Текст книги "Восьмой ангел"

Автор книги: Наталья Нечаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

О его роли в разыгравшейся трагедии Ольга не сказала ни слова. Рощин не мог в это поверить и все ждал. И когда пошли финальные титры, и когда появилась заставка ночных новостей, и когда начались сами новости, а потом закончились…

Облегчение сменилось разочарованием, разочарование – недоумением. Почему? Почему Славина поступила так? Он снова ее недооценил. В который раз. Во-первых, она все же сделала программу, а во-вторых, совсем не такую, о которой мечтал Рощин. А в-третьих, пощадила его. Случайно? Умышленно? Или…

Он понял! Она просто готовит еще одну программу! Посвященную лично ему! Ведь даже кадры активации сейда, то самое, ради чего он и настаивал на ее приезде в Мурманск, она не показала! Близнецы, бесноватые эзотерики, их безумные бредни о седьмой расе и немного теории. Да, красиво, да, жутко, да, сенсационно. Но. После этой программы никто не только не станет обсуждать вопрос объявления сейдового плато охранной зоной, а и говорить всерьез об историческом значении Арктиды не будет. Там, где побуйствовали оккультисты, серьезным ученым делать нечего. То есть он опять оказался у нулевой отметки. И значит, надо начинать все сначала. И заставить Славину сделать вторую программу. Только не о нем, злодее Рощине, а о сейдах как достоверных следах могучей протоцивилизации, с которой началось человечество.

Так… А почему Славина вообще оказалась здесь? Неужели первый канал отказался от ТАКОЙ программы? Не может быть. Ведь завтра о ней будет говорить весь Питер! Нет, здесь что-то не то. И эти, в джипе, которые привезли Славину с вокзала, и тот странный, подслушанный им разговор.

Черт возьми, что же происходит вокруг этой программы, Славиной и его сейдов? Неужели «друзья» из «Туле» развили такую бурную деятельность? Выходит – так. Иного варианта просто нет.

Все. Хватит рассусоливать. Надо идти к ней. И решать вопрос. Любым способом.

* * *

– А как же ваш товарищ? – спросила Мари. – Он не станет с нами ужинать? Фестус накрыл стол на четверых.

– Он не в настроении, приболел, – объяснил Барт. И сделал большой глоток горького местного пива.

Девчонки о чем-то весело переговаривались с Фестусом, который изгибался и вихлялся, как подтаявшая шоколадная плитка, норовя оказаться то бедром, то коленом поближе к симпатичным гостьям.

Макс, прихлебывая мигом согревшийся напиток, думал о своем, молчаливо наблюдая за попытками нигерийца понравиться студенткам.

Адам, Адам…И в самых дурных мыслях он не смог бы предположить такую встречу с лучшим другом юности…

Где-то совсем рядом затарахтела машина. По усиливающемуся жутковатому вою было ясно, что автомобиль передвигается без глушителя.

Моду? Конечно! Кому еще взбредет на ум на ночь глядя тащиться в горы?

Неразличимого цвета джип лихо ввалился на темную площадь, крутнулся на месте, вздыбив бурунчики не просохшей еще грязи. Рев смолк, хлопнула дверца.

– Фестус, – крикнули из машины по-французски, – мы за вещами!

Макс, подавшийся было к джипу, вернулся на место. Фестус же засуетился, кинулся внутрь «отеля».

– Всем привет! – выскочил из машины смуглый худощавый европеец. – Я – Жан.

– Макс, – представился Барт.

Девчонки радостно протянули ладошки земляку.

За следующую минуту выяснилось, что Жан с товарищем, который остался в Дуру, тоже приехал в Бандиагару не случайно – изучает суданскую архитектуру Мали. Вчера они ночевали у Фестуса, поскольку все «отели» в Дуру оказались заняты туристами, и на всякий случай оставили тут свои вещи. Завтра они едут дальше, в Тимбукту. Поэтому решили собраться сегодня.

Француз был очень не прочь полюбезничать с симпатичными землячками, но те, уловив не очень хорошее настроение Барта, вели себя на удивление скромно, опасаясь, видимо, что профессор с удовольствием сбагрит их в первые попавшиеся надежные руки.

Жан же, как истинный француз, не сдавался. В ход пошли витиеватые комплименты и демонстрация глубоких познаний о неизведанных тайнах Африки. Двойняшки слушали, открыв рты. Даже забывая жевать жесткое, перестоявшее на огне мясо, изысканно поданное Фестусом на каких-то темно-зеленых лопухах.

– А вы тут по какому делу? – наконец обратил свое внимание на молчащего Барта словоохотливый француз.

– Я – этнограф, жду друга, должен вот-вот подъехать.

– Тоже француз? Как зовут? Я тут всех знаю!

– Нет, он местный. Моду, – влезла с объяснениями Мари.

– Моду? – заинтересовался Жан. – Ученый? Такой высокий? У него один висок седой?

– Точно, – обрадовался Макс. – Он в Дуру?

– Нет, – уверенно ответил Жан. – В Дуру его точно нет. Моду Матуно – мой старый друг. Мы вместе пол-Африки прошли. Виделись в Бамако неделю назад. Он как раз улетал в Эфиопию, читать лекции. Сказал, что вернется в Мали только в конце ноября. А сюда вообще не собирался.

– В смысле? – не поверил Макс. – Как это не собирался? Я по его звонку прилетел. Значит, просто его планы уже после вашей встречи поменялись. Правда, не понимаю, почему его еще нет.

– Кто-то что-то перепутал! – весело сообщил гость, подмигнув студенткам. – Что гадать? Сейчас мы ему позвоним, да и все!

– Да профессор сто раз звонил, телефон вне зоны, – снова вклинилась Мари.

– Попробуем в сто первый! – доверительно склонился к ней Жан. – Если Моду сюда едет, тогда и мы задержимся на денек. У меня к нему после Мопти пара вопросов появилась.

Несколько секунд он вслушивался в телефонный гудок, а потом радостно завопил:

– Моду, дорогой, это Жан! Мы тут у Фестуса в Бандиагаре. Как это кто – мы? Я, твой друг Макс и две совершенно очаровательные девушки. Какой Макс? Сейчас узнаешь! Передаю трубку!

– Моду, привет, это я. Когда ты подъедешь? Я уж думал, что ты тут, – обрадовался Барт, услышав знакомый голос друга.

– Макс? – далекий голос Моду выражал крайнюю степень изумления. – Ты в Бандиагаре? Откуда?

– Откуда-откуда, прямиком из Турции, с пляжа, можно сказать, – неуверенно проговорил Барт, еще не до конца осознавая, почему Моду так удивился, что он – здесь.

– Решил без меня догонские тайны открыть? – весело поинтересовался Моду.

– Как это без тебя? – Барт, кажется, начал понимать. – Я по твоей смске приехал!

– Но я ничего тебе не посылал, – снова изумился друг. – Я вообще в Эфиопии, у меня тут курс лекций.

– Моду, брось свои шуточки, – попросил Барт. – Где ты? Сколько мне тебя ждать?

– Макс… – приятель замолчал, соображая. – Я не шучу. Я не собирался в Бандиагару и сообщение тебе не отправлял. А что там было?

– Хогон согласен, приезжай, – процитировал Макс.

– Что? – заорал Моду. – Хогон согласен? Правда? Все! Еду!

– Это ты мне так написал.

– Я?

– Ну а кто еще? Твой номер телефона, – Барт на память произнес цифры, поскольку наблюдал их на дисплее за последние сутки раз пятьдесят. – Подпись «Моду».

– Макс, у меня никогда не было такого номера, – оторопел друг. – Судя по префиксу, это Европа, скорее всего, Англия.

– Моду…

– Макс…

– То есть меня кто-то разыграл? – мрачно подытожил Барт.

– Видимо. Знать бы зачем, – задумался малиец. – Слушай, а вдруг это знак? И хогон, действительно, пустит нас в пещеру? Ты можешь подождать меня один день? Завтра к вечеру я буду в Бандиагаре.

– У меня есть выбор?

– Все, жди! Где ты будешь?

– Скорее всего, в Дуру или Банани.

– Понял. Найду! Запиши этот номер! Он хорошо берет в Бандиагаре.

Барт протянул трубку Жану.

– Завтра приедет Моду.

– Отлично! Сейчас обрадую друга, что остаемся еще на день. Может, поедем с нами? – Он снова зазывно посмотрел на близняшек. – У нас там весело! Вечером обещали представление с танцами.

Девушки вопросительно уставились на профессора.

– Езжайте, если хотите, – предложил Барт. – Я останусь тут. Утром встретимся. Машину мне оставите?

– А вы точно утром приедете? – недоверчиво спросила Лиза.

– Но машину-то я должен буду вам вернуть, – улыбнулся Барт.

Через пять минут рев джипа перевалил за близкий хребет и смолк.

– Макс, – Адам неожиданно подошел сзади, да так тихо, что Барт его не почувствовал. – Я все слышал. В отличие от Моду, я не верю в такие знаки. И на розыгрыш это не похоже. Если бы мне понадобилось, чтобы ты исчез из России, лучшего способа, зная тебя, не найти.

– Наверное, – задумчиво проронил Барт. – Только я не в России был, в Турции отдыхал. Так что, все-таки, это чья-то шутка. Не очень удачная, правда.

– И довольно дорогая, – нахмурился Адам. – Может быть, кто-то не хотел, чтобы ты вернулся домой?

– Адам, я не представляю ценности для спецслужб. Я – ученый. Мой интерес – дела давно минувших дней. Ты забыл?

– Жизнь причудлива и неожиданна. И иногда то, что отстоит от нас на много веков, оказывается необыкновенно близким…

– Загадками говоришь, – усмехнулся Макс. – Только в моей жизни как раз все предельно просто. Жалко, Ольгу пришлось одну в Турции оставить.

– Ольга? Кто это? Жена?

– Почти. Да. То есть мы не женаты официально.

– А кто она? – неожиданно насторожился Адам.

– Женщина. Журналистка.

– Фамилия как? – вцепился в Барта взглядом приятель.

– Зачем тебе? Славина. Ольга Славина.

– Она недавно вернулась из Мурманска?

– Мы вернулись. А откуда ты знаешь?

Адам громко вытолкнул из груди воздух, словно тот, влажный, горячий, мешал говорить. Сел на колченогую табуретку, тяжело поднял голову.

– Так это ты был там вместе с ней?

– Я. Откуда ты знаешь? – требовательно повторил свой вопрос Макс.

– Вот и не верь после этого в судьбу, – горько засмеялся Адам.

И от этого смеха, тоскливого и натужного, Барта пробрал озноб, словно мгновенная неведомая сила переместила его вместе со всем этим жарким малийским вечером под вымораживающий ветер Кольской тундры, словно еще пара секунд – и запуржит острый и льдистый снег…

* * *

Мурка отказалась от сметанки, верно, соседка кормила ее на совесть, и доверчиво свернулась на постели рядом с Ольгой, которая, стянув джинсы и свитер, юркнула под теплое одеяло.

– Мурочка, – гладила девушка теплый шелковый бок, – соскучилась до дому? А по Максу? Я тоже. Плохо нам без него, да? Представляешь, он в такую глухомань забрался, что даже позвонить не мог. А теперь и вовсе. Телефон-то у меня – тю-тю. И что мы с тобой тут, дома, он не знает. И мы с ним связаться не можем. Ни мобильника с номером нет, ни записной книжки. Ее вместе с сумкой – того. Но ничего. Теперь все в порядке, все позади, и Максик наш скоро приедет. А мы его будем ждать, да?

Кошка уютно и сладко мурлыкала, под одеялом было тепло и сонно, за неплотно прикрытой шторой неуверенно торкался в стекло мелкий слабенький дождик. Дремотная нега разлилась по телу, приятная мягкая тишина вдавила голову в подушку, тяжелые ресницы заставили сомкнуться веки.

Где-то внутри головы в обратной последовательности лениво поплыли картины последних часов: Машка машет в окно такси рукой, она сама проходит через восторженно рукоплещущий строй коллег в узком коридоре, взъерошенные мегалитчики, отстаивающие перед камерой свои теории.

– Жаль, что нет Рощина…

Кто это сказал, там, в студии, кажется, какой-то известный ученый-географ?

Рощин…Оказывается, он жив. Как же ему удалось спастись? Она же видела! Вот он летит с отвесной скалы, переворачиваясь от ударов о валуны, вот за ним рассерженной птицей несется остроклювый белый камень – шапка, сорвавшаяся с сейда, – догоняет и впечатывает его тело в узкую расщелину меж серых глыб. Потом рушится мир, и осевший песочным домиком скальный массив погребает под собой все то, что недавно было травой, мхом, березками, человеком… После такого не выживают.

А Рощин выжил! Значит, не зря он хвастался тем, что бессмертен? Сейды помогли? Как и ей тогда, сделав невидимой, чтобы он не мог ее убить?

Значит, сейдам все равно, кого оберегать? Беззащитную женщину или злодея-убийцу?

– Рощин не злодей. Он просто потерялся во времени, как и многие существа на Земле, и поэтому нуждается в сочувствии и помощи.

– В сочувствии? С каких пор убийцам нужно сочувствовать?

– Зло – это всего лишь неверно направленная энергия, выпавшая из своего времени. Достаточно вернуть энергию в исходное положение, и человек выздоровеет.

– Станет добрым?

– Да, нормальным.

– Выходит, зла как такового нет?

– Есть, конечно, но лишь относительно ко времени. То, что считалось нормой сто лет назад, сейчас – нонсенс. Многие из нынешних привычек будут признаны потомками вредными и злыми. Сегодняшнее восприятие – вот мерило зла.

– Но и Рощин, и немцы из «Туле» были заряжены на зло, оправдывая его разными целями. Разве то, что там рухнул мир, похоронив под собой носителей зла, – не показатель справедливости Вселенной?

– Подобное притягивает подобное, ты же знаешь. Если несколько потерявшихся душ оказываются вместе, энергии объединяются, образуя воронку, втягивающую новые заблудшие души. Когда энергии становится слишком много, следует ее выброс, что и произошло на Сейв-Вэре. Разве ты не помнишь еще одну истину: добро созидает, а зло – разрушает?

– Само себя?

– В том числе. Закон Вселенной – Добро и Любовь. Нарушители закона всегда наказывают сами себя. Это и случилось с родом магистра.

– То есть они убили сами себя?

– Не совсем так. Есть еще один аспект, позже ты его поймешь. Там, на Сейв-Вэре, каждый творил свою реальность.

– Каждый? И я?

– Конечно. Ты хотела жить и выжила.

– То есть моя воля дала мне силы?

– Воля – лишь инструмент. И магистр, и ты – пользовались этим инструментом и получили каждый свой результат. Акт созидания и акт разрушения.

– Но тогда почему выжил Рощин? Он сотворил не меньше зла.

– Просто его урок на Земле еще не окончен.

– Какой урок? Что за чушь? – Ольга села в постели, испугавшись своего громкого голоса, открыла глаза. – С кем я только что разговаривала? Сама с собой? Но я ничего не знаю о законах Вселенной и каких-то там энергиях, выпавших из своих временных зон. Откуда в моей голове эти эзотерические бредни?

Вокруг нее была та же комната. То же окно с грустным рыжим кленом, тот же экран компьютера, сонно помаргивающий ромбовидной заставкой. Она сходит с ума, вот что…

– Не бойся. С тобой все в порядке.

Теперь голос звучал прямо в голове. Девушка совершенно не могла определить, где именно – в ушах, затылке, темечке. Непонятно было, и кто говорит – мужчина или женщина. Громко или тихо. Весело или грустно.

Просто голос. Ясный, доброжелательный, очень четкий.

Я сплю? – Ольга сильно потерла глаза, больно дернула себя за мочку уха. Глаза снова увидели то же окно, впрочем, изрядно посветлевшее, потому что на улице окончательно рассвело, тот же дождь, тот же клен, сильно полысевший и на свету еще более жалкий.

Ухо, цепко прихваченное острым ногтем, защипало.

Нет, не сплю. Значит, я все же сошла с ума. С горя не получилось, так – с радости. Все. Душ, кофе – и на работу.

– Не спеши. Где ты будешь находиться, значения не имеет. Главное, чтобы ты хотела со мной говорить.

– Господи! – Славина накрыла голову подушкой, прячась от этого голоса, света за окном, самой себя. – У меня галлюцинации.

– Не бойся, ты здорова.

– Кто ты? Кто со мной говорит? – тоскливо прошептала Ольга.

– Вы называете меня Мурка, хотя мое настоящее имя совсем другое.

– Мурка? – Девушка сбросила с головы подушку и уставилась на расположившуюся рядом кошку.

Животное сидело прямо против ее головы и немигающе смотрело на Славину глубокими зелеными глазами, в центре которых, как ворота в иные недоступные миры, чернели вытянутые провалы зрачков.

Ольга в ужасе уставилась на кошку и тут же почувствовала, как втягивается ее вялое беспомощное тело в эти бездонные черные дыры. Плети обвисших рук, плечи, голова… В тот момент, когда Славина готова была потерять сознание от страха и тоски, зазвонил телефон. Девушка схватила трубку, как соломинку, понимая в ней единственное свое спасение.

– Олечка, – проворковал в трубке уютный голос соседки. – Корм-то Мурочкин забери! Она ведь у вас избалованная! С голоду помрет, а ничего другого в рот не возьмет.

– Хорошо, Любовь Ивановна! – радостно откликнулась Ольге, безумно обрадовавшись тому, что так удачно окончился недавний кошмар.

Вскочила с постели, натянула свитер и джинсы, пригладила щеткой волосы, и тут зазывно затренькал дверной звонок.

– Сейчас, Любовь Ивановна, сейчас! – крикнула она, пытаясь найти второй тапок.

Не нашла, поскакала к двери на одной ноге. Рядом, с любопытством наблюдая за ее цапельным передвижением по скользкому паркету, важно покачивала трубой хвоста Мурка.

– Сейчас, Любовь Ивановна, сейчас, – повторила Славина, скидывая цепочку и отпирая запор.

Мурка странно и громко мяукнула.

Девушка справилась с замками, приглашающе распахнула дверь.

– Здравствуй, Оля, я к тебе. Поговорить надо.

Вошедший Рощин спокойно отодвинул ее в глубь коридора и задвинул щеколду.

* * *

Тьма, душная и липкая, прижималась к голым плечам и коленям, как чужие навязчивые ладони, перепачканные чем-то грязным и сладким. Хотелось одного: стряхнуть с себя эти мерзкие прикосновения, а потом до боли тереть и тереть тело жесткой мочалкой, пока от этого липкого, клейкого, ненавистного не останется и воспоминания.

Макс в очередной раз передернул плечами.

– Сейчас бы в душ…

– Не помешало бы, – отозвался Адам.

Доходил третий час их путанного отрывистого разговора, в котором они заново узнавали друг друга, а узнавая – принимали. Десять лет, что встали между ними поначалу непроходимым скальным хребтом, постепенно искрошились, распавшись сначала на валуны годов, а потом и на мелкую гальку отдельных дней.

Размытый язычок огня от самодельной свечки, предупредительно оставленной Фестусом, смазывал черты лиц, сглаживая морщины и время, озаряя лишь глаза, светящиеся то ли радостной болью, то ли болезненной радостью.

И если бы света было чуть больше, то каждый из них моментально признал бы в сидящем напротив того самого Макса или Адама, какими они были много лет назад, когда самой большой бедой считался заваленный зачет или растаявшая, как первый снег, невеликая стипендия.

Короткий рассказ Макса о недавних событиях на Сейв-Вэре Адам выслушал с напряженной тревогой, почти не перебивая вопросами.

– И, значит, твоя Оля сделала этот фильм?

– Почти. Осталось довести до ума. Я видел лишь черновик. Собиралась закончить после возвращения.

– Ты уверен, что она еще в Турции?

– Да, мы так договорились.

– Звонил?

– Ты же знаешь, какая в Мали связь…

– Держи, – Адам извлек из широкого кармана шорт довольно увесистую трубку. – Этот берет везде.

– Ночь, Адам, она спит, не хочу пугать.

– Думаешь, она не обрадуется твоему звонку ночью? Звони!

Голос приятеля прозвучал почти приказом. Макс набрал номер.

– То же самое, – пожал он плечами. – Абонент не доступен.

– Для этого аппарата нет недоступных абонентов, если только…

– Что ты хочешь сказать? – Барта снова обдало холодом.

– Макс, я тоже был в Мурманске, за месяц до тебя, в июне.

– Зачем? – Барт напрягся. – Что ты там делал?

– Искал разгадку тех же секретов, о которых ты только что рассказывал, – мрачно ответил Адам.

– Сейдов?

– Да. И возможности управления ими с помощью древней магии.

– Адам… Ты веришь в эту чушь?

– Я во многое поверил, Макс. А в это… Если это работает и может помочь, я готов поверить и в это!

– Помочь? Чему? Или кому?

– Моя родина – это горы. И ее легко разнести в клочья, не прибегая к бомбардировкам и десантам. Ваши уже это опробовали. Правда, легонечко так, для острастки…

– А при чем тут Кольский полуостров и древние мегалиты?

– Ты же сам только что рассказывал, какие идеи вынашивали эти немецкие придурки.

– Но это же бред, чушь, эзотерические блудни!

– Макс, я задам тебе один вопрос, а ты подумай, не отвечай сразу, хорошо?

Барт настороженно кивнул.

– Скажи, неужели ты всерьез считаешь, что деятельность такой организации, как «Туле», да еще с таким составом участников – одна вице-губернаторская семья чего стоит! Да еще со свободным использованием новейших военных вертолетов, могла быть столько лет скрыта от спецслужб? Рядом с Мурманском? Где ядерных боеголовок, как тут баобабов? Подземные переходы, оборудованные скальные города! Это все освоили немцы черт знает когда, а наши, идиоты, до сих пор ничего не знают? Макс! – Адам сокрушенно развел руками. – Вспомни, общеизвестный факт: еще в тысяча девятьсот двадцать втором туда, в Кольскую тундру, при личном содействии Дзержинского была снаряжена целая экспедиция, якобы для этнографических и географических исследований. На самом деле, чекисты интересовались возможностями физического воздействия на психику. В стране голод, разруха, целые губернии вымирают, а тут – на тебе, научная экспедиция в заполярную Тьмутаракань! Да и потом, насколько мне известно, те места никогда не выходили из поля зрения советских спецслужб. Вот и прикинь, могло ли это «Туле» там так развернуться, если…

Барт молчал долго. Так долго, что Адам пару раз, не выдержав, вставал из-за стола и начинал мерить шагами пустынный пятачок у «отеля», потом снова садился, не произнося, однако, ни слова, просто ожидая.

– Дай телефон, – хрипло попросил Макс. – Сколько сейчас в Москве?

– Ну, если тут уже шесть, то там – десять.

Барт раз за разом набирал два номера: Ольгин мобильный и следом – домашний. Тщетно. С силой потер лоб, снова набрал номер, третий по счету. Пошли гудки, вполне различимые в абсолютной африканской предрассветной тиши.

– Але, – услышал Адам высокий мужской голос.

– Это телевидение? – тем же хриплым басом поинтересовался Барт.

– Да, слушаю.

– Могу я услышать Ольгу Славину?

Трубка довольно долго молчала, а потом растерянно отозвалась:

– Нет, ее нет.

– Она еще не вернулась из отпуска? – обрадовался Барт.

– Н-нет… – трубка замялась. – Она тут больше не работает.

– Как это – не работает? – опешил Макс. – А где она?

– Уволилась, – сообщил голос.

– Давно? – снова потух Барт. – Вы не путаете? Славина?

– Не путаю, – недобро загустела трубка. – Со вчерашнего дня она не работает на первом канале. До свидания.

– Постойте, – взмолился Барт. – Я очень издалека звоню, не могу ее найти. С ней все в порядке?

– Понятия не имею, – сообщил телефон. И тут же пошли гудки.

Макс напряженно всматривался в погасший дисплей, будто надеялся отыскать там ответ на мучившую его загадку. Снова пощелкал кнопками.

– Николай, привет, это Барт.

В трубке радостно завопили.

– Коля, у меня просьба, я очень далеко, в Мали. Пожалуйста, узнай через супругу, что произошло с Ольгой Славиной. Да-да, с той самой. Срочно. Жена вернется только ночью? Она в Праге? Ну, хоть ночью! Только сразу позвони, хорошо?

Отключил телефон, поднял ясные и очень печальные глаза на друга.

– С Ольгой беда. Я Николаю Томину звонил, помнишь? Его супруга тоже на первом канале работает, больше и узнать не у кого. Я в Москве не очень-то свой…

– Да, узнал ты немного, – задумчиво проговорил Адам, – но зато – самое ценное: твоя Оля жива. А все остальное – ерунда. Понадобится – купим! – и он натужно и неестественно засмеялся.

– Адам, я сейчас вспомнил давнюю историю с «Тайнами Сириуса», ну, помнишь?

– Еще бы не помнить! Тогда нас всех чуть не отчислили за чтение запрещенной литературы!

– Так вот, у Темпла был грандиозный скандал с ЦРУ…

– Ну-ну, – заинтересовался приятель.

– Понимаешь, в свое время американцы проворонили догонскую загадку. А когда засуетились, Грийоль уже помер. Конечно, после него осталось много черновиков, но они требовали расшифровки. ЦРУ очень хотело их заполучить, а доступ к дневникам был только у Темпла, который уже тогда работал над «Тайнами». ЦРУ почему-то очень хотело помешать Темплу издать его книгу, однажды дошло до элементарного воровства. У Темпла выкрали статью с комментариями самой Дитерлен.

– Ну, это для ЦРУ, как два пальца…

– Фокус в том, что Темпл решил, будто ему мешает КГБ, что русские его и обчистили. Учинил скандал. Тут-то и выяснилось, что его, гражданина великой Америки, обокрало его собственное правительство! И именно ЦРУ, не КГБ, всячески противодействовало его работе над книгой.

– Дальше можешь не рассказывать, – махнул рукой Адам. – Обвинение в плагиате, подтасовка фактов, инсценировки ограблений, которые на самом деле были тривиальными обысками. Липовые уголовные дела…

– Откуда ты знаешь?

– Методы спецслужб во всем мире одинаковы…

– Но «Тайны» все же вышли, как ты знаешь. Как раз, когда мы зачитывались этой книгой, Би-Би-Си снимало фильм о древних астронавтах. Темпл должен был быть ведущим, как один из величайших исследователей. Но вдруг на Би-Би-Си звонят из Америки и требуют не подпускать Темпла к телевидению. Телевизионщики вначале заартачились, типа, мы сами решаем, кого снимать. Вмешалось НАСА, ни больше, ни меньше. Би-Би-Си намекнули на серьезные неприятности, ну, и интерес к Темплу и его теме резко угас.

– Ты думаешь, что твоя Ольга…

– Я ничего не думаю, просто почему-то вспомнилось, – процедил Барт. – Если следовать твоей логике…