Текст книги "Право на свободу, право на любовь (СИ)"

Автор книги: Наталья Мазуркевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Кто здесь? – Медленно принялась отходить обратно к двери, чтобы в случае чего вернуться в бальный зал.

– Вы не должны гулять в одиночестве, – спокойно, если не сказать равнодушно, произнес такой знакомый голос. Но сейчас он был чужим – холодным и безразличным.

– Лорд Эйстон? – я заозиралась в поисках мужчины, но темнота никогда не была моим союзником, как, впрочем, и полумрак.

– Леди. – Учтивость. Пустая учтивость без намека на чувства, на отношение, на хоть что-то, что бы выделяло меня из череды других леди. Все правильно, все по этикету. Но в груди все сжимается от боли, и от горького осознание – заслужила.

– Вы не могли бы показаться? – тихая просьба, которая вряд ли будет удовлетворена. Но тень начала прояснятся.

Он не изменился. Ни капельки со вчерашнего вечера. Все такой же и… не такой. Красный, едва заметный ободок, вспыхнул пламенем, когда мужчина взглянул мне в глаза. Такой же огонь, какой был у Арье.

Эйстон замер, глядя сквозь меня куда-то вдаль. Темные аллеи парка занимали его больше, чем одна невезучая я.

Молчание затягивалось.

– Вы желаете чего-то еще? – первым нарушил тишину маг. Чуть вздернув брови и поджав губы, как будто от неудовольствия, он наконец посмотрел на меня.

– Нет. Но… – я облизнула пересохшие губы. Никогда раньше так не делала, но все бывает впервые. – Вы меня не помните?

– Как я могу забыть вас? – с пренебрежением, граничившим с издевкой, сказал маг. – Как я могу забыть свою головную боль?

– Никак… – такого я не ожидала. Совсем не ожидала. А он продолжал, и алое пламя все сильнее расползалось по его некогда серым глазам:

– Глупая бесталанная девчонка, от которой одни проблемы.

– Это не так, – шепотом выдохнула я. Дышать становилось тяжело, горло сдавливало спазмом.

– Разве? – Он сделал пару шагов ко мне, я отступила, уперевшись спиной в перила балкона. Холодно и больно…

– Вы ошибаетесь. Все не так…

Шепот. Только шепот. В надежде, что он услышит. В надежде, что отступит, что уйдет.

– Не так? – Злая усмешка. – Что ж, леди виднее.

Я не ответила. Горько во рту, больно в груди и глаза щиплет. Я не верила. Не верила, но видела собственными глазами. Видела, как он меня ненавидит. Ведь у Хеля глаза горели от раздражения, от гнева, от переполнявшего его негодования. А теперь таким стал он – сероглазый маг. И даже робкая надежда, что все это просто кошмарный сон, что это влияние императора, что это ложь и обман, медленно затухала в боли обманутых ожиданий.

А он наклонялся. Медленно, словно любуясь моим побледневшим лицом, моей мукой. Наклонялся, чтобы…

Теплые губы мазнули по виску. Дыхание мужчины сбилось, и он с трудом отстранился. Глаза больше не горели алым. Он взглянул на испуганную меня, притихшую, вжавшуюся в холодный камень, до синяков сжавшую его руку, в надежде защититься…

– Прости… – тихое, такое знакомое, ласковое ‘прости’. Но мне больно. Очень больно, чтобы простить. Но глаза серые. Снова серые, родные и нежные. И в них боль. Боль за меня? Но ведь…

– Вы знаете, что произошло?

Он обреченно кивнул и отступил на шаг.

– Я никогда больше к вам не подойду, – напрягшись, говорит он. Отступает в тень, чтобы исчезнуть, но…

– Я вас прощаю! – почти крик. Но он останавливается, оборачивается ко мне и все застывает. Мир вокруг просто замирает, выцветает и… снова тишина. И медленные тихие шаги, выдают чье-то приближение.

– Кирин?

Император?

– Ваше величество. – Мне все еще было больно, когда он пришел. И он это видел. Не мог не видеть. – За что?

– Он тебя недостоин, – с досадой выговаривает мужчина, подходит ближе и легко касается ушибленных мест. Боль уходит. Физическая боль, но в остальном.

– Тогда почему вы позволили?

– Всегда должен быть выбор.

– Даже если его нет.

– Даже если все решено?

– Ничего не решено.

Император оперся на перила, взглянул куда-то далеко, в самую тьму парка.

– Ты думаешь, он идеален?

– Он другой. Не как все здесь, – осторожно ответила.

– Да, он талантливый, – хмыкнул мужчина. – Это он – твой выбор?

– Я не знаю, – честно отвечаю, и мне становится настолько все равно, что даже холод уходит. Я просто не замечаю его. Не замечаю ничего. Как будто мира вокруг не существует, и есть только я.

– Времени остается все меньше. Вернись на бал.

И я иду к двери. Не оглядываясь.

Смотр будет продолжаться, но сейчас мне все равно. И радостно бликует красный ободок уже на моих на глазах.

Глава 13

Каково это, когда чужая воля заменяет твою собственною? Никогда раньше я не чувствовала этого в такой же степени, как это происходило сейчас.

Шаг. Еще один. И еще. Дверь открылась как будто и без моего вмешательства, отгородив от происходящего вне зала. Я хотела обернуться, в глубине души отчаянно желала сделать шаг назад, покинуть этот зал, полный фальшивых улыбок, остаться в одиночестве, но вне…

Улыбка появилась сама собой. Пары расступились, давая мне возможность пройти в центр, где уже ждал Актор. И снова танец. Пустой, глупый танец, но я улыбалась. Улыбалась партнеру, улыбалась гостям, улыбалась этому миру, несмотря на застывшие слезы в пылающих алым огнем глазах.

Так вот как чувствуют себя куклы. Нарисованная улыбка, тело движется, как угодно кукловоду, и нет чувств, нет мнений. Нет ровным счетом ничего. Только оболочка, которая всем нравится. Точнее – нравится хозяину. Остальным и вовсе нет дела до твоего вида. Если доволен господин – больше никто не станет думать и переживать.

Актор вел уверенно, плавно лавировал между других пар. Последнее, впрочем, происходило и вовсе без труда с нашей стороны: все боялись столкнуться с главной парой вечера на глазах у императора. А он вернулся. Дядя. Быстро прошел у стены, подозвав Лейворея-старшего, и сел на свой трон, что-то оживленно обсуждая с господином советником. Увидеть больше мне не позволили. Круг вновь сомкнулся.

– Вам оставили возможность говорить? – Актор был слишком проницателен для неосведомленного лица. Неужели и он испытал на себе подобное?

– Да, – сказала я, убеждаясь, что безмолвной марионеткой меня все же не сделали.

– Мы можем уйти отсюда, – предложил юноша, останавливаясь прямо посреди зала.

– Но разве это не пренебрежением гостями?

– Нам с вами это позволено, – заверил меня партнер.

– А только вам?

– Нет. Как и вам. Но вместе – мы можем уйти. Ваш выбор?

– Я не хочу здесь оставаться, но разве император позволит… – меня все еще терзали сомнения. После того, как дядя сказал оглядеться и выбрать, уходить было чревато наказанием.

– А мы узнаем это у него.

Император позволил. Задумчиво взглянул в лицо Актору, усмехнулся краешками губ и отпустил нас. И это после его слов. Неужели дело в Акторе? Он выбирает его? И мне стоит поступить так же?..

Коридоры дворца впервые казались мне настолько темными. Аже стражи было не видать, или я просто их не замечала. Вокруг как будто никого не было. Никто не попадался нам на пути, когда мы шли… куда мы шли?

– Постойте, – попросила я, останавливаясь. Актор замер, все так же находясь впереди и держа меня за руку. – Куда вы меня ведете?

– Подальше ото всех, – честно ответил юноша. Я не могла видеть его лица-слишком темно было в коридоре, но вот яркий ободок алого цвета подсказывал, что император все еще с нами. Пусть и не физически, но он влиял на наши поступки. Влиял на наши решения, на наши судьбы, на нас.

– Что вы должны сделать? – вопрос был неуместен, но не задать его я не могла. Нельзя играть против Эйвора Таргелея, но играть по его правилам не зная этих самых правил – значило проиграть. И пусть я понимала, что никогда не смогу сравниться с ним ни в чем, но просто идти по предопределенному пути, думая, что выбираю его сама, – так нельзя поступать.

– Скорее, чего я не должен делать, – усмехнулся Актор. – Я не должен касаться вас. Только так, за руку, как сейчас. Иное не позволено.

– А вы хотите иного?

– Вы хотите услышать честный ответ?

– А вы дадите его мне?

Смех пронесся по коридору.

– Нет, вам никто не скажет правды. Или – никто не солжет. Здесь дворец, и полутона заменяют нам все слова. Здесь никто не лжет, но все лицемерят, здесь никто не честен, но все благородны. Это дворец, миледи. Это совсем другой мир, где верить можно всем и никому. Вы просто должны научиться понимать, когда лгут не вам.

– И вы солжете мне?

– Уже лгал.

– Вы так просто говорите об этом, – смех вырвался сам собой. Резкий, неприятный, отвратительный.

– Как и молчу. Но, быть может, мы продолжим путь?

– Куда вы меня ведете?

– В город, – коротко ответил Актор. – Хочу показать вам его.

– Я жила в столице с рождения.

– Вы жили в другой столице. А сегодня мы побываем везде. Конечно, если вы согласны.

– Император…

– Император не запретил нам этого. А все, чего не коснулся запрет, – позволено. Только ваше решение.

– Но мы вернемся, если я скажу.

– Конечно, вернемся.

– Вы лжете.

– Лгу. Но вы же мне верите?

– Я никогда вам не поверю.

– Даже если я вам докажу свою преданность?

– А вы ее докажете?

– Если вы посчитаете это необходимым.

– Так мы ни к чему не придем.

– Да, тогда давайте сделаем первый шаг и посмотрим, куда он нас приведет.

– Я не хочу его делать.

– Тогда я вас оставлю.

– Оставьте!

И он ушел. Бесшумно, без единого лишнего слова, оставив меня в темноте наедине с собой. А я корила себя на малодушие, за страх, за собственную слабость. Но я не доверяла ему. И Актор не мог не знать этого. Возможно, это только оправдания, но бежать с ним в ночной город было бы глупостью, обреченной на провал. И… кто сказал, что он сам знает столицу? Он знает ту ее грань, с которой сталкивался, но ведь грань – это не весь кристалл, не весь город без остатка, не все его жители, не все улочки и дороги!

– Кто здесь? – тихие шаркающие шаги и знакомый детский голос. Ну да, кто еще ходит во тьме? Митара.

– Митара?

– Это мое имя, Рин. Странно, что ты используешь его для ответа на вопрос, – с долей негодования ответила темнота, а после меня взяли за руку. – У тебя глаза едва-едва светятся, – как бы между прочим сказала девочка. – Император что-то от тебя хотел? Не отвечай, это и так понятно.

– Спасибо. – Я была за многое ей благодарна, не только за понимание, но и за то, что всегда появлялась. Когда была нужна. А сейчас была нужна именно она. Ведь в чем-то мы были похожи, но смелости в этой девочке было больше чем во мне.

– Да не за что. Только что ты в этой части дворца забыла? Здесь в основном слуги живут, потому и темно ночью. Им не положен свет.

– Я шла не одна. А почему здесь ты?

– Карон не ушел на прием. А я не хотела с ним оставаться. – Я не видела ее лица, но даже так, по голосу, становилось понятно, что девочка не хочет продолжать эту тему. И я не стала задавать вопросов.

– Спасибо.

Теперь она благодарила меня. Благодарила за то же самое, что прежде заставило меня быть признательной. За умение промолчать в нужный момент. Поддержать без лишних слов.

– Ты уже была здесь? – Тишина стала угнетающей, и я не выдержала. Митара же, судя по всему, чувствовала себя комфортно в темноте.

– Нет, но я жила так, как они сейчас, – призналась девочка. – И теперь я прихожу сюда, чтобы не забывать. У Карона… У него тоже есть слуги во дворце, но туда я боюсь ходить. Боюсь увидеть там прежнюю себя, но здесь… здесь я не увижу себя, а не прийти – просто не смогу обойти это место.

– Какое оно? – внезапно даже для самой себя спросила я, усаживаясь на пол. Платье испортится, но… да, я не привыкла беречь свои наряды. Хоть и дорогие, для меня они не представляют ценности. Вот он итог, если будешь иметь все, что пожелаешь. Все, что можно купить.

– Жутковатое. Безымянное. Ты можешь посмотреть, если хочешь.

– Здесь темно.

– Пока да, но ты можешь зажечь свет. Они – нет, но тебе позволено больше. Только ты этим совсем не пользуешься.

– Свет, – приказала я и зажмурилась, так ярко вспыхнули светильники.

И я увидела Митару, скрючившуюся, прижимающую к себе коленки, устроившую на них свой подбородок и старающуюся не смотреть перед собой. А перед ней находилась дверь. Обычная железная дверь, с облупившейся краской.

Первое неидеальное место в идеальном дворце.

И нет ручки. Дверь можно только толкнуть вперед. А вот удастся ли выйти – никто не скажет наверняка. Не видно ничего под дверью – выверенный зазор. И я бы не пошла туда, ни за что бы не сделала шаг, если бы не равнодушное спокойствие, вспыхнувшее с новой силой, едва я начала волноваться, – подарок императора на эту ночь.

Помещение было довольно тесное. Это даже по выхваченному освещенному из коридора куску было заметно. Низкий потолок, в полтора раза ниже, чем в коридоре, и двухэтажные металлические кровати по периметры. И запах. Камфора или что-то еще более крепкое, что перебивало, наслаиваясь, на совсем другой аромат. Кровь. Здесь скрывали именно ее запах.

Скрипнула кровать, и кто-то смелый, шаркая босыми носами по полу, вступил в освещенную площадь. Мальчик, лет двенадцати-тринадцати – не больше, жмурясь от яркого света, пытался разглядеть гостей.

– Уже время? – Хриплый голос, будто сорванный совсем недавно.

– Нет, еще отдых, – ответила из-за моей спины Митара и потянула к выходу, пока не проснулись остальные.

Но проснулся, как оказалось, не только мальчик. Подслеповатая (она больше опиралась на руки, чем доверяла глазам) женщина, которой на вид было не меньше пятидесяти, тоже подошла к выходу.

Я отшатнулась. Таких морщин, выцветших глаз и седых волос не было ни у одного имперца. Пепел – был, но не седина.

– Мама! – мальчик бросился к женщине, вцепился в ее руку и попытался оттащить от двери. – Не иди. Я пойду! Я! Заберите меня, я лучше. Маму… – он заплакал, – маму не трогайте!

– Ирвин, иди спать, – устало сказала женщина. – Господам лучше знать, сколько нам отведено времени. Мое – на исходе. – И уже нам: – Не слушайте его, простите. Он еще мал и глуп. Он не знает, что говорит. Он…

– Митара!

Странно было бы думать, что нас никто не хватится. И если моя ночь была выторгована у судьбы, то за Митарой закономерно пришли. В ярком свете, недовольно жмурясь, как будто он причинял ему неудобства, у стены замер его светлость Карон Таргелей.

– Кирин? И ты здесь? – он был удивлен встретить здесь и меня. Удивлен искренне и не скрывал этого.

– Я заблудилась. – Упоминать Актора и его приглашение не стала. Мне хватило зрелища Эйстона под гнетом чужой воли.

– Ясно, – вот теперь он мне не верил, но говорить что-либо еще не стал. Не при слугах? – Возвращаемся наверх, – коротко распорядился он, подошел к двери и резко, едва не оставив мальчонку без пальцев, закрыл ее. – Ну же, или, Кирин, ты хочешь объясняться с Эйвором?

– Нет, – шепотом ответила я. А если бы он случайно попал мальчику по пальцам? Но герцога этот вопрос волновал меньше всего.

– Митара. – Он положил руку ей на плечо, но девочка отшатнулась в сторону, не желая терпеть прикосновение.

– Не хочу. Отпусти меня!

– Тара, – в голосе мужчины появились угрожающие нотки. – Сейчас мы должны вернуться. Это необходимо. Кирин пойдет с нами, – добавил он после некоторых раздумий и ласково: – Ты совсем не спала прошлой ночью. Нужно отдохнуть.

Возможно, они говорили бы еще долго: Митара не хотела никуда уходить и сторонилась к стене, – но нас прервали. Гвардейцы, только с другими знаками отличия, целеустремленно прошли по коридору, не забыв поклониться каждому из нас, открыли давешнюю дверь и выволокли ту женщину. В ее глазах стояло облегчение, понятное только матери сумевшей спасти своего ребенка. Пусть и заплатив собственной жизнью.

– Куда вы ее ведете? – Я заступила им дорогу даже неожиданно для самой себя. И откуда только смелость взялась? Нет, определенно дворец действовал на меня дурно. А что если это все сон? Просто сон, который я просматриваю одной из ночей. И все, что происходит, нереально. А утром мне предстоит проснуться, но проснусь ли я прежней? И смогу ли промолчать, когда вновь увижу жестокость?

– Ваша светлость, отойдите в сторону, – вежливо, но хмурясь, обратился ко мне старший из группы.

– Куда вы ее ведете?

– Ваша светлость… – тон изменился.

– Не забывайтесь, – вмешался Карон, видимо усмотрев в раздражении гвардейца неуважение ко всей фамилии.

– Приносим свои извинения, – устало и равнодушно, как будто эта формальность уже в зубах навязла, потеряв всякий смысл, ответил мужчина.

Карон кивнул, принимая извинения, и подтолкнул Митару в спину, в сторону выхода из коридора. Девочка не шла, неотрывно глядя на меня. Даже та женщина, что застыла за спинами своих конвоиров, и она смотрела мне в лицо.

– Ваша светлость, все наши действия одобрены имперским советом и лично его величеством. Прошу вас освободить дорогу.

– Я освобожу, – тихо заверила я, чувствуя, как накатывает спокойствие. Вероятно, мои глаза снова начали алеть. – … когда вы ответите на мой вопрос: куда и зачем вы ее ведете? Слугам тоже нужен отдых.

– Она отдохнет, – криво усмехнулся гвардеец. – Не переживайте, ваша светлость. Ее отдых уже совсем близок. Как и ваш. Ревой эстес апуде.

Потолок над своей кроватью я скоро начну ненавидеть. Ведь он был следующим, что я увидела, когда вновь открыла глаза. Потолок и яркий солнечный свет, который прорывался сквозь тяжелые гардины, и слепил глаза.

Болела голова, напоминая, что прожитый накануне день был не таким уж и радостным. Как того хотелось бы организму. Ломало все тело, словно я не танцевала, а носила кирпичи по лестнице. Вверх-вниз, пока не загорелся рассвет. А с рассветом, измученная добралась до кровати. Вот только всего этого не было.

Бал, мой сероглазый маг, Актор, уводивший меня из зала, Митара, темный коридор и освещенная комната. И люди. Обычные люди, не имперцы. Замученные. Мать и ее ребенок. Дожили ли они до рассвета?

Я встала так резко, что перед глазами поплыло. Встать без последствий я смогла только спустя пять минут, когда вновь вернула себе полный контроль над телом и зрением.

Держась на всякий случай за стенку, я вышла из спальни. В гостиной, присев на краешек дивана, находился посторонний. По одежде, слегка надменному взгляду, который при виде меня потеплел, заставляя усомниться в собственном зрении, я опознала в нем мага. По ли душу он здесь появился? По мою…

– Ваша светлость, позволите вам помочь?

Его прислали, чтобы справиться с моей утренней слабостью? Я горько усмехнулась: все ради лучших мира сего. Все ради фамилии.

– Помогайте. – По опыту школы искусств я уже знала, что им достаточно прикосновения, чтобы исправить легкое недомогание, как у меня сейчас.

– Вот и все, – маг убрал руки спустя пару минут нашего контакта.

– И вы ничего мне не посоветуете? – по памяти я знала, что целители не любят, когда их труд игнорируют и каждый раз напутствуют своих пациентов, угрожая не помогать в следующий раз. И пусть это был только ритуал – целители всегда оказывали необходимую помощь, но было в нем что-то особое, саркальное для меня, а здесь нет и этого.

– А должен? – удивленно вздернутые брови на лице мужчины. Интересно, сколько ему?

– Ваши коллеги так поступают, – нерешительно проговорила я.

– Мои коллеги не работают при дворце, – усмехнулся целитель, поднимаясь. И пусть на вид ему было не больше тридцати, такого выражения глаз, равнодушного и пустого, я не видела даже у императора, а он жил уже давно.

– А вы давно здесь работаете?

– Очень давно, ваша светлость. Вашу мать я прекрасно помню, если вас интересует этот вопрос.

– А…

– И маленького императора. И его брата. – Целитель с неудовольствием воззрился на меня. Уйти он по правилам не мог, пока я его не отпущу, но вот делать вид, что он получает удовольствие от нашего общения – маг врать не стал. Я ему мешала, и он это всячески демонстрировал. Даже взглянул на свой браслет, намекая на время и возможный вызов.

– А слуг?

– Помнить слуг? – он был удивлен. – Зачем? Они постоянно меняются. В этом нет необходимости, и я бы вам не советовал к ним привязываться.

– Что с ними происходит?

– Ваша светлость, мне кажется, вы все еще нездоровы. Вернитесь к себе. Я должен поговорить с императором.

– Просто ответьте мне. И я больше ничего не спрошу. Но я не могу понять… вчера… куда их вели? – перед глазами снова встала седая женщина. Она была молода. Она просто обязана была быть молодой, но седина… Мука, оставившая свой след. Это было не время. Это сделали люди. За что?

Мужчина вздохнул, с укоризной посмотрел на меня, словно осуждал, и медленно начал:

– Не все болезни можно вылечить силой целителя. Иногда требуется жертва.

– Их убивают?

– Если нет другого выхода, – скривился маг. – Жизнь слуги – ничто по сравнению с жизнью господина. Так стоит ли сожалеть? Лишний год жизни хозяина разве не стоит десяти лет раба? Здесь уже давно нашли ответ. Теперь я могу идти?

– Можете, – почти шепотом откликнулась я. Перед глазами так и стояло лицо постаревшей за других женщины. Чем она была повинна? Тем, что была слаба.

Целитель не стал испытывать судьбу и удалился, едва получил позволение. У меня же пропал аппетит. Мысли о завтраке вызывали тошноту и отвращение. Как вообще можно есть то, что приготовил обреченный?

Дверь открылась беззвучно. Механизм, как и все во дворце, был отлажен до невозможности. Мой страж с самого утра приступил к своим обязанностям. Я не стала оборачиваться: не хотела его видеть. По крайней мере, пока у меня есть хоть какая-то иллюзия выбора.

– Леди, вы уже позавтракали? – Он был снова учтив и вежлив.

– Я неголодна.

Медленно прошла к окну. Парк уже не пустовал. Слуги сновали с поручениями, убирая последствие вчерашних празднеств. Еще немного и первые посетители отправятся на прогулку, чтобы вновь насладиться видом и ароматом первых летних цветов. Уже совсем скоро.

– Вы молчаливы сегодня.

– Мы обсудили с вами все вчера.

– Я должен извиниться.

– Не должны, если не хотите.

– Я хочу, – выделяя каждое слово ответил Актор. – Я не должен был…

– Это неважно. – Подняла руку вверх, обрывая его на полуслове. – Вы мой страж, вам ни к чему относиться ко мне иначе, чем к вашей временной хозяйке. Выполняйте свои обязанности. Этого будет достаточно.

– Но сегодня.

Юноша подошел ближе. Он встал за моей спиной, так близко, что чувствовала исходившее от него тепло. Слишком близко для простого служащего.

– Шаг назад, – приказала я.

– Даже вашему жениху не позволите подойти ближе раба?

– Одному из возможных, – зло отозвалась я, уходя в сторону. Поведение Актора раздражало. Если стража еще можно было терпеть, то ‘жениха’… он переходил границы, и ничего кроме раздражения и злости его поведение не вызывало.

– Вы можете все изменить, – усмехнулся юноша.

– Вы слишком прямолинейны для сына советника, – заметила я, следя, чтобы между нами было не менее пяти шагов.

– А слишком терпеливы для племянницы императора. Как видите, мы не подходим нашим статусам. Не это ли нас роднит?

– У нас нет ничего общего.

– Вы так считаете? – Не знаю, чего он добивался, но мне все сильнее хотелось избавиться от его общества.

– Я в этом уверенна.

– Пусть так… – судя по всему, он хотел еще что-то сказать на эту тему, но внезапно замолчал. Только после небольшой паузы продолжил, но уже совсем в ином тоне: – Мне поручили сопровождать вас во время посещении Академии вооружений. Вам помогут собраться.

Мой первый полет на каре. Даже представить сложно сколько уходит энергии на что, чтобы удержать его в воздухе! Но он того стоил. Я никогда не видела центр столицы с неба, и только сейчас поняла, насколько неслучайной была застройка, насколько кропотливо архитекторы выстраивали свои проекты, чтобы даже с неба город был памятником всей империи Таргелеев. Мы летели над миниатюрной, если можно так сказать о тысячах километров, копией всего государства, в центре которого стоял дворец, являя всю мощь нынешней власти, всю зависимость секторов от центра, ведь все дороги вели к нему оплоту императорской власти.

Академия вооружений располагалась в отдалении, на острове Рикта. И, если стоило пересечь негласную границу между Школой искусств и империей, жизнь становилась ярче, то в случае с обителью будущих военных атмосфера все больше давила на тебя безысходностью, заставляла вдыхать аромат скорой смерти и боли. Здесь не было счастья, не было радости, только серые, черные и коричневые цвета. Железо, дерево и форма. Серая у учеников и черная у преподавателей.

И вдруг стало так неудобно за свое лиловое платье. Ведь никто из сопровождения не надел ничего цветного. И только мне выпала честь выделятся. Но честь ли?

На нас оборачивались, стоило кару опуститься посреди площадки перед самым входом. Сесть дальше не позволяла техника безопасности, которой следовала увеличившаяся по случаю выездного мероприятия охрана. Припарковаться же ближе уже не позволяли колонны крыльца и ступени, расположение которых делало несколько затруднительными маневры.

Нас встречали. Не сказать, что почтить меня своим вниманием вышло все руководство, но эти подчеркнуто почтительные маски я буду помнить еще долго. Вероятно, именно этих людей выбрала эталоном моя охрана, мгновенно преобразившись в таких же безэмоциональных истуканов. И куда только исчезли те живые люди, что с четверть часа назад вполголоса шутившие друг с другом?

Мы прошли мимо караульных. Я старалась не смотреть на лица. Ведь этим людям не повезло: мало кто по доброй воле выбирал вооружения, скорее – они выбирали их. И настигали по воле императора. И мне, которой каким-то чудом повезло больше, было стыдно смотреть им в глаза, но мне предстояло врать им. Лгать с улыбкой на губах и верой в собственные слова.

Мерзко. С каждым днем я все больше чувствовала себя грязной. И отмыться не было никакой возможности. Хотя – нет, одна все же была, но смелости, чтобы ею воспользоваться… Я никогда не отличалась ею. Никогда.

Подниматься не пришлось долго. Видимо, по случаю высоких гостей руководство пошло на уступки и открыло доступ к порталам. Курсанты путались в их расположении, спешно оглядывались и уносились к более привычной лестнице.

Меня усадили в самый центр, уступив место председателя. Актор, более привычный ко всему этому, присел справа и даже попытался ободряюще сжать мою руку. Я быстро убрала обе ладони на колени. Принцесса должна быть смелой и стойко выносить превратности судьбы. И хоть принцессой была моя мать, мудрость, а скорее вынужденность такого поведения, я старательно пыталась применить к собственному характеру.

Я улыбнулась, быстро перейдя от вымученного оскала к искренней радости. Что ж, будем считать, что Школа уже научила меня главному, а чему не смогла она – помог дворец.

Улыбаясь, заставить себя поверить, что все прекрасно, оказалось проще. Я наконец оторвалась от разглядывания пола и обуви окружающих и взглянула на лица. Вероятно, они, как я, пытались казаться добрее, чем есть. Но мы учились в разных школах, и сквозь их попытки я ясно видела усталость и раздражение. Они были не так счастливы, как мне расписывал Актор, что ради мероприятий дворца их открывают от курсантов. И мне бы чувствовать себя виноватой именно по этому, но тут я искренне радовалась: минус один день измывательств. Вот и все, что я могла дать бедным учащимся.

– Леди Кириниса. – Слово взял один из тех, что смотрели на меня прямо, даже не стараясь сделать вид, что их внимание случайно. Нет, они смотрели оценивающе, как будто прикидывали, что они будут делать, если я вдруг сойду с ума и брошусь на них. Их таких было трое, и мне показалось, что они похожи между собой. Хотя под этим ежиком волос, с гладко выбритой головой, все обители Академии были чем-то похожи. – Ваше выступление запланировано через три часа в зале собраний. Перед этим мы бы хотели предложить вам экскурсию по главному зданию с посещением учебных комнат.

Мужчина замолчал, выжидающе взглянул на меня, как будто я могла перечеркнуть весь их план. Но ведь, что дозволено императору, никак не дозволено мне. Даже думать грешно об отклонениях от плана.

– А мы не помешаем вашим подопечным готовиться? – Пожалуй, только такой вопрос могла бы задать наследница.

– Они готовы пойти на такие жертвы, – усмехнулся другой, самый молодой, судя по лицу, мужчина. Он, как и предыдущий оратор смотрел на меня несколько иначе, но его интерес был скорее сочувственным. Видимо, оценка, данная мне, едва ли отличалась от ноля. Интересно, какой он критерий использовал?

– В таком случае… – задерживаться дольше необходимого в окружении вояк мне не хотелось.

Я поднялась, оправила платье и покосилась на дверь, ожидая, когда среагирует охрана.

– Вы не выбрали себе сопровождающего, – напомнил первый.

– Мне совестно отрывать вас от дел. Думаю, мой страж не откажет в маленькой просьбе и побудет сегодня еще и гидом. Актор, не окажете любезность?

Обращаться к юноше было неприятно, но терпеть за спиной кого-то незнакомого… Мне и приставленной с утра охраны хватало. А должны прибыть еще и журналисты, чтобы увековечить мой позор. И все это через три часа. Неужели пора начинать считать секунды?

– Конечно, Кирин, как прикажете. – Актор насмешливо усмехнулся собственному начальству и сделал шаг вперед, оказываясь на одном со мной уровне. Мне показалось, или это было демонстративной акцией, но для кого из присутствующих мой страж так старался?

Спрашивать в присутствии верхушки Академии я поостереглась. Любопытство любопытством, но помогать удовлетворить сей грех остальным я не хотела.

Коридор пустовал. То ли занятия продолжали идти, то ли курсантом просто запретили показываться на глаза высокой делегации. Но, каков бы ни был верный ответ, мы не встретили никого, пока не спустились на первый этаж, в холл.

– С чего желаете начать осмотр? – Актор был вежлив и улыбался, как заправский экскурсовод, желавший заставить незадачливых туристов потратить свои кровные на сувениры и другую дорогую, но малоценную дребедень.

– А с чего бы вы рекомендовали? – поддержать игру порой куда проще, чем объяснить, почему ты это хотел избежать.

– Я куратор у одной из групп. Мы могли бы начать с них. В их дисциплине я уверен. Лично занимался воспитанием, – хмыкнул юноша. А меня затошнило. Лично занимался? Дрессировал? Как для цирка? Как будто это не люди вовсе.

– Хорошо, мы начнем с них, – решила я и даже протянула руку своему стражу. Все же незнакомая обстановка заставляла идти на жертвы. Главное, вымыть после руки до локтей с мылом или еще с каким-нибудь антибактериальным средством.

Актор вел уверенно, не увеличивая, но и не снижая темп. В жилом корпусе, куда мы свернули, уже не было столь безлюдно. Курсанты то и дело выбегали из комнат и неслись по поручениям своих старших. Глаза прятали в пол, не решаясь на нас смотреть, но мне хватало синяков, которые они тщетно старались скрыть. И это Академия вооружений?! Здесь должны готовить элиту? Да разве вырастет из этих запуганных мальчишек тот, кто не будет мучить личный состав, как мучили его? Разве они смогут быть полноценными людьми? Именно людьми, в полном смысле этого слова. Да для меня даже марионетки императора большие люди, чем зарвавшиеся садисты с манией величия, мучившие личный состав. А семью? Там они тоже будут по законам военного времени жить? Отвращение. Вот что у меня вызывали такие люди. Отвращение и гнев, ненависть, объяснить которую я не могла. И с таким человеком я иду рядом?!