Текст книги "Поймать навь (СИ)"

Автор книги: Наталья Лашкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Лашкова Наталья Михайловна
поймать навь

    Ужас. У меня опять приемный день. На столе уже штук пять заявлении с просьбами и жалобами. Целый день только и слышишь «разберитесь, помогите, посодействуйте», а на деле выяснять и разбирать особо нечего.

      У одной селянки корову сглазили, на целых две кружки молока в день давать меньше стала. Трагедия деревенского масштаба! Так и представляю, как дотошная бабулька скрупулезно меряет надоенное за день молоко кружками. Кошмар какой-то.

А у старосты и того чище: скребся кто-то ночью в окно, а так как скреблись "жалобно очень", то не иначе как кум покойный приходил, на той неделе схороненный. А зачем приходил? Так знамо дело зачем, за бутылкой, кою староста куму должен. Потому как кум он такой – за выпивкой и с того света явится.  Вот и явился.  "Так вы уж госпожа участковая ведьма приструните кума-то, ну или бутылку ему отдайте". Откуда бутылку взять? Не, у старосты сейчас с бутылками напряг. На похоронах у кума выпили.

     "Как есть – все выпили, не извольте сумлеваться, госпожа участковая. Вы уж свою отдайте. Я вам потом должок верну. А то ведь неспокойник  замучает приходами своими полуночными. Жена пугается, дети рыдают. Ведь лежание под землей еще ни кому на пользу не пошло, а кум-то и при жизни не красавцем был. А таперича увидишь в окне рожу такую и сам рядом сляжешь, с ним в могилу-то".

      На нелестное предложение слечь  старосте вместе с кумом, и не отвлекать должностное лицо от дел более серьезных, староста ответил контрпредложением:  написать жалобу на должное лицо в вышестоящую инстанцию. В общем,  пришлось  его заявление принять , и клятвенно пообещать разобраться с кумом, но не за счет местного отделения! Староста подумал, и согласился, пообещав принести предмет раздора, сиречь бутылку, к вечеру.

      Да, должность участковой ведьмы не являлась  пределом моих мечтаний. Но ничего не попишешь – кому-то надо  здесь работать. Вот и работаю.

“ В Воронеже этим летом  большое количество несчастных случаев на воде.  Хотя несчастными их назвать сложно, все мы прекрасно знаем, что за эти беды ответственны местные сотрудники полиции отдела, занимающегося расследованием преступлений нежити и прочих сущностей различных порядков.   Распоясавшаяся водяная нежить, которую стражи порядка должны призывать к этому самому порядку,  продолжает  обеспечивать себя утопленниками-слугами, баловать на отмелях, пугать людей и нелюдей, не давать нормально отдыхать на пляжах. Бездействие полиции приводит к печальным трагичным случаям... “

Я щелкнула кнопкой пульта, выключая звук телевизора. Репортер развела рот,  хмурил брови, за его спиной катила волны речка… а из речки радостно махал зелеными широкими ладонями водяной, корчил рожи и всячески пытался привлечь к себе внимание зрителей.

Всё как всегда. Мы плохо работаем. Я отхлебнула кофе, и посмотрела в окно. На улице играли дети,  молодые мамочки прогуливались с колясками,  наслаждаясь теплыми летними днями, куда-то спешил офисный планктон, и вездесущие старушки уже бодро топали с самого утра в сторону метро.  Все как всегда. Только я никуда не спешила. Некуда мне торопиться.  С работы меня красиво ушли, точнее, красиво вытурили, выгнали, выперли. Теперь вот сижу дома, смотрю попеременно то в телевизор, то в окно, то в экран ноутбука, листая  странички соцсетей.

Звонок телефона заставил подпрыгнуть. Надо сменить мелодию, специально ставила такую, чтобы разбудила даже мертвого. Но это было тогда, когда я работала, а сейчас мне это уже не надо.  Мельком глянула на экран мобильного:  номер высветившийся на экране мне был знаком. Это мой начальник факультета в Академии, где я когда-то училась.   Подумав минуту, морщась от дребезжащего звука, издаваемого телефоном, я все-таки ответила.

– Да.

– Я тебе на мыло адресок скинул. Это твое новое место работы. Все уже решено. Собирайся.  Сегодня вечером ты должна быть там, завтра приступаешь.

Не успела я ответить, как трубка запиликала короткими гудками. В этом был весь мой бывший начфака, мой бывший учитель: сказал все, что посчитал нужным, приказ отдал – все,  больше разговаривать не о чем.

Я допила кофе, досмотрела новости, не торопясь открыла ноут.  В сроке браузера мигал значок: белый конвертик с цифрой один.  Поборов секундную трусость: «А не удалить  ли не читая, и никуда не ехать», я открыла почту.

«Чинский район, поселок… должность старшей участковой ведьмы. Время вступления в должность… Документы уже на месте. Служебное жилье предоставляется…»  В самом конце постскриптум: «Это твой единственный шанс!»

Я перечитала письмо ещё раз. Все верно. Это мой родной поселок. Я там родилась и выросла. И еще я думала, что никогда туда больше не вернусь. Схлопнув ноутбук, я пошла доставать дорожную сумку. Надеюсь, электрички туда бегают так же часто, как и раньше.  Хотя это было так давно, что,  кажется,  это было в другой жизни. Хотя и правильно – та жизнь была другой...

     В стенку полетела новая сахарница. Уф, сразу полегчало! Домовой, состоящий у меня ставке домработника-повара-собеседника, недовольно выглянул из-за печки, покачал головой и спрятался снова. Через пару минут из-за печки послышался шум, тихое ворчание и на столе материализовалась новая сахарница. Я приоткрыла крышечку – сахар был на месте. Кленовый, коричневый, наколотый ровными кусочками. Мой домовой беспорядка не терпит. Ему со мной не повезло...

      С наслаждением потянувшись, я встала из-за стола и подошла к окну. Солнце клонилось к лесу, окрашивая розовым редкие облака. Какой яркий закат. Бабушка говорила мне: если небо на закате красное или розовое, то на утро жди ветреной погоды.  Бабушка это говорила мне очень давно, но примета действовала до сих пор. Даже сейчас, даже в этом мире.  Странно, мир изменился до неузнаваемости, а старая примета все еще работает.

Мир, который мы знали, больше не существовал.  Апокалипсис  ждали, предсказывали,  но он все не наступал.  И вдруг, в один из дней, совершенно неожиданно и непредсказанно конец света пришел. Наш мир просто перестал существовать...

     Духота, стоявшая весь день, сменилась приятной теплотой, нежный ветерок шевелил занавески. Ночь, судя по всему, обещала быть теплой и приятной. Самое время для прогулки, к тому же все равно на кладбище к старостиному куму зайти нужно. А вот завтра у меня выходной. До обеда или дольше спать буду. И пусть меня только кто разбудит!

     На крыльце раздались какие-то звуки, тихий стук и шорох быстро убегающих лаптей. Выглянув в окно, я увидела,  что лапти убегают не одни, они уносят с собой старосту. Бодро переставляя ноги,  посёлкоправитель  удалился в сторону площади.

      Открыв дверь избушки, я увидела на крыльце обещанную старостой бутылку с мутным содержимым, заткнутую не очень чистой тряпкой. Сам староста явиться пред мои очи ясные не пожелал, видимо решил что хорошенького (то есть общения со мной) ему уже достаточно. Ну, и шут с ним.

     Я подняла бутылку, и посмотрела ее содержимое на свет. Мдааа, я бы это с позволения сказать содержимое не стала бы и под пытками пить. Да и ладно, мне оно и даром не нужно, а мертвяку все равно.

      Солнце стремительно катилось за горизонт... Пора и прогуляться. Сунув в сумку полотенце, и подобрав с крыльца пресловутую бутылку я отправилась на Озерки.

Посёлок у нас был красивый. Много зелени, поля, небольшие лесочки. Правда, старожилы жаловались, что находящаяся рядом деревня Большево лучше расположена,  на возвышенности. Но, и у нас хорошо было.  Когда я была маленькой,  поход на речку был целым событием. Одну меня бабушка не пускала, а мать приезжала редко. Выручали соседи-дачники, брали с собой.  А ведь тут почти ничего не изменилось. Казалось, что это место застыло во времени.

До реки  было недалеко. Минут десять-пятнадцать. Дорога прямая, наезженная и нахоженая. Спуск только не очень удобный к воде: узкая тропинка через кусты, изобилующая крутыми поворотами и резкими спусками-подъемами.

     Озерки – это не озеро, как можно подумать, а река. Почему она так называется, неизвестно. Один берег почти по всей длине представляет собой скалы из красного песчаника и глины, крутые и обрывистые. Зато другой берег – идеальный пляж, поросший мягкой травой и редкими, но такими удобными для купальщиков, кустиками. И переодеться спокойно можно, и поцеловаться подальше от любопытных глаз.

     Река была весьма коварная, хоть и не широкая, но обладала так называемым вторым дном. И дно первое  периодически проваливалось, образовавшийся водоворот затягивал злополучного купальщика в подземное, точнее поддонное русло. Выбраться из такого водоворота редко кому удавалось, вода там ледяная, тело мгновенно немеет и ноги сводит судорогой. Если и выплывали такие утопленники, то уже в соседнем поселении, у плотины. Пока оперативника сюда не назначили – незадачливых купальщиков много было. Теперь на нескольких пляжах уже можно купаться спокойно, не опасаясь незапланированного утопления. Дно Савка укрепил, а где не получилось – знаки предупредительные расставил.

      Савка – это наш водяной, как мы говорим. Заправляет всем на реке: русалками, вирниками и настоящими водяных не пускает на подведомственную ему территорию.  В прошлом мой однокашник, вместе Академию заканчивали. Именно к нему я и направлялась. Искупаться, кваску или пива с рыбешками солеными попить, а заодно и жалобу отдать на его русалок.

     Совсем, распустил безобразниц. Повадились у парней одежку тягать, пока те купаются, да в омутах ее топить или на деревьях развешивать. Весело им! А ко мне потом с жалобами толпой идут, не понимая, что русалки это уже не мой участок. Только объяснять это местным замучаешься, проще взять заявление и адресату, то есть Савке-водяному передать. Пусть разбирается.

      Преодолев коварную тропинку, кивнув паре таких же как и я припозднившихся купальщиков попавшихся на встречу, я вышла на обрывистый берег. Солнце уже почти спряталось за горизонт, на прощанье,  расцветив реку всеми оттенками красного, оранжевого и розового. Я застыла на пару минут, позволив полюбоваться гаснущим в воде светилом. Казалось, что вот сейчас, коснувшись кромки реки, Солнце зашипит и изойдёт паром.

     Отвлекшись от красивого заката, я огляделась. Водяного я увидела сразу – Савка сидел на песчаном уступе, обхватив колени руками, и любовался закатом  что-то напевал себе под нос.

     Хороший парень. Только лентяй жуткий. Такая не пыльная работенка, на спокойном и тихом участке, ему под стать. Еще немного послушав достаточно мелодичные завывания, я его окликнула.

      – Привет.

      Савка, не оборачиваясь, махнул рукой. Я аккуратно спустилась к реке. Спуск тут крутой, недолго и ноги переломать. Пристроившись, наконец, на уступе я молча протянула ему жалобы. Савка несколько секунд взирал на протянутую ему пачку исписанных листов. Со вздохом взяв их, начал вдумчиво читать. Периодически он зачитывал вслух особо понравившиеся ему моменты.

     – "А тако же порты, мамкой вышитые, утопили. И рубаху тятькину, парадну. Мать ишо ничего, а вот батька за рубаху пришиб почти до смерти. Тако ж хочу и требую, компенсации за такое непорядочное поношение. И ущерб моральный тоже стребовать не мешает. Я ж неделю сидеть не мог, ибо вся зад..."

     Какой слог... – Савка улыбнулся.

     – Есть еще лучше. Это ты прочитал весьма приличную. – Я усмехнулась. – Ты решай, что со своими русалками делать будешь. Твой участок ведь. Твои подчиненные.

     Савка вздохнул, тоскливо поглядел на исписанные листики.

      – Да, знаю я все, знаю. Русалок моих местные девки попросили, надоело им, что парни подглядывают, когда те в сугубо женской компании нагишом в реке купаться изволят. А мои дуры и рады стараться. Хоть и русалки, но  у них женская солидарность. Помощницы, чтоб их! Ладно. Устрою завтра разбор полетов. Премии лишу их что ли... Пойдем на мостки. У воды теплее.

     На мостки было идти удобно. По маленькой полоске травы, невесть как выросшей на этом красном песчанике, вдоль русла.

      У воды было не то чтобы теплее, но как-то уютнее. Зная, что я люблю туман, Савка что-то бормотнул под нос и махнул рукой от воды начал подниматься теплый парок.

      Где-то слышался плеск  и журчащий смех русалок. Пошарив рукой под мостками, штатный водяной выудил оттуда бочонок темного пива, рядом с ним, на мостках, лежала завернутая в газету низанка вяленых рыбешек.

     Присмотревшись, я поняла, что газета наша, местная и за сегодняшнее число. Я удивилась про себя сему факту, ранее Савка в чтении местной прессы замечен не был, как, впрочем, и в чтении вообще. Так что до покупки местной газетенки он опускаться точно не станет. Вывод напрашивался сам собой – рыбешку Савка где-то свистнул, видимо и пиво тоже... хотя может и не сам.

      – Угощайся. Вишь – какую мне взятку принесли? – Савка так самодовольно кивнул на пиво и рыбешек, как будто ему как минимум вручили ежегодную премию за изобретательность. Я вздохнула и покачала головой – воспитательную работу с ним проводить совсем не хотелось. Да и толку от этого как от быка молока.

     – А знаешь за что? – Савка так и лучился.

     – Нет. – осторожно ответила, боясь что подобное мздоимство встанет мне большой проблемой.

     – Ни за что не догадаешься! – Савка выдержал эффектную паузу. Я молчала. – Короче, разрешил я воду из реки по трубам на полив отводить. Правда, не всем, а у кого дома стоят близ русла. Не далее чем в 30 саженях.

     – Мда... а если экологи придут? Ведь там где воду берут, могут и сливать начать.

      С экологами встречаться не хотелось. Эти товарищи были в чести у нынешнего правителя нашей славной страны, и пользовались большой властью. Нет, часто они делали хорошее дело, но еще чаще перегибали палку.

     Пару лет назад был большой шум. Эти самые экологи решили, что домашний скот надо освободить от тирании людей, нелюдей и прочей нечисти. А правитель наш взял, в пылу похмелья не иначе, да и подписал закон "Об освобождении скота домашнего и птицы всякой, от рабства у людей, нелюдей, и прочей нечисти не опасной считающейся".

     Радостные экологи пошли по городам и селам с благой вестью коровам и прочим хрюшкам, что дни их рабства сочтены, и теперь они могут совершенно спокойно жить свободно, привольно, и там, где хотят.

     Крестьяне, при виде такого закона, были ошарашены. Проще говоря, в той деревне куда приходили "освободители", люди впадали в ступор. А сами экологи, с дурнинкой счастья во взоре, выпускали из хлевов домашнюю живность. Живность, чаще всего, уходить не хотела, орала дурным голосом, и цеплялась за теплый хлев и полные корма ясли всеми копытами.

     В этот момент обычно приходили в себя крестьяне, и с криком "Ироды проклятущие! Куда ж вы животинку мучаете!", хватались за вилы. Экологи, конечно животных любили, но на людей их нежные чувства не распространялись. Потому парочка предупредительных выстрелов из арбалета, и крестьяне начинали орать тише, а вилы прятали за спину.

     Выгнанная на произвол судьбы скотина, с запретом её кормить, поить, обратно забирать, ломилась в хлева сутки на пролет. А освободители, только умильно вздыхали, и говорили ,что с рабами всегда так. Они своего счастья просто не понимают пока.

     Зато счастье быстро пришло в государство. Резко сократились поставки мяса, молока, сала, колбас, яиц. Рынки стояли пустыми. Крестьяне перешли на картошку, репу, лук. Скотина дохла. Зато волки, и прочие охотники поживиться дармовым мясом, ходили упитанные. Нечисть перестала нападать на людей, проезжие купцы видели стаи гулей, которые валялись на солнце, и не обращали на проезжающих никакого внимания. А ведь считалось, что гуль – это постоянно голодный хищник. Сытости не понимает совершенно. Оказалось, его тоже можно накормить до отвала.

     Как только продовольствие мясо-молочно-яичное закончилось во дворце, и государь три дня к ряду на завтрак, обед и ужин получал картошку жареную, вареную, суп-пюре картофельный, закон отменили. Экологи, конечно, для приличия покричали. Но так как вегетарианцами из них были не все, то скотину снова разрешили забрать домой.

     Селяне, плюнув на глашатаев, объявлявших столь радостную весть по селам, снаряжали обозы в соседние государства, за телятами-поросятами. Потому что по лесам и полям искать свою скотину было уже бесполезно.

     – Да, не. Не придут. – Как то не очень уверенно сказал водяной. – Я прослежу за этим. Если что – никакие взятки пивом не помогут. Ладно, давай пробу снимем. А то в горле пересохло.

      – Ага, пересохло. Водички попей, вон ее целая река. Сначала искупаюсь пойду.

     Я встала, скинула сарафан, оставшись в симпатичном купальнике в цветочек.

     Посмотрев на воду, которая в темноте казалась черной, я осторожно сползла в реку с мостков, и поплыла, стараясь не нарушить тишину плеском воды. Савка мерзко хихикал, глядя на мой сполз к речку. Ничего не могла с собой поделать. Хоть и плавала неплохо, но панически боялась нырять в глубину.

     Ммм, как хорошо-то! Жаль только что таких вечеров-ночей мало выпадает за лето. То погода подкачала, то просто настроения нет, а то работа покою не дает. Перевернувшись на спину, я раскинула руки. Теперь меня не напрягал даже поход на кладбище. Я медленно сплавлялась вниз по реке, на небе зажигались первые звезды. Казалось что небо просыпается, открывая яркие глазки.

      В тумане я наткнулась на резвящихся на отмели русалок, причем резвились поганки вместе с теми остолопами, которые мне сегодня жалобы приносили! Честная компания меня узнала, и попыталась скрыться, но наткнувшись на ловчий барьер они весело (по крайней мере – мне было весело) отлетели в воду.

     Побарахтавшись там, и приняв наименее неустойчивое положение – мелкие пакостники кинулись наперебой меня уверять, что конфликт улажен обоюдным примирением сторон и претензий ни у кого никаких нет. (И где только слов-то таких нахватались умных?) Я погрозила им кулаком и барьер сняла. Поганцы и поганки радостно кинулись наутек и науплав.

     Выбравшись на противоположный берег, я по росной траве направилась к мосткам, плыть обратно против течения не хотелось. Переправившись через реку по шаткому мостку, я накинула полотенце на плечи, и присоединилась к водяному.

      – Наплавалась?

      – Ага, – потягиваясь, сказала я.

      – Ну, тогда давай бери, я тебе уже пиво нацедил, – Савка протянул мне кружку, и как бы, между прочим, сообщил – У нас в округе, говорят, упырь завелся или еще какая гадость – в Дымках шестерых порвал, в Осиновке трех. Как бы к нам не пожаловал,  Осиновка то рядом совсем.

      – Упырь или что-то на подобии – это плохо, – прихлебывая пиво из глиняной толстостенной кружки, ответствовала я, – но из Осиновки к нам одна дорога – через твой мост. Поставь там караульного, и как это гадство мост переходить будет – утопи,

      – Экая ты хитрая! – возмутился Савка – Я здесь кто – участковый водяной, точнее старший оперуполномоченный по Озеркам! А не старшая участковая ведьма, как некоторые. Ты меня в должности выше, значит опыта и полномочий больше имеешь – вот сама и топи!

Старший оперуполномоченный  помолчал и тихо проникновенно так добавил – А в Дымках этот, с позволения сказать упырь – мага участкового порвал. По кусочкам собирали. А маг там, сама знаешь, опытный был. Он ведь только перед самой пенсией в деревню перебрался из Столицы, на спокойную должность захотел. Вот оно как вышло то. – Савка смахнул пьяненькую слезу. Хмелел он вообще быстро, еще во время учебы мы частенько пользовались этой его слабостью для своих проказ.

      – Хм, странно, я ничего про это не слышала, – удивилась я. – Непонятный упырь какой-то получается, опытных магов на кусочки рвет. Эту нежить завалить то не стоит ничего. Мозгов нет, тупой, даром, что на рожу страшный. С ним и селянин с вилами справится. Кстати, спохватилась я,  а ты откуда знаешь про этого упыря, да еще в таких подробностях?

     – Да, приходили тут ко мне, из  Осиновки, – водяной покраснел как свекла. – Вот и рассказали, что у них там творится.

     Понятно. К Савке приходила зазноба из соседнего поселения. Я усмехнулась. Девки липли к нему как мухи... на мед. Очаровывать дам Савка умел и любил. За что часто бывал бит мужьями прелестниц, которые приходили выражать свое недовольство ветвистым украшением, внезапно появившимся на их голове.

     Савка, каждый раз клялся, что "больше ни-ни", но держал клятву до первого смазливого личика. А после водяной кричал, что он влюбился раз и навсегда, и застрелится, нет  – утопится, или даже сбросится с крыши Академии, от большого чувства.

     После расформирования нашего подразделения, он не переменился, убедившись, что девушки с перефирии  ничуть не хуже городских барышень и менее привередливы. Правда он немного поумнел, и в том селе где работал не бедокурил.

      Мы замолчали. Савка задумчиво смотрел на реку, я попивала изумительно вкусное пиво. Ночь вступала в свои права медленно. Небо из темно-синего, стало черным. Выкатился месяц, весело склонив рожки к земле. Тумана на реке уже не было, воздух был тих и прозрачен.

Сколько лет прошло после конца света, или правильнее сказать – конца нашего мира? Много прошло… я уже не считаю. Всё началось без громов и молний, без взрывов и криков. Всё началось с того, что в городе появился дракон. Посреди улицы. Солнечным днём. Он был чёрным и огромным, выше пятиэтажного дома. Машины с визгом тормозили, люди останавливались и глазели на дракона, а дракон глазел на людей. Кто-то все же завизжал…

Мы выскочили из магазина, услышав крики. Люди наконец испугались. Дракон был прекрасен.

– Каатари нраата? Ка та ми а нэа! Гэррета ша да на? – голос его разнёсся по улице,  перекрывая шум гудков машин, крики людей, вой  далёких, но приближающихся к месту происшествия сирен.

Я смотрела во все глаза. Какой красивый. Мои сотрудники пытались заставить меня спрятаться за выступ стены, но я вышла, чтобы рассмотреть чудесное существо. Дракон резко повернул голову. Неуловимое глазу движение, и его глаза уже на одном уровне со мной. Глаза были огромными и ярко-голубыми, узкий и длинный зрачок то расширялся, то сужался в нитку, казалось что он медленно пульсирует.

– Каатари ми а нэа? – свистящий шепот, виден раздвоеный, как у змеи, язык между клыками.

– Ми а нерати та, – вдруг ответила тихо я. «Что я мелю» – мелькнуло в голове, и вдруг как будто щелкнул выключатель.

– Надо же – ты меня понимаешь… – легкое удивление в голосе дракона смешивалось с удовлетворением.

– Да, Величайший, – я склонила голову и опустилась на одно колено. Я знала, что нужно сделать именно так.

– Старые обычаи, традиции… приятно, что ты их помнишь Шаадари.  Встань.

В этот момент наш мир рухнул.  Я слышала тонкий звон разбивающегося стекла реальности, мелкой острой крошкой она осыпалась на землю...

      – Сдается мне не упырь это – "разродился" мыслью Савка, выведя меня из задумчивости.

      – Скорее всего, не упырь, – согласилась я – Только вот кто тогда? В наших краях мало нежити способной с боевым опытным магом справится. Южнее, там да. Попадают экземплярчики, с которыми лучше не встречаться.

      – Может вурдалак? – пожал плечами водяной – Днем человеком ходит, а ночью дебоширит в исступлении.

      – Ага, ты бы еще чего придумал! Даром со "звездой" Академию закончил,– я постучала себя пальцем по лбу – Вурдалаки не помнят, что ночью делали! И селяне заметили бы незнакомца, не в Дымках так в Осиновке. Тем более такого странного – бледного, боязливого, исхудавшего, и который, при этом, совершенного не может есть человеческую еду. Да и не страшен он для такого опытного мага, которым Одинец был. У него боевого опыта за плечами было – на пять жизней хватит.

      – Нда, это я наверно хватил, – засмущался Савка, – Но кто тогда?

      – Вот доберется эта мерзота до нас (не приведи боги) тогда и будем выяснять. А сейчас – не буди лихо пока оно тихо! Но бдительность утрой. – Я несколько пафосно подняла палец к небу.

      Глянув в очередной раз на месяц, я поняла, что пора бы кладбище пресловутое навестить.

      – Ладно, Савка, пошла я. Спасибо за пиво.

      – А куда ты торопишься? Еще полночь не пробило.

      – На кладбище надо. Кума старосты к порядку призвать точнее, отдать ему бутылку которую староста задолжал покойному.

      – Понятно, – усмехнулся Савка, – Видел я вчера кума этого. Как раз мимо мостков моих проходил, все ворчал себе под нос что-то. Весьма недоволен жизнью был, точнее – не-жизнью.

      Я поднялась, и натянув сарафан, махнула водяному рукой.

      Савка отсалютовал мне кружкой.

      – Заходи, как время будет.

      – Зайду, – кивнула я. – Да, чуть не забыла – Савка затребуй протоколы осмотра из Дымок и Осиновки, тебе это проще будет.

      – А тебе зачем?

      – Хочу страшненькую сказочку на ночь почитать.

      – А как же – не будить лиха? – хитро прищурился водяной.

      – А так, что береженного и предупрежденного и боги берегут, – отрезала я. – С протоколами не затягивай. Пусть завтра же с нарочным пришлют.

      – Как скажешь. А куму старосты передай – выпить захочет пусть ко мне идет. Я компании всегда рад.

      – Не вопрос – передам.

      Кивнув головой, я пошла к тропинке, надеясь, что не сломаю в темноте ноги.

      Кладбище находилось дальше по берегу реки. Поднявшись по тропинке, я пошла вдоль поля. Изредка над головой пролетали летучие мыши, черными тенями скользя на фоне неба. Было слышно, как перекликались совы, охотившиеся в поле на мышей, у реки противно кричала выпь. Редкие домики, притулившиеся вдоль реки, провожали меня темными окнами. Все правильно. Селяне уже спали давно, вставали они с первыми лучами солнца. Скотине не объяснишь, что спать охота.

      Дошла я быстро. Кладбище застыло на склоне холма неровным темным пятном. Несмотря на задорно и ярко светящий месяц, там было сумрачно и сыро. Оно все сплошь поросло большими деревьями, на которых с удовольствием гнездилась стая ворон, питаясь теми дарами, которые для покойных на могилах оставляют безутешные родственники. Деревья были огромными и мрачно высились на фоне ночного неба. Ну конечно, чего им не расти с таких-то удобрений, подумала, оглядывая кладбище. Хочу – не хочу, а идти надо.

     Постояв у ворот погоста, я вспомнила, что совершенно не представляю где искать могилу кума старосты. При жизни я его не очень хорошо знала и на похоронах не была. Решив, что уж на кладбище я всегда найду у кого спросить адресок нового места не-жительства товарища, я вошла под сень развесистого дуба.

     Пройдя по главной аллее, я увидела знакомое приведение, оно было тут кем-то вроде смотрителя и все знало. Разговорчивый дух быстро и доходчиво объяснил, как найти нужную мне могилу. Поблагодарив и пообещав в храме свечку поставить за упокой привединистой души, я отправилась по указанному мне адресу.

      Могила нашлась быстро вместе с её хозяином. На оградке сидел не упокоенный усопший и тяжко вздыхал. В свете луны и стенаний смотрелся он неотразимо. Запах был соответствующий. Увидев меня, покойник начал буравить меня белёсыми глазами, которые  неприятно  светились в темноте.

      – Что, добивать несчастного мертвеца пришла? Давай, давай! Может тебе орден али медаль каку за энтот подвиг дадут! – сварливо проворчал узнавший во мне представителя местной власти, мертвяк. – Видно так мне на роду написано – и в жизни страдал, и в смерти нет мне покоя!

      – Что, Сидор, не хочет староста должок возвращать? – усмехнулась я.

      – Да когда этот жадина что возвращал? – возмутился усопший.– Я, можно сказать, через него и помер то! А, что там говорить  – одно слово, но дюже неприличное при девице молодой произносить его никак не можно! Ну, что стоишь – руби мне голову заступом, вилами протыкай и пропадай я бедный несчастный! – опомнился усопший, картинно свалился с оградки и положил голову на соседний могильный холмик, предлагая рубить и протыкать. Полюбовавшись на дивную картинку пару минут, я даже пожалела, что не умею рисовать (такой сюжет пропадает).  Я покачала головой и усмехнулась.

      – В общем, так, гражданин покойный – я вас не собираюсь загробной жизни лишать! – как можно строже сказала я, тщательно скрывая улыбку. – Но допустить, чтобы вы в таком виде по деревне шлялись и по ночам в окна скреблись, тоже не могу, – я вытащила из сумки заветную бутыль. – Вот. Староста передать просил.

      Покойный на удивление резво вскочил и бутыль у меня выхватил.

      -Ой, спасибочко! Вот уважил! Ну, хоть теперь, хоть после смерти. А то, как же, ведь через него  я тут кручинюсь один-одинешенек, – усопший прижал к себе бутыль с нежностью матери качающей ребенка и вознамерился нырнуть в могилу солдатиком. Получилось плохо. Ловчий барьер одинаково хорошо и на парней с русалками действует и на мертвецов. На всех тех,  кто сбежать не вовремя от меня норовит. Покойный впилился лбом в соседний памятник, и обиженно посмотрел на меня.

      – И как это понимать? – потирая лоб, спросил мертвец.

      – Очень хочется услышать рассказ про то, как вы здесь через кума своего старосту "один-одинешенек" оказались. И поподробнее, пожалуйста.

      – А что мне за это будет? – деловито поинтересовался покойный.

      – Сторожем-уборщиком на кладбище пристрою и разложение тела остановлю. – быстро нашлась я. – Местный смотритель сам могилы убирать не может, в силу особенностей существования в данном плане бытия, и давно просит помощника. Погост в запустение приходит. Согласен?

      – А что мне за это строжевание-убирание будет? Оплата, то есть,  какая?

      – А это ты со смотрителем сам договоришься. Но думаю, без оплаты честного труда не останешься.

      – А, согласен! – недолго думая махнул рукой покойный. – Спрашивай, все как на духу расскажу!

      С кладбища я выходила весьма довольная собой. Староста не сказал от чего кум его на самом деле помер. Врач  заключение дал, что смерть наступила в результате принятия несовместимого с жизнью количества алкоголя, сиречь местного самогона. Отделению моему такие смерти неинтересны. Записали как несчастный случай и всё.

     А на деле, мужики поспорили на бутыль, что Сидор ведро этого самого самогона за раз не выпьет. Только оказался он мужик упрямый – поднатужился и выпил, а через несколько часов преставился.

     Со слов покойного выходило, что староста его на тот спор три дня подбивал. А после смерти Сидора, поселкоправителю досталось приличное хозяйство и крепкий дом в наследство, как самому близкому к покойному человеку. Иных родственников старостин кум не имел.