хватало! Нет! Через неделю вновь нахлынула апатия. Нога начала болеть, вздуваться.
– Инфекция? Теперь? Откуда?
Раскаленная голова моталась по подушке туда обратно.
– В операционную, живо.
– Ну и пусть совсем отрежут, пусть.
Мстительно, ненавидя себя, думала Арина в полубреду от температуры и промедола. Пусть. Пусть. Пусть. Лупоглазая круглая лампа, далекие голоса персонала, затихающая пульсация в ноге. Арина поняла, что ее привязывают. В левую, отставленную в сторону руку, воткнули капельницу. Правую подключили к монитору.
– Кардиолог? Где кардиолог?
Арина догадалась, что из-за ее проблемного сердца ждут специалиста. А может не надо? Приплыла черная мысль и зашумела у висков. А может не надо? Просто пришло время уйти. А? Потолок дернулся и сжался в мохнатый шар, стены загудели и выгнулись. Арина скользила за круглой сверкающей молнией вниз по склону холма. Бесконечно, в ласковую ждущую темноту. Вот и все?
* * *
– Просыпайся, Арина, просыпайся! Открой глаза!
Она попыталась подчиниться. Ни фига не выходило. Боль набросилась, как взбесившееся животное, вцепилась раскаленными клыками в ногу и принялась немилосердно терзать. Из-под стиснутых век на щеки полились слезы. Арина услышала свой хриплый шепот.
– Больно. Очень больно.
– Арина, посмотри на меня.
Наконец ей удалось выполнить требование. Потолок казался вогнутым, стены колыхались, а фигура в белом халате троилась, и становилась то Василием, то Алексеем Анатольевичем, то симпатичной незнакомой медсестрой.
– Арина!
Медики громко говорили о чем-то. До плавающего сознания девушки доходили лишь обрывки фраз.
– Докапать обзидан. Потом два флакона калия. Ритм начал восстанавливаться. Какое давление?
Как все надоело! Как все надоело! Она пошевелилась и поняла, что правую руку сдавливает манжетка аппарата, измеряющего давление, вся грудь облеплена присосками, провода от них тоже тянутся вправо к работающему монитору. Слева возвышалась капельница. И боль, до чего же сильной стала боль в распотрошенной ноге.
– Басмач тебе привет передает, сидит на полу возле дверей, на корточках и молится. Всю операцию не отходил, и сейчас уже четвертый час около реанимации ждет.
Бедный старик, бедный старик… Что с ним станет, если она загнется? Чуть слышное сипение потребовало неслабого усилия.
– Все в порядке.
– Ну, наконец то.
Арина проваливалась в холодную полудрему, всплывала обратно. Манжетка на правой руке каждые несколько минут надувалась, стискивала руку. По черному экрану бесконечно струилась молния ЭКГ. Капельник под утро отключили. Нянечка подошла с судном.
– Сумеешь приподняться, дочка?
– Угу.
Противная липкая кожа, затекшая спина, онемевшие от внутривенных вливаний и приборов руки.
– Уколю.
Предупредила красивая медсестра, и вонзила очередную иглу в бедро. Арина зашипела от злости. Нет, надо же угодить в такой переплет. Только-только жизнь утряслась. Обрадовалась, мокрая курица, крылышками махать начала!
– Температуру измерим.
– …
– Тридцать восемь и два. Ничего страшного. Пить хотим?
– Да.
– Пару глоточков. Я помогу.
– Спасибо.
– К вам пришли.
Медсестра громко сказала в сторону.
– Пять минут, пока никого нет. А то мне всыплют – мало не покажется.
И вышла. Арина без всякого желания повернула голову.
– Дед Махмуд?
Пахнущий чистотой старик в белом халате наклонился к Арине и положил на подушку телефон.
– Номер у тебя к зеркалу пришпилен, я ему продиктовал.
– Кому?
Ничего не поняла девушка.
– Я ему сказал, что сейчас зайду к тебе. Он перезвонит. Через минуту обещал.
– Кто?
Трубка спела задорно несколько тактов. Арина свободной левой рукой, капельницу недавно отключили, нажала кнопку.
– Да?
– …
– Да!
Повторила она недовольно. И вдруг услышала спокойное.
– Надо говорить «алло».
Она поняла, что сходит с ума. Это не могло быть правдой! Закрыла глаза, прикусила губу, и все равно расплакалась. Этого не могло быть. Решительно. Этого не могло быть на самом деле. Всего лишь приятный бред. Да, именно так.
– Нет… Нет… Не может быть. Не может.
– Может. Здравствуй.
– Нет.
– Почему нет? Я хочу ее услышать, обнять… А она кричит: «Нет»!
– …
– Рина. Гадкая девчонка, не смей хлюпать носом. Стоит отвернуться, она уже в больнице. Есть там хирурги симпатичные?
– Угу.
– Так и знал. А реаниматоры?
– …
– Мужем не успела обзавестись? Между моими звонками?
– Нет.
– Замечательно, значит, разводиться не придется. Перестань, малышка. Перестань. Теперь все хорошо. Перестань.
– Не могу.
– Тебя плохо слышно. Шепчешь?
– Да.
– Назови меня по имени, пожалуйста. Я так долго мечтал об этом.
– Не могу.
– Боже, сколько слез. Я сейчас тоже зареву, как раненый дикобраз.
– Ф…Фе… Федор…
– … Ну вот, мне совсем плохо стало. Уморишь человека.
– Федор!
– Еще разочек.
– Федор. Федор. ФЕДОР. Я… мне… ты приедешь?
– Скоро. Скоро.
– Я не верю. Ты мне снишься. Я сейчас проснусь. Одна…и…
– Рина. Твое имя оказалось сильнее всего. Я его повторял миллион раз. Держался за него, когда все обрушилось на меня. Думал, есть одна плохая вредная девочка. Она меня ждет. И я лез, лез, зубами цеплялся. Стены грыз. В буквальном смысле, малышка. Вот сижу, звоню. В трубке твой голос. А ты носиком хлюпаешь! Прекрати. Я только что с Басмачом беседовал. Чуть не упал вчера, когда он снял трубку. Ничего себе думаю, дела. Услышал мужской голос в трубке, обозлился, не сразу узнал старика. Он сказал, у тебя нога сломана?
– Да.
– Жить будешь. Это главное. Остальное дожмем. Так?
– …
– Послушай меня, нехорошего взрослого человека. Я себе столько раз задавал вопрос. Почему ты? Почему эта маленькая девочка с шершавыми лапками, неухоженными. Этот дикий зверек, недоверчивый. Почему? Меня, не обижайся, такие фантастические красотки зацепить не могли. Смешно. Я услышал твой голос, все сжалось внутри, натянулось, до звона, до боли. Я понял – вот та, которую ждал. И выходит крошка самонадеянная. Дурочка книжная. Уставшая, вредная, испуганная. Всякая. Захотелось взять тебя на руки и унести за тридевять земель. Чтобы никто под ногами не мешался, не отвлекал. А девочка мою любимую музыку ценит. Умных книжек перечитала тысячу. Просвещает старого болтуна. Ты! Ты для того мне, чтобы что-то важное понял. Оно ускользает пока. Но я чувствую, здесь все не так просто. Здесь. Я себя по груди хлопаю. Слышно?
– Да.
– Рина. Ты, маленькая, береги себя. Я тебя очень прошу. Слышишь? И не бойся меня огорчить, признаться, что погоревала, погоревала, а потом успокоилась и встречаешься с кем-нибудь. Это такая ерунда. Я всех победю. Помнишь волк из мультика так пел? «И всех победю, и всех победю». Да. Я настойчивый парень. Можешь кандидатам в женихи так и сообщить. «Отыскался один тип. Грозился место вокруг меня расчистить. Так что расходитесь сами, покуда целы. А то он грубоват бывает, руки-ноги поотрывает.» Я не шучу.
– Федор…
– Ну, все. Меня уже за рукав дергают, чтобы заканчивал. Нельзя больше болтать. Будь!
– Будь! Ради бога. Федор…
– Я тебя целую.
Он тихо буркнул в сторону несколько слов, и их разъединили.
Пять минут назад Арина напоминала себе выжженную запекшуюся черной коркой землю. Теперь ее вернули к жизни. Небо обрушило поток волшебной влаги на окаменевшую твердь. И робкий зеленый пух спрятал уродливые шрамы. Она никогда не сможет забыть перенесенные страдания. Никогда. Цветы, которым суждено распуститься в ее душе, в секунды самой острой радости будут наполнять воздух ароматом печали.
Арина научилась возведению невидимых стен. Их невозможно разрушить до основания. Внушительные насыпи, увенчанные острыми каменными осколками, останутся навсегда.
Но, Господи, каким прекрасным может быть сотворенный тобою мир!
Арина не знала, что ей делать со своим счастьем. Глупое сердце сбивалось с ритма, норовило выпрыгнуть и затанцевать на полу, возле кровати. Еще чего не хватало – умереть от радости. Как там у Майлсон? Арина честно попыталась и не смогла припомнить ни единой строчки. ОН ЖИВ. Все остальное ушло в тень. ОН ЖИВ. Это главное. Арина твердо пообещала себе наслаждаться каждой секундой и не ныть, если Федору надоест ее общество. Она готова была отдать, что угодно в обмен на его невозможное спасение?! И если придется платить по счетам, сделает это без лишних жалоб на жестокую судьбу. Что угодно. Теперь уже, что угодно. Она сумеет справиться. Вселенная обрела центр. Где-то там далеко говорил на чужом языке человек, которого она любила… Все остальное было второстепенно. Он позвонил. Мир расцветал и наполнялся дивным светом. Стоило пережить любую боль, чтобы услышать последние слова.
– Я ТЕБЯ ЦЕЛУЮ.
Старика, не дав сказать ни словечка, вытолкала медсестра. Телефон она не заметила. Арина пихнула его под подушку. Безропотно вытерпела две инъекции. И провалилась в настоящий, спокойный сон.
* * *
Через день ее перевели обратно в палату. Арина положила телефон в выдвижную полку тумбочки, выпила стакан кефира, поднесенный тетей Зиной. Попросила тазик воды умыться.
– И зеркало, можно самое маленькое. У меня косметички с собой нет, там хоть в пудренице есть, круглое. Хочется посмотреть – сильно ли страшная?
Умолкла на полуслове. Гротеск ситуации дошел до сознания. Хромоножка. Калека! Девушка на костылях? Или в лучшем случае, с палочкой? Она ТАКАЯ рядом с Федором?! Эта картинка, мелькнувшая перед глазами, выглядела невыносимо жестокой насмешкой. Судьба сделала подарок? Вручила левой рукой то, о чем девушка не могла уже даже мечтать. И тут же правой – залепила хлесткую пощечину. На, получи! Готова к такому повороту событий?
Арина села на кровати, откинула одеяло с забинтованной ноги. Если бы она могла видеть сквозь повязки! В палату заглянул рыжеволосый Алексей Анатольевич.
– Доктор!
Он чуть не подпрыгнул.
– Алексей Анатольевич! Подойдите ко мне.
– Да, Родионова. Хотите попросить обезболивающее?
– Нет. Хочу узнать, что мне светит.
Она показала весьма невежливо, пальцем на белое бревно ноги.
– Что там?
Алексей Анатольевич от ответа улизнул.
– Я зайду попозже.
И выскользнул за дверь. Арина рухнула на постель. Перед глазами, от сотрясения кровати, взорвалась белая вспышка, через мгновение докатилась боль в ноге. Девушку накрыло с головой, подняло и швырнуло о невидимую стену. Стену между ней и счастьем.
* * *
– Нам пришлось удалить пару кусочков, небольших.
– А это что такое?
– Дренажи. Дать отток гною. Все не так уж и скверно, Арина.
– Нога будет короче?
– Давай не станем забегать вперед. Неясно как пойдет процесс выздоровления. Посмотрим, подождем. Если все затянется хорошо, возможно, вставим спицу, или стержень.
Василий искоса смотрел на Арину и молчал. Алексей Анатольевич пытался варить из правды и лжи нечто съедобное. Девушку тошнило от этого блюда.
– Ясно. Спасибо.
Врачи вышли. Арина закусила губу и задумалась. Она не собиралась разыгрывать никаких оптимистических трагедий долгожданной встречи. Пусть только позвонит. Арина найдет что сказать. Федора следовало жестоко обидеть. Так, чтобы отбить всякое желание увидеть Лорелею. Неужели она не справится? Не на ту напали! Ясно?
Соседки по палате, готовились к выписке, понемногу бродили, спорили, бесконечно ели, смотрели телевизор – все подряд. Арина со своим упорным нежеланием общаться была ими занесена в разряд неприятных зазнаек. Гордая чересчур и т. п. Она игнорировала их, они игнорировали ее. Хотя неизменное – «Доброе утро» и «Спокойной ночи» обязательно звучало. Не так уж плохи были соседки, в конце концов. Арина сознавала, что они не виноваты в ее бедах, но дружелюбием напоминала гремучую змею. Только тронь!
Димочка принес магнитофон.
– Инициатива моя, техника шефа.
Выложил на тумбочку стопку кассет.
– Записи разные, разберись, может, что и подойдет. А то тебе скучно, наверно. Ты, не дрейфь и нос не вешай. Слышишь?
Он переминался с ноги на ногу, боялся обидеть, или попасть под холодный душ. И, тем не менее, пытался быть полезным. Арина сделала огромное усилие и поблагодарила.
– Спасибо, сударь. Вы настоящий друг. А наушников нет? Чтобы я не мешала соседкам телевизор смотреть?
Димочка шлепнул себя по затылку и лихо ввернул цитату из «Брильянтовой руки».
– Семен Семеныч!
– Принеси, если найдешь подходящие. Заранее сэнкс.
Димочка обрадовался.
– Ну, бывай.
И убежал. Арина потянулась к кассетам. Само собой обожаемая Земфира. А дальше? Виктор Цой? Замечательно. ДДТ? Тоже хорошо. Тина Тернер? Лучано Павароти? Моцарт? Нет, она явно недооценивала водителя любимого шефа. Бывает же? Прилепишь человеку ярлык, и самое очевидное упустишь. (Если оно воображаемой схеме не соответствует.) Решила, что парень недалекого ума. И заранее скривилась, глядя на кассеты. Думала ни одна не подойдет. Ну, горячо приветствуемая Земфира, разве что. А в итоге? Стыдитесь, девушка. Стыдитесь. Перебирая записи, Арина расслабилась и совершенно забыла, что собиралась подготовить удобоваримую дезинформацию для Федора. Телефонный звонок застал ее врасплох.
– Да?
– Да?
Передразнил бесконечно любимый голос. Господи, какое счастье, что ОН жив!
– Как дела?
– Это ты меня спрашиваешь? Как у тебя, расскажи. Как докатилась до жизни такой?
– Именно докатилась.
Она вдохнула, сосчитала до пяти и продолжила ледяным тоном.
– Басмач тебя обманул. Не хотел меня подставлять. Я лежу в гинекологии. Третий аборт подряд, вот дало осложнение. Надо подлечиться. Муж не хочет детей. Так уж получилось. Я тебе сразу не сказала, не знаю почему. Прости, пожалуйста. Прости и… не звони больше. Прощай.
Она отключила телефон. Выронила трубку и зажмурилась. Слез не было, только холод и смертная тоска.
– Что это ты, девонька?
Громко охнула одна из соседок. Крупная добродушная Анна Ивановна.
– С ума сошла? Зачем?
И поняла. Встала, тут же снова села. Подняла руки, прижала ладони к щекам. Покачала головой.
– Хочешь отвадить? Из-за своей ноги? Дурная!
Остальные две загалдели. А что случилось? Что случилось то? Они не слушали. Арина прикрыло лицо, согнутой в локте рукой. И не ответила ни на один вопрос. Не хотела разреветься в голос. Еще чего не хватало. Отключенный телефон притаился, как отрубленная лапа чудовища. Того и гляди – оживет и поползет по постели, чтобы схватить за горло. Арина не жалела о своем решении. Она умирала от жалости к себе, но понимала, что другого варианта не существовало. Приехал бы? Увидел? Стал лечить и жалеть? Нормальных девушек ему не хватит? Что за ересь! Искусанные губы запеклись кровавой коркой.
– Так больно?
Перепугался забежавший на минутку Вася, и помчался за палатным врачом. Вдвоем они размотали повязки и уставились на ногу.
– Вроде все прилично.
Алексей Анатольевич укоризненно посмотрел на Васю. А тот мгновение помедлив, потрогал лоб, задумался и вслух предположил.
– Сердце?
Схватился за пульс. Сердито и взволнованно потребовал.
– Отвечай, черт тебя дери! Отвечай немедленно! Ну?
– Давайте кардиолога пригласим.
Встрял палатный. И вышел. Вася сел на хлипкий стульчик. Продолжая держать руку Арины в своей, вздохнул. Опять потрогал лоб.
– Температура? Нет? Слушай, ты вся в холодном поту. Мать, чего творится? Говори. Мне за тебя Алена голову отвернет, в лучшем случае.
Его громкий голос кошмарно раздражал. Арина вытянула свою руку на свободу и отвернулась.
– Все нормально. Отвали.
На толстокожего мужа лучшей подруги сей демарш никакого впечатления не произвел. Чихать он хотел на словесные выхлопы. Приплыла роскошная кардиологиня с медсестрой, нагруженной переносным аппаратом ЭКГ. Расспросила Васю, поблагодарила за освобожденный им стульчик. Брезгливо взялась за липкое от пота запястье наманикюренными пальцами.
– Так. Давайте послушаем сердце. Поднимите футболку.
Арина поняла, что ни палатный, ни Вася с места не сойдут. Поморщилась и решительным жестом оголилась. Пусть любуются, было бы на что. Кардиологиня внимательно выслушала суетливо дергающееся вместилище нежных чувств. Кивнула медсестре. Возникла заминка. Манжетки на ноги не пристегнешь. Одна щиколотка в гипсе, другая скрыта под лангетом и толстым слоем бинта. Врачи посовещались минуту.
– Придется довезти до монитора.
– Василий Иванович, я вас и пациентку там подожду.
Кардиологиня вышла вместе со сконфуженной медсестрой. Палатный отправился за каталкой. Вот и бесплатное развлечение для соседок по палате. Василий заметил скучающим голосом.
– Все у тебя не как у людей, горе ты мое, Родионова.
* * *
И никакая не симуляция, а серьезное нарушение ритма! В Арину влили очередную порцию лекарств. Когда стали капать калий, рука немилосердно затекла, а вена начала протестовать, жидкий огонь, вот что это напоминало больше всего. Медсестра – тонкая и звонкая блондинка, вылитая Барби, спросила сочувственно.
– Сильно жжет?
Арину, отчего то, позабавило проявление сочувствия, но ответила она серьезно и вежливо.
– Да, немного.
– Вы терпеливая.
Копия Барби убежала по другим делам, звонким кукольным голосочком пропев из дверей.
– Зовите, если что.
Товарки по палате относились к этой девочке двояко. С одной стороны колет классно – не придерешься, вежливая, внимательная. С другой… Вызывающе молодая, свежая и красивая. Как ни крути, а опухшие от лежания и лекарств, непричесанные женщины себе рядом с ней казались в три раза безобразнее. Кто ж такое вытерпит спокойно?! Светлана выступила первой.
– С заведующим спит.
– Да ты что?
– Правда?
Вскинулись Анна Ивановна и Валентина.
– Откуда знаешь?
– Манька рассказала, вчера, когда чай пили.
– Манька твоя в торакальном работает. Врет, поди.
– А вот, и нет. Ей Алла Антоновна обсказала, что и как.
Арина застонала. Как противно, как отвратительно! Мерзость, да и только. Но Анна Ивановна, в глазах которой девушка обзавелась мученическим венцом, перебила увлекательное повествование о распутной красавице.
– Чего, Арин? Сердце? Или рука устала?
Злоба, душившая девушку ослабила хватку. Кто она такая, чтобы судить? Сплетни существовали всегда. Люди несовершенны. Даже самые лучшие из них. И она произнесла извиняющимся тоном.
– Уже легче. Одна секунда и отпустило. Не волнуйтесь.
– Может водички подать?
Арина улыбнулась.
– Водички у меня уже полное пузо, вон сколько влили. Еле терплю. Не позовете тетю Зину? Пожалуйста. А то еще флакон капать, не выдержу ни за что.
– Сейчас, Валю отправим, она у нас самая шустрая. Пока я доползу, ты сто раз описаешься.
Тетки захихикали, не обидно, а сочувственно. Они хорошо понимали Арину. Валентина, действительно была самой подвижной, в некотором смысле. У нее была сильно повреждена рука. Две спицы в кости, разрыв связок. Как их сшили, пока и не проверишь. Самолет, так называется конструкция, которая удерживает руку, отведенной в сторону. Анна Ивановна подтолкнула костылем тапочки гонцу. Не больно с ее рукой в тесной палате нагнешься и под кровать залезешь. И Валентина отправилась в поход. Нянечка появилась быстрее, чем посланная за ней. Подняла с пола судно и подставила жертве внутривенных капельных вливаний. Попутно приосанилась и изрекла.
– Эх, бабы. Ни одной легкой у вас в палате. Даже судно подать некому.
Валентине это показалось выпадом.
– И как по-вашему я туда протиснусь? Мимо Светы? Если только боком. А нагибаться? Как раз Светке в глаз самолетом засвечу.
Няня вытянула судно, поджала губы и ушла с оскорбленным видом. Арина разрядила обстановку.
– Приходит палатный, и видит подбитую физиономию. Что за дела?
Она ловко передразнила Алексея Анатольевича. Женщины захихикали.
– А Светлана отвечает. Это меня Валентина измордовала.
Интонации Светы ей тоже удались. Теперь уже грянул хохот. Анна Ивановна вытерла глаза краешком цветастого платка.
– Ох, девка, чистый комик.
За всеми происшествиями, слава Богу, забыли про аморальное поведение медсестры. И речь зашла о детях. Благодатная тема. Можно не напрягаясь, отключиться и не психовать. Ничего, вот Димочка наушники принесет – наступит царство полной свободы от чужих разговоров. Скорее бы.
* * *
Нога упорно отказывалась заживать. Арина с ужасом рассматривала ее во время перевязок. Тонкая и бледная, как макаронина, разрезанная в пяти местах. Две глубокие незаживающие язвы. И прочая, и прочая, и прочая.
В субботу утром Родионова ждала санитарку тетю Зину – голову мыть. Сидела на кровати, откинула простыню – в начале августа город соревновался с Африкой, где жарче, там или здесь? Молча наматывала на палец засалившийся хвостик. В дверь постучали коротко и четко.
– Войдите.
Скомандовала Анна Ивановна, которую тоже никак не выписывали. Две другие койки пустовали. Валентину отпустили неделю назад, а Светлану перевели в неврологию.
– Войдите.
Повторила Анна Ивановна. И дверь распахнулась. Сначала появился нереально огромный букет чайных роз, следом – широкоплечий, коротко стриженый мужчина в белой накидке. Она забавно смотрелась на богатырских плечах.
– Здравствуй, обманщица.
Арина охнула и залилась краской. Подхватила простыню, натянула до подбородка. Закрыла лицо руками. Мужчина положил букетище на пустующую кровать напротив Арины и остался стоять в двух шагах от девушки.
– Здравствуй, говорю.
Она покачала головой. Малиновые ушки и шея, взлетевший хвостик – вот и весь ответ.
– Пороть тебя нужно за такие фокусы. Я не о прыжке в окно, конечно. Я о гинекологии, муже и прочем.
Обманчиво ленивые интонации голоса и следом почти рык.
– А ну, посмотри на меня!!!
Анна Ивановна заворожено обмерла. Вот это мужик! Вот это мужик! Господи, что ж ей такой не встретился?!
– Давай. Убирай ручки и смотри. Я жду.
Арина испуганно послушалась. В ее глазах светилась невозможная радость потерявшегося ребенка, которого, наконец-то, нашли. И стыд. За содеянное. И вера, что накажут и простят. И печаль, печаль много страдавшего существа. И, самое главное – любовь. Просто любовь.
– Вот и встретились.
Анна Ивановна, проклиная собственную тактичность, с трудом поднялась и захромала прочь из палаты. Это сколько же важного и замечательного она упустит?! Дверь за ней закрылась совершенно беззвучно.
– Федор. Федор.
Арина смотрела в любимое лицо, прорезанное новыми морщинками. Стрижка, взгляд – все было другим.
– Федор.
Он упруго и быстро присел на корточки, взял маленькую ладонь.
– Пальцы грызешь? Не стыдно?
И поцеловал. Выпрямился, мгновенно, выпустил руку, подошел к окну. Что он там рассматривал? Арина не видела выражение его лица. И хорошо, что не видела. На какое-то мгновение ему показалось, что приезд сюда был ошибкой. И эта маленькая бледная девочка в пропотевшей футболке? Эта девочка его фея? Та, чей голос помог ему выжить? Она сказала негромко.
– Видишь, на самом деле все не так.
– Что?
– Все. Даже цвет моих волос. Все совсем не так, как казалось, правда? И потом, я…
После едва заметной заминки, она нашла в себе силы продолжать.
– И потом, я без пяти минут калека. Буду хромать. Это совсем не то, что нужно тебе. Абсолютно. Прости, что пыталась тебя обмануть. Я хотела, как лучше. Ты бы рассердился на меня и все. Зачем видеть… это? Меня такой. Здесь.
Она обвела рукой палату.
– Хорошо, что ты приехал. Я увидела тебя. Не бесплотный голос в трубке. Ты! Спасибо, но все ни к чему. Зря. Уезжай. Я тебя очень прошу. Даже говорить ничего не надо. Уходи. Уходи!
– Рина.
Он ответил без всякой связи с ее мучительным монологом.
– Рина, о чем ты мечтаешь? Чего хочешь больше всего на свете? Скажи?
Она промолчала. Огромная фигура Федора у окна загораживала солнце. Ей, во всяком случае, так показалось. Он уйдет, а в палате останется сумрак. Короткий ежик его волос блестел. Хорошие кремовые брюки и рубашка цвета топленого молока. Темно коричневые сандалии на босую ногу, ремень в тон. Ну почему, почему он настолько безупречен??? Все в Арине кричало от боли. Почему? Он отошел от окна, присел на кровать рядом с букетом. Коротко и требовательно посмотрел в зеленые заплаканные глаза.
– Малышка. Обстановка хреновая, согласен. Но ты не ответила.
– Я не поняла.
– Есть у тебя мечта?
– Была.
– Какая?
– Что бы ты был жив. Вот и все.
Она сказала это без тени притворства. Безыскусно и твердо. Федор почувствовал, что сердце в груди переворачивается.
– Тебе сообщили, что я умер?
– Да.
– Кто?
– Сашкина жена.
– Все так думали. Карма. Удивительно, что жив остался.
– Расскажешь?
– Может быть. Позже. Эй, да у тебя слезы в глазах! Почему отворачиваешься?
– Я, я плохо пахну. Сам понимаешь, вымыться целая проблема. И выгляжу отвратно. Не смотри на меня, пожалуйста.
Ее прерывающийся голос обжег, прорезал невидимую броню, выросшую между ними. Федора точно подбросило. Он вновь оказался на корточках возле ее постели, только совершенно по-другому. Теперь он смотрел на нее иначе. Серый цвет лица, бледный рот и зеленый огонь глаз. То, внутреннее, спрятанное от всех, что он прежде почувствовал, лишь потом услышал, но не умел понять, то странное, отличающее Арину от всех на свете, вновь засияло, выросло, наполнило собой его сердце. Камертон, отзываясь, рождает звенящий звук, его огрубевшая жестокая натура не могла ничего воспроизвести, лишь вздрогнуть в немом отклике на чудо. Федор понял, что не стоит этой крошки. Словно увидел их обоих одновременно на светящейся лестнице, уходящей в небо. Себя – у подножия, и ее – далекую, окруженную сиянием. Но от сердца этой малышки к нему тянулись нити.
Он наклонил голову и покаянно произнес.
– Прости. Столько мечтал о встрече, а увидел и веду себя хуже болвана. Теперь уже все. Беды закончились, крошка. Я пришел.
– Разве ты волшебник?
Вымученно пошутила она.
– Высшей категории. Скоро увидишь.
Ей не доводилось раньше наблюдать сильного мужчину, принимающего важное решение. В жестах ожила уверенность. В непонятную секунду, мгновенно – ОН сделал выбор. И теперь сдвинуть с курса его не проще, чем поймать за заднюю ногу и остановить бегущего слона. Арина вздохнула.
– Я сейчас.
Сказал он и вышел из палаты.
* * *
Анна Ивановна посчитала удобным вернуться на законное койко-место. С удовольствием устроилась поудобнее и спросила.
– Твой?
Арина пожала плечами.
– А роз то сколько приволок! Как в песне. Суровый мужчина, обстоятельный.
Тут ее осенила новая мысль.
– Неужто, женат?
– Нет.
– А чего кобенишься тогда, дура?
И столько удивления было в ее вопросе, что Арина невольно улыбнулась.
– Долыбишься. Смотри. Побегает, побегает, да и надоест ему. Поостерегись, девонька. Послушай меня, старую.
Арина шумно вздохнула.
– То-то же. Будь поласковее. Не выпендривайся больно много.
Она говорила искренне. И Арина не смогла возразить. Просто выслушала двухминутную речь о пользе пряников, умеренном воздействии кнута и правильном сочетании данных ингредиентов.
– А как иначе семейную кашу-то сваришь?
В палату вошли вредная тетя Зина и незнакомая нянечка, как выяснилось из хирургии. Женщин подгонял Федор. Командовал. Но они не протестовали! Заглядывали ему в глаза. Хвостиками не виляли только по причине отсутствия оных.
– Моем мою красавицу, меняем постельное белье. Время пошло.
Следом возникла медсестра. Она тоже умильно смотрела Федору в рот.
– Диктуй список, Арина.
