Текст книги "ВИА «Орден Единорога»"
Автор книги: Наталья Лукьянова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)
Оставшиеся к этому времени над уровнем ямы глазки моментально вылупились, и из-под земли донеслось громкое визгливое хихиканье:
– Ну, явно не отсюда Вы ребята. Девицам петь на турнире?!! Спасибо за свежий анекдот! – Яма сама собой закопалась прямо на глазах. Табличка, кстати, исчезла еще раньше.
– И этот тип еще пробовал изобразить, что попал сюда случайно или по плану ГОЭЛРО. Коммерсант приграничный! – расхохотался Дух и, обернувшись к Битьке, заключил: Ну, что? Получается надо идти за призом. По закону Чехова. Если уж повесили ружье – придется стрелять.
ГЛАВА 6
Похоже, этот Ханнибалл еще и фискал. Вот ведь пакость какая.
До заката еще далековато, еда , набившая желудок уже не так тянет к земле, и вино в самой той стадии, когда самой приземленной и солидной субстанции хочется… ну, пошалить что ли.
Набор развлечений в лесу, в средневековье не богат. Конечно Фрогг предложил пострелять: стрелок он очень неплохой. В отличие от сэра Амбрюзюайля. И вскоре ясно это стало до неловкости.
Однако Кру вышел из положения, предложив игру в Вильгемина Тюля.
Этот столичный «фантазер его мать»по слухам стрелявший из лука даже ногами и целящийся спиной, выдумал трюк с раскалыванием напополам яблок стоящих на головах оруженосцев. Одно, конечно, дело, сколько он перепортил продукта, а другое – сколько перепортил подставок, целясь к примеру из —под —мышки или в позе «лягушки, возомнившей себя пьяным гарольдом».
Но довольно о нем, вернемся к нашим баранам, точнее, к нашим рыцарям, что актуальнее. Так как именно сейчас решается вопрос, чья голова станет тумбочкой. Собственно, претендентов двое, и это явно не представители старшего поколения.
Рэн не без дрожи прислушивался к спору, и лишь одна мысль грела его трепещущее, как пепел любовного послания сердце: мысль, что он как раз только что посетил кусты неподалеку, ибо… Ибо если уж умирать, то достойно, не подмочив репутации.
А скотина Кру все настаивает на его, Рэна, кандидатуре: мол, и нервы у паренька покрепче и голова поустойчивей, и, вообще, он (в данном случае Кру) в гостях, и, если что, где он себе нового оруженосца найдет. А у О' Ди Мэя возраст-то уже, кстати, и амбиции наверняка. Вот-вот сам рыцарем быть захочет, конкуренцию старшему поколению составлять начнет, земли, замки, привилегии урывать, женщин отбивать. Да и утренние события показали, какой он некудышный слуга…
О, насобирали, да?
Слава Богу, деве Марии, всем святым и ангелам и архангелам, Фрогг сказал: стреляй в своего, а я в своего.
У Рэна даже ноги дрожать перестали, только руки еще не перестали. И левая нога вообще-то еще подрагивает тоже. Изредка. Но все равно спокойнее. Может еще разок в кусты сбегать?
А Ган этот спокойнехонек, посасывает из своей бутылочки, и глазки – как у пупсика – стеклянные и безмятежные… Накапал шефу, вон как тот поглядывает, погладывает прямо, даже кости сводит.
Отошли шагов на сорок для начала. Яблок, кстати не нашлось, по пареной репе на головы поставили. «Спасибо, Господи, что не по „конскому яблоку“, – нервно и несколько богохульно хихикнул оруженосец Фрогга. „Пожалуйста, Рэн. Будут деньги, заходи,“– ответил Бог, а может это колокольчики в ушах отзвенели. «Представляю, что могут спеть по этому поводу трубадуры:
Он целился в репу,
Но мимо попал.
И в репу сраженный
О' Ди Мэй упал.
Правда, ударение не в том месте, но потомкам какая разница…»
Ну все, теперь точно то самое слово.
Нервы не выдержали, и когда натянули тетиву на луках, он бросился на землю. И не просто упал, а сбил с собою вместе этого угорелого Гана. Собственно, из-за него и упал, так как ясно видел, что Фрогг-то целит куда надо, зато Амбрю этот точнехонько парню в калган. Ну и сбил его, а сам – чтобы Кру не обидно было, а то еще начнет палить без разбора. Нет, ну правда, шутки шутками, но ради забавы убивать? Нет, Рэн про такое слыхал, конечно. Но не у него, О' Ди Мэя на глазах!
Ну и что? Теперь – все. Это самое слово. Влип. Орут. Странно, что не бьют. Очумели от наглости, очевидно…О!.. Блин!.. Первая ласточка! Прямо под глаз засветил родимый…
– Сэр Фрогг! Прекратите! Фу! Как не эстетично! – (Что это с ним? Заступается? Точно ведь какую-нибудь гадость удумал!) – Мальчик у Вас, сэр Фрогг – чисто святой! За малознакомого человека заступился, рискуя жизнью! Может, он всю жизнь мечтал о подобном подвиге? Может, он великомученик в душе? Нехорошо его в прямом и переносном смысле сбивать с пути истинного. Нехорошо…. – (Да… что-то мне нехорошо от его заступничества. О! Точно! Вот блин!) – Надо дать мальчику проявить себя. Не хочет играть в Вильгельмина Тюля, поиграем в святого Себастьяна.
(Ноги надо делать, Рэн! Ноги!)
– То есть как, сэр? – похоже Фрогг даже ошалел слегка, – Расстрелять? По-настоящему? Но…
(Нет! Конечно, блин, нет! Не расстрелять! Не просто взять и расстрелять! Как можно так просто! А поставить к дереву пошире и обстрелять от пяток до макушки по силуэту. Один – с правой стороны, другой – с левой. И «мальчик», то есть я, на всю жизнь (оставшуюся) запомнит. И, опять-таки, развлечение нам… ублюдкам. Ноги! Ноги! И что я не бегу?! Впрочем. Достаточно взглянуть на твою рожу О' Ди Мэй, чтобы понять. Почему ты не бежишь, а стоишь, даже еще не связанный, руки в боки, и даже не сопротивляешься. Только взглянуть на твои презрительно сузившиеся глазки и раскрасневшиеся щечки и трепещущие от гнева ноздрюшки. На этой злой и отчаянной роже написано крупно и разборчиво: «А пошли вы!». Справиться ты с ними, взрослыми, вооруженными не справишься, а бежать, петляя от стрел, как заяц, не хочешь. Вот и стоишь гордым тупым ослом… Ну, а , вообще-то, ты просто обалдел. Так ведь не бывает!?
Бывает. Привязали. Отошли. Примерились.)
– Сэр! Ставлю полгоршка золота на победителя, и… в случае чего оплачу Вам ущерб.
(Вот этого не надо было говорить. Если до полгоршка Фрогг мог еще одуматься, то теперь… Пропадай моя телега. Все, в общем, четыре колеса! Мама, роди меня обратно!
Договорились стрелять по очереди. Сериями по три выстрела. Целятся. Пора вспоминать всю свою жизнь. Когда мне было четыре… Мама!
Все мысли куда-то делись. И все делось: ненависть, ярость, даже страх. Точнее, страх никуда не делся, просто стал настолько огромным, что поглотил весь мир.
Тук…Тук… Тук.
Это Фрогг. Точно. Стрела к стреле. От подошвы до щиколотки. В дерево. В кору.
Тук…
Не надо дрожать… Не надо… Не надо!!! Молчать! Не дергаться. Терпеть.
Тук.
Рэн захлебнулся болью. Он не ожидал. Ничего себе – промазал! Спутал плечо со щиколоткой, и стрела счавкала в руку. Как больно! Заткнись, тряпка! Не смей! Ни стона, ни всхлипа…. Ну, ладно… всхлипнул и ладно…тук… Тук… Тук… Точнее: вжииик – тук. Вжииик Тук. Вжииик Тук. Три спокойных вдоха-выдоха. Фрогг действительно хороший стрелок. Да и эта тварь тоже умеет стрелять, просто хочет меня прикончить. Боже! Какая же тварь! Урод! Ему ведь нравится так! Дьявол! Он прикон… Бедро… Еще раз в… Плечо )
– Ну, этак ты ему действительно все отстрелишь!
– Похоже, ты прав, я действительно не особенно меток, но я не изверг, не переживай… Оп, опять промахнулся! Не ловкий же я, право слово!.. Но я оплачу.
Когда одна из стрел Кру, по касательной разодрала щеку, Рэн закрыл глаза. Последнее, что он увидел, это только для него, Рэна, исподтишка, усмешку Кру. Тот, будто не решаясь выстрелить, шарил в воздухе кончиком стрелы, а в действительности же, будто спрашивая: «Ну что? Куда на этот раз? Пристрелить или попозже?». «Нормально он стреляет,»– со спокойствием обреченного подумал Рэн. Пару минут назад он изо всех сил напряг мускулы, но веревки и не подумали послушно лопнуть.
Зато в этот момент, как и полагается по законам жанра, раздался вдруг звук. Очень такой обнадеживающий, нехилый звук. Этакий рев кошкообразной лягушки со среднего слона величиной. Рев явно стремился к поляне, причем издалека, но очень быстро и прямой наводкой, не думая сворачивать. Но до скорости Кру, Фрогга и Ганибалла, мгновенно покинувших места дислокации, ему было далеко. Так как они исчезли до появления чудовища. А так же до его появления оставленный в одиночестве оруженосец успел подумать: «Спасибо тебе, Господи, и на том. Надеюсь эта зверюшка откусит мне голову прежде, чем я…». Короче, он хотел сказать: «Прежде, чем я приду в себя», но не успел, так как уже потерял сознание.
ГЛАВА 7
Теперь у них была цель, и жить стало сразу легче, жить стало веселей. Как при социализме.
Похоже, здесь был вечер. Небо светилось бирюзой аж до лимонности. Деревья сияли леденцовой зеленью. А над всем этим плыла ультрамариновая туча приближающейся ночи. Дорога сыпалась под ногами золотыми лоскутами света и серым песком.
– И сказал ребятам Боря просто так… – прервал молчание едущий на гитаре Дух, – А вот что, госпожа милостивая – сударыня, Беатриче, не прав ли наш любезный спонсер Жаб Кинъ? Не умнее ли, в порядке обеспечения Вашей безопасности так и оставаться Вам вьюношею, коли уж Вас за него столь близоруко и оскорбительно имеют наглость принимать все кому ни лень?
Битька лаконично пожала плечами. Подумала. Лаконично кивнула, соглашаясь. Хотя тут же сама себе возразила:
– А вдруг раскроют? И приз отберут, и, вообще, позорища не оберешься.
– До приза еще далеко, а мне, знаешь ли, тягостно ощущать себя лишь бестелесной субстанцией, не способной защитить от всяких там посягательств юную леди.
– Ой! А, кстати, кефирчик-то! Можно ведь так себе всякой еды и жилья наколдовать! – Битька аж встала, как конь среди травы (или как лист перед травой?).
– Ну какая у рокеров в текстах жратва?! Бухло одно. Какой-нибудь остывший чай да пачка сигарет в кармане. И жилье: «Закрой за мной двери – я ухожу», «Им не нужен свой дом», «Будто дом наш залило водой»и «…не работал даже телефон». Да и, главное – все это – духовные сущности, иллюзия. Короче, ловкость рук и никакого мошенничества.
– Мы что, гному иллюзию подсунули?
– Гном – сам иллюзия. Ему это в самый раз. Хотя и жаль. Я бы не отказался, если бы бутылочка у него в руках – пук – и испарилась. Но нет. Он-то напьется. А ты – вряд ли.
Битька печально согласилась, хотя про себя решила: еще пара-тройка кэмэ, и она точно попробует. Может, и от духовной сущности в желудке полнее станет. И она начала вспоминать еду в рокерских песнях. Вот, например: «Она не любит мужчин, она любит клубнику со льдом»…
Клубника не появилась. Появились мужчины. Мужчин было двое. Если не считать тех двадцати четырех рабов, что тащили их паланкины и тридцати шныряющих туда-сюда в поисках затаившихся врагов конных лучников.
Несмотря на ясную читателю уже из числа носильщиков длину паланкина, ноги мужчин торчали наружу, где каждая из них была погружена на плечи специального бегущего рядом невольника. Одеты мужчины так же были традиционно. В малиновые камзолы, коричневое трико и золотые цепи. Каждый держал у глаза по большому хрустальному шару с мерцанием внутри, в который они одновременно говорили, а в перерывах между разговорами ковыряли в зубах и рассматривали перстни на своих растопыренных пальцах.
Также в глубине паланкинов, видимых в перспективном сокращении, можно было заметить какие-то тюки, баулы, ящики, а также золотую бочку на львиных ногах, исходящую паром, кучи ковров с ворсом высотой с траву диких прерий, валяющихся в этом ворсе и изнемогающих со скуки до десятка дам, а также кучи глиняных и золотых бутылок.
Остального Битька заметить не успела, так как ее окружили конники и, наставив на нее копья и луки, подоставали из специальных сумочек на поясе маленькие хрустальные шары и начали наперебой передавать своим боссам сообщение о том, что встречен умеренно подозрительный субъект и т.п. При этом они роняли шары в пыль, спускались за ними, чертыхались, путались. В общем, суета началась еще та.
– Э! Сопля! Я, сопля, не поял, че там у вас?! – возмутился один из мужчин в шар.
– Да, сля, че… Какой-то лоханок, сля, движение перекрыл, – ответил ему другой тоже посредством шара.
– Са-а-апля! Я ж сейчас с этими, сопля, с секретерами связан. Я, сля, не с тобой, сля, Боб, базарю. Я тебя, сля, Боб, ваще не слышу, ты понял? – с досадой отозвался первый.
– У, сля-я-я… Ты не козел ли, кореш? Как завел шаровуху с раздрюшной насечкой, так не подойди, сля, к тебе.
Битька слушала этот, родной до боли говор и думала, что, возможно, наука умеет много гитик и разнообразие миров – возможно, но этот явно не особенно отличается от ее. Стоило ли…
Наконец, оба мужчины, попинав по привычке передних рабов, подгребли к Битьке. Найдя в бесконечной мути их мало членораздельной речи достаточную нишу, Битька вставила как можно более тихо и не агрессивно (не дразни быка):
– Пардон, месье, ай эм сорри. Ай нихт андестенд, – и слегка развела руками, – Сами мы не местные. Ай эм ту турнир оф менестрель.
– У, сля, удача. Я те, парень, говорил, что нече тащить с собой твой оркестр. Импорт послушаем. Не взял бы их с собой – не переломал бы им шеи по дороге, сля. А то все: громче! Громче! А они тебе, сля, не труба иерихонская.
Таким образом, после долгих пререканий, Битьку в качестве автомобильного магнитофона пригласили в один из «Кадиллаков». Ей, конечно, все это было не по кайфу, но известно ведь, насколько опасны пререкания со стихийными, дикими и неразумными, силами природы: кирпичом, падающим с крыши; слоном, укушенным осой под хвостик; или торнадо, легко поигрывающим над твоей головой цистерной с нефтью, КАМАЗом и кухонным гарнитуром.
Репертуар, благосклонно принятый в «Мифе»и здесь вполне покатил. Вскоре уже оба мужчины ритмично икали и подергивали конечностями в такт незамысловатым аккордам «Видно, не судьбы».
Раб, сгибающийся под тяжестью носилок рядом с местом дислокации новоиспеченной автомагнитолы, пусть и не имел никакого личного имущества и личной свободы, очевидно, тоже не имел, музыкального вкуса, как показалось Битьке, лишен не был. Ради него Битька изредка подпускала в мутные потоки попсы что-нибудь более «высокохудожественное».
Но особенно понравилось ему, когда она, вдруг ударив по струнам истошно заголосила:
«…Эх, да конь мой вороно-ой!
Эх! Да клинок (не знают ведь обрезов) стальной!
Эх! Да густой тума-ан!
Эх! Да батька – атаман!
Кони у секьюритов вздрогнули, а сами секьюриты едва не спустили курки арбалетов, целясь кто куда.
Означенный же раб хитро сощурил морщины и даже подпел неслышно.
Огромная туча, похожая на пухлого головастика переростка не спеша плыла над неспешно же движущейся среди округлых мягких холмов, пышно цветущих ароматных кустов, погруженных в их пену гигантских деревьев, которые Битька про себя называла платанами, организованной толпой. Время от времени на нее поглядывали, ожидая дождя. Время от времени у Битьки возникало ощущение, что сама туча, на нее или на них тоже поглядывает. Предчувствия ее не обманули.
Впрочем лучше так. Идиллическая картинка: все в полусне, рабы загребают ногами, «двое мужчин»пытаются переговариваться через свои шарики по принципу:
«– Вано, у тебя дуршлаг есть?
– Нэт. А что, он тэбе нужен?
– Нэт. Просто общаемся, да?». Не лишенный прелести, хотя и совершенно бессодержательный разговор плавно преобразовался в двойной, а затем и тройной, четвертной, коллективный храп.
Солнце светило мягко. Вечер убаюкивал шепотом листьев, стрекотанием неведомых существ, нежным и беспечальным пением птиц, дурманящими запахами. Прекращать играть Битьке запретили, но, по крайней мере, уже не следили за тем, что она поет. Потренькивает тихонько, не нарушая приказа, и ладно.
Может, все это было бы и обидно, если бы не такая красота вокруг и странность во всем. И Битька мурлыкала пасторально: …Все кто были, по-моему, сплыли,
А те, кто остался – спят.
Один лишь я
Сижу на этой стене,
Как свойственно мне.
Мне сказали, что к этим винам
Подмешан таинственный яд;
Но мне смешно – ну что они смыслят в вине?
И вот путь ведущий вниз,
А вот – вода из крана;
Вот кто-то влез на карниз —
Не чтобы прыгнуть, а просто спьяну…
Тут дорога на самом деле резко вильнула и пошла вниз. С правой стороны открылся обрывистый склон, несмотря на свою крутизну так же пышно, как и все вокруг, поросший цветастым кустарником, слева деревья склонились над дорогой зеленой шелестящей аркой. Однако пылящий желто-оранжевым песком путь был прилично широк, и кони под спящими седоками шли уверенно, так что Битька могла не беспокоиться о безопасности и спокойно обозревать распахнувшиеся перед ней окрестности.
Открывшийся вид заставлял сердце биться горячей в веселом восторге. Заросшие кудрявым орехом и колючей ежевикой горы, по солнечно зеленым склонам которых, смеясь, струились бирюзовые и золотистые ленты ручьев и речек. Деревенька, улыбающаяся оранжевыми черепичными крышами. Неспешные стада пятнистых толстобоких животных, предположительно коров (уверенности отчего-то не было). Звуки рожка запутавшиеся в голубоватых узорах низко стелящегося дыма из труб. На далеком холме короной – замок.
Все – как на ладони. Видно даже маленьких человечков, погоняющих стада, копошащихся в огородиках… А одна масепулечная фигурка и вовсе карабкается по отвесной стене рыжей скалы, возвышающейся среди окруженной горами долины как новогодняя елка.
Битьке захотелось вскочить, замахать руками, приветствуя все эти склоны, ручьи и человечков.
Эй, вы, как живется там?
У вас есть гиппопотам.
А мы в чулане
С дырой в кармане,
Но здесь забавно,
Здесь так забавно!..
Только вот упрямая фигурка на скале беспокоила: и что он туда полез? Битька почему-то сразу придумала, что это Он, а не Она. И прониклась симпатией и рассердилась, и восхитилась: Вот безголовый мальчишка! А может на скале что-нибудь важное для него? Или наоборот он спасается отчего-то , что внизу?
«Парень»чуть соскользнул вниз. Битька стиснула гриф гитары, скрипнула зубами: «Держись, поросенок!»Удержался и упрямо пополз выше. Битька сжала за «него»кулаки по старому детскому поверью…
Болея за местного «альпиниста», Битька пропустила момент, когда кавалькада, к которой она принадлежала, попала в самое настоящее ДТП.
То, на что налетел эскорт, а затем и «мужчинский»«кадиллак», больше всего напоминало стадо разъяренных бегемотов. Да! Это были самые настоящие бегемоты, только с окрасом в белое и черное пятно, как коровы. Так вот кого пасут местные пастухи с меланхоличными дудками.
Впрочем, особенно удивляться было недосуг. Так как «карета»Битьки оглушительно кракнула, кто-то мощно наподдал ее снизу, и девочка полетела. Сначала вверх, к обломкам кареты, сверкающим шарикам-телефонам, мечам и щитам, «мужчинам»в развевающихся штанах и их грохочущим своими доспехами как десятком прСтивней «секьюритами». А потом – вниз, прямо к приветливо зеленеющим холмам.
Битька в беззвучном крике распахнула рот, но испугаться по-настоящему не успела: что-то цепкое, мощное и похоже металлическое (крюк подъемного крана?) уцепило ее за куртку, подбросило и поймало опять, обхватив поперек туловища. Битька растопырилась напуганным лягушонком.
– Гиппопотамы, говоришь? – громоподобно хихикнуло над головой. Битька в ужасе вывернула шею, стараясь рассмотреть источник смеха.
В причудливом ракурсе, горящее в закатных лучах солнца, огромное, чешуйчатое, выдыхающее дым с просверками искр, свивающееся кольцами предстало перед ее взором то, что до сих пор она принимала за тучу. Это был не Винни Пух! Это был дракон! И она находилась в его лапах! А мощный ветер, раздувающий ее куртку и рвущий из рук гитару, создают его кожистые крылья.
– Мне нужно тут кое-с чем разобраться, малыш. Служба.
Дракон заложил крутой вираж, от которого мир вокруг закрутился в спираль, уши у девочки заложило, а в довершение ее слегка вырвало.
«Слегка»не в том смысле, что рвотных масс оказалось мало, а в том, что очень легко и непринужденно ее сжавшийся желудок опорожнился прямо на кого-то из бывших ее нанимателей. Вкупе с наступившим облегчением это было даже приятно.
– Арагард Белоснежный две тысячи пятьдесят восьмой, – отсалютовало жертвам крушения мифическое чудовище. – Предъявите права. Не надо! Знаки для кого понавешаны? Для тещи? Где? А вон, на кусте! Это надо умудриться полутораметровый знак не заметить! – (тут Битька действительно разглядела деревянный щит с изображением чего-то отдаленно напоминающего голову бегемота и скрещенные человеческие кости под ним). – Да и как можно позабыть, что по этой дороге постоянно перегоняют лурдов! Это надо так перепугать бедных животных, чтобы они со страху сожрали четырех лошадей и пооткусывали шестнадцать деревьев! Да не доставай ты свой кошелек, там все равно не достаточно, чтобы расплатиться! – Похоже, в этой стране румяных толстощеких гибддешников заменяют летающие змеи-горынычи. Кстати, несоизмеримо эффективнее. С таким вот не больно попререкаешься. А подкупить – никаких денег не хватит.
Тем не менее, один из пострадавших «крутых мэнов»попытался поспорить, точнее – хоть что-то выгадать.
– А вон этот, сля… В… сля… конечностях у вас… Заблевал мне, сля, весь костюм! Требую компенсации!
– Усю-пусю? – удивился небесный постовой. – Какую …с…сацию? А в моих, как ты выразился, конечностях, находится задержанный опасный преступник. Жуткий разбойник и убийца. Он втирается в доверие к почтенным людям, а затем разрезает их на мелкие кусочки, предварительно выколупывая через пупок сердце и вытягивая кишки. Сейчас он уже, можно сказать, в руках государства, так что все его движущееся и уже недвижущееся имущество принадлежит Его Величеству королю Шансонтильи. Я могу, конечно, ненадолго спустить его вниз… Ему, в принципе, уже все равно, за сколько трупов его вздернут на виселице…
Битька похолодела: неужто драконище действительно принял ее за какого-то маньяка? Вот и следил за ней всю дорогу в виде тучи. Но тут рядом появилась гигантская голова, и глаз размером с телевизор заговорщицки ей подмигнул.
Немного времени спустя Битька пришла в себя довольно далеко от места происшествия, похоже даже с другой стороны горной гряды. Она стояла на поголубевшей уже дороге среди длинных теней корабельных сосен. Кажется, дракон посоветовал, ни о чем не беспокоясь, спускаться по этой дороге. И тогда на пути ей встретится «недурное местечко, где можно перекусить и сложить на отдых усталые мощи».
Битька потрясла головой, прогоняя остатки тошноты, плеснула в лицо водичкой из придорожного ручья, смывая следы органических неприятностей, и шлепнула по карману. Золотые тяжело звякнули, вселяя в сердце радостную уверенность в завтрашнем дне и сегодняшнем вечере.
Из гитары раздались, усиленные до непереносимости, протяжные стоны духа. Затем показалась и его всклокоченная голова.
– В подобную ночь, как говаривал Боб, мое любимое слово «налей». С этим, детка, что-то нужно делать. Кефир, конечно, имеет крепость в один градус. Но, как говорят местные крестоносцы на двадцатом году осады Иерусалима: это не та крепость, какая нам нужна.
– Что-то ты путаешь на счет крестоносцев, – ехидно сощурилась Битька. – Да еще и далеко не ночь.
– В глазах темно. Я устал быть послом рок-энд-ролла в неритмичной стране. И, вообще, моя голова – там, где Джа. О, как меня на БГ-то провыперло!»Греби в сторону кабака, детка, иначе я за себя не отвечаю!
– Я-то тут при чем?
– Твоя вина – в отсутствии вина, бэби! – и дух провалился обратно, в черное, гулкое чрево кунгур-табуретки.
– Цитатник Мао Цзедуна, – фыркнула Битька и зашагала туда, куда и саму ее настойчиво влекли пустой желудок и гудящие ноги. Или ей это показалось, или в запахи леса потихоньку начали вплетаться ароматы жарящегося мяса и пекущегося хлеба.
…Сосны высоки, но этому дереву они по пояс. А при всем том, оно кажется приземистым потому, как обхватить его – все равно что шестиподъездную пятиэтажку. Впрочем, это дерево – одно-подъездное. Единственная его дверь гостеприимно распахнута, и именно из нее, и еще из круглых окон, обналиченных сплетенными в замысловатые узоры тонкими ветками, доносится с ног сбивающий аромат чудовищно сытного и вкусного ужина. Аромат схватил Битьку за нос и… дернул.
Пулей влетела девочка в харчевню, а там уж запах обхватил ее десятком теплых рук, усадил за стол и в мгновение ока материализовался в дымящееся жаркое, молоко в покрытой бисером холодных капель глиняной крынке, каравай хлеба и груду незнакомых плодов. Уничтожая предложенное, Битька нежно поглаживала карман: впервые в своей жизни она могла съесть, что хочется, сколько хочется и расплатиться не напрягаясь.
Осоловелую девочку проводили наверх в уютную комнату с одной кроватью. И, надо заметить: если карманы ее уже не так тянули к земле, то вина здесь уже духа гитары, добравшегося-таки до местного погребка.
Все было просто сказочно. Битька закрыла дверь, разделась, аккуратно сложила вещи, огляделась в поисках зубной щетки – увы, без этого ритуала придется обойтись – и бухнулась в кровать. Немного Битька беспокоилась на тот счет: не появятся ли здесь же и ее новые знакомые. Не дракон, конечно, и не гном, и даже не лурды. А местные «крутые». Весь кайф поломают (да ладно, лишь бы не кости!).
И точно: залаяли собаки и секьюрити, застучало, забренчало. Короче, «как раздастся шум да гром – не пугайтеся, это все те же лягушонки в коробчонках».
Вверх по лестнице затопотали короткие ножки прислуживающей гостям, похожей на булочку в чепце, гномихи.
– Черта с два! Я уже сплю, – решила Битька в уме в ответ на аккуратный стук…
…События должны были активно продолжиться. Должно было состояться Битькино выступление с исполнением Цоевских «Баллады»и «Дом стоит. Свет горит». В результате Битька заручилась бы поддержкой мрачного крестоносца с тремя шрамами, познакомилась бы с местными мойщиками паланкинов и накормила бы их роскошным ужином. «Лягушонки в коробчонках», несмотря на героическое сопротивление хозяина таверны «У Тум-дуба», должны были повести себя аналогично поведению их собратьев по разуму в кафе «Миф», погнаться за укрывшейся в своем номере Битькой и старательно ломиться в ее дверь. Собственно говоря, они и ломятся (не сами, а их дуболомы). Именно в это выламывание двери и перерос упомянутый выше аккуратный стук. Но так как запоры на двери пустили вдруг многочисленные побеги, оплели проем и расцвели цветами, листьями и маленькими стрекочущими жучками, то фактически все эти события переносятся на неопределенное время.
Важна лишь мысль, последняя, уплывающая корабликом в сон мысль, не оставшаяся незамеченной Деревом: «Вот бы такой дом для всех сирот…»«Хм… – подумало Дерево, – неплохая идея».
