Текст книги "Провинциальный роман. Книжная девочка"

Автор книги: Наталья Шумак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Какой?

– Лосьоны, дезодоранты, молочко, гигиенические средства. И так далее. Леночка сгоняет в магазин и на рынок. Тут все близко. Давай.

Леночка, действительно, достала огрызок карандаша и лист бумаги. Тем временем санитарки притащили тазы, клеенку и ведра с горячей водой.

– Стоп.

Отвлекся главнокомандующий. Брезгливо покосился на тазики.

– А нормальное пластиковое ведро где купить можно?

– Там же.

Объяснила Леночка.

– Возле рынка есть маленький хозяйственный магазинчик.

– Значит, добавляем в список ведро и таз. А в эти… емкости будем грязную воду выливать.

Санитарки остановились.

– Цветы поставьте в банку какую-нибудь, что ли. Сбор здесь, в прежнем составе, через полчаса.

Отпустил их повелитель. Они ушли, оглядываясь.

– Все записали?

Леночка показала.

– Рина, заканчивай ломаться. Диктуй нормально.

– У меня все есть.

– Сейчас отшлепаю. Мне в тумбочку лезть с инспекцией?

Заглянул в расстроенные глаза девушки и решил.

– На месте сориентируемся. Идемте, Леночка.

Выходя, продекламировал, обращаясь к Арине.

– Жди меня и я вернусь.

Приведенная в состояние крайнего изумления, граничащего с экстазом Анна Ивановна, села на постели и спросила изумленно.

– Неужели не врет?

– Нет.

– Тазики ему не понравились, смотри какой. Деньжищ не меряно! Вот и швыряется. А может, все ж, врет?

Тут в палате возникла тетя Зина с трехлитровой банкой, призванной заменить вазу для роскошного букета.

– А цветов то сколько, цветов!

Поставила розы на пустую тумбочку у окна. Все в банку не поместились. Добрых два десятка осталось лежать на постели. Тетя Зина подумала немного и пошла за второй посудиной. Букет жизнеутверждающе и ярко воцарился в палате. Арине, конечно, дарили розы. На день рождения. Три или пять. И не такие шикарные, вызывающие на глянцевых метровых стеблях. Первый в жизни настоящий букет. Подумала она смятенно. На щеках зажглись алые пятна.

Второй букет водрузили на холодильник, слева от входа. Палата была полу блатной. И гордилась не только бодро урчащим «Полюсом». Имелся умывальник и древнее зеркало над ним. Туалет, правда, в отделении был один. И холодильник общего пользования стоял неподалеку. Цивилизация, блин. По коридору то и дело семенили ухаживающие, или выздоравливающие пациенты (помогающие товарищам по несчастью) с наполненными суднами. Самые деликатные персоны прикрывали благоухающие утки газетами.

Никто не винил персонал. Большинство травмированных сограждан понимало, что несчастные медики ни при чем. Не они же проектировали, одобряли и возводили эти памятники эпохи развитого социализма. Удивительно, что пребывание в столь располагающих условиях не убивало пациентов! Это неопровержимо доказывало превосходство советского человека в науке выживания.

Закаленные, воспринимающие лишения и бытовые трудности, чем-то само собой разумеющимся, люди легко радовались пустякам и редким послаблениям режима. Травмированный насилием генофонд породил особый тип человека: выживают наиболее хитрые и приспособленные. Чему же удивляться?

Хотя… загадочная магия крови.

Арина вспомнила Илью Ильича, Алену, Василия, деда Махмуда. Есть еще порох в пороховницах! Есть и ЛЮДИ. Вот только… мало их, очень мало. Ужасно мало.

Наполненный мочевой пузырь, самым пошлым образом прервал ход нелепых рассуждений Арины о роли личности в величии страны.

* * *

– А вот и мы!

Леночка с тазиком под мышкой, ведром в руке и связкой бубликов на шее предваряла явление Федора, которого едва было видно за десятью огромными пакетами.

– Скажи, малышка, кто самый главный в армии?

– Начальник склада.

– Почти в точку.

Небрежным кивком он отпустил медсестру, и теперь, раскладывая свертки, продолжал молчать. Словно ожидая вопросов. У Арины разболелась голова. Не смотря на проветривания, палата напоминала духовку. Поставь пирожки – пожалуй, и подрумянятся. Вернулись санитарки.

– Мы начнем?

Он дипломатично вышел в коридор. Арина проводила глазами его широкую спину. Кровати в палате сдвинули, расстелили клеенку. В ход пошли новенькая только что купленная губка, детское мыло, даже бритвенный станок. Арина с громадным удовольствием избавилась от зарослей подмышками. Через час – относительно чистая и благоухающая шампунем, на голове алое полотенце, замотанное наподобие тюрбана, в новой длинной футболке и трусиках, сидя на свежей простыне девушка вытерпела очередную мучительную перевязку. Федор легко обаял свирепую Тамару Алексеевну и остался созерцать процедуру. Физиономия его была бесстрастной. Когда в наиболее «приятственный» момент девушка закусила губы и вцепилась побелевшими пальцами в спинку кровати, он не изменился в лице. Потом, когда экзекуция закончилась, любезно открыл дверь перед медсестрой, у которой руки были заняты инструментами и флаконами. Вернулся к кровати, вскрыл пачку салфеток и протянул несколько штук.

– Лицо протереть. Или лучше намочить?

– Пожалуйста.

Вот и сбылась мечта идиотки. Лежать и чувствовать его пальцы на лбу, висках.

– Пошли, погуляем.

Услышала она через секунду совершенно невероятное предложение.

– Что?

– Тут повсюду вокруг корпуса зелень, очень мило. В туалет не хочешь, сначала?

– Издеваешься?

– Я зажмурюсь, подам твое судно не глядя.

– Я не об этом.

Арина мило залилась краской.

– О прогулке.

– Господи. В чем проблема то?

Он наклонился и ловко подхватил ее на руки.

– Так сойдет? Не бойся замерзнуть, жара несусветная, а впрочем, простыня не помешает, укроем от нескромных взоров посторонних мужчин твои ножки.

Арина сверху посмотрела на опустевшее ложе. И нерешительно сцепила руки на крепкой шее.

– Как нога? Удобно?

– Очень.

В коридоре им попалась Леночка, восхищенно поинтересовалась.

– На улицу решили сходить?

Очаровавший все отделение мужчина отшутился.

– Нет, это похищение. Выкуп буду требовать.

Арине казалось, что все на них смотрят. Собственно, так оно и было. Молодая пара без всяких просьб уступила скамеечку в тени.

– Спасибо.

Услышала Арина свой сладкий голос. Федор прижал ее крепче, присел, посадил на колени.

– Ты такая смешная в чалме.

Арина живо представила сцену со стороны. Крупный мужчина, аккуратно и дорого одетый держит девушку в синей футболке, голова замотана алым полотенцем, поверх гипса и повязок наброшена простыня.

– Федор, это очень-очень патриотично с твоей стороны! Я похожа на государственный флаг. Порядок цветов немножко перепутан… Но если меня поставить на голову, вверх ногами… Или опять не так будет? А?

Шумный выдох и легкое прикосновение губ к шее.

– Меньше всего, когда я покупал тряпки, меня заботила цветовая гамма. Рина, все-таки это ты.

– Нет, это не я.

Съязвила она.

– Теперь я окончательно поверил до конца.

– Расскажешь, где ты был? И как все так получилось?

И опять услышала.

– Позже.

Не стала настаивать. Прислонилась спиной к его груди, откинула голову и закрыла глаза. Минутное острое блаженство нарушил громкий возглас.

– Так-так, зайка моя. Попалась!

Слева, по дорожке к ним подходила Виноградова. Малыш, уютно пристроив голову на теплой, пахнущей молоком груди, сыто дремал в сумке-кенгуру. Раздавшиеся бедра и крепкие руки – Алена выглядела восхитительно, но монументально. Мечта богатыря.

– С кавалером познакомишь?

Она присела на край скамеечки, чмокнула растерянную подругу в щечку. Федор снял очки и внимательно посмотрел в глаза чемпионки.

– О, Боже! Боже! Боже мой!

– Нет, это не господь, и даже не ангел. Я собственной персоной.

Но ошарашенная Алена еще не пришла в себя. И продолжала самым глупым образом таращиться и изрекать междометия.

– Ой! Ой!

Федор вернул очки на место. В шоколадных линзах отразилось алое полотенце.

– Симпатичный малыш. Сын?

Алена кивнула.

– Как величают?

– Ва… Ванечкой.

– Заложите мне подругу, пани спортсменка. Чем она тут без меня почти два года занималась?

Алена встряхнула пышной гривой и, наконец, обрела дар речи.

– Трудилась. Схоронила бабушку. Чуть не умерла, еле спасли. Потом нашла новую хорошую работу. У ее шефа дома все и произошло.

– Мило. Про умирание поподробнее, пожалуйста.

С ужасом Арина поняла, что сейчас услышит! И попыталась вмешаться.

– Прекратите!

Палец Федора коснулся ее губ.

– Моя девочка молчит. Я слушаю.

Виноградова, вернее Кузнецова посмотрела на подругу.

– Да ладно тебе, Родионова. Ты ж не сифилис подхватила, тьфу, тьфу, тьфу. Чего скрывать то? Она долго не знала про твою смерть, пан покойник. Думала – жив, просто, ну. Сам понимаешь. Жив где-то там, в туманной дали. А тут ей сообщили радостные вести. Девушка бухнулась в обморок и давай к тебе на тот свет намыливаться. Как раз под новый год. Еле-еле откачали. Такие пироги.

Безмерно растерянная Арина зажмурилась и отвернулась. Ее сдали с потрохами. И кто? Несравненная Виноградова. Стараясь не вслушиваться в продолжение отвратительного интервью, она стянула с головы полотенце и стала сушить волосы. Одна рука Федора обнимала ее за талию, другой он опирался о скамью. Арина чувствовала себя связанной и беспомощной. Какое унижение! Вскочить и унестись от мило беседующей пары она не могла ФИЗИЧЕСКИ. Но терпеть, тоже не получалось.

– Прекратите! Прекрати! Ты!

Пальцы сами сжались, Арина стукнула по каменному плечу, раз, другой, по груди.

– Спасибо, Алена.

Федор мило улыбнулся, игнорируя кулачки своей добычи.

– Я должен знать.

– Ты что всерьез обиделась?

Спросила молодая мама? И гневно сдвинула брови.

– За что?

Федор ответил вместо нервничающей девушки.

– Она слегка не в себе. Ей плохо. Вот и ведет себя неадекватно. Не обращайте внимания, Алена. Пройдет, успокоится. Поймет, что не права.

– Я?

Прошипела Арина.

– Я не права?

– Конечно. Алена тебя любит, заботится. Пришла навестить. Мне нужна информация, чтобы я положение дел верно представлял. Нога ногой, а сердце сердцем. Это не прыщик на носу. Нужны лекарства, наблюдение у толкового кардиолога.

Арина ничего не могла слушать. Только фыркала и протестовала. Федор продолжал общаться с предательницей Виноградовой.

– Вы Алена, не обижайтесь. Спасибо, что приходили. Мы сейчас обедать отправимся. А вам она вечером позвонит сама, когда в себя придет. Нога у нее скверная. Только что была болезненная перевязка. Вот адреналин и выделился.

Федор самым спокойным образом встал и попрощался.

– Рад был познакомиться с Васиным наследником. Привет мужу.

Растерянная Виноградова долго смотрела им вслед. А карапузик продолжал себе спать, как ни в чем ни бывало.

* * *

Анна Ивановна похромала смотреть телевизор в соседнюю палату. Свой наполовину функционирующий ящик Светлана забрала в неврологию. Чем несказанно обрадовала Родионову и огорчила старушку. Хотя, строго говоря, какая она старушка? Максимум – лет пятьдесят пять. Увы, жизнь сурова к большинству россиянок. Федор явно обрадовался, что никто не подслушает.

– Хорошо, что плацдарм свободен.

Положил Арину на место, сел рядом, обнял, наплевав на протесты. Начал целовать лоб, виски, стиснутые веки, подбородок, шею.

– Рина. Глупенькая. Перестань. Не смей злиться из-за ерунды. Я, конечно, думал, что ты всплакнешь, когда узнаешь о моей… пропаже. А ты? Нехорошая девочка. Всерьез привязалась ко мне? Обидно, что я знаю? Какие у тебя могут быть тайны от меня? Зачем? Это неправильно.

– Да почему же?!

– Я тебе не чужой.

– А какой?!

– Самый-самый. Вот увидишь. Хочешь, докажу?

– Нет!

– Нет?

– Нет!

Он прижался к ее губам, так бережно и ласково, что сам удивился. Руки тоже не бездействовали – нежнейшим образом поглаживали плечи, талию. Арина открыла глаза. Он слегка приподнялся и взгляды встретились. Ее – ошеломленный, полный испуга. И его – янтарный, горячий, ждущий отклика.

– Ну?

Она покачала головой. Федор сел и засмеялся. Весело и бесшабашно.

– Сцена в гестапо. Стойкий молодой партизан на допросе. И циничный злодей, мучающий бедняжку.

Его рука накрыла ладонь Арины. Прикосновение вышло обжигающим и сладким.

– Пароль! Скажи пароль!

– Ни за что.

Теперь уже улыбались оба. Федор встал и вытянул из пакета футболку для себя и легкие полуспортивные черные брюки.

– Как девушка относится к мужскому стриптизу?

Она пожала плечами.

– Тогда не подглядывай.

Расстегнул пару пуговок, посмотрел сверху вниз.

– Наблюдаешь?

– Угу.

И продолжил.

– Ну-ну. Может у меня появится шанс понравиться.

Совершенно плоский бронзовый живот, золотые завитки на груди. Прекрасно развитые мышцы под гладкой кожей. Федор изобразил безотказный трюк атлетов – «биение сердца». Взялся за брючный ремень, подмигнул. Арина закрыла лицо руками.

– Ладно, мисс скромность. Я уже в футболке.

Потом он присел на кровать. И она услышала таки щелчок пряжки, почти бесшумное движение молнии, шорох ткани. Еще один.

– Все. Я полностью одет, целомудренная моя. Больше можно не стесняться.

Пристроил рубашку и брюки на спинку кровати. Разобрал остальные пакеты. Арина увидела много интересного. Положил ей на тумбочку темно-синюю расческу, замечательную зубную щетку, пасту, флакон лосьона, молочко, пачку салфеток, ватные шарики.

– Расческа у меня есть.

– Эта?

– Да.

– Ее место в мусорном ведре.

Он держал щетку для волос двумя пальцами и, кажется, откровенно издевался. Осознав это, Арина вместо протестующих воплей окунула Федора в волну ледяного молчания. Он, тоже ожидавший иной реакции на поддразнивание, не показал вида, что удивлен и продолжил.

– Косметику без тебя я покупать не рискнул. Только бальзам для губ, рижский. Куда запропастился? Ладно, отыщется сам. Обед мы, вероятно, прошляпили?

– Давно.

– Ну и фиг с ним. Творог со сметаной устроит? Что молчишь?

– Да. Только немного.

– Понял. Скомандуешь.

Арина не поверила своим глазам. Он купил несколько пиал, разного размера.

– Вместо тарелок. Сойдет?

Две кружки.

– Мне твой стакан не понравился. Больничная гадость.

Две чайные и две столовые ложки. С сомнением покосился на нее.

– Блин, десертной не было. Эти как на великанов.

– Тебе сгодится?

– Да.

– Мне сойдет чайная.

– Давай стакан и тарелку, отнесу куда положено. Будешь пользоваться всем своим.

– Всем?

Горько усмехнулась она.

– Да.

В его ответе была непонятная ей радость. Она удивилась, но уточнять не стала. Просто смотрела, как мужчина ее мечты, волшебным образом вернувшийся из небытия, готовит творог. Моет изюм, курагу и чернослив. Тщательно все перемешивает в большой пиале, берет две пачки творога.

– Стоп.

Вмешалась она в процесс.

– Это слишком много.

– Девушка, я люблю покушать. И голодом себя морить не собираюсь. Полторы мне.

– Тогда пойдет.

– Готово. Ручки вымоем.

Послушно согласилась. Заодно и лицо ополоснула от пыли. Федор с тазиком и кружкой! Ее таинственный Федор! С полотенцем в руках.

– Держи, малышка.

Блаженство ощущать его заботу пахло горечью. Что с ней будет через день-другой, когда он уедет? Арина запретила себе думать об этом. Он здесь, сейчас. Хочет помочь. Старается изо всех сил. Будет невежливо портить ему настроение. Невежливо и отвратительно. Вполне достаточно недавней вспышки. Все для себя моментально обдумав она решила быть паинькой, насколько это возможно. Чтобы потом, там, далеко – он вспоминал ее без раздражения. Отнимая от лица полотенце, она поймала его взгляд. Господи! Бедные женщины. Летят как бабочки на янтарное пламя, чтобы спалить свои крылышки. И мягко поблагодарила.

– Спасибо.

Что такого особенного прозвучало в ее голосе? Арина и сама не осознала. Федор споткнулся на ровном месте. Его рука, протянутая за полотенцем, застыла.

– Не надо, малышка.

Наконец выговорил он.

– Не надо. Не здесь и не сейчас. Обстановка не располагает.

Арина не поняла его, но не стала уточнять. Только кивнула, как хорошо воспитанная девочка. Чинно сложила руки на салфетке, которую Федор ей постелил. Подождала пока он возьмет ложку, и степенно принялась за еду. Творог оказался замечательно вкусным, хотя и без сахара. Очевидно, бережет талию, решила она не без юмора. Ел он не слишком быстро, молча, слегка нахмурившись. Задумался о чем-то? Бросил молниеносный внимательный взгляд на нее. Выражение глаз сразу изменилось, стало теплым. Потом опять отвлекся, сдвинул брови. Арине мучительно хотелось оказаться в кольце могучих рук. Прижаться и закрыть глаза. Б-р-р. Что за наваждение! Федор решал непростую задачу. Что ему делать с этой девочкой? Послезавтра он переговорит с врачами и выяснит их прогнозы? Или не телиться? Вызвать своего специалиста? Да и забрать детку с собой? Родителей у нее нет. Бабушка умерла. Он прикидывал разные варианты.

– Федор.

Тело отреагировало мгновенно. Россыпь мурашек вдоль всей спины и отчетливое напряжение в паху.

– Что?

Взглянул на девочку и ощутил незнакомое, вернее сто лет как забытое, волнение и радость предвкушения. Гладко зализанные чуть влажные волосы, без челки. И глаза цвета листвы, умытой дождем.

– Когда ты уедешь?

– Уже надоел?

Она покачала головой величественно, как царица. Расправленная спина и безупречные кисти рук, точно с картины придворного живописца. Длинные остроконечные пальцы. Федор с трудом отвел взгляд.

– А что тогда?

– Просто хочу знать.

Сгреб грязную посуду, вымыл, поставил на место. Она ждала. И в натянувшуюся между ними сеть тишины упал его холодный ответ.

– Скоро.

– Хорошо. Будь добр, пригласи мне санитарку.

– У тебя под кроватью новое судно. Ждет. Сам вынесу, какие проблемы? Бумага на тумбочке.

– Так нельзя!

Ее невозмутимость как ветром сдуло, а Федор опять развеселился. Но решил не дразнить, вон уже пятна на щеках.

– Иду. Не злись.

Побродил по коридору. Постоял у полумертвой пожухлой пальмы в кадке. Представил НАСТОЯЩИЕ, шуршащие на ветру глянцевые зонты. Посмотрел себе под ноги. Приехал то одним днем, без вещей. Сланцы купить? Вспомнил испуг и восторг Басмача, открывшего дверь. И спутанное повествование. Метнуть в нападавшего грабителя чайник кипятка? А второму бандиту заехать по башке бутылкой бальзама? И с отчаяния смело прыгнуть? Его девочка? Книжная малышка? Та самая, стеснительная, грустная? Кстати, о птичках. Басмач говорит, из-за пса переживает очень. Купить ей щенка? Или пока не поправится не надо? Он увидел, как в палату тяжело проковыляла Анна Ивановна. Как вышла санитарка с судном. На обратном пути он ее перехватил. Вложил в карман застиранного халата сто рублей.

– На конфеты. За здоровье деточки.

Тетя Зина немного поотнекивалась, но ушла довольная. Мысли Федора плавно вернулись назад. А в тихом омуте, то черти водятся! И почему это его забавляет? Никак не мог представить Арину, вооруженную бутылкой? Бывает же. Захотелось порадовать девочку. Что с ним такое творится? Федор вышел из корпуса, поймал машину.

* * *

Арина ждала-ждала и задремала. Басмач проник в палату тише, чем привидение. Оставил на тумбочке записку и банку с пловом. Знаком попросил Анну Ивановну не обращать на него внимания. Посмотрел на вещи Федора. Внимательный взгляд не упустил ни цветов, ни тазика, ни полотенца, ничего, что было на виду. В тумбочку он не полез. Растворился так же незаметно, не потревожив. Анна Ивановна проследила за закрывающейся дверью и закрыла глаза. Тихий час, так тихий час.

* * *

До чего же безжалостна жизнь. Одна беда нанизывается на другую – и так без конца. Он ушел. Побродить по городу? Подумать? Вряд ли у него есть дела в Заранске. Он ушел. Неприятно смотреть на эти вонючие повязки? Жалость пополам с раздражением? Что еще она может вызывать в таком мужчине, как Федор? Арина казалась себе брошенной, растоптанной и глубоко несчастной. Она молча металась по постели. Равнодушно получила пару уколов. Забыла измерить температуру. Не обратила внимания на записку Басмача и плов. Небо за окном потемнело и грозилось ливнем. Чернильная туча, низко нависая над крышами, наползала с запада. Солнечные лучи, пробились на мгновение, торопливо лизнули окна терапевтического корпуса, он располагался напротив хирургии. Стекла вспыхнули оранжевым огнем. И вновь погасли.

Арина постаралась и дотянулась до спинки кровати по соседству, прикоснулась к вороту рубашки. Погладила острую кромку, взялась за пуговичку и отпустила. Чьи-то пальцы будут расстегивать, сминать ткань цвета топленого молока и ласкать кожу под ней. Словно обожглась – отдернула руку. Пусть уезжает, пусть уезжает скорее. Чтобы одна безмозглая идиотка перестала надеяться. Порылась в тумбочке, включила (негромко, чтобы заспавшейся соседке не мешать) драгоценную Земфиру. Вытянула телефон, но передумала звонить, швырнула обратно. Перевернулась на левый бок – лицом к стене.

Перед глазами всплывало его лицо. Деформированный, сломанный, наглый нос. Выступающий вперед подбородок решительного человека. Пушистые паруса рыжих ресниц, гордо реющие над золотистыми ладьями. Куда держат путь эти странники? К каким берегам? Припухшие нижние веки, придающие взгляду оттенок лукавого упрямства. Манера смотреть в упор, точно пронизывая насквозь. Неожиданно красивая линия рта. Несколько полные чувственные губы любителя удовольствий. Впрочем, когда он сердится – сжимает рот в прямую линию, и щурится, словно в прицел смотрит. Лицо мгновенно меняется, становясь отстраненным и пугающим. Арина и не подозревала, что в распоряжении Федора целый арсенал гримас и улыбок – от просто неприятных, до совершенно паскудных, даже чудовищных. Он умел смотреть десятью тысячью способов. И попасть под некоторые из его взглядов было действительно небезопасно во всех смыслах.

Вежливый, но короткий стук возвестил о гостях. К Анне Ивановне пришла сестра. Конечно, хорошо сидеть в палате и жаловаться на плохие: сон, аппетит и самочувствие! Но! Замечательное – «но». Анне Ивановне не терпелось поделиться историей про богатого ухажера соседки. И она, опираясь на плечо сестры, повлекла ее в коридор. Вволю посплетничать, что может быть полезнее? Арина осталась одна… на полминуты.

– Рина!

Сердце затрепетало отчаянно и радостно.

– Ты!

Он приблизился невесомым шагом хорошо тренированного бойца. И, вопреки всем своим планам, жадно прильнул к бледным губам. Обеими руками придерживая за плечи. Почти набросился. Неистовый, страстный поцелуй, причиняющий сладкую боль, затянулся, искушая и подталкивая дальше, дальше, дальше. У Арины перед глазами вспыхивали и взрывались звезды. Голова кружилась, кровь билась в висках. Тепло и тяжесть внизу живота. Что-то сжалось в сладкой судороге счастливого ожидания. Она обняла Федора за шею и потянула к себе. Внезапно он высвободился, перехватил ее руки, притянул, уложил к себе на колено, не отпуская. Поднял голову, покачал. И искренне, без намека на шутовство или насмешку беззвучно поблагодарил.

– Спасибо, Господи.

Впервые в жизни, пусть и не в слух, обращаясь к Создателю. В которого, как закоренелый атеист, решительно не верил.

– Малышка, прости старого дурака. Совсем спятил.

Она, еще не вполне придя в себя, смотрела на него полу обиженно, полу ошеломленно. Затуманенный взгляд и растерянная улыбка.

– Что это было?

– То есть?

– Я не думала, что бывает так хорошо.

– Рина? Ты хочешь сказать…

Она смутилась и спряталась в раковину. Улыбка растаяла, губы сжались, зеленые глаза смотрели сердито.

– Рина. Сколько тебе лет? Двадцать семь?

– Восемь.

– И?

– Не скажу!

Федор, вдруг, вспомнил некоторые старые выводы и полюбопытствовал.

– Тебе никогда не было хорошо? Никогда? Совсем?

И что ему ответить? Описать ТОТ поздний вечер? Она отвернулась.

– Хочешь, расскажу тебе про свой первый раз?

Наклонился к маленькому ушку. И прошептал заговорщицки.

– Пока Анна Ивановна не слышит?

– Да.

Ответила глупая плохо воспитанная девочка.

– Вот любопытное создание.

– …

– Тогда слушай. Я отбил девушку у бати. Правда. Он встречался с молоденькой учительницей, очень похожей на тебя. Тоненькая, зеленоглазая. Руки у нее были неплохие, но не такие изящные как твои. Такие я только во сне видел.

Прервался на секунду, поцеловал одну ладонь, другую.

– Милая девушка. Лет двадцати пяти. Бате пятьдесят. Мне семнадцать. До этого только целоваться доводилось.

– А как ее звали?

– Лена. Батя был директором школы… Сама понимаешь. И, как водится в таких случаях про романчик, знал весь коллектив. Но батю уважали очень, зудели втихомолку. А мне обидно за мать! Приперся переговорить, представляешь? Злой как взвод чертей. Позвонил, она открывает. В коротком халатике: коленки наружу, и в не застегнутом, в не застегнутом! Рукой у шеи придерживает и на талии. Запахнулась, короче. Тут я и приплыл. Цап ее в охапку. Дверь пяткой захлопнул. Халат на пол, следом Лену и сам. Даже не спросил, дурак, есть ли кто дома. Повезло, идиоту.

– Она не вырывалась?

– Лена? Нет. Совсем наоборот. И стал я к ней похаживать. Через день. Пока на батю в подъезде не нарвался. Видишь – нос сломан. Плата за любовь. Но этим батя не ограничился. Загнал меня в военное училище. Так история и увяла потихоньку. Лена, правда, ко мне пару раз приезжала. Потом замуж вышла. За физрука из батиной школы. И они вдвоем уехали. Такая история. Почти полный хэппи-энд.

– Почти?

– Батю жаль. Он меня так и не простил никогда.

– Он жив?

– Нет. И мама тоже. Сестер и братьев не имел. Один.

Руки Арины по-прежнему были в плену. Она пошевелила пальцами.

– Отпусти.

– Попроси ласково.

– Федор, пожалуйста.

– Не могу устоять! Абсолютно беззащитен перед звуками твоего волшебного голоса… Лорелея.

Позволил ее пальцам освободиться. Выпрямился, с наслаждением потянулся. И спросил весело и хитро.

– Я тебе нравлюсь? Хоть немножко?

Захваченная врасплох девушка промолчала, разгладила складку на футболке и посмотрела в потолок.

– …

– Очень позитивный ответ. Ты меня обрадовала.

– Ни капельки!

– Вот лгунья!

– Ни грамма.

– Спасибо огромное.

– А почему ты спрашиваешь?

– Могу признаться только девушке, которой не безразличен.

Удивительное чувство светлого покоя снизошло на него и не покидало. Был ли он так счастлив когда-нибудь? Смешно. Уловив его настроение, замаскированное непритязательными шуточками, Арина умолкла. Потянулась, взяла громадную ладонь, прижалась к ней щекой. И застыла. Федор боялся пошевелиться, спугнуть невозможно прекрасную, дивную минуту. Арина потерлась лицом о его руку и громко мурлыкнула. Им было необыкновенно хорошо. Идиллию нарушила санитарка.

– Ходячие на ужин.

– А прыгающие?

Она посмотрела на шутника и строго пояснила.

– Прыгающие тоже. А лежачим принесу.

С чувством легкого сожаления Арина выпустила его ладонь.

– Вот и вечер. Скоро ты уйдешь.

– Куда?

Удивился Федор.

– А где ты остановился?

– Здесь.

– Но, тебя же выгонят!

– Кто? Я как бы ухаживающий. Что не так?

– Просто странно.

– Очень. Мне самому тоже. Тебе, когда гипс с левой ноги снимут?

– Обещали во вторник.

– Замечательно.

– А что?

– Это секрет, раскрыть который согласен только девушке, которой я не безразличен.

Она насупилась. И вздернула подбородок. Федор придержал ее лицо рукой, потянулся и ласково поцеловал в сомкнутые губы.

– Пойду разведаю, чем травят пациентов.

* * *

Он, действительно, остался ночевать. И выгонять такого респектабельного мужчину никто не посмел. Тетя Зина передала его по смене тете Свете. Распухшие варикозные ноги доставляли ей много мучений. Она выглядела, да и была сердитой строгой теткой. Но обаяние Федора, подкрепленное небольшим финансовым вложением, подействовало неотразимо и на нее. Расщедрившись, тетя Света принесла две чистые простыни.

– На эту лечь, другой укрыться. Сойдет?

– Спасибо.

– Хороший у тебя мужик, девка. А что раньше не приходил?

За Арину ответил он сам.

– Был в отъезде. Сегодня утром прилетел.

– Ясно. Ну, ежели что, зовите. Я в коридоре прилягу.

Анна Ивановна обстоятельно и долго рассказывала о своей молодости. Федор делал вид, что слушает, а сам перебирал и гладил тонкие пальцы девушки. Вечерняя капельница, уколы, умывание.

– Ты сама сумеешь помыться? Или санитарку пригласить?

Арина представила тетю Свету, помогающую ей, и поморщилась.

– Не надо.

– А кто тебе поливать будет?

– Сама.

– Ой, горе мое. Я б тебе сказал, если бы не Анна Ивановна.

Когда улеглись, он подтащил свою кровать поближе. Протянул руку.

– Держи.

В умиротворенной тишине и полумраке громко засопела уснувшая соседка. Арина наслаждалась моментом, ее ладонь в его руке. Что может быть чудеснее?

– А у меня есть сюрприз.

Отчетливо прошептал Федор.

– Сейчас показать или завтра?

– Как хочешь.

– Тогда утром. И еще просьба.

– Говори.

– Скажи да.

– Что?

– Просто скажи да.

Она долго молчала, потом легко сжала его пальцы. И он скорее догадался, чем расслышал.

– Да.

Федор заговорил на португальском. Чуть более быстрый темп речи, другие, непривычные русскому уху окончания слов. Красивые непонятные слова вспыхивали между ними, и таяли без объяснений. Что-то сокровенное и печальное звучало, почти плакало и уходило. Арина погладила сжатую в кулак ладонь. Последние звуки.

– …Ишту уптиму, миньа менина.?

– А перевод?

– Просто рассказывал о том, что чувствую. Понравилось?

– Очень. Можно спросить.

– Давай.

– Все же, что случилось?

– Вот настырная девчонка! Может, в журналистки пойдешь?

– Не увиливай.

Шумный вздох, затем еще один в прохладной ночной тишине.

– Это долгая история.

– Мы куда-нибудь спешим?

– Мой старый друг Антониу Дуарте де Пина. К которому я и прилетел. Поселил меня в таком милом маленьком домике, с верандой. Весь обвит бугенвилеей. Вокруг манговые деревья. С чем бы их сравнить? Громадные. Больше, чем вековые дубы. Шуршат на ветру. Непривычная красота, совершенно чужая. Как я познакомился с Антониу? Давным-давно. Как раз моя дочь родилась. Тесть устроил на крутую учебу по своей линии. Друг мой (не позволял, зараза такая себя просто Антоном называть) приехал в столицу СССР учиться. Ни бельмеся по-русски, вначале. Как и я по-португальски, впрочем. В модном кафе сцепились. Ну, молодые, кровь горячая. А у него голос, наглый такой. Жуть. Подрались. Помирились, стали не разлей вода. Вдвоем по девочкам. Очень сплачивает. Особенно, если вкусы не совпадают. Нам обоим повезло. Антониу западал на крупных блондинок. Мы, как бы в шутку, договорились, что между собой общаться нарочно будем – день на португальском, день на русском. И пошел процесс. Через пару лет я неплохо говорил. Учебники купил. Тестю так и объяснил – упорно занимаюсь языком. Он не протестовал. Малина. У Антониу с русским похуже сложилось. Хотя понимать стал нормально. И жили мы душа в душу. Весело. Однако, настал день прощания, проводил я друга в его родную Африку. Пятнадцать лет переписывались. Не очень регулярно, правда. То одно письмо в пол года, то два в месяц. В восьмидесятом у них к власти пришел, как водится генерал. Страна небольшая, бедная, а за президентское кресло сражаются, мама дорогая. В девяносто пятом мой друг получил должность замминистра, купил первую машину. До этого, кажется, на велосипеде ездил. Он был хорошим парнем. В меру жадным, неглупым. И, действительно, думал о своей родине.