Текст книги "Дана и Бродяга (СИ)"

Автор книги: Наталья Караванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Завтра. Завтра надо лететь.

Оказывается, Павел Маратович все-таки ждал этой встречи. Было интересно, каким он стал, Стас, через десять лет после их последней встречи на Примуле.

Кое-какие новости до него доходили. Редко.

И после того, как он исчез из города – ничего. Глухо.

Завтра надо лететь...

Над Рутой стояла ночь. Бывший контрольный узел портовой транспортной системы тонул во мраке, пришлось идти на ощупь.

Сеть появилась двадцать минут назад, но сигнал был слабый, цеплялся только на прием, и ничем кроме головной боли порадовать не мог. Вот снаружи должно получиться лучше.

– Я думала, будет теплее, когда выберемся.

Она стоит чуть в стороне, ближе к выходу. Если вглядеться, можно различить темный контур.

– Середина ночи. Да, ночь не из теплых, но у нас так всегда. Континентальный климат. Хорошо, ветра нет. Только песка нам с тобой не хватало.

– Да уж. Я попробую еще раз связаться... орбиты нет. Транслятор порта уничтожен, а городская сеть не тянет... но тут лучше, да. Есть! Джет! Это Дана Тэн. Вы не спите? Ой...

Долгое молчание. Темно, и выражения лица девушки не разглядеть, как ни старайся. Можно, конечно, включиться в разговор. Или сразу, чтобы с этим не тянуть, вызвать Гнедина старшего.

А что ему сказать? Поприветствовать? Объяснить свое отсутствие непредвиденными обстоятельствами?

Улыбнулся невольной мысли – анализ ситуации не проведен, решение не разработано, отчет не составлен. Разговор обещает быть долгим...

Саат все-таки включился в разговор Даны и Джета. На удивление, оба заранее оставили ему канал доступа.

– ...передай, что старик на самом деле переживает. По нему с первого взгляда не скажешь, но я отвечаю за свои слова.

– Привет, Джет. Я здесь. Слышал тебя. Как остальные?

– Я уже сказал Дане. Нормально. Тебя должно порадовать – Алекс Донаван жив. Вчера днем покинул городскую больницу с лангетой на левой руке, переругался с персоналом, так что ему велели не возвращаться. Остаток вечера занимался раскопками того, что осталось от вокзала. Оператором киберов. Может, и сейчас там. Стефан погиб. Уничтожил вторую «ступу», но был ранен и помощи не дождался. Другие новости – при личной встрече. Мы через пять минут подъедем, заберем вас...

До появления полицейской машины Саат успел поговорить с Тимом, который возвращался на плоскогорье с караваном Тахо-саа. По его словам, завтра к вечеру он будет у стоянки в ущелье, послезавтра утром – дома.

Дома...

Вернулось ощущение, что контроль над ситуацией утерян. Кочевье «тех, кто никуда не идет» потеряло в этой войне больше, чем кто-либо. Больше даже, чем полиция Руты. Что дальше? Возвращение к прежней жизни? Или – разлом слишком силен, и каждый, кому есть, куда идти, уйдет своей тропой? А кому из нас есть, куда идти? Тим передал, что Рэтх желает погонщику ясной ночи.

В словах был намек – ты погонщик. Куда поведешь, туда караван и двинется. Иначе окажется, что все зря.

Об этом – завтра. Есть еще одно дело.

– Здравствуйте, Павел Маратович.

– Да?

– Не узнали?

– Стас.

Долгая пауза.

– Рад тебя слышать. Ты где? Прислать за тобой кого-нибудь?

Голос настороженный, тихий. За этим вопросом читается другой – «Как ты? Не ранен? Тебе нужна помощь?».

Стас болезненно поморщился. Лучше было бы, ей богу, если бы адмирал высказал все это вслух.

– Не надо, за нами уже едут.

– Я в центральной гостинице. Номер пять-семь. Завтра в восемь вылетаем обратно на базу.

Вот так. Решай сам, сын, хочешь ты видеть отца или нет.

А на самом деле, никакого выбора.

Побриться бы. Или хотя бы просто умыться... и поспать.

Джет, только окинув взглядом новоявленных диггеров, решил за всех:

– Отвезу вас до больницы.

– Джет, я в больницу не поеду. – Категорично заявила Дана.

– Ну, тогда отвезем Саата, а потом отправимся ко мне. Такой вариант подойдет?

– Я вас уже почти люблю!

Стас не любил болеть. Впрочем, кто ж это дело любит, кроме школьников, которые всегда рады поводу пропустить занятия.

В детстве он ничем серьезным и не болел, и никогда не думал, что немалый кусок взрослой жизни придется растратить на госпитали и санатории.

После того боя, из которого его вынесли чуть живым, был госпиталь на Руте. Там медики попытались восстановить поврежденные газом легкие, но не преуспели – открывшаяся аллергия мало не убила пациента на месте. Врачи, тем не менее, сделали невозможное, – Стас выжил. Тогда-то его и отправили на Примулу, в один из лучших госпиталей флота. Надо ли упоминать, что исключительно из уважения к Гнедину старшему, усилиями которого не только Рута, вся зона Визиря осталась частью Солнечной Федерации.

В госпитале лечились исключительно представители командного состава. Там работали лучшие врачи, стояло самое современное оборудование.

Случай со Стасом был уникальный. Подобная реакция организма на регенерацию тканей была зафиксирована впервые за сорокалетнюю практику. Что же касается куда более сложной операции по пересадке органов, выращенных из стволовых клеток... теоретически такое было возможно. Где-нибудь на Земле, где еще живы и работают специалисты, способные сделать такую операцию. И где есть оборудование. Не на Примуле.

Выход был найден. Он не гарантировал пациенту после выписки полноценной жизни, он и саму-то выписку не гарантировал. Но врачи рискнули, и не прогадали.

Имплантаты, стимулирующие работу неповрежденной части легких сочетались с реанимационными капсулами. Плюс к тому – опыт биотехнологий, применяющихся в современной робототехнике...

Спустя годы, он сможет похвастаться Алексу – «Во мне сложных приборов больше, чем в андроиде», и отчасти это будет правдой. Но это через годы.

Было сделано четыре операции. Следующие полгода Стас просто не приходил в сознание. За это время в систему Примулы успели прорваться гведи, более того, их успели оттуда вышвырнуть. Много чего случилось.

Возвращение в мир живых ничем Стаса не порадовало. Если поначалу он еще надеялся восстановиться и вернуться к привычному образу жизни, то позже надежды развеялись, а перспективы остались. Нерадостные. В общем и целом в госпитале он провел полтора года.

Суицидальные идеи разной степени выполнимости покинули молодого инженера, когда врачи сочли, что непосредственно его жизни ничего не угрожает, и перенаправили долечиваться в один из местных пансионатов. К тому времени он уже немного мог передвигаться самостоятельно и не падал от каждого чиха. Положительная динамика!

Именно тогда Стаса навестил Павел Маратович, и с военной прямотой высказал, какой он видит дальнейшую судьбу сына. Судьба была расписана чуть ли не по дням и чуть не до самой старости. Это была неплохая, вполне приемлемая судьба. Вуз – заочно. Аспирантура. Преподавание на военной кафедре Визирианского универа. Возможно, если оправдаются неутешительные прогнозы медиков, то в виртуальном режиме.

Предполагалось, что жить он будет, пока, тут, на Примуле. Подальше от войны, политики и глобальных катастроф.

Сын у Павла Гнедина был все-таки один. И как раньше он старательно делал из него офицера, так теперь он придумал для Стаса полноценное будущее, которое не свело бы того после Рутанских приключений в могилу.

Стас со всей военной прямотой послал родителя в ту самую аспирантуру. Не потому, что перспективы ему не понравились. Это были чьи-то чужие перспективы и к его персоне они имели самое маленькое отношение.

Павел Маратович очень вежливо ответил, что другого приемлемого будущего у Стаса не может быть, потому что без помощи примулянских врачей он загнется меньше чем за год. В ответ он услышал, что сын имеет полное право загнуться там и тогда, где и когда сочтет нужным.

Павел Маратович заявил, что сын переволновался и не в себе, и дал Стасу время подумать. Год.

Стас думал полгода, прикладывая все старания, чтобы перестать зависеть от постоянной опеки врачей. Потом пошел к главврачу пансионата и имел с ним продолжительный разговор. Четко представляя собственные возможности, Стас не смог бы однозначно сформулировать, почему будущее, обрисованное отцом, ему так не нравится. Но то, что не нравится, это было неоспоримо.

Говорят, где родился, там и пригодился. Поразмышляв на досуге, Стас решил, что Рута – единственное место, куда у него есть не только возможность, но и желание вернуться. Что он там будет делать – это вопрос, который можно решить на месте. Оставалось выяснить, насколько он останется зависимым от услуг медиков.

Главврач неожиданно пошел ему навстречу.

Стас переехал в один из горных поселков, и полгода жил там, раз в неделю проходя обязательное обследование.

Если какие-то изменения в его состоянии за этот период и произошли, то не в худшую сторону. Стас получил от медиков официальное разрешение лететь на Руту. Разумеется, при условии регулярных обследований в тамошнем госпитале.

Главврач даже сам связался с рутанским НИИ медтехники, и договорился о прямой продаже пациенту ингаляторов, способных облегчить приступы астмы...

Гнедин-старший об этом не знал. А когда узнал, не стал вмешиваться.

Хотя чувство досады в последствии посещало его не раз и не два...

Как ни странно, ни страха, ни отвращения к медицинским учреждениям Стас не испытывал. Теперь его волновало только, выпустят ли его эскулапы на встречу с отцом, или же придется сообщать Павлу Маратовичу о своем прискорбном состоянии. Сообщать не хотелось...

Дана забралась с ногами в уголок широкого кожаного дивана. Очень хотелось спать, но заснуть сейчас казалось ей делом непозволительным. Заснуть сейчас означало пропустить много интересного.

То, как Джет и Алекс старательно избегают встречаться взглядами – окончательный разговор так и не случился, и скрыть от остальных взаимное недоверие у них не получается. То, как на саму Дану смотрит Мелисса. Тревожно смотрит. Она изменилась, но чтобы понять, в чем дело, нужно куда больше времени. А понимать-то и не хочется. Хочется просто смотреть...

Это последняя ночь, когда собравшиеся в комнате люди могут еще называться «своими». Уже завтра все изменится. Первый день после войны перечеркнет нечаянное товарищество, объединившее таких разных людей. Так бывает. «Мы дрались вместе!». «Мы вместе воевали». Уже завтра история перевернет страницу, эта ночь станет воспоминанием – одним из самых светлых и бережно хранимых. «Мы вместе выжили».

И ты завтра, забыв обо всем и обо всех, помчишься искать связь с орбитой – боль за оставшихся там зверей стала постоянным фоновым ощущением, как боль от стертой ноги в самой середине дальней дороги... ты улетишь, чтобы не вернуться.

Какой будет судьба Джета? Алекса? Мелиссы? Чем закончится встреча Саата с отцом? Как и куда потянутся их маршруты?

Какой будет рутанская пустыня теперь? Как изменится мир...

Почему ты думаешь об этом, если твердо решила никогда сюда не возвращаться?

Дана улыбалась. Давно-давно-давно уже она не чувствовала себя так спокойно.

Нет, неправильное слово. Спокойствия нет, просто все тревоги толпятся чуть в стороне. Какая это роскошь – отогнать тревоги хоть на час, когда знаешь, что этот час не принесет новых тревог.

Молчание висело в комнате, но тягостным не было. Единственно-правильное молчание, какое только имеет право существовать.

Джет подошел к бару, достал бутылку коньяка. Не самый лучший, синтетический, купленный в конце первой недели на Руте в соседнем баре. Но это единственное спиртное, что вообще нашлось в доме: Джет не пил в одиночку. Обвел глазами гостей.

Дана уже знала – в поселке Слепака погибло тридцать два человека. Наверняка многих она видела. Вспомнилось шоу, которое они с Бродягой учинили на поселковой площади. Когда-то. Давным-давно, несколько дней назад.

Джет принес с кухни все, что могло сойти за бокал – две чашки, рюмка, бумажный пакет для кофейного автомата. Зачем-то пояснил:

– Другого ничего нет. Не успел еще обжиться...

Дана подумала, что Бродяга сейчас не смог бы сделать ей замечание. Обычно он не терпел, когда она прикладывалась к спиртному, а сейчас ему нечего было бы сказать...

Мелисса непонятно к чему, заметила:

– Я подумала о Риммере...

– Он погиб? – в голосе Алекса явно читалось недоверие.

– Он сбежал.

– Я так и думал.

– Он единственный из бандитов Эннета, кто уцелел. Мне его почему-то жалко.

– Вот уж, чего не могу сказать о себе, – хмыкнул Джет. – Трус и предатель.

– Он нам помог.

– Испугался. И не видел другого выхода.

– Думаешь, с ним будут проблемы? – Алекс пожал плечами. – Возможно. Убивать он уже научился. А думать не привык...

– Я думаю, он в глубине души все прекрасно понимает. Просто он слабый человек, и верит всем подряд...

– Мелисса, у вас, оказывается, добрая душа, – иронично поклонился Джет. – Черта с два он кому верит. Просто видит, за кем сила, боится этой силы и потому старается быть к ней поближе...

Она поежилась:

– Мне кажется, не все так просто, Джет...

– Нашли о ком спорить. – Алекс криво улыбнулся. На самом деле он тоже готов был говорить о чем угодно кроме самого важного. Важное все равно стояло тенью за спиной. Все, кто погоб. Все, кто больше никогда не окажется рядом. Все, о ком тяжело – вслух. И он сказал:

– Стас в порядке. Пошел встречаться с адмиралом. Хотел бы я посмотреть...

Ночь перевалила за середину, на улице из прохожих были только полицейские патрули. Благо, центральная гостиница располагалась недалеко от городской больницы – каждый полицейский считал своим долгом проверить документы у праздного прохожего в такую ночь.

Стас не стал вызывать лифт, поднялся по лестнице. Ему было, о чем подумать по дороге. Постучал.

Адмирал не ложился.

Сторонний наблюдатель бы заметил, что отец и сын весьма похожи. Стас ростом чуть выше, но сутулится. А в движениях сходство было очевидным.

– Доброй ночи, – поздоровался Стас.

– Да. Проходи.

У стола горел ночник, развешивая по стенам радужные блики. Уютно, тихо.

На столе чашка. В ней то ли очень крепкий чай, то ли кофе. Но запаха нет, выветрился. Значит, чашка стоит на столе давно, напиток успел остыть.

– Садись. Кофе? Чай?

– Чай.

Стас мог бы и сам себе заварить, но адмирал, хозяйничающий на кухне – это было зрелище, которого он не удостаивался даже в детстве. Тогда чай заваривала мама.

– Держи.

Павел Маратович опустился в соседнее кресло. Сказал:

– Ты изменился.

– Ты тоже.

– Расскажи.

Стас откинулся на спинку кресла, чуть прикрыл глаза. Рассказывать ничего не хотелось. Слишком мало прошло времени. Как болевой шок – чувства отстают за действиями. Все встанет на свои места, когда ты однажды утром выйдешь из шатра, и не увидишь Сэта, спорящего о чем-то с Мэо. Нуч не станет к тебе приставать с требованием научить его драться, Стефан... Стефан.

Так люди становятся именами...

Он все-таки ответил:

– Видят наэса, мы не собирались ввязываться в войну. Мы лишь хотели помочь дружественным нам кланам кхорби уйти в пески раньше, чем до них доберутся бандиты. Поначалу все выглядело именно так: бандиты пытались навязать свои правила пустынникам, которым просто нечего им противопоставить... ты знаешь, кхорби не воюют. Тот поселок... он был на пути бандитов, и мы на всякий случай свернули туда, потому что караван Меаса успел убраться с плоскогорья до начала бури. А дальше... дальше у нас просто не было выхода. Мы задержали бандитов на сутки. Там остались мои друзья. Я мог бы тоже там остаться...

Пауза затянулась. Стас открыл глаза и тут же встретился взглядом с Павлом Маратовичем. Адмирал неприкрыто разглядывал сына.

– Мы не могли прилететь раньше.

– Знаю. Считаешь, мы могли бы действовать эффективней?

– Ничего не могу сказать: меня здесь не было. Разве только... Руте сильно повезло, что ты тогда меня не послушал.

– Может быть. Знаешь, я как-то не чувствую себя героем. Рута – только начало, я прав?

– Похоже что. Дальняя связь работает с перебоями, через приемники Бэста, но уже известно, что гведи прорвались в зоне Лойка и у Солода. У Солода – там вообще что-то невообразимое. Они уничтожили две наши боевые станции, так сказать, превентивно. Как, я пока не знаю. У Лойка ситуация под контролем. А у нас и вовсе все тихо. Возможно, они догадались, что мы их ждем. А может, мы ошиблись, и был какой-то другой план... теперь уже не узнаешь.

Адмирал отхлебнул из своей чашки, сморщился.

– Остыл уже. Что думаешь делать?

– Не знаю. Честно – не знаю. Сначала вернусь в пустыню... но есть ли смысл в нашем существовании там дальше? Никто из нас никогда и не думал, что это навсегда. Даже кхорби. У пустынников в крови дорога, для них противоестественно жить без движения...

– По-прежнему увлекаешься их культурой... единственное, что не изменилось. Думаю, Руте придется пересмотреть свою политику относительно коренного населения. Как думаешь, тут что-то еще можно исправить?

– Если случится чудо, и из небытия поднимутся мхентхи. Нет, как раньше уже не будет. Но пока есть хоть что-то, это что-то можно попытаться сохранить...

– Какой-то неправильный у нас разговор получается.

– А, по-моему, очень правильный. Сейчас Рутой, фактически, управляет полиция. Но так будет не всегда. Мирная жизнь вернется сюда куда быстрей, чем ты можешь представить. Все забудется, и вернется на прежний круг. Здесь живут чемпионы по забыванию. Никакой ответственности, жара, покой. Ты же не можешь не видеть – тут все так, как десять и двадцать лет назад...

Павел Маратович потер ладонями лицо. Жест усталости, или...

– Если я тебя правильно понял, ты хочешь, чтобы на планете появились регулярные войска? Я могу только предложить колониальному правительству принять соответствующий закон. Вряд ли эта мера вызовет отклик у мирного населения.

– Вызовет-вызовет. Я не я буду, если события в Руте не напугали чиновников до колик...

– Хорошо. Но больших результатов не жди. Рута – это планета, которая всю историю существования подчеркивала свое особое положение.

– Угу.

Говорить дальше было вроде бы не о чем. Но что-то главное так и осталось недосказанным, поэтому оба молчали, не решаясь ни попрощаться, ни поменять тему.

Паузу разбил Павел Маратович:

– Не пропадай.

– Да я весь на виду.

– Да-да. В пустыне – как на ладони.

– Значит, прощаемся?

– Выходит, так.

– Надеюсь, не надолго...

– От всей души с тобой согласен.

– Давай, провожу.

– Там прохладно.

– Ну, я тут тоже не в первый раз!

– Идем.

На улице было и холодно, и ветрено. Наэса-зэ висела над крышей ближнего дома.

– Как и не уезжал... – пробормотал старший Гнедин, оглядывая улицу.

Стас вдруг вспомнил:

– Понимаю, это против всяких правил... я могу попросить об услуге?

– Звучит угрожающе.

– Одного человека нужно срочно доставить на орбиту. Я правильно понимаю, что пока вокзал не будет восстановлен, никакого сообщения Руты со швартовочной станцией не будет? Это девушка. Артистка. У нее на яхте животные. Она переживает за них. Сильно.

– Хорошенькая девушка?

– Это академический интерес?

– Значит, хорошенькая.

– Ну, так как?

– Действительно против всяких правил. Завтра... в смысле, сегодня. В половине восьмого. Жду твою артистку на поле возле «Квантов». Опоздает – сама будет виновата.

– Эта не опоздает...

– Увидим.

– Увидим!

Стас на прощание торопливо пожал отцу руку и пошел себе в сторону больницы.

Глава 17

На взлетном поле было ясно и ветрено. Солнце уже припекало. Сверкала белая пыль. А небо было густым и почти фиолетовым.

Неожиданно провожать Дану отправилась вся компания. Даже Джет, которого ночью зачем-то вызвал инспектор Гус и отпустил только на рассвете.

Пилоты «Квантов» протестировали свои машины, но до старта еще оставалось время, и далеко не все решили провести его в кабинах.

Они стояли темной стаей в тени, кто-то курил, кто-то что-то весело рассказывал, размахивая руками.

Джет остановил кар на почтительном расстоянии от темных громадин «Квантов». Издалека их размеры не так впечатляли...

– Может, мы зря... – нерешительно спросила Дана.

Но в этот момент от группы пилотов отделились двое, и совершенно явно направились к ним.

– Вот видишь, – подбодрил Джет. – Нас ждали.

– Я передумала. Я прилечу сюда на гастроли в следующем сезоне. Вы придете на мое шоу?

– Конечно. – Джет кивнул. Мелисса тоже.

– А ты, Саат-саа? Ради такого случая выйдешь из пустыни?

– А разве я дал повод сомневаться?

– Кто вас, пустынников, знает... и вы, Алекс?

– Обожаю цирк.

– А я в детстве его ненавидела. Вот просто терпеть не могла.

Подошли пилоты. Один из них, как можно было догадаться, оказался адмиралом Гнединым. Второй – молодым человеком лет двадцати. Симпатичный шатен с неопределенно-скучающим выражением лица. Так скучает опытный вояка, получивший смехотворное задание, и желающий подчеркнуть, что задачка – не по рангу. На столь молодом лице выражение смотрелось комично. Дана не удержалась и скопировала его.

Мелисса сжала губы, чтобы не рассмеяться.

Стас быстро представил своих спутников. Адмирал пожал протянутые руки. Повернулся к Дане:

– Познакомьтесь. Это лейтенант Романцев. Полетите с ним.

– И где? – спросил лейтенант лениво.

– Что?

– Ваш багаж. Сувениры там, шляпки, сумочки...

– А! Вы об этом... что-то грузовичок опаздывает. – Дана с любопытством рассматривала аккуратно подстриженные ноготки на правой руке. – Должен был быть пять минут назад, а его все нет и нет...

– Должен вас предупредить, что если грузовичок задержится, вы рискуете оставить свое барах... имущество на Руте.

– Я этого просто не переживу. Учтите, я упаду в обморок, и вам придется меня откачивать!

– Не обещаю, что буду церемониться...

– Они нашли друг друга, – хмыкнул Стас. – Ровного полета!

Дана повернулась к провожающим. Она улыбалась, в глазах отражался космос. Сделала нерешительный шаг вперед, словно хотела еще что-то сказать или сделать. Но Романцев уже торопил, она лишь махнула рукой.

Мгновение прощанья было коротким. И вот Дана уже спешит по взлетному полю вслед за офицерами космофлота. Страничка жизни под названием «Рута» неудержимо опускалась, закрывая недавно еще отчетливо видимый текст...

– Пристегнитесь. – Буркнул лейтенант.

– Уже.

Пилотская кабина «Кванта» была просторной. Огоньки контрольных систем сами наводили на мысль о космосе – таинственно мерцали с приборных панелей, как звезды с ночного неба. На Руте говорят – наэса. Одно из немногих слов, которые она выучила.

И это притом, что управление, скорей всего, происходит в виртуальном режиме. Невольно зауважаешь лейтенанта Романцева, который понимает значение каждого огонечка и видит смысл в каждой шкале.

Кресло показалось ей великоватым, но ведь оно и рассчитано на взрослого мужчину, а не на такое недоразумение, как она. Целых сто пятьдесят два сантиметра роста – шутка ли. Зато ремни легли удобно и, пристегнувшись, она чувствовала себя вполне комфортно.

– Три минуты до старта. Полет до швартовочной станции продлится около сорока минут...

– ...температура за бортом двадцать восемь градусов по Цельсию. Уважаемые пассажиры, вас обслуживает опытный экипаж во главе с капитаном Романцевым...

Она понимала, что пилота дразнить не стоит, но почему-то не могла остановиться.

– Во время полета будьте любезны молчать, девушка. Вы на борту военного корабля.

– Уже можно начинать?

– Что?

– Молчать.

– Да. Меня по вашей милости и так уже извозчиком зовут...

Наверное, это обидно. Нет, это однозначно должно быть обидно для офицера, который только вчера принял участие в планетарной операции. Возить какую-то дамочку... которая еще и ехидничает. И ничего нельзя сделать, чтобы ее заткнуть – дамочка тебе не подчиняется...

Дана замолчала, рассматривая сквозь лобовое стекло взлетное поле и мутный силуэт города у горизонта. Она твердо решила не мешать Романцеву во время полета.

Машина мягко стронулась, выруливая на полосу. Интересно, почему место второго пилота свободно? И почему нет стрелка, это же боевая операция...

Пока поднимались сюда, лейтенант скупо делился информацией о других помещениях катера. Кабина стрелка там точно была.

Спросить? Или уже считается, что мы в полете?

Дана все-таки промолчала. Вопрос был продиктован голым любопытством, а такие вопросы, заданные под руку, неизменно нервируют специалистов, кем бы специалисты ни были. Офицерами ли космофлота или артистами цирка.

Между тем, катер почти беззвучно оторвался от поверхности, и полого пошел вверх. Рядом виднелся силуэт еще одного «Кванта», впереди по курсу маячил треугольник третьей машины.

Дана подумала – наверное, это здорово, управлять такой громадиной. Отдавать ей беззвучные приказы и чувствовать, как она тебя слушается.

Солнечные лучи проникли в кабину, осветили сосредоточенное лицо пилота. Сейчас он уже не выглядел таким уж юнцом. И не кривлялся, изображая ветерана. Вполне симпатичный парень. Наверное, сверстник Даны.

Вид менялся стремительно – небо почернело, расширилось, горизонт ухнул вниз. Отчетливо стали видны звезды.

Красиво.

Через половинку часа показалась яркая искра космической станции. Надвинулась, выявились детали. Сложная конструкция швартовочного узла казалась непривычно пустой и, если так можно выразиться, скелетоподобной – большую часть судов отсюда убрали, как только прояснились планы гведи. Дане даже показалось, что она узнаёт свою яхту среди тех четырех кораблей, что все же остались.

Самым внушительным судном, зашвартованным у станции, был большой военный крейсер. Современный, хищных очертаний колосс был лишь чуть меньше, чем весь швартовочный узел.

Вскоре стало понятно, что Романцев ведет «Квант» именно к нему.

Стыковка произошла мягко и незаметно. Катер в какой-то момент вошел в зев ангара, произошел легкий толчок, и все. Дана сообразила, что можно расстегнуть ремни, только когда увидела, как это делает Романцев.

– Разговаривать-то уже можно? – спросила она.

– Осторожно. Гравитация здесь низкая.

– Спасибо. Я не в первый раз в космосе.

Дана не стала рисковать, и выбираясь из кресла, придерживалась за поручни. Лейтенант убедился, что его пассажирка ведет себя предусмотрительно, и немного смягчился:

– Я провожу вас до выхода на станцию.

– Извините, если я вас обидела. Это от волнения.

– Идемте.

В коротком коридоре было светло, а когда вошли в шлюз, гравитация стала почти привычной. Рута отодвигалась все дальше и дальше.

– Если не секрет, зачем вам так срочно понадобилось на орбиту? Все равно ведь система сейчас закрыта для полетов.

– У меня здесь на яхте животные... Я хозяйка шапито. Была на Руте с гастролями, когда все завертелось.

– Понятно.

Наверное, ему действительно все понятно. Все просто... ты же сама так объяснила. Чтобы не дайте, боги, кто не заподозрил, что твои проблемы только начали выстраиваться в очередь. А конца и краю очереди не видно.

Зверски захотелось попросить этого лейтенанта, чтобы он проводил ее до яхты. Чтобы кто-то был рядом, когда она войдет туда и увидит...

Искин «Которосли» три дня назад сообщил, что с животными все в порядке. Но прошло еще три дня...

Дана невольно замедлила шаги. Тамбур, ведущий к шлюзу, соседствовал с ангарами, в которых размещались во время полета «Кванты». Совсем недалеко идти.

– Что-то не так? – спросил Романцев.

– Все так. Просто немного страшно.

– Это я вас так напугал?

– Нет... лейтенант Романцев. Не вы. Кстати, как вас зовут? Я Дана. Дана Тэн. Шапито «Дана и Бродяга».

– Виктор. А кто такой Бродяга?

– Бродяга погиб на Руте.

– Соболезную.

– Он был андроидом. По совместительству – моим пилотом...

– Выходит, вы здесь застряли?

– Не знаю. Нет. Свяжусь с дядей, он пришлет кого-нибудь. Или сама найду пилота. Мы пришли, да?

– Пришли.

Белая, безупречно чистая панель откатилась в сторону. Короткий шлюз, смычка гибким, заполненным воздухом соединителем. Еще шлюз, теперь уже – собственно станции.

Романцев вошел в него следом. Дана спросила:

– Не боитесь, что ваш крейсер уйдет без вас?

– Не уйдет. Адмирал просил проводить вас до яхты. Время есть...

Длинный тесный коридор вывел их на обзорную площадку и к лифту.

– Нам нужен четвертый узел. Вон, видите тот кораблик... это и есть яхта «Которосль». Далековато.

Дальше шли молча. Им так никто и не встретился, и от этого казалось, что на станции они одни.

Остановились у четвертого стыковочного узла. Узел рассчитан на самые маленькие суда, и может обслуживать их до десятка, но сейчас здесь пришвартована была только «Которосль».

Дана своим ключом открыла люк. Предложила:

– Виктор, зайдете? Пожалуйста...

Тому ничего не осталось, как кивнуть.

Запах. Легкий запах пряностей, влажной зелени, и совсем чуть-чуть – теплого пластика. Здесь всегда так пахло. Запах был неразрывно связан с жизнью до Руты, такой обычной, сложной, единственно правильной. Корабль еще не знал, что его хозяйка изменилась. Не знал, что больше нет Бродяги. Корабль встречал ее так, как привык встречать последний стандартный год. Искин вежливо поздоровался и, не дожидаясь вопроса, сообщил, что яхта в отличном состоянии, животные чувствуют себя удовлетворительно.

Дана обернулась, чтобы посмотреть, какое впечатление произвел ее космический дом на незнакомого человека.

Тот, немного обалдев, рассматривал голографические плакаты, которыми был украшен тамбур у шлюза. С плакатов улыбались артисты и артистки. Кроме них здесь в одиночестве висел аварийный скафандр и стоял какой-то большой, плотно закрытый ящик.

Короткий коридор, четыре овальные двери.

Одна – в ходовую часть, одна в секцию управления. Одна, очевидно, в жилой отсек...

Дана подтвердила:

– Направо моя каюта. А слева живут звери и там же мастерская. Вотчина Бродяги... я сейчас.

Она набрала побольше воздуха в легкие, зажмурилась. Постояла так несколько секунд. Потом решительно толкнула левую дверь.

Первое, что пришло в голову лейтенанту Романцеву – это джунгли. Но потом оказалось, что растений не так и много. Запах пряностей и зелени стал еще отчетливей. К ним действительно добавились звериные запахи, но лишь чуть. Он вгляделся в просвет между стеблями каких-то буйно разросшихся лиан, и увидел животное. Животное было крупной бурой кошкой, чем-то похожей на леопарда.

Кошка дремала на развилке древесного ствола, свесив вниз большую лапу. За ее спиной джунгли продолжались.

– Таха. Она с Мабура, – пояснила Дана. – Пол внизу подвижный. А лианы искусственные, искин их иногда меняет местами, изменяет форму. Таху, конечно не обмануть, она прекрасно понимает, что все время находится в одной комнате, но это дает возможность ей активно двигаться даже на борту корабля.

Она позвала:

– Таха! Иди сюда, девочка! Я вернулась!

Кошка спрыгнула с лианы и изящно подбежала к хозяйке. Ее мурлыканье оказалось оглушающим. Кошка жаждала тереться о хозяйку, она всячески выказывала радость от встречи.

– Как котенок... – вырвалось у Виктора.

– Она и есть котенок. Тахе полтора года. Но это не отменяет, что она хищник, и один из самых сильных в своем ареале. Только их совсем мало осталось.