Текст книги "Восьмой ангел"

Автор книги: Наталья Нечаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Конечно, – уныло насупилась Мари. – Вот оно, ущемление по половому признаку!

– Профессор, а вы когда у нас экзамен принимать будете, сделаете на это скидку?

– Ну, насколько я понимаю, догонов и их культуры в моем курсе нет. Значит, и снисхождение вам не понадобится. – Макс плавно вырулил на круглую площадь.

Здесь, в центре поселка, где между острыми соломенными крышами традиционных догонских жилищ, как особняки новых русских в тверской деревне, возвышались несколько добротных двухэтажных домов: два из камня и штук пять – из главного малийского стройматериала – банко – смеси глины и соломы. Примерно из такого же в России строили послевоенные мазанки. Еще во время самой первой студенческой практики на Брянщине Максу с товарищем довелось провести лето в таком жилище. Коренной ленинградец Барт поначалу чувствовал себя крайне неуютно в приземистой избушке с нависающим, надтреснутым потолком, а его приятель, чеченец Адам, наоборот радовался, говорил, что очень похоже на домик для гостей в горной деревушке его деда…

Сколько же лет назад это было? Двадцать пять? Да какой там! Уже все тридцать с хвостиком! Интересно, где сейчас Адам? Жив ли после этой бесконечной и циничной войны? Последний раз они виделись как раз перед тем, как взяли Грозный… И все. Друг пропал. Как ни пытался Макс навести справки через знакомых чеченцев – бесполезно. А ведь ближе Адама и Моду у Макса в студенчестве никого и не было! Четыре года они прожили в одной комнате втроем – чеченец, малиец и русский. Моду даже пытался разыскать Адама через международных эмиссаров, работающих в Чечне, – не вышло. Жаль. Барт много раз представлял себе их встречу втроем, как в давние годы…

– Профессор, по-моему, это зовут вас, – тронула его за плечо Мари.

Барт повернул голову и увидел цветущую белоснежной улыбкой радостную физиономию владельца местного «отеля» – нигерийца Фестуса. В ярко-синей с золотом рубахе, с белым тюрбаном на голове, Фестус смотрелся на фоне собственного дома, сложенного из малийского розового песчаника, как картинка из энциклопедии «Страны и народы». Высокий, ладный, с лоснящейся синевато-коричневой кожей, местный гостиничный монополист призывно махал Максу обеими руками.

– Фестус, привет! – обнял его обрадованный Барт. – А Моду где?

– Моду? – удивился африканец. – Не знаю. Вы же тогда вместе уехали. Я его больше не видел.

– Как – не видел? – Барт оторопел. – Он что, не у тебя остановился? Неужели сразу пошел наверх?

– Нет, – по-прежнему улыбаясь, качнул головой Фестус. – Он вообще не приезжал. Я бы знал.

– Странно, – Макс задумался. – Он мне сказал, что будет ждать в Бандиагаре.

– Значит, приедет завтра! – обрадованно успокоил Барта нигериец. – Будет встреча по-русски! А это – твои дочери? – Он кивнул на француженок. – Или жены?

– Это мои студентки, – веско ответил Барт.

– Очень, очень хорошо! Значит, у нас сегодня будет русская вечеринка! Один твой коллега тоже приехал сегодня, сейчас отдыхает.

– Коллега? – поразился Барт. – Путешественник?

– Ученый, – уважительно поднял фиолетовый палец Фестус. – Такой, как ты, только богатый. Не торгуется!

– Ладно-ладно! – замахал руками Барт, зная предприимчивость местных «бизнесменов». – И не мечтай. Твердый тариф. Или сейчас уеду в Дуру.

Упоминание о Дуру – соседней деревне, где было целых три «отеля», – мгновенно охладило пыл хозяина гостиницы. Он подобострастно отступил в сторону, отворяя дверь, и весело сказал по-русски: «Добром пожяловас». Этой фразе несколько лет назад обучил его Макс.

– Эй, феминистки, – крикнул Барт. – Вылезайте! Пойдем осваивать апартаменты.

Девчонки выкатились из машины, одарили ослепительными улыбками тут же растаявшего, как шоколадка на солнце, Фестуса, шмыгнули за Бартом внутрь.

– Первый этаж – ваш, – обвел руками пространство убогой комнаты Макс.

– А вы? – хором закричали близняшки, всерьез опасаясь, что, пристроив их на ночлег, коварный профессор в одиночку двинет дальше.

– А я – наверх, – важно задрал голову к потолку Макс. – Тут, у догонов, все по правилам: женщина, знай свое место и не мешай мужчине наслаждаться жизнью. Лестницы снаружи видели? Они ведут в одноместные люксы с кондиционером и прекрасным видом на горы.

– Да? – девчонки просто задохнулись от возмущения. – Мы же говорили – дискриминация!

– Пойдемте, я вам покажу свой люкс, – предложил Барт.

Обиженно фыркая, сестры, как кошки, взлетели по лестнице и застыли в дичайшем изумлении: второй этаж представлял собой открытую террасу без крыши. Лишь сбоку над жалким серым матрацем нависал соломенный козырек – защита от дождя.

Пространство наверху было разгорожено на небольшие клетушки – одноместные номера.

– Ну, как? – весело спросил Барт. – Нравится? Хотите, поменяемся?

– Н-нет, – замотали головой сестры. – Мы лучше внизу.

– Тогда переодевайтесь и пойдем в ресторан, ужинать.

– В ресторан? – обрадовалась Лиза. – Здорово! А далеко идти?

– До Парижа, – дернула ее за рукав Мари. – Ты что, не поняла? Вон три камышовых столика стоят, видишь? Это и есть ресторан.

– Мари, считай, что ползачета у тебя уже есть. За сообразительность, – хмыкнул Макс.

– Я смотрю, у нас гости? – послышалась французская речь из ближнего одноместного «люкса». – Да еще какие милые! – Вслед за голосом выплыл его обладатель – небольшого роста мужчина с крупной, продолговатой головой, обритой наголо, и короткими сильными ногами. – Давайте знакомиться!

Не обращая внимания на Барта, француз направился сразу к девушкам, радушно протянул руку.

Не может быть! – остановил себя Барт. – Нет! Таких совпадений просто не бывает. Здесь, в Бандиагаре…

Незнакомец, наконец, облобызал девичьи ладошки и поворотился к Максу.

– А…

– Адам!

– Макс? Не может быть…

* * *

– Лелька! – от самой двери кинулась к подруге Машка. – Маленькая моя! Исхудала до костей, и вся зеленая! Досталось тебе, да? Но ничего, ничего! Мы всю ночь твоего звонка ждали, а сейчас Витька на работу поехал, говорит, бери Ольгу и приезжай. Он уже и время для программы нашел.

– Надо позвонить, сказать, чтоб отменил.

– Зачем? Ты что?

– Нет больше программы, Маш.

– Как – нет? А куда делась?

– Украли. Вместе с сумкой. С паспортом, деньгами, телефоном…

– Да ты что? – Подруга ошарашенно уставилась на Ольгу. – Как – украли? Когда?

Безжизненным голосом Славина пересказала события второй половины вчерашней поездки.

– И что? Как теперь? Что милиция говорит?

– Да что и обычно. Будут искать.

– Господи, – Маша сокрушенно качала головой, – да что же напасть на тебя свалилась? Одно за другим…

– Маш, – Ольга решила выяснить мучавший ее вопрос сразу, не откладывая в долгий ящик. – Тебя в прокуратуру вызывали? Про меня спрашивали?

– Да, вызывали, – подруга недоуменно взглянула на Славину. – Но спрашивали не про тебя, а про близнецов, ну, и про все то, что на Сейв-Вэре случилось. Почему я с вами не поехала, раз собиралась, и что мне известно… А что такое, Лель?

Пришлось рассказать о документах, присланных из Мурманска.

– Вот сволочи, – горько выдохнула Маша. – Ты – наркоманка? И я это подтверждаю… Лелька! – в глазах подруги полыхнул злой огонь. – Да я приеду в Мурманск, такое устрою! Мало не покажется!

– Ну и станешь еще одной жертвой.

– Жертвой? С чего бы это? – набычилась подруга. – Я не понимаю, почему из тебя козла отпущения сделали. Это что, из-за ребят? И программу поэтому же зарубили?

– Нет, Маш, – Ольга грустно вздохнула. – Я не рассказала всего тебе там, в Мурманске, потому что не хотела тебя впутывать. Выходит, оказалась права.

– Чего не рассказала? Я и так все знаю!

– Нет, главное тебе как раз неизвестно. То самое, что вошло в программу, и из-за чего ее запретили, а меня выгнали.

– Лель, ты о чем? – насторожилась подруга. – У вас там что-то еще произошло? Кроме всех тех ужасов с близнецами и гибелью семьи Шубиных?

– Да, – кивнула Ольга. – Знаешь, давай я тебе лучше куски программы покажу, они здесь, в компьютере Макса остались, я ведь тут работала, когда увидела, что в моей квартире без меня кто-то побывал…

– У тебя в квартире? – подруга и вовсе оторопела. – Господи, Лелька… А тебе не показалось?

– Нет, Маш. А еще меня пытались утопить в море. И шантажировали… – Славина коротко и, насколько возможно, без эмоций рассказала гостье обо всем, что с ней произошло после отъезда Макса.

– Так, – мрачно выслушала ее подруга. – Врубай комп, показывай, из-за чего вся эта свистопляска…

Материал, сохраненный в компьютере, Маша смотрела долго, прогоняя некоторые куски по несколько раз. Ольга уныло слонялась из угла в угол, не вслушиваясь в собственный, доносящийся из динамиков голос. Наконец, откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза.

– Знаешь, Лелька, странно, что ты еще жива. Это же не просто бомба, это – ядерный взрыв…

– Поэтому, наверное, хорошо, что программу украли, – равнодушно сказала Ольга. – Хоть Шульгин не пострадает.

– Что? – вскочила Машка. – Ты что, вообще больная? Что у тебя с головой? Да если это все не обнародовать, причем срочно, тебя точно убьют! Неужели не понимаешь? – Она резко остановилась перед скукожившейся в уголке дивана Ольгой. – Ну, сперли они программу, подсуетились, чтобы ничего по федеральному каналу не прошло, а с твоей головой как быть? И с этим? – Маша показала на экран монитора. – Они же не идиоты! Раз так далеко зашли, уже не остановятся.

– Маш, не сгущай, – болезненно поморщилась Ольга. – Хотели б убить, уже б убили. Возможностей было – навалом!

– Нет, милая, – серьезно сказала Маша, – они все правильно рассчитали: а вдруг ты кому-то копию оставила? Да еще какую-нибудь видео-приписку сделала? Типа, если со мной что-нибудь случится… А сейчас, когда ты объявлена наркоманкой, да еще угробившей собственных практикантов… Сейчас, дорогая, с тобой можно делать все, что угодно. Найдут в канаве с проломленной башкой, а экспертиза покажет, что ты скончалась от передозы! Господи, да что ты на меня так смотришь! – вскрикнула Маша, поймав затравленный, полный слез взгляд подруги, в котором если и распознавались какие-то эмоции, то определить их можно было одним словом – полная безнадежность. – Лелька, неужели они тебя сломали?

– Сломали? – Ольга задумалась. – Нет, пожалуй. Тут – другое. Я просто боюсь за всех, кто как-то с этим связан. Вот и тебе, наверное, зря все рассказала.

– Славина, ты дура, – спокойно вынесла приговор подруга. – Ты делаешь именно то, что эти подонки от тебя ждут. То есть сложила лапки, ушла в себя и трясешься от страха…

– Да ничего я не трясусь! – слабо возмутилась Ольга. – Просто устала очень и… растерялась, наверное… Потому что все время – одна.

– Здрасьте! – Маша усмехнулась. – А я? А Макс? Ты, кстати, еще об одном не подумала, если Макс – тоже свидетель, то, покончив с тобой, они возьмутся за него.

– Ох, Маш, как хорошо, что он далеко, в Мали они не дотянутся…

– Нет, Славина, ты точно – того! Он что, навсегда в Африку уехал?

– Маш, но я, правда, не знаю, что делать. Ты что, правда думаешь, что я лапки сложила? Нет! И программу сделала за три дня, и отстаивала ее до последнего, но, знаешь, когда ты лежишь на рельсах, а на тебя несется трамвай, глупо думать, что ты сумеешь его остановить. Лучше отползти. Вот я и отползла.

– Значит так. – Маша снова запустила видео. – Я, конечно, не телезвезда Ольга Славина, но тоже журналист не из последних. Если я хоть что-то смыслю, то из того кина, которое я тут увидела, можно собрать программу. Причем довольно быстро.

– Машка… – растерянно и восторженно протянула Ольга. – А у меня ведь, и правда, что-то с головой! Я-то об этом даже не подумала! Тут, в компе – все-все! Даже сценарий! Собрать – раз плюнуть! Ну, только закадровый текст заново озвучить придется. А это – полчаса! Машка, ты – гений!

– Я не гений, я – подруга, – проворчала Маша. – Ну? Чего расселась? Живо к станку! – и она шутливо сдернула Ольгу с дивана.

Через минуту Славина с головой погрузилась в материал, не замечая ничего вокруг, а Маша тихонько стянула телефонную трубку и шмыгнула с ней на кухню, тщательно притворив дверь.

– Шульгин, тут такие дела…

Времени, за которое однокурсник домчался через неизменные пробки от набережной Карповки до Васильевского, Ольге вполне хватило на то, чтобы вчерне сложить куски. Она так увлеклась, что лишь рассеянно кивнула гостю, которого не видела больше года, словно они расстались вчера. Виктор вознамерился было кинуться с объятиями и расспросами, но Машка, не дав вымолвить ни слова, уволокла его на кухню.

Когда часа через три Славина вошла к друзьям, довольно и сыто потягиваясь, словно придремала часок после плотного обеда, то застала вполне идиллическую картину.

В клубах ароматного, пахнущего вишневыми косточками трубочного дыма сидел Шульгин, напротив мусолила тонкую сигарету некурящая Машка. Рядом валялась уже пустая пачка, в глубокой суповой тарелке, приспособленной под пепельницу, между горками черного трубочного табака застенчиво белели тоненькие пальчики дамских окурков. Раковина была заставлена чашками с остатками кофейной гущи, а на столе, опустошенная уже на треть, высилась банка с растворимым кофе. То есть заварной, натуральный закончился, перешли на суррогат.

– Лельчик! – обрадовался Шульгин. – Ну, дай я тебя чмокну, сокровище мое. Натерпелась от чокнутых эзотериков?

– Лель, ну, конечно, я Витьке все рассказала, – объяснила Машка, уловив недоумевающий взгляд Славиной. – Как у тебя? Много сделала?

– Все! – радостно сообщила Ольга. – Осталось переозвучить.

– Покажи! – одновременно вскочили однокурсники.

– Щелкните мышкой, – попросила Славина, – там все на начале стоит. А я пока кофе выпью. Маш, сигаретки не осталось?

– Ты же не куришь! – удивленно притормозила уже выскакивающая из кухни подруга.

– А ты? – засмеялась Ольга.

– Лель, у меня на всякий пожарный «Кент» есть, только крепкий, будешь? – поинтересовался Шульгин.

– Давай! – тряхнула головой девушка.

От первой же глубокой затяжки густо зашумело в висках. Ничего удивительного: последний раз Славина курила лет пять назад. Она сделала себе крепкий очень сладкий кофе, села на табуретку, подобрав ноги.

Почему-то было страшно, что Шульгин забракует программу. Подобного страха Ольга тоже не испытывала очень давно. Волновалась – да, всегда, когда сдавала новую передачу. Ждала замечаний или одобрений, как правило, получала второе. И не удивлялась, потому что всегда знала цену тому, что делает. Но вот чтобы бояться… Как неопытный новичок…

Кофе, сигарета, еще кофе, еще сигарета…

Не то от того, не то от другого, а скорее, от всего сразу и, главным образом, вот от этого необъяснимого страха ее начало подташнивать. А потом неожиданно зубы сами по себе начали выстукивать неудержимую дробь. Ольга сжала челюсти ладонями и тут же ощутила, что дрожь от зубов спускается вниз. На плечи, внутрь груди, к пупку. И вот уже плотно прижатые к сиденью колени стали дергаться, приподнимая над жестким сиденьем все ее хрупкое тело.

Девушка вскочила на ноги, превозмогая головокружение, сделала несколько приседаний. Черной зеленью зарябило в глазах, и, чтоб не упасть, Ольга опустилась прямо на пол. Посидела, отдышалась, попыталась прислушаться к звукам, доносящимся из комнаты, но в ушах стоял такой горячий шум, что вместо голосов слышно было, лишь, как пульсирует кровь внутри ее собственной головы.

Наверное, она просидела так довольно долго.

– Лелька, ты где? – заглянула Машка. И вдруг заверещала: – Витька, иди скорей, ей плохо!

Притопал Шульгин, подхватил Ольгу на руки, отнес на диван. Маша тут же набросила на нее толстый плед, присела рядом.

– Ты что, совсем? – покрутила она пальцем у виска. – На голодный желудок, не спавши, лошадиную дозу никотина и кофе! Нет, Лелька, у тебя точно не все дома!

– Маш, не ругайся, – попросила Ольга. – Это я на радостях, что вы тут!

– Славина, ты смотри, на радостях не окочурься, – серьезно предупредил Шульгин. – А то еще передачу мне сорвешь!

– Какую передачу? – не поняла Ольга.

– Здрасьте, – раскланялся Виктор. – Завтра – прямой эфир. Я собираю наших мегалитчиков, представителей географического общества, еще кое-кого. Они там, в студии полчаса потрендят на заданную тему, потом должен был идти их фильм, так, красивая лабуда. А вместо этого я представлю тебя и твой фильм. Уловила?

– Вить, так ты что, все-таки берешь программу? – и веря, и не веря, уточнила Ольга.

– Еще бы! – самодовольно ухмыльнулся Шульгин. – Я же не идиот, чтоб такими вещами разбрасываться! Так что, родная, давай, приходи в себя. Чтоб завтра была как огурец. С утра на студию, сначала напишешь заявление о приеме на работу, потом переозвучим программу, откомпрессуем, и все, вечером – ты в эфире. А с послезавтра – рабочие будни. Можешь прикидывать план следующих съемок.

– Витька! – взвизгнула Ольга. И повисла на шее приятеля.

К другому плечу однокурсника тут же приникла Машка, вдохновенно чмокнув его в щеку.

– Дамы! – шутливо отстранил их Виктор. – Слезы благодарности и крупные взятки – завтра, после эфира. А сейчас, если позволите, пойду, поруковожу процессом. Как-никак, я – большой начальник!

– Иди! – радостно чмокнули его по второму разу подруги. – Нашему брату журналисту без руководства – никуда!

Глава 8

– Адам, ты? Не верю! – кинулся Барт к другу юности. – Я ведь только что о тебе вспоминал. Представлял, как здорово было бы, если б мы встретились тут втроем! Моду с минуты на минуту должен объявиться. Ну, рассказывай, где ты? Откуда? Какими судьбами? Черт лысый! Пропал на десять лет!

– Макс, – обнял его приятель. – Вот уж кого не ожидал тут встретить. Точно, судьба! Говоришь, Моду здесь? Вот и не верь после этого в чудеса: чтобы на краю света, в Аллахом забытой африканской деревне встретиться через столько лет! То-то меня словно попутным ветром сюда несло! Собирался в ноябре, когда сезон дождей закончится, а потом за один день перерешил. Думаю, что откладывать? Не размокну!

– Так ты по делу?

– Ну, не на экскурсию же! А ты?

– А мы с Моду – к догонам. По научным делам.

– К догонам? – Адам пристально взглянул на Макса. – С Моду? Странно. Значит, встреча тем более не случайна…

– Так ты тоже к догонам? Неужели по-прежнему занимаешься этнографией? – обрадовался Барт. – А мы с Моду думали, что ты переквалифицировался в полевые командиры…

– Это – пройденный этап, – серьезно ответил Адам. – Сейчас я нужнее в другом месте.

– Уж не конкурент ли ты нам по догонским мифам?

– Не думаю, – улыбнулся Адам. – Вот уж мифы меня совершенно определенно не интересуют. Так где, говоришь, Моду?

– Жду, – пожал плечами Макс. – Он меня буквально с пляжа выдернул! Прислал смску, что хогон согласен пустить нас в пещеру, ну, ту самую, помнишь, о которой мы все вместе мечтали, когда прочитали Грийоля.

– Нет, – неожиданно сузил глаза Адам.

– Что – нет? – не понял Барт.

– Хогон обещал показать вам пещеру? Это невозможно. Я прошу его об этом три года.

– Постой, Адам, ты о чем? Тебя тоже интересует эта пещера? Зачем?

– Макс, прости, мы не виделись целую жизнь. Мы стали другими. Есть вещи, о которых я не могу говорить, не имею права. Тогда, в юности, ты был моим другом.

– А сейчас?

– А сейчас я не знаю, кто ты. Война – это водораздел. Все, что было хорошего, осталось там, на том берегу. В прошлой жизни. А моста через эту реку нет.

Барт озадаченно замолчал, пытаясь осмыслить услышанное, потом очень внимательно посмотрел на приятеля.

– Я – Максим Барт. Тот самый, с кем ты прожил четыре года в одной комнате общаги. Тот, кто делил с тобой единственный пакет вермишелевого супа за двенадцать копеек, и тот, кто месяц пролежал в больнице с раскроенным черепом, когда защищал тебя, кавказского парня, от пьяных придурков, пытающихся доказать, что Россия – только для русских. Я – тот, кто искал тебя последние десять лет. Лично и через друзей. И даже через международные фонды.

– Я знаю, – тихо проговорил Адам. – Прости. Ты не смог бы найти. У меня – другое имя.

– Не понял…

– Меня зовут Аслан Хизри. Я – гражданин Турции.

– Ясно, – Барт смотрел мимо Адама, в сторону синих-синих гор, за которые неуклонно уходило празднично яркое солнце. – Ясно…

– Что тебе ясно? – поднял тяжелый взгляд Адам. – Я ничего не забыл. Я следил, насколько было возможно, за твоими работами. Когда не воевал, конечно. Но… Ты не поймешь. Для тебя все это время был мир. Для тебя всего лишь прошли годы. Для меня – жизнь. Русские уничтожили мою родину, мой мир. Разве ты не один из них? Мы с тобой в разных измерениях, вот в чем дело.

– Знаешь, – прищурился Барт, – наверно, ты прав. В моем измерении друг – это друг. Сколько бы лет ни прошло. И если бы сейчас на тебя кинулись, например, малийцы, пытаясь доказать, что Африка только для африканцев, я бы, как тогда, встал рядом с тобой. Мне ведь, понимаешь, и сейчас совершенно все равно, кто ты по национальности, как и Моду. Земля меняется, да, – он горько усмехнулся, – но есть нечто, что все еще позволяет ей оставаться Землей. И это нечто – мы, люди. По крайней мере, я так думал до этой минуты. А ты, оказывается, объявил мне заочный джихад…

– Макс… – Адам громко сглотнул, так, что мощный кадык чуть не пропорол шею, сжал пересохшие губы. – На моих глазах сожгли мое село. Во время зачистки убили мать и беременную сестру только за то, что в доме нашли мешок соли и мешок сахара и решили, что это приготовлено боевикам… Отца… Ты помнишь моего отца? Восьмидесятилетнего старика держали в строительном вагончике на жаре, не давая воды. Он умер от разрыва сердца. Это все сделали русские.

– Русские? Ты помнишь Петьку Ризена? Соседа по общаге? Такой в очках, курчавый, который знал четырнадцать языков и на пятом курсе защитил кандидатскую?

– Конечно, он потом уехал в Израиль, стал банкиром, я его встречал в Бразилии, где он открывал филиал банка.

– Так вот, у Петьки выкрали дочку. У девочки был тяжелый порок сердца. За ее жизнь потребовали все его состояние. На ведение освободительной войны против русских. Петр согласился, но ему нужно было время, чтобы перевести ценные бумаги в деньги. Девочке отрезали палец и записали это все на видео. Петька продал все. Привез в условленное место. И взамен получил тело. Девочка не выдержала. Это сделали чеченцы.

– Нет, это сделали звери.

– Это ты сказал, – сплюнул Барт и, не оглядываясь, пошел к камышовым столикам, откуда ему уже давно зазывно махали француженки.

* * *

Обычная телевизионная суета. Беготня, смех, споры, обсуждение прошлых и будущих программ. Ольга впитывала все это в себя каждой клеточкой, каждой волосинкой. Неужели за сутки с небольшим можно так соскучиться по работе? Даже не по работе, а по этой атмосфере – заполошной, бестолковой, такой надоевшей и такой необходимой?

Верная Машка не отходила от нее ни на шаг. Да и Виктор время от времени заскакивал по пути их следования то в монтажную, то к звукорежиссерам, то в кабинет, который он уже определил для Славиной.

– Девчонки, пойдемте со мной, – поманил он их в один из своих визитов. – В студии собрались мегалитчики, ну, те самые, кто будет вечером в программе, репетируют, чтобы по времени уложиться, я вас в операторской кабине посажу, все будете видеть и слышать, Ольгу на репетицию пускать не хочу, чтоб пока их не смущать, а посмотреть и послушать – полезно.

Подруги заняли место у рабочего окна и больше часа с удовольствием наблюдали, как опытный ведущий равняет и строит взрослых, по большей части, крупных и бородатых мужиков, жестко объясняя им «правила игры» и добиваясь невозможного – сокращения монологов, больше напоминающих научные лекции. Уже через час приглашенные изрядно взмокли от натуги, но, наконец, смирились с тем, что они – ведомые. Тогда и начался нормальный разговор, из которого уже можно было кроить скорый прямой эфир.

Теории, гипотезы, экскурсы в историю, версии и догадки… Пожалуй, принципиально нового для себя Славина услышала мало, разве что какие-то интересные детали. Остальное все было ей известно из литературы, Интернета и бесед с Рощиным.

– Жаль, что с нами нет нашего мурманского друга – Владислава Рощина, – донеслось вдруг со съемочной площадки. – Он – автор этой теории и изложил бы ее куда любопытнее!

– Да, надо все же было уговорить остаться, – поддержал второй.

– Как же уговоришь его – тихонько проворчала Машка, – он же без своих сейдов недели прожить не может!

Изумленная Ольга повернулась к подруге.

– Маш, ты что? Рощин же погиб…

– Лелька, – всплеснула руками Мария, – как же я забыла! Ты ведь не знаешь ничего! Рощин выжил! Чудом. Три недели пролежал в беспамятстве под каменным завалом, потом очнулся, выполз на тропу, там его солдаты подобрали. Отлежался в больнице, и все, как новенький! А я же, еще когда кадры с ним у тебя в программе смотрела, все время хотела рассказать, да так и не рассказала, вот шляпа!

– Рощин – выжил? – помертвела Славина.

Хорошо, что в кабине, где они находились, было темно, и Машка не увидела ее лица.

Рощин выжил… Значит, ей не показалось тогда, в темноте? И ее состояние тут не при чем?

Только сейчас, узнав об этом невероятном известии и, конечно, мгновенно вспомнив последние ночные часы на Сейв-Вэре, когда Рощин сначала заживо похоронил их с Максом, завалив вход в подземелье каменной глыбой, а потом вдруг оказался в пещере среди сумасшедших нацистов и второй раз попытался ее убить, Ольга впервые задала себе вопрос, который до этой секунды просто не возникал. Почему в своем фильме она совершенно обошла его чудовищную роль в той трагедии? Почему ограничилась изложением его теории, его рассказами о сейдах, его исследованиями, но ни на йоту не обвинила в происшедшем самого Влада, вдохновителя и генератора случившегося кошмара?

Более того, даже выстраивая программу и монтируя планы, ни разу не сбилась с основной линии – общество «Туле» – на параллельную и столь же важную – Влад Рощин!

Почему?

Что ее удержало? Или кто?

Словно в то время, когда она работала над программой, в той части мозга, где хранились сведения о злодействах Рощина, выключался свет. Опять мистика? Ведь если бы сейчас она не услышала эту фамилию, если б Машка не рассказала невероятное, что Рощин спасся, она бы и не подумала о том, что в ее программе не хватает ровно половины…

Стоп. Но ведь и излагая подруге о том, что произошло на Сейв-Вэре, она тоже опустила факты, связанные с Рощиным. Почему? Черт возьми, что происходит с ее головой? Кто без ее ведома включает и отключает сведения, в ней хранящиеся?

Или наоборот? Этот «кто-то», зная, что Рощин жив, сознательно оберегает ее от опрометчивых шагов?

И что теперь? Бежать к Шульгину и каяться, что программа не готова, и ее нельзя давать в эфир? А Шульгин, который и так пошел на беспрецедентный шаг – переверстал эфирную сетку – отменит и ток-шоу, которое сейчас репетируется, и уже проанонсированную вечернюю сенсацию? Нет, назад пути нет. Уже нет.

Ольга тяжело вздохнула и вновь попыталась сосредоточиться на действе, происходящем в студии. В конце концов, она – профессионал, и скоро ей идти в прямой эфир…

Последний кадр «Тайн Арктиды» завершился лаконичными титрами: автор программы – Ольга Славина.

Машка чмокнула подругу в щеку:

– Умница!

Вместе они вышли из кабинета Шульгина, где смотрели передачу, и мгновенно оказались в плотном кольце телевизионщиков. Секундное замешательство перекрыла волна аплодисментов.

Ольге Славиной, автору блестящего фильма, только что показанного в питерском эфире, рукоплескали коллеги. Она не знала ни одного лица из столпившихся в студийном коридоре людей, но видела одинаково восторженные глаза и ощущала полное профессиональное признание. Ей аплодировали товарищи по цеху, а это во все времена стоит дорого…

– Ну что, девчонки, пойдем? – обнял их Шульгин. – Мы их сделали!

Поздней ночью, когда Виктор, наконец, отбыл домой, зевающая Машка сказала:

– Лель, знаешь, теперь я за тебя спокойна. После этого эфира к тебе никто не сунется. Не посмеет. Так что завтра я могу с чистой совестью отчалить в родное Заполярье. А тебе – ждать любимого и пахать, пахать, пахать на новом месте работы!

– Спасибо тебе, Маш, – обняла подругу Ольга. – Мне теперь и в самом деле не страшно. Все позади. Во сколько у тебя самолет?

– Есть в восемь утра и в десять вечера. Может, мне утром улететь? Ты же все равно ни свет ни заря на студию помчишься? Видела я сегодня, как у тебя глаза горели. Да и я, честно говоря, без газеты уже дурею. Наркоманки мы с тобой!

– Точно. И ваш губернатор того же мнения.

– Ну, с нашими я разберусь, – грозно сообщила Мария. – Завтра же потребую, чтобы показали мне мои показания в деле!

Ранним утром прикорнувшие всего ничего, на пару часов, подруги вскочили по звонку будильника – до приезда такси оставалось полчаса. Пока Машка плескалась в душе, Ольга сварила кофе, сделала подруге нехитрый завтрак. Себе ничего готовить не стала, решив, что, проводив Машку, вполне может завалиться поспать еще пару часов.

Во дворе сонный ветерок качал синие хвосты мокрого тумана и лениво шевелил одинокие желтые листья, уцелевшие после метлы дворника.

– Ну, Лелька, пока! – расцеловала подругу Маша. – Если вдруг что, звони немедленно, обещаешь?

– Конечно, – кивнула Ольга. – И ты…

Такси весело фыркнуло и умчало подругу в невский утренний сумрак.

– Олечка, это вы? – перед Славиной выросла сухонькая фигурка со старым лысым пуделем на поводке. – А я слышу шум, думаю, неужели Максим Викторович приехал, а за Муркой не идет? Она, бедная, извелась вся от тоски!

– Господи, – обомлела Ольга. – Мурка! Как же я забыла? Любовь Ивановна, давайте, я ее прямо сейчас заберу!

Мурка, черно-белая пушистая кошка, любимица Барта и верная спутница его одинокой жизни, была оставлена под присмотр соседки. А Ольга, конечно, про нее даже не вспомнила.

– Муронька, – прижала она к себе метнувшуюся прямо от двери животину, – девочка моя, пойдем домой, я тебя сметанкой угощу…

* * *

Если бы кто-то задался целью проверить степень стоптаности полового покрытия в номере Рощина за прошедшую ночь, то был бы крайне изумлен: на крошечном пространстве, застеленном бордовым ковролином, ясно обнажился зигзаг, в точности повторяющий бесконечное путешествие Влада от кровати до двери и обратно.

Вечернее ток-шоу с исследователями мегалитов он посмотрел с наслаждением, но когда потом в кадре неожиданно появилась Ольга Славина, просто не поверил ни глазам, ни ушам.

Значит, это и есть обещанная сенсация?

Программу «Тайны Арктиды» он не смотрел. Он заглатывал ее внутрь по кадру, по плану, по звуку, доносящему с экрана. Странно, что телевизор не взорвался от гипнотического жара его взгляда.

Каждую секунду он ждал, что вот сейчас с рассказа о безумцах из «Туле» Славина переключится на него. И это ожидание оказалось настолько мучительным, что Рощин, никогда, даже в детстве, не грызший ногти, обкусал собственные пальцы до кроваво сочащегося мяса…