Текст книги "Право на свободу, право на любовь (СИ)"
Автор книги: Наталья Мазуркевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
– Я сделала что-то не так? – испугалась девочка, делая шаг назад и прижимая ручки к груди, как кролик.
– Нет, – поспешила разуверить ее. – Просто… мысли не всегда веселые.
Девочка тяжело вздохнула. Да уж, у нее веселым мыслям точно не откуда браться.
– Кому ты служила прежде?
– Госпоже Митаре, – тихо ответила девочка, помогая мне влезть руками в рукава рубашки.
– Митара уехала?
– Нет, госпожу забрал его светлость. Они отбыли еще днем на Восток.
– Днем? Так торопились?
Я задумалась. Неужели таковым было наказание за своеволие? Впрочем, для Митары позволение вернуться в родной сектор скорее стало бы подарком. А подарков мы не заслужили.
– Господин принес госпожу. Она спала. Я не знаю точно, видела мельком. Там кровь была. Точно была, – шепотом, боясь говорить громче, произнесла девочка и опасливо прикрыла рот ладошкой. – Госпожа…
– Я никому не скажу, – успокоила ее. – Но во дворце лучше молчать. Даже если спрашивают.
– Я запомню, госпожа, – пообещала девочка, утыкаясь взглядом в носки новых туфель. На ней вся одежда была новая. Слишком новая и неношеная, чтобы быть ее собственной, и слишком неудобной. Для собственного выбора девочки.
– Тебе бы переодеться.
– Мне выдали это, перед тем как отправить к вам, – виновато развела руками девочка. Голову она так ни разу и не подняла.
– Ты не смотришь мне в глаза. Это имеет основания?
– Господа не любят, – уклончиво ответила девочка.
– Я разрешаю. Будем считать, что здесь островок воли, – заговорщицки наклонилась к ней и приподняла детскую головку за подбородок. – И я не госпожа, я Кирин. Договорились? Но только если нас никто не видит.
– До… договорились, – повторила девочка. Но я не поверила, что она перестанет звать меня госпожой.
– Дальше я справлюсь сама, иди отпросись у своего начальника, – разрешила я. Мне и правда оставалось всего ничего: застегнуть пуговицы и влезть в туфли.
Когда я вышла в гостиную, чтобы единственный зритель оценил мой наряд, Эйстон стоял у открытого окна. В комнате ощутимо пахло летом, но в душе вновь поселилась холодная поздняя осень. Мрачная и промозглая.
– Зря вы так, миледи, – тихо проговорил он. – Вы жестоки.
– Я жестока? – я удивилась. Ничего жестокого или предосудительного со стороны собственной совести я не сотворила.
– Жестоки.
– И в чем же?
– Эта девочка. Вы решили поиграть в куклы?
– С чего вы взяли?
– Порядок дворца не может нарушаться. Панибратству не позволено быть. Для вас это может и игра, но если она ошибется хоть раз, хоть единожды назовет вас по имени…
– Вы все слышали.
– Я отвечаю за вашу безопасность. И да, я слышал весь ваш разговор. И так же его может услышать другой заинтересованный человек. Как думаете, сколько проживет эта девочка?
– Но я же сама…
– Ваша светлость, есть правила, которые следует соблюдать. Если вы, по положению, по своему статусу, по своей удачи, в конце концов, можете себе позволить отступать от норм, то остальные не обладают такой привилегией. Ваша доброта, напускная должен заметить, – это ваша жестокость. Вы заставляете верить в доброе в этом мире. Но мир от этого добрей не станет. И пусть не вашими руками, но из-за вас пострадают те, кто имел несчастье вам довериться.
– Хватит! Я не хочу это слышать!
– Как будет угодно вашей светлости, – ровно, как будто ничего не произошло, сказал Эйстон и поклонился. – Я должен оставить вас одну и выйти в коридор?
– Да. Это было бы чудесно, – едва сдерживая вспыхнувшую злость, выбрала я. Было больно. От его слов. От правдивости его слов. Заигралась. Я просто заигралась. Прошла пара дней, а я уже играю людьми. Теми, кто слабей.
Мягко закрылась дверь, давая понять, что я осталась наедине с собственными мыслями. И… как бы я не хотела слышать все, что мне только что сказал мужчина. Как я не хотела признавать собственную вину. Но благими намерениями… Вот только дорога не моя, так я расчищаю ее другим.
Девочка пришла спустя полчаса, замерла за моей спиной, когда я просматривала новости по экрану, и так и простояла все время до ужина. Я не разрешила ей сесть. Не разрешила говорить. Да, правила следует соблюдать. Для каждого мира – свои правила.
Вот только уходя, я заглянула ей в глаза. И там была благодарность. За что? Я никогда этого не узнаю. Ведь спрашивать слуг – это недостойно моего мира. А правила нужно соблюдать.
Ужин проходил в молчании. Как в насмешку над моим нежеланием видеть кого-то чужого, в столовой, куда следовало явиться согласно приглашению, собралась только семья. Даже охрана осталась за пределами комнаты. Пожалуй, самой дальней родственницей здесь была именно я: места Карона и Митары, которую он брал с собой постоянно, пустовали.
Хель присутствовал, но говорить о чем-то большем не приходилось. Взгляд принца был устремлен куда-то далеко, и я в серьез опасалась, что вилка не найдет его рта, прочертив линию на щеке. Но сказывался опыт, и Хель ни разу не ошибся.
Арье… кронпринц напротив был сосредоточен на происходящем. Слишком сосредоточен, чтобы его интерес мог показаться случайным. С ним что-то происходило. Что-то не совсем приятное. Он то и дело хмурился, на лбу пролегала морщинка, слишком чуждая его юному лицу.
Император. Эйвор Таргелей поражал. Человек, забот у которого было куда больше нашего, лукаво улыбался. Вот только не тогда, когда его взгляд останавливался на пустующем месте брата. Едва это происходило, все менялось: леденел взгляд, каменело лицо, а пальцы впивались в столовые приборы, ломая хрупкий металл.
Никто не произнес ни слова до самого десерта. Тут же из-за стола поднялся император, вытер руки салфеткой, хотя применительно к Эйвору это был скорее акт привычки, нежели необходимость, и распорядился:
– Хельдеран, ты должен навестить дядю. Арье, контролируешь ситуацию здесь. Кирин, – его голос смягчился, – жду тебя, когда закончишь. Эйстон отведет, одна не гуляй.
Отвечать никто не стал, да и не требовалось. Если даже подданные спешили исполнить волю повелителя, то семья, как никто другой, знала, чем карается невыполнение приказов. О двенадцатом принце империи Таргелеев до сих пор вспоминали шепотом. Изменников не принято помнить, помнят лишь наказание.
Десерт был слишком сладок, а потому лишь попробовав суфле, я встала из-за стола. Братья остались наедине.
Меня ощутимо потряхивало, когда я делала первые шаги в сторону кабинета императора. Не думать о сегодняшней дне не получалось, и мне все казалось, что где-то я успела наломать дров и правитель вызвал меня к себе, чтобы напомнить о долге.
Эйстон шел рядом, то и дело ненавязчиво касаясь моей руки и вырывая из неприятных переживаний. Видимо, чувствуя мою тревогу, он позволил себе эту вольность. Я слабо улыбнулась: никого визит к императору не оставлял равнодушным.
Заветная дверь появилась перед глазами внезапно. Еще совсем недавно, я считала ступеньки, шаги, изучая рисунок на паркете, но вот мы уже замерли перед входом в святая святых императора. Медленно выдохнув. Я постучала и вошла. Как оказалось, слишком рано я начала нервничать. Секретарь недоуменно взглянула на меня, заметила фамильные черты и выпрямилась в то же мгновение.
– Его величество ожидает вас.
Благодарно кивнув расслабившейся было девушке, которая, впрочем, уселась на самый краешек стула, готовая подорваться по первому слову, я медленно подошла к двери и потянула на себя. В рабочем кабинете императора мне еще не доводилось быть, разве что о личных комнатах я имела представление.
Прежде, чем я зашла, император читал чье-то личное дело. Оно так и осталось висеть в открытом состоянии, когда сам мужчина поднялся, чтобы поприветствовать меня.
– Присаживайся. – Он указал на стул напротив. – Утомительный день?
– Немного, – уклончиво ответила я, присаживаясь на краешек, как та секретарь из приемной.
– Не стоит со мной лукавить, – мягко предупредил император. – Давай забудем хоть на пару минут, кто мы есть и просто поговорим.
– Разве можно об этом забыть? – тихо спросила я, заглядывая в его глаза. – Разве так будет правильно? Мне казалось, дворец не поощряет забытья даже на мгновение.
– Это верно, – усмехнулся император. – Всегда стоит помнить, кто перед тобой. Но сейчас я хочу поговорить с тобой, как дядя. Как брат твоей матери. Как твой старший родственник. Человек, который крайне заинтересован в твоем благополучии.
– Я благодарна вам.
– Не стоит, – он отмахнулся. – Все, что я делаю, продиктовано моим желанием. Так что это я должен благодарить тебя за предоставленную возможность.
– Благодарность от императора?
– От дяди, – поправил Эйвор.
– От дяди-императора? – Мне почему-то стало смешно от нашего разговора. И, судя по улыбке императора, не лукавой, не злой, не мстительной, а какой-то открытой и немного уставшей, и ему доставляло удовольствие разговаривать со мной. И даже красные ободки моих зрачков, отражавшиеся в столешнице, не портили нашу беседу: разговаривать с великим стало легче.
– От дяди-императора, – в тон мне подтвердил Эйвор. – И раз уж мы затронули семейный вопрос, я бы хотел узнать появились ли фавориты в списке.
– Я… я знаю, кого выберу, – тихо ответила, вновь избегая смотреть на мужчину. – Только… если вам не понравится, то…
– Этот выбор я доверяю тебе, – заверил мужчина. – Но пусть все будет по правилам. Свой выбор ты огласишь на балу.
– Так скоро?
– Помолвки в императорской семье привычное дело. К тому же, ты же хочешь избавиться от навязчивого внимания придворных? Поверь, от него столько проблем. Иной раз враг желанее.
– Хочу. – Я с ужасом вспомнила последний выход в свет: на утро я даже лиц не помнила всех тех, кто приглашал меня на танец.
– Тогда перед окончанием бала, я предоставлю тебе возможность выбрать. Любого человека из списка.
– А если…
– Чужак в нашу семью не войдет, – отрезал император. – Мне было достаточно твоей матери, чтобы позволить повториться происшедшему. Только список, Кирин. Со временем ты поймешь, что так будет лучше для всех.
– Я понимаю.
– Вот и славно. Если этот вопрос решен, то поговорим о твоем выступлении сегодня. Тебе понравилось?
– Разве это имеет значение?
– Для меня – имеет. Ложь должна быть приятной, должна доставлять тебе удовольствие, позволять чувствовать, что ты выше всех тех, кто внимает. Власть должна приносить хоть какую-то пользу, Кирин.
– Власть должна приносить пользу…
– Именно, Кирин. И ты должна решить, хочешь ли ты играть на этом поле. Не пешкой, но королевой.
– Но ведь пешки – это тоже люди.
– Нет, пешки – те, кто идет в расход, те, кто добровольно жертвует свою свободу и волю.
– Разве так бывает?
Император рассмеялся.
– Еще как бывает. Люди не любят решать, не любят брать на себя ответственность, они втайне ищут того, кто бы ими правил, того, кто заберет их свободу и даст им спокойствие. Ведь выбор – это ответственность, а брать на себя ответственность… Это сколько будет беспокойства!
– Но… это не правда. – Я тряхнула головой, отгоняя от себя дурные мысли. Чтобы люди добровольно становились рабами? Бессловесными слугами?!
– Неправда? Вспомни тех, кто прислуживал тебе, кто был на балу, кого ты видела во дворце. Разве все они из ‘вольных’? Нет, они жили в столице, но не знали своего места, пока не отдали себя дворцу. Теперь они здесь. Придворные, слуги, рабы – они все здесь. Они все в той или иной мере отдали свою свободу дворцу.
– Вам, они отдали себя вам.
– Именно.
– Они нашли того, кто решит за них. Того, кто будет виноват в их бедах, кто понесет ответственность. Я – не они буду отвечать за все содеянное. И это им нравится. Ведь они всегда смогут переложить вину на меня, оставаясь честными и чистыми. Эти подхалимы.
– Не все такие.
– В той или иной мере – все. Просто, ты слишком мало живешь здесь. Год-два и ты поймешь правила игры. Правила великой игры, которая идет здесь ежедневно. Можешь играть – ты уже королева, но… – император усмехнулся. – … не заиграйся. Повелитель может быть только один.
– Вы.
– Умница.
– Но если я не буду играть?
– Даже не попробуешь? Я разочарован. Только играя, ты сможешь сохранить право выбора. Иначе – я решу и за тебя.
– Если я начну играть – игра будет управлять мной. Не я.
– Правда и это. Но объективной истины, как ты знаешь, нет. А истина дворца: хочешь выбирать – забери выбор другого.
– Это неправильно.
– Это жизнь.
Император поднялся из-за стола, провел пальцами по столешнице и обошел вокруг, становясь за моей спиной. Холодные пальцы коснулись лба.
– Я могу забрать память о сегодняшнем вечере. Если, конечно, желаешь.
– Пожалуйста…
Глава 17
Просыпаться без будильника, просто по велению отдохнувшего организма – ни с чем не сравнимое удовольствие. А просыпаться, чувствуя запах свежей сдобы, ванильного сахара и фруктов, – удовольствие вдвойне.
Я сладко потянулась, покидая объятья такого чудесного сна. Пожалуй, эта ночь была лучшей из всех проведенных мною во дворце. И пусть сновидения не посетили меня, но и кошмаров я не помнила.
– Ваша светлость, позавтракаете в столовой или подать сюда?
– Сюда, – мурлыкая себе под нос от удовольствия, распорядилась я, наконец, открывая глаза.
Судя по яркому солнцу, от которого не спасали даже плотные шторы, время близилось к полудню. Скосив глаза на браслет, я облегченно выдохнула: ничего не проспала. Впрочем, если бы от меня требовалось незамедлительно явиться, браслет не позволил бы прохлаждаться в кровати.
Вчерашняя девочка-слуга принесла откуда-то из недр гардеробной столик и, дождавшись, пока я усядусь поудобнее, установила его на кровати так, чтобы мне было удобно есть. Спустя пять минут, когда девочка разложила все приготовленное, я с удовольствием откусила кусочек от булочки, запивая сладким чаем. Мир постепенно окрашивался все в более радужные тона.
Завтрак не занял много времени, и я соскользнула с постели, оделась в подобающий ее светлости наряд (почему-то это опять было платье), чтобы вновь взглянуть на браслет. На этот раз, чтобы узнать планы на вечер. Дни моего здесь пребывания были на исходе и совсем скоро нам предстояло вернуться в школу, вновь окунаясь с головой в учебу и тренировки. Я ждала этого (если говорить честно), ждала того момента, когда увижу темную башню, буду завтракать в общей столовой и не придется терпеть чье-то общество, не придется казаться совсем другим человеком.
– Как госпожа желает провести свой день? – тихий голос девочки, заставил меня оторваться от счастливых воспоминаний.
– Нам выдали какие-то рекомендации?
– Сегодня бал. Его величеству будут представлять потенциальных невест. Весь цвет придворной аристократии соберется.
– Бал уже сегодня? – переспросила я в недоумении. Так скоро? Я думала у меня больше времени.
– Императорский, но ваше присутствие ожидается, – заучено проговорила девочка, не поднимая глаз.
– Хорошо. Распоряжения по поводу наряда?
– На ваше усмотрение. К шести часам подойдут специалисты, чтобы помочь вам выбрать.
Я про себя усмехнулась. На мой выбор специалистов. А что, звучит всяко лучше, нежели ‘оденешь то, что скажут’. Впрочем, в вопросах моды я разбиралась не лучше, чем в теории магии, а потому пусть делают свое дело.
– До шести часов у нас что-нибудь запланировано?
– Господин страж ничего такого не говорил, – покачала головой служанка.
– Он здесь?
– Ожидает в гостиной.
Эйстон, и правда, ждал меня там, усевшись в кресло и просматривая последние новости по экрану браслета. Мельком заметила свое изображение и отвернулась: не хотела вспоминать про выступление перед ‘народом’.
– Хорошая картинка, – прокомментировал маг. – Гражданам понравилось. Поздравляю, у вас, ваша светлость, появились первые почитатели. – И он пролистал страницу до конца, позволяя оценить ее размер. Он впечатлял.
– И никто не написал ничего плохого? – это казалось невозможным.
– Самоубийц в нашем мире мало. Почти все уже скончались, – заверил Эйстон. – Поэтому выступления Трикса, какие бы они не были, имеют рейтинг одобрения в девяносто восемь процентов. Еще два сбрасывают аналитики, чтобы цифра не казалась совсем уж утопичной.
– Ясно. – Девяносто восемь процентов одобрения, вот оно как. А сколько просто промолчало? Не могла же только я, когда жила в городе, в душе кривится от всего нашего быта. Но… самоубийц действительно не осталось. С исчезновение Сведриги мой мир потерял половину цветов.
– Решили попробовать себя на поприще безотказного почитания? – Он говорил, усмехаясь, с веселыми искорками в глазах, вот только мне чудилось в его словах неодобрение. Чудилось ли?
– Политика не для меня, – твердо ответила, стараясь для убедительности посмотреть ему в глаза. Маг скривился по непонятным мне причинам: решил, что я играю?
– Хорошее решение для юной барышни, – снисходительно похвалил он, а у меня начали закрадываться подозрения, что он специально себя так ведет. Ведь не может человек так быстро измениться без веской причины! Насколько же веский у него повод, что Эйстон так старается?
– Почему вы так себя ведете? – спросила прямо, не оставляя ему лазеек для уклонения. В обществе это посчитали бы грубостью, но здесь и сейчас другого пути не было.
– Как так? – вздернул брови маг. – Если вам что-то не нравится, вы всегда можете сменить стража.
– Я не хочу никого менять! Мне хорошо с вами! – выпалила прежде, чем подумала: настолько меня задела мысль о возможной замене! А после – смущенно покраснела, поняв, что и кому я сказала.
А он… он как будто этого и добивался, поднялся, подошел ближе (слишком близко для соблюдения правил), коснулся пальцами щеки и тихо-тихо произнес:
– Я благодарен за оказанное мне доверие, но…
– Император согласен!
– Вы говорили с его величеством обо мне? – Он прищурился, награждая меня оценивающим, как будто видел впервые, взглядом.
– О всем списке. – Признаться, что думала только о нем, было стыдно.
– Кирин, – я посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляда. – Если все, что вы испытываете ко мне – это легкая влюбленность, то я советую (я настоятельно рекомендую!) вам отказаться от моей кандидатуры. Этот вариант далеко не лучший. Со временем вы найдете того, кто вам куда ближе меня.
– Мне нужно решить к балу, – тихо призналась я. – И, несмотря ни на что, вы единственный, кто…
– Не нужно говорить это вслух.
– Но это правда!
– Малыш, я не идеален. Неидеален настолько, что если бы ты узнала все стороны моей души, ты бы бежала от меня с криком ужаса.
– И вы покажете их мне? – грустно улыбнулась.
– Нет. Ты никогда их не увидишь! Я обещаю, – серьезно, как будто заключал какой-то договор, произнес Эйстон.
– Этого достаточно.
– Если миледи так считает.
И он снова превратился в того насмешника, который был мне знаком.
– Его величество не говорил, чем мы должны заниматься до бала? – На всякий случай уточнила.
– Нет, подобных распоряжений не поступало, – спустя пару минут раздумий, во время которых взгляд мага был расфокусирован, ответил Эйстон. – Но вас хотела увидеть леди Кристина Трикс.
– Мы можем ее навестить?
– Да, в этом нет ничего зазорного. Ее статус позволяет вам включить леди Трикс в категорию друзей.
Фыркнула не сдержавшись. Впрочем, это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Вел Эйстон: я не считала возможным полагаться на интуицию, ведь в таком случае мы или заблудимся, или напоремся на нечто нежелательное. Мужчина же знал не только куда идти, но и выбирал дорогу, меняя направление, едва на горизонте (видимом только ему) возникал неприятный собеседник. А таковым этим утром для меня был бы любой малознакомый дворянин, число которых, у меня складывалось впечатление, во дворце увеличивалось с каждым днем.
– Сейчас во дворце гостит множество аристократических семей с дочерьми, – пояснил Эйстон. – Место императрицы не может быть вакантно. Поэтому едва оно освобождается, семьи стремятся упрочить свое положение через брак дочери и императора. Или кого-то из принцев. Его высочество принц Арье постоянно страдает от домогательств. Вероятно, именно это побудило его завести постоянную любовницу и даже взять ее во дворец. – Судя по холоду, прозвучавшем в последней фразе, избранницу принца Эйстон недолюбливал.
– Она вам не нравится?
– Она не нашего круга, – просто сказал мужчина. – Разорившихся семей аристократов достаточно, но все они равны нам, они наследники древней крови. И смешивать ее с рабами – недопустимо. Если принц не понимает это, ему помогут решить.
Уточнять, какой именно выбор подразумевается, Эйстон не стал. Вот только по тону, по прищуру, по плотно сжатым губам, было очевидно, что ничего хорошего избранницу принца не ждет.
– Но почему такая жесткая неприязнь?
– Вам кажется это дикостью? – Эйстон посмотрел на меня и улыбнулся. – Во дворце не существует неоправданных деяний. Император – сильнейший маг в стране, его дети – это он сам, они все унаследовали часть его дара, которая увеличится при коронации. Но и до тех пор их сила велика. Чем древнее кровь, тем одареннее и сильнее будет ребенок, тем безболезненней пройдут роды. Если же одаренным будет лишь один из родителей…
– Ребенок умрет?
– Смерть детей у нас не допускается. Умрет мать. Дитя унаследует часть дара отца и попытается получить равнозначную долю от другого родителя. Чаще всего недостающую часть добирают за счет жизненной силы. И чем слабее мать, тем больше заберет ребенок.
– А если дара не будет у отца?
– У ребенка его тоже не будет. Так случается практически всегда.
– Практически?
– У вас есть дар. У всей императорской фамилии есть дар. Но за вас платили кровью.
– Мама? – Во рту пересохло, и вырывался только шепот.
– Ее высочество не могла допустить, чтобы ее дитя осталось без защиты.
– Но…
– Она очень любила вас. Как и всякая хорошая мать, думая о вас больше, чем о себе. Для дворца это нетипично, – добавил Эйстон, останавливаясь. – Вас уже ждут. Я сообщил о вашем приходе Леди Трикс.
Кристина и правда уже ждала меня в комнате. Совсем как в Школе она сидела на подоконнике, подобрав под себя ноги, и соскочила только чтобы поприветствовать меня. Я отмахнулась, с грустью глянула на вновь обетованный подоконник, свое платье и Кристину.
– Давай помогу? – предложила она. Судя по тому, как быстро она управилась с усаживанием и меня на свое любимое место, ей не впервой было заползать в платье.
– Ты что-то хотела? Эйстон сказал…
– Я хотела увидеть подругу, если это, конечно, позволительно, ваша светлость, – тон ее был шутливым, но я не обманывалась по этому поводу.
– Вам, миледи, позволено все и даже больше, – в тон ей ответила я, с удовольствием наблюдая, как Тина облегченно выдыхает, сбрасывая с трудом удерживаемую маску. Да уж, врать особенно близким людям сложно. И пусть мы знакомы не так долго – мы из одной команды.
– Кирин, я так рада тебя видеть, – призналась девушка. – Я думала, ты уже не будешь прежней.
– Не буду прежней?
– Хельдеран изменился после первого публичного выступления. Я боялась, что и ты…
– Нет, я останусь с вами. Но… Хель продолжает общаться со своей командой. Они даже в школу едут в одной вагоне.
– Эта традиция, – грустно заметила Кристина. – И общаться он продолжил только с Димитрием. Но тот ему полезен. А чем тебе могу быть полезна я?
– Видимо, есть чем. Мне разрешили с тобой дружить. – Я думала насмешить ее подобным заявлением, но девушка только кивнула.
– Это хорошо. Значит, нам позволено видеться.
Повисло молчание. Напряженное, тяжелое, пусть это было невозможно, но я чувствовала, как на плечи давить невидимый груз, видела как нас отделяет стена отчуждения, как растет пропасть между нами. И я понимала Хеля. Понимала и принимала его выбор, его поступок. Потому что и я сама, сидя сейчас с Кристиной, видела пропасть между нами и понимала, что она будет расти. Расти с каждым днем.
Мы и раньше не были откровенны в большей, чем того требовала команда, степени, а ныне… Дворец терпит только ровню. А мы уже никогда не будем на одном уровне. И не были.
– Дэйн, Тордак? – Я не знала о чем еще говорить. С одной стороны хотелось спросить совета, с другой – я сомневалась, что Тина ответит честно, что она поймет, что… Этих сомнений было слишком много.
– Дэйна вызвал отец, будет проводить головомойку.
– За что?
– За то, что упустил тебя.
– Упустил?
– А ты не заметила? Он же весь месяц о тебе пекся, помогал, беседой развлекал, – Тина усмехнулась и совсем уж неподобающе для друга добавила: – Его отец хотел, чтобы вы подружились. Но результатов Дэйн не добился, когда это было возможно, а уж теперь…
– Подожди, значит Дэйн так поступал?..
– Отец приказал, – с каким-то удовлетворением проговорила Кристина.
– Зачем ты мне это говоришь? Он же твой друг. Вы давно знакомы.
– Да, он мой друг. И по-дружески я оказываю ему услугу. Чтобы ты знала и сразу пресекла любые попытки. Его отец смирится – а Дэйн не будет выглядеть глупо.
– Хорошо, я постараюсь сохранить его репутацию.
– Постарайся. Твоя уже никогда не изменится. Дочь императорской семьи – это навсегда. И поддержка рода – тоже навсегда.
– Звучит лучше, чем все есть, – призналась я, обнимая коленки. К счастью, платье было без корсета и можно было спокойно наклоняться, не напоминая раскладушку.
– Долг перед семьей. Об этом говорят только внутри рода, – хмыкнула Тина. – И у меня он есть. Но, если ты претендуешь на поддержку семьи, то должен чем-то жертвовать во имя ее процветания.
– Тебе уже огласили твою жертву? – спросила просто, чтобы поддержать разговор.
– Да. Если ты не выбираешь Актора Лейворея, семья отправляет ему предложение о браке.
– Актору?
– Да, он выгодная партия. Отец не хочет упускать шанс. Дядя обещал поспособствовать. Ты же не станешь выбирать его?
– Нет.
– Вот и славно.
Кристина соскользнула с подоконника и помогла спуститься мне.
– Я хотела пригласить тебя на чай.
– Это очень мило, – натянуто улыбнулась.
– Ты не против еще одной гостьи? Она скучает во дворце, пока Арье пропадает по делам.
– Нет, ты можешь пригласить всех, кого считаешь необходимым, – вежливо проговорила я, все еще обдумывая помолвку Кристины и Актора. Но ведь он ей совсем не нравился? Как можно так резко менять даже не мнение – перечеркивать всю жизнь.
Из покоев Кристины мы не вышли – всего лишь прогли в другую комнату, где на полу, за низеньким столиком, сидела девушка. Темноволосая, с длинными, аккуратно подстриженными волосами, челкой, скрывавшей лоб. Она медленно отпила из небольшой круглой чашки, поставила ее на столик и поднялась, давая возможность разглядеть ее лицо.
Я непроизвольно отступила: никогда я не верила в призраков, но сейчас готова была поверить. Передо мной стояла Сведрига. В дорогом платье, с прической, с драгоценностями на запястье и шее. Она кивнула, приветствуя, Кристине, перевела взгляд на меня и побелела, как лист бумаги.
– Кирин…
– Рига…
– Вы знакомы? – недоуменно спросила Кристина, наблюдая, как две ее знакомые сравниваются цветом лица с первым снегом.
– Да, – выдохнула я, с неверием глядя на Сведригу. Это была она. Моя соседка, моя подруга, та, кто поддерживал меня в трудные минуты и не давал шагнуть к грани. Это была именно она. Здесь. В проклятом дворце, который она так не любила, который считала символом тирании.
– Сведрига, – негодованием Кристина обратилась к гостье, – ты же просила познакомить тебя с ее светлостью, а оказывается вы знакомы. Так я напрягалась зря?
– Нет, не зря, – я благодарно улыбнулась хозяйке покоев. – Если бы не ты, мы бы не встретились. Спасибо.
Сведрига молчала. Постепенно бледность уходила с ее лица, но улыбка так и не появилась. Даже наоборот: в ответ на мою – она стремительно погрустнела и отвела взгляд, как будто чувствовала за что-то вину. Но… если она винит себя за то, что оказалась во дворце – здесь и я не безгрешна. Мы обе оказались впутаны в хитросплетения жизни императорской семьи, ведь Рига же здесь с Арье, если припомнить слова Кристины.
– Тогда чаю? – предложила Кристина, которой не нравилась эта молчаливая беседа между двумя гостьями, проходившая без ее непосредственного участия.
– Да, это было бы чудесно, – и опять говорила я. – Рига, я так рада…
Она остановила меня жестом, как бы говоря ‘не нужно, я и так все понимаю’.
– Я тоже рада тебя видеть, Кирин, – ее голос дрогнул, почти смазав ‘рада’, но я не обратила внимание. Мне просто было очень хорошо. Хорошо видеть ее живой, здоровой, сидящей передо мной.
– Чай, – напомнила негодующая Кристина, и мы быстро наполнили себе чашки. Больше не разговаривали: Кристина хмурилась – она-то считала, что познакомит нас и будет объединять беседой, а получилось… Почему никогда не получается так, как она задумывает? – негодовала девушка, отставляя чашку подальше.
У меня щелкнул браслет, привлекая внимание.
– Простите, – извинилась я, поднялась на ноги и быстро вышла в коридор. Эйстон удобно расположился в выбранном себе кресле. Стоять, как в почетном карауле он и не собирался.
– Что-то случилось?
Эйстон поднялся, внимательно и холодно, как профессионал на работе, оглядел меня и спросила:
– У вас еще не прошел шок. Что такого вам показала ее светлость, Кирин?
– Ничего, – сглотнула я. На ум пришли слова мага. Он же тоже говорил про Арье и, вспоминая принца, упоминал и его любовницу. Сведрига?!
– Вы разволновались, – констатировал мужчина. – Думаю, дальнейшим пребыванием у леди Трикс мы можем пренебречь.
– Я должна попрощаться! – напомнила прописную истину я.
– Не в вашем положении. Ваш статус позволяет приходить и уходить без разрешений и иных условностей. Считается, что дела государственной важности могут отвлечь вас в любой момент.
– Но это же не так!
– Так принято считать, – усмехнулся Эйстон. – Вас никто не осудит. Не посмеет.
Я не стала отвечать, что в данном случае дело не в посмеет или нет, а в том, как я себя буду чувствовать, проигнорировав важного для себя человека.
– Подождите меня здесь, – не дожидаясь протеста, я шмыгнула в комнату, нашла нужную дверь и, распахнув ее, попрощалась:
– Мне жаль, но нужно уйти.
– Ничего, – отмахнулась Кристина. Она была удивлена моим возвращением. Сведрига же кивнула – больше своим мыслям, чем мне, но это было неважно. Главное – теперь я не чувствовала себя предательницей.
Эйстон не стал ничего говорить, просто взял за руку и отвел в покои. По дороге нам попадались люди, но замечая моего спутника, оценивая цвет моих волос, привычно исчезали с пути. И если раньше меня немного задевало их поведение, то сейчас мне было абсолютно все равно. Я шла, улыбаясь всем и каждому, и только один человек, которому и были посвящены эти улыбки, не видел их. Но я верила – она чувствует то же самое.
Едва мы переступили порог гостиной, Эйстон плотно закрыл дверь, как мне показалось, даже щелкнул замок, а после он коснулся браслета, сделал с ним что-то и произнес:
