Текст книги "Право на свободу, право на любовь (СИ)"
Автор книги: Наталья Мазуркевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Наталья Мазуркевич
Право на свободу, право на любовь
Пролог
Город не спал. Внизу, в долине, жизнь не переставала бить ни на секунду. Яркие вспышки фейерверков над цирком, радуга над ратушей и флаг над парламентом. Все это соткалось из сотен маленьких шариков, замерших и переливающихся под воздействием чар трех сотен первоклассных магов. День независимости империи.
Я фыркнула. День независимости в тоталитарном государстве. Смешно, если бы не было так грустно. И я улыбалась, как и сотни других, вышедших на балконы своих квартирок людей. Уйти в дом было нельзя. Пусть холодно – ранняя весна редко баловала теплыми ночами, но если поддаться слабости и вернуться. Если хоть кто-нибудь из соседей подаст жалобу…
Я не смогла сдержать дрожь, вспоминая, что случилось со Сведригой. Она всегда смеялась над этими глупыми запретами, всегда… Все кончилось, когда на них донесли. Приятель ее отца, господин Дрог решил подняться в должности и донес. Так семья Сведриги исчезла. За одну ночь, за один час, что я спала, из соседней квартиры испарилось целое семейство. Утром, когда я привычно вышла на балкон, чтобы перекинуться с подругой парой слов и договориться о вечерней прогулке, по ту сторону перегородки стояла совсем другая, незнакомая женщина. Их переселили ночью. Почему ночью? Они не спрашивали. Да и непринято это было.
Нельзя интересоваться переменами, нельзя задавать вопросы, нельзя думать и смеяться. Ничего нельзя… Я хмыкнула. Да, в нашей самой лучшей и образованнейшей империи нельзя думать. Ведь это так просто. Жить и не задавать вопросов.
Последний взрыв в небе и крик ликования. Я не могу сказать, чем он вызван в большей степени, радостью, что можно вернуться в дом, или истинным восхищением достижениями империи. Неважно. Я открываю дверь и возвращаюсь в комнату, падаю на мягкий диван и плотнее закутываюсь в плед. На столике рядом стоит чашка с остывшим за полчаса чаем.
Мне не спится, и я иду за новой. Привычно наливаю кипяток, кидаю пакетик, три ложки сахара, размешать и попробовать. Горячо, обожгла кончик языка, но неважно. Вернулась в комнату и затянула штору – не хочу, чтобы кто-то видел мою жизнь. Такое обычное желание и такое сложное в исполнении. Здесь не принято ничего скрывать. Это не вписывается в систему, это не должно существовать.
Щелкаю по пульту, на экране снова Гордон Трикс, советник по общественным делам. Сегодня он весь день работает. Пропагандирует правильный образ жизни, сулит льготы и подарки. Сегодня… Я смотрю на часы и понимаю, что представление скоро закончится. Не больше часа и снова репортажи с мест событий. Восстание на Западе, или волнения на Юге, а может Север снова хочется отделиться? Все повторяется, все повторяются, все ненавидят центр, а ты в нем живешь, и поделать ничего нельзя. Да и страшно. Что если сошлют на тот же Север. Сколько там можно протянуть, если делать ничего не умеешь?
Все кто живет здесь, в центре, не приспособлены к жизни вне. Это политика страны, в каждом секторе – свои условия, и смена невозможна. Смена – смерть. Я даже не представляю, чем живет Север, никто из соседей не представляет. Центр живет одним – войной и развлечениями.
Здесь готовят солдат, и здесь царит рай удовольствий. Мне пока рано и для первого, и для второго, а потому я просто живу, пока не исполнится семнадцать. Осталось чуть больше месяца и мне дадут билет. Или в школу искусств, или в академию вооружений. Только бы в искусства…
Глава 1
Тяжело просыпаться после бессонной ночи. Хмурое серое небо, серое. Над городом всегда смог и нет других цветов. Да и нужно ли? Откинуть одеяло, потянуться, прошлепать босыми ногами по теплому полу. Гостиная, кухня. Заварить чай, открыть холодильник. Раз бутерброд, два. Откусить кусочек, запить чаем и сесть, скрестив ноги, на диван.
Пульт. Два щелчка. Лицо императора во весь экран. Эйвор Таргелей, император Великой империи Таргелеев. Пепельный блондин, с жестким, властным лицом, серыми стальными глазами и прямым носом. Все девчонки сохнут по нему, а у него уже седьмая жена. Надолго ли? Никто не знает.
Я прислушалась к его голосу. Приятный. Так и должно быть. У всех политиков приятный голос. Они тоже заканчивают школу искусств. И если я попаду туда, то возможно и сама когда-нибудь стану одной из них, тех, что вещают с экрана. Если…
Все чаще меня начали одолевать неприятные мысли. Что если моя медицинская карта удовлетворит армию? Что если оценки будут недостаточно, или наоборот слишком высоки. Что если… таких если было так много, что я уже и сама запуталась, что считать хорошим, а что дурным знаком. Оставалось только ждать. Жить и ждать. И надеяться.
Отключила звук, чтобы не расстраиваться заранее. Опять что-то не поделили с соседями. Тоже частое явление. Строка внизу экрана подсказала – будет совет. Опять закроют все движение, и передвигаться останется разве что пешком. Плохая новость.
Подошла к окну и раздвинула занавески. Да, город уже начали закрывать. Далеко-далеко возводился заслон. Сияющий колдовской свет, который изолирует столицу от всего остального мира. Его построят маги… Я видела их всего один раз. Ученика, но он уже тогда был чудесный и далекий.
Их обучали с самого детства, прививали любовь к империи и императору, к местному образу жизни. Они получали почет и уважение с самого рождения, и зачастую становились бичом обычных граждан. Их положение было так высоко, что император прощал им почти все. А потому все знали негласные правила выживания: никогда не попадайся на глаза магу, иначе жизнь твоя уже ничего не будет стоить.
Чай кончился. Я вернулась на кухню и помыла чашку. Сама, как и всегда. Почему? Просто некому было это сделать. Я жила одна. Лет с десяти, до этого в семье. То в одной, то в другой, то в третьей – неважно. Я даже лиц этих людей не помнила. Не нужно было.
Закончив с уборкой, вернулась в спальню, распахнула шкаф и кинула на кровать короткие брюки, или длинные шорты, не знаю, как лучше сказать. За окном холодно, а потому из нижних ящиков мной была вынута пара сапог. Они закрывали ноги до самого колена, и я не должна была замерзнуть. Кофточка с длинными расклешенными рукавами – дань моде, благо что теплая. И короткая курточка. Все темное.
Сбегала в ванную и причесалась. Собрала свое богатство – гриву до пояса в два хвостика, перехватила каждый еще несколькими резинками, чтобы волосы не выбивались. И с этими двумя импровизированными лиловыми кнутами вышла из квартиры.
Дверь захлопнулась сама. Я даже не слушала есть щелчок или нет. Не требовалось. Умный дом, умная дверь, только люди глупые. Спустилась вниз и махнула рукой. Платформа не появилась. Потрясла головой и рассмеялась. Глупая, смотрела же новости, город перекрыли. Хорошо еще, что клуб, в который я собралась, был неподалеку.
Когда я проскользнула через силовое поле, что стояло во всех подобных заведениях на входе, чтобы не допускать нежелательных элементов в здание, то практически все уже заняли свои места. Быстро обежала половину и плюхнулась на свое место, чтобы еще три часа слушать про современную поэзию. Я ее не любила, поэзию, но исправно посещала собрания, даже писала что-то, но так, средненько, или даже совсем ужасно. Просто для галочки, чтобы было. Так многие поступали, быть иным не хотел никто.
Слово взял Бенедикт, пожалуй, самый талантливый из всех нас, дожидавшихся решения своей судьбы. Он уже даже публиковался и получил письмо от императора с благодарностью за труд. Конечно, никто не сомневался, что император даже в глаза работ Бенедикта не видел, но тем не менее… Завидовали ему все и предрекали школу искусств. Ведь иначе и быть не может, верно?
Я подошла к нему после его выступления. Не знаю почему, просто хотелось. Письмо придет ему уже завтра, в день семнадцатилетия, и почему-то мне казалось важным поддержать его. Почему именно поддержать? Я не могла понять своего порыва.
– Ты молодец. – Подошла к нему, коснулась руки, сжала его пальцы. Бен улыбнулся. Как-то неправильно, слишком робко для уже сформировавшегося юноши, почувствовавшего свою силу. Впрочем, уверенность придет. Обязательно.
– Спасибо, – поблагодарил он, улыбнулся и отвлекся на Марту.
Я не обижалась, зная, как она ему нравится. Завидовала, конечно, в тайне надеясь, что я когда-нибудь полюблю кого-нибудь так же сильно, до глупостей, до желания проводить с ним каждый день своей жизни. Смешно, право слово. И не осуществимо. Бен и Марта исключения, а они только подтверждают правила.
На улице лил дождь. Холодные потоки воды смывали с тротуаров пыль и заставляли горожан сидеть по домам. Перемещаться в ливень на своих двоих – глупое и недостойное занятие, которое мне так нравилось. Пробежать под холодными струями дождя, почувствовать их ободряющее прикосновение к коже, хоть на мгновение представить себя за пределами закрытого города – столицы.
Да, я знала, что многие мечтают занять мое место, знала, что количество столичных жителей ограничено, знала, что за пределами столицы жизнь невозможна, но не мечтать о том, чтобы хотя бы взглянуть на нетронутые империей территории, не могла. Пусть и понимала, смелости выйти даже за силовое поле, охраняющее город мне не хватит.
Дождь начал стихать, и ничего не оставалось кроме как вернуться в дом. Не хотелось видеть горожан, которые с осуждением будут смотреть на глупую девочку-подростка, которая мечтает о несбыточном, заставляя родителей платить за врачей.
Обжигающая вода в ванной, чашка горячего шоколада и последствия устранены. И снова пульт, снова экран и его величество. Изо дня в день. Не выключая экран, я прошла в спальню, упала на кровать, провела рукой по мягкой гладкой поверхности, наслаждаясь. Улыбнулась, глядя в потолок и сделала мелкое движение пальцами, как будто резинку растягивала. Повинуясь жесту, прямо надо мной появилась небольшая панель с полной информацией о клиенте, то есть обо мне. Простейшая магия и современные технологии, которые доступны каждому жителю столицы, позволяли узнать, сколько денег на счету, до какого числа требовалось оплатить услуги, когда явиться на осмотр и все остальное.
Я улыбнулась, заметив очередное изменение баланса. Пусть и неизвестно, кто переводит мне деньги, вероятно фонд поддержки сирот или еще что-то подобное, но увеличение платежных средств вселяло надежду, что пушечным мясом я не стану, иначе зачем тратить на меня столько? А ведь действительно тратят немало. У всех моих друзей, даже у того же Бенедикта, содержание много меньше. Чья же я? Этот вопрос тревожил меня уже так много времени, что почти перестал восприниматься вопросом. Так, факт из жизни. Таинственный и неподдающийся разгадке.
Солнце еще было высоко, и его лучи даже пробивались сквозь серый смог над городом, сквозь защитный купол, сквозь затемненные стекла домов. Видимо, перемещался кто-то важный, раз всем затемнили стекла. Возможно, даже сам император.
Взглянуть хотелось неимоверно, но нельзя. Это объясняли с младенчества, и все, кто хотел жить, запоминали правила быстрее, чем изучали азбуку. Только когда окна вновь обрели прозрачность, я бросилась на балкон. Дворец сиял, готовясь принять гостей. А мне… признаться, стало грустно и обидно. Быть запертой в своей квартире, выходить только на собрания клуба и ждать. Последнее было особенно мучительным. Не спасали ни игры, ни экран с программами, ни мечты. О чем прикажете мечтать, если неизвестно, будет ли завтрашний день и какой он будет.
Решив все же не поддаваться упадническим настроениям, я потянулась, повыбрасывала из шкафа точные копии сегодняшнего утреннего облачения и, наскоро переодевшись, отправилась поднимать себе настроение.
В клуб ярких чувств пускали с шестнадцати и, познав впервые это развлечение, я еще долго приходила сюда каждый вечер, пока не приелось. Так часто происходит: то, что поначалу занимает все наши мысли, кажется единственным глотком свежего воздуха в общем смраде, со временем превращается в такой же ад, как и все остальное. Так и клуб.
Поначалу я прибегала сюда ежедневно и проводила каждую ночь, танцуя с такими же, дорвавшимися до мнимой свободы детьми. После, с каждым прожитым днем, стала замечать всю тщетность этого времяпрепровождения. Постепенно и оно начало надоедать, и посещения свелись к минимуму. Так я начала читать.
Пожалуй, я бы и в тот день пошла в библиотеку, но она располагалась слишком близко ко дворцу и вход наверняка закрыт, как и платформы перемещения, а вот клуб… До него можно было рукой подать и я не сдержалась и бросилась туда. За красками, за эмоциями, за настроением и мечтами. Пусть бессмысленными, на один вечер, но такими желанными.
Пройдя через силовое поле на входе, увидела, как проявляется панель и быстро списываются деньги. Неважно, завтра получу еще. В два раза больше истраченного. Почему-то у моей панели была именно такая особенность, словно кто-то просматривал мои дневные траты и выделял больше, чтобы девочка ни в чем себе не отказывала. Я и не отказывала, просто… много не хотелось. А деньги капали.
Хоть было еще не очень поздно, людей в клубе оказалось достаточно. С трудом отыскав себе местечко, я махнула бармену, и мне принесли сок и еще один вкусный напиток без грамма алкоголя – еще одна особенность панельки. Информация о клиенте передавалась тут же всем работающим в заведении, и продать подростку несоответствующие продукты уже никто не мог. В противном случае, закрытие заведения будет самым мягким наказанием владельцу и обслуживающему персоналу.
– Спасибо, – поблагодарила я, принимая из рук служащего высокий, не менее полулитра, стакан апельсинового сока.
Юноша, кажется, он был даже младше меня, молча поклонился и ушел. А мне стало стыдно. Он был из слуг, касты неприкосновенных, обслуживающих нас, избранных. И за то, что я с ним заговорила, могли наказать. Его. Бросаться ему в след и извиняться я не стала. В таком случае, последует наказание. Опять же, для него.
Единственное, что я могла сделать, это открыть панель и перечислить заведению вознаграждение за обслуживание. Они и сами разберутся, кто угодил госпоже и, может, станут лучше обходиться с мальчишкой.
Чтобы больше никому не мешать, я ушла в самый угол второго, балконного этажа, с которого прекрасно просматривался танц-пол, да и музыка не так сильно била в уши. Зря, здесь предпочитали сидеть особенные посетители.
Когда ко мне подошел странный улыбчивый молодой человек, я даже немного обрадовалась, все же меня нельзя было назвать первой красавицей школы. Так, суррогат местного производства, без естественного цвета волос, бывший когда-то и рыжей, и русой, и брюнеткой (какой угодно – индустрия позволяла иметь любой цвет), с подправленными современной косметологией лицом – кукла, подделка, ущербное создание, как мне порой казалось. Но видимо, не все были так категоричны.
– Познакомимся? – не спрашивая позволения, юноша сел за мой столик и сцапал ладонь. Стало противно, но я сдержалась. – Какая холодная. Согреть?
– Нет, спасибо, – вежливо отказалась и попыталась вырвать конечность из его захвата. Не получилось. Зато ощутила стойкий запах алкоголя.
– Зря ты так, детка. Я и заставить могу, – он рассмеялся и потянул меня к себе, буквально роняя на столик. – Ну же, идем со мной. Я заплачу. Деньги у меня есть. Магам хорошо платят.
Сказать, что я ощутила в этот момент, когда он прямо заявил о своей принадлежности к высшей касте, было сложно. Дикий первобытный страх? Не знаю, но так я не боялась никогда. Он был пьян, сильно пьян, и совсем не думал. Он был магом, а значит, ему простят все, что угодно. В груди стало больно, тело расслабилось, падая безвольным кулем. Ему это не понравилось. Дернул, заставляя идти за ним, недовольно прикрикнул. Я не слышала: шумела музыка, страх не позволял думать. Я просто шла за ним, как на убой. А в голове билась только одна мысль: глупое создание, зачем ты вообще забрело сюда сегодня?
– Смотрите, какая детка, – хвастался маг, сажая меня между собой и еще кем-то. Мне было все равно, страх сменился апатией.
– Шикарная, – признал кто-то и больно схватил за подбородок, поворачивая лицо к себе. – Пожалуй, я возьму ее себе.
– Так нечестно, – совсем по-детски заявил маг, – я первый увидел!
– А я старше, – ухмыльнулся его визави. – Ну-ка, иди ко мне.
Он потянул меня на себя, и я снова оказалась сидящей, но уже между совсем другими людьми. И, кажется, это был не конец. Спустя полчаса, когда я уже почти перестала реагировать даже на свет – не знаю, они ли в этом повинны или их чары – маги определились. И один из них потащил меня куда-то. Но не успел.
– Эйг, – суровый окрик и к нам подошел другой, более взрослый маг. То, что это был именно маг, становилось понятно по страху, резко возникшему в глазах моего мучителя. Так боятся только сильного. Только того, кто может не просто напугать, а способен навсегда прервать твое существование. И сейчас этот кто-то смотрел на моего временного хозяина. Вот только мне страшно не было, скорее – радовалась, что и он кого-то боится, что этот маг растерял всю свою властность и силу. – Что ты делаешь?
– Э… милорд…
– Прикосновенность проверил? – оборвал его звуковыделение мужчина.
– Нет, – серея, ответил юноша.
– Будешь наказан. – Быстрый взгляд на погрустневшую физиономию старшего ученика и мужчина разрешает: – После того как закончишь свои дела. Только прикосновенность проверь.
Юноша кивнул и, больно ухватив мою кисть, активировал панельку. Без разрешения владельца, так могли делать только маги или служба порядка. Пару секунд просмотра, и он недоуменно качает головой.
– Я не понимаю…
– Что вы не понимаете, Эйг? – хмурится его начальник, сам берет мою кисть, открывает панель. Смотрит на нее пару минут и молчит.
Первым не выдерживает юноша:
– Почему запрет? Она же из местных, обычная кукла.
– Заткнись, – грубо оборвал его маг, отцепил его пальцы от моего запястья и приказал: – Возвращайся и передай всем, кто там развлекается, две недели карцера.
– За что?
– За глупость, – раздраженно пояснил маг и пошел к неработающей платформе, таща меня за собой.
Адрес он посмотрел сам, ругаясь и цедя сквозь зубы непонятные слова, активировал платформу, и мы переместились прямо в холл моего дома. После перемещения стало еще хуже. Каждый шаг давался с трудом, и я упала, чудом не расшибив себе нос. Как звали чудо, подхватившее меня у пола, я не знала, но была благодарна.
– Тише, сейчас все будет хорошо.
Он взял меня на руки – меня никто не брал на руки, никогда и… это было бы приятно, если бы не ситуация. Ситуация пугала, как и он сам. Маг аккуратно донес меня до квартиры, открыл и уложил на кровать. Ушел, судя по звукам извлекаемой посуды, недалеко, до кухни только. Вернулся с полным воды стаканом, помог сесть и насильно влил жидкость в рот. Я не хотела, отплевывалась. На большее сопротивление сил не было.
– Нужно. Один глоточек, – уговаривал он. Я отпивала один и снова валилась на кровать. Он усаживал и уговаривал вновь. И так, пока весь стакан не опустел.
– Не надо, не хочу больше, – попросила я, но он только улыбнулся, сверкнул своими серыми глазами и ушел. За новым стакан. Полночи он заставлял меня пить. По глотку. Маленькому, но неотвратимому.
К рассвету мне стало лучше, голова перестала кружиться, да и стакан больше не падал из рук.
– Хорошая девочка, умница, – произнес маг, укладывая в постель. Сам присел на краешек.
– Кто вы? – тихо спросила, неумолимо клонило в сон.
Он ответил, но я уже не услышала.
Солнце уже успело скрыться за пеленой серого тумана, и обычный полумрак, присущий столице, сменился тьмой. Но во дворце никто не заметил перемен. Здесь царили музыка, танцы и смех.
Гордые собственным происхождением, придворные дефилировали по залу, демонстрируя последние достижения косметологии на своих лицах и изменения материи на себе. Одежда аристократов поражала воображение. Если горожанин мог позволить себе драгоценности, то что уж говорить об истинных хозяевах жизни. Паутинка жидкой платины, скользящей по ткани, меняющей рисунок при каждом шаге, россыпи золота и серебра на рукавах и подолах, и, наконец, пламя. Замершее, холодное волшебство, подвластное только избранным. Маги посетили бал.
Перед ними тут же образовался живой коридор. Хоть они и были лучшей партией для дочерей аристократов, семьи не спешили договариваться о браке. Исключение составляли лишь благородные семьи из одаренных. При такой свадьбе оба супруга были равноправны, отдать же дочь за мага для простого аристократа значило передать ее в собственность мужу. Впрочем, ради закрепления престижа семьи, шли и на это.
Лейворей – советник императора, разменявший уже не первое столетие – приветливо кивнул своему коллеге, лорду Сейдору, возглавлявшему делегацию магов. Коротко кивнув подопечным, Сейдор направился к давнему приятелю.
– Здоровья императору, – поприветствовал глава магов коллегу.
– Процветания империи, – ответил Лейворей. – Что-то случилось?
– Барьер установлен, – пояснил мужчина.
– Это все?
– Почти. Но сам понимаешь…
– Разумеется, – тихо откликнулся его визави, глядя в удаляющуюся спину приятеля. Настаивать на ответе было глупо, и Сейдор своим уходом избавил их обоих от неловкости. И пусть любопытство не желало уступать, Лейворей задавил его одной только силой воли. Не нужно задавать вопросов. Ответы могут не понравиться.
Советник еще раз оглядел бальный зал в поисках полезных ему людей, кивнул Гордону Триксу и поспешил покинуть собрание. Это молодым магам здесь было интересно, а вот Лейворею, для которого эти стены напоминали тюремные, хотелось иного.
Приемная императора была пуста, но секретарь – молоденькая девушка со вздернутым носиком, сияющими от осознания собственной успешности глазками и рыжими локонами – не позволила войти.
– Его величество занят, – одернула она советника и вновь открыла свою рабочую панель. Прошлась по именам, зацепилась за одно из них, нахмурилась и, не разбирая дороги, побежала в кабинет императора докладывать.
В приемную она вернулась бледная и с трясущимися руками.
‘Невиновата’, – заключил он, зная о привычке повелителя наказывать на месте. Видно, просто напугал, чтобы расторопней была.
Девушка спешно развернула панель, но выбрать что-то не могла, пальцы соскальзывали.
– … Такого больше не повторится, – донеслось до советника из-за прикрытой двери.
– Надеюсь. Проследите лично.
– Как вам будет угодно.
Сейдор покинул комнату хмурясь. Маг привык к гневу императора и так остро не реагировал, просто принимая к сведению. Все же удобно быть одаренным, можно было закрыться от воздействия его величества. Не до конца – сила Таргелеев сносила любые барьеры – но ослабить атаку получилось.
Кивнув приятелю, не оборачиваясь Сейдор покинул приемную. Наступил черед Лейворея предстать перед владыкой.
Эйвор Таргелей пребывал в скверном расположении духа. Мальчишку-мага следовало наказать за своеволие. А еще совет и очередные проблемы с провинциями. И неймется же им. Да еще Эрика со своими глупостями. Неужели пора сменить супругу, раз уж эта не справляется со своими обязанностями и ведет себя как императрица. Забыла куколка, зачем она ему. Что ж, он напомнит.
Хищно усмехнувшись, мужчина благосклонно кивнул советнику.
– Лейворей?
– Ваше величество. – Советник поклонился и, только получив позволение, сел. – Прошу прощения, но в этом месяце предстоит распределение некоторых весьма неоднозначных молодых людей, некоторых из них вы брали под свой контроль. А потому без вашего решения мы не можем обойтись.
– Я помню, – скривил губы Эйвор. – Кто в этом месяце?
– Мальчики или девочки?
– Мальчики, – выбрал император, открывая панель, которая растянулась на весь стол. – Кто?
– Бенедикт Эттель, начинающий поэт. Есть неплохие работы. Выиграл пару конкурсов…
– Вооружения, – скучающим тоном распорядился Эйвор. – Не мне вам объяснять, что неплохие поэты могут стать неплохими ораторами, более того, будучи публичными людьми, они становятся крайне неудобны. Слишком много берут на себя и не ценят жизнь, предпочитая нести в массы свою идею. Глупцы. Зачем они мне?
– Незачем, ваше величество, – улыбнулся Лейворей. Он предвосхищал такой ответ. Что ж, угадал.
– Дальше? – нетерпеливо потребовал монарх.
– Кирин…
По лицу Эйвора скользнула тень муки, исчезнувшая за маской равнодушия мгновение спустя. Он быстро выбрал знакомое имя в списке и открыл изображение.
– Столько времени прошло…
– Да, ваше величество. Скоро ей исполнится семнадцать, и мы бы хотели узнать ваше решение.
– Искусства. Разве может быть иначе?
– Конечно, нет.
– Отлично, – кивнул Эйвор и распорядился: – Пусть подготовят список достойных кандидатов. Я обещал устроить ее судьбу и свое обещание я сдержу.
– Как вам будет угодно.
Я проснулась после полудня. Все тело ломило, и выползать из-под одеяла до ужаса не хотелось. С трудом открыла глаза, уныло взглянула на потолок, усеянный звездами. Среагировав на мое пробуждение, он начал стремительно меняться. Минута, и голубое небо над головой. Мгновение и шторы, повинуясь программе, разъехались в стороны, пропуская лучики света в комнату.
– Завтрак, – скомандовала я, активируя еще и куклу-слугу, вещь дорогую, но для лентяев незаменимую, а мне было слишком плохо, чтобы шлепать на кухню самой.
Пока я боролась с остатками сна и разминала затекшую за ночь руку, кукла принесла чай, сырники и растопленный шоколад. День начинал приносить радость. Вот настроение было совсем уж тяжким. Унылое, серое, как и настоящее небо, а не подделка на потолке.
Закончив работу, кукла ушла в свой шкаф. Обычный грубо сколоченный ящик. Гроб, как я его называла. Можно было, конечно, завести обычных человеческих слуг, но я не хотела. Слуг держали аристократы или маги, и быть, как они, мне претило. Глупо, у них было все, им завидовали, впрочем, и у меня хватало на жизнь с избытком. На любую жизнь, пока она у меня есть.
Расправившись с завтраком, все же выползла из-под одеяла, потянулась. В неприспособленной для сна одежде было неудобно, а я, видимо, так устала, что забыла ее снять. Попыталась вспомнить вчерашнюю ночь, но не смогла. Заболела голова, и я предпочла сдернуть с дивана накидку и, укутавшись, выйти на балкон.
Город ожил. Вероятнее всего, за ночь успел снять ограничения на полеты и в небо поднялись привычные глазу столичные кары. Были ли они в других регионах? Сомнительно. На работу одного такого кара расходовалось прорва энергии, и позволить себе заряжать его могли далеко не все даже в столице.
– Приятного дня, – пожелала мне соседка, выходя на балкон с тазиком полным постиранных детских вещей.
– Как дела у Софи? – с трудом припомнила имя их дочери, отпила из чашки, глядя на серое даже в полдень небо.
– О, вы помните? – удивилась она, устраивая тазик на полу и то и дело наклоняясь, чтобы достать какую-нибудь вещь и повесить на веревочку. Пережиток жизни в секторах. В столице никто не сушил белье на балконе. Оно становилось грязным и очень жестким. Для подобных вещей в каждой квартире имелась хозяйственная комната.
– Конечно, вы же мои соседи. – Я слабо улыбнулась и вернулась в дом, плотно закрыв за собой дверь. Соседка любила петь, а я, признаться, не любила ее слушать. Но пусть лучше поет, чем лезет в мою жизнь. А она могла. Все провинциалы могли, уже позже они привыкнут к новой жизни и поймут, что соседям, как и всем окружающим, на них плевать.
Легкой вибрацией браслет напомнил о своем существовании и новом сообщение. Вероятно, пришло оповещение об увеличении баланса. Привычно коснулась запястья, активируя, и едва не упала. Пришло оно. Распределение.
Сердце сорвалось на галоп, в глазах потемнело, трясущимися руками растянула экран, тронула значок письма, открывая…
Искусства… Сколько облегчения мне принесло это слово. Не удержалась на ногах, села прямо на пол, улыбнулась. Еще раз, и еще, еще. Смех. Он вырывался сам, против моей воли. Искусства. Спасибо. Спасибо богам, если они есть. Спасибо духам, призракам, да кому угодно. Искусства… Я не умру. Не умру. Не умру…
Не знаю, что думали соседи, слушая, как я стучу по полу, прыгаю, бегаю по квартире и кричу. Неважно. По щекам катились слезы. Но это были добрые слезы, правильные, живые. Да. Я смогу плакать. И смеяться. И жить. И даже полюбить смогу. Наверное.
Но сейчас даже это наверное было совершенно ничтожным по сравнению со всем остальным. Господи, спасибо, спасибо, что ты любишь меня!
Обессилев, я упала на ковер, раскинула руки и просто улыбалась потолку.
А за два квартала от меня пытался сдержать слезы Бен. Ведь мужчины не плачут. Не плачут ведь. И он пытался не плакать. Пытался.
– За недосмотр, преступную халатность, едва не повлекшую за собой гибель особого человека, по закону империи вы подвергаетесь ссылке в действующую армию. За особые заслуги перед короной, ссылка заменена понижением в должности и переводом вас на службу в школу искусств. Ваши обязанности вам объяснит директор. Возражения?
– Никак нет. – Сероглазый маг с презрением взглянул на бюрократа, излагавшего ему волю императора.
– Отправляйтесь. Вы вступаете в должность через час.
